Как же, оказывается, греют душу простые радости: мягкий снег за окном, огонь в камине, уют зимнего кабинета… Почему Алексей раньше этого не понимал? Почему бежал мимо, рвался к друзьям и службе, не замечая тихого очарования подобных вещей? Может, эти прелестные картинки доступны лишь в семье? Смешное предположение… Но отчего же так теплеет на душе, когда ты видишь у камина примостившуюся с книгой тонкую фигурку собственной жены? Весь мир тогда сжимается до размеров одной-единственной комнаты. Ты и она в натопленном барском доме, а вокруг покрытые снегом поля, леса в серебристом инее – зимняя Россия без конца и без края. Хорошо!..

Черкасский заставил себя отвести взгляд от безупречного профиля, подсвеченного огнём камина, и сосредоточиться на бумагах, оставшихся после тестя. Алексей уже третий день разбирал архив и всё время задавал себе один и тот же вопрос, стал бы он так усердствовать, если бы Катя не решила составить ему компанию? Если быть честным, то вряд ли.

Через несколько часов в мир придёт новый год. Они с Катей договорились встретить его вдвоем за маленьким поздним ужином. Алексей надеялся на откровенный разговор. В их браке ещё не было главного, они обвенчались, но и только. Черкасский понимал, что переживает его жена после смерти отца, и, щадя её чувства, до сих пор даже не заикался о супружеских отношениях. Алексей не узнавал сам себя: он бредил Катей, обожал её и желал почти до беспамятства, и не делал даже попыток подступиться к ней.

«Но ведь подобное ожидание тоже сладостно, – мелькнула вдруг чуть ли не философская мысль. – Иметь право взять – и не делать этого».

Алексей представил нагую белую спину и сбегающую по ней каштановую косу. Он чуть было не застонал – тело послало ему мощный сигнал, намекая, как он не прав со своими дурацкими философствованиями.

«Нет, так нельзя, нужно что-то делать. Сегодня за ужином и поговорим», – сдался Алексей. Он вновь попытался сосредоточиться на бумагах тестя. Черкасский уже просмотрел счётные книги по Бельцам, судя по всему, имение процветало. Жена стала очень богатой женщиной, но его это не волновало – он хотел лишь её саму.

Часы на камине пробили десять, Алексей поднялся и подошёл к Кате.

– Милая, я предлагаю пойти переодеться к ужину, – предложил он. – Конечно, у нас с тобой траур, но мы будем лишь вдвоём, давай хоть немного украсим наш вечер.

– Хорошо, – согласилась Катя и нежно улыбнулась, сводя мужа с ума. – Я надену твой подарок.

Алексей просиял. Очень медленно продвигался он по пути завоевания Катиного сердца и вот сейчас одержал маленькую победу, ведь она впервые сказала «ты». Маленький шажок, но как он дорог!

Проводив жену до дверей её спальни, Черкасский поспешил к себе. Он теперь одевался так же тщательно, как какой-нибудь записной франт. Парижский фрак с чёрным муаровым жилетом, по его задумке, должны были поразить Катю. Он постучал в дверь её спальни, и жена сразу вышла. Она сменила причёску – вместо косы подняла волосы на макушке и закрутила их в локоны, спадающие до самой поясницы. Катя была так хороша, что Алексей в очередной раз не поверил своему везению. Высоко поднятые волосы делали её лицо строже, но огоньки, играющие в блестящих светлых глазах, и нежная улыбка казались живыми, переменчивыми и бесконечно очаровательными.

– Какая же ты красавица! – восхитился Алексей. – Я самый счастливый человек, ни у кого на свете нет такой прекрасной жены.

– Я мало видела, но, наверное, это я должна радоваться, что мне достался самый красивый жених России.

– Ты и впрямь так считаешь? – обрадовался Черкасский. Если он нравится Кате, то при нежном и преданном обращении взаимность – лишь вопрос времени, а страсть к ним придёт, как только жена это позволит.

Огромный овальный стол на шестьдесят гостей, сейчас накрыли для двоих. Весь он был заставлен блюдами и графинами с вином. Слуг видно не было.

– Я хотел, чтобы в эту новогоднюю ночь мы остались с тобой вдвоём, – объяснил Алексей, – я буду сам ухаживать за тобой. Ты не против?

– Нет…

Люстры не зажигали. Стол озаряли лишь свечи в двух парных жирандолях и пламя камина. Сверкало серебро, в хрустале играли алые блики, разбрасывал снопы радужных искр Катин алмаз, но Алексей смотрел лишь в глаза своей жены. Это уже было счастьем, и он раздумал затевать трудный разговор. Зачем? Если можно просто поговорить о приятных им обоим вещах.

Черкасский разлил по бокалам вино. Катя захотела попробовать рыбу. Алексей тут же согласился, что это наилучший выбор, и себе тоже положил изрядный кусок. Разговор их потёк неспешно и скоро сделался тёплым и приятным. Алексей говорил о своём детстве, о бабушке, о любимых сёстрах. Рассказал он и о своей близости к императору.

Катя слушала с нескрываемым интересом. Не заметив как, она сама стала говорить о прошлом, о матери с отцом. Под бой каминных часов Черкасские выпили за наступление нового, 1812 года.

– Пусть в этом году нас ждут лишь добрые вести и счастливые дни, – пожелал Алексей.

Катя допила вино и сама потянулась к мужу. Он крепко её обнял и впервые поцеловал так, как ему хотелось, со всей страстью и нежностью. Алексею казалось, что в этом поцелуе их души наконец-то соединились. Объятия его стали требовательней: руки гладили затылок жены, потом скользнули ей на спину. Когда он наконец смог оторваться от Катиных губ, жена не отстранилась, а так и стояла, припав к его груди. Боясь разрушить это волшебство, Алексей крепко её обнял, прижался подбородком к душистым локонам на макушке и замер.

– Остановись, мгновенье, ты прекрасно! – шепнул он. – Кто бы мог подумать, что это истинная правда.

Катя подняла глаза, в них цвела нежность.

– Счастье моё, – обрадовался Алексей, – я благодарю судьбу, что именно на меня пал царский выбор и ты оказала мне честь, став моей женой.

– Я тоже рада, – призналась Катя, – я очень ценю твою деликатность. Понимаешь, я хочу, чтобы наша общая жизнь началась со светлых минут, а не с горя. Давай поживём здесь, пока не пройдёт сорок дней с кончины папы, а потом уедем. Отправимся туда, куда ты захочешь, и там начнём нашу семейную жизнь. Я стану тебе хорошей, преданной женой.

Ответ Алексея оказался предсказуемым: он вновь поцеловал Катю и пообещал ей всё, что она только захочет.

Катино горе стало притупляться, и она постепенно вернулась к обязанностям хозяйки дома. Первым делом она распорядилась переставить мебель в небольшой проходной комнате, превратив её в столовую на двоих. Теперь молодожёны сидели за обедом рядом, а блюда им подавал всего лишь один лакей, и того Алексей по вечерам отпускал, чтобы побыть наедине с женой.

По утрам они ездили кататься. Светло-серого красавца Ганнибала запрягали в лёгкие двухместные санки, и Алексей правил сам. Катя, прижималась к мужу и оба были счастливы.

Черкасские объехали все деревни, входящие в имение Бельцы, Алексей поговорил с управляющим, крестьянами, осмотрел хозяйственные постройки, церкви и школу. Он обсудил с женой план будущих переделок и был приятно удивлен её толковыми замечаниями.

– Откуда ты столько знаешь о хозяйственных делах? – спросил Алексей.

– Я росла папиной любимицей, он с детства брал меня с собой в поездки по имению, к тому же я вела у него все счета, – пояснила Катя.

Теперь она стремилась всё время быть рядом с мужем. Если Алексей шёл работать в кабинет, она приходила туда с книгой, садилась в кресло у камина и наслаждалась нежностью его взглядов.

Постепенно Черкасский разобрал все бумаги, оставленные тестем. Разложив документы и сделав для себя их опись, он вернулся к бюро. Следовало проверить, не забыл ли он что-нибудь в ящиках. Бюро по стилю резьбы очень напоминало то, что стояло в Алексеевом столичном кабинете, однако в том имелась потайная ниша. А вдруг и здесь есть? Проверяя свою догадку, Черкасский стал по очереди нажимать на резные завитки цветов и виноградных гроздей на боках бюро. На третьей грозди с правой стороны его пальцы попали в углубления, прорезанные под листьями. Он повернул гроздь по часовой стрелке. Раздался щелчок, и ящики бюро вместе с задней панелью выдвинулись вперёд. Алексей вынул их и заглянул в потайную нишу, открывшуюся за снятой панелью. Там лежала тетрадь в потёртом красном переплёте и большой пожелтевший конверт.

Алексей открыл тетрадь. На первой странице стояла надпись: «16 января 1782 года, Санкт-Петербург». Прочтя несколько строчек, князь осознал, что держит в руках дневник своего тестя времён его службы в гвардии.

– Катюша, я нашёл дневник твоего батюшки, – объяснил Алексей, протянув жене свою находку, – тебе решать, что с ним делать. Здесь ещё и письмо на его имя. Посмотри сама.

Катя взяла тетрадь, глянула на первые строки и, отложив её, открыла письмо. Прочитав его, она так побледнела, что Алексей перепугался. Он бросился к жене:

– Что с тобой? Тебе плохо?

– Письмо… прочти.

Черкасский взял листок. Письмо было написано по-французски:

«Уважаемый граф Бельский!

По вашей просьбе мною проведены действия по розыску вашей супруги. По перечисленным вами адресам я её не обнаружил, но расспросы парижских знакомых Анн-Мари Триоле, графини Бельской, привели меня в город Дижон, куда мадам переехала в декабре 1782 года по совету врачей из-за своей болезни. В Дижоне мадам проживала при монастыре бернардинок под своей девичьей фамилией Триоле. По рассказам аббатисы монастыря, дама была очень слаба здоровьем и хотела принять монашество, говорила сёстрам, что совершила большой грех, обвенчавшись с человеком иной веры. По строгому уставу монастыря бернардинок монахиней может стать лишь непорочная дева, Анн-Мари поклялась перед образом святой Анны, что её брак не был осуществлён и она по-прежнему чиста. Приглашенная повитуха подтвердила её слова, и Анн-Мари разрешили вступить в орден. Ваша супруга приняла постриг в феврале 1783 года под именем сестры Анны, а через восемь месяцев после принятия обета скончалась от чахотки. Её похоронили на монастырском кладбище. Из всех документов у покойной имелось при себе лишь свидетельство о крещении. За пожертвование, сделанное мной от вашего имени общине бернардинок, мне выдали копию её свидетельства о крещении и свидетельство о смерти, их я и отправляю вам вместе с этим письмом.

Всегда к вашим услугам,

Пьер Роше, адвокат. Париж, 14 марта 1784 года».

Алексей поднял с пола пожелтевший конверт и обнаружил в нём два аккуратно сложенных листа, скреплённых меж собой витым шнуром с монастырской печатью красного воска. Алексей глянул в бледное лицо жены и предложил:

– Мне кажется, что все ответы находятся в дневнике твоего батюшки, ты прочитай его, а я буду рядом. Потом ты мне всё расскажешь, и тогда мы подумаем, что с этим делать.

На том и порешили. Немного успокоившись, Катя взяла дневник отца и пролистала его. Даты в дневнике относились к периоду с января по сентябрь 1782 года. Катя вздохнула, открыла первую страницу и стала читать. Она как будто услышала голос молодого весельчака, наследника богатой и знатной семьи. Сначала тот повествовал, как получил назначение в лейб-гвардии драгунский полк, как радушно приняли его офицеры, как он сделался всеобщим любимцем.

Первые два месяца службы расписывались графом в самых восторженных выражениях. У него появился близкий друг – поручик Владимир Дорошин. Так же, как и Бельский, тот был единственным сыном богатых провинциальных помещиков, в деньгах не нуждался и воспринимал службу в гвардии как сплошную цепь кутежей, любовных приключений и мотовства за карточным столом. Друзья на пару веселились, даже любовниц себе выбрали одинаковых: сестёр-близнецов, балерин из итальянской балетной труппы – Карлотту и Джульетту Розини, похожих, как две горошины.

Первую тревожную ноту в восторженных описаниях жизни молодого холостяка Катя заметила в записи за 14 мая. Граф описывал поездку их весёлой компании в модный магазин женского платья мадам Легран на Невском. Молодая помощница хозяйки понравилась и Бельскому, и Дорошину. Несмотря на ревность сестёр-итальянок, оба наперебой принялись ухаживать за ней прямо на глазах своих любовниц, а когда девушка отвергла все их предложения, всерьёз заинтересовались недоступной француженкой.

Далее последовали бурные ухаживания графа за Анн-Мари Триоле – так звали девушку. Но он со всё возрастающим раздражением постоянно сталкивался в магазине с Дорошиным. Соперничество привело к тому, что на полковой пирушке в присутствии множества офицеров Бельский и Дорошин заключили пари на огромную сумму в двадцать тысяч рублей золотом на то, кто первым станет любовником мадемуазель Триоле. Доказательством должна была стать ночная сорочка неприступной француженки. Учитывая размер суммы, поставленной на кон, все офицеры следили за ходом событий, заключая собственные пари на того, кто выиграет.

Через неделю Дорошин выложил на стол батистовую сорочку с инициалами «А.М.Т.», вышитыми на груди. Граф Павел отказался признать своё поражение и потребовал в подтверждение слово самой девушки. В присутствии мадам Легран он и ещё два офицера полка предъявили Анн-Мари ночную сорочку и попросили подтвердить, что это её вещь. Француженка расплакалась, но призналась, что сорочка принадлежит ей, однако она также рассказала, что её комнату над магазином накануне обокрали, забрав все сбережения и часть одежды. Мадам Легран подтвердила, что, действительно, окно в комнате Анн-Мари было взломано, а о краже в полицию уже заявлено.

Вернувшись в полк, Павел Петрович обвинил Дорошина в шулерстве, в ответ тот вызвал Бельского на дуэль. Поединок состоялся тут же, они дрались на шпагах, и, хотя противники в своём мастерстве считались одинаково искусными, как видно, удача оказалась на стороне Павла Петровича: он убил своего противника ударом в сердце, сам не получив ни царапины. История имела широкую огласку. Дуэли были запрещены, да и отец Дорошина, потерявший единственного наследника, приложил все усилия, чтобы примерно наказать убийцу. Бельского изгнали из гвардии и сослали на Кавказ.

Перед отъездом Павел Петрович заехал в магазин мадам Легран, чтобы попрощаться с девушкой, которая так и не ответила на его ухаживания, но зато стоила ему карьеры и вечных угрызений совести за убийство лучшего друга. Граф обнаружил француженку в слезах и со сложенными вещами. Узнав о разыгравшемся скандале, мадам Легран уволила её. У Анн-Мари не было ни денег, ни крыши над головой, а её репутация считалась навеки погубленной. Павел Петрович тут же сделал несчастной предложение руки и сердца, а на следующий день полковой священник поженил Анн-Мари Триоле и графа Бельского. Сразу после венчания, оставив жене большую сумму в золоте и взяв с неё обещание ждать его в Париже, граф выехал в сопровождении, а вернее, под надзором старшего офицера, к новому месту службы. Эта запись была сделана 15 сентября 1782 года. На этом исписанные листы в дневнике заканчивались.

Катя закрыла тетрадь и подняла глаза на мужа. Она все время чувствовала, как Алексей время от времени поглядывает на неё. Видя, что жена уже не пугается, он не вмешивался, ожидая, пока Катя закончит читать.

– Отец был женат на Анн-Мари Триоле, продавщице из французского модного дома, – начала свой рассказ Катя и, выбирая лишь основные факты, рассказала о пари, дуэли и ссылке, а потом растерянно призналась: – Но отец никогда ничего не говорил о своей первой жене. Мама тоже не упоминала о предыдущем браке.

– Я думаю, что она и не знала об этом, – рассудил Алексей, – граф убедился, что его французская жена умерла, и решил никого не тревожить ненужными, болезненными воспоминаниями. Давай и мы оставим всё в тайне.

– Ты прав, – согласилась Катя.

Она положила дневник и письмо в потайную нишу бюро.

– Посмотри, как оно закрывается, – предложил Черкасский.

Он поставил в паз заднюю панель, установил ящики и повернул против часовой стрелки третью с правой стороны виноградную кисть. Все детали встали на место, и больше уже ничто не напоминало о случайно открывшейся тайне покойного графа Бельского.