Что дальше?.. Ольга развернула измазанный кусок бязи и с отвращением посмотрела на куклу. Эта крохотная восковая фигурка уже принесла столько зла! Вспомнились слова Татариновой. Та предлагала растопить воск, трижды повторив: «Отпускаю тебя».

Княжна поставила на стол широкую чашу для умывания и налила в неё кипяток из выпрошенного на кухне чайника, развернула грязный лоскут, перекрестилась и, повторив нужные слова, бросила восковую куклу в горячую воду. На её глазах фигурка начала оплывать, а потом превратилась в белёсый рыхлый налёт, затянувший всю поверхность воды. Среди этой мути сиротливо плавало пробитое сердечко, а со дна тускло краснела скрученная нитка. Сразу же стало легче – наконец-то любимый свободен от подлых козней опасной женщины.

– Будь счастлив! – глядя на пробитое сердечко, прошептала Ольга. – Теперь твои путы разорваны, ты должен жить полной жизнью.

Она боялась даже подумать о том, что для неё в этой жизни не окажется места. Нужно надеяться! А для этого – взять себя в руки и успокоиться. Постепенно это удалось, и Ольга задумалась, как уничтожить следы того, чем она сейчас занималась. Печей в комнатах фрейлин не было, лишь вдоль стен проходили широкие вытяжные трубы с нижних этажей, поэтому сжечь остатки воска и тряпки Ольга не могла. К счастью, Нева из-за тёплой зимы так и не встала и по-прежнему темнела в гранитной раме парапетов. Княжна накинула на плечи шубку и побежала к служебной лестнице. Слава богу, по пути она никого не встретила и беспрепятственно выбралась на улицу.

Спустившись по гранитным ступеням, Ольга глянула в чернильно-синюю воду. Порывы резкого ветра гнали по ней серебристую рябь. Не зная, что нужно говорить, княжна обратилась к реке на свой лад:

– Пожалуйста, унеси весь этот ужас в море, утопи его в самой глубине, чтобы он никогда больше оттуда не поднялся.

Размахнувшись, Ольга бросила в воду измазанное тряпьё, туда же вылила содержимое чаши, а потом швырнула и её саму.

«Завтра же привезу из дома новую миску! Пусть в моей комнате всё будет чисто».

– Холли!

Княжна обернулась на крик, к ней спешила Орлова.

– Пойдёмте скорей! – воскликнула Агата Андреевна. – Вы знаете последнюю новость? Сикорская оказалась воровкой, и её выгнали!

– Мне всегда казалось, что камер-фрейлина что-то скрывает. Только я не думала, что она ворует. Как это выяснилось? – стараясь не выдать своей радости, отозвалась Ольга.

Орлова повторяла ей то, что ночью обговорила с Кочубеем, а сама наблюдала. Княжна и бровью не повела, как будто и не она устроила весь этот ночной переполох. Ничего не скажешь – молодец! За разговором они дошли до приёмной, где собрались остальные фрейлины.

– Агата, мы не знаем, что делать! – пожаловалась Орловой княжна Варвара. – Недавно приходил государь, долго беседовал с супругой и ушёл очень расстроенный, а Елизавета Алексеевна заперлась в спальне и просила её не беспокоить.

– Наверное, ей это неприятно, – предположила Ольга – Это так мерзко, когда у тебя крадут.

– Да уж, ничего хорошего, – согласилась Струдза. – У меня однажды на ярмарке срезали ридикюль, так я потом ходила как оплеванная. Денег там было совсем чуть-чуть, но уж очень всё это оказалось унизительным.

Фрейлины принялись вспоминать подобные истории, а княжна задумалась. Женщина, покусившаяся на её счастье, поплатилась крахом всей своей жизни. По крайней мере, Ольга была отомщена, но восторга почему-то не чувствовала. А ещё говорят, что месть сладка! Оказывается, радость мести – лишь на мгновение, а потом приходит равнодушие. Так, может, и не стоит тратить силы на месть?

Княжна вдруг поняла, что потеряла нить разговора. Нельзя, чтобы фрейлины это заметили. К счастью, остальным было не до Ольги, они обсуждали князя Ресовского. Тот вчера всех удивил, пригласив на танец камер-фрейлину.

– Что вы, Роксана! – горячилась Туркестанова. – Ресовский вообще никогда на балах не танцевал (вы же прекрасно знаете причину такого поведения!) и вдруг он приглашает Сикорскую, да ещё в тот день, когда камер-фрейлину выгоняют из дворца. На лицо явный расчет: дело в её родстве с Аракчеевым. Князь решил переметнуться от министра Голицына к более сильному покровителю, и вдруг – такой конфуз!..

– Возможно, что это случайность, а камер-фрейлину он пригласил, чтобы никто не подумал, что его потянуло к женщине, ведь Сикорская – дурнушка, – засмеялась Струдза.

– А почему он не может танцевать с красивыми? – удивилась Ольга.

Старшие фрейлины переглянулись и закатились от смеха. Княжна тут же догадалась о причине их веселья и вспыхнула.

– Не обижайтесь, дорогая, – вытирая слёзы, повинилась Роксана, – но весь Петербург знает, что друзья обер-прокурора Священного синода не любят женщин, а предпочитают исключительно мужское общество. Государь наш на этот счет очень либерален: сам ценит дам, но и тех мужчин, кто не совпадает с ним во вкусах, не притесняет. Половина высших сановников любят друг друга.

В разговор вмешалась Орлова и тактично сменила тему, дав Ольге возможность успокоиться. Но это оказалось не так-то просто, княжну потянуло домой. Она вдруг осознала, что её услуги пока императрице не требуются. Так почему же не вернуться на Миллионную? Ольге очень хотелось вымыться – казалось, что её руки до сих пор горят от прикосновений к проклятому воску. Разыскав обергофмейстерину и сославшись на головную боль, княжна отпросилась. Волконская отпустила её и даже вызвала к крыльцу дежурный экипаж.

В тёплой ванне Ольге стало легче, а следом улучшилось и её настроение. Приятная истома окутала тело, все мысли куда-то исчезли, в душе разлился покой. Но вдруг резкая боль располосовала Ольгин живот, потом ещё и ещё раз. Княжна вцепилась в края ванны. Она боялась упасть в обморок и утонуть, но страшнее было другое – Ольга теперь точно знала, что рано обрадовалась. Уже поверженная, Сикорская отомстила ей из той ямы, куда только что рухнула. Правда была на стороне камер-фрейлины: Ольга оказалась неспособной зачать ребёнка.

Когда экипаж княжны Черкасской свернул на Миллионную улицу, на Невский проспект со стороны Охты выехала ямская пролётка. Закутавшись во вдовий салоп, в ней восседала Сикорская. Наталья ехала в дом князя Ресовского, гадая, знает ли тот об её изгнании. Хотя, по большому счёту, разницы не было. Если не знает сейчас, то узнает завтра…

Пролётка остановилась у крыльца сероватого трехэтажного дома с белыми мраморными пилястрами по фасаду. Сикорская расплатилась с ямщиком и постучала в дверь. Худой лакей в зелёной ливрее открыл ей и осведомился, что даме угодно.

– Я приехала к его светлости, – сообщила Сикорская. Она успела заметить презрительный взгляд, брошенный слугой на вдовий салоп, и её тон сделался высокомерно-жёстким: – Доложи барину, что прибыла госпожа Сикорская. Да пошевеливайся!

– Слушаюсь, – промолвил слуга, но его смирение не обмануло Наталью – лакей очень сомневался, что их барин захочет говорить с такой оборванкой.

Однако, вернувшись, слуга повёл себя гораздо любезней:

– Шубу не изволите снять? – осведомился он. – Я приму.

– Не нужно, – отказалась Сикорская, не желая рисковать деньгами. – Здесь не жарко.

– Как же! Не жарко… – пробурчал лакей, но пригласил гостью проследовать в кабинет.

Он отворил дверь, и Наталья прошла в комнату. Сидевший за столом Ресовский, поднялся ей навстречу.

– Чем обязан, мадам? – спросил он и пригласил: – Проходите… Вот в это кресло пожалуйте.

Сикорская огляделась по сторонам и оценила тяжёлую дорогую мебель с бронзовыми накладками в виде стрел и мечей, исполинских размеров письменный стол и глубокие резные кресла. В кабинете не было ни одного портрета или картины, и, несмотря на роскошь обстановки, комната казалась безликой. Наталья села на указанное ей место. Она ждала вопросов хозяина.

– Итак, сударыня?.. – повторил Ресовский.

– Я приехала услышать ответ на своё вчерашнее предложение.

– По-моему, «вчера» разительно отличается от «сегодня», – усмехнулся князь. – Вчера вы были камер-фрейлиной императрицы, кузиной всесильного военного министра, а сегодня я даже и не понимаю, кто вы есть на самом деле.

«Знает, – поняла Наталья. – Да и бог с ним, это не помешает расставить всё по своим местам».

Она подняла на собеседника непроницаемый взгляд и отчеканила:

– Я думаю, что это недоразумение. Меня оболгали, подбросили мне чужие вещи, а навредить хотели графу Аракчееву. Мы с ним потом по-родственному во всём меж собой разберёмся. Я приехала выяснить наши с вами отношения.

– Почему вы считаете, что они у нас есть? – удивился Ресовский. – А тем более после того, что с вами случилось.

– Вы пригласили меня танцевать на вчерашнем балу. Мы потом долго беседовали. Вы обнадёжили меня! – гнула своё Сикорская, хотя и чувствовала, как почва уходит у неё из-под ног.

– Вы перечислили обычные знаки внимания – они ничего не значат! У меня нет обязательств перед вами.

– Но как же так?! – испугалась Наталья. – Вы искали моего общества, дали понять, что имеете на меня виды.

– Да, не отрицаю, виды на вас у меня есть, только боюсь, что они вам не понравятся, – ухмыльнулся Ресовский. – Впрочем, если вы настаиваете, я могу изложить свои мысли.

– Излагайте!

– Я не женат и жениться не собираюсь, но сейчас я – единственный представитель рода. Мне нужен наследник. Если вы в состоянии родить ребёнка, я сделаю своё предложение, если нет – то разговор окончен.

– Я могу иметь детей, я уже родила сына, он живёт с родителями моего покойного мужа, – объявила Сикорская.

– Мне всё равно, какого пола будет ребёнок, в моей ситуации даже лучше, если родится девочка. Я поступлю так же, как поступил Аракчеев со своей Минкиной. Я выдам вас замуж за умирающего человека. Мой управляющий болен чахоткой и долго не проживёт, а потом я из самых благородных побуждений усыновлю или удочерю ребёнка.

– А как же я? – прошептала изумлённая Сикорская. – Ребёнок должен быть законным. Зачем усыновление?

– А вам – много чести! – фыркнул князь. – Но пора заканчивать разговор. Или соглашайтесь, или уезжайте…

Чтобы не разрыдаться у него на глазах, Наталья собрала всё своё мужество. Справилась – не заплакала.

– Я согласна, – прошептала она, но потом, вспомнив ворожею и безумные деньги, заплаченные за приворот, спросила: – Неужели вас совсем ко мне не тянет? Мне казалось, что вы думаете обо мне…

– Да, в последнее время я и впрямь думал о вас и не мог понять почему, пока до меня не дошло, что вы – именно та женщина, кто родит мне наследника. Поняв это, я сразу успокоился. А что касается слова «тянет», то должен вас разочаровать: меня вообще не тянет к женщинам. Даже оплодотворить вас мне будет не так-то просто. Но это всё мы обсудим потом. Приезжайте через два дня, к полудню. Я обвенчаю вас со Смушкевичем и поселю во флигеле. Будете там жить, пока не родите, а потом решим, что с вами делать.

Обозначив, что разговор закончен, Ресовский встал из-за стола. Наталья поднялась вслед за ним и сразу же рухнула обратно – ноги её не держали.

– Мне плохо, ног не чувствую, можно мне уже сегодня остаться здесь? – затравленно прошептала она.

– Через два дня, – холодно повторил Ресовский. – Вас проводят и отвезут, куда скажете, а мне пора к министру.

Он распахнул дверь, окликнул слугу и распорядился:

– Найдите для дамы извозчика и выпроводите её.

Не оглядываясь, Ресовский вышел из комнаты.

Слуга помог Наталье подняться и повёл к выходу. По дороге он успел крикнуть дворовому пареньку, чтобы тот нашёл извозчика, и пока Сикорская дотащилась до двери, парнишка уже отрапортовал, что пролётка ждет у крыльца. Слуга усадил в неё Наталью. Возница принялся разворачивать лошадь, чтобы ехать на Охту, и Сикорская с раздражением узнала в нём того самого извозчика, который вез её сюда. Впрочем, какая теперь разница? Наталья сразу углубилась в свои печальные мысли:

«Господи! Ну почему так не везёт? Зачем я выбрала Ресовского, когда могла опоить при дворе любого? – терзалась она. – К чему была вся эта спешка?»

Ответ Наталья прекрасно знала: дело было в известии, что Курский сбежал. Она просто запаниковала. Сама виновата. Мать ведь всегда твердила, что никогда нельзя спешить, а Наталья всегда поступала назло ей.

Сикорская вдруг впервые с сожалением поняла, что никогда не слушала советов матери. А вдруг мать смогла б спасти Наталью от сделанных ошибок? А может, дело в другом и все её беды от сотворённого зла? Наталья ненавидела собственных родителей, обманом использовала мужа, и даже к сыну была равнодушна. Ведь уехав, она ни разу не вспомнила о ребёнке.

«Я не думала о Брониславе, потому что у мальчика всё хорошо. Дед и бабка любят его, мой сын будет богатым, – оправдывалась Сикорская. – Может, я просто не знаю, как вести себя с детьми? Наша мать всегда была очень суровой».

Наталья задумалась о предложении, сделанном Ресовским. Получить наследника – естественное желание для мужчины, а тем более – богатого и знатного. Но как же она? Неужто у князя хватит жестокости оторвать её от ребёнка и выгнать? Бог весь… Этот лощёный красавчик способен и на большее. Как бы то ни было, дети быстро не рождаются, а за это время можно что-нибудь придумать и обвести Ресовского вокруг пальца. Наталья повеселела, успокоилась, и будущее перестало казаться ей таким беспросветным.

Два дня спустя во флигеле, где помещался безнадёжно больной управляющий Смушкевич, стояли Наталья, немолодой усталый батюшка и князь Ресовский. Жених лежал в постели, лицо его было измождённым, похожим на череп, глаз бедняга так и не открыл.

– Ваша светлость, жених-то без памяти, – неуверенно заметил священник. – Как же венчать его?

– Вы уж постарайтесь, батюшка! – жёстко отрубил Ресовский. – Я думаю, что всё будет по закону.

Священник вздохнул, открыл томик в потёртом окладе, что-то забормотал себе под нос. Не было ни аналоя, ни венцов, всё это походило на бред, однако Наталья не возражала. Она пока была не в том положении, чтобы диктовать условия. Ничего! Она подождёт и, когда придёт время, нанесёт ответный удар и вырвет у судьбы главный приз, а сейчас что ж – можно и промолчать. Надо усыпить бдительность Ресовского. Пусть он успокоится и пустит Наталью в свой дом, а когда она забеременеет, тогда и будет видно, кто станет диктовать условия.

Батюшка протянул Сикорской тонкое оловянное кольцо и предложил:

– Наденьте на палец супругу.

Наталья содрогнулась от омерзения, но продвинула гладкий ободок по холодному пальцу полутрупа, выбранного ей в мужья по капризу судьбы. Батюшка сам надел кольцо на её палец. К счастью, хотя бы оно оказалось золотым. Пробормотав, что объявляет Смушкевича и Сикорскую мужем и женой, поп удалился вместе с князем в соседнюю комнату. Наталья осталась наедине с супругом. Она вгляделась в его лицо, и ей показалось, что новобрачный не дышит.

– Батюшка, гляньте! – позвала Наталья. – Мой муж не скончался ли?

Из соседней комнаты вышел поп, а за ним, убирая в карман сюртука плотный лист, появился Ресовский. Оба они склонились над кроватью и переглянулись.

– Мне кажется, что новобрачная права, – нерешительно признал батюшка, всё ещё пытаясь нащупать пульс на шее у больного, но потом сдался и забубнил: – Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего…

– Пойдёмте, мадам. Батюшка без нас справится, – предложил Ресовский.

Он вывел Наталью из флигеля. Они прошли через двор, и князь открыл дверь своего дома.

– Я так понимаю, что вам не захочется находиться в комнатах, где умер ваш супруг, – иронично заметил он. – Раз так вышло, я ненадолго поселю вас здесь, в свободной спальне, а потом переберётесь во флигель. Можете даже вступить в права наследства после супруга. Все, что там найдёте – ваше.

Ресовский толкнул дверь одной из комнат второго этажа и пропустил в неё Наталью.

– Располагайтесь пока здесь, а у меня – дела. Так что не обессудьте!

Князь ушёл.

Сикорская осталась одна. Это венчание с мертвецом повергло её в ужас. Наталья ведь точно и не знала, надевала она кольцо на руку живому или уже трупу. На мгновение ей показалось, что новый муж утащит её за собой в могилу.

«Я не поддамся страхам, хватит и прежних ошибок, – осадила себя Сикорская. – Теперь я буду жёсткой и собранной. Никакой суеты, никаких страхов, никаких необдуманных поступков».

Это помогло. Поняв, что больше не дрожит, Наталья сняла свой салоп и повесила его в шкаф. Главное теперь – сохранить деньги. Надо сделать так, чтобы никто не догадался про зашитое в подкладке серебро. Она позвала слугу и велела съездить в Зимний дворец, найти начальника караула и забрать вещи камер-фрейлины Сикорской. Убедившись, что экипаж отправлен, Наталья от радости потерла руки – по крайней мере, заносчивые фрейлины узнают, что она живёт не где-нибудь, а на Невском проспекте, в доме одного из лучших женихов России. А дальше будет видно. Сикорская твёрдо знала, что она ещё станет хозяйкой этого прекрасного особняка. У неё родится ребёнок, и князь усыновит младенца как наследника. Ну, а потом мало ли что может случиться?.. Вдруг Ресовский отравится грибами или упадет с лошади?

Наталья представила лицо умирающего князя и заулыбалась. Она ещё насладится этим упоительным зрелищем, вот тогда и шепнёт ему на ухо, что не нужно было обижать Сикорскую. Она ведь не шиш-гола какая-нибудь, она – дворянка, и все обязаны вести себя с ней почтительно!