Всё осталось в прошлом – и мечты, и счастье. Александр зачеркнул цифру в календаре, а потом мысленно прибавил ещё одну единицу к сроку, прожитому вдали от Лив. Но сегодняшний день был особенным, можно сказать, юбилейным – ведь прошёл ровно год с тех пор, как он покинул Мармо.

Юбилей оказался печальным, ведь никаких вестей от Лив не было. Александр долго не решался написать первым, и лишь когда неизвестность стала совсем невыносимой, он всё-таки отправил на остров письмо. Это случилось два месяца назад, но ответа до сих пор не было. Лив не собиралась писать. Она сказала честно: одна ночь – а больше ничего.

Опять заныло сердце… Этак и сам не заметишь, как ноги протянешь. Хватит себя изводить! Пора заняться собственными делами… Александр раскрыл гроссбух и уставился на цифры. Что там с арендной платой? Сколько недоимок?.. Однако долги издольщиков так и остались неизученными: в дверь постучали. Александр отозвался – разрешил войти, но вместо лакея в дверях кабинета появилась дама. Шварценберг просто потерял дар речи! Не верил собственным глазам… Сияя лучезарной улыбкой, перед ним стояла Юлия Самойлова.

– Вот это сюрприз. Я думал, что вы в Италии, – сказал Александр, целуя гостье руку.

– Мне помнится, что в Москве мы были на «ты», – заметила красотка, и с любопытством оглядела его кабинет. – Не нужно политеса, мой дорогой, я не могла не заехать к старому другу, хотя мне и пришлось сделать изрядный крюк, чтобы повидать тебя. Но я не жалею: замок у тебя красивый, да и природа тут неплоха. Но, правда, холодно.

– Не буду спорить, хотя мне после России здешний климат кажется слишком тёплым. Но лучше поговорим о тебе. Что ты делаешь в Богемии?

– Моя бабушка умерла, – беззаботно сообщила Юлия, – я ездила в Петербург вступать в права наследования, ну а теперь, когда все наконец-то закончилось, возвращаюсь в Рим.

– Приношу свои соболезнования, – посочувствовал Александр, но его гостья лишь отмахнулась.

– Спасибо, конечно, но мы с бабкой в последние годы не ладили. Не понимаю, чего она от меня хотела. Я уж думала, что вообще всего лишусь и всё отойдёт моей тётке – Багратион. Но нет, старушка сделала меня единственной наследницей. Я и раньше была богатой, а теперь могу купить половину Европы, вот только Нику до этого нет никакого дела. Ты знаешь, что он вернул моё приданое и мы окончательно разъехались?

– Впервые слышу, – откликнулся Александр. – Я уехал из России почти три года назад и с тех пор не имел известий от моих русских знакомых. О том, что ты живёшь в Италии, я узнал лишь недавно из письма княгини Волконской. Зинаида Александровна любезно переслала мне последние из вышедших глав «Евгения Онегина», а в прилагаемом письме сообщила свой адрес в Риме и упомянула, что ты живёшь рядом и часто у неё бываешь.

– Да, мы с Зизи дружим, а её салон в Риме стал прибежищем для всех русских. Я поначалу хотела сама держать открытый дом, да поняла, что больно хлопотно – лучше уж ходить в гости к Волконским, – усмехнулась Юлия, но потом вдруг стала серьёзной. – Думаю, ты уже догадался, что я не стала бы делать такой ужасный крюк только ради твоих прекрасных глаз? Я привезла тебе сообщение от деда.

– Граф Литта написал мне?

– Слушай внимательней! Я сказала «сообщение». – Графиня назидательно, как строгая гувернантка погрозила пальчиком в кружевной перчатке. – Нынче не то что прежде: государь везде ищет заговоры. Бенкендорфу даны немыслимые полномочия по выявлению недовольных, так что почте теперь никто не доверяет. Я должна передать тебе кое-что на словах, а потом прислать деду личное послание, где в определённом месте будет стоять «да» или «нет».

– Ну и дела… Хотя понять императора можно – ни у одного государя в Европе царствование не начиналось с армейского восстания. – Александр вдруг понял, что ужасно заинтригован, и поторопил гостью: – Ну так чего же хочет от меня почтеннейший граф Литта?

– До него дошли слухи, что ты отказался от места личного помощника канцлера Меттерниха, и он предлагает тебе возглавить новый департамент, который создают в нашем Министерстве иностранных дел. Департамент по делам Греции и всех Балканских территорий.

Александр мгновенно сообразил, откуда растут ноги у этого предложения, и расхохотался:

– Похоже, наш мудрейший Юлий Помпеевич вспомнил моего дядю – госпитальера, и решил, что я, заняв новый пост, стану бороться за возвращение Мальты?

– Может, и так. – Юлия повела точёным плечиком, наивно закатила глазки. – Он со мной свои планы не обсуждал, а просто попросил заехать к тебе и поговорить. Так какое слово я должна вписать в условленное место письма?

Александр совсем развеселился. Вид у его гостьи был на редкость беззаботным. Так что его отказ Юлию уж точно не расстроит. И он ответил совершенно искренне:

– Знаешь, мне нравится моя нынешняя жизнь. Я ведь полукровка. Здесь мой дом, но и Россия мне тоже нечужая. Поэтому я не хочу выбирать ни одну из империй. Я решил держать нейтралитет. Так и напиши своему деду.

– Ну, как знаешь, – прежняя подружка и впрямь не обиделась, так и сияла улыбкой. – Кстати, дед ещё зачем-то просил тебе передать, что в Петербург приехала маркиза ди Мармо. Не знаю, какой тебе от этого прок – она ведь в трауре и нигде не бывает, но, видно, старый хитрец решил подсунуть тебе этот денежный мешок. Все только и шепчутся о том, как она богата.

Александр просто онемел. Ну и Литта, ну и хитрец!.. Какую закинул наживку.

Мнение князя Шварценберга мгновенно изменилось на прямо противоположное, и он сразу же предложил:

– Знаешь, я тут подумал, ты можешь вообще ничего не писать Юлию Помпеевичу. Мне нужно самому с ним объясниться. Хотя бы ради памяти дяди Иоганна. Я давно веду переговоры о покупке подмосковного имения, принадлежавшего раньше моему деду, Румянцеву. Вот я и совмещу два дела: выкуплю родовую вотчину и повидаюсь с графом Литтой.

– Мне всё равно – делай что хочешь, – хмыкнула Юлия. – Только имей в виду, что я богаче этой твоей вдовой маркизы.

– Я это прекрасно знаю, – расхохотался Александр, – но ты ведь замужем.

– Да! Хоть и за подлецом, но разводиться не хочу, – подтвердила Самойлова. – Но раз мы закончили с делами, может, накормишь меня приличным обедом, да я поеду дальше? Ты даже не представляешь, как я соскучилась по Риму.

– Разве я могу отказать столь прекрасной даме? – всё ещё смеясь, отозвался Александр.

– По-моему, ты только что это сделал, – заметила его гостья. – Но, так уж и быть, по старой дружбе я тебя прощаю.

Под беззаботный щебет графини Самойловой обед прошёл на редкость сердечно, а ещё через полчаса гостья уехала в Прагу. Её экипаж ещё не успел выехать за ворота, как хозяин замка кинулся собирать вещи. Вскоре он и сам отправился в дорогу, только Юлия стремилась на юг, а путь Александра лежал на север.

Москва встретила Александра проливным дождём. Ветер крутил ледяные струи, бился в стёкла его экипажа. И это в конце ноября!.. Когда ямщик остановил тройку у флигеля дома Румянцевых, продрогший Александр, уже несколько часов мечтавший о лафитнике крепкой русской водки и раскалённом самоваре, был сильно удивлён: света в окнах не было. Ни тётки, ни её мужа дома не оказалось. Заспанная кухарка сообщила, что её хозяева так и остались жить в доме Чернышёвых на Тверской, а здесь она осталась одна. Так что лишних печей не топила и стряпать тоже не собиралась.

– Затопи в моей прежней спальне и в гостиной, – распорядился Александр, – и нагрей побольше воды, хоть умоюсь с дороги.

Пока кухарка возилась с печами, он вышел по переулку на Покровку и, недолго думая, обосновался в ближайшем трактире. Выпив полстакана анисовой, он принялся за суточные щи с расстегаями и, наконец-то согревшись, успокоился и подобрел. Теперь можно было подумать и о собственных делах. Родня Александра расстроила – загостилась в чужом доме. Что за привычка такая – побираться? С какой стати Алина живёт у Чернышёвых да ещё и мужа туда заселила? Одно дело, когда в доме жила Лив, но её ведь там давным-давно нет. Тётка унижалась сама и этим унижала главу семьи!

Впрочем, совесть тут же шепнула, что у самого рыльце в пушку. Кто не пустил Эрика в Богемию? Александр сам написал фон Массу письмо, чтобы тот не спешил – оставался в России, пока не поправится, и при этом стал отправлять в Москву полный объем жалованья управляющего. Естественно, что при таком раскладе тётка костьми легла, лишь бы никуда не ехать, и мужа смогла уговорить.

Но с другой стороны, что Александру ещё оставалось делать? Он просто не мог переступить через свои прошлые сомнения. Ведь он почти поверил Щеглову, а капитан считал, что за убийством баронессы стоят ближайшие родственники. Прошло три года, а Александр так и не узнал, кто убил его мать. Одна из тёток или его новый дядя? Три человека. Один – преступник, но двое других – ни в чём не виноваты. Подозрения оскорбят их до глубины души, больно ранят. И Александр малодушно выбрал самое простое – он сбежал ото всех. Если не видеть никого их родных, то и совесть не так мучает. Пока это получалось: князь сидел в Богемии, Полина – в Иерусалиме, остальные – в Москве. Но теперь всё изменилось. Александр вернулся в Россию, и первое, что ему придётся сделать, так это убрать свою родню из дома Лив.

Ехать на Тверскую не хотелось, и Шварценберг решил отложить неприятный визит. Разумнее всего повидаться с родней, когда он купит имение. От Москвы до Никольского оказалось двадцать верст, но и туда ехать не пришлось. Новый хозяин, уже согласившийся продать усадьбу, зимой жил в городском доме на Лубянке. Александр незамедлительно отправился к нему и, сговорившись по цене, пообещал привезти деньги и подписать все бумаги завтра утром. Радуясь удачной покупке, он вернулся к себе и, наконец-то отмывшись с дороги, улегся в прежней спальне. Последняя – уже на грани сна – мысль была о том, что родственное свидание надо бы закончить побыстрей и уехать. Александр рвался в Петербург.

Когда во двор въехала почтовая тройка, Александр уже ждал.

– Сейчас заедем на Лубянку, потом на Тверскую, а тогда уже тронемся в путь, – объяснил он вознице.

Ямщик равнодушно пожал плечами и сообщил, сколько ещё возьмёт за простой. Александр, не торгуясь, заплатил и отправился претворять в жизнь свои вчерашние планы. На Лубянке его уже ждали хозяин имения и нотариус с заготовленной купчей, так что покупку оформили быстро. Зато с Тверской вырваться скоро не получилось.

Увидев Александра, тётка разрыдалась от счастья, а удивительно бодрый для больного человека Эрик фон Масс радостно пожал князю руку и спросил:

– Как там дела в имениях, ваша светлость? Я очень скучаю по деревне и никак не дождусь того дня, когда доктор скажет, что я смогу вынести дорогу до Богемии.

– Дорогой, не нужно расстраивать Алекса, нам ведь и здесь хорошо. – Алина ласково погладила мужа по плечу.

Подозрения Шварценберга оправдались: Алина никуда из этого дома съезжать не собиралась. Пришлось Александру выкладывать козырной туз:

– В деревню вы можете поехать хоть завтра, – сообщил он и достал из кармана купчую. – Я выкупил Никольское. Оно в полном вашем распоряжении.

Тётка, похоже, не поверила своим ушам. Она переменилась в лице и, вцепившись в руку мужа, спросила:

– Эрик, что он говорит?

– Я сказал, что выкупил Никольское. Вы можете переезжать туда, если не боитесь зимовать в деревне, – повторил Александр.

Он уже начал раздражаться – пора было заканчивать визит.

– А крестьяне? – Тётка всё никак не могла поверить.

– Они остались на месте, хозяйство там налажено, вроде бы есть и хороший управляющий, но это известно лишь со слов прежнего хозяина. Надеюсь, что Эрик сможет сам разобраться с делами в поместье, пока вы будете там жить.

– Я готов, – обрадовался фон Масс, – завра же туда поеду. Вы только разъясните мне, где находится имение, и дайте соответствующие указания.

– Вот купчая. Бывший хозяин при мне написал управляющему, сообщив, что имение продано. Вы можете ехать, вас будут ждать.

– А ты, Алекс? Разве не поедешь с нами? – заволновалась Алина. – Я не знаю, как смогу пережить эту встречу, ведь я в последний раз была в Никольском ещё девочкой. Боюсь не справиться с переживаниями.

– Тётя, с вами будет муж. Я же уезжаю в Петербург, повидаться с Лив. Вы знаете, что она вернулась?

– Конечно, знаем, – просияла тётка. – Наша девочка стала такой знатной и богатой дамой! Мы с ней проплакали целый вечер, вспоминали её бедную мать. Софи теперь нескоро вернётся: тем из осужденных, кто отбудет свой срок на каторге, определена постоянным местом жительства Сибирь… Владимира уже должны были отпустить на поселение, вот мать и хлопочет, дом в Иркутске купила.

– Так Лив была здесь?

– Ну а как же! Это же её дом! Любочка – славная девочка, она попросила нас с Эриком жить здесь столько, сколько захотим. Сама она собиралась поселиться в столице, у бабушки Марии Григорьевны. Та ведь живёт теперь совсем одна, так что приезд внучки будет очень кстати.

– Лив – вдова?

– Да, бедняжка овдовела и пока находится в трауре, – признала Алина, но тут же со всей убеждённостью заявила: – Я уверена, что Лив обязательно найдёт своё счастье и снова выйдет замуж.

– Я тоже на это надеюсь, поэтому и еду в Петербург. Я собираюсь сделать Лив предложение, а сразу же по окончании Рождественского поста обвенчаться.

В глазах Алины блеснули слёзы.

– Боже, какое счастье! Мы вновь станем одной семьёй… Наконец-то и у нас будет праздник!

Тётка так воодушевилась, что даже вскочила с кресла.

– Сейчас, Алекс! Я принесу ожерелье твоей матери. Ларец с вещами вернули из полиции ещё год назад. Жемчуг такой ценный! Выйдет прекрасный свадебный подарок.

На Александра как будто водой плеснули… Боже милосердный!.. Тётка хоть понимает, что несёт? Ожерелье, снятое с убитой. Да у него самого рука не поднимется прикоснуться к этому жемчугу, и он уж точно никогда не допустит, чтобы его носила Лив.

Алина уже метнулась к выходу – побежала за ожерельем, он еле успел остановить её:

– Не беспокойтесь, тётя. Это ожерелье не для молодых женщин – слишком массивное. Я думал, если его вернут, подарить мамин жемчуг её сестрам. Полина ушла от мира, её теперь украшения не волнуют. Так что ожерелье – ваше.

Тётка залилась румянцем. Она посмотрела на мужа, как будто прося совета.

– Но это ведь так дорого…

Муж и племянник в два голоса принялись уговаривать её принять подарок. К чести Алины, она не стала портить всем праздник и с радостью согласилась.

Александр вздохнул с облегчением: наконец-то всё сказано, дела переделаны, а долги розданы. Ещё чуть-чуть – и можно будет уехать… Он скосил глаза на часы – стрелка подбиралась к трём. Пора! Александр встал и попытался откланяться. Но тётка и слышать не хотела о том, чтобы отпустить его, не накормив. Это было совсем некстати, но из-за отказа Алина расстроилась чуть ли не до слёз. Пришлось подчиниться. Когда Александр наконец-то вырвался из-за стола, над Москвой уже сгущались ноябрьские сумерки.

– Чего же теперь ехать-то на ночь глядя? – проворчал ямщик.

Пришлось опять раскошеливаться. Новенький пятак заметно улучшил настроение возницы. Тот хлестнул лошадей, а Александр закутался в прихваченный из дома плед и устроился поудобнее… Оставалось только добраться до Петербурга и встретиться наконец с прекрасной и недоступной маркизой ди Мармо.

Вдовствующая маркиза ди Мармо жила затворницей, и это её очень устраивало. Лив не хотела никого видеть и даже в страшном сне не могла представить, что сможет хоть как-то обсуждать свою личную жизнь. Единственное исключение она делала для бабушки и её старой подруги, Загряжской: обе старушки вели себя деликатно, лишнего не спрашивали и нос куда не надо не совали. Впрочем, как раз сегодня Лив поняла, что даже милые старые дамы её тоже утомили. Сославшись на обязанность написать письма, она отвертелась от визита к Загряжской, и бабушка в конце концов согласилась поехать одна.

– А кому ты собралась писать? – полюбопытствовала уже собравшаяся в гости Мария Григорьевна. – По-моему, одно письмо ты откладываешь уже третий месяц.

Опять начиналась старая песня. И как бабушке не надоест талдычить одно и то же?.. Лив нахмурилась.

– Я пока не готова, – отмахнулась она и, вспомнив, сколько раз повторяла эту фразу, опустила глаза.

– Я думаю, что Алекс не зря метался по всему свету, разыскивая твои следы. Он будет рад такому развитию событий, – старая графиня укоризненно вздохнула и с привычными нотками безнадёжности в голосе закончила: – Любочка, я устала повторять, что ты сама себе противоречишь…

Кто бы спорил… Конечно, бабушка права. Лив и впрямь многого не договаривала. Она так никому и не сказала о той единственной ночи. Разве после такого можно написать мужчине, что она теперь свободна? Как будто она требует от него сдержать данное слово. Но ведь год назад была одна ситуация, а сейчас – совсем другая. Откуда Лив знать, чего князь Шварценберг хочет теперь? Он ведь даже не написал ей. Не было ни одного письма! Так что же, Лив писать первой, и сразу о том, что он теперь должен на ней жениться?.. Она не могла даже об этом помыслить! Лив вздохнула. Это не осталось незамеченным – бабушка всё ещё стояла в дверях, дожидаясь ответа. Старая графиня выразительно закатила глаза (мол, с тобой невозможно иметь дело!) и припечатала:

– Это даже неприлично…

Пришлось Лив вспомнить любимую отговорку:

– Я пока не могу. Вы знаете, как маркиз был щедр ко мне. Чересчур щедр!.. Он так составил завещание, что я не могу отказаться от его даров. Поэтому я хочу сначала пожертвовать большую часть на благотворительность, а потом уже устраивать собственную судьбу.

– Ответ не выдерживает никакой критики, и пока я буду в гостях, постарайся придумать другое оправдание своему поведению. Более похожее на правду, – саркастически заметила Мария Григорьевна.

С видом победительницы она выплыла из комнаты. Пытаясь сдержать смех, Лив тихо прыснула. Бабушка, как всегда, была просто бесподобна, и, если бы не обстоятельства, весёлого в которых было мало, Лив расхохоталась бы от души.

– Ну надо же: «не выдерживает никакой критики», – пробормотала она и, не сдержавшись, расхохоталась.

Лив смеялась так, как это случалось с ней только в юности: всё время вспоминала бабкины слова и заливалась вновь и вновь. Этот звонкий смех уносил прочь все её беды: смерть Гвидо, разлуку с Каэтаной, боязнь встречи с Александром. На душе вдруг стало легко и свободно, и, услышав в коридоре шаги что-то забывшей старой графини, Лив, не дожидаясь вопросов, воскликнула:

– Всё-всё! Обещаю, что сегодня же напишу князю Шварценбергу!

– Лучше расскажи прямо сейчас, – попросил её родной голос, и в дверях появился Александр. В его ореховых глазах цвела любовь. Он нежно улыбнулся и добавил: – Пока ты собираешься с мыслями, я сам хочу кое-что сказать. Дело в том, что я люблю тебя – и приехал, чтобы сделать предложение. Ну, так что ты хотела мне сообщить?

– Что тоже тебя люблю. – Лив бросилась на шею жениху.

Как хорошо, когда сбываются мечты!..