Если б можно было убивать взглядом, Сикорская с радостью сделала бы это, ведь по Невскому проспекту, уютно устроившись в прекрасном экипаже, катила ненавистная княжна Ольга. В шёлке модного платья переливались оттенки лаванды и сирени, шляпка из золотистой соломки оттеняла блеск каштановых локонов. Черкасская стала даже красивее, чем прежде. Тонкая рука, держащая кружевной зонтик, округлилась, приняв законченную форму, прежде худые плечи сделались точёными, а изящный профиль стал безупречным.

Наталье показалось, что её сердце сейчас лопнет. Она живёт в аду, а её соперница наслаждается благополучием! Сикорская плюнула вслед экипажу и крикнула:

– Будь ты проклята!

Спешащий мимо лотошник с удивлением уставился на злобную брюхатую бабу. Сикорская заметила его взгляд и устремилась к дверям дома.

«Хорошо бы проскочить во флигель, пока никто не видит. Больше нет сил встречаться с этими мучителями!» – размышляла она. Богатый дом на Невском проспекте стал для бывшей камер-фрейлины настоящей западнёй, выхода из которой не было.

Того, что произошло после венчания, Наталья прежде не могла и представить. Когда Ресовский отвел её в спальню, расположенную рядом с собственной, Наталья обрадовалась. Князь хотел от неё ребенка, поселил в своём доме, и это очень обнадёживало. Конечно, он предупредил, что женщины его не интересуют. Сикорскую это даже устраивало: не станет капризничать, утверждая, что она некрасива. Ну а потом дело за ней – надо родить ребёнка и стать незаменимой для его отца. Наталья размечталась о том, как постепенно заберёт власть в свои руки. При таких вкусах Ресовский вряд ли ещё раз решится на связь с женщиной, значит, её ребёнок окажется единственным, что сулит отменные перспективы.

«Пусть бы он пришёл ко мне уже сегодня, – думала тогда Наталья, – чем чёрт не шутит, вдруг ему со мной понравится».

Её размышления прервал стук в дверь. Сикорская откликнулась, а сама призывно изогнулась в кресле, выпятив грудь. В дверях появился Ресовский. В парадном английском фраке, князь был очень хорош. Но кто это с ним? Могучий блондин лет двадцати пяти в ярко-красном камзоле, белых панталонах и блестящих сапогах выступил из-за спины Ресовского… Кучер, что ли? Наверное, кучер – вон как хлыстом поигрывает.

– Добрый вечер, мадам, – хищно улыбнулся Ресовский. – Как и обещал, я вернулся. Кстати, подумав, я решил не откладывать вопрос в долгий ящик. Чем раньше начнём, тем скорее получим результат. Ну а теперь к делу! Познакомьтесь, это – мой Тимоха. Надеюсь, что вы быстро к нему привыкнете и не станете стесняться.

– Как «привыкну»? – прошептала изумлённая Сикорская. – Что вы хотите этим сказать?

– То, что сказал: мой Тимоха будет присутствовать при наших, так сказать, играх.

– Зачем? – Наталья взглянула в наглые глаза здоровяка-блондина и ужаснулась: тот взирал на неё с ненавистью.

– Тимоха, покажи ей, зачем, – распорядился Ресовский, развязывая шейный платок.

Блондин снял свой яркий камзол, закатал рукава рубашки и, подойдя к Наталье, схватил её за волосы.

– Сейчас узнаешь, сука любопытная, – прошипел он в ухо Сикорской и свободной рукой рванул ворот её платья. Лучший Натальин наряд развалился на две половины и синий бархат жалкими лоскутами повис на её плечах. Судьбу платья разделили корсет и рубашка. Блондин был так силен, что без видимых усилий разорвал шнуровку. Когда на жертве остались лишь чулки и туфли, Тимоха швырнул её на ковер.

– Что дальше, барин?..

– Поучи её уму-разуму!

– Это мы с превеликим удовольствием, – обрадовался Тимоха и, размахнувшись, огрел Сикорскую кнутом.

Наталье показалось, что ей прижгли спину калёным железом. Она закричала и получила новый удар.

– Он будет вас бить, пока подаёте голос, – спокойно объяснил Ресовский, – советую заткнуться.

Но Наталья не могла замолчать. Боль казалась невыносимой, и Сикорская кричала, получая всё новые и новые удары. Наконец осознав, что ещё немного – и её забьют до смерти, Наталья постаралась сдержаться и вместо отчаянного крика издала тихий стон.

– Ну, вот, Тимоха, она всё поняла, – заметил Ресовский, – теперь будет лежать смирно и ждать своей очереди. Иди ко мне.

Только теперь Сикорская догадалась, что сейчас произойдёт. Чтобы не видеть, как эти двое станут ласкать друг друга, она закрыла глаза. Спина горела, сама Наталья находилась на грани обморока. Если б она и впрямь потеряла сознание, может, это стало бы облегчением. Но судьба не давала пощады. Сикорская всё слышала, а адская боль в исполосованной коже лишь усиливалась. Наталья не знала, сколько прошло времени, когда могучие руки Тимохи подхватили её с пола и бросили на кровать. Ожидая новых мучений, Сикорская сжалась в комок, но князь грубо раздвинул ей ноги и, навалившись сверху, вошёл в неё. Ресовский таранил ей лоно – хотел сделать побольнее, но, к счастью, уже через минуту всё наконец-то закончилось.

– Ну, вот, сударыня, мы отлично развлеклись, ждите нас завтра. В ваших интересах забеременеть как можно скорее. Боюсь, вы устанете от нашего общества, – объявил князь и хихикнул.

В этом он оказался прав. Ресовский с Тимохой появлялись на пороге спальни ежедневно. Две недели сплошного кошмара! Тимохина ненависть день ото дня становилась всё сильнее, и он истязал женщину с особым рвением. Спина Натальи покрылась коркой, затянувшей рубцы, но поверх старых шрамов Тимоха каждый день клал новые.

Наталья молила Бога, чтобы он послал ей ребёнка, надеясь, что тогда её мучения закончатся. В день, когда должны были прийти месячные, она на свой страх и риск объявила Ресовскому, что беременна, пообещав самой себе, что если это не так, то она просто удавится. К счастью, чутьё не подвело: Сикорская и впрямь забеременела. Князь тотчас же покинул её спальню, а две недели спустя прислал к своей жертве акушерку. Когда та подтвердила беременность, Наталья вздохнула свободно. С разрешения Ресовского она перебралась во флигель покойного управляющего и жила, хоть и убого, но всё-таки подальше от ужасной парочки.

«Теперь они оставят меня в покое, – убеждала себя Сикорская. – Князю нужен наследник, значит, он не станет больше истязать мать, чтобы не повредить ребёнку».

Ресовский, казалось, потерял к Наталье всякий интерес, чего нельзя было сказать о Тимохе. Тот не заходил во флигель, зато внимательно следил за его хозяйкой. Сколько раз он пугал Наталью, бесшумно возникая на её пути, сколько раз махал перед её носом огромной ручищей или хлыстом. Облегчение наступало лишь во время княжеских отлучек. Уезжая, Ресовский всегда брал Тимоху с собой. Но таких поездок за восемь месяцев, прошедших с момента её венчания со Смушкевичем, Наталья насчитала лишь четыре. Всё остальное время блондин-громила сидел дома, вовсю издеваясь над Сикорской.

– Что тебе нужно? – однажды, набравшись храбрости, спросила она у своего врага. – Ты что, меня хочешь?

– Обалдела, уродина? – обиделся Тимоха. – Да на тебя ни один мужик не посмотрит, а уж я – тем более. А хочу я тебе отомстить! Ты, змея подколодная, в наш дом обманом пролезла, и за это тебе придётся заплатить.

– Каким обманом? – испугалась Наталья. – О чём ты говоришь?

– Барин узнал, как ты, дрянь, его опоила. Его министр Голицын к провидице возил, та, как на моего барина взглянула, так сразу и сказала, что водой на месячной крови его приворожили. Теперь он на свободу вырвется, только если ты помрёшь.

– Ошиблась ваша провидица! – в отчаянии крикнула Сикорская. – Никого я не опаивала!

– А мне всё равно – ошиблась или нет! Тебе в нашем доме хоть так, хоть этак не жить, да и отродье твоё наколдованное здесь никому не нужно!

– Не тебе это решать, – испугалась Наталья. – Барину наследник нужен!

– Ему и без наследников хорошо живётся, и семья князю без надобности. У него есть я! Больше нам никто не нужен.

Сикорская ужаснулась. Она растревожила медведя в берлоге. Но как можно было догадаться, что за человек князь Ресовский, и как узнать, что в его доме живёт такое чудовище, как Тимоха? По всему видать, эти двое задумали убить её сразу же после родов. Наталья всё-таки надеялась, что, пока она беременна, они не решатся на душегубство. Но недооценивать силу Тимохиной ненависти было опасно, и Сикорская стала искать хоть какой-то выход.

Натальин живот уже сильно округлился, когда она решилась на крайнюю меру – написала письмо в Грузино, умоляя Минкину встретиться с ней, когда та будет в столице. Каждый день Сикорская поджидала почтальона на улице, чтобы никто в доме не узнал о её переписке, и чуть не задохнулась от радости, получив долгожданный ответ. Ужасными каракулями малограмотной Минкина писала:

«Подруга, мне жаль, что тебя постигла печальная участь. Батюшка наш после разговора с царём велел не упоминать более твоего имени. Но я тебя очень жалею. Приеду в столицу в сентябре и сразу дам знать».

Минкина и впрямь разыскала Наталью сразу по приезде. Женщины встретились и с жалостью посмотрели друг на друга. Наталья вдруг осознала, что Минкина спилась. Её когда-то прекрасная фигура совсем расплылась, а лицо стало багровым. Метресса же с презрением кивнула на огромный живот Сикорской:

– И как это тебя угораздило, мать моя?

Наталье ничего не оставалось, как всё ей рассказать. Она умолчала лишь о заговорённой воде, а всё остальное выложила, как на духу.

– Батюшка Алексей Андреевич сказывал мне, какая скотина этот министр просвещения Голицын, а твой Ресовский – его дружок и ближайший помощник – того же поля ягода, – заметила Минкина. – Одного не пойму: что ты теперь делать будешь?

– Рожу ребёнка, отдам отцу, а сама уйду.

За все кошмарные месяцы, проведённые в доме князя, Сикорская уже смирилась с мыслью, что уйдёт с пустыми руками, если, конечно, не считать мешок с серебряными ложками-вилками, украденными в доме. Ресовский был богат, но он очень боялся огласки своих личных тайн и не счёл нужным взять нового управляющего вместо умершего Смушкевича. Ни за чем в доме теперь не было присмотра, и Наталья этим воспользовалась.

– Может, ты и права, – поразмыслив, согласилась с ней Минкина. – Только куда ты пойдёшь?

– Мне уже всё равно, – грустно призналась Сикорская.

– У меня есть к тебе предложение. Поможешь мне, а я выручу тебя.

– Говори…

– Батюшка наш, похоже, совсем голову потерял, – осторожно начала Минкина. – Чего удумал – решил казну наследницей сделать. Говорит, будто всем государю обязан, хочет просить, чтобы император принял его наследство и сам им распорядился. Неслыханное дело!

– А я чем могу помочь? – удивилась Сикорская.

– У меня денег полно. Батюшка наш такую силу в царстве набрал, что без его ведома теперь ничего не решается. Вот людишки разные, чтобы дела свои протолкнуть, ко мне дорожку и протоптали, знают, что я у батюшки раба послушная, за это он к моему слову прислушивается. Так деньжонки и набрались. Хочу я их теперь с умом вложить.

Минкина замолчала, вгляделась в лицо Натальи, а потом призналась:

– Мне нужно имение хорошее купить. Как раз в тридцати верстах от Грузина такое продается. Но на себя я его оформить не могу – графу сразу донесут, и начнёт он во всём измену подозревать. А на тебя записать – в самый раз. Будешь у меня имением управлять. Тут тебе и жильё, и доход. Я знаю, что ты меня не подведёшь, побоишься. И правильно! Меня нужно бояться!.. – Минкина замолчала и, видно, не дождавшись ответа Натальи, поторопила: – Ну, что скажешь?

Наглая крестьянка даже не понимала, как оскорбила Сикорскую! Но не спорить же с ней, когда другого выхода нет и не предвидится. Впрочем, в жизни всякое случается. Минкина не вечна, а в бумагах владелицей имения будет записана Сикорская. Опасаясь, что «подруга» прочтёт на её лице крамольные мысли, Наталья раболепно улыбнулась и сказала:

– Конечно, дорогая, я согласна.

– Я знала, что так и будет, – обрадовалась Минкина. – Ну тогда слушай, что делать будешь! Торги по имению назначены на послезавтра. Вот тебе адрес поверенного. Это на Охте. Тебя будут ждать завтра. Возьмёшь свой паспорт и поедешь. Поверенный скажет тебе, что нужно сделать.

В своём экипаже Минкина довезла Наталью до въезда на набережную Мойки и там высадила. Остальной путь Сикорская прошла пешком и уже приготовилась взойти на крыльцо, когда её внимание привлёк красивый экипаж. Великолепные кони, крытая лаком коляска, изящный дорогой наряд женщины, опустившей кружевной зонтик и подставившей лицо солнцу… Просто картина!

Знакомое раздражение против богатых красоток поднялось в душе Сикорской, но, когда она поняла, кто сидит в экипаже, у бывшей камер-фрейлины перехватило дыхание. Ольга Черкасская! Роскошная, благополучная, как никогда, красивая.

Наталья плюнула ей вслед. Пробираясь в свой флигель, она размышляла: «Ничего, я тоже поднимусь! А для начала стану помещицей».

Сикорская вдруг поняла: если будет нужно убить, она, не моргнув глазом, убьёт Минкину, но имение не отдаст никому и никогда.

Утром в одном из неприметных домов Охты Сикорская разыскала маленькую обшарпанную контору.

– Мадам, вы пришли насчёт торгов? – осведомился пухлый жуликоватый мужчина в наимоднейшем сюртуке и сапогах с кисточками.

– Именно так! Насчёт торгов… – подтвердила Наталья.

– Деньги уже прибыли, теперь нужен ваш паспорт, – сообщил поверенный.

Сикорская протянула ему документ. Значит, Минкина уже передала этому франту деньги за имение. Хорошо живёт метресса: золота у нее, похоже, куры не клюют. И ведь не боится рисковать, глупая крестьянка! Впрочем, надо признать, что на самом деле Настасья и не рисковала: с любовницей всесильного Аракчеева никто не станет связываться. Представив, какие взятки теперь берёт её «подруга», Сикорская аж передёрнулась от злобы и зависти.

Тем временем, переписав сведения с паспорта, поверенный вернул Наталье документ, а потом протянул аккуратно заполненный листочек:

– Прошу вас, мадам, прибыть по этому адресу завтра к трём часам пополудни. Ваше присутствие обязательно.

«Наконец-то хоть в чём-то повезло, – оценила Сикорская, – только бы дело не сорвалось».

Наталья пришла на Казанскую улицу точно к назначенному времени. У здания Опекунского совета, где должны были проходить торги, беспокойно расхаживал вчерашний поверенный.

– Куда же вы пропали, матушка? Сейчас уже начнут, – выговаривал он, открывая перед Сикорской дверь. – Покойный хозяин имения завещал его воспитательному дому. Куча народу набежала, прикрываются благими делами, а сами хотят урвать кусок пожирней.

Поверенный привёл Сикорскую в большой зал, где перед дубовой конторкой были расставлены два ряда стульев. Сикорская оглянулась и поняла, что в зале она – единственная женщина. Торгов ждали мужчины – немолодые, солидные, и все они неловко отводили взгляд от брюхатой бабы.

У конторки появился седой чиновник в чёрном вицмундире, окинул публику взглядом и, стукнув молотком, объявил торги открытыми. Из его объявления Наталья узнала, что продаётся имение Высокое в Новгородской губернии. Чиновник перечислял земли, леса, жилые постройки. По всему выходило, что поместье – богатое. Вместе с землёй продавались двести пятьдесят крестьянских семей.

«Да такое имение на круглую сумму потянет, – размышляла Сикорская, и в её душе вновь проснулась зависть. – Интересно, скольких же денег Настасья не пожалела?»

Скоро ответ стал известен. Расфранченный поверенный купил имение за сорок шесть тысяч. Хитрец долго молчал, наблюдая, как, начав с двадцати тысяч, сражаются друг с другом покупатели. Прибавляют то триста, то пятьсот рублей. Когда же цена доползла до двадцати шести тысяч, Натальин поверенный накинул сразу двадцать тысяч и победил. Он передал аукционисту паспорт Сикорской и сообщил, что оплатит покупку ровно через час. Пока поверенный ездил за деньгами, Наталья оставалась в зале одна. Раздражённые неудачей соперники удалились, аукционист исчез в глубине коридора, а Сикорская задрала на соседний стул затёкшие ноги и принялась строить планы на будущее.

Идти ей было некуда. В доме Ресовского она боялась даже дышать. Только находясь во флигеле, Наталья переставала вздрагивать от малейшего шороха, но как только выходила во двор, её сердце трепетало от страха. На каждом шагу ей мерещился мучитель Тимоха. В доме на Охте Сикорская тоже не могла надолго задерживаться: боялась, что Ресовский её выследит. Дом убитой француженки стал для Натальи тайным хранилищем. Сюда она перенесла заветный капот с набитой серебром подкладкой и мешок с ложками-вилками.

Если у неё на руках будет документ о праве владения поместьем, Наталья сможет просто исчезнуть. Она родит ребенка уже в имении, а потом решит, сколько ей заплатит Ресовский за своего наследника.

Вернулся поверенный с пузатым саквояжем и побежал к аукционисту оплачивать покупку. Через полчаса франт вернул Сикорской паспорт, а потом вручил купчую.

– Вот и всё, мадам! Получите ваше Высокое, – улыбнулся он. – Желаю удачи! Я еду в свою контору, если хотите, могу подвезти.

– Мне тоже нужно на Охту, – решила Сикорская.

Она рассталась с поверенным у его конторы и, хорошенько поплутав, чтобы сбить любопытных со следа, дошла до дома мадам Клариссы. Наталья спрятала купчую в том же тайнике, где лежали и остальные её ценности, – за выдвижными досками в шкафу хозяйки дома.

«Дело сделано. Соберу вещи, а на заре уйду, – размышляла она. – Ресовский долго спит, Тимоха дрыхнет рядом, никто меня не остановит, а там – ищи ветра в поле…»

Наталья так воодушевилась, что забыла о главном. Об осторожности.

Наталья поднялась в мезонин флигеля, достала из комода наволочку и стала без разбора кидать в неё вещи. Сикорская выдвигала ящики, хлопала дверцей шкафа и за шумом не услышала чужих шагов. Тимоху она увидела уже в дверях спальни.

– И куда же ты собралась, змея подколодная? – с издёвкой спросил мучитель. – Разве ты уже родила барину наследника?

– Я хочу постирать вещи!

– Да что ты? – удивился Тимоха. – Что-то я ни разу не видел, чтобы ты сама вещи в стирку таскала. Ну, пойдём, провожу тебя в постирочную.

Он встал в дверях и теперь испепелял жертву полным отвращения взглядом. На трясущихся ногах дошла Наталья до двери и еле протиснулась с узлом мимо Тимохи. Тот стоял неподвижно, и женщина вдруг поверила, что сможет выпутаться из этого переплёта. Один шаг, теперь второй… Удар между лопаток свалил Сикорскую. Пересчитав лбом все ступени, она приземлилась на каменный пол.

«Он хочет меня убить, – мелькнула последняя мысль. – Почему сейчас? Ведь мне сегодня так повезло…»

Тимоха не спеша спустился с лестницы, покрутил голову бесчувственной женщины, убедился, что шея не сломана, и огорченно хмыкнул. План его не удался, но можно же ещё всё исправить. Тимоха поднял Наталью на руки, отнёс её в главный дом и, положив на диван в гостиной, вызвал экономку.

– Глафира, – объявил он испуганной женщине, – барыня вроде как умирает, так что ты теперь сама с ней разбирайся. Только помни, что барину ребёнок нужен.

Грозно зыркнув на экономку беспощадными голубыми глазами, Тимоха развернулся и ушёл к себе. Ему ещё нужно было придумать, что рассказать хозяину…

…В гостиной испуганная экономка и срочно вызванный доктор стояли над бесчувственной Сикорской.

– Женщина может умереть в любую минуту, а вместе с ней умрёт и ребёнок, – сказал доктор. – Но выход есть: можно попробовать кесарево сечение. Тогда хоть у младенца шанс появится.

– Пожалуйста, сделайте хоть что-нибудь! Я не хочу брать грех на душу, выбирая, кого спасать, но если вы говорите…

Экономка отдала распоряжения, и скоро во флигеле, куда вновь перенесли Сикорскую, дворовые бабы окатили кипятком большой кухонный стол и привязали к нему бесчувственную Наталью. Доктор, перекрестившись, сделал длинный надрез на её животе. Ещё минута – и из тела роженицы достали маленький красный комочек.

– Мёртвый! – ужаснулась белая, как мел, экономка, уставившись на молчащего младенца.

– Живая! – сообщил доктор, легонько похлопав ребёнка по крохотной спинке.

Раздался слабый, как у котёнка, писк, а потом и обиженный крик.

– Молодец, живучая! – обрезая пуповину, похвалил малышку врач. – Обмойте её и запеленайте, а я займусь матерью.

Доктор принялся зашивать разрез на теле Сикорской. Рассудив, что мать девочки всё равно не жилица, экономка запеленала новорождённую, отнесла её в людскую и отдала недавно родившей Акулине.

– Накорми! – распорядилась экономка, а сама вернулась во флигель.

К вечеру положение дел так и не изменилось: Сикорская в себя не пришла, но и не умерла. Доктор сказал, что теперь всё в руках Божьих, и уехал. Экономка посадила около роженицы одну из дворовых девок, а сама вернулась в дом. Оставалось дождаться барина.

Ресовский вернулся поздно. Ему навстречу вышли капризно надувшийся Тимоха и испуганная экономка.

– Ваша светлость, – доложила женщина, – с барыней из флигеля несчастье случилось. Её нашли без памяти, она умирала. Доктор кесарево сечение ей сделал. Новорождённую спасли, да только барыня до сих пор в себя не пришла.

– Родилась девочка? – спросил Ресовский. – Здоровая?

– Да, ваша светлость, – подтвердила экономка, – такая же, как все дети.

– Где малышка?

– В людской, я отдала её Акулине. Пусть кормит.

– Немедленно принесите ребёнка сюда, – велел Ресовский.

Он дождался ухода экономки, развернулся к Тимохе и прошипел:

– Почему ты не подождал до родов? А если бы с моей дочерью что-то случилось?!

– Я ничего не делал, – открестился Тимоха. – Наоборот, это я девочку спас: шёл мимо флигеля и услышал крик, заглянул – а барыня на полу валяется, и рядом – мешок с платьями. Сбежать хотела змеюка, да Бог ей не позволил ребёнка у отца отнимать.

Ресовский промолчал. Тимоха так и не понял, поверил ему барин или нет. Вернулась экономка с закутанным в домотканые пелёнки свертком. Она откинула ткань с лица девочки и показала её князю.

– Вот, поглядите, ваша светлость!

Экономка, вгляделась в лицо младенца впервые – и сразу всё поняла: девочка родилась от хозяина. На смуглом личике, будто нарисованные тонкой кистью, чернели брови, да и всё остальное оказалось уменьшенной копией тонких черт Ресовского.

– Моя красавица, – нежно сказал князь, забирая девочку из рук экономки. – Ты будешь, как твоя бабушка – Прасковьей. Ты уже сейчас на неё похожа, а когда вырастешь, станешь настоящей звездой.

Поцеловав девочку, Ресовский передал её экономке и распорядился, чтобы для его дочери устроили детскую в самой большой и светлой комнате третьего этажа, на следующий же день наняли к ней гувернантку-англичанку, а Акулину сделали няней. Князь велел закупить для Прасковьи самое дорогое приданое и отпустил озадаченную экономку. Когда та унесла малышку, Ресовский обратился к Тимохе:

– Я удочерю бедную девочку, ведь её родители умерли, – князь сделал многозначительную паузу и со значением уставился на своего любовника. – Роженицу нужно похоронить с почётом. Утром пошлите за хорошим гробом.

– Само собой, – поддакнул Тимоха, – всё сделаем как положено.

Ресовский кивнул. В том, что Тимоха сделает всё «как надо», князь не сомневался, он размышлял о другом. Нужно бы самому уехать из города. На всякий случай, чтобы уж точно не иметь к скверному делу никакого отношения. Может, в Царское Село отправиться? Или в Павловск?