Юсенеб принимал царские почести, ему отвели лучшие покои во дворце Фараона, на пиру он сидел по правую руку Осоркона и вместе с ним взирал на раболепие гостей, старавшихся друг друга перещеголять. Ему было непонятно, то ли он был гостем Фараона, то ли присутствовал на празднике в качестве Фараонова кота, ранее усопшего. Если считать один котиный год за семь человеческих, то Анубис почил глубоким стариком — ему перевалило за сто двадцать лет. Не дай Бог дожить до ста двадцати, подумал Юсенеб, и его восьмидесяти хватит, но какой неожиданный поворот: вчера его едва не скормили заживо зверям, а сегодня он на вершине мира. Но все-таки Осоркон его побаивается, не доверяет, поэтому и держит при себе, а за дверьми всегда находится стража, на всякий случай. Хотя, что может против него стража?

Праздничный пир удался на славу, Юсенеб занимал почетное место подле Осоркона, и слуги неутомимой чередой приносили все новые и новые блюда. Вначале подали блюда с сушеными фруктами, дыни и яблоки, а также изюм. Потом наступил черед хлебов и вареной капусты, которые сменились свежими огурцами, редиской и луком. В качестве особого лакомства подали давленый чеснок, смешанный с порубленной кинзой, в оливковом масле, куда макали свежий хлеб из проса, ячменя и пшеницы. Смесь из хумуса с горохом и зеленью показалась Юсенебу отменно вкусной. Наступил черед рыб: жареные на огне окуни сменились запеченными карпами и зубаткой, а отборные копченые угри были бесподобны. Осоркон знал толк в трапезах — перед мясными блюдами в зал призвали музыкантов, и гости отправились растрясать съеденное. Юсенеб рассматривал танцующих, движения которых сводились, в основном, к потрясанию поднятыми вверх руками, и хлопанью в ладоши под ритмичные звуки барабанов, цимбал и тамбуринов. Он заметил сестер Абану, Майати и Нинетис, веселящихся среди гостей, но Хори нигде не было видно.

— Я не вижу мальчишки, — заметил вскользь Осоркон, — он, что, побрезговал приглашением Фараона, или, может, он что-нибудь замышляет?

— Я тоже не знаю, где он, может вышел на свежий воздух, — ответил Юсенеб, глядя в сторону, как бы не придавая словам большого значения, но в глубине души он волновался за Хори.

Танцевальная пауза закончилась, вино и пиво вновь весело полились по чаркам, и настал черед птицы. Домашних гусей дополнили дикие утки, которых не так то легко подстрелить из лука. Молочные барашки соседствовали с козлятами, а в финале восьмерка слуг с большим трудом внесла зажаренного целиком огромного жертвенного быка, которого Юсенеб лишь с грустью проводил глазами, никакой возможности проглотить еще кусок у него не осталось. Старшие сестры веселились вовсю, и им совсем не было дела до пропавшего Хори. Нинетис, напротив, сама приблизилась к Юсенебу с расспросами. Хорошо хоть, что Осоркона не было рядом, подумал Юсенеб.

Хори появился только наутро, об этом сообщил посланный Нинетис слуга, и Юсенеб, почти не сомкнувший глаз, поспешил его увидеть. Фараон и так чересчур подозрителен, нет смысла давать ему новый повод.

— Мы должны собираться в обратный путь, отцу грозит опасность! — Хори вскочил ему навстречу. — Только я не знаю, как можно быстро добраться домой, путь по реке слишком долог.

— С чего ты взял, что Ахмесу что-то грозит? — опустился на ложе Юсенеб. — Да и… помнишь предсказание? Великая Убасти должна призвать его к себе еще до подъема воды в Великой Реке.

— Кочевники стоят лагерем на том берегу Нила…

— Так и что, что стоят? — Юсенеб покривил душой, теперь ему стало ясно, что и до Хори каким-то образом дошли слухи, явно распространяемые самим Фараоном.

— Они готовят переправу через Нил…

— Это тоже может ничего не значить.

— Они готовятся к сражению, да и город тоже, я имею в виду Гераклеополис.

— Хори, откуда ты все это выдумал? Даже если не останавливаясь скакать на лошади, то дорога займет дня два, если, конечно, позаботиться о смене лошадей… — Юсенеб подумал, что сегодня как раз второй день как он услышал рассказ того побитого в таверне, если они послали гонца, то…

— Я видел все своими глазами!

— Хори, ты, наверное, перебрал Фараонова вина…

— Я был в Храме Осириса, и Осирис ответил на мою просьбу!

— Значит, это Осирис поведал тебе, что кочевники разрушат Гераклеополис?

— Я был у прорицательницы и выпил ее зелье, а потом Осирис дал мне крылья ястреба, чтобы долететь до города и самому все увидеть.

— И что это было за зелье? Наверняка она подлила туда что-нибудь.

— Совсем нет, я готовил его сам, она мне только подсказывала. Это такие зеленые чернила, чтобы писать ими на прозрачном шаре. Там была мята, латук, и еще… окопник.

— Ну, хорошо, а что дальше?

— Я выпил это зелье и попросил ответа у Осириса, и Осирис послал мне сон, в котором я был ястребом, и увидел врагов, готовых напасть на Гераклеополис. Может Убасти просто предсказывала войну, тогда все становится понятно. А если дать достойный отпор, то может отец еще проживет долгие годы, Осоркон стар. Самим нам не справиться, Осоркон должен послать воинов! Юсенеб, мы должны прийти на помощь, а по реке — это дней пять-шесть, ты должен что-нибудь придумать!

Юсенеб задумался: слишком много совпадений. Сначала он случайно подслушал разговор двух нищих, одного из которых, побитого, явно послали люди Фараона с какой-то целью. Но случайно ли он услышал этот разговор? Судя по поведению хозяина и стражи, совсем не случайно, теперь Юсенеб это понял. Тогда становится ясно, зачем Осоркон потащился в подвал — он пожелал лично убедиться, что его наживку заглотали, и не хотел лишних свидетелей. И шутка с гиенами удалась на славу, как отвлекающий маневр, Юсенеб оценил всю хитрость Осоркона. Ладно, сам он попал прямо в расставленную ловушку, а что Хори? — Вместо того, чтобы веселиться на пиру у Фараона, он подался к гадалке, а потом в Храм Осириса. Его то чем заманили? Работала гадалка чисто, не придерешься, сама ничего не касалась, только указывала, что делать. Само предсказание-сон тоже выглядит реальным, быстрота и зоркость ястреба, как раз то, что надо.

— Хори, а почему ты вообще там оказался, у гадалки этой?

— Прорицательницы, гадалок она сама не терпит.

— Не важно…

— Она бродячая артистка, собирала деньги в кота, а потом сказала про Сфинкса в моей судьбе.

— Это все?

— Еще она назвала меня сыном Осириса.

— И ты пошел с ней?

— Нет, она сказала, где ее можно найти.

— И ты пошел ее искать, потому что она упомянула Сфинкса и Осириса?

— Ну да…

Заинтриговать, подумал Юсенеб, угадывается тот же почерк, случайная, вроде бы встреча, но крючок цепляет намертво. Теперь Хори находится перед дилеммой: успеть на помощь он не может — слишком далеко от дома. Остается только применить СИЛУ, но этого и добивается Осоркон, тогда Хори будет наказан богами. Уже хорошо, что он не думает вызвать северный ветер, который домчит корабль до Гераклеополиса за день или два. А если Хори ничего не предпримет, то есть даст Ахмесу погибнуть в неравной битве, то покроет себя позором. Осоркон не преминет раструбить на весь Египет и окрестности, что Хори струсил, сидел в Бубастисе, пока Гераклеополис сражался насмерть. И это будет преследовать его всю жизнь — куда бы он ни пошел, за спиной будут шептаться. Юсенеб украдкой взглянул на Хори и тяжело вздохнул.

— Что скажешь, — нетерпеливо спросил его Хори.

Что ему сказать? Что Осоркон все подстроил? Он, Юсенеб, может наказать Осоркона от имени богов, только хотят ли того боги? Да и сам Хори тоже может справиться с Фараоном не хуже его. Уничтожить вражеское войско, и быть наказанным Богами. Ничего не предпринять, и всю жизнь прожить с виной за смерть отца. Удел посвященного, подумал Юсенеб, жить с виной и помнить о ней каждую минуту. Удел наделенного СИЛОЙ — не в том, чтобы ее применить, а чтобы удержать себя и других. Он не вправе советовать Хори, как поступать, его миссия кончилась там, в глубине пирамиды Великого Кафре. Давая СИЛУ, Боги берут обратно защиту. Хори сам должен сделать выбор. «Он будет испытан!» — вспомнил Юсенеб слова Фараона, только он не думал, что этот момент наступит так скоро. Со вздохом Юсенеб закрыл лицо руками и размазал навернувшиеся слезы. Легко решать старику — жизнь прошла, можно подумать о вечности, а в семнадцать лет…

— Спасибо, Юсенеб, — Хори встал и направился к двери, — мне очень помог твой совет.

— Я не вправе, Хори, сейчас ты с собой один на один, только ты должен решать, как поступить.

— Я понял, спасибо за все…

— Что ты собираешься делать?

— Не все ли равно?

— Мне хотелось бы знать.

— Осирис поможет мне сделать выбор, я обращусь к нему за советом, если Анубис мне не может помочь.

— Куда ты идешь?

— Туда же, в Храм Осириса.

Хори выбежал наружу. Злоба душила его: именно сейчас, когда ему так нужен хороший совет, Юсенеб молчит. Он горазд философствовать по пустякам, но когда дошло до настоящего дела, нет его, какие-то глубокомысленные отговорки о выборе, судьбе, наказаниях. Осоркон был славно наказан за убийство брата — сорок лет правит Египтом. Врага надо уничтожать, чем скорее — тем лучше, тем меньше горя он принесет своему народу. А Боги рассудят, кто прав, они дали ему СИЛУ, они доверили ему тайну Египта, и он воспользуется этим. Конечно, он раб перед Богами, но ему дано говорить с ними напрямую. Пока Юсенеб задавал дурацкие вопросы, у него сложился план, очень надежный и эффективный план, как он сразу не догадался до такой простой вещи. Он попросит Нил выйти из берегов, не через месяц, когда произносят молитвы плодородия, а сейчас, именно сейчас, этой ночью, застать врага врасплох, затопить их лагерь. Единицы, может, и спасутся в лодках, а остальные погибнут, и Гераклеополис будет спасен. Город стоит на высоком западном берегу, до него не доходит разлив даже при самом сильном разливе, а кочевники уверены, что до весеннего половодья еще далеко, разбили лагерь рядом с поймой, превращающейся в бескрайнее море.

Хори вбежал в знакомый Храм Осириса и, запыхавшись, поклонился на четыре стороны. Потом он поднял факел из авокадо, зажег его от горящей в Храме акации и укрепил перед статуей Осириса. Он пал на каменный пол и произнес:

Факел светил все тем же ровным огнем, акация в священном сосуде затрещала и осыпала Хори головешками.

— Спасибо тебе, Великий Осирис, ты услышал меня! — Хори сел на пол в позе лотоса.