Март принёс в Пересветово яркое солнце. И хотя по календарю весна уже должна была вступить в свои права, но морозы не отступали, снег ещё лежал плотным настом, а на укатанных санями дорогах проблескивал ледяной корочкой. Впрочем, небо уже ярко голубело – весеннее, безоблачное и высокое. Ещё чуть-чуть – и начнётся оттепель.

Настроение хозяйки дома было под стать весёлому солнечному утру. Накануне графиня получила наконец-то долгожданное известие: её ненавистный супруг умер и уже похоронен. Кузен Леван не поленился сам посетить похороны и теперь писал, что, кроме старых слуг и пары дальних родственников, в лавре никого не было. Он задал домоправителю Печерских вопрос, где же сын покойного, Михаил, и его дядя, Вольский, и получил ответ, что оба отсутствуют на похоронах по уважительной причине, находясь с государем на конгрессе в Вене.

Даже ехидный намёк кузена, что на панихиде никто не упомянул ни имени вдовы – Саломеи, ни имени младшего сына, Ивана, не испортил графине настроения. Подумаешь, молчанку затеяли, посмотрим, как запоют эти лизоблюды, когда она захватит наследство покойного супруга. То, что наследником станет её сын, Саломея считала пустой формальностью, ведь мальчик так ей предан, да и она, как любая разумная мать, должна контролировать своего ребёнка даже в мелочах.

Саломея чувствовала себя всемогущей. Наконец-то она – девочка из горного села – достигла вершины власти и богатства! Теперь всё будет по-другому. Вот прямо с сегодняшнего утра и начнётся новая жизнь! Прямо с завтрака!

Саломея заняла место во главе стола и с нежностью посмотрела на своего Вано, севшего от неё по правую руку. Гибкий и стройный, с большими чёрными глазами и орлиным носом, Вано ничего не взял от простецкой внешности своего отца. Настоящий красавец! Саломея просто боготворила сына.

– Как ты спал, мой дорогой? – ласково спросила она.

– Как всегда! Хорошо… – сдержанно ответил Вано.

Он очень старался не вспылить. Мать была на удивление непонятливой. Ему уже исполнилось двадцать, а она по-прежнему следила за каждым его шагом. Саломея словно и не понимала, что он – взрослый мужчина. Мать диктовала, что ему носить, чем заниматься, даже требовала от Заиры, чтобы старая нянька каждый вечер приносила молодому графу парное молоко. Все попытки Вано завести интрижку закончились полным провалом. Дворовые девушки, которых он вызывал к себе, ползали на коленях и, рыдая, умоляли их отпустить, ведь хозяйка объявила в девичьей, что тех, кто будет ублажать её сына, она запорет на конюшне. Приживалка Аза – хорошенькая молодка годом старше Вано – тоже отказалась с ним спать.

– Твоя мать предупредила, что если она поймает меня рядом с тобой, то не будет разбираться – было или не было, просто выгонит меня на мороз в чистое поле в одной рубахе, – потупив глаза, объяснила Аза. – Ты уж не сердись, я бы с радостью, ты мне очень нравишься.

Так Саломея на корню пресекла всё попытки сына стать наконец-то настоящим мужчиной, хотя себе не отказывала ни в чём. Вано уже давно догадался, что Коста – материн любовник. Впрочем, он и не осуждал мать. Его отец запер красивую и молодую жену в деревне сразу же после рождения Вано. И если Михаилу с Серафимом достались хотя бы крохи отцовского внимания, то сам он ни разу не видел Пётра Гавриловича Печерского. Разве так отец должен был относиться к сыну?!

Заира и Коста втайне от матери рассказывали Вано о жизни и традициях гор. Вот где всё было просто и справедливо. Мужчина, а тем более князь, считался там наместником Бога на Земле, самодержавным властелином своего рода. А он, Вано, мог дважды считаться властелином, ведь по матери он – князь, а по отцу – граф. На самом деле весь мир должен был лежать у его ног только по праву рождения, а мать (будто и не она родилась в горах Кавказа) считала главной себя. Как же её там воспитали, если она не понимала, что обязана подчиняться мужчине? Если не мужу, который далеко, так хотя бы взрослому сыну. Нет, ей всё это было невдомёк! Мать бесконечно командовала и не давала Вано свободно жить!

Он давным-давно научился её обманывать: все многочисленные учителя, приглашённые Саломеей в Пересветово, встречая стойкое нежелание маленького графа подчиняться и делать над собой малейшие усилия, в конце концов отступались и на уроках занимались лишь тем, что разрешал Вано. Женщины с ним рисовали и делали поделки, с мужчинами он сражался на деревянных мечах и бутафорских шпагах. Боясь разоблачения, учителя стремились поскорее покинуть дом и уверяли Саломею, что её сын блестяще усвоил курс очередного предмета и научить его они уже больше ничему не могут. Каждый из учителей или гувернёров увозил хорошее вознаграждение и восторженное рекомендательное письмо, написанное графиней Печерской. Она считала, что её сын получил блестящее домашнее образование, а он всего лишь запомнил несколько расхожих фраз на трёх иностранных языках и часто, к месту и не к месту, вставлял их в разговор, окончательно убедив Саломею в своих успехах.

Прознав, что мать купила недостроенную фабрику, Вано обрадовался. Корпуса стояли на окраине губернского города, довольно далеко от Пересветова. При фабрике имелся дом для управляющего, а в нескольких верстах лежало небольшое имение Рощино, и теперь Вано собирался перебраться в него на житьё и уйти наконец-то из-под власти матери.

Рощино ему понравилось. Дом был небольшим и уютным, а главное, не требовал ремонта. Мебель, купленная вместе с домом, была не очень модной, но зато добротной и вполне могла ещё послужить первое время, пока Вано не начнёт получать прибыль с фабрики и не сможет тратить деньги по своему усмотрению. В том, что золото потечёт рекой, он не сомневался – самое большее через полгода он уже будет иметь доход. Убедив мать, что хочет ей помогать, Вано предложил отдать ему фабрику. Он переехал в Рощино и первым делом выбрал себе между дворовых девушек фаворитку. Крупная белотелая Рая с большой грудью и широкими бедрами оказалась так хороша, что Вано поначалу не выпускал её из постели ни днём, ни ночью.

Заниматься делами лично Вано не собирался. Что бы там ни говорила мать – для этого существовали слуги и работники. Достаточно было нанять нужных людей и строго с них спрашивать, и успех придёт сам собой. Самого нужного человека Вано нашёл сразу. Управляющий из Рощина Атласов, ещё нестарый человек с благообразным пухлым лицом и плотной фигурой, сразу глянулся молодому графу. Атласов преданно сверлил хозяина глазами и в конце каждой фразы прибавлял: «Как изволите, ваше сиятельство». Такой преданный, знающий своё место человек – просто подарок судьбы! Атласов с жаром взялся за дело и каждый день докладывал молодому графу, как идут дела, подсовывая ему записочки о том, что нужно купить и сколько это будет стоить.

Повзрослев, Вано уже не раз пожалел, что в детстве не захотел учиться. Писал он кое-как, а в расчетах и вовсе был не силён, но Атласов не должен был об этом догадаться. Вано важно рассматривал писульки управляющего, уточнял, сколько тому нужно денег, и ехал к матери. На первых порах Саломея легко расставалась с деньгами, но потом начала ворчать, а в последние дни прямо-таки скандалила. А ведь стройку ещё даже не закончили, не бросать же её сейчас, когда деньги от продажи льняной пряжи вот-вот потекут рекой. Почему мать не хотела этого понять? Почему упрямилась? Сегодня Вано специально приехал в Пересветово к завтраку, надеясь, что настроение Саломеи улучшилось и она даст денег. Вано подавил раздражение от её глупого вопроса, который можно было задать лишь малому ребёнку, и, спокойно на него ответив, в свою очередь спросил:

– Матушка, вы не передумали относительно вчерашних счетов?

Саломея чуть заметно поморщилась, но, мысленно пообещав себе, что сегодня никто и ничем не испортит ей настроения, объяснила:

– Сынок, ты тратишь слишком много. Нельзя так верить людям, как ты доверяешь своему Атласову. Нужно хотя бы проверять его траты. Ты просмотрел за ним счётные книги?

Саломея хитрила. Дело было не в управляющем. Нанял его Вано, да и ладно, ведь фабрика стала очередной игрушкой, которую графиня Печерская подарила своему обожаемому сыну. Дело было в другом: у Саломеи кончились деньги. Всё, что она могла снять с Пересветова, она сняла ещё осенью и тогда же получила деньги с доходных домов в Ярославле, так что до продажи нового урожая взяться деньгам было неоткуда. Перед тем как позволить Вано хозяйничать, мать прикинула, что до сентября её средств с избытком хватит и на семью, и на забавы сына. Но деньги растаяли, утекли сквозь пальцы. Следовало давно умерить аппетиты Вано, но Саломее так нравилось, что её мальчик приходит к ней с просьбами.

Теперь деньги кончились. Понятно, что голодная смерть никому не грозила – и в Пересветове, и в Рощине имелись большие запасы муки, картошки и солений, птицы и скота тоже хватало, но оплачивать счета сына графиня больше не могла. Оставалось одно: сделать вид, что она просто хочет разобраться с фабричными делами. Счётные книги можно было смотреть сколь угодно долго, глядишь, заветный план и сработает, а тогда наследство Печерских решит все вопросы. Саломея поймала себя на том, что не слушает сына. Вано горячился, доказывал, что ведёт дела правильно. Мать улыбнулась своему повзрослевшему «малышу» и ласково, но твёрдо сказала:

– Сынок, я должна проверить всё сама, деньги любят счёт, а ты ещё слишком молод и горяч. Возможно, тебе не хватает трезвости ума. Я же не спеша посмотрю счётные книги, а потом мы вместе с тобой примем нужные решения. Давай, мы сегодня съездим с тобой на фабрику, заберём гроссбухи, а потом ты вернёшься домой и поживёшь здесь столько, сколько нужно.

Такого удара Вано не ожидал. Мать хотела лишить его завоеванной свободы! Она вновь собиралась запихнуть сына в Пересветово, в то время как Раю опять отправят в девичью. Безумная злость на эту властную и неумную бабу овладела Вано, он вскочил и крикнул:

– Этого не будет! Я останусь в Рощине и буду ждать вашего решения там. Я – мужчина, я дал слово, что скоро мы будем купаться в золоте, и должен сдержать своё обещание. Если вы считаете нужным проверять счётные книги – проверяйте, а я поеду к себе домой.

– Хорошо, дорогой! – воскликнула потрясённая графиня, первый раз в жизни увидевшая сына в таком бешенстве. – Делай как хочешь. Можешь сейчас вернуться в Рощино и встретиться со мной на фабрике, можешь остаться здесь, тогда поедем вместе на тройке.

– Я уеду сейчас. Встретимся в три пополудни, – процедил Вано и вышел из комнаты.

Мать становилась невыносимой, а ему приходилось зависеть от её прихотей. Но, по крайней мере, сегодня он отстоял своё право мужчины жить так, как ему хочется. Это была настоящая победа. Теперь Вано понял, что, оказывается, его гнев выбивает мать из колеи. Как же быстро она сейчас сдалась! Следовало взять это на вооружение. Вано улыбнулся.

«Наверно, пора брать власть в доме в свои руки. Мать – всего лишь женщина. В конце концов, она должна понять, что не может спорить со мной, – размышлял Вано. – Саломея должна перестать командовать и передать дела и деньги мужчине».

Он мысленно представил робкое выражение на лице матери, лишившейся денег и власти, и решил, что будет хорошо и справедливо к ней относиться. Но пусть Саломея живёт одна, он уже к ней не вернётся. Вано вышел во двор, вскочил на своего серого орловского рысака и полетел по заснеженной аллее к воротам. Он наконец-то понял, что и как ему теперь делать. Всё оказалось предельно просто: надо скрутить Саломею в бараний рог.