Сладкая истома сытого безделья, что может быть лучше? По утрам девицы из борделя мадам Азы откровенно ленились. Они долго нежились в постелях, а потом собирались на поздний завтрак в маленькой столовой, где болтали о всевозможных пустяках и мыли кости своей хозяйке. Мадам Аза приходила по вечерам, а её прихлебательницы, Неонилы, – богатырской стати рыжей толстухи – девицы не боялись: рыжая сама втихаря недолюбливала «мадаму». Да и как такую любить? Жадна, прости господи, неимоверно.

К трём часам пополудни девицы уже поставили второй самовар. Сплетни закончились, варенье съели – больше ничего интересного до вечера не предвиделось.

– Может, в лавку сходим? – предложила товаркам шустрая и вертлявая Глаша.

Ответа можно было и не ждать, остальные девицы – все, как на подбор, сильно раздобревшие тверские мещанки – были ленивы и на улицу выползали редко. Они переглянулись и зенекали:

– Нет… Неохота…

– Ну, как хотите, сама пойду.

Глаша только поднялась из-за стола, как у дверей звякнул колокольчик.

– Кого это там принесло? Закрыто же ещё, все в округе знают…

Глаша подбежала к окну и глянула вниз. На крыльце стоял мальчишка в серой поддёвке и мягком картузе. Заслышав стук открываемой рамы, он поднял голову и улыбнулся Глаше. Крикнул:

– Помады французские, корсеты англицкие! Высший шик, только что с корабля!

– Контрабандой промышляешь, красавчик?

– А коли и так? – отозвался мальчишка. – По дешёвке отдаю.

Глаша спрыгнула с подоконника и заявила товаркам:

– Там внизу малец товар принёс. Поглядим, что ли?.. Деньги-то ведь ещё не отдавали.

Румяные толстухи переглянулись и дружно кивнули:

– Ага…

Глаша уже летела к двери. Она открыла засов и впустила мальчика.

– Пойдём наверх, там девочки ждут, – велела она.

Юный коробейник поспешил вслед за нею в тесную столовую.

– Ну, показывай, что принёс, – распорядилась Глаша.

Продавец откинул кусок холста с объёмного берестяного короба и выложил на стол чёрный кружевной корсет, три пары чулок и маленький веер. За ними последовало множество разномастных склянок.

– Извольте, глянуть! Белье, помады, румяна, даже белила англицкие.

Женщины тут же кинулись разбирать товар. От корсета отказались сразу: вертлявой Глаше он был велик, а на остальных явно не сошёлся бы. Веер тоже пришёлся не ко двору, а вот склянки вызвали у покупательниц живой интерес. А уж когда продавец разрешил мазнуть помады «на пробу», женщины пришли в полный восторг. Они красили друг другу губы, румянили щёки, а брюнетка Глаша с удовольствием разглядывала в зеркале своё набелённое лицо.

– Сколько хочешь за белила? – поинтересовалась она.

То ли продавец был неопытным, то ли товар оказался и впрямь контрабандным, но запросил мальчишка сущие гроши. Женщины обрадовались, поделили между собой склянки и кинулись за деньгами. Шустрая Глаша вернулась первой, протянула коробейнику деньги и забрала баночку белил.

– Как у вас тут живётся? Хозяйка не обижает? – спросил мальчик.

– Не больше, чем в других домах, – пожала плечами Глаша. – Жадна только наша Аза, но и мы не вчера родились, свою копеечку к ладони прилепим.

– Да разве знатные дамы бывают жадными? Ходят слухи, что ваша, не в пример другим мадамам, – жена графа и только из интереса бордель держит.

– Кто графская жена? Аза?! – возмутилась Глаша. – Да это кто же такой слух пустил? Не иначе как она сама.

В кухню вернулись другие женщины, и возбуждённая Глаша кинулась к ним в поисках справедливости. Как только её товарки уловили суть возмутительной сплетни, всех четверых будто прорвало. На продавца сразу же посыпались откровения:

– Муж у Азы есть, да только он простой ямщик, даже хуже – погонщик, на телеге в одну лошадь в обозах ходит. На графа она только пока глаз положила, хотя знает того с юности. Конечно, она забеременела от графа, да только куда своего погонщика денет?..

– А коли и денет, – перебила подруг Глаша, – граф этот всё равно на Азе не женится. Не по чину ему это.

Женщины дружно закивали. Согласились с товаркой. Но продавец никак «не понимал», и гнул своё:

– Так если граф ребёнка признает, это всё равно что женился…

– Азе муженёк так признает, что мало не покажется! – отозвалась Глаша. – Видел бы ты, как он её отделал! Живого места не было. Как только она ещё дитя не скинула…

Все принялись с радостью обсуждать, до чего же страшна была «мадама» после возвращения мужа и как граф к ней мерзко относился: издевался да высмеивал. Девицы так увлеклись, что даже не заметили вошедшую женщину. Рыжая, как морковь, высоченная, с огромными, как астраханские дыни, грудями она казалась просто великаншей. Рыжая строго зыркнула на девиц и поинтересовалась:

– Что за базар вы тут устроили? Забыли, что хозяйка говорит? Собирай, малый, своё барахло и уматывай.

Повторять ей не пришлось. Коробейник покидал товар в корзину и распрощался. Через минуту за ним захлопнулась дверь. Данила сбежал с крыльца и даже засвистел от удовольствия. Задание частного пристава он выполнил: разузнал-таки всю подноготную хозяйки борделя, Азы.

Аза натянула рубашку и накинула поверх неё капот. Мужа дома не было, этот дурак всё никак не мог поверить, что она не предупреждала Печерского, и тот уехал сам. Муженёк сначала проспал соперника, а теперь носился по столице в его поисках. Пусть бегает, она хоть отдохнёт и от него, и от любовника. Аза присела у туалетного столика и принялась старательно запудривать глубокие морщинки у глаз и мелкую сеточку вокруг губ. Да, время неумолимо отнимало её красоту. Впрочем, была ли она вообще у неё, эта красота? По крайней мере, десять лет назад мать Вано – графиня Саломея Печерская – считала свою приживалку настоящей уродиной.

Вновь вспомнились муки недавнего прошлого, когда Аза пыталась во что бы то ни стало забеременеть от Печерского. Этот поганец совсем скурвился. Он оказался настолько слаб по мужской части, что не мог излиться часами. Аза не раз подсовывала ему девиц для оргий, но Вано так и остался никчёмным. Всё заканчивалось одинаково. Девицы по очереди возбуждали, а когда появлялся намёк, что Печерский может излиться, Аза залезала к нему на колени, сама вводила внутрь себя вялый член и дотягивала совокупление до завершения. Сколько раз так ничего и не получалось, и тогда Вано вымещал злобу и на ней, и на девицах, пиная их всех ногами. Но теперь это, слава богу, осталось в прошлом.

«Больше Вано мне не нужен», – поняла Аза. Она вдруг подумала, что любовник, вообще-то, зажился на этом свете: не ровен час, ещё других наследников оставит. Хотя это вряд ли… Аза представила жалкий отросток под обрюзгшим животом графа и расхохоталась. Уж она-то знала толк в мужских достоинствах, её девки, бывало, визжали, обслуживая настоящих мужиков. Хуже Вано был только её собственный муж. Мысль об Алане опять испортила настроение. Как же она ошиблась, считая того тюфяком, а муж-то оказался зверем, да к тому же невероятно жестоким.

«Ну, ничего, вот сын родится, тогда и начнём новую жизнь», – подбодрила себя Аза. Она давно всё продумала и знала, что будет делать дальше. Аза вообразила Саломею Печерскую. Как у той затрясутся руки, а из глаз брызнут слёзы при виде внука! Восторг ненависти согрел душу Азы. Она получит своё, а проклятая ведьма наконец-то потерпит поражение.

За окном поплыл колокольный звон. К вечерне зовут. Пора! Аза засобиралась: через час уже открывать. Она надела шляпку, накинула шаль и поспешила в своё заведение. Наверное, стоит остаться там сегодня подольше, тогда можно будет избежать разговора с Аланом.

Алан до сих пор не мог поверить, что проиграл. Он уже несколько раз спрашивал у жены, действительно ли та сказала Вано, что муж вернулся, и женщина клятвенно подтвердила, что граф всё понял как надо. Получалось, что Печерский сбежал в Москву от страха, но это выглядело так странно и глупо, что просто в голове не укладывалось. Как можно уехать, не получив кучу денег, ведь именно их и должен был передать Гедоев своему заказчику?

Вано был именно заказчиком, ведь он заплатил половину от условленной суммы за поездку в Одессу. Алана это устраивало, он знал, что в южном порту купит контрабандный гашиш гораздо дешевле, чем в горных селениях Кавказа, да ещё заработает на поручении. Но всё изменилось, когда Гедоев увидел кошели с золотом. Там оказалась такая сумма, что Алану пришлось бы три года возить гашиш и окончательно рассориться с подельником Конкиным, постоянно сбивавшим цену. Такие деньжищи доставалась Вано за просто так, а в случае ареста курьера граф заявил бы, что не знает жалкого торговца контрабандным зельем, и его сиятельству поверили бы.

«Сукин сын! Всё ему с небес в руки падает», – злился в дороге Алан. Поразмыслив над этой несправедливостью, он решил по приезде заявить Печерскому, что за такую работу нужно платить больше.

Гедоев вернулся в твёрдой уверенности, что заставит Вано делиться, но дома выяснил, что делиться заставили его самого. Пока хозяин отсутствовал, мерзавец не только развлекался с его женой (это было бы ещё полбеды), а сделал ей ребёнка. Теперь по всем существующим законам этот ещё не родившийся ублюдок считался Гедоевым, а такого Алан простить своему обидчику уже не мог. Он решил наказать негодяя, но до сих пор так и не смог его найти.

Жена утверждала, что в первый же вечер после его приезда она пыталась растолкать Алана, чтобы сообщить о приходе Печерского, но что уж греха таить – это было совершенно невозможно.

– Ничего, повидаемся сегодня, – решил Алан утром, и наказал жене немедленно прислать записку, как только её любовник объявится.

Но Аза вернулась домой как обычно – за полночь – и доложила раздосадованному мужу, что Печерского сегодня не видела.

– Ты его предупредила?! – взревел Алан, отвешивая жене увесистую оплеуху. – Признавайся, дрянь такая!

Но Аза поклялась жизнью обеих дочерей, что ничего Печерскому не говорила. Более того, она заявила, что любовник и не подозревает, что будущий ребёнок от него. Аза говорила так убедительно, что муж поверил – не могла же женщина врать, поклявшись жизнями своих детей.

Гедоев понадеялся, что его заказчик появится в борделе на следующий день, но этого не случилось, и только к концу недели кибиточник понял, что Вано его избегает. Если граф не ожидал мести Алана, то почему не спешил за привезёнными деньгами?.. Нет! Что-то тут не чисто!.. Значит, Печерский что-то подозревал, раз даже соглашался расстаться с такой огромной суммой, лишь бы не подвергать себя опасности.

Алан давно уже решил присвоить чужое золото, хотел только сначала поговорить с Печерским. Но раз тот избегал разговора – ему же хуже. Теперь Алан размышлял, куда же вложить своё богатство. Негоже ведь, чтобы такие деньжищи лежали мертвым грузом – они должны работать и приносить доход. Можно было отнести их Барусю, отдать в работу. Говорят, что у этого ростовщика много заёмщиков и человек он надёжный. А что? Очень даже неплохо – сидеть, ничего не делая, только денежки получать.

Однако радужная перспектива разбилась о суровую действительности: Барусь обязательно спросил бы, откуда у мелкого торговца появилась такая сумма в золоте, а там, глядишь, и в полицию сбегал бы. Нет, связываться с ростовщиками нельзя! Но тогда оставался лишь Конкин. Алан чертыхнулся, ведь отношения с подельником у него то и дело сваливались на грань войны. Конкин безбожно занижал цену на привезённый гашиш и при этом забирал большую его часть себе на том основании, что давал Алану аванс.

– Вот ведь беда: деньги есть – а вложить некуда… – пробормотал Гедоев.

После визита частного пристава он вновь перенёс все свои богатства из дома в баню и теперь часто пересчитывал в холодной парной спрятанные в тайник золотые червонцы. Их оказалось ровно двести штук – немыслимое богатство! Куда? Куда их вложить?.. Вдруг в голове Алана мелькнула счастливая мысль. Аванс! Вот что нужно сделать… Вернуть Конкину аванс и забрать обратно товар. Хочет – пусть берёт по той же цене, что и остальные. Хватит ему захребетничать.

Алан спрятал кошели в тайник под полатями, запер баню и направился к маленькому лазу между дворами. Он раздвинул доски и оказался во дворе соседа. Гедоев уже было собрался постучать во входную дверь, но та сама распахнулась, и на пороге появился хозяин дома. Волосы соседа были всклокочены, как будто он только что спал.

– Чего нужно? Не договаривались же, – процедил Конкин. – Что-нибудь стряслось?

– Да ничего, просто дело есть…

– Ну, проходи, – посторонился сосед, пропуская Алана в дом.

Гедоев чувствовал, что подельник раздражен его приходом, казалось, что он соседу чем-то помешал. Конкин недовольно засопел, кивнул посетителю на стул и поинтересовался:

– Зачем пришёл?

– Хочу отдать тебе аванс и забрать свой товар. Цена твоя меня больше не устраивает.

– Вот как? А что же ты раньше думал, когда мои средства по полгода крутил? – удивился Конкин, и его узкие глаза недобро блеснули. – Тогда мои деньги тебе хороши были, а нынче, значит, уже в тягость?

– Сам виноват, – разозлился Алан, чувствуя определённую правоту в словах подельника, – ты давишь цену! С тобой работать совсем невыгодно.

– Что же тебе выгодные покупатели авансов на полгода не дают? – поинтересовался Конкин, – а я – плохой человек – тебя деньгами снабжаю и процентов не беру.

– Больше мне это не понадобится, – отрезал Алан. – Бери свой аванс, возвращай товар, разводимся мы.

– Это ты со своей шлюхой разводиться будешь, – зловеще процедил сосед, и яростная гримаса исказила его некрасивое лицо, сделав из Конкина чудовище. – Ну, а я тебе развод дам – только когда сам этого захочу. Так что иди пока домой, недосуг мне лясы с тобой точить. Устал я.

Конкин настолько недвусмысленно сунул руку в карман широких плисовых штанов, что безоружный Алан испугался за свою жизнь. Он молча попятился к двери, и, только захлопнув её за собой, вздохнул свободно. Гедоев добежал до лаза в заборе, проскользнул на свою сторону и задумался. То, что Конкин ему отказал, не удивило. Странно было другое: куда тот спешил? Алан не поленился и засел у окна в своём мезонине, чтобы выследить подельника. Ждать пришлось долго, но терпение принесло свои плоды: в сумерках дверь соседского дома отворилась, и оттуда вышел Конкин, а рядом с ним вышагивала огромная рыжая женщина.

«Неонила, – узнал Алан. – Так вот кто был в доме кроме Конкина. Значит, эта коровища всё слышала. Плохо… Лишний свидетель…» Хотя чего волноваться? Это как раз было делом решаемым: одного соседа завалить или на пару с любовницей – Алану было всё равно. Одной жизнью больше, одной меньше – для него не имело значения. Он задумался, что, может, следует присоединить к этой компании и собственную жену, пока та ещё не родила. А почему бы и нет? Вполне разумная мысль! А вот её любовника Алан собирался беречь. Очень-очень беречь эту дойную корову…

Вот всё и встало на свои места. План хорош – прост и ясен, оставалось лишь найти исчезнувшего Вано. Старуха – хозяйка дома, где снимал комнату Печерский, сообщила Алану, что её постоялец отбыл в Москву и велел ждать его обратно не ранее чем через месяц. Гедоев не представлял, что делать дальше. Места службы Вано он точно не знал, только слышал от жены, что Печерский устроился помощником к генералу. Куда теперь идти? Искать дом этого генерала? Да кто бы пустил туда бедного торговца? Алан печально вздохнул и уже собрался уйти, когда хозяйка поинтересовалась:

– А вы графу друг, что ли?

– Конечно, я привёз ему известие от его матушки, та на Кавказе сейчас живёт. Она уже совсем плоха, боюсь, не доживёт до приезда сына, – вдохновенно соврал Гедоев.

– Ах, как жаль! – расстроилась старушка. – Вам нужно разыскать графа. Как же остаться без благословения матери?! – Что-то вспомнив, она задумалась, а потом сообщила: – Мой постоялец, уезжая, говорил, что его начальнику друг предложил для проживания свой дом около Ивановского женского монастыря.

– Спасибо вам, добрая женщина, – поклонился Алан. – Даст бог, мать вашего постояльца выживет, а если нет, так он, может, к вам больше и не вернётся. Наследство ему на Кавказе достанется.

Старушка разохалась и, похоже, хотела ещё поговорить, но Гедоев быстренько распрощался. Нечего время терять, пора в дорогу! На червонцы Печерского он сможет долететь до Москвы за три дня. Кто-кто, а Алан в этом деле понимал лучше всех. Он лично будет выбирать на почтовых станциях свежих лошадей и экипажи полегче.