Я дочитала вторую новеллу из книги, которую вручил мне на прощанье Игорь, и отложила цветасто-бежевый томик — он с шуршанием занял свое место на невзрачной белой тумбочке возле кровати. «Десять томных сердец» — гласила обложка. Слезы, крики и самоубийства. Довольно оригинально, никогда такого раньше не читала. Хотя Игорь извинялся, что предлагает мне такую бульварщину, так что, возможно… то, что я никогда прежде не видела таких книг — заслуга Джека.

Вообще, он, конечно, тоже не обошелся без нескольких любовно-эротических романов (зачем ему было нужно, чтобы я их читала, вполне понятно), но в тех книгах речь шла о страстях, изменах, интригах и разнообразном, подробно описанном сексе. Здесь, в этих «Десяти томных сердцах», за основу каждой повести взята некая абстрактная святая, вечная и чистая любовь, которая подвергается всяческим испытаниям. Не знаю, насколько можно верить этим историям, но в любом случае, они помогают неплохо скоротать время.

Время, которое я трачу, сидя у больничной койки Зимина. Сидя, читая и постепенно начиная чувствовать себя одной из героинь этих слезливых новелл.

Даже не знаю, как я позволила себя уговорить. Эти паршивцы просто воспользовались моей секундной слабостью и оставили меня нянчиться с больным, а сами укатили черт знает куда. И это не говоря уж о Джеке! Исчез вместе с машиной, не сказав ни слова. Эх, если бы машина была на месте, можно было бы хотя бы позлорадствовать, что он наконец получил по заслугам.

Если уж наша треклятая сила действительно оставляет нас, то с кого бы ей начинать, как не с него? Совершенно справедливо, что он был беспомощен против кораблистов и мог только истерически сотрясать воздух своими «приказами».

Другое дело, что вся эта система не знает справедливости — ну или не знала до сегодняшнего дня. Если я нарушу Договор — например, убью кораблиста, или покину свой ареал, или перепихнусь с каким-нибудь парнем — то лично мне, скорее всего, ничего не будет. Зато какой-нибудь мистер А. Вентедель, внезапно обнаружит, что десятый справа кораблист не хочет завязывать ему шнурки, а миссис Ю. Вентедель подавится чьими-то золотыми коронками, затесавшимися в ее ужине. Более того, некоторые авторитетные исследователи заявляют, что она может подавиться этими коронками не сейчас, а через десять или двадцать лет, а еще через триста пятьдесят — какой-нибудь Р. Вентедель не сумеет заставить своих миньонов стелить его постель. Такие вот законы природы.

Я вздрогнула от телефонного звонка и быстро вытащила мобильник из кармана. Здесь, в больничной палате, даже классическая музыка казалась чем-то неуместным.

— Алло?

— Вера, привет, — смутно знакомый девичий голос, позади которого слышится шум и смех.

— Привет, — неуверенно откликнулась я.

— Не узнаешь? Это же я, Майя.

— А, Майя, привет, — радостно повторила я.

Странно, почему-то у меня не сработал определитель номера.

Странно, почему-то я привыкла к тому, что у меня есть сотовый и на нем определяется номер, но не привыкла — что здесь не убивают и не употребляют в пищу людей. Действительно, немного странно.

— Ты в Штаман-Рейне? — беззаботно спросилась Майя.

— Да.

— О, здорово! Мы с ребятами из спецшколы собираемся на фестиваль комиксов, давай с нами? Ты представляешь, я нашла столько фанатов Мальтрекса в параллельном классе, а еще двоих в одиннадцатом, и пару в восьмом… вот! Я так счастлива! Я думала, здесь будет гораздо хуже!

Меня на секунду заклинило от такого потока эмоций.

— Э… То есть, там будет очень много людей, да?

— Ну да, довольно много, а ты против?

— Ну так… не то что бы… — я взглянула на сопящего Зимина, на «Десять томных сердец». — Да, я пойду. Когда, где?

— В воскресенье, только я еще не знаю, как мы встречаемся, так что я еще позвоню тебе — завтра наверно, но это супер-мега-клево, что ты пойдешь!

— Ага…

— Ладно, мне еще народу звонить, давай, пока!

«Вызов окончен», — сообщил телефон. Я убрала его и в недоумении покачала головой. А затем снова взялась за «супер-мега-романтическую» книжку.

—

Зимин пришел в себя в самый неподходящий момент: Роджер как раз запрыгнул на карниз — в одной руке револьвер, в другой кукла-вуду — а Сьюзен, прикованная к кровати, из всех сил пыталась встать на колени. Я нехотя закрыла книгу.

— Как себя чувствуешь?

— Эм…

Он смущенно оглядывался по сторонам, немного похудевший и взъерошенный. К белесому шраму, пересекающему бровь, теперь присоединилось несколько отметин на бедре, но их видно не было.

— Мы… не совсем провалились?

— Точно сказано. Не совсем.

— Ты… — он нахмурился, сначала серьезно, потом — лукаво. — Ты построила башенку из монстров?

— А, это. Ну да, — я улыбнулась. — Глупость полная, если честно. Но я испугалась, увидев, что Джека они не слушают, и мне захотелось быть выше, чтобы до всех докричаться.

— Это было довольно… величественно.

— Как мило, что тебя в тот момент это волновало.

Он смешался и опустил взгляд.

— Почему-то всех волновало. Почему-то все не преминули сказать, что я была величественна.

— Это такой странный язык. «Ты была величественна» — значит «спасибо».

— Вот как? — я засмеялась, он тоже, и мы смеялись куда дольше, чем следовало смеяться такой простой шутке.

Когда этот внезапный взрыв веселья прошел, Зимин вдруг вкрадчиво поинтересовался, указывая на книгу:

— А что это у тебя?

Я показала, и он снова разразился хохотом, и я после нескольких секунд изумления к нему присоединилась. Отсмеявшись, едва дыша, спросила:

— Да в чём дело?

И истерический хохот накрыл нас новой волной.

— В чём дело? В чём дело?! — я толкнула его рукой.

— Черт!

— Да хватит уже гоготать, больной!

— Черт, ты не представляешь, как это смешно.

— Действительно.

— Как это смешно, что великая, могущественная принцесса чудовищ, госпожа Вренна Вентедель читает сборники сопливых бредней для старых дев.

— Так это всё-таки фуфло?

— Нет, блин, шедевр литературы.

— Я впервые в жизни вижу такую книгу. Мы Игорь дал, чтобы время убивать, пока ты в отключке.

— Игорь?! Так он у нас фанат томных сердец, оказывается?

Я нахмурилась, не понимая, то ли он не верит, то ли — радуется возможности поглумиться над шефом.

— Ну, — добавила я осторожно, — он извинялся и говорил, что ничего лучше не нашел.

— Это неважно, — отрезал Зимин. — Я ему это припомню — не раз припомню.

— Ну удачи, — я усмехнулась, разделяя его злорадство.

-

Наступил понедельник, и ни на каком фестивале я так и не побывала. Майя звонила несколько раз, то отменяя, то назначая встречу — то несчастная, то фонтанирующая восторгом. Мне вспомнилась ее тихая тоска в ночном поезде, и стало как-то неприятно из-за этих наигранных эмоций.

Зимин шел на поправку.

Врач и медсестры считали, что его покусала крупная домашняя собака, которую он на спор доводил до белого каления. Хоньев предлагал дворнягу, но Игорь пожалел Славу, настоял на ручной псине и убедил врачей, что уколы от бешенства не нужны.

Я, опять же благодаря харизме Игоря, жила в соседней с Зиминым палате. Хромающие по коридорам больные раздражали, конечно, но здесь, по крайней мере, было тихо. К тому же, не приходилось платить за гостиничный номер.

Я дочитала четвертую новеллу и отложила книгу, подумав, что в этих историях действительно присутствует некое однообразие.

Зашла к Зимину — он, сжав зубы от сосредоточенности, играл в свой телефон.

— Привет, — села рядом со стороны здоровой ноги и заглянула в экран. Маленький черный человечек падал с крыши, уворачиваясь от лезвий.

— Привет, — пробурчал он, не разжимая зубы и судорожно дергая телефон из стороны в сторону.

— Какая милая игра.

— Ага.

Человечек наконец наткнулся на вращающиеся винты и разлетелся на кровавые кусочки, а на их фоне появился счет в несколько тысяч очков.

— Чуть-чуть до рекорда не хватило, — пожаловался Зимин.

— Ну, уж… — я с насмешкой развела руками.

Зимин вздохнул, вышел из игры и бросил телефон на скомканное одеяло.

— Как ты?

Я пожала плечами.

— Нормально. Меня динамит Майя.

— Это та девочка из поезда? Вы подружились?

— Ну типа.

Он улыбнулся:

— Это мило.

— Это ее заслуга.

— Всё равно. И как же она тебя динамит?

— А, то зовет, то не зовет куда-то там. Она странная. В хорошем смысле.

— Так и ты тоже.

Я усмехнулась.

— Кстати, мне вот любопытно. А что ты о себя рассказываешь?

— В смысле?

— Ну, должна же ты говорить, типа, что в такой-то школе училась или, не знаю, что у тебя пес Шарик был.

— Пес? Это с намеком?

Он фыркнул.

Я пожала плечами:

— Не знаю, меня как-то не спрашивали — я ничего и не говорила. Но если разговор зайдет — совру что-нибудь, — я улыбнулась. — Порекомендуешь, что надо говорить, чтоб было правдоподобно? Что нормальные люди думают, например, об этой школе?

Он рассмеялся.

— Ай, мерзкое место. Оттуда хочется свалить и не вернуться. И главное, все почему-то уверяют тебя, что это — лучшие годы твоей жизни, о которых ты будешь с нежностью вспоминать на склоне лет.

Я посмотрела на него пристально и вдруг спросила:

— Слав, а сколько тебе лет?

— Девятнадцать, — он ответил на взгляд. Глаза оказались светло-зелеными.

— А что ты делаешь в этой организации? Почему не учишься, не служишь или не нашел нормальной работы?

Да, я уже немного разобралась, когда и чем люди обычно занимают свою жизнь.

— Ну… — он смутился. — А чем это не нормальная работа? Разве не круто быть мафиози?

Я нахмурилась, но отвечать не стала. Что-то мне подсказывало, что ему еще далеко до крутого, самостоятельного и безбедного бандита.

Мы заговорили о какой-то ерунде, и я постепенно стекла со спинки кровати и теперь полулежала рядом с ним, а он смотрел на меня снизу вверх и явно думал о чем-то не том.

Затем внезапно зазвонил мой телефон, и я, резко сев, взяла трубку.

Это была Майя. Она снова назначала встречу. На этот раз и день, и время, и место. И, конечно, клятвы, что на этот раз всё заметано.

— Обижаешься на нее? — с участием спросил Зимин, когда я положила сотовый.

Я обернулась к нему и пожала плечами.

— Немного. Хм… Это странно. Мы виделись всего один раз в жизни — кто она мне?

— Она кажется душой компании. У нее дофига приятелей, и она умеет цеплять новых.

— Она кажется чуть ли не клоуном, если забыть, как серьезно и печально она смотрела в окно.

Он не понял, а я не хотела объяснять.

— Ладно, пойду я. Она сказала, что единственный способ собрать всех — опять сказать, что у нее день рождения. Так что надо что-нибудь подарить для вида.

— По-моему, она водит тебя за нос.

Я пожала плечами.

— Ладно, пока.

— Пока, — эхом откликнулся он.

—

Мы встречались на следующий день после обеда на автобусной остановке и ехали на окраину города, в парк развлечений «Сюрион». Я кое-как пережила жаркое дыхание и суетливость полусотни людей, набившихся в автобус, но парк оказался еще хуже. Толпы, крики, смех, очереди за сладкой ватой, ужасные красноносые клоуны… Боги, зачем я пришла сюда?!

Даже Майя, ради которой были все эти жертвы, общалась не со мной, а со всеми вместе взятыми, и мне хотелось скрыться за какой-нибудь будочкой с надписью «Касса», а лучше и вовсе уехать отсюда. И самое худшее было даже не в шумной неугомонной толпе, а в ощущении, что компания, собранная Майей, то и дело бросает на меня странные, настороженные взгляды.

— …Нет, нет, — говорила негромко Майя, а потом объявила во всеуслышание. — Так. Ладно. Мне надо отойти на пару минут. Пойдем со мной?

Я сообразила, что обращается она ко мне и удивленно кивнула.

Мы отделились от компании и пошли по относительно тихой тропинке мимо временно закрытого аттракциона.

— Ты прости… Ты здесь чувствуешь себя немного неприкаянно, да? — виновато заговорила Майя.

— Ну, наверно.

— Мне так хотелось с тобой снова встретиться, правда. А у нас почти не получается поговорить.

Я задумалась на секунду.

— Расскажи, как тебе в новой школе? Кроме того, что ты нашла много товарищей по интересам. Скучаешь по родным?

— Угу… Сперва отдыхала от сестры, а теперь и по ней скучаю.

Мы прошли мимо небольшого домика, освещенного фонарем, и Майя вдруг воскликнула:

— Стой, Вренна, вот же он!

— Кто?

— Туалет.

Мы зашли, она скрылась на минуту в кабинке, вернулась к раковинам и стала мыть руки.

— Вренна?

— Да?

— Отозвалась.

— Что?

— Ты дважды отозвалась на «Вренна». И один раз тебя так назвали в поезде.

Меня прошило электрическим током.

Весь шум «Сюриона» вдруг куда-то подевался, и слышно было только шуршание воды под краном и мое собственное дыхание. Я молчала, а Майя продолжала вхолостую, без мыла, мочить кисти рук.

— Ты ничего не скажешь? — наконец поинтересовалась она.

Я прикрыла глаза.

— Ты ведь давно подозреваешь, да? Ты позвала меня сюда, чтобы убедиться.

Теперь молчала она.

— И все эти «друзья»… Они поэтому так странно на меня целый день смотрели. Ты и им всё растрепала.

— Я случайно! — она всё-таки выключила воду и обернулась. — Мы смотрели новости на перемене (у нас в школе висят телевизоры), и там показывали тебя и еще нескольких Вентеделей. И я так удивилась, что воскликнула: «Да я же ее знаю!». И понеслось…

Я скривила губы и передразнила ее:

— «Я так хотела снова с тобой встре-етиться!», «Я так счастлива, что ты пойде-ешь!».

— Ну… ну так я правда хотела с тобой встретиться, одно другому же не мешает. Ну ты сама подумай, это же жуть как любопытно!

— Любопытно? Мы об одном и том же? Так, и вообще, — я скрестила руки на груди. — Почему это никто в панике не убегает?

— А кто должен? — удивилась Майя. — Это же не страшно, это круто!

Я фыркнула.

— Ну ладно, да, это немного жутковато, конечно, но… ты как Мальтрекс! Это круто! Мальтрекс Обратитель Магмы повелевает! — она театрально взмахнула руками. — Ты не помнишь его? Я же тебе показывала… Обязательно почитай про него!

Я невольно приложила ладонь ко лбу, измученно смотря на Майю, и констатировала:

— Скоро я буду пытаться доказать, что ты инопланетянин.

Она хитро засмеялась, подошла и приобняла меня.

— Слушай. Я скажу этим всем, что ты никакая не Вренна и что я обозналась. Но тебя показывали по ящику. Если ты скрываешься, тебе надо хотя бы волосы перекрасить.

Я подумала немного.

— Можешь говорить им что хочешь — я домой.

— Ты обиделась?

Меня пробил истерический смех.

Со мной что-то происходило — мне было скверно до слез, но я хохотала, не в силах остановиться, прижавшись спиною к косяку двери и немного согнувшись. Белый свет фонаря слепил глаза, и трава казалась зеленой, как лайм, а тени черными, как могила. Я снова слышала крики людей с аттракционов, и они отдавались в голове со звенящей точностью. От безудержного смеха не хватало кислорода, и перед глазами плыли круги.

Над ухом послышался мягкий шепот, теплые руки ввели меня обратно в домик и побрызгали в лицо холодной водой. Я пришла в себя.

Майя смотрела с участием, но это взбесило меня. Я махнула рукой наподобие отдачи чести, бросила что-то на прощание и ушла, не оглядываясь.

Самое гадкое, что Джек предупреждал меня. Позвонил вчера вечером и предостерег, чтобы особо на улицу не высовывалась — якобы это может быть опасно — и обещал на днях приехать за мной. Я дала ему неправильный адрес, потому что тогда совсем не хотела никуда уезжать. Но теперь, наверное, придется перезвонить…

Я вернулась в больницу в половину одиннадцатого и с трудом уговорила сторожа пустить меня. Скрутилась на кровати в своей палате.

Зимин зашел туда через пару минут после моего прихода — наверно, услышал шаги. И замер на входе, сбитый с толку моим убитым видом.

Прикрыл дверь и сел рядом.

— Что случилось?

— Эта паршивка вызнала, кто я! Черт! Как же мне гадко!

— Оттого что она узнала?

— Не знаю! Уйди, Зимин, меня сейчас всё бесит!

Он попытался продолжить разговор, поспорить, но в итоге сдался и вышел, сказав напоследок только, что его завтра выписывают.

Я маялась на жесткой кровати до полуночи, вспоминая, вспоминая, вспоминая… Да, мне было обидно из-за их шпионских игр, из-за притворства Майи и моей собственной неприкаянности. Но всё это было мелочью, к этому можно было отнестись с юмором. То, что меня по-настоящему терзало, скрывалось в прошлом, в моих четырнадцати. Человек, которого я встретила тогда, также беззаботно относился к тому, кто я, и поплатился за это. Он был очарователен в своем безрассудстве, и меня вывело из себя то, что кто-то смеет подражать ему в этом.

— Так, я не поняла вообще, почему ты не вопишь, не молишь о пощаде и не пытаешься убежать?

— Ну, потому что рисовать смайлики на воздушных шариках гораздо увлекательней.

ААА!!! Как она посмела отшучиваться почти так же, как и он?! Шарики, комиксы — одинаковая ерунда!

…И если она ведет себя так же, как он — почему это меня отталкивает? Его мне не вернуть, так почему не согласиться на замену? Она ведь нравилась мне. Что произошло?

Как я хочу уснуть!

Отчаявшись, я села в кровати и набрала Джека. Он ответил со второго гудка.

— Я тебе соврала, — призналась я, после обмена «приветами».

— Ты не в отеле «Юпитер», — подтвердил он.

— Ты уже приехал?

— Да. Где ты?

— В больнице…

— Что случилось? — резко спросил он.

— Ой, занервничал, — съязвила я. — Я с Зиминым, просто за компанию.

— Так он выжил? — удивился он. — Ладно, давай адрес больницы.

Я назвала.

— Скоро будешь?

— Через полчаса, детка.

— Я буду ждать тебя в холле. Дальше тебя не пустят.

— Ладно, до встречи.

Я попрощалась и свесила ноги с кровати. Холодный воздух гулял между голыми растопыренными пальцами.

Вот и всё. Вот и кончилось мое маленькое одинокое приключение. Я возвращаюсь под опеку Джека.

Я собрала свои небольшие пожитки и крадучись вышла в коридор. Остановилась возле палаты Зимина и осторожно заглянула. Он играл в телефон, и я невольно улыбнулась. Услышав тонкий скрип двери, он поднял голову и удивленно кивнул мне. Я вошла и, как обычно, села на кровати.

— Всё, — объявила я. — Джек заберет меня через полчаса.

— О… — только и сказал Зимин. — М… А меня завтра выписывают.

— Ты уже говорил.

— Да.

Я вздохнула, смотря, как человечек в телефоне Зимина падает без его ведома.

— А ты был прав, — заметила я. — Она действительно водила меня за нос.

— На самом деле многие так делают. Дружба — это не всегда что-то честное и сердечное. Просто людям нужно общение — так же как еда или сон. И они общаются, удовлетворяя эту потребность, а вовсе не потому, что без ума друг от друга.

— Звучит жутковато. Мы с тобой тоже поэтому общаемся?

Он опустил взгляд.

— Нет, я надеюсь. Хотя, можно сказать, именно за этим тебя здесь оставили — чтобы мне не было одиноко — чтобы удовлетворять мою потребность в общении… Но лучше об этом не думать, а то всё как-то мрачно получается.

— Да уж, — я засмеялась.

— А ты, я смотрю, повеселела, — заметил он. — Что, так рада наконец уехать от меня?

Я не знала, что ответить.

— Я устала. А с Джеком проще. Он придурок, конечно, но с ним можно не думать, что делаешь. Всё равно за все мои глупости отвечает он. И есть кого во всём винить, — я усмехнулась.

— Удобно.

В кармане задрожал телефон, и я ответила, пока он не начал свою громкую песню.

— Ну и где ты? — раздраженно спросил Джек.

— Сейчас. Пять минут.

Я убрала мобильник и, встав с кровати, развела руками. Зимин тоже поднялся и, чуть хромая, проводил меня до двери.

— Ну, что ж… — я обернулась к нему, ища, что сказать на прощание.

Он взял мою руку.

— Спасибо, что составила компанию, — и коротко чмокнул меня в губы, а потом, лукаво усмехаясь, перехватил мою руку так, будто мы просто обмениваемся дружеским рукопожатием.

Я опешила и улыбнулась.

— Бывай, — сказал он.

— Удачи, — ответила я.

В холле действительно ждал Джек — в кожаной куртке, позвякивая ключами от незнакомого бирюзово-серого автомобиля. Мы, не здороваясь, сели в машину, и Джек газанул по ночной улице.