Как можно не любить этот уютный маленький домик на Пятницкой? Однажды, давным-давно, Полининому мужу повезло, и он смог купить крохотный флигель в продававшейся по частям городской усадьбе. Домик был деревянным, но снаружи оштукатуренным под камень. Он примыкал к изумительной красоты воротам. В их чугунной решётке искусно переплетались рыцарские кресты, а на белёных кирпичных столбах покоились маленькие, но очень грозные львы. Поскольку хозяева во флигеле и в доме уже давно были разными, ворота за ненадобностью закрыли, и в узком пространстве бывшего проезда, не потревоженные никем разрослись из занесенных ветром случайных семян деревья и кусты. В этот росший вопреки всему маленький садик, припорошённый сейчас первым снегом, выходило окно гостиной, где коротали время Полина и Лив. Белоснежный пейзаж за окном был полон очарования, мягко гудела голландская печка, тётка смотрела так ласково, но Лив всё равно грустила.

– Что же я буду делать, когда и вы уедете? – печально спросила она.

Только Полина да Зинаида Волконская оставались теми людьми, с кем Лив было просто и хорошо. Но к княгине её пускали всё реже и реже, а скоро должна была уехать и Полина. Тётка давно мечтала совершить паломничество в Иерусалим, и такая возможность ей наконец-то представилась. На Святую землю отправлялись две монахини из Ивановского женского монастыря, и пожелавший уменьшить епархиальные расходы архиерей разрешил им взять с собой оплативших путешествие мирянок. Для Полины это был редкостный шанс.

– Всё обойдётся, – пообещала она и улыбнулась. – Тебе придётся потерпеть пару месяцев. Если что – Алекс поможет: защитит тебя от своей матери. А потом отправишься в Петербург к Кочубеям. – Тётка с осуждением покачала головой и вздохнула: – Зря ты отказалась уехать с ними сразу.

– Зря, конечно, – признала Лив, – но я думала, что лорд Джон устроит мне дебют в опере. Я так об этом мечтала!

– Что ни делается – всё к лучшему. Я не знаю, что там думают нынче в светском обществе, а в мои времена никто бы не одобрил барышню на выданье, поющую на сцене, пусть даже и в частном театре. Выходи замуж – а потом пой, сколько душе угодно. Теперь, когда твоя мать уехала, тебе нужно быть очень осторожной, чтобы не потерять шансы удачно выйти замуж, – заметила Полина. Она смутилась, но всё-таки решилась спросить о главном: – Евдоксия сильно вас тиранит?

Вопрос оказался не из лёгких. Что тут ответишь? Сказать правду и расстроить тётку перед отъездом? Это было бы жестоко… Так что Лив ответила, как истинный дипломат:

– Она, наверно, считает, что делает это ради нашего блага.

Тётку её смирение не обмануло. Аккуратно выбирая слова, Полина предложила:

– Ты бы написала письмо сестре, пусть Вера и Мария Григорьевна вызовут тебя к себе в имение. Евдоксия не посмеет им отказать, а ты из деревни сразу же уедешь в столицу к Кочубеям. Ты же видишь, что, заехав в ваш дом и живя на ваши деньги, баронесса сильно экономит собственные средства.

Обе понимали, что Полина наконец-то решилась назвать вещи своими именами. Лив вздохнула:

– Наверно, вы правы… – Потом попросила: – Давайте напишем вместе, и вы отправите письмо сами, иначе, боюсь, оно даже до почты не дойдёт.

– Садись к столу и пиши, а я в конце добавлю пару строчек, – решила Полина и, увидев свою единственную служанку Любу с самоваром в руках, поспешила ей навстречу.

Пока тётка занималась сервировкой, Лив уселась за старенькое бюро, взяла чистый лист и вывела на нём дорогие имена. Но дальше приветствий дело у неё не пошло. Из головы не шёл тот случай на лестнице, когда сквозь ужасную – до звона в ушах – боль она расслышала полный заботы голос Александра. До сих пор её пальцы начинали дрожать, когда Лив представляла, как опирается на его руку. Вчера её поразило доселе незнакомое острое чувство, когда между пальцами мужчины и женщины словно проскакивают искры. Ей показалось, или так оно и было? Неужто между ней и кузеном возникла невидимая, но прочная связь? Странно… Александр – хороший друг, но не более того. Так откуда же эти искры?..

Конечно же, Шварценберг был красавцем, это признавали все, и Лив с этим спорить не собиралась. Очень высокий, с ладной и мощной фигурой, он больше походил на офицера, чем на штатского. Породистое лицо, точеный нос, мягкий взгляд светло-карих глаз, глубокий, тёплый голос… Получается, что она, как и все глупые барышни, купилась на смазливый облик?

«Ничего не смазливый, а просто красивый. И вообще, это не главное. Александр – очень добрый человек. В этом его основное достоинство», – решила Лив. Мысль была справедливой, но ясности ни во что не внесла.

Лив вздохнула и вновь принялась за своё письмо. Ей не хотелось беспокоить ни бабушку, ни беременную сестру, и она осторожничала, подбирая слова. Впрочем, результат получился даже удачным. Письмо вышло спокойным, изложение событий выглядело так, будто Лив просто соскучилась и захотела повидать родных. Отлично! Теперь можно и тётку позвать.

– Я закончила. Вы ведь хотели сделать приписку? – напомнила она Полине.

– Давай выпьем чаю, а потом я допишу пару слов, – предложила тётка. – Иди ко мне, садись. Я достала малиновое варенье, как ты любишь.

Лив пересела к столу и потянулась к вазочке с вареньем, но шум шагов возвестил о приходе гостя. В маленькую гостиную вошёл именно тот, о ком Лив теперь думала ежечасно. Сегодня, в новом чёрном фраке, ладно облегавшем его широкие плечи, Шварценберг был особенно хорош, он шёл легко и быстро, один его вид дарил праздник. Прямо с порога Александр заявил:

– Милые дамы, вы даже не представляете, как я счастлив вас видеть! Только с вами, тётушка, я и отдыхаю душой. Мать со мной бесконечно воюет, а я никак не могу отсюда уехать – приглашения из министерства до сих пор нет.

– Не волнуйся, оно обязательно придёт, – отозвалась Полина. – Побудь здесь до нашего отъезда, а там уже отправляйся в своё министерство.

– Вы уезжаете? – удивился барон, и его улыбка померкла.

– Я собралась в паломничество, а Лив хочет поехать к сестре.

– Жаль, – чуть помедлив, отозвался Александр и тут же заговорил о другом: – Лив, я привёз вам мои экземпляры «Евгения Онегина», третья глава – в списках, а две другие напечатаны.

– Вот спасибо! – Лив даже не ожидала такого внимания. Как он добр и как чуток!

Александр положил на стол две тоненькие книжечки и маленькую тетрадь в картонном переплёте. Прижал их ладонью.

– Я уверен, что отдаю эти сокровища в самые достойные руки. Никто не понимает поэзию, как вы, – заявил он и так тепло улыбнулся, что сердце Лив затрепетало от счастья.

Она протянула руку, забирая подарок, и вновь ощутила жар от незримых молний, проскочивших меж их пальцев. Господи, неужели кузен тоже это чувствует? Но что он подумает? Решит, что она навязывается…

Лив раскрыла тетрадь со стихами и уткнулась носом в рукописные строки. Поначалу она ничего не видела, но волнение улеглось, и Лив начала читать. Стихи очаровали её. Лив вновь встретилась с так поразившей её накануне Татьяной. Эта уездная барышня была так понятна, так близка, будто родная сестра. Впрочем, дочитать главу не удалось, – тётка тронула Лив за рукав, и та откликнулась:

– Да, тётя?

– Я предлагаю нам всем отправиться на Тверскую, – объявила Полина. – Алекс получил записку от матери – Евдоксия зовёт его на ужин. Он отвезет нас, а я сегодня останусь с ночёвкой: побуду подольше с тобой и Алиной накануне отъезда.

– Конечно, поехали, – согласилась Лив и вслед за тёткой поднялась из-за стола.

Она прижала к груди книжки, как будто боялась с ними расстаться. Просто вдруг стихи навели её на странную мысль. А что, если она, как и Татьяна в романе, влюблена? От волнения задрожали руки… Неужто?.. Но как же так? Ведь это даже неприлично: чтобы влюбиться, Лив хватило пары лестных фраз и обычного мужского внимания. Открытие ужасало. Лив боялась в это поверить, но нежное тепло, разливавшееся в груди и пресловутые «искры», яснее ясного подтверждали, что её догадка верна.

«Господи, не дай мне погибнуть и наделать ошибок тоже не дай! Если я не могу избавиться от своей любви, помоги мне хотя бы скрыть её», – мысленно взмолилась Лив.

Добравшись до дома, Лив кинулась переодеваться. Ей так хотелось сегодня быть красивой, а нарядных платьев у неё осталось раз-два и обчёлся, и она решилась на неслыханную прежде вольность – позаимствовала без разрешения платье из гардеробной старшей сестры. Эффект оказался сногсшибательным: аквамариновый шёлк оттенил глаза Лив, а роскошный «взрослый» фасон подчеркнул достоинства её гибкой фигуры. Верная наперсница Саня, быстренько убравшая лишнее в боковые швы прямо на хозяйке, пришла в неописуемый восторг и тут же предложила:

– Нужно бы все наряды Веры Александровны сюда перенести. Зачем им впустую висеть, а то выйдут из моды, и деньги, плаченные на Кузнецком Мосту, пропадут.

В словах горничной был свой резон: средств не хватало, а мода менялась быстро, но сейчас Лив волновало другое.

– Потом всё обсудим, – заторопилась она. – Обнови причёску, только не вынимай шпильки, я спешу.

Саня аккуратно заправила в узел на макушке выбившиеся прядки, расчесала и вновь закрутила в тугую спираль чёрные локоны и залюбовалась.

– Очень красиво! – провозгласила она, и Лив с ней мысленно согласилась.

Впрочем, времени любоваться собой уже не было. Все домашние ждали в столовой. Ещё чуть-чуть – и нарвёшься на выволочку от Евдоксии. Лив побежала вниз и, затаив дыхание, вошла в столовую. Но всё обошлось – баронесса промолчала, а Лив прошла к столу и села на единственное незанятое место. К её удовольствию, оно оказалось рядом с Александром.

– Наконец-то все в сборе, – изрекла баронесса и тут же с явным наслаждением вонзила когти в Лив: – Какое прелестное платье, дорогая! Я его у тебя ещё не видела.

Какой позор! Быть пойманной за руку на глазах у кузена! Лив тут же решила, что лучше проглотит свой язык, чем признается, откуда взяла наряд, но, на её беду, вмешалась тётка Алина.

– Это Верочкино платье? Правда, Лив? Как хорошо, что ты догадалась его надеть, оно очень тебе идёт.

– Практичная мысль, – снизошла до похвалы баронесса. – Вера беременна. Пока она родит, пока восстановит фигуру – мода уже изменится, а Лив успеет поносить красивый наряд. Нужно завтра же пересмотреть все платья Веры и подогнать их на Лив. Хотя, как я вижу, и делать ничего особенно не придётся.

Лив молчала, она уже пришла в себя, но до сих пор не решалась посмотреть на своего кузена. Она молила небеса, чтобы тётки перевели разговор на другую тему, а её оставили в покое, но Алина не унималась.

– Евдокси, но ведь Надин прислала деньги, чтобы мы сшили для Лив новый гардероб. Зачем тогда переделывать старые платья?

– После коронации все магазины на Кузнецком пусты. Весь товар в них раскупили. Пока доставят новые ткани и готовые платья, минует не один месяц, а я собираюсь вывозить Лив уже сейчас. Мы не будем ждать, иначе пропустим весь сезон. Кстати, Алекс, ты можешь сопровождать нас с Лив.

– Уведомите меня о времени и дате, – сухо обронил Александр, и стало понятно, что ему этот разговор неприятен.

Лив ужаснулась: кузен не хотел появляться вместе с ней. Неужели Александр всё понял и теперь боится, что она поставит его в неловкое положение? Господи, только не это!

Между тем Евдоксия, как будто и не заметив раздражённого тона сына, пустилась в объяснения:

– Мы будем бывать там, где не может появиться бедняжка Юлия Самойлова. Алекс, мне бы не хотелось, чтобы ты сейчас лишний раз встречался с этой женщиной. Вокруг неё ходит слишком много разговоров.

Лив расслышала, как барон рядом с ней явственно хмыкнул, но отвечать матери не стал. Все занялись едой, и над столом наконец-то повисло молчание. Впрочем, ненадолго. Резкий голос Евдоксии вновь привлёк общее внимание:

– После ужина я прошу всех пройти в гостиную. Вы ещё не знаете, что приехал управляющий князя Шварценберга. Поздравляю тебя, Алекс, ты унаследовал титул!

Лив почему-то сразу поняла, что сейчас последует взрыв. Так и получилось: с грохотом опрокинув стул, Александр вскочил.

– И вы молчали?! – взревел он. – Вели дурацкие разговоры, зная, что дядя умер?..

– Не смей орать на мать! – взвизгнула баронесса, швырнув вилку на стол. – Я сама знаю, когда и что говорить. Подумаешь, умер старик! Что ещё он мог сделать в его возрасте? Или ты думал, что он будет жить вечно?

Евдоксия поднялась и встала напротив сына. Лицо её сделалось багровым. С неприкрытым сарказмом она сообщила:

– Если ты так спешишь, мы можем пройти в гостиную прямо сейчас. Эрик фон Масс ожидает нас там. Пожалуйста, мы обойдёмся без ужина.

– Мы уже поели, – подсказала Алина, – не будем заставлять этого господина ждать.

Лив не понимала, что теперь делать. Александр молча вышел из комнаты, а баронесса опустилась обратно на стул. Слава богу, что вмешалась Полина:

– Пусть Алекс и господин фон Масс поговорят наедине, а мы подождём здесь, – предложила она. – Если твой сын, Евдокси, захочет к нам вернуться, он это сделает, а если нет – то пусть едет домой. Я так понимаю, что он боготворил своего дядю, а тот, в свою очередь, любил его.

Баронесса взвизгнула:

– Что ты понимаешь?! Этот мерзкий скряга любил лишь свой орден. Рыцарь-госпитальер! В наше время смешно даже слышать об этом! Стоило ли обрекать себя на безбрачие ради ордена, доживающего последние годы. Мальту у них отобрали, госпитальеры теперь – бездомные псы.

– Хорошо, Евдокси, тебе виднее, – вновь засуетилась младшая из сестёр. – Ты сердишься. Опять кровь к голове прильёт, и ты заболеешь.

– Действительно, надо бы мне поберечься, – сбавила тон баронесса и поднялась из-за стола. – Вы идите в гостиную, познакомитесь с Эриком. Он пока поживёт здесь.

Лив с удивлением заметила, как переглянулись её младшие тётки. Полина даже побледнела, а Алина, наоборот, заулыбалась.

– Мы знакомы с Эриком фон Массом ещё с тех времен, когда он служил у графа Литты, – сказала Полина. – Он нам очень помог после смерти папы…

– В первый раз слышу! – поразилась Евдоксия и с подозрением уточнила: – Что значит «очень помог»?

Полина напомнила:

– После отца остались огромные долги. По поручению графа Литты Эрик помог мне рассчитаться с кредиторами.

Баронесса сразу же потеряла интерес к разговору и, заявив, что идёт к себе, направилась к дверям.

– Не беспокойся, дорогая, я сама прослежу, чтобы господина управляющего устроили поудобнее! – крикнула ей в спину Алина.

Проводив взглядом массивную фигуру старшей сестры, засобиралась и Полина.

– Я поеду домой, – заявила она. – Сейчас нам всем лучше разойтись по своим кельям.

Лив взяла тётку под руку и прижалась к её плечу.

– Как проводишь меня, ложись, – посоветовала ей Полина, – а завтра с утра приезжай на Пятницкую на весь день. Надеюсь, что до самого отъезда ты станешь бывать у меня ежедневно.

– Но ведь Евдоксия решила меня вывозить, вы же слышали, – засомневалась Лив.

– Пока она с сыном на мировую не пойдёт, никуда она отсюда не двинется. Потом Верины наряды тебе подгонять будут, это тоже требует времени. Так что всем будет лучше, если ты погостишь у меня.

– Тогда приеду!

– Вот и хорошо, – кивнув на прощание, Полина вышла.

Из окна Лив наблюдала, как тётка усаживается в экипаж. Карета тронулась и покатила по Тверской, а её место у крыльца заняла коляска барона Шварценберга. Нет, теперь правильнее говорить «князя». Александр унаследовал титул своего дяди. Почему же он так вскипел, почему скандалил с матерью?

«Наверно, для него это оказалось ударом, – догадалась Лив. – Значит, он любил старого князя». Ей захотелось утешить Александра. Она подошла к дверям гостиной и, не решаясь войти, замерла в темноте вестибюля. Она видела всех, находившихся в комнате. Александр взволнованно ходил взад-вперед. По сцепленным в замок побелевшим пальцам Лив определила, что кузен тщетно пытается взять себя в руки. Высокий мужчина в чёрном стоял у камина, повернувшись к двери боком. Пламя ореолом подсвечивало его жёсткий профиль и коротко стриженные светлые волосы. Алина сидела на диване и с явным интересом слушала собеседников. А её-то что тут могло заинтересовать? Впрочем, понятно. Алина – добрая душа и сочувствует горю племянника. Но Лив ошиблась: разговор шёл о деньгах.

– Повторите ещё раз, Эрик, – попросил Александр по-немецки. – Сколько денег я должен буду передать моим тёткам по завещанию князя Шварценберга?

– По пятьдесят тысяч дукатов в золоте, ваша светлость, – почтительно ответил управляющий.

– Пятьдесят тысяч золотых вам, тётушка, – перевёл слова немца Александр, – и столько же Полине. Такова воля моего дяди.

– Спасибо вам обоим, дорогой, – растерянно сказала Алина. – Только я не возьму в толк – почему князь вспомнил о нас?

– Я так понимаю, что ваш отец отдал в приданое за старшей дочерью всё, что только мог, в надежде через князя Иоганна получить высокую должность в Мальтийском ордене.

– Да, он был так увлечен этой идеей. Я отлично помню отца в плаще с мальтийским крестом – он заранее заказал его и часто надевал.

– Ну а когда ничего из этой затеи не вышло, дед понял, что напрасно обездолил младших дочерей, и осознание этого факта свело его в могилу. Я думаю, что князь Шварценберг в своём завещании приносит вам с сестрой своеобразное извинение.

– Царствие ему небесное! – перекрестилась Алина. Она поднялась и по-французски обратилась к гостю: – Господин фон Масс, я сама прослежу, чтобы вам приготовили другую спальню, побольше и поудобнее.

Она направилась к двери, а Лив отступила за колонну. Она не хотела, чтобы тётка забрала её с собой. Лив собиралась поговорить с кузеном. Но Александр, похоже, ещё не закончил свою беседу с управляющим.

– В этом ларце завещание? – спросил он, кивнув на большую полированную шкатулку красного дерева.

– Да, ваша светлость, и ещё – кинжал Шварценбергов, – объяснил фон Масс.

– А письма для меня дядя не оставил?

– Нет. Мой хозяин умер скоропостижно. Завещание он написал ещё полгода назад. Ничто не предвещало его кончины. В день смерти князь собирался на охоту. Но после завтрака ему стало плохо, он упал в обморок, а через три часа умер.

– Понятно… – Лив услышала в голосе кузена безнадёжность.

Шварценберг открыл крышку ларца и вынул кинжал, похожий на маленький меч. На его золотой рукоятке белел восьмиугольный мальтийский крест. Александр прижался губами к кресту, а потом положил кинжал обратно в ларец.

– Благодарю вас, Эрик, и не буду больше задерживать. Я прочитаю завещание дома и встречусь с вами завтра.

Немец поклонился и вышел из гостиной. Он прошёл мимо колонны, за которой пряталась Лив, потом его шаги отдались под сводами вестибюля. Где-то у лестницы прозвучал голос тётки Алины, та по-французски приглашала фон Масса проследовать в приготовленную для него новую комнату. Похоже, что больше никто им с Александром не помешает.

Лив вошла в гостиную. Кузен сидел на диване. Глаза закрыты, а между бровями – глубокая морщина. Сейчас он казался слишком взрослым, даже старым, так исказило горе его черты.

– Вы очень его любили? – тихо спросила Лив.

Шварценберг открыл глаза и вскочил. Он показался Лив страшно измученным.

– Да! Я любил дядю, как отца, а может, и больше, – признался Александр. Потом подошёл к Лив, вгляделся в её лицо и тихо сказал: – Спасибо, ангел, за сочувствие. По вашим глазам я вижу, что вы хотите разделить со мной горе. Не рвите своё сердце – вы ещё так молоды. Пусть печали как можно дольше обходят вас стороной. Идите отдыхайте. Я сегодня испортил всем вечер. Простите меня.

Александр взял руку Лив, поцеловал её и, перевернув, прижался губами к ладони. Это уже была настоящая ласка. Трогательная и острая. А ещё опасная. Но Лив не отняла руки, наоборот – она не хотела, чтобы кузен отпускал её. Но Александр отошёл. Открыл стоящую на столе шкатулку и вынул из неё большой конверт, запечатанный красным сургучом.

– Бегите к себе, ангел, увидимся завтра, – посоветовал Александр и вышел.

Лив осталась одна. Она подошла к ларцу и откинула крышку. Алый бархат оттенял белоснежную эмаль восьмиконечного креста и золото рукоятки. Что же это получается – она влюбилась в мальтийского рыцаря? А их вообще-то можно любить? Лив даже помотала головой, отгоняя тревожные мысли. Не надо сейчас думать о плохом. Рыцарь, в которого она влюбилась, поцеловал ей ладонь и назвал ангелом. На неё обрушилось счастье. Слепящее и немыслимое!