Чудо из чудес – коронация! Жизнь в Москве превратилась в сказку. Балы и приёмы – один роскошнее другого – давались и в Кремле, и в Благородном собрании, и во дворцах знатнейших российских фамилий. Город бурлил, сверкал и переливался всеми оттенками роскоши и веселья. Редчайшее, единственное в своём роде событие захватило Первопрестольную, и лишь в доме Чернышёвых не чувствовалось никакой восторженной суеты – его хозяйки в празднествах не участвовали. Софья Алексеевна погрузилась в своё горе. Как огня, боялась она и тайного злорадства, и искреннего сочувствия, поэтому вообще нигде не показывалась, да и дочерей прятала.

Зато в доме появились добрые друзья. Семейство Кочубеев – сам Виктор Павлович и его супруга – решили на время коронации остановиться у Чернышёвых. Пользуясь случаем, Софья Алексеевна теперь часто секретничала с графиней Марьей Васильевной, а Надин даже как-то раз умудрилась подслушать их разговор.

– Я надеюсь на скорейшее воссоединение с сыном, – призналась Софья Алексеевна, – и хочу сама передать прошение на высочайшее имя. Помоги мне это сделать.

В воздухе повисла тяжкая пауза, но когда Мари Кочубей заговорила, в её голосе явно звучали сомнения:

– Это почти нереально, но всё-таки можно попробовать. Прошение о приданом твоих дочерей ведь подано, я могу попытаться вновь поговорить с императрицей-матерью. Попрошу для тебя аудиенции, не уточняя зачем. Формально-то повод есть.

– Попроси, Мари! Если я не смогу жить рядом с сыном, я, наверное, умру здесь от тоски…

Сердце Надин разрывалось от жалости, но, честно говоря, она почти не верила в успех этой авантюры. Однако судьба рассудила иначе: императрица Мария Фёдоровна разрешила пригласить графиню Чернышёву вместе другими дамами на утренний приём двадцать седьмого августа. Софья Алексеевна сразу же приободрилась, и Надин, пользуясь случаем, решила поговорить с ней о своём предстоящем замужестве. Улучив момент, когда мать, бабка и графиня Кочубей все вместе собрались в гостиной, Надин присоединилась к ним и в общих словах сообщила, что, пожалуй, уже готова связать себя узами брака с подходящим молодым человеком.

– И кто это? – вздохнув, уточнила Софья Алексеевна.

– Граф Дмитрий Шереметев! Он – отличная партия. Надеюсь, никто не будет этого отрицать? – с вызовом бросила Надин и мысленно себя поздравила. Главное было сказано.

– Это, действительно, могло бы стать блестящей партией. Молодой человек – единственный наследник огромного состояния, – подтвердила Кочубей. – В этом союзе я вижу только один минус.

Поддержка Марии Васильевны дорогого стоила, и Надин кинулась в наступление:

– Вы о том, что его мать была крепостной актрисой? – уточнила она. – Я смотрю на подобные вещи совершенно спокойно. Это даже кажется мне романтичным.

– Дело не в этом, – вмешалась старая графиня, – Шереметев слишком молод, он – почти мальчик, я думаю, что он старше тебя не более чем на три года. Мужчины не женятся в таком возрасте, ему ещё служить и служить.

Ну, этот аргумент, по мнению Надин, не стоил и выеденного яйца, что она тут же и сообщила:

– Значит, он станет исключением из правил. Дмитрий так богат, что ему нет нужды делать придворную или военную карьеру. Он сам мне сказал, что хочет заниматься благотворительностью: строить приюты и больницы. Я тоже этого хочу.

– Вы все не о том говорите, – остановила спорящих Софья Алексеевна, – ты ничего не сказала о своих чувствах. Ты любишь этого молодого человека?

Надин притихла, она так и знала, что мать всё равно задаст этот вопрос. На него не было на него ответа… Конечно, Надин радовалась, когда встречалась с графом по вечерам в доме Зинаиды Волконской. Влюблённый в неё кавалер смотрел с таким восхищением, а все его разговоры сводились к потоку комплиментов. Это было так приятно, Надин купалась в обожании и хотела, чтобы ничто не менялось. Но мать задала свой вопрос и ждала ответа.

– Я хочу остаться с ним навсегда! – сказала Надин.

– А что думает сам граф по этому поводу? – уточнила Кочубей. – Ты считаешь, что он готов сделать предложение? Когда я говорила, что у этого брака есть один минус, я имела в виду императрицу-мать. Та опекает Шереметева с детства, а в таких случаях она сама выбирает супругов своим подопечным.

Господи, только этого ей и не хватало! Надин чуть не плакала:

– Старая императрица не знает меня. Как же она сможет меня выбрать?

– Мы пока не можем представить тебя ко двору, – вздохнула Мария Васильевна. – Твоя мать получила приглашение на приём к вдовствующей императрице – это и так почти чудо. Мы с мужем не волшебники.

Надин кинулась к ней. Обняла.

– Тётя Мари, я всё понимаю, – умоляла она, – но, может, вы возьмёте меня на приём, где будет императрица-мать? Туда, где не нужно быть официально представленной…

– Ближайший бал состоится как раз двадцать седьмого вечером в Грановитой палате, а утром этого дня Софи будет на приёме у государыни, – вспомнила Мария Васильевна. Она взглянула в молящие синие глаза и поняла, что не сможет отказать. Это казалось страшно рискованным, но графиня решилась: – Я возьму тебя по своему пригласительному билету: он выписан на моё имя, но на двоих.

– Ой, тётя Мари, спасибо! – просияла Надин. – Я буду вести себя безупречно, вы сможете мной гордиться.

– Ну, в этом я не сомневаюсь. Главное, чтобы твой избранник всё-таки сделал предложение.

– Сделает, сегодня же вечером!

Женщины переглянулись, но спорить не стали, зато в гости к Зинаиде Волконской вместе с барышнями вместо старой графини отправился зоркий страж в лице Мари Кочубей.

Надин не сомневалась, что в отношении жениха она проведёт свою партию, как по нотам, её беспокоило другое: она панически боялась, что всплывёт правда об её сделках с Барусем, но даже под страхом разоблачения она не смогла бы отказаться от такого выгодного и увлекательного дела.

– Пусть лучше меня убьют, но я уже никому ничего не отдам, – прошептала Надин, примеряя своё очередное тайное оружие – голубое платье с тугим атласным корсажем и пышными кружевными юбками. Результат оказался ожидаемым: перехваченная тёмно-синим поясом талия была невероятно тонка, а плечи так изящно выступали из кружевной оборки. Чудо, а не девушка! Как она может проиграть? Да никак!..

Надин были одинаково дороги и первый самостоятельно купленный дом, и обожающий её молодой человек, и она не собиралась расставаться ни с тем, ни с другим. Если не трусить, всё у неё получится! Она обязательно победит! Сейчас ведь время чудес – коронация…

Коронация затмила всех и вся, и княгиня Зинаида мудро решила, что порфироносное семейство не перещеголяешь, и умерила блеск своих вечеров. Волконская теперь принимала гостей, ограничившись ужином с танцами. Когда графиня Кочубей и барышни Чернышёвы вошли в её гостиную, народу там уже было полным-полно.

Шереметев подошёл к ним сразу. Сегодня он был во фраке, и Надин показалось, что штатское идёт графу больше, чем белый мундир кавалергарда.

«Незачем Дмитрию служить, это не его дело, – сразу же решила она. – А что? Разве творить добро, строить больницы и школы – не почётнее, чем гарцевать на плацу?»

Надин радостно ответила на сияющую улыбку Шереметева.

Подошла хозяйка дома. Княгиня Зинаида радостно обняла Марию Васильевну и повела её к столу. Любочка двинулась за ними, а Надин чуть приотстала. Шереметев шёл рядом с ней. Надин специально не смотрела в его сторону и, опустив ресницы, молчала. Кожа её горела под огненным взглядом черных глаз. Ей даже показалось, что кавалер собрался что-то сказать, но так и не решился.

«Ну, смелей же, я готова принять твоё предложение, сделай его наконец!» – мысленно подбодрила его Надин. Как будто услышав её подсказку, Шереметев кашлянул в кулак, а потом прошептал:

– Графиня, мне нужно поговорить с вами, для меня это вопрос жизни и смерти.

Надин подняла на него глаза и ужаснулась: лицо Шереметева пылало маковым цветом, а глаза блестели, как в лихорадке. Он привлекал внимание, а этого ей сейчас не хотелось. Надин тут же кивнула и прошептала:

– Я оставлю вам вальс.

– Спасибо, – расцвел её кавалер.

Лицо его стало бледнеть и наконец приняло привычный оттенок, а Надин успокоилась. Шереметев пододвинул ей стул и усадил за спиной графини Кочубей, уже занявшей место за большим овальным столом. Надин села, изящно сложила руки на кружевах пышных юбок и, поразмыслив, пришла к выводу, что большую часть пути она одолела. Осталось дождаться счастливого финала. Терпение её было на исходе. Да когда же всё это наконец кончится?!

Да будет ли конец этой напасти? Булгари уже устал и от Москвы, и от коронации. Торжества только начались, а у него не было ни сна, ни отдыха. Губернатор, похоже, рассорился с женой и теперь всё чаще доверял почётную миссию сопровождения Елизаветы Ксаверьевны своему преданному помощнику.

А ведь как хорошо они жили в Петербурге: не было никаких женщин, все спешили закончить дела до отъезда на коронацию. Генерал-губернатор сам наносил визиты, а начальник его канцелярии занимался лишь бумагами. Всё было чин чинарем – дело крутилось, шеф день-деньской пропадал вне дома, а предоставленный сам себе Иван Ардальонович отлично проводил время. А теперь всё пошло прахом: Воронцов, не стесняясь, обхаживал семейство Нарышкиных, а его супруга отдавала предпочтение другим домам, и графу Булгари приходилось таскаться за губернаторшей по светским салонам.

Иван Ардальонович тихо вздохнул. Отец когда-то учил его, что нужно уметь находить приятное в любом занятии. И впрямь, зачем Бога гневить? Сегодняшний приём оказался не из худших: салон княгини Волконской считался модным, да и общество там было многолюдным, можно спрятаться где-нибудь в уголке и сидеть, наблюдая за публикой, пока Елизавета Ксаверьевна ведёт свои бесконечные разговоры.

Булгари обежал взглядом гостиную, ничего интересного пока не наблюдалось, и вдруг его глаз зацепился за свекольное пятно. Ба!.. Да это же молодой Шереметев так опозорился! Мальчишка пылал, как фонарь, от его щёк можно было прикуривать. Что же это с ним случилось? Ответ лежал на поверхности… Ничего нового. Сказано же: «Сherchez la femme». Ищите женщину. Впрочем, чего её искать, коли эта женщина рядышком стоит? Ничего себе девица: глазки опустила – сплошная невинность. А вот, пожалуйста, любуйтесь – подняла головку, чёрными локонами тряхнула и одним словечком своего молокососа в порядок привела. Заулыбался, бедняга, расцвел.

Девица завертелась, оглядывая публику, и Булгари узнал её. Надежда Чернышёва. Иван Ардальонович специально интересовался этой барышней, поскольку не забыл, с кем её видел. В прошлый раз их с сестрой сопровождал чёртов Ордынцев. После разговора с этим моряком Булгари всё никак не мог успокоиться. Он гадал, что тому известно и почему Ордынцев заговорил про порт.

Почему порт? Почему он спросил именно об этом? Никто в Одессе никогда не связывал начальника губернской канцелярии с портом, за столько месяцев даже намёка не было. Граф так разволновался, что ему вновь захотелось уехать с дурацкого раута. Тяжёлые мысли грозили вогнать Ивана Ардальоновича в чёрную меланхолию. Почему Ордынцев обратился к нему с этим вопросом? Булгари успел проверить и теперь знал, что сказанное князем – правда. Тот действительно был ближайшим помощником адмирала Грейга. Если такой человек вдруг заинтересовался портовыми делами – жди беды.

«Но что они могут знать об этих делах? Да ничего, – уговаривал себя Иван Ардальонович. – Никто не может ничего знать. Что же теперь, только от одного подозрения всё бросить и потерять такие деньжищи?» На это он точно пойти не мог. Ни за что!

– Гедоев, – вдруг прошептал Булгари.

Как же он забыл про этого кибиточника? Ведь тот видел его в порту, мельком, но видел, а самое главное – запомнил. Иван Ардальонович это знал совершенно точно: острый, узнающий взгляд этого мелкого жулика, встреченного им однажды в гостинице на Итальянской улице, сказал о многом. Как внимательно рассматривал кибиточник вицмундир начальника канцелярии. Не успеешь оглянуться, как шантажировать начнут.

«Ну ничего, когда Гедоев вернётся в Одессу, тогда и подумаем, как поступить, – успокоил себя Булгари. – Ещё не хватало из-за нищего кибиточника своим благополучием рисковать! Нет, Ордынцев никак не может выйти на такого, как Гедоев. Они из разных миров, такие люди никогда не встречаются. Всё обойдётся».

Эта мысль принесла успокоение. Булгари вспомнил о своих обязанностях и поискал взглядом губернаторшу. Елизавета Ксаверьевна не скучала. Она кружилась в вальсе.

Вальс. Раздались долгожданные волнующие звуки, и к Надин подошёл Шереметев. Он робко улыбнулся, а она, просияв, вложила свои пальцы в его раскрытую ладонь. Граф вывел Надин на середину зала, обнял за талию и закружил. Господи, как же это оказалось хорошо! Молодой, красивый и добрый человек обнимал ее, и Надин знала, что сейчас услышит долгожданное признание в любви, а её душа купалась в чувственной нежности вальса. Чего в ней сейчас было больше – ожидания триумфа или сладостной неги, навеянной мелодией и объятьями молодого красавца? Сложно сказать… Граф двигался с удивительной легкостью, Надин даже подумала, что мужчины не бывают такими грациозными. Казалось, что они скользят над полом – так виртуозно вел её Шереметев. Сердце Надин пело, она отдалась танцу, и когда наконец-то услышала тихий шёпот кавалера, даже слегка расстроилась. Предвкушение оказалось лучше самого признания.

– Надежда Александровна, – волнуясь, начал Шереметев, – я хотел бы сказать, что с того дня, как познакомился с вами, в моей жизни появился свет. Я никогда раньше не встречал такой девушки, и мне кажется, что только вы понимаете меня.

Граф замолчал, и Надин догадалась, что он не решается сказать главное. Похоже, её кавалер просто трусил. Она подняла глаза и увидела на лице Шереметева растерянность и отчаяние.

«Да он на самом деле боится, что может получить отказ», – поняла Надин. Она нежно улыбнулась, заглянула в чёрные тревожные глаза графа и сказала:

– Мне тоже кажется, что только вы меня понимаете. Мне так близко ваше желание делать добро, я хотела бы заниматься этим всю жизнь.

– Так давайте объединимся. Вокруг столько бедности и горя, вдвоём мы сможем помочь многим! – обрадовался Шереметев.

– И как мы сможем это делать? – подтолкнула его Надин.

– Прошу вас, станьте моей женой!

– Я согласна! – Надин светло улыбнулась кавалеру и предупредила: – Но вы должны сначала поговорить с моей мамой, решение остаётся за ней.

– Господи, как же я счастлив! – воскликнул Шереметев, и в его голосе зазвенели слёзы. – Вы позволите мне поговорить с Софьей Алексеевной прямо сейчас?

– Нет, уже поздно, но вы можете сделать это завтра утром, а теперь вам пора отвести меня к графине Кочубей. Музыка-то уже закончилась.

Шереметев виновато пожал плечами, ведь они остались посреди зала одни. Вальс оказался последним танцем, и другие пары уже потянулись к дверям столовой. Граф предложил Надин руку и повёл её вслед за остальными, а она всё пыталась понять, что же чувствует. Наконец-то она получила долгожданное предложение руки и сердца, но куда делись восторг и всепоглощающая радость?.. Ради справедливости нужно признать, что на какое-то мгновение Надин испытала острое чувство триумфа, ощущение победы, но оно так быстро растаяло, а в голову пришла грустная мысль о том, что свободе – конец, и почему-то очень пугало слово «жених».

Жених проводил Чернышёвых до дома и предупредил, что он приедет к полудню. Надин задержалась с ним на крыльце. Прощалась.

Графиня Кочубей отправила Любочку спать, а сама осталась ждать Надин в вестибюле. Увидев свою подопечную, она весело сказала:

– Поздравляю! Я всегда знала, что ты сделаешь самую лучшую партию.

– Эта точно самая лучшая? – кокетливо переспросила Надин.

– Точно. Есть ещё только один холостяк с таким же большим состоянием – князь Ордынцев, но он, насколько я знаю, пока не собирается жениться, – объяснила Мария Васильевна и повела Надин в гостиную, где коротали вечер Софья Алексеевна и её тётка.

Кочубей объявила о новости прямо с порога:

– Соня, твоя дочь оказалась права. Шереметев сделал ей предложение.

Графиня попыталась что-то сказать, но из её глаз хлынули слёзы, она так и застыла, вцепившись в подлокотники кресла и не вытирая мокрых щёк. Надин бросилась к матери, обняла и принялась уговаривать:

– Не нужно плакать! Вы же хотели, чтобы мы устроили свои судьбы, теперь можно не заботиться о нашем приданом и просить у императрицы-матери только разрешения на ваш отъезд к Бобу. Вам больше не нужно волноваться за нас. Любочка сможет жить в моей семье, мы с Велл сделаем всё для того, чтобы она тоже нашла хорошую партию!

– Я знаю, – всхлипнула графиня, – всё складывается как нельзя лучше, но я боюсь, что вы с Верой принесли себя в жертву обстоятельствам, поспешили с выбором.

– Я совсем не спешила! Тётя Мари вам скажет, что граф – прекрасный молодой человек. Он молод, красив, богат, а самое главное, у него благородное сердце.

Кочубей подтвердила:

– Он и впрямь прекрасная кандидатура. Если двор не станет возражать против его ранней женитьбы, то Надин очень повезло.

– Ты думаешь, что двор может вмешаться? – сразу же позабыв о собственных переживаниях, забеспокоилась Софья Алексеевна. – Что же мне делать в таком случае?

– Выслушай предложение, но не спеши объявлять о помолвке. Скажи Шереметеву, что ты не возражаешь, но просишь время на раздумья, – предложила Мария Васильевна. – Приличия будут соблюдены, слухи быстро дойдут до императрицы-матери, и, если та не против, нам дадут об этом знать. Вот тогда и дашь окончательное согласие.

Все, кроме самой «невесты», дружно согласились, что это мудро и прилично, да и она промолчала. Иногда лучше прикусить язык, чем ссориться со всей семьёй сразу. Лежа без сна, Надин проклинала досадную отсрочку, а в голове почему-то всё время крутилась мысль, что теперь придётся держать ухо востро: не дай бог, какая-нибудь акула в кружевах и перьях захочет украсть её победу.