Печерский наслаждался. Ну, наконец-то и у него случился праздник! Теперь уж эта кукла нахлебается досыта. Мнила себя ловкой особой? Как же, она ведь никогда его открыто не оскорбляла. Зачем? Она просто не замечала графа Печерского. Вано даже удосужился подсчитать: из четырех заданных им вопросов высокомерная дрянь отвечала только на один. Понятное дело – выдумала маневр, призванный указать Вано, что дама в его ухаживаниях не нуждается. Да кто она такая? Брат – каторжник, сама сидит без приданого. Нет, чтобы знать своё место, так она ещё и нос дерёт!

Вано устроился в своём убежище за кустом так рано, что ему пришлось прождать несколько часов. Надин прибыла уже ближе к полудню. Она прошла в кабинет поверенного, а Печерский навострил уши, и не прогадал – подслушанный разговор оказался чрезвычайно интересным.

«Ну, и аппетиты, – подивился Вано, услышав, как нахалка поручила купить ещё и городскую усадьбу. – Впрочем, это даже к лучшему: пусть скупает дома – потом всё это достанется неутешному вдовцу».

Поняв, что собеседники во флигеле обо всём договорились и стали прощаться, Вано вышел за ограду и оказался на пустой улочке, бегущей вдоль монастырской стены вниз к Солянке. Карета ждала у крыльца, в её окошке маячила голова хорошенькой румяной девушки в платье служанки. Вано прислонился к решётке и стал ждать.

Поверенный открыл перед Чернышёвой дверь.

– Идите, идите, я сама… – сказала Надин своему очкарику, тот поклонился и вернулся во флигель.

Служанка распахнула дверцу экипажа, её хозяйка ступила на подножку. Вот он – момент торжества! Печерский громко окликнул Надин. Та обернулась, увидела его – и растерялась. Что это было? Изумление или испуг? Вано, честно говоря, не понял, но ему было всё равно: он с наслаждением глянул в мятущиеся глаза графини Чернышёвой и вбил первый гвоздь в крышку её гроба.

– Вы, сударыня, как я вижу, слишком увлеклись коммерцией. Только вот интересно, знают ли о ваших делах близкие люди? Бьюсь об заклад, что ваш дядюшка Александр Иванович будет сражён, узнав, чем занимается его молодая родственница. Вы не считаете, что нам нужно всё это обсудить?

Щёки Надин побледнели, а глаза потухли. Печерский нагло уставился в её помертвевшее лицо. Он упивался смятением своей жертвы. Надин молчала. Язык, что ли, проглотила от страха? Вот и славно… Наконец барышня как будто собралась с силами и спросила:

– Чего вы хотите?

– Встретиться с вами в новом доме, – заявил Вано и назвал адрес. – Кстати, я одобряю ваш вкус, дом очень даже неплох.

Надин не ответила, пришлось её припугнуть:

– Ну что? Так и будем в молчанку играть? – Печерский постарался, чтобы слова прозвучали грубо.

Его жертва как будто бы проснулась.

– Когда? – спросила она.

– Сегодня вечером.

– Я не могу, – отказалась Надин, – по вечерам я занята, могу приехать только утром.

– Не возражаю. Утром, так утром… Приезжайте завтра. В десять часов вас устроит?

– Хорошо, – кивнула Надин, взобралась в экипаж и крикнула кучеру: – Трогай!

Карета покатила под горку, а потом свернула на Солянку. Вано на радостях шутовски помахал ей вслед: дело-то выгорело. Теперь бы ему ещё одну маленькую радость… Если шефа нет на месте, можно сбегать на Хитровку. Посвистывая, Печерский направился в дом, но далеко не ушёл – в вестибюле его окликнул лакей:

– Ваше сиятельство, вас с чёрного хода какой-то человек спрашивал. Я ему сказал, что вас нет, а он заявил, что подождёт.

Давая понять, что услышал, Вано кивнул слуге, и направился к заднему крыльцу. Он распахнул дверь, но яркий свет ударил в глаза, и Печерский увидел лишь тёмный силуэт сидящего на бочке человека. Тот встал и шагнул к Вано. Родившийся внутри страх обжёг нутро, стало трудно дышать. Глаза Печерского привыкли к свету и он понял, что не ошибся. По залитому ярким сентябрьским солнцем московскому дворику, нагло помахивая тёмными деревянными чётками, шёл Алан Гедоев.

Алану даже не верилось, что он нашёл своего врага. Все получилось на удивление просто: извозчик без вопросов привёз его к Ивановскому монастырю, а уж дом, где квартировал «столичный генерал», местная голытьба показала сразу. Гедоев подошёл к чёрному ходу и, подкараулив слугу, сообщил, что ищет генеральского помощника. Он был готов к тому, что Вано здесь не окажется или у генерала и вовсе не будет никаких помощников, но лакей просто сказал, что графа Печерского нет дома.

Услышав знакомую фамилию, Алан повеселел. Он сообщил слуге, что подождёт графа во дворе у чёрного хода. Лакей равнодушно кивнул и пообещал доложить его сиятельству, как только тот вернётся. Гедоев уселся на старую бочку, забытую нерадивой прислугой у стены каретного сарая, и закрыл глаза. Всё стало ясно и просто. Их роли поменялись: теперь Алан будет приказывать, а Печерский выполнять. Избалованный барчук станет таскать денежки своему новому хозяину, потому что другого выхода у него уже не будет.

Даже с закрытыми глазами Гедоев почувствовал, что его враг появился в дверях чёрного хода. Глаза у Печерского округлились от изумления, а Алан вынул из кармана деревянные чётки и двинулся ему навстречу. Не дойдя нескольких шагов, он остановился и с наслаждением выкрикнул заранее придуманную фразу:

– Что-то вы, ваше сиятельство, не спешили со мной встретиться. Не хотите ли рассчитаться за работу?

– Я нахожусь на государственной службе, – процедил Печерский. – Ты мог бы подождать в столице, незачем было сюда тащиться. Ну, раз приехал, то давай, что привез.

Он протянул руку, и Алан вложил в его раскрытую ладонь чётки. Вано погладил пальцами бусины, ощупал шёлковую кисть и вопросительно глянул на Гедоева.

– Где остальное?

– Не пойму, о чем вы толковать изволите? – издевался Алан. – Если о деньгах, так они мои. В Одессу я для вас съездил? Съездил! А вы моей жене в это время ублюдка сделали. Вам – удовольствие, а моей семье его кормить? Мне такой чести не надобно, вы уж сами ему на молоко денежки выделять будете. Каждый месяц, первого числа, станете приносить мне ровно тысячу, чтобы я вашего щенка и его мать случайно не удавил.

– Ты ополоумел? – взревел Печерский, нависая над щуплым Аланом. – Да я тебя сейчас же прибью. Какое мне дело до твоей жены? Она содержит бордель и сама в нём работает. Откуда мне знать, от кого она понесла? Ты можешь её задушить вместе с ребёнком, если захочешь, только уже не успеешь этого сделать!

Вано выхватил из-за голенища сапога длинный и тонкий кинжал и прижал его к шее Алана, но тот ждал чего-то подобного. Не моргнув глазом он равнодушно процедил:

– Зря вы это. Если меня вдруг найдут мёртвым, один мой друг отнесёт в полицию письмо, переданное для вас в Одессе вместе с деньгами. Я его вскрыл, что там внутри – вы знаете лучше меня, так что давайте-ка договариваться.

По лицу своего врага Алан понял, что граф сражён. Понятное дело: удар неожиданный и от этого ещё более страшный. Сдастся или нет? Печерский надавил кинжалом на его шею. Терпеть! Не подать вида!.. Вот так… Ну а теперь можно чуть-чуть отступить – ослабить напор и уменьшить требования.

– Ваша светлость, мы ведь с вами повязаны, – хладнокровно сказал Алан, – если тысячи рублей для вас будет слишком много – я готов уступить. Давайте торговаться.

– Хорошо, обсудим, только не здесь. Жди моего возвращения в Петербург, встретимся в борделе твоей жены, когда я вернусь, – процедил сквозь зубы Печерский и убирал кинжал.

Граф повернулся к шантажисту спиной и отправился в дом, а Алан расхохотался. Он выиграл! Его просто распирало от гордости и счастья: наконец-то он выйдет в господа. Сколько денег! Сколько возможностей! Он всех под себя подомнет, весь гашиш в Петербурге через свои руки пропустит. Он разделается с Конкиным, да и с любым другим, кто посмеет встать на его пути. Да чего уж там, Алан и Москву взнуздает! Станет таким же важным и спесивым, как хозяин одесских контрабандистов. Так же, как тот, он будет держать цену, и так же, как к этому одесситу, все придут к Алану и возьмут гашиш на его условиях.

Алан проследил за грузной фигурой с чётками в руках. Печерский исчез в глубине коридора. Теперь выждать ещё пять минут – и можно идти в дом. Это раньше Алан к чёрной лестнице подходил, ждал униженно, а теперь он тоже через дом пройдёт к парадному входу, а если и встретит кого, так не беда, он теперь – в своём праве. Гедоев прошёл по коридору в глубину дома, оказался в широком полутёмном вестибюле и уже собрался пересечь его, когда увидел, что лакей распахнул входную дверь перед высоким господином в расшитом галунами вицмундире. Тот подал слуге треуголку и сообщил:

– Граф Булгари к генерал-лейтенанту Чернышёву.

– Сейчас доложу, – заторопился слуга, – извольте обождать, ваше сиятельство.

Чиновник милостиво кивнул и отошёл к окну. Солнечный луч выхватил из полумрака его полноватое смуглое лицо, и Гедоев обомлел. Помяни чёрта – и он уже тут! В вельможном московском доме, вырядившись в расшитый галунами вицмундир, стоял хозяин всех одесских контрабандистов. Алан не мог ошибиться, он хорошо запомнил этого человека, жаль только, что до сего дня не знал его имени.

Сразу нахлынула злость, ведь из-за этого хлыща пришлось так много переплатить в Одессе. Тогда, пообещав часто ездить и брать большие партии гашиша, Гедоев смог договориться с одним из портовых торговцев о скидке. Тот уже даже пересчитал товар и собрался передать его Алану, когда не ко времени нагрянул в лавку сам «Хозяин». На глазах у покупателя этот господин отлупил продавца толстой эбеновой тростью, а Алану сказал:

– Или плати сколько положено, или убирайся.

Этот высокомерный подлец даже не стал дожидаться, пока Алан отсчитает деньги. Он уехал, не сомневаясь, что продавец не решится нарушить его приказ. Так оно и вышло.

«Ну, правду говорят, что удача не приходит одна, – мелькнуло в голове Алана. – С Вано – капитал, а с этого индюка – товар». Гедоев уже знал, что всё у него получится. Сегодня – его день! Он пересёк вестибюль и развязно кивнул чиновнику:

– Здравствуйте, ваше сиятельство! Как удачно, что я вас встретил. У меня, знаете ли, обстоятельства поменялись: теперь весь гашиш в Петербурге – мой, а скоро и в Москве то же самое будет. Так что я теперь стану у вас крупнейшим покупателем, вы уж скиньте цену-то.

Смуглое лицо Булгари стало землистым, он выкатил на Алана глаза и молчал. Вот она – власть над людьми. Ничего слаще этого нет! Куда деваться этому чиновнику? Да некуда – по глазам видно, как тот боится. И то верно, стоит Алану в этом доме рот раскрыть, и конец всему графскому благополучию. Вельможи ведь чистоплюи – сразу же контрабандисту от дома откажут. Здесь уже эбеновая трость не поможет. Алан высокомерно кривился, дожидаясь ответа перепуганного чиновника. Он с наслаждением смотрел, как наливаются кровью черные заплывшие глазки Булгари, как дрожит его нижняя губа. Того и гляди весь затрясётся. Но, на беду, по лестнице застучали каблуки, и в вестибюле появился давешний слуга.

– Извольте пройти, ваше сиятельство, – провозгласил он, адресуясь к чиновнику.

Булгари как будто проснулся – краски вернулись на его лицо. Граф шагнул вперёд, обходя Алана.

– Поговорим в Одессе, когда приедете. Встретимся в гостинице на Итальянской улице, дадите мне знать, – шепнул он.

Слуга уже прошел вперёд, Булгари в два шага догнал его и заспешил вверх по лестнице.

«Ну наконец-то», – обрадовался Алан. Вот он и вышел в короли, и горе врагам, рискнувшим встать на его пути.