12 декабря
Начиналось чудесное время – целая череда празднеств. До самого Рождества столичное общество будет ездить с бала на бал, развлекаясь, флиртуя и интригуя. Сегодня ожидался первый, но зато самый торжественный бал: его давали в Зимнем дворце от имени царской четы.
Орлова разложила на постели два своих парадных туалета (лавандовый атлас и жемчужно-серый шёлк) и сейчас выбирала, что же надеть.
«У Лавалей я была в сером, значит, лаванда», – решила она и убрала лишний наряд в шкаф.
Агата Андреевна ловко затянула корсет. Она давным-давно обходилась без горничной и действовала, можно сказать, механически. Руки расчёсывали волосы, скручивали их в тугой пучок, закалывали, а мысли унеслись всё к тем же нерешённым проблемам. Отпущенная Кочубеем неделя заканчивалась, а результата как не было, так и нет. Впрочем, Орлова надеялась, что посредством исключения всё-таки вычислила единственную подозреваемую. Но доказательства! Их как раз и не было. Впрочем, не одна Агата Андреевна потерпела фиаско: Кочубей в этом деле тоже оказался не на высоте: пока Виктор Павлович готовился ловить воровку «на живца», из дорожной кладовой успела исчезнуть дюжина серебряных вилок в кожаном футляре. Это установила княгиня Волконская, проверявшая теперь злополучную кладовую каждый божий день. Второй ошибкой Кочубея стало то, что он посвятил обергофмейстерину в тайну миссии Орловой, и теперь княгиня по поводу и без повода кидалась разыскивать Агату Андреевну, чтобы излить хоть на чью-то голову своё крайнее беспокойство.
– Вы не поверите, но меня как будто что-то толкнуло. Дай, думаю, пока не найдут вора, стану каждый день проверять наличие ценностей. И ведь как в воду глядела! Всё на местах, а вилок-то нет, – жаловалась Волконская. – Это какую же наглость нужно иметь, чтобы сразу после проверки опять идти воровать?!
– Похититель не знает, что вы обнаружили пропажу ценностей, – объяснила Орлова.
– Но кто же это, в конце концов? Агата, я не могу ни есть, ни спать – такого позора за всю мою долгую жизнь при дворе ещё не было!
– Скоро всё выяснится, – обещала Орлова, но по глазам обергофмейстерины видела, что та ей не верит.
Саму Агату Андреевну больше занимал конфликт между камер-фрейлиной и княжной Черкасской. Сквозь тонкую стену Орлова прекрасно расслышала всю их перебранку, затеянную в коридоре. Считая, что свидетелей у разговора нет, камер-фрейлина сбросила привычную маску. С каким удовольствием рассуждала Сикорская о бесплодии княжны! Её ненависть к Ольге стала настолько очевидной, что Агата Андреевна даже испугалась: вдруг камер-фрейлина бросится на княжну с кулаками? Но, как оказалось, Ольга смогла за себя постоять.
«Поступки Сикорской подтверждают, что та завистлива и жестока, к тому же она явно рассчитывает на покровительство кузена. Отсюда и её безоглядное хамство, – размышляла Орлова. – Ну, а почему бы и нет? Наталья шпионит для Аракчеева, а значит, вправе рассчитывать на его покровительство».
Агата Андреевна положила на комод щётку для волос, со всех сторон проинспектировала в зеркале свою аккуратную причёску, но, вместо того чтобы заняться платьем, шагнула к письменному столу и достала из ящика исчирканный листок. В нём оставалось лишь две фамилии: Сикорской и Черкасской. Уже не было сомнений, что эти женщины делили одного мужчину. Если приворот сделан на князя Курского (а Орлова не могла себе представить другой причины, по которой этот красавец мог появиться в комнате камер-фрейлины), то снять заклятье могла лишь ворожея. Ольге нет нужды прибегать к подобным ухищрениям, ведь жених её любит – такое чувство спрятать невозможно. Однако княжна была на приёме у Татариновой. Зачем? Скорее всего, невеста заметила необычное поведение Курского, или тот сам ей пожаловался на мучительные видения и голоса. Чего Ольга просила у Татариновой? Объяснений или помощи?
«Кочубей хотел ловить преступницу на живца, – вспомнила Орлова идею своего соратника, и тут же новая мысль пришла ей в голову: – Пожалуй, это уже не понадобится. Нам поможет княжна Ольга. Сейчас нужно следить за ней, а не за Сикорской».
Наконец-то появился шанс получить доказательства. Орлова натянула своё лавандовое платье, приколола к плечу фрейлинский шифр и поспешила в покои императрицы. Скоро начнётся бал.
Фрейлины уже собрались. Вот и отлично! Прекрасная возможность понаблюдать… Не заходя в приёмную, Агата Андреевна скользнула в приоткрытую дверь столовой и отступила подальше в тень. Отсюда, оставаясь невидимой, она видела всех. Ольга беседовала со Струдзой и Туркестановой. Она казалась спокойной и любезной, но те взгляды, которые княжна время от времени бросала на камер-фрейлину, не оставляли никаких сомнений в Ольгиных чувствах. Впрочем, застывшая у окна Сикорская отвечала тем же – её глаза были полны ненависти. Настоящий поединок двух волевых натур! Кто же из этих женщин сильнее?..
Похоже, камер-фрейлина сдалась первой. Она вдруг двинулась к выходу из приёмной и направилась прямиком в ту столовую, где пряталась Агата Андреевна.
«Ох!» – опешила Орлова и метнулась за ближайшую гардину.
Камер-фрейлина, в отличие от неё, прятаться не собиралась. Та чётко знала, куда шла. Стукнула дверца буфета, а потом загремела переставляемая посуда. Что же можно искать тут в кромешной тьме? Однако Сикорская знала, что делает. Её радостный возглас, прозвучавший вдруг в полной тишине, показался Орловой неправдоподобно громким:
– Слава богу!
Хлопнула дверца буфета, раздались шаги, и Сикорская появилась в просвете двери. Она крутила в руке какую-то вещицу – похоже, серебряную, но что именно, Орловой было не разглядеть. Камер-фрейлина ринулась к лестнице, ведущей на антресольный этаж.
«К себе побежала, добычу прятать, – рассудила Агата Андреевна. – Значит, нужно сегодня же попасть в её комнату. Бал – самый подходящий момент. Сикорская будет в зале, а я попрошу начальника охраны вскрыть её комнату».
В приёмной раздался голос Елизаветы Алексеевны, и Орлова незаметно присоединилась к остальным фрейлинам. На сегодняшнем балу у неё было особое задание, и поручила она его себе сама. Теперь всё зависело от княжны Ольги.
Ольга следила за камер-фрейлиной Сикорской. Княжна себе просто удивлялась: она совсем не волновалась, действовала хладнокровно и собранно, не колеблясь. Она защищала любимого, и уже не имело никакого значения, на что ей придётся для этого пойти.
Сначала Ольга узнала, где камер-фрейлина прячет ключ от комнаты. Тонкие бальные платья не имеют карманов, и княжна предположила, что сопернице придётся спрятать ключ в укромном месте. Ольга затаилась за выступом коридорной стены и углядела, как камер-фрейлина отогнула часть плинтуса у одного из пилястров рядом с лестницей. Дождавшись, когда шаги Сикорской стихнут, княжна вышла из своего укрытия и стала искать тайник. Скоро она нащупала незакреплённый плинтус и, отодвинув его от стены, увидела лежащий в углублении ключ.
«Вот и славно! – обрадовалась Ольга. – Теперь осталось лишь ускользнуть с бала, и я смогу разыскать проклятую куклу».
С этой минуты она не могла больше думать ни о чём другом. Ольга отвечала на вопросы фрейлин, ловила полные ненависти взгляды Сикорской, застывшей в нише окна, но мыслями была рядом с найденным ключом. Камер-фрейлина вдруг сорвалась с места и выбежала из приёмной. С чего бы это вдруг? Решила перепрятать ключ? Но вряд ли у неё много тайников…
В приёмную вышла Елизавета Алексеевна. Великолепное голубое платье очень шло императрице, а бриллиантовая диадема и широкое ожерелье придавали царственность её воздушной фигуре. Пригласив фрейлин следовать за собой, государыня направилась к парадным залам. Они долго шли по анфиладе дворцовых комнат, пока императрица не остановилась перед закрытыми дверями. Фрейлины выстроились за спиной Елизаветы Алексеевны, и тут их догнала Сикорская.
– Простите, ваше императорское величество, у меня перчатка порвалась, пришлось заменить, – сказала она.
Елизавета Алексеевна лишь кивнула, но Ольга могла поклясться, что перчатки на руках Сикорской были те же самые. Неужели камер-фрейлина всё-таки что-то заподозрила и перепрятала ключ?
Ждала императрица недолго. Уже через несколько минут к ней присоединился Александр Павлович. Он поздоровался с женой и дал знак стоящему у дверей лакею. Тот тихо постучал по створке, подавая сигнал, а церемониймейстер в зале провозгласил:
– Его императорское величество Александр Павлович и её императорское величество Елизавета Алексеевна.
Двери распахнулись, императорская чета вступила в зал. Они прошли вдоль рядов склонившихся в приветствии гостей. Ольга из-за плеча государыни разглядывала приглашённых. Многих из тех, с кем беседовал император, она не знала и выделила только людей, бывавших в доме её брата, и тех, кто приходил к императрице.
Церемониймейстер объявил полонез – танец, открывавший все балы. Пары стали выстраиваться рядами. Ольга наблюдала, как государь встал в первой паре с Елизаветой Алексеевной и как к ним присоединились многочисленные гости. К фрейлинам стали подходить кавалеры. Самым первым оказался князь Ресовский, который, к всеобщему изумлению, пригласил на танец камер-фрейлину. Сикорская гордо улыбнулась, отчего её скуластое лицо сделалось ещё шире, и подала кавалеру руку. Наконец-то наступил подходящий момент, и теперь Ольга могла исполнить задуманное: полонез с его торжественными проходами и множеством фигур длился достаточно долго.
«Господи, помоги мне!» – мысленно попросила княжна и, стараясь не привлекать внимания, потихонечку двинулась вдоль стены к двери.
Как только она выскользнула из зала, то сразу же побежала. Ольга взлетела на антресольный этаж и отодвинула плинтус. Хвала Господу! В углублении лежал ключ. Повернув его в замке, княжна вошла в комнату камер-фрейлины и тихо прикрыла за собой дверь. Сикорская, как видно, торопилась и, уходя, забыла потушить свечу. Ольга осмотрелась по сторонам. Комната оказалась маленькой, из мебели здесь стояли лишь стол со стулом, кровать и два шкафа: большой – для верхней одежды и платьев, и маленький – для белья.
«Где Сикорская прячет куклу? – гадала княжна. Самым простым решением ей показалось белье. – Кукла должна быть небольшой, значит, её легко спрятать под нижними юбками».
Стараясь действовать аккуратно, Ольга перебирала стопки нижних юбок и сорочек, сложенных на полках, но ничего похожего на восковую куклу ей не попалось. Княжна перебрала почти всё и решила поискать в большом шкафу, как вдруг среди старых заношенных нижних юбок, сложенных, как видно, на выброс на самом дне шкафчика, она что-то нащупала. Предмет был холодным. Ольга потянула его к себе и поразилась: она держала в руках серебряный флакончик для духов. Крохотная изящная бутылочка очень подходила к щёткам и расчёскам, попавшимся княжне на глаза в дорожной кладовой. Тогда обергофмейстерина страшно испугалась, заметив, что в ларце с туалетным набором не хватает нескольких вещей. Так вот куда они подевались! Камер-фрейлина Сикорская оказалась обычной воровкой и обкрадывала свою благодетельницу.
«Вот это да! – поразилась Ольга. – И как же теперь поступить? Я не могу пойти к Волконской и сказать, что обыскивала комнату камер-фрейлины и обнаружила ворованную вещь».
Княжна подняла стопку старых юбок и увидела в углу шкафчика кожаный футляр. В нём, плотно прижатые друг к другу, лежали позолоченные вилки.
«Ну и дрянь же эта Сикорская!» – подумала Ольга.
Нужно было что-то делать, но ведь она ещё не нашла то, за чем пришла, – восковую куклу. Княжна оглянулась по сторонам. Её время истекало. Положив стопку юбок на место, она закрыла дверцу маленького шкафа и двинулась к большому. Его Ольга осмотрела быстро – тот был почти пуст, в карманах одежды тоже ничего не было. Оставалось проверить постель. Откинув покрывало и подняв подушки, Ольга принялась шарить под периной. Ей повезло, у самого изголовья она наткнулась на сверток. Кусок измазанной ткани облепил что-то мягкое. Ольга развернула тряпку и увидела маленькую копию человека, обмотанную красной ниткой. На левой стороне груди заляпанной грязью фигурки краснело вырезанное из игральной карты сердечко. В самом его центре зияла дыра.
«Вот она!» – обрадовалась Ольга.
Она положила на место подушки, поправила одеяло и, убедившись, что следов её присутствия не осталось, выбежала в коридор. Спрятав ключ под плинтусом, Ольга проскользнула в свою комнату, засунула восковую фигурку в карман ротонды и, чтобы оправдать в глазах общества нежданную отлучку, взяла со стола как будто бы забытый веер.
Ольга уже почти дошла до лестницы, когда ей под ноги метнулось грациозное белоснежное создание.
«Опять Роза сбежала, теперь весь дворец с ума сойдёт, пока её поймают», – узнав собачку императрицы, расстроилась княжна.
– Роза, иди ко мне, милая! – позвала Ольга.
Собачка с готовностью подбежала и встала на задние лапки.
Ольга взяла левретку на руки, собираясь отнести её вниз, но вдруг дерзкая мысль изменила её планы.
«Если запереть собачку в комнате Сикорской, все посчитают, что Роза сама туда случайно забежала, а камер-фрейлина этого не заметила. Придётся охране открывать дверь запасным ключом. Главное, чтобы Роза громко лаяла и сидела в шкафу на нужной полке».
Княжна вновь открыла комнату Сикорской и посадила собачку на стопку заношенных нижних юбок, прикрывающих ворованные сокровища.
– Шуми громче, моя хорошая, – попросила Ольга и захлопнула дверцу шкафа.
Выполняя её просьбу, Роза залилась громким лаем, а княжна, заперев комнату соперницы, поспешила на бал. Как только её шаги затихли на лестнице, из-за угла коридора показалась Орлова. Заслышав лай собачки, она усмехнулась.
«Вот молодец, девочка, – оценила Агата Андреевна. – Такой подарок нам сделала!»
Ольга не зря посадила левретку императрицы в комнату соперницы, это могло означать лишь одно: княжна нашла там краденые вещи. Теперь осталось подготовить финал, а для этого Орловой требовался человек, танцующий сейчас на балу этажом ниже. Для блестящего, а главное, своевременного завершения этой драмы ей требовался граф Кочубей. Им оставалось лишь одержать победу.