Солнце утонуло в море, и яркая небесная лазурь потемнела, налилась колдовской синевой. Скоро в тёплой дымке вспыхнет и заиграет перламутром вечерняя звезда, а следом выйдет месяц. Лив застыла на крохотном, шириною в её ступни, резном балконе на корме чёрного, словно ночь, корабля. Эту бригантину хорошо знали и боялись по всему Средиземноморью – легкая и быстроходная, она могла догнать любое из судов, а её капитан, не задумываясь, отдавал приказ «пли» для всех её двадцати пушек. Бригантина именовалась «Вендеттой», её мрачный владелец отзывался на прозвище Чёрный Гвидо, а Лив считалась его «гостьей» – попросту говоря, рабыней.
В маленьком оазисе на берегу моря Чёрный Гвидо купил Лив. Она до сих пор помнила тот миг озарения, когда на смуглом и угловатом горбоносом лице блеснули глаза цвета ореха, такие же, как у Александра. И сердце шепнуло: «Это знак».
Лив ничего не знала об этом капитане, но обострённая интуиция женщины, потерявшейся в бесконечном и жестоком мире, подсказала ей мгновенное решение – зацепиться за этого моряка, остаться под его защитой. Когда покупатель осведомился об её имени и родной стране, Лив, не раздумывая, сообщила, что она – француженка и назвала первое, пришедшее на ум французское имя. Так она стала Катрин – «гостьей» чёрной бригантины. Правда, гостья не могла попрощаться с хозяином корабля и сойти на берег. Она занимала крохотную каюту рядом с капитанской, но бывала в ней, лишь когда Гвидо отдыхал или отправлялся на мостик своего корабля. Всё остальное время Лив должна была его развлекать. Она разделяла с капитаном трапезы, играла для него на миниатюрных клавикордах, привинченных к полу в одном из углов каюты, пела и поддерживала изысканные беседы об искусстве и музыке.
Мадемуазель Катрин изображала светскую даму для своего хозяина-пирата, ведь, несмотря на известный лоск и тягу к прекрасному, Чёрный Гвидо был всего лишь корсаром. Единственным его отличием от собратьев-капитанов, промышлявших в этих водах под флагом с Весёлым Роджером, стало то, что Гвидо охотился исключительно на французские суда. Он в первый же вечер объяснил это Лив:
– Я не люблю французов! Наполеоновский снаряд разбил мне хребет и раскидал осколки по всему телу. Кое-что эскулапы смогли достать, а часть осколков не тронули: побоялись задеть сердце и лёгкие. Так что я живу на лезвии ножа. В любой миг осколок может шевельнуться, и я отправлюсь к Всевышнему. Я не знаю, сколько проживу, поэтому хочу успеть наказать побольше ваших соотечественников.
– Но Наполеона давно уже нет, зачем же мстить остальным? – искренне удивилась Лив.
– Не сам император заряжал ту роковую пушку и не сам стрелял. Это делали другие французы, они шли за своим вождём и убивали тех, кто им мешал.
Лив не стала спорить. Она поняла манию Гвидо: тот мстил целой нации и даже рабыню себе купил француженку, чтобы быть полным хозяином её судьбы. Но, несмотря на грозные заверения, пока капитан ни разу не обидел Лив. Он оказался любезным и изысканно-вежливым. В его обществе было интересно и приятно. В сундуках своей крохотной каюты «гостья» обнаружила множество дорогих нарядов, а Гвидо передал ей шкатулку с украшениями. Сначала Лив ужаснулась, представив, откуда взялись эти вещи, но, прочитав эту догадку на её лице, капитан саркастически заметил, что он не снимает золото с трупов, поскольку у его семьи предостаточно собственного. В тот вечер Лив впервые вышла к обеду в рубиновом колье и серьгах, и с тех пор меняла драгоценности ежедневно.
Два часа перед ужином Гвидо обычно проводил на капитанском мостике, где для него прибили кресло. Для Лив же начиналось благословенное время, когда она была предоставлена сама себе. Тогда она открывала дверь и ступала на свой балкон. Это было удивительное чувство: она парила над морской бездной, а со всех сторон её окружал необъятный лазурный небосвод. Одинокая и свободная, она летела, как птица, и мысленно неслась к далёким родным берегам. Конечно, потом ей приходилось спускаться с небес на землю – в клетушку на борту пиратской бригантины. Мадемуазель Катрин надевала пышный наряд и шла в капитанскую каюту, усыпанная чужими бриллиантами. Пусть так, но ведь у Лив всё-таки были её два часа и была её тайная свобода. А это уже многого стоило!
Жемчужной искрой блеснула над горизонтом первая звезда – время вышло, пора собираться. Лив вернулась к себе. Она причесалась, надела рубиновое ожерелье и серьги. Вот, пожалуй, и всё – она готова. Два шага до капитанской каюты. Лив постучала. Дверь сразу же открылась, и высокий юноша – смуглый большеглазый красавчик – отступил в сторону, пропуская её.
– Добрый вечер, Сандро, – обратилась к нему Лив, но ответа не дождалась. Молодой слуга Черного Гвидо невзлюбил «гостью» с первого взгляда. Он старался не замечать Лив ещё в оазисе, положение дел не изменилось и на корабле, но их общий хозяин не обращал на поведение Сандро никакого внимания. Лив сначала обижалась, а потом махнула на глупого мальчишку рукой и поступала так, как её учила мать: попросту говоря, стала любезной с тем, кто был этого недостоин. Но сегодня Чёрный Гвидо удивил её: капитан скептически глянул на надувшегося слугу и заметил:
– Простите этого неуча, Катрин! Его мать – деревенская шлюха. Сами понимаете, что мальчишкой некому было заниматься, вот он и вырос, как чертополох на обочине. Живёт самыми примитивными чувствами, а главные из них – жадность и зависть. Этот дикарь считает вас повинной в своих убытках, а достучаться до его разума невозможно, поскольку мозгов у этого поросёнка просто нет.
Лив оторопела. Какие убытки она принесла Сандро? Похоже, что капитан прочёл этот вопрос на её лице, он рассмеялся и спросил:
– Вы не заметили, что мы за последний месяц захватили только одну шхуну?
– Я не считала дни, – осторожно ответила Лив, не понимая, куда приведёт её странный разговор.
– Я рад, ведь есть поговорка, что счастливому часы не бьют, – серьёзно отозвался Гвидо. – Вы дали мне надежду, что не тяготитесь моим гостеприимством.
Лив промолчала, да и что можно было на это сказать? Ложь показалась бы оскорбительной, а правда – неуместной. В ореховых глазах Гвидо мелькнули лукавые огоньки, но он сделал вид, что и не ждал её ответа. Просто вернулся к тому, с чего начал:
– В самом начале нашего знакомства вы задали мне простой вопрос: зачем мстить случайным людям, когда твоего главного врага давно нет в живых? Вы задели меня за живое, ведь когда-то и моя любящая мать стремилась сделать из сына хорошего и справедливого человека. Сегодня я дозрел до того, чтобы признать: каюсь, был неправ. Когда Наполеон умер на острове Святой Елены, мне нужно было остановиться. Но лучше поздно, чем никогда! Я объявил команде, что мы идем в Александрию, где я продам «Вендетту». Её покупает Бербер – человек в наших кругах известный. Тот уж точно не разбирает, под каким флагом ходит его добыча. Команда встретила эту новость ликованием, а вот Сандро недоволен.
– Но почему? Вы же поступаете так, как велит честь…
– Всё очень просто: мальчишка привык получать часть из моей доли добычи. Я не должен был этого делать, но хотел порадовать бедолагу, а на самом деле развратил его лёгкими деньгами. Стать членом команды и остаться с пиратами ему страшно, да и не примут они к себе такого избалованного труса, а денег поросёнку хочется.
Гвидо перешёл на итальянский и отдал поставившему на стол бутылки Сандро короткий приказ. Юноша поклонился и вышел из каюты.
– Вы не против того, что мы не станем сегодня лицезреть его надутую физиономию? – спросил капитан.
– Я буду рада, – призналась Лив и напомнила: – Вы сказали, что Сандро винит меня в убытках, но ведь решение приняли вы сами…
Гвидо пристально вгляделся в её лицо, как будто пытаясь найти ответ на известный лишь ему вопрос, но, похоже, у него ничего не вышло. Он чуть слышно вздохнул и объяснил:
– Сандро, как, впрочем, и вся команда, уверен, что я больше не охочусь за кораблями по вашей просьбе. Они считают, что я попал под ваши чары и теперь, как жалкий раб, выполняю все ваши желания. Принимая своё решение, я учитывал и это заблуждение моей команды. Боюсь, что ещё чуть-чуть – и я не смог бы гарантировать вашей безопасности на этом корабле.
Лив обомлела. Она опустилась на стул за нарядно сервированным столом, но вид еды вдруг вызывал у неё отвращение. Господи, за что ей это?! Гвидо молчал, как видно, ждал её ответа, но Лив даже не представляла, что здесь можно сказать. Команда приписала своему капитану сильные чувства, а что же случилось на самом деле? О своём «хозяине» Лив знала то, что он сам соизволил приоткрыть ей в светских беседах. Гвидо был хорошо образован, прекрасно разбирался в музыке, ещё лучше – в живописи, манерам этого корсара мог позавидовать герцог. Вот и все наблюдения! Но что теперь делать ей самой? И Лив спросила:
– Вы отпустите меня в Александрии?..
Гвидо явственно хмыкнул, а затем и поинтересовался:
– Вы бывали когда-нибудь одна в большом мусульманском городе?
– Нет…
– А я их перевидал немало, и поверьте мне на слово, во всём, что касается женщин, они похожи. В порту Александрии вы не успеете сделать и десятка шагов, как опять окажетесь у работорговца.
– Так как же мне поступить?
Капитан помолчал, потом вновь испытующе поглядел на Лив.
– Я считаю, что пришло время поговорить начистоту, и приму решение в зависимости от того, что услышу.
Что он хотел услышать? Мысли Лив заметались, как мотыльки у огня. Ей казалось, что все её чувства сейчас написаны на лице. Что делать? Она не могла спрятаться от пристального взгляда ореховых глаз. И вдруг простое соображение перевесило все страхи. С чего так паниковать? Лив не сделала ничего плохого. Солгала насчёт имени и Франции? Но это объяснимо: она спасала свою жизнь. Если бы Гвидо отказался от неё, Лив уже умерла бы в портовом борделе. Она твёрдо выдержала взгляд корсара и предложила сама:
– Спрашивайте!
В ореховых глазах мелькнуло понимание, и Гвидо как-то на удивление буднично попросил:
– Расскажите мне правду. Я знаю, что вы не француженка, ведь вы говорите без акцента, но слишком правильно. Да и имя Катрин – явно не ваше, поскольку вы не сразу на него откликаетесь. Ну и как же вас зовут на самом деле?
– Любовь, но дома меня звали Лив. Моё полное имя – Любовь Александровна Чернышёва, я русская графиня.
– Я подозревал что-то подобное, – кивнул Гвидо. – Как вы попали к этому негодяю Али?
– Я отправилась в паломничество вместе с тёткой. На корабле мы познакомились с попутчиком-турком. Он обещал нам помощь с отправкой из Акко в Иерусалим, а вместо этого устроил похищение. Он и продал меня в рабство.
Капитан помолчал, потом, как любезный хозяин, налил в бокал Лив красное вино, плеснул себе и лишь тогда сказал:
– Ну что ж, графиня, я думаю, что теперь и мне следует представиться. Меня действительно зовут Гвидо, но к этому обычно добавляют «маркиз ди Мармо». Я – последний в своём роду, правда, от моего старшего брата осталась вдова – чудаковатая испанская герцогиня, но это не родня, а скорее недоразумение. Из Александрии я собираюсь отплыть домой – на остров, принадлежащий моей семье. Знаете, это самое красивое место на свете. Я приглашаю вас с собой, но ни на чём не настаиваю. Не захотите, останетесь в Александрии: я дам вам денег, сможете поехать, куда захотите. Но прежде чем вы дадите ответ, подумайте…
– Мне нужно вернуться с Россию, – откликнулась Лив.
– А кем вы туда вернётесь? История с вашим похищением неминуемо получит огласку. Светское общество везде одинаково – лицемерно и жестоко. Вас не будут принимать, родные начнут заступаться за вас и тоже подвергнутся гонениям. Вы хотите для них и для себя такой доли?
Лив молчала. Только теперь до неё дошло, что случившаяся катастрофа разрушила не только её судьбу, но и благополучие сестёр. Если, конечно, она допустит это, а вот если она просто не вернётся, то её оплачут, и жизнь близких пойдёт своим чередом.
– Мне нельзя возвращаться, – признала Лив.
– Тогда поедемте на мой райский остров. Общество друг друга нам с вами не в тягость. Надеюсь, что и в дальнейшем ничто не изменит этих отношений. Я уже говорил, что могу в любой момент умереть, так скрасьте же оставшиеся мне дни. Когда меня не станет, вы, если захотите, вернётесь в Россию маркизой ди Мармо – богатой и уважаемой дамой. Есть только одна причина, по которой вам не стоит принимать моё предложение, – если вы помолвлены. Так как, дорогая, вы обручены?
– Нет…
– То, что я предлагаю, станет достойным выходом из ловушки, подстроенной судьбой нам обоим, – подсказал Гвидо. – Подумайте над этим, а пока давайте наконец ужинать. Времени до Александрии у нас предостаточно.
Он усмехнулся. Улыбка так украшала это сухое, горбоносое лицо. Когда Гвидо улыбался, в его удивительных глазах плясали золотистые искры. Только у двух мужчин в мире были такие глаза – бархатные, светло-карие. Но Александру Лив не нужна, тот вздохнёт с облегчением, узнав, что она стала женой другого. Оставался Гвидо. Он прав: нужно спасти родных от позора и горя. Лив вновь посмотрела в ореховые глаза и уже без сомнений сказала:
– Мне не нужно ждать до Александрии… Благодарю за честь, маркиз ди Мармо! Я принимаю ваше предложение.
С этой минуты она запретила себе вспоминать об Александре Шварценберге.