Время давно перевалило за полночь, а они всё ещё ехали по берегу, выбираясь из города. Лошади бежали по широкой и ровной дороге, с одной её стороны серыми тенями выступали из тьмы убогие домишки бедного квартала, а с другой – медленно несла воды Сена. Елена сидела, как неживая. Василевский попробовал обнять её, согревая, но она даже не шелохнулась, граф не понимал, осознаёт ли она, где находится.

«Нужно говорить с ней, – подумал он, – всё равно о чём».

Но Александр задал именно тот вопрос, который мучил его весь вечер:

– Скажи, почему ты вышла замуж за этого француза?

Он бы не удивился, если бы Елена снова промолчала, но ей, как видно, захотелось выговориться, и она тихо ответила:

– Когда ты отправил меня в Марфино, я добралась до поместья, но упала без чувств прямо в вестибюле – это оказалось воспаление лёгких. Пока я болела, имение заняли французы. Арман был их командиром.

Елена надолго замолчала. Василевский не торопил её, и она наконец заговорила вновь:

– У Армана когда-то была очень большая семья, но всех его родственников казнили. Что-то в моём облике напомнило ему погибших кузин. Маркиз бескорыстно заботился обо мне, а в ночь кризиса болезни, когда Бог решал, выживу ли я, несколько часов молился у моей постели… Из-за князя Василия я не могла оставаться в Марфино, и маркиз предложил довезти меня до Вены, где жила моя тётя. Но когда стало ясно, что в следующем бою он погибнет, Арман настоял на венчании, чтобы его имя оградило меня от опасностей, подстерегающих женщину на войне.

Елена рассказывала механически, не заботясь о связности повествования, но граф уловил все нюансы происшедшего. Василевского больно задело, что его невеста доверила врагу-французу то, что отказалась рассказать ему – своё настоящее имя и причину, по которой она путешествовала одна и не могла остаться в Марфино. Но Александр проглотил вертевшееся на языке колкое замечание и лишь попросил:

– Расскажи мне наконец, почему ты назвалась вымышленным именем.

– Я сказала, что меня зовут Елена, а моя бабушка была графиней Салтыковой, и это – правда, просто я умолчала о том, что в замужестве она стала светлейшей княгиней Черкасской. Понимаешь, я не могла допустить, чтобы тебе пришлось из-за меня лгать. Ведь дядя мог добраться и до тебя, а я этого не хотела.

Елена затихла, на самом деле ей было уже не важно, что думает Василевский. Внутри у неё всё дрожало от животного ужаса за своего ребёнка, она и говорить-то начала в надежде, что если отвлечется, то ей станет легче. Но этого не случилось, ужас не отступал, Елена обхватила себя руками и тихо застонала. Этот мучительный стон так испугал Александра, что он тут же забыл все обиды. Остались лишь бесконечное сочувствие к несчастной матери и честь офицера, требующая освободить ребёнка из рук похитителей.

– Тихо, тихо, всё будет хорошо, – граф произнёс это с такой убеждённостью, что Елена на мгновение поверила и вцепилась в его руку, заглядывая в лицо.

– Мы спасём мою девочку? – прошептала она.

– Да! – пообещал Александр и спросил: – Где же церковь, о которой говорится в письме?

– Вон за теми деревьями, они закрывают её с дороги. – Елена указала на кудрявые силуэты вековых платанов на фоне уже начавшего светлеть неба. – А вон – поворот к нашему участку. Там несколько коротких улочек, выходящих на реку, на каждой по четыре-пять домов, они почти все сейчас пустуют: мужчины погибли на войне, а женщины с детьми переселились к родным в деревню.

Александр передал её слова Щеглову, и поручик свернул на указанном Еленой повороте. Теперь коляска катила по разбитой до выбоин узкой дороге – скорее даже, по широкой тропе. Наконец они свернули в коротенькую улочку, образованную четырьмя домами. Елена тронула Василевского за плечо и указала на высокую каменную стену в конце улицы.

– Вон наш дом, – объявила она, и спросила: – Что мы теперь будем делать?

– Ты останешься держать лошадей и ждать нас, – стараясь не выдать своих сомнений, распорядился Александр.

Щеглов спрыгнул с козел и передал вожжи Елене. Мужчины рассовали по карманам пистолеты, Щеглов спрятал за голенище нож, а Василевский заткнул такой же за пояс. Сначала они направились к калитке. Та оказалась запертой изнутри, тогда Василевский ухватился за выбоины в стене и, аккуратно ставя ноги на выступающие камни, перелез через ограду. Щеглов последовал за ним. Гора свалилась с их плеч, когда офицеры увидели освещённые окна. Предположение, что похитители не стали вывозить девочку в другое место, а остались в коттедже, оказалось верным.

Домик, окружённый со всех сторон высокой стеной, смахивал на маленькую крепость. Это ввело в заблуждение Елену, решившую оставить здесь дочь, но это же, как видно, обмануло и похитителей. Они чувствовали себя спокойно: окна на обоих этажах из-за жары оказались распахнутыми, их прикрывали лишь решётчатые ставни. Два окна, одно – на первом, а другое – на втором этаже слабо светились, как будто в комнатах горел ночник. Среди деревьев сада, пофыркивая, паслись две стреноженные лошади.

– Пётр Петрович, я проберусь в дом и открою вам дверь или одно из окон, – прошептал Василевский, и поручик кивнул в знак согласия.

Александр крадучись прошёл вдоль окон первого этажа и, подцепив ножом щеколду, открыл ставни в одной из тёмных комнат. Проскользнув внутрь, он убедился, что комната пуста, и, мягко ступая, вышел в коридор. Полоска света пробивалась из-под двери соседней комнаты. Тихо потянув на себя створку, чтобы образовалась маленькая щель, Василевский заглянул внутрь. Он увидел кровать, где, разбросав ручки, неподвижно лежала маленькая девочка, а около кровати, прислонившись к ней спиной, полусидели на полу две связанные женщины, рты их были заткнуты кляпами. Но, похоже, кроме женщин и ребёнка, в комнате никого больше не было.

Александр приоткрыл дверь и, держа наготове пистолет, вошёл в спальню. Женщины оказались там одни, он легонько тронул за плечо ту, что моложе, она сразу же открыла полные ужаса глаза.

– Тихо, я – друг и сейчас освобожу вас, – прошептал Александр. – Я выну кляп, но вы будете молчать, пока я не разрешу говорить. Всё понятно?

Когда пленница кивнула, он выдернул кусок тряпки из её рта, а потом развязал верёвки, стягивающие ей руки и ноги.

– Сколько похитителей и где они? – всё так же тихо спросил он.

– Двое, они наверху. – Руки женщины тряслись, но она старалась отвечать чётко.

Вторая пленница открыла глаза и умоляюще уставилась на нежданного спасителя.

– Что с девочкой? – забеспокоился Александр, глядя на неподвижное тельце. Это не походило на обычный сон.

– Старик влил ей в рот полстакана вина, сказал, что после этого ребёнок проспит сутки, – объяснила кормилица и принялась развязывать вторую пленницу.

Василевский помог ей, распутав узлы на ногах женщины. Он подошёл к окну, отрыл его и прошептал стоявшему снаружи Щеглову:

– Девочка и обе няни здесь. Я возьму ребёнка, а вы, Пётр Петрович, принимайте женщин.

Убедившись, что Щеглов поймал спрыгнувших с подоконника служанок, Александр вернулся к малышке. Впервые он внимательно всмотрелся в лицо девочки, и его сердце дрогнуло. Льняные кудряшки окружали овальное личико с тонкими чертами и чудесным пухлым ртом, глаза малышки были закрыты, но граф и так знал, что, когда она их откроет, они окажутся яркого зелёного цвета. Он не мог ошибиться, потому что перед ним, одетая в розовое платьице. лежала живая копия портрета его матери в раннем детстве – того самого, который он как талисман носил под мундиром с начала войны.

Теперь Василевский знал тайну своей несостоявшейся невесты и знал причину, по которой та поспешила замуж.

«Ладно, с Еленой я разберусь потом, – мысленно решил он, – сейчас не время».

Подавив в себе желание сразу же обличить обманщицу, Александр осторожно поднял девочку на руки и, легко перескочив подоконник, под ветками деревьев проскользнул к калитке. К счастью, та закрывалась лишь на засов, который Щеглов уже отодвинул. Женщины сидели в коляске и напряжённо вглядывались в темноту, Щеглов стоял рядом с конями, держа вожжи. Увидев Александра с ребёнком на руках, Елена вскрикнула, но тут же зажала себе рот. Василевский передал малышку кормилице и, знаком приказав женщинам молчать, тихо сказал, обращаясь к Щеглову:

– Пётр Петрович, вы поезжайте, а я разберусь с похитителями. Их всего двое.

– Хорошо, – согласился поручик и взобрался на козлы.

Василевский обратился к женщине постарше, которую счёл Маргаритой Роже:

– Где ключи от дома?

– На столике возле входной двери, – отозвалась та.

Василевский уже открыл было рот, чтобы отдать приказ трогать, но тут вмешалась Елена:

– Александр, там остался Том – котёнок Машеньки, она проснётся и, если его не найдёт, станет плакать.

«Сумасшедший дом, – поразился Василевский. – Ребёнка только что спасли от смерти, а его мать думает о котёнке».

Это оказалось выше его понимания, но он постарался сохранить самообладание и лишь спросил у освобождённых женщин:

– Где вы видели котёнка в последний раз?

– Под кроватью, в той комнате, где вы нас нашли, – подсказала кормилица.

Василевский вновь залез в окно и, наклонившись, заглянул под кровать. К его удивлению, рыжий пушистый комочек, мирно посапывая, спал в углу. Александр подхватил котёнка, уместившегося в его ладони, и вернулся к коляске.

– Вот ваш Том, может, хотя бы теперь вы поедете? – Александр не смог скрыть иронии и заметил, что Елена обиженно поморщилась.

Щеглов передал графу свой пистолет и тронул лошадей. Вскоре экипаж скрылся за поворотом, а Василевский вернулся к калитке. Теперь его ждало самое важное: он собирался покарать людей, посмевших причинить зло его дочери.

Со взведённым пистолетом в руке Александр поднялся на второй этаж. Полоса света падала из полуоткрытой двери большой спальни. Василевский вошёл. На широкой кровати лежали двое обнажённых мужчин – одному было около пятидесяти, на его размякшем во сне лице алели размазавшиеся румяна, а второму – почти юноше – Василевский не смог бы дать больше шестнадцати, оба они крепко спали. В так и не остывшем за ночь душном воздухе тяжёлым облаком висели запахи ночной оргии. Ярость, клокотавшая в душе Александра, смешалась с брезгливостью, всё в его душе кричало, что оба мерзавца, покушавшихся на жизнь его дочери, должны умереть.

Василевский вынул из кармана второй пистолет и подошёл к кровати. Так просто было сейчас выстрелить в сердце и тому, и другому. Усилием воли задавив жажду мести, Александр решил всё-таки передать преступников во власть правосудия. Перевернув пистолеты и размахнувшись, он изо всех сил ударил рукоятями по головам лежащих. Старший сразу обмяк, но юноша распахнул большие карие глаза и попытался скатиться с кровати. Александр в один прыжок оказался рядом с ним и схватил преступника за горло. Когда глаза юноши закатились и он потерял сознание, Василевский быстро связал ему руки кусками захваченной снизу верёвки, а потом, разорвав простыню, крепко запеленал негодяя. То же самое он проделал и со старшим преступником.

До приезда префекта полиции следовало сохранить обстановку в доме такой, какой она была при совершении преступления. Поэтому Александр ограничился тем, что накрепко примотал к кровати старшего, заткнув ему дополнительно рот кляпом, а юношу перекинул через плечо, отнёс на первый этаж и привязал к кровати уже в спальне, где держали женщин. Завязывая последний узел, граф почувствовал, что пленник приходит в себя. И впрямь, глаза его приоткрылись, увидев Александра, юноша задрожал.

– Кто ты? – жёстко спросил Василевский. Он разрывался между желанием избить мерзавца и необходимостью узнать правду. – И как ты связан с де Виларденом?

– Меня зовут Луиджи Комо, – прошептал юноша, – я уже год живу с бароном. Моя семья задолжала ему, и де Виларден забрал меня отрабатывать. Отпустите меня, месье, и я вернусь к родным.

– Как я могу тебя отпустить, если ты помогал де Вилардену захватить женщин и девочку?

– Нет, месье, это всё барон, я только перелез через стену и открыл калитку, а потом залез в окно и открыл дверь дома, – возразил юноша и умоляюще посмотрел на Александра. – Я же не знал, что хозяин хочет всех убить, он сказал мне об этом лишь сегодня вечером. Я думал, что барон женится на даме, а потом, когда заберёт её деньги, всех отпустит.

– Всё это расскажешь префекту полиции, – приказал Александр, заткнул юноше рот кляпом, закрыл дом и вышел на улицу.

Оседлав одного из пасшихся в саду коней, Василевский поскакал к Парижу. Они с Щегловым договорились утром обратиться в префектуру полиции, а до этого Александр ещё хотел нагнать коляску с женщинами. Экипаж он увидел уже на въезде в Париж. Василевский поскакал рядом. По ещё пустынным сонным улицам добрались они до особняка де Сент-Этьенов. Двери тотчас же отворились, бледный дворецкий выбежал на крыльцо. Его глаза вспыхнули радостью, когда он увидел хозяйку с дочкой на руках.

– Ваше сиятельство! – воскликнул он и бросился вперёд, пытаясь помочь Елене.

Но Василевский молча забрал у неё ребёнка, предоставив дворецкому помогать маркизе выйти из экипажа.

– Где спальня девочки? – спросил Александр у кормилицы и пошёл следом за ней на второй этаж.

Чудесная комната с белыми шторами и кремовым персидским ковром была обставлена с заботой и любовью. На сундуках вдоль стен сидели красивые куклы, а шёлковый розовый полог кроватки, перевязанный большими бантами, делал спальню похожей на замок сказочной принцессы.

Александр осторожно уложил малышку поверх одеяла и пощупал её пульс, тот был чётким и ровным, а дыхание казалось спокойным.

«Господи, благодарю! Моя дочь цела и невредима», – обрадовался он.

Умиротворение пришло в душу. Александр всё ещё переживал яркое и острое ощущение счастья, нахлынувшее на него при открытии, что девочка – его родная кровь. Единственное, что омрачало сейчас настроение Василевского, так это необходимость объясняться с Еленой. Эту женщину он теперь ненавидел – мало того, что, дав слово и надев его кольцо, она предала их любовь, но она ещё осмелилась подарить его ребёнка другому мужчине, а его даже не собиралась поставить в известность о том, что у него есть дочь!

«Пока дело с де Виларденом не закончено, я не скажу ей ни слова, – решил Александр, – а потом мы поговорим».

Толкнув дверь, он шагнул в коридор и вдруг с разбегу налетел на Елену. Он инстинктивно ухватил её за талию, не давая упасть, а она вцепилась в его плечи и прижалась к нему грудью. Александру показалось, что ему в макушку ударила молния – все его чувства мгновенно обострились, ноздри уловили нежный аромат золотистых волос, каждой своей клеточкой он ощущал тёплую упругость женского тела. Под его ладонями гибкая талия переходила в бедра, граф прижал Елену сильнее, а его руки сами скользнули ниже и сжали круглые ягодицы.

Испуганный вскрик и оторопь в васильковых глазах должны были отрезвить Василевского, но оказалось уже поздно: все преграды, которые он возвёл меж собой и бывшей невестой, рухнули. Елена с изумлением взирала на него, её рот приоткрылся, и это стало последней каплей. Александр впился в её губы, вымещая и свою ярость, и мгновенно вспыхнувшую страсть. Воспоминание об избушке под Малоярославцем сокрушило его, он помнил всё до мелочей – даже звуки и запахи, и душа жаждала прежнего блаженства. Поцелуй всё длился, головокружительный, взаимный, потому что Елена отвечала Василевскому с не меньшей страстью, забыв самоё себя.

Плач ребёнка еле пробился сквозь накрывшую обоих пелену желания. Елена опомнилась первой и, оттолкнув Василевского, бросилась к дочери.

– Зайчик мой, не плачь, мама с тобой, – лепетала она по-русски, стоя у кроватки. – Всё хорошо, моя милая! Ты дома. Здесь мама и Жизель, ты в безопасности.

Александр увидел, как Елена подхватила девочку на руки и прижала к себе. Чары рассеялись. Действительность требовательно напомнила о деле: в гостиной графа Василевского ждал поручик Щеглов – пора было идти в префектуру.