Окно казалось наглухо закрытым, но от него растекалась приятная чуть влажная прохлада. За стеклом мелькала темно-зеленая пелена ночного леса, и струились ленты проводов.

Впервые в жизни еду в поезде…

Я успела проклясть все поезда вселенной за то время, пока мы загружались в четырехместную кабинку, что сейчас за моей спиной, и пока ругалась с Джеком и его приятелями, но… возможно, в этом заглушенном утробном громыхании, мерных толчках и бегущих деревьях что-то есть. В каком-то фильме говорилось, в ночных поездах рождается философия… Кажется, я начинаю в это верить.

Шепот:

— Привет.

Я испуганно обернулась.

Майя. И по лицу невольно расплылась улыбка.

—

Четырьмя часами раньше я сидела в жалком уголке нашего купе, возле двери. Ноги на койке и обхвачены руками, лоб упирается в колени, а позвоночник больно трется о стенку. Дверь открыта, но всё равно здесь ужасно душно, на лице липкая испарина, и я чую кислый запах пота.

Кроме меня в купе еще шесть человек. Развязные и шумные мужчины, в том числе долговязый Зимин, «викинг» Хоньев и «римлянин» Игорь. Все сгрудились вокруг бледного хлипкого столика, навалились друг на друга и играют в карты, периодически отпуская похабные шуточки на мой счет. Из телефона, лежащего на столе, сыплется уродливая музыка.

На верхней полке напротив меня лежит Джек. Лица не видно, но кажется, его в этой жизни всё вполне устраивает.

В какой-то момент он лениво приподнялся на локте, немного нагнулся вперед и махнул мне рукой:

— Принеси кофе, а?

Я возмущенно воззрилась на него. Мало того, что он затащил меня сюда, мало того, что он строит какие-то сомнительные планы вместе с этим отребьем — он вздумал считать меня за служанку?! Всё равно что за кораблиста. Да чтоб он сдох. Кстати. Похоже, он больше не боится брать напитки из моих рук. Наивный дурак.

— А может, чай, дорогой? — красноречиво улыбнулась я, и Джек понимающе кивнул. На этом конфликт и был бы исчерпан, но для сторонних слушателей наш разговор имел совсем иной тон. Оторвавшись от карт, Хоньев подмигнул мне: — А нам чего-нибудь покрепче захвати? Ну, ты понимаешь.

Я смерила этого увальня взглядом, от которого у него должен был вывалиться кишечник.

— Да ладно тебе, — удивился он, — всё равно же пойдешь.

— Да, принцесса, — присоединился к нему Зимин. Он быстро отодвинулся от стола и почти прижался ко мне, влажно блестя глазами. — А лучше, сыграем вместе в карты?

Мне на колено опустилась горячая ладонь, и я разъяренно ударила ребром кисти по его щеке, вскочила на ноги и скрылась из купе.

Отвратительные людишки! Зная, кто я — да как они смеют?! И Джек тоже хорош. Разве не жена я ему? Как он позволяет этим ничтожествам меня лапать?!

Я стояла в проходе поезда, невидящим взглядом смотря в окно, а мимо меня то и дело протискивались чужаки, обдавая меня своими запахами, а то и вовсе толкая — и каждый раз внутри меня поднималась новая вспышка ненависти и отвращения. Если подумать, всё это сводилось к тому, что в поезде было нестерпимо душно, словно кончался кислород — и это настолько отравляло существование, что я не могла не думать об убийствах.

Краем глаза я видела, как справа неловко приближается фигура, несущая что-то в руках — и тут поезд резко встряхнуло, фигура пошатнулась, и на меня посыпались обжигающие брызги. Со злым воплем я отскочила в сторону, а мальчик, ошпаривший меня, начал судорожно извиняться, балансируя с четырьмя чашками кипятка. Это был рыжеволосый подросток чуть выше меня с глупой улыбкой и еще более глупым картонным колпаком на голове. Он выглядел нелепо и жалко, и с его непропорционально крупных кистей капала горячая вода. Руководствуясь безотчетным порывом, я улыбнулась с ноткой снисхождения и забрала у него две чашки. Пока мы шли к его купе, выяснилось, что там отмечают день рождения некой Майи, и я могу к нему присоединиться.

До чего странная ситуация! Только что я воображала, чтобы этот поезд сошел с рельсов и всех его пассажиров раздавило чемоданами — а теперь эти самые пассажиры радушно приглашают меня на свой праздник. Что ж, это лучше, чем возвращаться к Джеку или и дальше стоять в коридоре.

Итак, мы вошли в переполненное праздничное купе, поставили чашки на стол, и рыжий мальчик объявил:

— Встречайте! …как тебя зовут? Это Вера! — потом он указал на симпатичную округлую девушку, сидящую у окна, и тихо пояснил мне: — Вот Майя, у нее день рождения.

— Поздравляю, — смущенно улыбнулась я.

Майя светилась восторгом.

— Садись куда-нибудь! — она махнула рукой, затем прошлась хитрым взглядом по всем. — Вау, нас уже четырнадцать — прямо как в Хоббите! Надо же, я думала, день рождения в поезде будет ужасным, но вы все такие милые… и праздник с каждой минутой становится лучше и лучше!

Мой сопровождающий протиснулся к столику и сел в небольшую дырку возле угла стола, оставленную специально для него. Больше мест не было, даже на верхних полках.

— Садись мне на колени, — улыбнулся рыжий.

Я возмущенно закатила глаза и осталась стоять возле двери. Не особо замечая меня, подростки продолжали свой праздник — кричали, смеялись, поглощали еду и украдкой приставали к девочкам. Я чувствовала себя юным натуралистом в дикой природе — и вдруг поймала на себе пристальный взгляд именинницы. Он пронзал пространство и словно выводил нас с ней на другой уровень — отдельный от чаепития и душного поезда.

— Ты немножко похожа на пришельца из другого мира — но ты только пришелец из другого купе, — загадочно заметила Майя.

— Да нет, в целом, я из другого мира.

Как странно, здесь было так много людей, но казалось, никто из них нас не слышал, и мы говорили будто наедине.

— Каждый на самом деле живет в своем собственном мире, — кивнула Майя. — Так что все мы пришельцы.

Несколько секунд я удивленно смотрела на эту девушку с прической в форме гриба, а затем мистический контакт распался, вокруг нас снова было еще двенадцать человек. Они шумели, веселились и объедались печеньем, и кто-то настойчиво предлагал мне сесть ему на колени. Ничего хорошего, но почему-то… здесь было лучше, чем в «родном» купе.

Не знаю, провела я там десять или двадцать минут — в основном молчала, смущенно улыбалась и осторожно хлебала чай — а затем явился Джек.

Он вырос в проходе, подобно черной горе, и грозный взор его заморозил все звуки.

— Привет, — с легким недоумением улыбнулась ему Майя. — Ты?..

Но Джек не удостоил ее вниманием. Он небрежно испепелил взглядом рыжего мальчика, как будто видел тогда, как мы шли вместе по коридору, и взревел с нежностью автоматной очереди:

— Вренна! Какого черта ты здесь делаешь?!

Я опешила и рассердилась. Театрально обернулась к публике и объяснила:

— Не обращайте внимания. Ему скоро надоест, и он уйдет.

Взгляды перебегали с меня на Джека и обратно.

— А ну быстро пошла в наше купе, — с неожиданной сухостью приказал Джек.

— Так, мужчина!.. — попытался было вступиться за меня хрупкий женоподобный мальчик, сидевший возле двери, но на большее его не хватило.

— Никуда я не пойду.

— Да ладно? — Джек лениво прищурился.

— А что? Какая тебе разница, в каком купе я еду?

— Действительно, — внезапно согласился Джек, ничуть не меняясь в лице. — Тогда я присяду, ты же не против?

И безапелляционно растолкав двух испуганных девчонок, он с довольным видом уселся возле стола. В изумленной тишине он показательно умял несколько пряников, запил из чьей-то чашки, попробовал торт и поморщился. Затем, совсем разбуянившись, принялся втыкать картошку-фри в торт и кидать в чашки с чаем.

Какое убожество.

— О да, детка, ты просто Гений Зла, — мрачно буркнула я, наблюдая за этим действом. — Ладно. Я дико извиняюсь, мы пойдем.

Я попыталась дать дядюшке подзатыльник, но он увернулся.

Уходя, он захватил с собой истерзанный торт.

В нашем купе Джека ждало сокрушительное фиаско. Мы оба принялись наперебой рассказывать о действиях друг друга, причем мои слова были подкреплены тортом, и в конечном счете наши спутники предпочли отвести взгляд, чтобы глаза не так ярко горели презрительным недоумением.

Джек расхохотался и исчез на верхней полке.

Вскоре трое гостей ретировались в свое купе, и двое оставшихся людей Сказочника стали негромко обсуждать что-то про умалишенных. Я в полудреме сидела в своем углу, когда в дверь грозно постучали.

Мы трое переглянулись.

— Войдите, — удивленно позвал Игорь.

Дверь содрогнулась и отъехала в сторону, за ней толпилась армия из тринадцати подростков. В течение секунды их лица светились праведным гневом, но при виде той тихой и мирной атмосферы, что царила сейчас в купе, они засветились примерно как помидоры.

— Я могу вам чем-то помочь? — учтиво поинтересовался римлянин.

— Э… Мы… — перевели взгляд на меня. — Ты…

И наконец заметили торт.

— Это наш торт!

— Забирайте.

Женоподобный мальчик неловко взял покалеченный десерт и замер, неуверенно оглядываясь по сторонам.

— Идите отсюда, — буркнула я. — Со мной всё в порядке.

После недолгих пререканий мои неудачливые спасители потолкались немного в дверях и ушли восвояси.

—

И вот, спустя четыре часа, устав от бессонницы, я вышла в тусклый коридор и застыла перед окном, опершись локтями на белые перила. Возле меня в той же позе стоит Майя. На ней плотные черные колготки и бордовая туника по середину бедра. Русые волосы растрепались во время многочисленных попыток уснуть, но всё равно напоминают шляпку гриба. Она почти не улыбается, и ее юное лицо кажется удивительно взрослым.

— Тоже не спится?

— Ага…

— И мне…

Мы помолчали.

— С днем рождения, кстати — я ведь так тебя и не поздравила.

Майя беззвучно засмеялась.

— У меня нет сегодня дня рождения.

— Был вчера, — ведь уже за полночь.

— Нет, не был. У меня день рождения весной, в марте, — она хитро улыбнулась. — Просто нужен был повод, чтобы собрать такую веселую компанию.

— О… — протянула я, и Майя снова засмеялась, но как-то без задора.

— На самом деле я совсем не хочу ехать в эту частную школу, — ответила она не незаданный вопрос. — Но родители считают, так нужно… Все мои друзья, конечно, обещали не забывать меня, и интернет нам в помощь, но… я знаю, как это бывает. Пока учишься с кем-то вместе и видишься каждый день, переписка — не проблема. Но если ты можешь с человеком только переписываться, то, скорее всего, писать будет не о чем…

Я попыталась представить такую ситуацию.

— И к тому же… — продолжала Майя. — Когда грустно, то сразу вспоминаются всякие проблемы… и становится в десять раз грустнее.

Вот здесь я ее понимаю.

— Ты прости, что гружу тебя…

— Нет-нет, рассказывай. Всё равно я уснуть не могу.

Слово за словом, наш разговор струился, словно ручьи во время ливня, черпая из воздуха всё новые и новые темы. Они появлялись сами по себе, и казалось, будто мы знаем друг друга уже много лет. Эта девочка из иного мира, с другими привычками и вкусами, тем не менее произносила фразы, сидевшие у меня в голове, и понимающе кивала в ответ на мои слова. Даже когда предмет разговора был мне незнаком, мне почему-то было чертовски приятно слушать, что Майя говорит о нём.

Впрочем, моя откровенность не выходила за рамки дозволенного, и периодически мне приходилось сочинять что-то про школу или семью. Это несколько отравляло удовольствие от общения, а когда в нашей беседе внезапно возникла тема планов на будущее, меня и вовсе накрыло тоской. Сначала мне вспомнилось, что наш мир, согласно гениальной метафоре Джека — падающая тарелка. Потом я предположила, что это не так, и мне стало еще противнее.

Подобно предрассветному сну передо мной промелькнула вся моя будущая жизнь в этом «нормальном мире». Скучная работа, маленькая серая квартирка, какой-то непонятный, похожий на кораблиста ребенок ползает по кафeлю. Иногда в квартирку заходят мужчины с водянистыми глазами. Затем — моя взрослая дочь, до ужаса похожая на меня сегодняшнюю, чахнет из-за никчемности собственного бытия, напоминающего последний год моей жизни, а я почему-то старая — мне, наверное, сорок, не больше, но я старая и тощая, как ведьма — совсем не под стать своей матери!.. И работаю в этом плоском, одномерном мире — каждый день, каждый день!.. И умираю в сорок лет от старости, жадно вспоминая убийства, вспоминая свои нежные белые руки, запятнанные кровью, и скучая по ним…

— Вера? Всё в порядке?

— Как ты правильно сказала — стоит только взгрустнуть, и нахлынут все, какие только есть, печали.

— Да, это точно. Я передала тебе свою хандру? Прости…

— Прощаю, — я улыбнулась, всё еще замирая от ужаса и тоски. У меня будто открылись глаза на то, к чему я иду. Да, понимаю, в сорок лет не умирают от старости, но ведь это образно! Как можно так жить? Как можно спокойно шагать к такому концу?..

Словно читая мои мысли, Майя философски и не без иронии заметила:

— Мир — тлен, и в итоге все всё равно умрут.

Я молчала, судорожно ища в своем воображении какую-нибудь зацепку — хоть что-то стоящее, ради чего стоит оттягивать финал. Но посреди ночной меланхолии, глядя на проскальзывающие за окном волны черного леса, я не видела ответа — и пробормотала потерянно:

— Может, мне лучше было умереть тогда?.. три года назад…

— Что ты такое говоришь?

— Ну, у меня была замечательная возможность, — я выдавила улыбку. — У меня были иллюзии, и смерть казалась осмысленной. Как и жизнь.

— Умереть можно в любой момент. Взять и умереть.

— «Умереть может каждый дурак, а вот жить, несмотря ни на что — такой вызов я принимаю!» Так сказал один мой знакомый.

— Он, наверное, милашка. Похоже на фразу из какого-нибудь BD. «Магма течет в моих жилах, раскаляя сердца!..» — Майя зажмурилась и воинственно вскинула правый кулачок, явно пытаясь подбодрить меня.

Я внимательно посмотрела на нее и осторожно уточнила, о чём она. Это вызвало живой всплеск эмоций и возмущения, и следующие полчаса меня знакомили с молодежной субкультурой любителей комиксов. Не то что бы они привели меня в восторг, но приступ апатии был преодолен.

Следующим утром, шагая по перрону вслед за Джеком, я думала об этом странном знакомстве. Сколько неконтролируемых совпадений должно было произойти, чтобы мы с ней встретились!.. Не знаю, может, это из-за моего затворничества, но мне кажется, что такие встречи — одна на миллион. Ведь надо же так — не успели мы заговорить, как возникло ощущение, будто я могу доверить ей душу.

Или дело в том, что мне одиноко, и я готова привязаться к первому встречному?..