Я скомкал письмо и коня оседлал. По сморщенной коже горы, Царапая ребра обветренных скал, Кудахча, бежали дворы. Я плетью ременной ударил коня, Любовью твоей обойден, И конь мой рванулся и вынес меня Туда, где клубится Ардон. Изрубленный насмерть, он был одинок На бешеном ложе своем, Взбежать на постылую гору не мог И ринулся вниз напролом. А все-таки в памяти он сохранил Седых берегов забытье, Сухой известняк безымянных могил И скифское имя свое. Я знал, ты обидеть хотела меня, Но память меня охранит От ревности, жгущей сильнее огня, От боли холодных обид. Я был, как седая река, одинок, Любовью твоей обойден, На гибель тебя променять я не мог, Но видел кипучий Ардон. Когда над Ардоном кружил Азраил, Я думал о нашей судьбе. И все-таки я навсегда сохранил Все то, что сокрыто в тебе. Смотри же, со мною остался навек Весь жар бытия твоего: За трепетом полуопущенных век Недвижных зрачков торжество.

И криком орлиным, и хлопаньем крыльев Гоним, я в долину бежал от гнезда, На влажные камни я лег, обессилев. — Охотник, ты струсил! — кричала вода. Я поднял винтовку и выстрелил в пену, И встала река во весь рост предо мной, И камни пошли на отвесную стену, И рыба хлестала в пыли водяной. Я спал. На земле и любили, и пели, И может быть, ты приходила сюда, Но пальцы мои задевали форели, И шла надо мной ледяная вода. Недаром покоя ты мне пожелала, Спасибо за память! Я видел во сне: Бегу, а любовь мне лицо исклевала, — Ардон этой ночью привиделся мне.