Апрель вернул в Ратманово яркие краски: засверкала на солнце колоннада, янтарём и аметистами рассыпались по клумбам весенние первоцветы, небо сделалось бездонным и густо-синим. Снег давно сошёл, открыв жирную черноту бесконечных полей и нежную зелень озимых. Всё вокруг радовало глаз, веселило душу…

Весеннего настроения, охватившего всех в поместье, не разделял лишь его хозяин. Сразу пожалев о том, что отправил жене то злосчастное письмо, Черкасский проклял себя и стал заливать тоску водкой. Легче ему не стало. Поняв, что если не попытается любой ценой вымолить у жены прощение, то просто умрёт, Алексей собрался и поехал в Бельцы. Но вышедшая ему навстречу мадам Леже сообщила об отъезде княгини в гости к московской тётке.

Раздосадованный, Алексей вернулся в Ратманово с намерением тотчас же броситься в погоню, но, хорошо всё обдумав, признал, что попытка восстановить отношения в чужом доме в присутствии чужих людей – задача не из простых. Тогда он решил поступить по-другому: написать Кате покаянное письмо, предупредить о своём приезде и, если повезёт, дождаться ответа. При любом развитии событий, напишет ему жена или нет, князь хотел выехать в Москву.

Множество раз брался Алексей за перо, но вновь и вновь рвал письмо и выбрасывал его в корзину. После двух часов мучений у него наконец-то получился более-менее сносный вариант:

«Милая, я лучше всех знаю, что простить меня невозможно. Но умоляю тебя, найди в своём сердце каплю жалости, разреши мне приехать. Я не могу без тебя жить.

Я буду в Москве 20-го апреля. Пожалуйста, дай мне знать, что я смогу увидеть тебя. Алексей».

Запечатав конверт, Черкасский вызвал Сашку и велел тому менять лошадей круглосуточно, но доставить письмо княгине самое позднее через три дня.

Сегодня Алексей ждал своего посланца обратно. Стоя у окна, он высматривал ямскую тройку. Наконец та появилась на подъездной аллее. Сашка вошёл в кабинет, но вид его не сулил хозяину ничего хорошего. Виновато отводя глаза, посыльный протянул Алексею нераспечатанное письмо.

– Что, княгиня отказалась его взять? – с ужасом спросил Черкасский.

– Нет, барин! Не было её в Москве. Никто в доме тётки не знает, что она вообще собиралась к ним приехать.

– Графиню-тётку ты видел? Она с тобой говорила?

– Как же, меня провели к ней, барыня сама мне сказала, что племянница к ней не приезжала и не писала вовсе.

– Да, может, тебе специально лгали? – гневно рявкнул Алексей.

– Нет! Я, прежде чем уехать, деньги роздал и дворовых порасспросил, ну и в соседских домах тоже интересовался – никто не видел ни княгини, ни её девушки. Даже если хозяйка не выходила из комнат, то Полю дворовые всё равно заметили бы. Нет их там. – Сашка замялся. – Я, как барыню в Москве не нашёл, стал на почтовых станциях спрашивать. На одной – на въезде в Москву – княгиня и её девушка заночевали, а потом в Петербург отправились.

Черкасский забрал письмо и отпустил своего посланца. Алексей постарался поставить себя на место жены. Катя оскорблена, хочет уехать, но у неё ещё нет доступа к унаследованному состоянию, значит, она должна отправиться к Штерну. А ложный адрес в Москве она дала, потому что после этих подлых писем и выстрела в спину никому не верит. Катя боится.

– Боже мой, милая, как я мог это допустить? – прошептал Черкасский.

Он, как идиот, заливал горе водкой, хотя до сих пор не нашёл подлеца, устроившего им эту западню. Даже не расспросил Иваницкого и ротмистра Рябинина о том, что те видели на крыше мельницы. Конечно, есть ещё и камердинер, да толку от него мало. Но все же… Алексей вызвал француза к себе и спросил:

– Месье, пожалуйста, вспомните всё, что вы видели на мельнице, после того как меня ранили.

– Ваша светлость, вы лежали без чувств, и я держал вам голову. Офицеры побежали к мельнице, а об остальном я могу судить только с их слов, – объяснил камердинер и, не понимая, что нужно хозяину, замолчал.

– Повторите эти слова, – потребовал Алексей.

– Офицеры говорили, что видели на крыше человека с пистолетом в руке, тот спрыгнул вниз со стороны, обращённой к лесу. Господа обежали вокруг, но там уже никого не было, они увидели лишь следы, ведущие в лес.

Стало ясно, что нужно действовать самому. Алексей завтра же поедет в Бельцы и разберётся в этой тёмной истории. Жаль только, что он не сделал этого раньше.

Дорога разбередила Черкасскому сердце. Уже проклюнулись почки, и лес тонул в нежнейшей золотистой дымке, а когда здесь летели их с Катей санки, все деревья стояли в снегу, ветви гнулись, смыкаясь над дорогой в белоснежный кружевной туннель. Если бы только можно было повернуть время вспять и вновь прижать к себе хрупкую фигурку, закутанную в соболий мех…

Солнце уже стояло в зените, когда экипаж Черкасского остановилась перед крыльцом в Бельцах. Алексей прошёл в дом, поздоровался с мадам Леже и объявил, что поживёт здесь какое-то время. Пока Сашка заносил его багаж, князь выпил водки в своём прежнем кабинете. Полчаса спустя они отправились к Иваницким.

Соседнее поместье встретило Черкасского тишиной. Вышедший на крыльцо лакей сообщил, что Пётр Александрович с другом-ротмистром давно отбыли в полк, а Александр Иванович с дочерью уехали к родственникам в столицу. Вот и оборвалась ниточка! Алексей велел разворачивать коней и возвращаться в Бельцы.

Ужин Алексею подали в маленькой столовой, устроенной Катей в прежние счастливые дни. Он отослал слуг и мрачно ковырял вилкой в тарелке. Какая еда при такой неистребимой тоске? За окном раздался звон колокольчика. Кто-то приехал? Безумная надежда, что вернулась жена, окрылила Алексея, и он кинулся к дверям. У крыльца стоял просторный дорожный экипаж. Дверца его распахнулась, по подножке спустился князь Василий и подал руку незнакомой смуглой брюнетке лет тридцати. Дядина спутница щеголяла в ярко-малиновом капоте и такого же цвета бархатной шляпке с белыми страусовыми перьями. Гости поднялись на крыльцо, где в недоумении застыл Алексей. Князь Василий двусмысленно улыбнулся и заговорил:

– Алекс, позволь представить тебе мою супругу – светлейшую княгиню Марию Черкасскую, старшую дочь и наследницу графа Павла Петровича Бельского.

– Вы с ума сошли, дядя, – Алексей не мог поверить в то, что услышал, – у графа Бельского нет дочери с таким именем.

– Не горячись, племянник, мы всё тебе объясним. Пойдём в дом, – подхватив женщину под руку, князь Василий прошёл мимо стоящего столбом Алексея. Тому ничего не оставалось, как обогнать непрошеных гостей и войти впереди них в голубую гостиную.

– Я жду объяснений, – сухо процедил Алексей.

– Ты их получишь и увидишь все документы. – Князь Василий скинул плащ с двумя пелеринами и помог женщине снять капот. Платье под ним оказалось ярко-красным, и при взгляде на него Алексей почувствовал себя взбесившимся быком.

– Ты, возможно, не знаешь, что до брака с Натальей Сергеевной твой тесть уже был однажды женат. – Дядя вопросительно уставился на Алексея, но тот молчал, и князю Василию пришлось продолжать: – Павел Петрович взял в жёны Анн-Мари Триоле, у нас имеется свидетельство о венчании, проведённом священником драгунского полка, в котором служил граф. От этого брака родилась дочь. Мы с Марией поженились около года назад в Париже. К сожалению, мы ничего не знали о смерти графа Бельского, но, написав генерал-губернатору этой губернии о правах Марии как наследницы мы получили копию завещания и узнали, что ты уже вступил в имущественные права на Бельцы. По условиям завещания – это имение и титул отходят мужу старшей из замужних дочерей. Поэтому, племянник, титул и поместье отходят мне, а остальное имущество должно быть разделено между нашими жёнами.

Алексей молча поднялся и вышел из гостиной. Он прошёл в кабинет, запер дверь и направился к французскому бюро, где когда-то оставил дневник графа и письмо его адвоката. Повернув виноградную гроздь, Черкасский вынул ящики и заднюю панель, но в нише дневника не оказалось, там лежал лишь одинокий конверт.

Алексей развернул сложенный пополам лист. Под сломавшим его жизнь подмётным письмом он увидел две приписки, сделанные по-французски и по-русски. Когда он прочитал последнюю, Алексею показалось, что он умер – а потом воскрес:

– Господи, ты смиловался надо мной, ты послал нам ребёнка!..

Решив немедленно ехать к жене, Черкасский метнулся к двери и, лишь вылетев в коридор, вспомнил о дяде и его самозванке. Нужно что-то решать, но без дневника и письма адвоката доказательств их мошенничества нет. Вдруг пришла в голову мысль, что раз дядя и его наглая спутница претендуют на наследство Бельских, то могут быть причастны и к покушению. Но сейчас Алексей не мог опровергнуть их слов. Пусть показывают свои документы, пусть судятся! Он найдёт жену, они обнародуют дневник с письмом адвоката и накажут мерзавцев. Алексей вернулся в гостиную и обратился к дяде:

– Князь Василий, вы можете предъявлять любые документы, делать то, что хотите. Но я с этой минуты больше не считаю вас своим родственником. Я запрещаю вам приближаться к моим поместьям и домам, запрещаю общаться с моей женой и сёстрами. Если вы пойдёте наперекор этим требованиям, в вас будут стрелять люди, ответственные за спокойствие моих близких и охрану моего имущества. – Дядя, похоже, не ожидал такого отпора, он побледнел, а лицо его скривилось в растерянной гримасе. Алексей приказал: – Немедленно покиньте мой дом. Ваш экипаж ждёт. Убирайтесь!

– Ты ещё пожалеешь об этом, – прохрипел князь Василий. – Я припомню тебе всё!

– Вон отсюда! – прикрикнул Алексей, лицо его потемнело.

Женщина схватила свой капот, руки её тряслись. Князь Василий помог ей одеться, перекинул свой плащ через руку и пошёл к выходу. Француженка засеменила следом. Две-три минуты – и Алексей услышал шум отъезжающего экипажа.

Передав Сашке распоряжение готовиться к отъезду в Петербург, Алексей взял перо и быстро набросал письмо генерал-губернатору. Он решил не вдаваться в подробности, а изложить лишь факты и предупредить князя Ромодановского. Тем не менее письмо получилось пространным:

«Ваше высокопревосходительство!

Обращаюсь к вам в связи с событием, вызвавшим у меня крайнюю озабоченность.

Сегодня, 15-го апреля 1812 года, мой дядя, светлейший князь Василий Черкасский, заявил претензии на получение наследства и титула графа Бельского, поскольку он женат на Марии, которую выдает за дочь графа Павла Петровича от брака с француженкой Анн-Мари Триоле. Он утверждает, что его жена является старшей дочерью графа Бельского, а значит, его основной наследницей.

У моей супруги Екатерины Павловны хранится дневник её отца, где описана история женитьбы графа на Анн-Мари Триоле, там совершенно недвусмысленно сказано, что после венчания граф сразу уехал в действующую армию и его брак остался неосуществлённым. Также имеются свидетельства из монастыря, в котором приняла постриг Анн-Мари Триоле, о том, что она не имела детей, а была непорочной девой. Эти документы я перешлю вам при первой же возможности.

Для меня очень важно понять, участвует ли мой дядя в интриге, затеянной самозванкой, как её сообщник, или, пользуясь его доверчивостью, наглая преступница обманывает князя Василия.

С уважением и благодарностью за ваше внимание, Алексей Черкасский».

Запечатав конверт, князь написал ещё несколько коротких писем своим управляющим в имениях. Всем было приказано не иметь с князем Василием никаких дел. Утром Алексей сдал письмо для генерал-губернатора в канцелярию и сразу же выехал в столицу.

– Ну что, Петруша, кто был прав? Говорил я тебе, что надо слушать опытных людей! – под седой подковой губернаторских усов белозубо сияла торжествующая улыбка. Начальник толкнул через стол какое-то письмо, и Щеглову пришлось изловчиться, чтобы поймать конверт на краю столешницы.

– Ты читай! Читай! – торопил своего помощника Ромодановский. – Вот наше дельце-то и вскрылось.

Щеглов развернул письмо. Алексей Черкасский сообщал о появлении новых желающих получить наследство его покойного тестя, и, что самое интересное, соперником князя в борьбе за титул и имение оказался его собственный дядя.

– Ну, что, понял теперь, почему я не пустил тебя с найденными часами в столицу? – продолжал настаивать генерал-губернатор.

Еще на обратном пути из Бельцов Щеглов догадался, кому могут принадлежать инициалы, выложенные бриллиантами на крышке золотых часов. Лишь один человек во всей губернии подходил под эти буквы и при этом мог позволить себе очень дорогую вещь, одно плохо – этот бедняга уже давно лежал в могиле. Михаил Бельский не мог стрелять в спину собственному зятю в январе двенадцатого года, поскольку сам погиб в июне одиннадцатого, но вот его убийца вполне способен был это сделать.

– Часы принадлежали молодому графу, – доложил тогда Щеглов генерал-губернатору. – Я должен поехать в столицу, предъявить найденную улику друзьям и знакомым Михаила Бельского. Если вещь опознают (в чём я абсолютно уверен), мы сможем однозначно утверждать, что причина всех смертей в этом семействе – наследство.

Ромодановский тогда насупился и повторил то, что уже не раз говорил своему помощнику:

– Нечего нам с уездным рылом в Петербург соваться. Столичные ухари быстренько сплетню сварганят – обвинят нас, что приехали мутить воду в их хозяйстве. Ты, Петя, здесь делай что хочешь – ни в чём тебе отказа не будет, а из губернии – ни-ни!

– Так сколько же можно терпеть, ваше высокопревосходительство?! – не выдержал Щеглов. – Уже имеются двое убитых и один раненый при покушении, да к тому же умершие от горя родители!

В глазах генерал-губернатора мелькнуло виноватое выражение, но позиции своей тот не изменил и ответил по-прежнему твёрдо:

– Родителей не приплетай – все болеют и умирают, а от горя – тем более. Ты, Петруша, ведь сам сказал, что дело в наследстве, вот и сядь в засаду, ружьишко приготовь и жди. Преступник время выждет, а потом обязательно за своей добычей явится. Тогда его и схватишь.

Как тогда ни старался Щеглов убедить начальство в своей правоте, ничего у него не вышло. Поездка в столицу так и осталась пустой мечтой, а о часах ему велели до времени забыть, и вот теперь, через три месяца после злополучной дуэли, появились новые факты. Ромодановский оказался прав и сейчас с полным правом торжествовал победу. Щеглову оставалось лишь сдаться:

– Признаю, все получилось так, как вы и говорили: преступные наследники явились за добычей.

– А вот тут ты не спеши, – снисходительно пожурил Щеглова начальник. – Чай, не мужики у лабаза подрались, светлейшие князья Черкасские за наследство сражаются. Мне, конечно, Алексей Николаевич больше нравится: по всему видать, малый он благородный, да и свою княгиню пылко любит, а дядя его – тип не из приятных. Но мы с тобой не вправе такие понятия использовать. Улики должны быть неопровержимыми, чтобы не подкопаться!

Отдав столь ценное указание, Ромодановский сделал в разговоре паузу и вопросительно выгнул бровь, приглашая помощника к разговору. Щеглов с азартом легавой, наконец спущенной с поводка, кинулся излагать свои идеи:

– Надо бы слежку установить за обоими князьями Черкасскими и французской самозванкой. Только сил много нужно, наверняка они в разных местах жить будут.

Начальник кивнул, соглашаясь:

– Понятное дело, что они теперь друг к другу на пушечный выстрел не подойдут. Но ты не волнуйся, Петруша, всё равно они к нам явятся. Ты ведь помнишь, что вопрос о наследстве графа Бельского можно решить лишь там, где хранилось его завещание. Мы с тобой, можно сказать, душеприказчики Павла Петровича. Так что жди, скоро все объявятся, а за ними свидетели с той и другой стороны подтянутся, адвокаты и поверенные в делах. Вот тут-то ты часики и предъявишь, а потом поглядишь на их лица!

И впрямь, новым претендентам на наследство придётся появиться и в губернской канцелярии, и в земельной управе. Щеглов мысленно обругал себя дураком. Сам же ведь занимался оформлением бумаг для князя Алексея, а тут не сообразил! Похоже, что разочарование проступило на его лице. Генерал-губернатор сочувственно вздохнул, пожал плечами… и, не сдержавшись, расхохотался:

– Эх ты, Петя-Петя! Молод ты ещё с тёртыми калачами спорить! Как я тебя провёл?! Думаешь, Данила Михайлович – ума палата? Главное – язык за зубами держать да лицо умное делать. Ждал я этого князя Василия, давно ждал, поэтому и в столицу тебя не пустил. Запрос он прислал о наследстве покойного графа Бельского от имени своей супруги, я и распорядился всё ему отписать как есть, мол, досталось имущество его родному племяннику. Оставалось лишь дождаться, когда Василий Черкасский явится лично. Первый шаг он сделал, а дальше уже – твоё дело.

– Я не подведу! – пообещал ошарашенный таким признанием Щеглов.

– Ну, так иди, готовься к охоте-то…

Щеглов пулей вылетел из кабинета, а генерал-губернатор задумался. Интересно, когда князь Василий появится в канцелярии? Успеют ли они подготовиться за столь короткий срок?