Майское солнце позолотило шторы губернаторского кабинета, затопило его тёплым, радостным светом, только вот атмосфера внутри комнаты вовсе не отражала природного великолепия, а больше напоминала грозу. Откровенно злой князь Ромодановский отчитывал своего помощника:

– Ну что, Петруша, посадили тебя в лужу?

Произнесено это было с крайним раздражением, но Щеглов понимал, что генерал-губернатор прав. Порученное дело оказалось проваленным, и случилось это неожиданно, можно сказать, на ровном месте, когда уже совсем рядом маячила победа. Щеглов осознавал правоту начальника, но выслушивать нотации не слишком-то приятно, и у поручика как-то само собой вырвалось:

– Кто же мог предположить, что полицмейстер станет действовать так топорно?

– Как «кто»? – начал распаляться Ромодановский. – Именно это я и предполагал. Наш почтеннейший Григорий Адамович отнюдь не семи пядей во лбу, только и умеет, что морды задержанным бить да лезть без спросу не в своё дело, но вот чужой успех присвоить да отрапортовать через голову начальства – здесь он первый. Я тебе что сказал? Чтобы ты людей взял столько, сколько надо, я ради тебя полицмейстера пригнул, думал, ты дело возглавишь. А ты что учинил?

Генерал-губернатор скроил «робкую» мину, изображавшую, по его мнению, поведение Щеглова при разговоре с полицмейстером, плюнул от отвращения и продолжил нотацию:

– Реверансы приседать да расшаркиваться большого ума не нужно. Троих в штатском он попросил! А в твою умную голову не пришла здравая мысль, что раз уж его отодвинули, то наш Григорий Адамович ни за что не успокоится, копать будет, пока не обойдёт тебя на повороте? Понятное дело, что у него-то отнюдь не трое в штатском работали, а всё, что ты нарыл, в тот же день ему становилось известно. Кабы у тебя людей побольше было, он бы всей картины сразу увидеть не смог, ты бы всегда на шаг впереди бежал, глядишь – и добился бы результата. А теперь что мы имеем?

Имели они полный конфуз. Пока Щеглов, отправив одного из своих агентов в Бельцы, чтобы следить за мадам Леже, второго приставил к французу-ресторатору, а сам вместе с Толстых вплотную занялся княгиней Марией и её вечно пьяным мужем, полицмейстер подсуетился: через день после встречи подозрительной троицы арестовал ресторатора, обвинив француза в сбыте поддельных денег. Ассигнация была всего одна, но зато на значительную сумму – двадцать пять рублей. Ею ресторатор расплатился с поставщиком провизии – одним из местных купцов.

Полицмейстер изъял купюру и предъявил её в местное казначейство на предмет проверки. В казначействе долго спорили, но потом пришли к выводу, что деньги поддельные. Задержанный всё отрицал, утверждая, что ему этой ассигнацией вернула долг старая знакомая. Имя её он называть отказывался. Больше предъявить французу было нечего, но, что хуже всего, случилась нежданное: оставив пьяного мужа в гостинице, княгиня Мария взяла извозчика, чтобы проехаться по лавкам, вышла без вещей, лишь с кружевным зонтиком и ридикюлем в руках, и… исчезла. Следом за ней из Бельцов пропала мадам Леже.

Как следовало из показаний слуг, посыльный в дорожном экипаже привёз для домоправительницы письмо и, как это обычно бывает, остался ждать ответа. Но вместо письма забрал саму мадам Леже. Та вышла со шляпной картонкой в руках, села в экипаж и уехала. Поиски, устроенные Щегловым на почтовых станциях, ничего не дали, ни мадам Леже, ни княгиня Мария Черкасская не брали прогонов, да и по описаниям их никто не помнил. На станциях не видели ни малинового капота, ни красной шляпки со страусовыми перьями. Пока поручик носился по округе, отыскивая женщин, гостиницу покинул проспавшийся князь Василий. Этот уехал как положено – на почтовых – и целью поездки записал в подорожной Санкт-Петербург, но задерживать князя было не за что, нельзя же всерьёз обвинять его в том, что не дождался приёма у генерал-губернатора.

Щеглов поймал себя на мысли, что, задумавшись, он пропустил начало очередной начальственной тирады. Впрочем, это не имело значения. За три недели, прошедшие со дня ареста ресторатора, Данила Михайлович повторял одно и то же: ругал помощника и требовал сдвинуть дело с мёртвой точки. Сейчас начальник чуть ли не в сотый раз вспоминал пресловутую бумагу из Министерства внутренних дел:

– Циркуляр об изготовленных в Париже фальшивых ассигнациях сначала через твои руки прошёл, и лишь потом полицмейстер с ним ознакомился. Почему же тот взял бумагу на вооружение, а ты нет?

Щеглов уже бессчётное количество раз признавал свою промашку, но настырность начальника не знала пределов, Ромодановский всё тряс и тряс одним и тем же аргументом, и поручик не выдержал:

– Я, вообще-то, не уверен, что ассигнация была фальшивой. Мне кажется, что полицмейстер надавил на казначейских, вот они и перестарались в своём рвении.

– Может, и так, – легко согласился генерал-губернатор. – Да только это ничего не меняет. Ты же знаешь, что наш Григорий Адамович – чистейшей воды проходимец, ему краплёными картами играть – ничего не стоит, а врёт он, вообще, как дышит, даже и без цели, по привычке. Он так сам себе более важной фигурой кажется. Но ты-то ведь – умница, золотая голова. Как можно таких простых вещей не понимать? Всё в белых перчатках ходишь, в благородство играешь, а подлецам проигрываешь.

Щеглов стиснул зубы, но что он мог сказать? На его счастье, выволочка наконец-то закончилась. Начальственный тон стал менее обличающим, а разговор приобрёл прагматичный оттенок.

– Что делать будешь? – вздохнув, осведомился Данила Михайлович. Вопрос за прошедшие дни задавался уже не раз, и теперь князь аккуратно уточнил: – Нового ничего не придумал?

Щеглов, просидевший все три недели на допросах неуступчивого ресторатора, признался:

– Думаю, что арестант ничего нам не скажет. Попробую ещё раз обыскать его ресторан.

– Так ведь там полицмейстер и его люди всё вверх дном перевернули, камня на камне не оставили, – заметил Ромодановский. – Уж что-что, а рыть они умеют, если что-то и было, они б давно обнаружили.

– Я ведь ничего не теряю. Поищу один, в тишине, может, и замечу что-нибудь необычное.

Генерал-губернатор пожал плечами, выражение его подвижного лица стало откровенно скептическим, но отговаривать помощника он не стал, наоборот, пожелал:

– Ну иди, Бог в помощь…

Щеглов поспешил откланяться. Хватит с него на сегодня губернаторского гнева, пора за дело браться. Надо искать улики.

Что и где искать? Ответа Щеглов не знал, но полагаться на полицейский отчёт не собирался. Эти слоны небось от души потоптались в ресторане. Поручик представил захламленные помещения, разбросанные по полу вещи, и ему стало тошно.

«Отставить! Нечего раскисать в самом начале работы», – с раздражением приказал он себе.

Губернатор похвалил Щеглова за сообразительность, ну а раз так, то надо оправдывать ожидания начальства и к делу прикладывать голову, а не ноги. Как обыскать ресторан с толком?

«А ведь торговые ряды принадлежат городу, – вспомнилось вдруг. – Так, может, поискать в канцелярии? Вдруг там планы есть?»

Дело это казалось малоперспективным: торговые ряды возвели при Екатерине II, если и существовали их планы, так они давно утеряны. Но чем чёрт не шутит? Щеглов поспешил к губернскому секретарю. Того на месте не оказалось – отбыл в казначейство, но за столом сидел его помощник – молодой письмоводитель Маслобоев. Тот вызвался помочь с бумагами.

– Вы думаете, они ещё существуют? – засомневался Щеглов.

– Коли на торговые ряды казённые суммы отпускаются, так и документы есть, – с готовностью отозвался письмоводитель. – У нас на все заведения отдельные ящики в шкафах имеются, а в них карточки, куда мы траты относим.

– Да карточки мне ни к чему, мне строительные чертежи нужны или планы поэтажные.

Письмоводитель отомкнул дверь архива и повёл Щеглова к нужному шкафу. Высокий – до потолка – тот весь состоял из множества расположенных друг над другом маленьких ящиков.

– Вон, Пётр Петрович, левее. Там большие буквы «Т» и «Р» на карточке нарисованы.

Щеглов увидел нужную аббревиатуру и вытащил длинный ящик из ячейки. В нём стояли пожелтевшие от времени кусочки картона, а у задней стенки лежали свёрнутые в трубку обтрепавшиеся по краям листы.

– Ну, вот видите. Что я вам говорил? Всё на месте, ничего не пропало, да и то сказать, чего бумагам пропадать, коли они никому не нужны.

Щеглов вытащил скрученные листы и разложил их на столе. Когда поручик поднял бумажную скатку, то на дне ящика обнаружился сложенный в аккуратный квадрат плотный лист. В отличие от всего содержимого ящика лист не пожелтел и не выцвел. Бумага выглядела новой. Щеглов развернул её. Перед ним лежал план помещения. Заголовок над чертежом гласил, что это план переделки левого крыла торговых рядов под французский ресторан. Судя по чернильным росчеркам и оттиснутой в углу печати, губернские чиновники против переделки не возражали.

«Прямо подарок судьбы! – мысленно подивился Щеглов. – Ещё бы старый план обнаружился, и можно считать, что это мне благодать Божья за долготерпение при выволочках».

Поручик разложил пожелтевшие листы с планами здания по порядку и стал искать чертёж левого крыла. Вскоре тот попался на глаза. Вот и представилась наконец возможность приложить «золотую» голову, нельзя же разочаровывать генерал-губернатора. Поручик предупредил Маслобоева, что на время заберёт документы в свой кабинет (так именовалась крохотная, но зато отдельная и с окном комнатка, выделенная губернаторскому порученцу). Письмоводитель не возражал, и Щеглов унёс драгоценные планы.

Два листа – старый и новый – легли рядом. На первый взгляд переделок было немного: кое-где, расширив помещения, убрали внутренние перегородки, кое-где, наоборот, их добавили, вот и всё. Щеглов не видел никаких встроенных шкафов, новых печей или каминов, в которых можно оборудовать тайники. Неужели опять разочарование? Нет, этого просто не может быть! Сам не зная почему, Щеглов чувствовал, что он движется в правильном направлении. Он не сомневался, что ресторатор играл не последнюю роль в этом деле: во время памятной встречи тот постоянно встревал в разговор женщин, даже пытался противоречить мадам Леже, а раз так, то считать его простаком не стоило.

«Придётся всё промерить», – решил Щеглов.

Он разыскал цифры проставленных в планах размеров и стал составлять таблицу. В левый столбец выписывал расстояние, отмеченное на старом чертеже, а справа ставил такое же из плана ресторана. Дело двигалось небыстро, но где-то через полчаса выявилось серьёзное изменение – длинное помещение второго этажа оказалось разделено перегородками на четыре маленьких.

«Кабинеты, – узнал Щеглов, – ширина такая же, как и прежде, а длина в каждом должна равняться одной четвертой прежней длины».

Он принялся суммировать проставленные цифры промеров, но никак не мог выйти на итоговую величину, когда же сложил цифры в третий раз, то понял, что не ошибается. В общей длине зала, переоборудованного под кабинеты, даже с учётом толщины новых перегородок, не хватало целого аршина, а может, и больше.

– Приличный тайник можно сделать, – рассудил поручик.

Азарт охотника зажёг Щеглову кровь, не в силах усидеть на месте, он вскочил и бросился вон из кабинета. Полквартала до торговых рядов поручик пролетел минуты за три. Наконец показались стеклянные двери ресторана и скучающий на крыльце городовой.

– Открывай быстрей, – поторопил его Щеглов. Пока городовой возился с ключами, поручик отдавал указания: – Стой здесь, а если понадобишься, я тебя позову.

Городовой кивнул в знак согласия и пропустил губернаторского помощника внутрь. Щеглов направился к лестнице. Так же, как и в прошлый раз, в коридоре было темно, как в яме. Поручик распахнул дверь первого кабинета, а потом и остальных трёх. Теперь стало хоть что-то видно. Оставалось найти исчезнувшее пространство.

«Перегородки потом, – решил Щеглов, – сначала торцевые стены».

Он принялся выстукивать поверхность боковой стены первого кабинета, но везде звук отзывался глухо.

– Не здесь…

Предвкушение обдало поручика жаром. Ещё чуть-чуть – и он схватит птицу удачи за хвост. Щеглов бросился в последний из кабинетов и стукнул в торцевую стену. Гулкий отзвук показался настоящей музыкой. Вот она – истина!

«Рано торжествовать, – все же одёрнул себя Щеглов, – нужно найти вход в тайник».

Но это уже не составило труда: перегородка просто сдвинулась в сторону, как только поручик вывинтил найденный в углу фальшивый плинтус. Щеглов протиснулся в тайник. Длинная, как кишка, ниша была полутёмной, но всё же света оказалось достаточно, чтобы разглядеть целый арсенал из сабель, кинжалов и пистолетов, развешанных по стенам, и плоский столик-консоль в дальнем углу.

Щеглов проверил содержимое ящиков. В верхнем он обнаружил алый шёлковый мешок, набитый какой-то травой, и склянку с белым порошком, а выдвинув нижний ящик, остолбенел: на выложенном чистой тряпицей дне лежали драгоценности. Кольца, серьги и браслеты слабо поблескивали в полумраке тайника. Центральное место в этой выкладке занимало широкое рубиновое ожерелье. Щеглов не верил собственной удаче – он не сомневался, что нашёл драгоценности, пропавшие с места убийства графа Михаила.

Теперь поручик знал человека, стрелявшего с крыши мельницы в спину князю Алексею, это был француз-ресторатор. Да и причина покушения больше не являлась тайной. Черкасского хотели убить из-за того, что он женился на наследнице Бельских.