Пенрода стригли. Парикмахерская располагалась на углу улицы, рядом с аптекой. Это была солнечная сторона, и, так как день стоял знойный, Пенрод обливался потом. Чрезвычайно невыгодное состояние, когда тебя стригут! Часть волос, которые падают с парикмахерских ножниц, налипают на потное лицо, лезут в рот, в нос, забиваются за воротник и даже попадают в уши.

Нельзя сказать, чтобы Пенроду не нравилось стричься. Сама по себе стрижка, пожалуй, даже доставляла ему удовольствие. Но вот состриженные волосы… Они нещадно щекотали и кололи. У Пенрода даже слезы навернулись на глаза, и он начал корчиться, ерзать, дергаться и поводить плечами, ежеминутно рискуя, что ножницы парикмахера отхватят вместе с волосами еще какую-нибудь часть его существа. Наконец он добился своего: парикмахер задел кончик его уха.

— Уй-й-й! — заныл Пенрод.

— Что, поцарапал немножко? — осведомился парикмахер приторным голосом и неискренне улыбнулся.

— А-а! — немедленно запротестовал Пенрод против квасцов, которые парикмахер приложил к ранке.

— Это не больно, — сказал парикмахер, — но если вы не будете сидеть смирно, вам опять будет больно. Может быть, даже еще больнее.

Опередив таким образом Пенрода, который как раз хотел сказать, что ему и так уже достаточно больно, парикмахер продолжил работу.

Пенрод фыркнул. Он сделал это отнюдь не из презрения к парикмахеру. Просто он пытался сдуть усы, которые образовали волосы, прилипшие к верхней губе.

— Видели бы вы, как смирно сидит у меня маленький Джорджи Бассет, продолжал в том же духе парикмахер, — я слышал, его считают лучшим мальчиком у нас в городе.

Пенрод снова фыркнул. Но на этот раз он выражал презрение, ибо был совершенно не согласен с парикмахером.

— А вот по поводу Пенрода Скофилда я что-то не слышал ничего подобного, — не унимался парикмахер.

— Ну и что? — произнес Пенрод, с трудом освободив губы от волос. Нужно мне очень! Ой-й-й!

— Я слыхал, Джорджи Бассета называют маленьким джентльменом, подначивал коварный парикмахер.

— Пусть кто-нибудь только попробует меня так назвать, — тут же заявил Пенрод, — пусть только раз попробует! Готов спорить на что угодно: больше ему не захочется пробовать! Ой-й-й!

— Почему не захочется? Что вы с ним сделаете?

— Я-то знаю, что сделаю! Могу поспорить, я у всех отобью охоту так меня называть!

— Даже если вас так назовет маленькая девочка? Неужели вы ударите маленькую девочку?

— Ну, я… Ой-й-й!

— Значит, не ударите маленькую девочку? Нет ведь? — не отставал парикмахер. Он завладел вихром на затылке Пенрода и повернул его голову в совершенно неестественное положение. — Разве не сказано в Библии, что нельзя бить слабый пол? — добавил он.

— Ай! Осторожней!

— Значит, вы ударите даже несчастную слабую девочку? — снова пристал парикмахер.

— Да кто вам говорит, что я ее ударю? — спросил благородный Пенрод. — Я с ней по-другому разделаюсь. Но, уж будьте спокойны, она пожалеет!

— Но вы же не станете ее обзывать, а?

— Не стану! Руганью вреда не причинишь!

— Ну, понятно! — воскликнул парикмахер. — А я вот однажды проходил мимо вашего дома и слышал, что вы кричали шоферу бакалейщика. Значит, вы хотели причинить ему пользу? Надо сказать ему, а то он мне говорил, что, если вы попадетесь ему где-нибудь на улице, он с вами рассчитается по-свойски. Он говорил, что сделает с вами то, что вам не понравится. Вот так-то, сэр.

— Пусть сначала меня поймает. Хвалиться-то каждый может.

— И все-таки вы так и не сказали, что намерены сделать маленькой девочке, если она вас назовет маленьким джентльменом? Хотел бы я знать, как вы поступите? Хотя, в общем-то, я и сам знаю, чего от вас ждать.

— Чего же?

— Вы натравите своего старого пса на ее кошку, если у нее есть кошка, продолжал парикмахер дразнить его.

— А вот и не натравлю!

— Ну, а что вы сделаете?

— Да уж сделаю, не волнуйтесь!

— Ну, а если это будет мальчик? Мальчик подойдет к вам и скажет: «Хэлло, маленький джентльмен!» И что вы намерены предпринять?

— Его счастье, если он вернется домой живым, — мрачно ответил Пенрод.

— А если он будет вас на голову выше?

— Пусть только попробует, — тон у Пенрода стал угрожающим. — Пусть только попробует, и свет в его глазах померкнет. Вот так!

Парикмахер погрузил десять деятельных пальцев в беззащитную голову Пенрода и предпринял все, что от него зависело, чтобы сдвинуть ее с места. Этот парикмахер очень раздражал Пенрода. Он терпел его, сколько мог, но теперь его терпение лопнуло. Правда, он не стал выражать неприязнь прямо по адресу. Он изобрел более хитрый способ. Суть его заключалась в том, что ненависть к парикмахеру он перенес на воображаемого типа, который, несмотря на то, что выше на целую голову, решится назвать его «маленьким джентльменом», и стал детально смаковать способы отмщения. Парикмахер обращался с ним так, как даже отец не позволял. Он тряс его, хватал за щеки, раскачивал из стороны в сторону. Казалось, он решил сломать ему шею. А воображение Пенрода в это время рисовало картины, в которых он жестоко расправлялся с обидчиками огромного роста. Лица верзил мелькали одно за другим, и все, получив по заслугам, вопили и взывали к милосердию Пенрода.

Вдруг мучения прекратились. Парикмахер обмакнул лицо Пенрода салфеткой, и глаза его не только перестали слезиться, но даже вновь обрели способность видеть мир. Потом парикмахер освежил его голову одеколоном, после чего от него стал исходить запах, если не изысканный, то, во всяком случае, резкий.

— Ну вот, — сказал парикмахер, аккуратно приглаживая его немилосердно пахучие локоны, — и чего вам так не хочется, чтобы вас называли маленьким джентльменом? Ведь это же, можно сказать, комплимент. Зачем же вы собираетесь побить того, кто вас так назовет?

Этот вопрос не имел для Пенрода ровно никакого смысла. Он не собирался залезать в дебри психологии, и его совершенно не волновали истоки ненависти, которой он проникся к выражению «маленький джентльмен». Он просто знал, что считает его для себя оскорбительным и на дух его не переваривает, и этого ему было достаточно.

— Пусть только кто-нибудь попробует! — предостерег он, вылезая из кресла.

Он подошел к двери, обернулся и не менее грозным тоном добавил:

— Пусть только кто-нибудь попробует! Пусть хоть один раз попробует, мне много не надо! И одного раза будет достаточно, чтобы получить от меня по заслугам!

Парикмахер захихикал. Потом ему на нос села муха. Он хотел прихлопнуть ее, но не попал и только больно ударил себя по носу. Парикмахер разозлился. Но почти тут же выражение гнева в его маленьких глазках сменилось радостным блеском. Он увидел новых клиентов, и каких! В парикмахерскую вошла самая хорошенькая девочка на свете, а за руку она вела своего маленького братца Митчи-Митча, которого и надо было подстричь, чтобы он совсем не запарился.

День был жаркий, парикмахера одолевала скука. К тому же он был раздражен болью в носу, да и вообще не отличался добротой. Словом, этот коварный субъект при виде Марджори с братцем тотчас задумал скверную интригу, которую и не замедлил осуществить.

Тем временем Пенрод с мрачным видом шагал домой. Путь был невелик, но и его хватило, чтобы воображение подкинуло еще пару-другую блестящих схваток с возможными оскорбителями.

— Советую никогда не называть меня так! — бормотал он на ходу. — Только попробуйте, и вы получите не меньше остальных. Я не люблю, когда по отношению ко мне позволяют вольности. Ах, вы все-таки будете? Будете? — И он изо всех сил пнул железную стойку забора.

Забор не понес сколько-нибудь ощутимого урона, чего нельзя было сказать о Пенроде. Он сразу же раскаялся в собственной неосмотрительности. Раскаяние выражалось достаточно бурно. Он стонал, скакал на одной ноге, не участвовавшей в схватке с забором, и наконец одарил железный столб гневным взглядом.

— Надеюсь, в следующий раз вы будете более осмотрительны, — сказал он своему врагу на прощание. — Если я снова поймаю вас тут, я за себя не отвечаю. Я…

Тут он стал бормотать что-то совсем невнятное, но достаточно грозное и агрессивное.

Правда, по мере приближения к дому его воинственный пыл несколько унялся. Тому причиной был новый объект, который всерьез привлек его внимание. Какая-то бригада, видимо, ремонтировала мостовую, и теперь на перекрестке, в непосредственной близости от конюшни Скофилдов стоял никем не охраняемый котел с варом. Первым делом Пенрод испытал вкусовые качества вара. Но этот вар ему не понравился. Он не отвечал кулинарным стандартам и даже не мог заменить жевательную резинку, ибо был слишком жидким. Но зато он был еще теплый и, главное, липкий. Последнее качество больше всего восхищало Пенрода. Он множество раз имел дело с варом, но такой ему еще не попадался. Когда Пенрод решил вытереть руки, он понял, что ни один предмет не в силах ему в этом помочь — ни жилет в горошек, ни брюки, ни забор, ни Герцог, который имел несчастье подойти, виляя хвостом, именно в этот момент, и отошел, внеся солидный вклад в копилку своего жизненного опыта.

Но вар есть вар. Даже когда он слишком жидкий, он все же годится для множества интересных дел. Пенрод услышал за соседним забором голоса мальчишек и различил среди них голос своего друга Сэма Уильямса, но не двинулся с места. Котел не отпускал его воображения. Вокруг котла валялось множество щепок и палок. Пенрод засыпал некоторое количество этих материалов в котел и как следует размешал вар.

Потом он приготовил бригаде, которая придет работать с варом, другие сюрпризы. Котел был почти полон, и вот Пенроду захотелось проверить, какое потребуется количество булыжников и кирпичей, чтобы вар полез через край? Он начал усердно работать над осуществлением этого опыта и уже почти достиг цели, когда его вдруг осенило, как можно продолжить эксперимент и придать ему несравненно большую масштабность. На другой стороне улицы давно уже покоился в траве большой белый камень, круглый, словно арбуз. Он никому не был нужен, и его присутствие здесь объяснялось лишь эстетическими соображениями, в правомерности которых тоже легко было усомниться. И вот теперь старине камню предстояло послужить во благо науки.

Выковырять его оказалось не особенно трудно. Но вот доставить в котел это была задача, и она потребовала от нашего скромного труженика немалого напряжения как умственного, так и физического. Вели ему проделать такое кто-то из старших, он с законным возмущением заявил бы, что это выше его сил. Но сейчас его никто не понуждал. Он повиновался лишь всепоглощающему инстинкту разрушения, настолько сильно выраженному у подростков, что с его помощью можно совершать подлинные чудеса. Словом, дело просто горело в его руках. Он предчувствовал, что вот сейчас в результате его трудов произойдет самый замечательный в мире всплеск, и это удесятеряло его силы.

Весь вспотев, отчаянно кряхтя, он ценой огромного напряжения, которое легло на его мышцы и позвоночник, подкатил камень к подножию котла. Пенрод немного передохнул и собирался поднять камень, чтобы перевалить его через стенку котла, как сзади раздался медоточивый голосок:

— Как поживаете, маленький джентльмен?

Пенрод моментально ощутил серьезную душевную травму. Еще не разобравшись, кому принадлежит голос, он заорал:

— Заткнись, дурак!

Но это был не мальчик. Это была Марджори Джонс. Она, как всегда, блистала красотой. Сегодня на ней было белоснежное накрахмаленное платье, и она словно воплощала освежающий ветерок среди летнего зноя, а за руку она держала только что подстриженного и благоухающего Митчи-Митча. Оба они тихо подкрались к прилежному труженику и теперь награждали его веселым смехом.

С тех пор как Пенрод оправился от увлечения Рюпом Коллинзом, он начал горько сожалеть, что так безобразно повел себя с Марджори во время их последней встречи. В общем-то, его сердце всегда таяло, стоило ему увидеть Марджори, и он сейчас с радостью помирился бы с ней. Но, увы, ее прекрасные глаза не выражали ничего, кроме жестокого превосходства, и она не желала слушать его объяснений.

— Ой! Ой! — передразнила она его смущенные возгласы. — Разве так должны разговаривать маленькие джентльмены? Маленькие джентльмены никогда не руга…

— Марджори! — Бешенство и скорбь охватили Пенрода. Большего оскорбления ему никто не мог нанести. Слышать ненавистные слова из ее уст, ну мог ли он это пережить? — Не называй меня так, Марджори! — добавил он.

— Почему же, маленький джентльмен?

Он топнул ногой.

— Лучше замолчи!

Марджори в ответ рассмеялась самым жестоким смехом.

— Маленький джентльмен! Маленький джентльмен! Маленький джентльмен! повторяла она ему назло. — Как поживаете, маленький джентльмен? Хэлло, маленький джентльмен!

Не в силах более сдерживаться, Пенрод начал отплясывать на месте какой-то экзотический танец.

— Заткнись! — заорал он. — Заткнись, заткнись, заткнись!

Митчи-Митч визжал от радости. Потом он дотронулся пальцем до котла, но его чистоплотная сестра немедленно отодрала палец от грязи и вытерла своим чистым носовым платком.

— Майенький зентимен! — с восторгом произнес Митчи-Митч.

— А ну, заткнись! — Пенрод обратил искаженное гневом лицо к маленькому обидчику. С ним общаться было проще: как-никак этот ребенок относился к мужскому полу, и Пенрод мог воздействовать на него привычными методами.

— Еще раз скажешь, — предупредил он его, — я тебе так врежу…

— Не врежешь, — ехидно сказала Марджори, — сколько ему хочется, столько он и будет говорить! Митчи-Митч, скажи еще раз!

— Майенький зентимен!

Пенрод издал вопль, который достаточно ярко передавал состояние его души.

— Еще раз скажешь, тогда…

— Говори, говори, Митч! — перебила Марджори. — Ничего он тебе не сделает! Пусть только попробует! Скажи еще раз, Митчи-Митч!

— Майенький зентимен! — злобно выкрикнул тот. — Майенький зентимен! Майенький зентимен! Майенький зентимен!

Доведенный до крайности, Пенрод нагнулся над белым камнем и, превзойдя подвиги всех сказочных и реальных силачей, поднял его в воздух.

Марджори вскрикнула, но это уже ничего не решало. Огромный камень плюхнулся в самую середину котла, и Пенрод услышал тот самый могучий всплеск, которого так долго вожделела его душа. Результат намного превзошел его ожидания.

Непосредственно за всплеском последовал катаклизм. Больше всего он напоминал извержение вулкана. И еще чуть-чуть морской шторм. Гигантская волна черного цвета вздыбилась над котлом, а потом опустилась на троих детей. Уворачиваться уже не было времени.

Когда стихийное бедствие унялось, стало ясно, что больше всего пострадал Митчи-Митч. Он был к котлу ближе других и теперь сильно раздался вширь за счет налипшего вара. Пенроду и Марджори тоже кое-что перепало от щедрот котла. Увидь их сейчас Братец Кролик, и он бы испугался и убежал.