В экипаже Веру разморило. Так с ней случалось всегда. Сначала железный стержень воли помогал выстоять и победить, а потом он бесследно исчезал, и на Веру наваливались опустошённость и безмерная усталость. Вот и сейчас хотелось лишь одного – добраться до своего номера и рухнуть в постель. Вера еле-еле поднялась по лестнице и только достала из ридикюля ключ, когда услышала за спиной знакомый голос:
– Добрый день, Вера Александровна!
Она повернулась и увидела Горчакова. От неожиданности Вера, даже не поздоровавшись, выпалила:
– Так вы же уехали…
Как же это было глупо!.. Она мгновенно покраснела. С упорством, достойным лучшего применения, Вера старалась выглядеть в глазах князя гордой и невозмутимой, но получалось наоборот: она постоянно смущалась. Мелькнула догадка, что он наверняка изрядно потешается над её пылающими щеками, но Вера ошибалась. Платон был тронут. Эта смущённая барышня была куда милее величественной графини с холодными фиалковыми глазами. А потом пришла трепетная, как к ребёнку, нежность. Потрясённый, Горчаков так и стоял, глядя в лицо Веры. Молчание затягивалось, и, опомнившись, он сказал первое, что пришло в голову:
– Мой экипаж сломался. Но теперь его уже починили, и, если вы закончили свои дела в Смоленске, – я буду рад сопровождать вас.
– Да, мы сделали всё, что хотели, и собираемся на заре выехать домой. Тогда можно без остановки на ночлег добраться до Солиты.
– Замечательно! Я поеду с вами.
Они стояли в коридоре, мимо пробежал нагруженный самоваром половой, и, поймав его любопытный взгляд, Платон осознал, что нужно отпустить Веру. Он уже собрался попрощаться, но девушка предложила:
– Пойдёмте ко мне, и вы расскажете, что известно о предстоящем суде. Я знаю, как вас вынудили подать из-за брата в отставку.
– Кто вам сказал? – удивился Платон. Он шагнул за Верой в её номер и, опасаясь чужих ушей, закрыл дверь.
– Загряжская знает всё. Простите, если вам неприятно это обсуждать. Просто вас шантажировал тот же человек, что пытается заполучить и наш титул, и наше состояние.
– Не беспокойтесь, я сам сказал об этом Кочубею. Вы правы относительно того, что на меня охотится тот, кто называет себя вашим родственником. Я имею в виду Александра Ивановича Чернышёва.
– Он, скорее, однофамилец. Мой отец много сделал для этого человека в начале его карьеры, вот мама и надеялась на него, а получилось наоборот. Вместо помощи «любезный дядюшка» лишил нас последнего. Скажите, почему люди так неблагодарны?
Лицо Веры стало грустным, и из-за маски безупречной мраморной статуи выглянула нежная девочка. Как же хотелось Платону обнять её, приласкать и утешить! Но он не имел права.
– Вы задали сложный вопрос, – мягко заметил он. – Чтобы испытывать благодарность, нужно иметь благородство и мощь натуры, а люди в основном слабы, они охотно принимают помощь и благодеяния, но тяготятся этим. Все хотят считать, что сами добились успеха, вот и забывают, кому и чем обязаны.
– Хорошо, если просто забывают, гораздо чаще благодетелю делают гадости и радуются, а иногда даже начинают его травить.
– Это тоже бывает. В таких случаях есть только один рецепт: не иметь с подобными людьми никакого дела.
– Вы правы, – согласилась Вера и предложила: – Расскажите мне о своём брате.
Платон не мог ошибиться – фиалковые глаза глядели на него с сочувствием, и он рассказал ей всё, даже то, как брат не захотел довериться ему и скрыл своё участие в тайном обществе.
– Он надеялся оградить вас от опасности, так же поступил и наш Боб, – объяснила Вера.
Как же ему хотелось в это верить! Душа Платона уже не могла удержать излияния. Не открывая глаз от нежного лица собеседницы, он на одном дыхании рассказал ей печальную историю своих отношений с матерью и только потом с ужасом подумал о том, что наделал.
Но Вера погладила его по плечу.
– Всё пройдёт, – сказала она. – Вы простили друг друга, и мама поручила вам самое дорогое – своих дочерей, а вы в память о ней вырастите сестёр.
Ни с кем и никогда у Платона не возникало такого душевного единения, а уж тем более с женщиной. Раньше он даже не представлял, что такое бывает. Он готов был говорить с ней до скончания века, но Вера устало вздохнула, и Платон тут же вскочил:
– Я расстроил вас, простите великодушно. Отдыхайте. Завтра я буду ждать вас внизу.
Он направился к двери и уже из коридора, в последний раз оглянувшись, увидел, как Вера опустилась на постель. Она больше не бодрилась, и выражение крайней усталости исказило тонкое лицо.
Он замучил её. У Веры полно собственных невзгод, а он вывалил на неё свои. Платону стало совестно, но он сразу же честно признал, что, если бы пришлось начинать сначала, он точно так же открыл бы Вере душу. Платон восхищался каждым её словом, каждым взглядом, даже дышать с ней одним воздухом стало для него наслаждением.
Каким же это оказалось наслаждением! Злоумышленник от радости потёр руки. Он был хозяином положения, и это грело его самолюбие.
Жертва даже не подозревала, что у неё больше не осталось надежд. Что ж, тем лучше: ожидание придаст погоне остроты. Наконец-то это случится! Как же злоумышленник хотел её, с ума можно сойти! Хотел всю, до кончиков ногтей, до потрохов – в собственность, в рабство. Чтобы никого не было рядом – полное одиночество и единственная, вечная, неизбывная мысль: «Я принадлежу хозяину».
Кучера во дворе гостиницы запрягали лошадей, слуги тащили немногочисленные пожитки. Всё шло по плану – графиня Чернышёва возвращалась в Солиту.
Злоумышленник больше не жалел, что столичная бомба не убила Веру. Сегодня он уже думал, что это даже к лучшему. В другой раз он всё сделает не спеша, точно и с толком. Больше не будет недочётов, он сыграет свою игру безупречно. Каким же удовольствием оказалась та комедия, которую он ломал перед доверчивыми простаками. Они не стоили его мизинца, ногтя были недостойны, ни один из них даже не подозревал, с каким великим человеком свела их судьба!
Зачем убивать Веру? Это даже вредно, её нужно использовать. Забрать у неё всё: девственность, свободу, красоту. Только делать это медленно-медленно, смакуя каждое мгновение. Растянуть удовольствие. Хотя нет, это слабо сказано, «восторг» – вот подходящее слово! Да, именно так! Злоумышленник упьется Верой Чернышёвой, опустошит до дна, а потом заберёт её жизнь! И когда это наконец-то случится, он сядет рядом с остывающим телом и будет любоваться бликами закатного солнца в стекленеющих фиалковых глазах.