Алый шёлк с вытканными на нём золотыми лилиями на стенах и золочёные капители мраморных колонн, драгоценный, натёртый до зеркального блеска наборный паркет – гостиная всегда была любимой комнатой Мари-Элен. Пусть Виктор сколько угодно смеётся над вкусом покойной Франсуазы Триоле, он может оставить своё мнение при себе, ведь такой откровенной, не маскирующейся фальшивым смирением роскоши Мари-Элен нигде больше не видела. Какой смысл прибедняться, если ты можешь купить половину этого города? О своём величии нужно говорить во весь голос. Почему в Версале гости сидят на золочёных стульях, а у самой богатой женщины Парижа они должны довольствоваться красным деревом? Мать никогда не соглашалась на вторые роли, и дай ей возможность, она перещеголяла бы и предыдущую императрицу Жозефину, и нынешнюю Марию-Луизу. Жаль только, что теперь у Франсуазы Триоле не осталось вообще никаких возможностей.

Мари-Элен вздохнула и посмотрела на часы. Она ждала гостя. Было ещё слишком рано, но она уже с полчаса просидела в гостиной. Графине не терпелось взглянуть в лицо своего врага. Она уже отправила сына из Парижа. Карета с Жильбером, его няней и здоровяком-охранником давно катила на восток – спасибо любящей бабушке, у мальчика с рождения имелась собственная вилла на берегу Женевского озера.

Воспоминание о подарке, сделанном Франсуазой внуку, кольнуло Мари-Элен. Сколько лет она потеряла впустую, бегая за негодяем де Ментоном, пресмыкаясь у его ног. Вот Франсуаза никогда не разменивалась – та жила ради одной-единственной мечты: дать своей дочери всё. Мать так и делала: что продавалось – покупала, что нет – добывала другими способами.

«А мне надо было пережить похищение собственного ребенка, чтобы осознать, что сын – это главное», – признала Мари-Элен.

Стыд и сожаление разъедали ей душу. Она была плохой матерью – запуталась в своих переживаниях, добиваясь любви недостойного мужчины, а потом увлеклась тем могуществом и властью, которые дала унаследованная от Франсуазы тайная империя. Ну, ничего, сейчас Мари-Элен опомнилась. Теперь она пойдёт путём своей матери, только станет ещё более успешной. Как там сказал де Виларден, что она в подметки не годится Франсуазе? Придётся барону заплатить за свои ошибки. Теперь, когда она вырвала ребёнка из рук этого каторжника, Мари-Элен собиралась рассчитаться со старым негодяем. Она подошла к зеркалу и окинула взглядом свой безупречный наряд. Сегодня графиня де Гренвиль сняла траурные шелка. Платье цвета слоновой кости казалось ей более уместным для нынешнего разговора, а великолепное рубиновое колье шириной в пол-ладони должно было сразу указать гостю, с кем он имеет дело.

«Ну, и где же он?» – нетерпение графини всё разрасталось.

Де Виларден не спешил. Мари-Элен пришло в голову, что барон, обнаруживший исчезновение мальчика из неприметного домика в Латинском квартале, может вообще не прийти. Он же не знает, что ребёнка забрала мать, и, возможно, напридумывал что-нибудь похуже.

– Банкир Роган, ваше сиятельство! – объявил мажордом, пропуская в гостиную де Вилардена.

Что ж, по крайней мере, этот мерзавец не струсил. Это было уже неплохо, теперь бы ещё затянуть его в сети, очаровать и запутать. Мари-Элен скосила глаза в зеркало, увидела там яркую брюнетку в великолепном наряде и нежно улыбнулась своему отражению. Впрочем, гость принял её улыбку на свой счет.

– Я счастлив, что мне здесь рады, – провозгласил барон вместо приветствия и развалился в кресле напротив хозяйки дома. – Что скажешь, зачем звала?

– Добрый день, – с вежливой любезностью произнесла Мари-Элен и выдержала паузу, но её гость был не из тех, кто ловится на подобные штучки. Он лишь хмыкнул и промолчал. Начало разговора получилось неудачным, и графиня решила больше «не замечать» откровенного хамства визитёра. Она приветливо улыбнулась и спросила: – Ты уже знаешь?

– Что?..

– То самое! – сбиваясь с верного тона, огрызнулась Мари-Элен, но сразу взяла себя в руки. – Я забрала у тебя своего сына. Так что ты его больше никогда не увидишь.

Де Виларден, конечно же, всё знал, но ни один мускул не дрогнул на его лице, он равнодушно смотрел в глаза собеседнице и молчал. Всё шло не по плану, и Мари-Элен заволновалась. Она очень нуждалась в расположении старого негодяя: без участия де Вилардена её план ничего не стоил. Если бы барон любил женщин, то можно было бы пустить в ход чары: нежную лесть и тихий щебет или, например, кокетство, в крайнем случае, и в постели её бы не убыло, но де Виларден предпочитал мальчиков. Что же делать?! На чём его ловить? Алчность – хорошо, но к ней надо бы добавить перца… Вдруг простая мысль расставила всё по своим местам: отмщение – вот тот мотив, который сможет расшевелить де Вилардена, и Мари-Элен решилась:

– Я позвала тебя не затем, чтобы ссориться. Я знаю, что мы с покойной матушкой обошлись с тобой несправедливо, а тот урок, что ты мне преподал, заслужен. Я поняла, что по счетам нужно платить, и хочу вернуть тебе наш семейный долг. Я готова заключить брачный договор и передать твою долю заведений в виде приданого. Я очень хочу это сделать, но не могу!..

За время её речи равнодушное выражение на лице барона сменилось удивлением, но на последних словах де Виларден аж подскочил:

– Что это значит?!

– Мне не позволяет вернуть долг виконт де Ментон.

– Ему-то какое дело? – хмыкнул барон. – Сам он никогда на тебе не женится, а значит, не имеет никакого права мешать твоей свадьбе с другим.

Ну, вот дурачок и попался в расставленные силки! Мари-Элен опустила глазки и вздохнула:

– Виктор не возражает против нашей с тобой свадьбы, просто он требует, чтобы до подписания брачного контракта я отдала дарственную на всё своё имущество ему.

– С какой это стати? – опешил де Виларден. – Да твоя мать в гробу перевернётся от одной только мысли об этом!

– Виктор шантажирует меня!..

– И чем же, если не секрет? – полюбопытствовал де Виларден.

– Он узнал, что я занялась оружием, и грозится донести на меня министру полиции Фуше.

– Ты хочешь мне сказать, что пресловутый контрабандист Рене – это ты? – с иронией заметил барон и, заметив скромный кивок собеседницы, воскликнул: – Ну, ничего себе заявление!

Лицо его стало задумчивым, барон явно что-то мысленно взвешивал. Мари-Элен поглядывала на него из-под ресниц. Похоже, она попала в точку. Старый козёл уже мысленно прикидывал, как обчистит свою молодую жёнушку. Главное, чтобы за мечтами он не забыл о сопернике. Пора ему напомнить!

– Виконт хочет забрать у меня всё, – вновь пожаловалась Мари-Элен. – Как же была права мама, когда не хотела пускать этого негодяя на порог. Я его ещё вчера выгнала. Он теперь живёт вместе с крысами в своём развалившемся доме – вон там, напротив. Мебели у него нет – мерзавец спит на полу.

Барон насторожился:

– Как это ты решилась его выгнать, если он угрожает тебе разоблачением?

Мари-Элен вдруг осознала, что промахнулась и надо срочно изворачиваться, нельзя было допустить ни тени сомнения в своей искренности.

– Виктор дал мне три дня на размышление. Он тоже понимает, что я – курица, несущая золотые яйца, вот и не хочет потерять всё сразу. Де Ментон надеется, что я одумаюсь и мы договоримся полюбовно. Но этого не будет!

– Погоди, ты сказала, что он знает о нашей предполагаемой свадьбе, – засомневался де Виларден.

– Знает, но не боится ни нашего брака, ни нас самих.

– С чего бы это он так расхрабрился? Я его худосочных легавых везде обошёл, они теперь собирают по Парижу мои объедки…

Мари-Элен с сочувствием вздохнула и призналась:

– Это ведь он дал мне адрес дома, где ты держал Жильбера. Виктор знает и другие твои адреса в Париже. Он собирается выдать тебя полиции, а твоих людей либо пересажать, либо переманить на свою сторону. Ты же знаешь, что ему всегда всего мало!

– Как нос отрежут, так сразу мозги на место встанут, – буркнул де Виларден. Он отошёл к окну и уставился на заколоченный особняк с другой стороны улицы. Мари-Элен мысленно поздравила себя с победой, но, как выяснилось, поспешила.

– Ты не знаешь, кто живёт в сторожке на участке де Ментона? – не поворачиваясь к ней, спросил барон, и его треснувший голос насторожил графиню.

– Старуха живёт! Её сына-садовника в армию забрали, так она теперь одна кое-как перебивается, – отозвалась Мари-Элен и уточнила: – Осмелюсь предположить, что ты спрашивал не о ней?

– Нет, конечно. Меня интересует девушка на вид лет восемнадцати с золотисто-рыжими волосами. У неё очень приметное лицо – красивое с большими светлыми глазами. Ты такую здесь не видела?

– Я за чужой прислугой не смотрю, – фыркнула графиня. Что за чёрт? Де Вилардена опять понесло в какую-то дурь. Вновь приходилось спасать дело. Для чего она всё это затевала, спрашивается?! Стараясь вернуть разговор в прежнее русло, Мари-Элен жалобно спросила: – Ну и как ты советуешь мне поступить?

Барон пожал плечами и равнодушно заметил:

– Завтра утром к тебе придёт нотариус с уже подписанным мною брачным договором, тебе останется лишь поставить свою подпись, а послезавтра можем обвенчаться. Я найду церковь поскромнее – подальше от любопытных глаз.

– Нет, я сама хочу выбрать место венчания! В пригороде есть маленькая часовня, рядом с ней из земли бьёт источник, который местные жители считают святым. Туда по субботам приезжает кюре, я повидаюсь с ним и обо всём договорюсь.

– Да ради бога, делай что хочешь, – легко согласился де Виларден. – Если у меня на руках будет наш договор, можешь готовиться к венчанию хоть целый год.

Мари-Элен расцвела. Если она не выкрутит первый вариант плана, то будет действовать по запасному. Не тут, так там – и всё у неё получится! Она ведь – дочь Франсуазы Триоле, а значит, её никто не остановит…

Барон уже поднялся. Он был задумчив.

«Неужели получилось?» – мысленно спросила себя Мари-Элен.

– Прощай, невеста, – хмыкнул де Виларден и направился к выходу.

Графиня кинулась к окну. Враг пойдёт пешком или выедет в своём экипаже? Минуты тянулись мучительно долго. Наконец де Виларден вышел из ворот и пересёк улицу!

Мари-Элен заметила и высокую фигуру молодого лакея, метнувшегося в сторону префектуры. Тот нёс жандармам хозяйкину записку. В ней Мари-Элен сообщала, что пропал её близкий друг Виктор де Ментон, накануне рассказавший, как ему угрожает убийством беглый каторжник. Внизу она указала адрес дома виконта. Если Небеса смилостивятся, а жандармы поторопятся, справедливость уже сегодня будет восстановлена. Ну а если нет? Что ж, у разумной женщины всегда есть и запасной вариант…

«Ну, давай, иди в дом!» – мысленно торопила его Мари-Элен.

Барон, однако, не спешил. Он топтался около сторожки. Вот в окно высунулась голова в массивном чепце. Старая Клод о чём-то беседовала с де Виларденом.

– Да что же это?! – воскликнула в сердцах Мари-Элен, но трезвое соображение умерило её гнев: Клод будет свидетелем. Ах, какая удача! Старуха в красках опишет полиции барона, а, если жандармы не поймут, кого нужно искать, графиня де Гренвиль добавит подробностей.

Де Виларден всё беседовал со старухой. Но вот Клод отрицательно затрясла головой и скрылась за занавеской. Ну, и что же дальше? Куда двинется барон? У Мари-Элен от волнения затряслись руки. Повезёт или нет?.. Удача не подвела. Де Виларден обогнул сторожку и пошёл в глубь сада, а, значит, в заколоченный дом – логово виконта де Ментона.

Де Виларден впал в бешенство. Эта тупая крестьянка задёрнула тряпку на окне, не желая с ним разговаривать! Поглядите на неё – старая развалина пытается убедить де Вилардена, что не понимает о ком идёт речь. Что за чушь она несёт? Мол, приезжали ненадолго две родственницы из Орлеана – работу прислуги здесь искали. Сейчас нашли и уехали к новым хозяевам. Кому она пытается врать? Да разве с таким лицом, как у златовласой дивы, идут в горничные или кухарки? Старуха хочет доказать, что барон обознался?

«Ещё чего! Я ни разу в жизни не забыл ни имени, ни лица своего врага. А та юная интриганка забрала у меня любовь всей моей жизни! – злился де Виларден. – Такого сходства просто так не бывает! Говорили же, что та дрянь ждала ребёнка, когда их всех арестовали…»

Хотя, может, дерзкая старуха и не врала, а просто не договаривала. По возрасту девица вполне может быть тем родившимся в тюрьме младенцем. Родителей казнили, а дочь отдали в крестьянскую семью. Почему нет? Только где теперь искать эту красотку?

«А зачем тебе её искать? – спросил внутренний голос. – Все уже свершилось! Какая великолепная месть получилась: дитя герцога моет полы…»

Да ведь это удача! Барон всегда знал, что судьба благоволит к нему, иначе он не выбрался бы из житейских передряг. Нынешние беды – тоже не исключение, всё у него получится: и с де Ментоном он расквитается, и сучку Мари-Элен на место поставит! А всё же забавно, что эта дешёвка додумалась заявить о контрабанде оружия! Она же не знает о том, что известно ему…

«Ладно, со всеми – по порядку. Виконт будет первым!» – решил де Виларден.

Он вытащил из кармана сюртука пистолет и взвёл курок. Потом проделал то же со вторым – тем, что всегда носил в рукаве. Теперь можно и с виконтом повидаться.

Де Виларден прошёл через сад и потянул на себя ручку двери. Та оказалась незапертой. Забавно: у этого нищего дуралея нет прислуги. У него нет даже мебели, всё его богатство – ветхий дом с заколоченными ставнями.

Подумав, что так будет надёжнее, барон достал оба пистолета, толкнул ногой дверь и вошёл. В доме стояла тишина. Где искать его хозяина? Де Виларден глянул по сторонам, как он и ожидал, кругом царило запустение – не дом, а руины. Барон сделал несколько осторожных шагов по засыпанному облетевшей лепниной полу. Сор заскрипел под ногами. Де Виларден замер, ожидая увидеть врага, но кругом по-прежнему не было ни души. Осмелев, барон прошёл вперёд и наконец-то заметил протоптанную среди мусора тропинку, та вела в высокую, когда-то позолоченную дверь.

«Пойду туда, где бывает эта скотина», – решил де Виларден.

Он вошёл в большую, почти пустую комнату и сразу понял, что попал по назначению. У противоположной стены, напротив огромного камина, стояли два кресла и маленький столик. Кресла были повернуты спинками к двери, к тому же оказались очень громоздкими, способными скрыть взрослого человека от посторонних глаз, но де Виларден уже заметил того, кого искал. Светлые локоны торчали из-за резной спинки левого кресла. Виконт был здесь, и, похоже, спал.

«Как любезно с его стороны, – развеселился де Виларден. – Может, его так спящим и застрелить?»

Барон стремительно приблизился к креслу и, нацелив пистолеты в грудь де Ментона, крикнул:

– Молись, если умеешь, скотина!

Виконт не ответил, но он и не спал. Знаменитые своей красотой голубые глаза Виктора де Ментона смотрели прямо, но ничего уже не видели. Небольшое тёмное пятно побуревшей крови на левой стороне светло-серого сюртука – прямо напротив сердца – подсказало барону, что его соперника застрелили, и, как в насмешку над убитым, в его петлице белела нежная, чуть распустившаяся роза. Кто же оказал человечеству такую услугу, избавив мир от негодяя?

Де Виларден, уже собрался пожелать мертвецу хорошо устроиться в аду, когда его внимание вдруг привлёк шум. Крики глуховатой Клод перебивали мужские голоса. Старуха явно указывала кому-то дорогу.

– Сюда, господа жандармы! Сейчас я открою вам дверь, – провозгласила она наконец.

Волосы на голове барона зашевелились от ужаса. Он знал, что последует дальше, если он не исчезнет сию же минуту. Не разбирая дороги, де Виларден кинулся в дальнюю часть дома. Он нёсся через пустые комнаты – искал окно, выходящее в противоположную часть сада. Надеялся выскочить на соседнюю улицу и затеряться в толпе. Наконец такое окно нашлось. Барон изо всех сил рванул створки, гнилые крючки выскочили, и окно распахнулось. Оставались лишь ставни. Де Виларден пнул их ногой, старые доски затрещали, но выстояли. Тогда он разогнался и вышиб ставни плечом.

Барон рухнул на мокрую после дождя землю среди остатков треснувших досок, но тут же вскочил: впереди маячила ограда сада, а за ней его ждала свобода!