К дому вдовы Гедоева офицеры подъехали уже в сумерках. Им пришлось долго стучать в калитку. Наконец за забором послышались шаркающие шаги и раздражённый женский голос осведомился:

– Чего надо? Хозяина дома нет, приходите завтра.

– Открывайте! Полиция… Побыстрее там, иначе сломаем забор! – крикнул Щеглов.

– Ой, боже ж ты мой!.. – запричитали во дворе, грохнул засов, и калитка распахнулась. За ней маячила неопрятная старуха в чёрном.

– Где хозяйка? – осведомился частный пристав.

– Известно где, около дитяти, – огрызнулась бабка и махнула рукой в сторону дома. – Наверху она, ребёнка качает. Орёт, сердешный, благим матом. Небось не жилец.

– Веди нас к ней. Младенца заберёшь, а нам с хозяйкой поговорить нужно.

Злобно бубня себе под нос что-то нечленораздельное о полуночи и бедных детках, старуха повела незваных гостей в дом. Внутри он оказался полной копией соседнего, с той лишь разницей, что мебель здесь стояла неказистая, половиков на крашеных досках не было, и вообще, обстановка говорила скорее о бедности, чем о достатке.

– Не похоже, чтобы хозяин на гашише разбогател, – шепнул Дмитрию капитан Щеглов и тут же предположил: – А не курил ли он сам? А если ещё и на пару с женой, тогда на продажу у него мало оставалось.

– Может, поэтому он и хотел забрать у Конкина его часть привезенного? – так же тихо ответил Ордынцев.

Щеглов молча кивнул, потому что они уже добрались до низкой двери, ведущей в единственную комнату мезонина. За стеной надрывно плакал ребёнок. Старуха постучала и крикнула:

– Тут вас господа спрашивают…

– Мужа нет, приходите завтра, – ответил из-за двери женский голос и пригрозил: – Если не уйдёте, позову квартального.

– Не нужно так усердствовать, мы пришли сами, – заявил капитан и толкнул дверь.

Женщина – босая и в одной короткой сорочке – застыла посреди комнаты, прижимая к себе закутанного в шаль ребенка. На её лицо было жутко смотреть: оба глаза подбиты и затянуты огромными синяками, а на месте губ бугрилось скопище подсохших коричневых бляшек.

– Кто вас избил? Муж? – войдя в комнату, спросил Щеглов.

– Поскользнулась и упала с лестницы. Я ведь недосыпаю: ребёнок маленький и всё время плачет, – отозвалась Гедоева и уже тише уточнила: – Вы из полиции?

– Оттуда, – подтвердил Щеглов и опять вернулся к допросу: – Где сейчас ваш муж, знаете?

– Он ушёл, мне не ведомо, где он бывает и с кем встречается.

– Вот как? Даже если муженек пребывает в вашем собственном борделе?

– Я не делаю ничего дурного. Мои девушки – белошвейки. Все по закону, – отозвалась Аза. – Мне нужно кормить детей, я просто получаю доход.

– А как же ваш муж? Он разве детей не кормит?

– Алан занимается перевозками, а это оказалось делом не слишком выгодным, – объяснила женщина. Она передала служанке орущего ребенка и проводила уходящую старуху тревожным взглядом.

В комнате стало заметно тише, и частный пристав заговорил, уже не повышая голос:

– Ваш муж занимается доставкой и продажей гашиша, а это обычно приносит хорошие барыши. Так что не нужно прибедняться, мадам Аза.

Щеглов скроил откровенно брезгливую гримасу и отвернулся от женщины.

– Я побеседую с подозреваемой, а вы посмотрите в доме и в баню загляните, – предложил он Дмитрию.

– Хорошо, – согласился Ордынцев и заметил, как побледнела Аза.

Женщина вскочила со стула, куда опустилась лишь мгновение назад, и крикнула:

– Не пугайте детей! Скажите, что вы ищете, и я сама всё покажу.

– Мы ищем гашиш. Где вы его прячете?

– Муж не дает мне к нему даже прикасаться. Он держит кое-что для себя, а большую часть продает соседу. Своё он хранит в парной, там доски полатей снимаются, а под ними – тайник, про остальное спрашивайте у Конкина.

– Спросим и посмотрим, – пообещал Щеглов. – Только муженька вашего сегодня ночью убили, причём не где-нибудь, а у вас в борделе. Я так думаю, что это ваших рук дело. Закололи вы мучителя своего – и дело с концом.

– Я ни в чём не виновата, – перепугалась Аза и завизжала: – Детьми клянусь, я ни при чём! Господи, что же мне теперь делать, как жить?!

Она вцепилась в свои космы и завыла, как безумная. Этот низкий животный крик казался таким диким, да и вся эта растрепанная уродливая баба сильно походила на ведьму. Дмитрий отвернулся, лично у него Гедоева вызывала лишь чувство омерзения, но тут Щеглов стукнул кулаком по столу и крикнул:

– Молчать, пока я тебя в кутузку не упёк! Выдавай гашиш!

Женщина тут же смолкла, потрясла головой, как будто со сна, и принялась обуваться. Потом она закуталась в засаленный капот, взяла с подоконника свечу и вышла из комнаты. Мужчины двинулись за ней. Аза миновала двор и, нащупав на притолоке ключи, открыла дверь бани.

– В парной доски снимите, там всё и лежит, – объяснила она. Женщина остановилась в предбаннике, протянула Щеглову свечу, а сама устало опустилась на лавку: – Я пока здесь посижу… Три дня ведь всего как родила.

Сыщики зашли в парилку и убедились, что вдова сказала им правду: доски на полатях выдвигались так же, как и в кибитке Гедоева. Только вот тайник был пуст.

– Здесь ничего нет! – крикнул пристав и вернулся в предбанник. – Вы нас обманули.

– Да зачем мне это? – устало ответила вдова. – Не верите – ищите сами. Только я больше ничего не знаю. Что муж творил? Куда он гашиш дел? Может, уже всё сбыл. Соседа потрясите, тот лучше знает: у него давно с Аланом дела закручены. Ищите, а я пойду, мне ребенка кормить пора.

Она повернулась и вышла из бани. Щеглов в задумчивости потёр лоб и спросил Дмитрия:

– Ну, и что вы обо всём этом думаете?

– Похоже, что этот Гедоев был жуткой сволочью. Его смерти кроме нашего шпиона мог желать кто угодно – и собственная жена, и сосед, а возможно, и кто-нибудь из покупателей гашиша.

– Правильно. Только нож-то взяли из комода в борделе, а там соседа Конкина до сих пор не видели, его Неонила на дому обслуживает, – подсказал Щеглов.

– А если она сама принесла этот нож любовнику?

– Не сходится: Печерский вчера открывал им жестяной ларец, – парировал капитан.

– Мы это знаем только со слов самой Неонилы, – не сдавался Ордынцев, – она могла рассказать нам то, о чём договорилась с Конкиным.

– Да, в этом вы правы, – согласился капитан. – Значит, подозреваемых у нас стало четверо: Печерский, которого убитый шантажировал, жена, которую тот избивал, и Конкин со своей любовницей. Это если сбросить со счетов Булгари, поскольку тот остался в Москве и просто физически не мог прирезать шантажиста в Петербурге.

Да, список получался немалый. Конечно, Печерский оставался самым главным подозреваемым, но…

– Давайте проверять всех, – решился Дмитрий. – Нужно бы обыски сделать здесь и у соседа. Только как нам не насторожить Печерского? Он ведь на завтра встречу назначил с новым связником. Вдруг испугается и отменит передачу донесения?

– Да-а… – протянут Щеглов. Он долго что-то взвешивал, прежде чем предложил: – Конкин на моём участке – чистая язва. Он ведь своим зельем всю окрестную мразь приманивает. Ворованное тоже ему сбывают. Если мы его закроем – воздух чище станет. Сейчас на него дали показания две женщины. Не верить им у нас оснований нет. Обыщем дом Конкина и арестуем его по подозрению в убийстве Алана Гедоева. Печерский успокоится и станет действовать по намеченному плану, а когда вы с Паньковым добьётесь желаемого, я предъявлю шпиону обвинение в убийстве. Ну а у Конкина другие грехи всплывут, на каторгу ему точно хватит.

– Согласен!.. – обрадовался Дмитрий. – Командуйте, Пётр Петрович!

Кучера они послали за квартальными, а сами принялись за обыск дома Гедоева. Как и сказала хозяйка, ничего интересного они не нашли. В доме не оказалось ни гашиша, ни денег, ни драгоценностей, в нём вообще не было ничего ценного. Покойный торговец явно не шиковал. Две девочки, лицом сильно напоминавшие погибшего отца, испуганно жались в углу. Дмитрию стало тошно, и он заторопился:

– Ясно, что в доме ничего нет, посмотрим конюшню, и сразу можно идти к соседу.

– Попробуем! Только и в конюшне мы ничего не найдём, – отозвался Щеглов.

Капитан оказался прав. У Гедоева не было ничего, торговца гашишем можно было смело считать нищим.

На улице послышались голоса, и во дворе появились квартальные.

– Мы прибыли, ваше высокоблагородие, – отрапортовала Куров. – Что делать-то?

– Здесь мы закончили, перебираемся к соседу, – решил Щеглов. – Ты, Куров, иди к калитке да стучи как можно громче, а мы проберёмся через лаз в заборе и поглядим, куда Конкин бросится в минуту опасности – надеюсь, что он испугается и выдаст себя.

Куров двинулся к калитке, а остальные обошли баню и принялись искать проход в соседний двор. Две незакреплённые снизу доски обнаружил Дмитрий, он пролез сквозь дыру в заборе, за ним протиснулся Щеглов, а потом и остальные. Все они оказались в узком пространстве между оградой и баней Конкина.

– Фокин, ты стой здесь, а остальные – за мной, – скомандовал капитан. – Быстро к дому – и по окнам: смотрите, что здешний хозяин делать будет.

Уже стемнело, и вся команда безбоязненно перебежала двор, а потом рассредоточились под окнами. Конкин жил холостяком, и ему, как видно, в голову не приходило задергивать шторы. В большинстве окон было темно, но в том, к которому встал Ордынцев, колебался бледный отсвет незримой свечи. Куров загрохотал в калитку, и Дмитрий увидел, как в освещённую комнату вбежал могучий бородач в красной рубахе. Он метнулся к окну, и Ордынцев присел ниже уровня подоконника – спрятался. Тень бородача исчезла, и Дмитрий осторожно приподнялся. Заглянул в комнату. Конкин стоял на коленях рядом с голландской печью.

«Гашиш спрятан в печке или тайник устроен рядом с ней», – сообразил Ордынцев.

Согнувшись, он пробежал под окнами, встал рядом со Щегловым и рассказал об увиденном.

Капитан кивнул и нарочито громко скомандовал:

– Заходим в дом, если хозяин не откроет, двери и окна вышибаем!

Полицейские рванулись к крыльцу и забарабанили в дверь. Щеглова, как видно, услышали не только подчинённые, потому что дверь сразу распахнулась и на крыльцо выскочил хозяин дома.

– Не нужно ничего ломать, – заявил он. – Что вам понадобилось здесь среди ночи? Один раз вы уже всё осмотрели.

– Вы обвиняетесь в убийстве своего подельника и соседа Гедоева, – отозвался пристав. – Мы проведём в вашем доме обыск, а потом отвезём вас в участок.

– Я не убивал Алана. Зачем мне это? – сразу понизил тон Конкин.

– Вы не поделили с ним гашиш и прибыль от продажи этой заразы, – объяснил Щеглов. – У нас есть показания двух человек о том, как вы ссорились с Гедоевым из-за денег и гашиша. Советую вам выдать товар добровольно, ну и то, что на нём заработали тоже. И ещё оружие.

– Нет у меня ничего, – процедил сквозь зубы Конкин. – Алана я не убивал, гашиш в глаза не видел, да и денег у меня особых нет – застой в делах.

– Ищите, ребята, – велел Щеглов, – идите в ту комнату, где свеча недавно горела, там в печке посмотрите да рядом с ней.

Эти слова подстегнули Конкина. Он кинулся в глубь дома и попытался закрыть засов, но не успел, из коридора дверь отжали квартальные, они же скрутили беглеца. Уже через минуту Куров извлёк спрятанные в тайнике за печью холщовые мешки с завёрнутыми в тонкую бумагу брусочками гашиша.

– Ну, вот и всё, Конкин, можно ехать в каталажку, – заметил капитан и скомандовал: – Ребята, едем в участок! Улики забирайте, а этого орла не развязывать.

Через полчаса они заперли арестанта в участке, а Курова оставили его караулить. Прощаясь с Дмитрием, частный пристав сказал:

– Зайдёмте к нам – вы весь день на ногах, ни крошки во рту не было, а моя жена нас накормит.

– Благодарю, Пётр Петрович, но я уж лучше спать поеду.

Щеглов с пониманием кивнул, пожал Дмитрию руку и направился к дверям собственной квартиры, расположенной прямо над участком.

Ордынцев поехал домой. День измотал его, но и подарил удачу. Остался всего лишь шаг до успешного завершения дела. Дождаться бы! С этой мыслью Дмитрий упал на кровать и мгновенно заснул.