Князь Шварценберг изловчился, выгнул руку дугой и вложил урну с прахом тётки в приготовленную нишу. Теперь дело за могильщиком. Александр отошёл от чёрной мраморной стелы и стал рядом с заплаканной Алиной. Могильщик споро заложил нишу кирпичами и закрыл квадратной плитой с именем и датами жизни Полины Денисовой.
Точно такая же мраморная стела, только с именем баронессы Евдоксии, стояла по другую сторону от могилы графа Румянцева. Теперь на кладбище Донского монастыря рядом с отцом лежали уже две дочери. Назар заверил хозяев, что, прежде чем кремировать Полину Николаевну, монашки отпели её по православному обряду. Так что семье оставалось лишь установить на семейном кладбище новую стелу.
– Тётушка, пора… – напомнил князь. Алина, казалось, прикипела к дорогим могилам. При её нынешней слабости это могло привести к самым печальным последствиям. Тётка, похоже, не услышала, а может, не поняла сказанного, пришлось напомнить ей о самом главном: – Эрик нуждается в вашем внимании.
Хитрость удалась.
– Ты прав, дорогой, – встрепенулась Алина. – Прости, я совсем потеряла голову, даже забыла о своих обязанностях. Мне нужно ехать к мужу.
Эрику фон Массу после довольно долгого периода улучшения вновь стало хуже, и доктор теперь ездил к нему каждый день. Врач уже не говорил о холере, а склонялся к болезни желудка. Эрик совсем истаял и почти всё время лежал. Оживал он только при виде жены.
Алина легонько провела рукой по белому мрамору креста на могиле отца, потом тронула камень на стеле с именем Полины и шепнула:
– Им теперь хорошо у небесного Престола, это мы остались здесь…
Александр промолчал. Да и о чём говорить? Дед ушёл из жизни много лет назад, причём добровольно, а обеих дочерей графа убили. Объяснений, почему это случилось, до сих пор не было. Чёрное, разъедающее душу отчаяние, скрутившее Александра в день, когда он узнал о судьбе тётки и Лив, уже притупилось, но облегчения на душе так и не было.
Последняя надежда – капитан Щеглов – совсем замкнулся и отвечал на все вопросы до предела обтекаемо. По всему выходило, что расследование зашло в тупик. Теперь уже окончательно.
Тем более неожиданным оказалось сегодняшнее предложение. Утром Щеглов попросил князя о встрече в ресторане «Яр».
– Часов в пять пополудни. Пообедаем, а заодно и поговорим, – предложил пристав.
Александр с готовностью согласился и теперь изнывал от нетерпения. Ему ещё предстояло доставить тётку домой. Путь предстоял неблизкий – через всю Москву, а время поджимало. Придётся им с Алиной разделиться.
– Тётушка, вы отправляйтесь домой в моей коляске, а я возьму извозчика и поеду к Щеглову. Он ждёт меня в «Яре», – сказал Александр.
– Как скажешь… – тётка вздохнула. – И когда только весь этот ужас закончится?
– Надеюсь сегодня хоть что-то выяснить.
Александр усадил тётку в коляску. Отправил. Теперь самому бы уехать… На его счастье, на бирже у монастырских ворот ожидали седоков извозчичьи упряжки. Одна из них оказалась потрепанной каретой. Договорившись с извозчиком «на весь день», Александр забрался в экипаж и под стук копыт вновь погрузился в свои мысли.
Господи, как жить?! Смерти, безденежье, ставшая весьма жестокой Москва и самое главное – подозрение в убийстве матери истощили все его силы. Жизнь стала беспросветной. Перед князем Шварценбергом захлопнулись все двери. Даже Юлия уехала – вместе с дедом вернулась в Петербург.
Интересно, а она-то знает об интриге стариков? Впрочем, лишний раз вспоминать об этом не хотелось. Его собственная мать не постеснялась взять деньги за то, что Александр будет спать с внучкой Литты. Как будто он – шлюха в борделе! С ума сойти!.. Хотя почему это открытие стало для него такой драмой? Мать играла и всегда нуждалась в деньгах. Чего только стоила одна её идея женить Эрика на тётке Алине, чтобы заполучить оставленное сестре наследство! Приличная женщина сочла бы это верхом цинизма, а баронесса Шварценберг – семейным делом.
Всё было не просто скверно, а катастрофически плохо! Если бы убили тёток и подозрение пало на мать – Александр ещё мог бы в это поверить, но жертвой стала сама Евдоксия, а когда в порту Акко напали на Полину, баронесса уже давно лежала в могиле. Во всём этом кошмаре оставалось только одно слабое утешение: при всех своих аморальных наклонностях мать не была убийцей.
– За что мне всё это? – пробормотал Александр.
Впрочем, мог бы и не спрашивать… Зачем прикидываться, что не знаешь ответа? Сам виноват – обидел ангела. Лив трогательно подарила ему стихи, а он разбил ей сердце. Ну почему он не смог найти мягких, необидных слов? Зачем была нужна отповедь? Чего же теперь удивляться, что бедняжка в отчаянии сбежала? И куда? На позор и поругание?..
Страшно подумать, что с ней могло случиться. Скольких иноземных красавиц поглотили невольничьи рынки Алжира и Бейрута? Не счесть!.. Раскаяние вновь кольнуло сердце. Он виноват – ему и ошибки исправлять! Какую бы и где он ни нашёл Лив, это теперь – его крест. Придётся защитить её своим именем.
От этих размышлений повеяло гордыней. Что за высокопарность? Стало стыдно. Тоже мне честь – быть женой подозреваемого в убийстве собственной матери! Да его имя замарает Лив ещё больше… И самое главное: кто его отпустит на поиски, когда он вот-вот окажется в тюрьме?
Безысходность убивала. От отчаяния хотелось выть. К счастью, карета свернула на Кузнецкий Мост и остановилась у «Яра». Ну что ж, вот он и наступил – момент истины. Пора выслушать приговор. Александр велел извозчику ждать, а сам вошёл в ресторан.
Народу в ресторане оказалось мало, и Щеглова искать не пришлось: тот выбрал уединённый столик у окна недалеко от входа. Александр поспешил к нему. Поздоровавшись, нетерпеливо спросил:
– Ну что, Пётр Петрович, есть новости?
– Не знаю, можно ли это считать новостями. Скорее, новым взглядом на старые факты. Я попросил вас приехать сюда, поскольку у Чернышёвых не доверяю никому, а в вашем флигеле живут слуги. Ну и, как говорится, стены везде имеют уши. То, что я собираюсь вам сказать, должно пока остаться между нами.
– Разумеется! Это можно было и не обсуждать, – обиделся Александр.
– Извините, если задел вас, – отозвался Щеглов и благоразумно сменил тему: – Раз уж мы договорились обедать, давайте сделаем заказ, а потом всё обсудим.
Александр выбрал свой любимый луковый суп, зелёный салат и ростбиф. Положившись на его вкус, Щеглов, заказал то же самое. Официант налил им вина и отошёл. Убедившись, что их никто не слышит, капитан вернулся к главному:
– Вы уж простите, что я так долго молчал – хотел отыскать неопровержимые улики против убийцы, но сейчас должен признать, что это не удалось. Однако известие о гибели вашей тёти многое изменило. Часть версий отпала, и теперь все линии сходятся к двум людям, которым выгодны эти смерти.
– О ком вы говорите?!
– Не спешите! Вы сами всё поймёте, – мягко заметил Щеглов и, помолчав, добавил: – А потом либо разделите моё мнение, либо нет. Решать вам.
Александру стало стыдно. Что за мальчишество, ей-богу?!
– Простите, я больше не стану перебивать, – пообещал он.
– Хорошо, я начну с того вопроса, который задал в самом начале: «Кому выгодна смерть баронессы?» Мы с вами уже обсуждали это. Как вы помните, тогда под подозрением оказались десять человек: четверо обиженных дворовых, камеристка-немка, а также две сестры баронессы и её бывший любовник Эрик фон Масс, юная графиня Чернышёва и вы сами. Я не стану повторять свои аргументы, которые уже приводил, скажу лишь, что, судя по моему опыту, человек решается на убийство, только когда для него самого стоит вопрос о жизни и смерти или он получает от преступления очень большую выгоду.
Щеглов отпил вина и продолжил:
– Вопроса жизни и смерти не было ни у кого из наших подозреваемых. Либо мы этого просто не знаем. Но нам нужно от чего-то отталкиваться. Предлагаю руководствоваться тем, что вопрос жизни и смерти маловероятен, иначе где-нибудь обязательно проявилась бы хоть какая-нибудь зацепка, а её нет. Поэтому я взял на себя смелость предположить, что дело в выгоде. Вот и давайте смотреть, кто и что получает после смерти баронессы. Вы, как я понимаю, – основной наследник матери. Что получили вы?
– Ничего, у неё просто не было никакого имущества, кроме драгоценностей и тех денег, что я выдавал ей в начале каждого месяца. Украшения не нашли, так что для меня они потеряны.
– Вы ничего не сказали о наследстве графа Румянцева, которое так и не было разделено между сестрами. Вы ведь знали об этом?
– Там оставался только дом. Алина сдавала его внаём, а сама жила во флигеле, который сейчас уступила мне. Дом не поделён.
– Но вы ведь понимаете, что это неправильно. Дочери графа Румянцева должны наконец-то вступить в наследство. Теперь, после смерти обеих сестёр, Александра Николаевна становится единственной наследницей отца.
– Да это такое наследство, что много пользы от него не будет. Алина бедна, у неё всего двое слуг: Назар и кухарка Акулина. Тётя не сможет содержать такой дом и всё равно будет вынуждена сдавать его.
– Вы забываете о подарке князя Иоганна, – заметил Щеглов.
– Я помню. Но Алина так долго прожила в бедности, что ни за что не спустит свои деньги на содержание дома. Он так велик, что её наследство закончится слишком быстро.
– Но вы ведь не собирались выделять из наследства Румянцевых долю своей матери, чтобы затем потребовать её для себя?
– Бог с вами, – усмехнулся Александр, – я хотел содержать тёток, а не обирать их.
– А как вы поступите с наследством Полины Николаевны? Что будет с её пятьюдесятью тысячами золотых?
– Естественно, я выполню последнюю волю дяди. Я перестал бы себя уважать, если бы присвоил деньги моих ближайших родственниц. Долю Полины получит её младшая сестра.
– Вот видите, как растёт богатство госпожи фон Масс, – заметил Щеглов. – Она наследует усадьбу в центре Москвы и сто тысяч дукатов, да и муж переходит в полное её подчинение – больше нет соперницы, готовой его отнять.
– Но ведь в момент убийства Алина была с Эриком. Как говорится, на брачном ложе, – отозвался Александр. На его взгляд, добрая и услужливая тётка Алина ну никак не подходила на роль убийцы, хотя факты у капитана выглядели серьёзно.
– Вы заметили то же, что и я: супруги фон Масс души не чают друг в друге. Что бы ни сделал один из них, второй станет во всём его покрывать. Возможно, что в этом случае так оно и было.
– Ну хорошо. Допустим, Алина убила мою мать. Но как она могла подстроить гибель средней из сестёр? – удивился Александр.
– А вот здесь на сцену выходит новое действующее лицо – Назар. Я узнал от вашей кухарки, что перед отъездом в паломничество этот слуга получил от своей хозяйки вольную. Да и в паспорт Полины Николаевны он был вписан как сопровождающий её слуга – вольный крестьянин. Спрашивается, за что ему такая милость?
– А почему вы не поинтересовались у самой Алины?
– Потому что знаю её ответ. Горничные в доме Чернышёвых показали, что Назар приходил туда по вечерам, тихо поднимался в спальню вашей матери, а через пару часов отправлялся обратно в ваш флигель.
– Господи, теперь ещё и дворовый! – вырвалось у Александра, и он покраснел, как рак.
– Поэтому я и не сомневаюсь, что Александра Николаевна скажет, что выполнила просьбу покойной сестры, и никто не сможет это опровергнуть. Учитывая, как ваша тётушка наградила Назара, я даже рискну предположить, что именно его рука нанесла удар в грудь баронессы, пока его хозяйка предавалась утехам брачной ночи. Назар виновен и в гибели второй из сестёр.
– А графиня Чернышёва?! – воскликнул Александр. – Её похищение не укладывается в вашу теорию. Тогда у Назара должны были сообщники в Акко, а это смешно…
– Или на корабле. Но это можно узнать, только разыскав судно, на котором уплыли паломницы.
– Нужно немедленно допросить Назара! – Александр вскочил со стула, но тут официант принёс поднос с салатами и двумя тарелками супа.
Капитан придержал Александра за локоть.
– Назар болен, третий день лежит… Я утром заглядывал в его каморку за кухней – он выглядел откровенно слабым, так что никуда он уже не денется, – заметил Щеглов. – Давайте спокойно пообедаем, тем более что мы не договорили: я ведь упоминал о двух подозреваемых.
Александр дождался, когда уйдёт официант, и уточнил:
– Так ведь уже получается двое – тётка и Назар.
– Он исполнитель, а мы говорим о вдохновителях преступления, – откликнулся Щеглов. – Вы помните вечер, когда мать объявила вам о приезде вашего управляющего с завещанием князя Иоганна?
– Да, я тогда вспылил…
– Так вот, благодаря разразившемуся скандалу слуги очень хорошо всё запомнили. Лакей и горничная показали, что баронесса предлагала своим сёстрам пройти в гостиную и познакомиться с Эриком фон Массом. Однако Полина Николаевна сказала ей, что они с сестрой давно знают этого господина: после смерти вашего деда граф Литта отрядил его в помощь осиротевшим барышням – разобраться с делами.
Ну и сюрприз! Эрик столько лет проработал у дяди и даже не намекнул, что хорошо знаком с двумя младшими сёстрами Румянцевыми.
– Я не знал этого. – Александр вспомнил первую встречу супругов фон Масс и объяснил Щеглову: – Когда в тот вечер тётка Алина пришла к нам с Эриком в гостиную, я представил их друг другу. Никто даже вида не подал, что они уже знакомы. Так, может, они давно в сговоре? Вы спросили у Эрика, что это значит?
– Спросил! Он подтвердил, что действительно выполнял поручение графа Литты, но от него тогда ничего особо не потребовалось: всё имущество графа Румянцева находилось в залоге, и оно просто отошло заимодавцам, у сестёр остался только дом, ну и двое крепостных. Кстати, Назар тогда был ещё ребёнком, а вот Акулина – взрослой бабой. Я её пытался разговорить, но она не стала отвечать на вопросы о тех временах – давно, мол, было, запамятовала.
– Что же Эрик не подсказал сестрам, что они должны вступить в наследство и разделить дом? – задумался Александр. – Может, он уже тогда имел виды на свою нынешнюю супругу? Тогда понятно, почему у них всё так быстро сладилось…
Щеглов с сомнением покачал головой.
– Нет, всё не так однозначно. Александра Николаевна на момент смерти отца была совсем девочкой, к тому же Эрику подвернулось выгодное место у вашего дяди, и он на долгие годы уехал. Фон Масс не мог предполагать, что князь Иоганн умрёт именно сейчас. Но зато управляющий знал содержание его завещания. Скорее всего, мысль завладеть наследством пришла ему уже здесь. Александра Николаевна находится под сильным влиянием мужа. Вполне вероятно, что указания Назару давал именно фон Масс, а его супруга, не ведая, что творит, расплачивалась – как в случае с этой вольной.
Вот это уже больше походило на правду. Александр даже воспрянул духом.
– Мне сложно поверить, что вдохновителем всех этих преступлений была тётка Алина, – признался он. – Понимаете, у меня в голове не укладывается, что именно младшая из сестёр – слабая, подверженная чужому влиянию, но добрая и заботливая – может захотеть смерти близких. Впрочем, вы не рассмотрели ещё один вариант: Назар, став любовником моей матери, захотел с её помощью получить вольную. Добился своего, а потом задумал разорвать тяготившую его связь с немолодой и уже некрасивой женщиной, а заодно и поживиться. Никто бы на него и не подумал. Ведь все считали, что его в доме не было.
– Зачем же ему тогда убивать вашу тётю Полину? – возразил Щеглов. – Сам Назар не имеет здесь выгоды, а вот если предположить, что он отрабатывает полученную вольную или ждёт нового вознаграждения – тогда всё становится на свои места.
– А если он затеял банальный грабеж?
– Полина Николаевна, по-моему, не располагала большими средствами? – усомнился капитан.
– Но она захватила в дорогу все свои сбережения, да и Лив должна была взять с собой драгоценности, – отозвался Александр.
В памяти мгновенно всплыл пустой футляр от ожерелья. Это могло означать, что девушка, зайдя в спальню убитой баронессы, от испуга выронила его. Кто подобрал ожерелье: сама Лив или убийца? Если жемчуг подняла кузина, то, возможно, преступление в Акко совершено именно с целью заполучить его – деньги ведь баснословные. Если же жемчуг попал к убийце, то Лив могла случайно опознать ожерелье, а убийца запаниковал. Решил избавиться от опасного свидетеля, а заодно и от тётки Полины. Александр поймал удивлённый взгляд капитана и понял, что слишком давно молчит. Пора объясняться!
– Вы помните, я говорил о том, как вернул кузине деньги, присвоенные моей матерью? – спросил Александр и, заметив утвердительный кивок Щеглова продолжил: – Я подарил Лив дорогое жемчужное ожерелье с изумрудным фермуаром. Одного взгляда на это украшение достаточно, чтобы понять его уникальность. Возможно, что тётя и Лив пострадали именно из-за него.
– Да, горничная юной графини признала, что её хозяйка забрала с собой все свои драгоценности, – подтвердил Щеглов. – Раз вы говорите, что среди них была очень ценная вещь, то об этом следует подумать. Зря вы раньше не рассказали об этом.
– Я не хотел бросать тень на Лив. Надеялся оградить её от этого кошмара. Вы ведь понимаете, что безупречная репутация – залог будущего счастья девушки.
– Не беда, мы потеряли всего пару дней. Скоро всё выяснится. Правда, я опасаюсь, не заразен ли наш преступник. Что за болезнь притащил он из своих странствий? – поморщился Щеглов.
– Если завтра ему не станет лучше, значит, снова пошлем за доктором, – пообещал Александр. – Два дня назад врач сказал, что это похоже на отравление несвежей пищей во время пути. Назар объяснил, что ел вместе с матросами, а те питались сухарями да солониной. Присоленное мясо за долгий срок вполне могло протухнуть. Впрочем, я не думаю, что мы с вами заразимся.
– Ну и хорошо, – отозвался Щеглов и взялся за принесённый официантом ростбиф.
Александр последовал его примеру. Наступившая пауза дала возможность подумать. Щеглов назвал два имени, но капитан был для семьи посторонним, и для него обе версии – и с Алиной, и с Эриком – казались равнозначными. А как поступить тому, для кого это дело кровное?!
– И всё-таки, Пётр Петрович, я не могу поверить в виновность моей тётки, – начал Александр.
– Не волнуйтесь раньше времени. Я думаю, что сегодняшний допрос всё поставит на свои места. – Щеглов косо улыбнулся и признал: – Я был бы рад ошибиться.
Обед подошёл к концу и Александр рассчитался с официантом.
– Ну что, ваша светлость, поедем за истиной? – спросил Щеглов, усаживаясь в карету.
– Поедем! Вы даже не представляете, как я её жажду! – признался Александр.
У ворот своего флигеля Александр расплатился с извозчиком. Щеглов ждал у маленькой боковой калитки. Князь ещё не успел повернуть ключ в замке, когда из-за ограды донёсся истошный женский крик, сразу же перешедший в низкий, почти звериный вой.
– Господи, это ещё что такое? – поразился Александр и вдруг узнал голос: – Акулина! Это она!
– Быстрее! – крикнул Щеглов.
Капитан моментально подобрался. Лицо его сделалось на удивление жёстким. Александр толкнув калитку и бросился вперёд, Щеглов бежал за ним. Они влетели во флигель и кинулись на звук ужасного воя. Тот доносился из-за двери чулана, где обычно ночевал Назар. Александр распахнул дверь. Слуга лежал на топчане – руки сложены крестом, глаза закрыты. Лицо его уже покрыл серовато-синюшный оттенок, и никаких сомнений в смерти Назара не осталось. Рядом с изголовьем умершего билась в слезах кухарка Акулина. Щеглов тихо выругался и решительно шагнул вперёд.
– Тихо!.. Тихо, голубушка, – ласково сказал он, положив руку на плечо кухарки. – Ему уже не поможешь. Чего уж теперь убиваться. Тебе о себе нужно подумать.
Акулина подняла на капитана пустые, бездумные глаза, потом как будто сообразила, с кем имеет дело, и отмахнулась:
– О чём мне теперь думать, коли моего сокола больше нету?
– А разве он был тебе мужем? – удивился Щеглов.
– Стал бы, как только барыня мне вольную отпишет, – объяснила Акулина и вновь зарыдала.
«По крайней мере, она больше не воет», – отметил Александр. Он с удивлением рассматривал кухарку. Та выглядела старухой – она была старше своего покойного жениха самое малое лет на десять. Да и красотой Акулина никогда не блистала. Ширококостная и кряжистая, с плоским скуластым лицом, кухарка казалась по-мужски высокой. Сейчас она стояла на коленях перед телом и, не вытирая слёз, рыдала. Руки она сцепила под плотным и длинным серым фартуком.
– Не бери греха на душу, – тихо сказал Щеглов, склонившись над плечом кухарки. – Отдай мне то, что взяла у покойника, а то ведь на каторгу пойдёшь.
Слёзы на глазах женщины высохли, она злобно глянула на капитана и заявила:
– Это моё – он обещал, что всё это моим будет!
– Ерунды не говори! – уже с угрозой прикрикнул Щеглов. – Что ты нам врёшь? Покойник тебе в сыновья годился, да к тому же он был любовником барыни – а ты нам хочешь доказать, что он собирался тебя выкупить, да ещё и в жёны взять.
– Всё правда, истинный крест! – отозвалась Акулина, но не перекрестилась, и Александр наконец-то заметил то, что зоркие глаза частного пристава разглядели сразу: кухарка не просто прятала руки под фартуком, она что-то в них держала. Акулина затравленно перевела взгляд с полицейского на князя и объяснила: – Я ведь хорошо стряпаю, могу и в трактире работать, и к купцам наняться. Назару до конца жизни ничего б делать не пришлось – я бы, как каторжная, для него день и ночь горбатилась! Он это хорошо понимал. Зачем ему вольная, если идти некуда, да и работать надо? А со мной он забот бы не знал, всё в тепле да в холе.
– Давай! – приказал Щеглов и протянул руку. – Ну!
Этот окрик прозвучал так грозно, что Акулина вытащила из-под фартука руки. В одном кулаке она сжимала жемчужное ожерелье в шесть рядов, принадлежавшее баронессе Евдоксии, а в другом – маленький узелок.
– Ну, ваша светлость, вот и доказательства! – обрадовался Щеглов. Он отобрал у кухарки ожерелье, передал его Александру, а сам развязал узелок. В тряпице лежали серебряные монеты – франки. Капитан отошёл к подоконнику, высыпал на него деньги и пересчитал.
– Тридцать серебреников, – объявил Щеглов, закончив подсчёт. – И конец тот же, что и в Святом Писании, жаль только, что таких, как Назар, обучать бесполезно.
Капитан навис над кухаркой и прикрикнул:
– Значит так: либо ты нам сейчас всё без утайки про убийства доложишь – либо пойдёшь на каторгу как подельница своего любовника. Сама же разболтала, как он для тебя старался.
– Ой, барин, да что вы говорите?! – завопила Акулина. В голосе её звенели слёзы, но глаза оставались сухими. – Я, правда, ничего не знаю. Назар мне толком ничего не сказывал – укорял, что бабам верить нельзя.
– Почему он баронессу убил? – не отступал Щеглов. – Ожерелье мы у тебя из рук взяли – так что можем считать, что он по твоему наущению это сделал.
– Не знаю я, что между ними вышло. Только, как баронесса Назара в свою постель затребовала, так он вольную и получил. Хвастался, что будет при ней, как король, а потом оказалось, что его в паломничество отправляют – сундуки монашкам таскать. Назар очень разозлился, что баронесса за него не заступилась, думал, что это из-за немца-управляющего. Жаловался мне, что барыня его променяла на прежнего любовника. А ожерелье я только сейчас нашла у него под подушкой, не знала я про это раньше.
– Верится с трудом, – скептически хмыкнул капитан. – Про деньги говори!
– Назар сказывал, что встретил на корабле одного купца, с которым сладил выгодное дельце. Обещал, что у него теперь очень много денег будет и что на всё хватит: меня выкупить и даже домик приобрести.
– И что это за купец такой? – уточнил Щеглов.
– Откуда мне знать, – хмыкнула Акулина. – Назар сказал только, что турок, хотя по-нашему говорил понятно.
– Ну что же, ваша светлость, для вас дело можно считать законченным, – обратился к Александру капитан. – Убийца баронессы изобличён, улики налицо. Сейчас я поеду в участок, а вы уж проследите, чтобы наша свидетельница не исчезла ненароком. Я уверен, что Свиньин лично прибудет сюда, чтобы допросить её. Я же свою задачу выполнил – доказал вашу невиновность. Ну а про остальное вам решать самому. Я сказал всё…
Александр намёк понял. Он поймал острый взгляд Щеглова и поёжился. Единственные живые родственники Шварценбергов – убийцы? Один или оба сразу? Было от чего расстроиться. Аргументы у капитана оказались слишком серьёзными, чтобы просто так от них отмахнуться, но и поверить в виновность доброй и заботливой Алины было немыслимо. А Эрик? Он столько лет верой и правдой служил такому проницательному человеку, как князь Иоганн. Неужели это возможно – так быстро перемениться? Но если Щеглов прав, как тогда поступить?
Голова шла кругом, вспомнились ласковый взгляд тётки и её сердечная забота. А чего стоят прямота Эрика и его многолетняя верная служба…
«Не надо спешить с выводами, – решил Александр. – Щеглов ни на чём не настаивает, значит, можно пока подождать. Вдруг всплывут ещё какие-нибудь факты? Те самые улики, которые сделают ответ однозначным. Сейчас важнее всего правда, а время – уже не самое главное».