Орлова появилась на улице Гренель на следующее утро. Черкасский уже уехал в Елисейский дворец, ставший после второго «взятия» Парижа резиденцией императора Александра. Луиза и Генриетта всё ещё не выходили из своих комнат, и в столовой фрейлина застала лишь Штерна. Тот хмуро пил кофе, но, увидев Агату Андреевну, буквально расцвёл.

– Добро пожаловать, сударыня, – провозгласил он, – Вы не поверите, но я ждал вас, как манну небесную!

– Что-то случилось? – удивилась Орлова. Она села рядом со Штерном, намазала теплый круассан маслом и, дождавшись, пока горничная нальёт ей чашку чая, сказала: – Спасибо, Мари, вы свободны, теперь мы справимся сами.

Они остались наедине, но Штерн молчал – не знал, как начать разговор. Неловко было рассказывать постороннему человеку, что не можешь разобраться в собственной семье. Орлова заговорила сама:

– Николай Черкасский ведь тоже живёт здесь? Вам уже пришлось объясняться?

– Этого было не избежать, – пробормотал Штерн, собрался с мыслями и рассказал фрейлине о вчерашнем разговоре. Услышав о заявлении Генриетты, Орлова и бровью не повела. Подозрения Штерна оказались верными: о чувствах его племянницы знали все, кроме них с женой. Какими же дураками они выглядели в глазах Орловой! Но фрейлина не стала ничего обсуждать, а лишь признала, что у Генриетты благородные убеждения и сильный характер, и с этим придётся считаться.

– Но делать-то что? – спросил Штерн.

– Теперь, когда всё вернулось на круги своя и мы с вами больше не «проклятые русские», а самые главные союзники Бурбонов, я думаю, что нам уже можно появиться у префекта полиции и узнать, как продвигается дело с расследованием убийства мэтра Трике. Чем чёрт не шутит, может, они уже вышли на нашу почтенную графиню де Гренвиль, ну а если это не так, то можно навестить старушку Клод, та обычно в курсе дел своей ненавистной соседки.

Это был уже план действий, и обрадованный Штерн принялся его развивать:

– Узнать бы, что накопали жандармы в бумагах Трике. Хотя, я думаю, нам всё равно не избежать поездки в Тулузу.

– Да, пожалуй, что так, – согласилась фрейлина и предложила: – Давайте разделимся. Вы поезжайте в Тулузу, а я займусь Парижем.

Решение было разумным, но Штерн просто не представлял, как расстанется с женой. После похищения он ничего не мог с собой поделать – Луиза должна была быть рядом, под его защитой. Но жена и с места не сдвинется без своей племянницы. Орлова ожидала ответа, пришлось сказать ей правду:

– Великолепное предложение, да только боюсь, что Генриетта откажется уезжать. Могу поспорить, что она останется здесь, будет следить, как бы никто не обидел князя Николая. Луиза же без племянницы не поедет, ну а я после похищения не решаюсь покидать жену.

Ответ фрейлины оказался столь же откровенным:

– При такой силе характера, как у юной герцогини, она обязательно станет защищать униженных и оскорблённых, а у князя Николая хватает личных драм, чтобы попасть в разряд обиженных судьбой. Давайте разделим дам де Гримон: вы оставите мне Генриетту, а жену заберёте с собой. Дело в том, что наш славный префект полиции Фабри был настолько очарован титулом и внешностью вашей племянницы, что в её присутствии стал на удивление разговорчивым. Мои скромные чары его явно не пробьют, а вот когда в комнате присутствует Генриетта, майор раздувается, как индюк, и одну за другой выдаёт нам тайны следствия.

Штерн расхохотался:

– Вы считаете, что это не выходит за рамки приличия?

– Всё абсолютно безобидно, – отозвалась Орлова. – Даже вдовствующая императрица Мария Фёдоровна не нашла бы в этом ничего предосудительного, а уж большей ревнительницы морали, чем её величество, я не знаю.

– Ну что ж, мы всё решили, осталось уговорить наших дам.

– Предоставьте это мне. Женщины всегда поймут друг друга, да и нужные аргументы легче подбираются в отсутствие мужчин…

Иван Иванович поверил ей на слово. Он уехал в королевскую канцелярию, а когда вернулся, дело было сделано – Орлова уговорила Луизу оставить племянницу на её попечение и отправиться с мужем в Тулузу. Но и сам Штерн привёз очень обнадёживающее известие: канцелярские чиновники его заверили, что никаких записей о продаже имений казнённого герцога де Гримона в ипотечных книгах по реквизированному имуществу не было и нет.

– Похоже на подлог, – заметил Штерн. – Но в любом случае разбираться следует на месте.

– Ну, Иван Иванович, если выписки в Тулузе подделаны, вы-то уж точно это выясните, – поддержала его Орлова. – И раз кое-что уже проясняется, пора нам всем браться за дело.

На том и порешили. Через пару часов дорожный экипаж маркизы де Этьен, только недавно переправленный обратно в Париж из Брюсселя, вновь увёз Штерна и Луизу в путешествие. Правда, ехали они теперь не на север, а на юг, но самое главное, были женаты.

Серый бастион префектуры глядел решётчатыми окнами сразу на три улицы. Напротив – на маленькой площади – стояли в рядок свободные фиакры. Лошади дремали в чёрных шорах, а разморённые жарой кучера клевали носами на козлах. Коляска с Орловой и её юной подопечной остановилась у крыльца на «стёсанном» углу префектуры, образованном двумя сбегающими на площадь улицами. По сравнению с прошлым визитом здесь наблюдалась броская перемена – рядом с дверью закрепили национальный флаг.

Майор Фабри встретил дам ещё любезнее, чем раньше, что, впрочем, объяснялось не только красотой Генриетты, но и возвращением Бурбонов. Аристократия вновь была в чести, а чиновники, как и во все времена, держали нос по ветру. Когда префект, сияя улыбкой, рассадил женщин по стульям и осведомился, чем может быть полезен, Орлова изложила ему заранее припасённую легенду:

– Дорогой майор, мы только вчера вернулись в Париж с нашей виллы в Фонтенбло и сразу поспешили к вам. Дело в том, что в Канцелярии его королевского величества нам сказали, что никаких записей о продаже с торгов имения герцогини нет и не было. Там подозревают крупное мошенничество. Мы попросили чиновников не поднимать шума, хотели посоветоваться с вами. Как нам теперь поступить? Возможно ли, что подлог документов мог сделать покойный мэтр Трике?

– Этот проходимец был способен на всё, – важно изрёк майор. – Да и Бари из Тулузы, скорее всего, был его подельником. Но оба преступника уже заплатили за мошенничество жизнью. Они связались с самым жестоким негодяем, а этот пощады не знает.

– Боже, какой ужас! – воскликнула Орлова. – Майор, неужели вы поймали убийцу?!

– Пока нет, сударыня, но мы знаем, кто он, и ищем его. Теперь это лишь вопрос времени. Скоро мы его возьмём.

– Но кто он? – подала голос Генриетта.

– Каторжник – барон де Виларден! Был приговорён к двадцати годам, но сумел бежать, да к тому же увёл с собой почти сотню таких же бандитов, как он сам. Большую часть мы уже, конечно, выловили и, добавив срок, отправили обратно на каторгу, ну а оставшихся перестреляем, наверно, вместе с их главарём, если сразу не сдадутся.

Вот это поворот! Неужели правда? Или Мари-Элен сумела свалить свои преступления на злейшего врага? Выходит, что за прошедшие месяцы случилось нечто чрезвычайное. Но как разговорить майора?.. Выручила Генриетта:

– Месье Фабри, простите мне мою возможную наивность, но вы говорите так уверенно, как будто задержали убийцу на месте преступления. Однако перед нашим отъездом в Фонтенбло всё обстояло совсем не так. Что же изменилось?

– Вы недалеки от истины, ваша светлость, – расцвёл от её внимания Фабри, – мы почти что взяли негодяя над трупом. Де Виларден выпрыгнул в окно, когда мои люди появились на месте преступления. Они слышали стук ломаемых ставней. К сожалению, рядом с домом проходит оживлённая улица, и преступник успел скрыться. Но теперь он уже не отвертится – его подвела склонность к театральным эффектам. Всё та же полураспустившаяся белая роза, оставленная на трупе. Если бы он этого не делал, мы бы не связали все три убийства. Он сам себя выдал…

Вот и прозвучало главное. Значит, есть третья жертва! Если это Мари-Элен убирает своих врагов, тогда, по логике вещей, убитым должен быть де Ментон. Но если убийцей с самого начала был барон, кто же тогда похититель?

Гордый собой майор Фабри раскрыл наконец карты:

– Нам очень помогла графиня де Гренвиль: мы получили сообщение, что её близкий друг – виконт – пропал, а накануне тот жаловался на угрозы каторжника. Его имени дама не знала, но, когда ей описали внешность барона де Вилардена, она подтвердила, что такой человек появлялся в её доме и предлагал ей и виконту услуги своего банка. Она назвала нам фамилию этого банкира – Роган. Мы провели обыск в особняке, который тот снимал, и обнаружили множество документов, связанных с именем барона де Вилардена.

Орлову не порадовало даже то, что на сей раз она оказалась на удивление сообразительной. Мари-Элен выглядела беспощадным монстром. Вокруг неё один за другим появлялись трупы, а ведь эта женщина не походила на убийцу. Так, обычная красавица. Тщеславие – наверное, но только не беспощадность. Холодные и бессердечные люди так не теряются от неудобных вопросов, как это случилось с Мари-Элен в разговоре с бароном. Что-то ускользало от внимания Агаты Андреевны, никак не хотело связываться в один узел. Неужели все-таки де Виларден? Но ему-то зачем похищать бедняжку Луизу? Надо разбираться…

– Дорогой майор, я восхищена вашими успехами, – обратилась Орлова к префекту, с обожанием взиравшему на Генриетту. – Но вы уж простите, я так и не смогла понять, откуда вам стало известно описание внешности каторжника, если ваши жандармы не смогли его поймать?

– Всё очень просто, – снисходительно отозвался Фабри. – Мои подчинённые видели убегающего человека: высокий, волосы с проседью. Точно такого же нам подробно описала служанка, живущая в сторожке при входе в дом убитого. Преступник имел глупость остановиться и поговорить ней. Она, конечно, бестолкова до тупости. Но внешность убийцы запомнила хорошо.

– Тогда почему вы сочли её бестолковой? – удивилась Орлова.

– Да она так толком и не вспомнила, о чём с ней разговаривал преступник. Заладила только, что тот спрашивал её про молоденькую родственницу, жившую некоторое время назад в доме. Понятно, что мужчина мог заинтересоваться хорошенькой служанкой. Но пришёл-то он в этот дом совсем за другим – на встречу с де Ментоном. А эта Клод никак не могла припомнить, что преступник спрашивал о виконте.

Генриетта побледнела так явно, что Орлова поняла: их поход к майору Фабри закончен – девушку надо уводить!

– Зачем я нужна этому каторжнику? – спросила Генриетта, как только за ними закрылись двери префектуры.

Что можно на это ответить? Только то, что лежало на поверхности – стареющий мужчина увлёкся красивой девушкой. Орлова так и сказала. Генриетта в ответ промолчала и с тех пор вообще стала немногословной. Столь же односложно она отвечала на вопросы и за ужином, а потом спряталась за фортепьяно и сидела там, не поднимая глаз, тихонько наигрывая какие-то мелодии. Девушка казалась такой печальной, но Агата Андреевна, к своему удивлению, заметила, что это Генриетте идёт. Исчезла прежняя твёрдость взгляда, зато проступило выражение нежной беспомощности.

«Однако! Надо же, как шутит жизнь, – задумалась Орлова, – оказывается, чтобы превратить красавицу в прелестную женщину надо её сильно расстроить».

Впрочем, новый облик юной герцогини оценила не только фрейлина. Черкасский тоже кидал жадные взгляды в сторону фортепьяно, но подойти к девушке так и не решился. Он сидел у камина рядом с Орловой и чинно обсуждал договор Священного союза.

– Император Александр сам написал этот текст, и теперь наши союзники не могут разобрать его посыл, – сказал Черкасский, бросив взгляд на склонённую над клавишами золотисто-рыжую головку. – Положения договора явно неоднозначные, министры советуют своим государям его не подписывать.

– И в чём же причина этого неприятия? – спросила фрейлина.

– Понимаете ли, это не договор как таковой, с правами и обязанностями подписавших сторон. Скорее, в нём берутся обязательства духовного толка. Подписавшие его государи должны будут руководствоваться христианскими заповедями и нормами морали. Ну а наши прагматичные союзники говорят, что любой христианин и к тому же порядочный человек и так обязан им следовать.

Для Орловой это не было новостью. Она четверть века наблюдала, как менялся российский император. Красивого и одаренного молодого человека, воспитанного на гуманистических идеалах, давно уже не существовало. Александр I вынес на своих плечах гранитную тяжесть мировой войны. Сейчас освободитель Европы стоял на вершине вершин, над ним остался лишь Бог, и государь хотел посвятить свою жизнь только ему. Что ж, Александр Павлович имел на это право. Фрейлина не стала обсуждать свои мысли с Черкасским, тот был слишком занят тонким профилем и грустными глазами Генриетты. По большому счёту, если этим двоим не мешать, может, тайная мечта юной герцогини и станет явью.

Орлова, сославшись на дела, извинилась перед князем и, решив ещё раз просмотреть семейное древо де Гримонов, достала из секретера кожаный мешок с документами, оставленный Луизой. Черкасский, хотя и с заметным смущением, всё же направился в дальний угол гостиной к фортепьяно.

«Дай-то бог», – пожелала Агата Андреевна, и развернула пергамент.

Она перебрала все фамилии и имена, но ничего, что хоть как-то могло приблизить её к барону де Вилардену, не нашла. Может, письма дадут хоть что-нибудь?.. Орлова вынула из конверта первое, потом второе…

Это были послания молодого герцога де Гримона к своей невесте. Письма дышали любовью, чувствовалось, что жених не может дождаться свадьбы. Он старался избежать любых проволочек и на корню пресечь возможные осложнения. Больная тётка невесты получила постоянного врача, строгий дедушка – щедрый подарок. Герцог боялся сплетен и пересудов, любого влияния на мнение своей невесты. Неужели он был так не уверен в себе? Ответ на этот вопрос фрейлина нашла в последнем из писем, и он стал ключом к разгадке нынешних тайн. Наконец-то Орлова знала правду. Но только как всё это можно было объяснить Генриетте? Да и стоило ли копаться в прошлом?