Вот уж поистине – суета сует!.. Весь дом был на ногах с раннего утра: одевали невесту. Графиня Кочубей командовала, Любочка подавала ленты и шпильки, а бабушка встречала восторженными «ахами» каждый поворот головы Надин – и только Софья Алексеевна глядела на дочь и тихо плакала. Графиню уговаривали все по очереди, но толку не было, в итоге домашние сдались и оставили её в покое.

За полчаса до отъезда в церковь Надин объявила, что готова. Теперь уже все признали, что, настояв на венчании в материнском платье, она приняла верное решение. Простой, словно греческий хитон, фасон, очень удачно подчеркивал стройность её фигуры, а теплый, чуть желтоватый от времени цвет шёлка оттенял яркость глаз и черноту густых кудрей. Надин даже снизошла до подаренной женихом фаты.

– Милая моя, как же ты хороша!.. – всхлипывала Софья Алексеевна. – И сердце у тебя золотое, ты достойна самого лучшего мужчины на свете.

– Вот его-то она сейчас и получает, – твердо сказала графиня Кочубей. – Дай ей немного времени, Софи, и твоя дочь обязательно это поймёт.

– Мамочка, не нужно плакать. Я делаю самую блестящую партию, это признают все, а остальное – вопрос времени, – в очередной раз попросила Надин.

Она уже приготовилась развить свою мысль, когда раздался аккуратный стук в дверь и заглянувший в спальню дворецкий сообщил:

– Подарок от его светлости князя Ордынцева!

Стеша забрала у дворецкого большой квадратный футляр и протянула коробку своей хозяйке.

– Откройте, пожалуйста, – адресуясь к женщинам, попросила Надин. Сама она не хотела никаких подарков от предателя – даже не представляла, как сможет посмотреть в глаза этому человеку.

– Я открою, – предложила графиня Кочубей, забрала футляр из рук горничной и откинула крышку. – Вот это да! Какая красота…

На малиновом бархате таинственно мерцали изумительной красоты серьги. Множество жемчужин, вплетённых в тонкий мавританский орнамент, переливались призрачным лунным светом. Любопытство подтолкнуло Надин, и она шагнула вперёд, заглянув под крышку. Серьги, величиною почти с ладонь, были так хороши, что она не сумела сдержать восхищение:

– О! – вырвалось у нее, но, не желая сдаваться, Надин тут же капризно добавила: – Хотя не знаю, пойдут ли они мне…

Означают ли надетые серьги капитуляцию? Надин повернулась к зеркалу и надела подарок. Преображение оказалось мгновенным – серьги опустились почти до плеч, она повернула голову, и жемчужины медленно качнулись под черными локонами. Надин была ослепительно-хороша, горда и недоступна. Что ж, вполне подходящий образ для венчания. Она залюбовалась собой и не устояла:

– Я оставлю серьги.

– Ну, и замечательно, – откликнулась графиня Кочубей, – забирай букет, пора ехать.

Надин взяла из рук сестры крохотный букет и вдруг обернулась к матери:

– Мама, пожелайте мне везения, а всё остальное я добуду сама.

Софья Алексеевна вновь всхлипнула, но всё-таки смогла сказать:

– Помоги тебе Господь, дорогая. Пусть тебе повезёт в браке.

– В первый раз вижу такую невесту, – шепнула Мари Кочубей на ухо старой графине, – помяните мое слово, не пройдёт и полугода, как муж будет делать всё, что она захочет.

– Я даю год, – прошептала в ответ Румянцева, – и то потому, что знала его бабку и отца – оба были людьми с характером, а у нашего жениха ещё и материны задатки.

Софья Алексеевна взяла дочь за руку и повела к экипажу, Любочка подхватила край длинной фаты и понесла его за сестрой, а Мари Кочубей взяла под руку старую графиню.

– Поспорим? – тихо спросила она Румянцеву.

– Поспорим, – согласилась старая графиня. – Ставлю мою табакерку с портретом императрицы Екатерины против твоих рубиновых серег.

Женщины переглянулись – и дружно расхохотались: в способностях Надин они не сомневались. Осталось только обвенчать её с Ордынцевым.

Согласится ли Надин венчаться? Ответа на столь мудрёный вопрос Ордынцев не знал. Эта девчонка выкинула такое, что он уже не понимал, как теперь поступить – то ли самому застрелиться от стыда, то ли выпороть Надин.

Выпроводив Ольгу после нежданного свидания, Дмитрий уже закрывал дверь на ключ, когда услышал сонный голос Данилы:

– А барышня тоже уехала?

– Какая барышня? – не понял Ордынцев. – Здесь была только княгиня.

– Нет, после вас ещё барышня приехала, велела мне ложиться спать и сказала, что сама дорогу найдёт.

– Тебе, наверное, это приснилось. Не было никакой барышни…

– Ничего не приснилось, – упорствовал парнишка, – красивая такая барышня – глаза синие, а волосы чёрные. Да мы её видели – с тем типом.

– Ко мне никто не приходил, – тихо ответил Ордынцев, и холодный пот выступил у корней его волос. Если Данила говорил правду и его невеста добралась до входа в гостиную – то было понятно, почему она не решилась войти…

– А письмо вы уже забрали? – вдруг вспомнил мальчик, – вон там, на столике лежало.

– Нет, я не забирал. Что за письмо? – уже ничему не удивляясь, поинтересовался Дмитрий.

– Не знаю. Для вас письмо, посыльный вечером принёс.

Конверта нигде не было. Если Данила не ошибался, а Ордынцев уже успел понять, что толковый мальчишка никогда не врёт и ничего не выдумывает, то похоже, что Надин знала о существовании письма и сюда приехала именно за ним.

Надежда на то, что его невеста, взяв конверт, сразу покинула дом, казалась эфемерной. Но ведь это – катастрофа! Неужели девчонка наблюдала за ним и Ольгой?..

– Господи, только не это! – взмолился Ордынцев. Да как же он после такого сможет смотреть Надин в глаза? Легче сбежать и не встречаться до конца жизни.

Стыд в его душе смешался с яростью. Неужели у неё хватило наглости?! Ни одна приличная барышня не стала бы этого делать. Она просто испугалась бы. Ордынцев знал, что уговаривает сам себя, может, другая и струсила бы – но только не Надин. Эта девица не боялась встречаться с последним отребьем, неужто её могла испугать интимная сцена? Но ему-то что теперь с этим делать? Пойти к невесте и спросить, не подглядывала ли она за его совокуплением с любовницей?..

Дмитрий весь день метался, как тигр в клетке. Он всё никак не мог собраться с мыслями, но вечером, к собственному удивлению, кое-как очухался и попытался разобраться в случившемся. После раута Надин явно никуда не собиралась, она сбежала, не дождавшись, пока отъедет его коляска. Что могло изменить её решение? Что-то, случившееся в доме. Возможно, она получила известие или письмо.

Почва вновь затвердела под ногами Ордынцева. Он точно знал, что ему прислали письмо и этот конверт исчез вместе с Надин. Кто мог написать им обоим? Ответ напрашивался сам собой. Его невесту шантажировал Печерский. Девушка отказалась выполнить требования негодяя, и тот осуществил свою угрозу, сообщив о её неблаговидном поведении жениху. Скорее всего, мерзавец написал об этом Надин, и та примчалась к Дмитрию, чтобы объясниться. Нарвавшись в гостиной на интимную сцену, она вернулась в вестибюль, украла злополучное письмо и уехала.

Так получается, что они теперь квиты? Он знает о Печерском – она знает об Ольге. Теперь любой из них может посчитать себя пострадавшей стороной и разорвать помолвку, и, если невеста откажется от венчания, значит, так тому и быть.

Весь день Ордынцев провёл, как на иголках, ожидая унизительного письма, однако никто и ничего ему не прислал, и он в конце концов вздохнул с облегчением. Утром приехал шафер Веневитинов, тот с сочувствием посмотрел на непривычно взбудораженного Дмитрия и принялся утешать его рассказами о волнении других женихов перед свадьбой. Кончилось всё тем, что они прибыли в храм Святого Дмитрия Солунского задолго до венчания. После томительного ожидания наконец-то появились гости: племянницы старой графини – Алина, Полина и Евдоксия. Их сопровождал Александр Шварценберг. Ещё четверть часа спустя прибыли генерал-лейтенант Чернышёв с супругой. Дмитрий всех их поприветствовал и в свою очередь выслушал положенные поздравления. Время шло, разговоры иссякли, словно обмелевший в жару ручей, а его невесты по-прежнему не было.

«Надин решила бросить меня у алтаря, – понял Дмитрий. – Расчёт понятный – чтобы позору было побольше». Ордынцев в изнеможении закрыл глаза, но вдруг с хор грянула венчальная «Гряди голубица». Он уставился на дверь. Под руку с графом Кочубеем в храм вошла Надин – и это была самая красивая женщина, виденная им в жизни.

Ордынцев шагнул ей навстречу. Надин поражала: в ней не было скромности и целомудрия других невест, она лишь для вида опиралась на руку посажённого отца, а на самом деле шагала легко и уверенно. Невеста не надела подаренного им платья – на ней был простой, как греческий хитон, старинный наряд. Зато он увидел блистающие под чернью волос крупные жемчужные серьги. Это сочетание простоты и роскоши казалось языческим, как будто ему навстречу шла не московская барышня, а древняя богиня.

«Диана-охотница», – вдруг вспомнил Дмитрий. Такие же сила и грация и такая же божественная красота были у статуи, которую он когда-то видел в Виндзорском замке. А ведь он всегда это чувствовал. Жаль, что осознал только сейчас.

Граф Кочубей подвел невесту к жениху и, улыбаясь, отступил в сторону. Дмитрий протянул руку, и теплые пальцы легли в его ладонь. Он сжал их и осмелился посмотреть в лицо Надин, та не отвела глаз, глядела с вызовом. Он не смог разобрать, что таилось в этом взгляде. Но теперь это стало уже неважным. Главное свершилось – она пришла!

«Всё потом», – приказал себе Ордынцев и встал рядом невестой у аналоя. Главное сейчас – обвенчаться!..

…Обвенчаны! Гости осыпали князя и княгиню Ордынцевых восторженными поздравлениями. Софья Алексеевна была единственной, кто плакал, все остальные дамы радостно обнимали новобрачную, а мужчины с воодушевлением пожимали руку Дмитрия. Наконец все расселись по экипажам, и свадебный кортеж покатил вниз по Тверской. Дмитрий бросил взгляд на свою застывшую в уголке кареты новобрачную и спросил:

– Вы ни о чём не жалеете?

– Нет, – коротко ответила Надин.

Она не стала продолжать фразу, и Дмитрий мгновенно понял, о чём думала его молодая жена, но, разрази его гром, он просто не мог об этом говорить. Как вообще можно обсуждать то, что случилось в гостиной?.. Он смог только признать:

– Для меня холостая жизнь осталась в прошлом, в церкви я был честен.

– Надеюсь, – после долгого молчания выдавила из себя Надин и опять застыла.

Тяжелая пауза всё разрасталась, наливалась чернотой обид, и, спасая их робкий диалог, Дмитрий попытался заговорить о другом:

– Вы не стали надевать мой подарок – значит, вам и впрямь не понравилось платье.

– Дело не в этом, – с готовностью откликнулась Надин, – просто вы же знаете о примете, что жених не должен видеть платья невесты до свадьбы. Я хотела надеть ваш подарок на бал к герцогу Девонширскому.

– Так оно вам всё же понравилось?

– Да, оно мне очень идёт, – признала Надин и улыбнулась.

Что за улыбка – как солнечный лучик! Может, у них всё ещё сладится?.. Осмелев, Дмитрий предложил:

– Давай звать друг друга по именам и на «ты». Решишься?..

– Я попробую, – пообещала его жена и после паузы добавила: – Дмитрий.

– Спасибо, Ди, – обрадовался Ордынцев. Он сам не ожидал, что назовет её так – но имя само слетело с губ. Ведь жена стала для него Дианой-охотницей, но как это объяснить, он и сам не знал. Не рассказывать же ей о древней статуе в Виндзорском замке. Вдруг она сочтет это глупым мальчишеством? Впрочем, Надин ни о чём не спросила, и он промолчал. Жена вела себя так просто и искренне, что к Дмитрию вернулась надежда. Может, их драматические коллизии остались в прошлом? Он даже скрестил пальцы (не дай бог, сглазит такое везение).

За окошком экипажа появились серые стены и мраморные пилястры дома Ордынцевых. Кучер развернул экипаж к крыльцу, а лакей поспешил распахнуть дверцу.

– Добро пожаловать, – сказал Дмитрий жене.

Вслед за их экипажем подъехали кареты гостей, и сияющий, как новый самовар, дворецкий провёл всех в украшенную цветами столовую.

Гости отдали должное искусству французского повара из ресторана «Яр», запили угощение изрядным количеством «Вдовы Клико», и за праздничным столом воцарилось искрометное веселье. Даже генерал-лейтенант Чернышёв оказался на удивление любезным, а Софья Алексеевна наконец-то перестала плакать и теперь нежно улыбалась молодожёнам.

По сигналу Ордынцева лакей отворил двери большой гостиной, превращённой в танцевальный зал, и оркестр заиграл вальс.

– Это ты придумал сделать его первым танцем? – удивилась Надин. – Я ждала сначала полонез, потом мазурку.

– Я ведь просил тебя оставить мне вальс на балу в Благородном собрании. Вот и захотел получить долг.

– А ты всегда требуешь расчёта по долгам или хоть изредка прощаешь своих должников?

– Только не в этом случае!

Ордынцев вывел жену на середину зала и обнял. Теперь он имел право прижать её к себе, и, к его радости, Надин не отстранилась, ему даже показалось, что она сама прильнула к нему. Дмитрий кружил жену, вдыхал аромат роз из её свадебного венка, и сейчас хотел только одного – чтобы музыка не кончалась, а он не размыкал объятий.

Шафер тоже захотели потанцевать с новобрачной, потом Надин пригласил барон Шварценберг, её мужу оставалось лишь наблюдать за тем, как грациозно скользит она по паркету. Дмитрий даже с трудом вспомнил, что кроме личного счастья существует ещё и выстраданное дело, которому уже отдано несколько месяцев. Нет, так нельзя! Надо вернуться с небес на землю… Ордынцев подошел к графу Чернышёву и тихо сказал:

– Ваше высокопревосходительство, у меня есть к вам особо конфиденциальное служебное дело. Я прошу вас принять меня завтра утром, часов в десять, если вам удобно.

– Для молодожёна вы собираетесь проснуться слишком рано, – развеселился генерал-лейтенант, и Дмитрий вдруг понял, что тот уже изрядно пьян.

Стараясь не испортить себе праздник, Ордынцев просто уточнил:

– Вы будете в своём доме на Солянке?

– Вы знаете, где я живу? – удивился Чернышёв, а потом вяло махнул рукой: – Ладно, приезжайте в десять, но к полудню я должен быть в Кремле.

– Мне хватит получаса, – заверил его Дмитрий и вернулся на своё место.

Наконец гости стали прощаться. Подали экипажи. Стоя на крыльце, Ордынцев с нежностью смотрел, как Надин машет вслед коляске, увозящей её мать и сестру. Неужели чудо всё-таки свершилось и синеглазая Диана-охотница стала его женой? Он обнял Надин за талию и тихо спросил:

– Пойдём наверх?

Надин поняла. Она не ответила, лишь молча кивнула. Дмитрий довел её до парадной спальни, где хозяйку уже ждала переехавшая в новый дом Стеша, а сам отправился в свою комнату. В последний раз развесил он в полупустой гардеробной свою одежду. Завтра все вещи нужно будет перенести в смежную с жениной спальню. Дмитрий затянул кисти на поясе бархатного халата и, сжигаемый нетерпением, поспешил к Надин.

Жена ждала его в постели. Свечи в люстре уже потушили, и в спальне горел ночник. Он подсвечивал тонкий профиль Надин. Её плечи казались золотистыми, длинные кудри чёрными спиралями разметались по взбитым подушкам, а глаза в мягкой полутьме стали тёмными, глубокими омутами. Жена была так хороша, что в это даже невозможно было поверить.

Дмитрий присел с ней рядом. Надин заметно волновалась. Ничего… её страхи уйдут, ведь он будет очень нежным и терпеливым. Дмитрий потянулся к губам жены, но Надин вжалась в подушки и с ужасом прошептала:

– Я не могу. Мне кажется, что нас здесь будет трое…