То, что Кочубей ей обрадовался, Агата Андреевна почувствовала сразу. Но на её вопросы граф отвечать не стал.

– Зачем наводить тень на плетень? – риторически заметил он. – Я могу судить о деле лишь по отчётам Сысоева. Ни деталей, но тонкостей не знаю, поэтому и предлагаю вам вместе со мной отправиться на Охту. На месте Сысоева и расспросим – вы зададите свои вопросы, а я свои.

Орлова согласилась, и час спустя они подъехали к длинному двухэтажному дому, затерявшемуся в переулках Охты. У входных дверей его нижнего этажа трепетал под порывами ветра выцветший имперский флаг.

– Приехали, Агата Андреевна, – сообщил граф и помог фрейлине сойти с подножки.

Они вошли в длинную комнату с рядком узких решётчатых окон. Под ними расположились три стола, напротив – выстроились шкафы, а в дальней, противоположной от двери, стене темнела массивная дверь (по всем признакам – кабинет начальника). У этой двери, как на часах, застыл молодой человек в короткой серой поддёвке: то ли мастеровой, то ли приказчик. Увидев вошедших, он тут же перекрыл своей спиной доступ к двери и осведомился:

– Что вам угодно, господа?

– Капитан Сысоев где? – спросил граф.

– Он занят допросом, его нельзя беспокоить.

– Мне можно! – заявил Кочубей и приказал: – Сообщи ему, что прибыл член Государственного совета граф Кочубей.

Странный охранник переменился в лице и исчез за дверью, а через мгновение из кабинета выскочил Сысоев.

– Ваше высокопревосходительство! Милости прошу, проходите… И вы, сударыня, пожалуйте. Вас мне сам Бог послал! Я уже засомневался, что мне дальше делать.

Кочубей усадил фрейлину на ближайший стул и спросил у Сысоева:

– Есть новости?

– Ещё какие! Сегодня мадам Сикорская, забрав из тайника серебро и документы, пыталась сбежать, но её перехватил слуга из дома князя Ресовского. Мой Корнеев – тот, что за домом следил (пристав кивнул в сторону маячившего в дверях странного охранника, как будто представляя его важным гостям), еле успел отбить дамочку. Пока за ружьём бегал, этот Тимоха чуть её не придушил. Пришлось Корнееву плечо негодяю прострелить.

– Вот как?! – протянул Кочубей. – Тогда расскажите всё по порядку.

– Корнеев увидел проникшую в тайный ход Сикорскую и засел в сарае – ждал, когда она выйдет. Ночь женщина провела в доме, а утром появился этот Тимоха и стал в дверь ломиться. Корнеев сразу смекнул, что поднадзорная захочет удрать через переулок. Вот он и решил, что, ежели беглянка будет с мешком (а ложки-вилки явно краденые), он её возьмёт с поличным. Сикорская вышла, а тут – Тимоха. Поймал беглянку и душить начал. Пришлось Корнееву за ружьём бежать.

– И где теперь эта парочка? – спросил граф.

– Сикорская в моём кабинете сидит, Тимоха в кутузке заперт. Доктор, когда пулю из его плеча вынимал, столько в него лауданума залил, что преступник нескоро проснётся.

– Но прежде чем негодяя оперировать, вы, надеюсь, узнали, что ему было нужно?

– Конечно! Тимоха заявил, что Сикорская сбежала из дома его хозяина, прихватив столовое серебро, а он пытался вернуть украденное.

Кочубей скептически хмыкнул:

– Ну прямо-таки святой!

– Она уже родила? – вмешалась в разговор Орлова.

Капитан как будто растерялся.

– Живота у неё нет…

– Нам нужно поговорить с Сикорской, – распорядился граф.

Он подал фрейлине руку, и вслед за Сысоевым они пошли в кабинет. В дверях Орлова придержала графа за локоть и прошептала:

– Вы понимаете, чем закончился приворот? Ресовский получил наследника, а его слуга попытался убить мать ребёнка. Князь должен усыновить круглого сироту – ребёнка его покойного управляющего. Всё выглядит на редкость благородно, только Сикорская здесь лишняя…

– Об этом мы с ней и поговорим…

В кабинете они увидели согнувшуюся пополам Сикорскую. Зажав руками живот, она раскачивалась на стуле из стороны в сторону. Лицо женщины было синюшно-бледным, а шея, наоборот, отливала чернотой. Волосы свисали вдоль лица, словно клоки пакли.

Агата Андреевна не поняла, узнала ли их Сикорская. Головы та не повернула, глаз не подняла.

Но Кочубея было не так просто сбить с толку. Он усадил Орлову на стул у окна, а сам сел напротив задержанной. Испепелив Сикорскую взглядом, граф заявил:

– Мадам, вы попали в очень скверную ситуацию. За кражу вещей во дворце вас не арестовали только по милости императрицы. Вам дали уехать, но вы опять взялись за старое. Теперь вы обокрали князя Ресовского. Так что каторги вам не миновать.

Сикорская перестала раскачиваться, бросила взгляд на графа, а потом на Орлову.

– Чего вы от меня хотите? – прохрипела она.

– О чём вы? – удивился Кочубей.

– Вы привели Орлову, значит, чего-то хотите. Что бы это ни было, меняю это на свою свободу.

Голос Сикорской сбивался с хрипа на фальцет, как видно, Тимоха повредил ей связки, да и крепко сжатые на животе руки выдавали её муки. Мужчины, похоже, этого не понимали, но Орлова-то знала, что перед ними только что родившая женщина. Каким бы чудовищем ни была бывшая камер-фрейлина, но сейчас она имела право на сочувствие. Агата Андреевна бросила выразительный взгляд на Кочубея. Тот её намёк понял и, словно так и было задумано, предложил:

– Агата Андреевна, изложите даме наше предложение.

Все повернулись к фрейлине. Теперь приходилось взвешивать каждое слово, ведь Сикорская, несмотря на все муки и почти безнадёжное положение, хорошо владела собой. Перед Орловой сидела достойная противница.

– Вы должны рассказать всё о приворотах и убийстве мадам Клариссы, – сказала Агата Андреевна.

– И что я получу взамен?

– Оставите украденное серебро для возврата его законному владельцу, а сами уйдёте на все четыре стороны.

Сикорская задумалась. Она долго молчала. Её никто не торопил. Наконец бывшая камер-фрейлина посмотрела сначала на графа, потом на Орлову и сказала:

– Вы оба должны поклясться, что за вещи из дворца меня преследовать больше не будут.

– Государыня не захотела возбуждать против вас дело, значит, его и не будет, – отозвался Кочубей.

– Поклянитесь, оба! Иначе я не стану говорить!

– Обещаю, что дела не будет, – процедил граф.

– Вас не станут преследовать, – добавила фрейлина.

Сикорская с облегчением вздохнула и спросила:

– Что вы хотите знать?

– Как вы оказались втянуты в дело с убийством мадам Клариссы? – подсказала Орлова.

– К этой француженке меня привела Минкина. Она часто здесь бывала, и старуха-ворожея с неё много денег вытянула. Однако Кларисса обнаглела и в конце концов зарвалась. Минкина как-то с ней поругалась насчёт заговоров и магии. Настасья утверждала, что старухины привороты не действуют, и пригрозила сдать Клариссу полиции, а та в ответ заявила, что она сама Минкину сдаст. Расскажет в полиции, что крестьянка с военным министром вытворяет. Минкина сделала вид, что погорячилась, а с француженкой даже помирилась. Да только она таких разговоров никому не прощает. Она выманила двух Клариссиных прислужниц в Грузино, а меня и своего конюха Фёдора в ту же ночь сюда прислала. Я должна была потайной ход открыть, ну а Фёдор – сделать всё остальное.

– Откуда вы узнали о существовании второго входа? – уточнил Кочубей.

– К Клариссе многие дамы ездили. Чтобы они друг друга не видели, она одних с крыльца впускала, а других через тайный ход отправляла. Мы с Минкиной через него дважды уходили.

– Понятно! Продолжайте…

Сикорская вытерла проступивший на лбу пот и заторопилась:

– Да нечего особо рассказывать… Фёдор заехал за мной во дворец и привёз сюда, я открыла ему проход в дом. Минкина сказала, чтобы я в карете сидела, но я осталась во дворе. Когда Фёдор вышел из дома и сказал, что всё сделал, я пробралась в гостиную и подкинула в столик вещицы императрицы и кольцо Струдзы. Я уже давно брала разные безделушки из кладовой и боялась, что пропажу вот-вот обнаружат. Мне нужно было отвести от себя подозрения. Потом Фёдор отвёз меня во дворец. Вот и всё.

Граф скептически хмыкнул:

– Всё, да не всё! Вы ведь ещё раз вернулись на место преступления, чтобы подбросить в ящик портрет императора, украденный из комнаты княжны Туркестановой. Кстати, именно эта ошибка и навела на вас подозрения. Вы просто перестарались.

– Знаете старую поговорку, что не ошибается тот, кто ничего не делает? – огрызнулась Сикорская и спросила: – Я могу идти?

– Пока нет. Сейчас ваши показания запишут, вы оставите на них свою подпись и тогда уже пойдёте.

В глазах бывшей камер-фрейлины мелькнуло подозрение, и она напомнила:

– Вы мне обещали!

– Я и не отказываюсь от данного слова, – отозвался Кочубей. – Но показания должны быть оформлены, мы с вами не на прогулке, а в полиции.

Капитан Сысоев усадил за стол помощника пристава, дал тому стопку листов и пододвинул чернильницу с пером. Корнеев собрался записывать показания, но вмешалась Орлова.

– Вы воспользовались приворотом лишь дважды? – спросила Агата Андреевна.

– Вы и это знаете? – удивилась Сикорская, но потом равнодушно подтвердила: – Да, первый раз – с Курским, а потом – с князем Ресовским.

– Что ж, Виктор Павлович, у меня больше нет вопросов, – сообщила Орлова.

– Ну, а у меня есть. Последний. Как вы узнали про тайник в шкафу старухиной спальни?

– Я, когда пришла, чтобы подкинуть в стол портрет императора, то увидела, как там похозяйничали мамзели. Они, когда Клариссино добро забирали, не сочли нужным доску на место поставить, ну а я всё в порядок привела и потом сама тайником пользовалась.

Сикорская ещё сильнее обхватила живот руками и попросила:

– Давайте уж поскорее заканчивать, а то худо мне.

– Ну что, капитан, – обратился граф к Сысоеву. – Какие ваши действия?

– Запишем показания и отпустим даму, а серебро и раненого дворового вернём князю Ресовскому, – сказал частный пристав.

– Тогда не станем вам мешать. Мы с Агатой Андреевной уезжаем, – решил Кочубей.

Устроив фрейлину в экипаже, он уселся сам и велел кучеру трогать.

– Как вы думаете, мы не продешевили? – спросил граф у Орловой.

– Разве у нас был выбор? – отозвалась фрейлина. – Вы не хуже меня помните указание государя. Драгоценное здоровье военного министра не переносит волнений, а уж очередной скандал, связанный с кузиной-воровкой, окончательно выбьет Аракчеева из колеи.

Кочубей расхохотался.

– Конечно, я об этом не забыл и рисковать не собирался, но, может, была хоть какая-нибудь возможность зацепить эту завистливую бабёнку, а мы этот шанс упустили?

Во время допроса Агата Андреевна и сама размышляла на эту тему, но ничего умнее того, что уже сделала, придумать не смогла. Может, если сейчас всё обсудить, нужная мысль сама придёт на ум?

– Как вы думаете, почему Сикорская с такой готовностью дала нам показания на Минкину? – спросила у графа Орлова.

– Потому что мы обещали ей безнаказанность…

– Нет, дело в купчей. Сикорская двумя руками держалась за живот, давая нам понять, что мы измываемся над роженицей, но это было лишь половиной правды: под платьем бывшая камер-фрейлина прятала документы. Я уверена, что имение купила для себя Минкина, но, побоявшись гнева своего строгого любовника, оформила покупку на ту, которой доверяла. Не сомневаюсь, что своими медоточивыми улыбками Сикорская усыпила подозрения этой всемогущей крестьянки. Так что наша подопечная сейчас топила свою «подругу» с дальним прицелом, в надежде, что это хоть как-нибудь дойдёт до Аракчеева, а военный министр сам расправится с обнаглевшей метрессой. Поэтому Сикорская и на письменные показания согласилась.

На лице Кочубея проступила брезгливость. Он размышлял над словами Орловой так долго, что фрейлина уже решила, что разговор закончен, но Кочубей вдруг предложил:

– Давайте-ка поможем Сикорской и отправим её показания кузену.

– Зачем? – удивилась Орлова.

– Я ещё при обыске во дворце догадался, что все её ворованные деньги зашиты в тот старый салоп, что надет на ней сейчас. Ведь в шкафу висел совсем новый капот с лисьим мехом, однако Сикорская ушла в вытертом старье.

Орлова никак не могла уловить его мысль. Граф, похоже, это понял и подсказал:

– Деньги при ней, купчая на имение тоже. Значит, Сикорская направится в свой новый дом. Где находится поместье, знает ещё один заинтересованный человек – Минкина. Останется только принимать пари, кому из этих двух мерзавок больше повезёт. Если Минкина выкрутится, то сама разберётся с предательницей, и тогда будут отомщены и пострадавшие фрейлины, и сама императрица, ну а если Аракчеев покарает свою любовницу, так хоть справедливость восторжествует. Как вам?

Агата Андреевна всё поняла. В том положении, когда руки накрепко связаны, Кочубей нашёл единственную возможность наказать преступниц.

– Блестящая мысль! – признала Орлова. Пусть правосудие осуществится хотя бы частично! Взвесив шансы обеих мерзавок, фрейлина так и не смогла прийти к окончательному выводу, кто из них победит. Ну не пари же на это держать! Впрочем, фрейлина всё же не удержалась. Напророчила: – Помяните мое слово, если и не сейчас, так через несколько лет обе эти женщины плохо кончат.

Кочубей, не веривший ни в магию, ни в мистику, ни в небесную справедливость, лишь пожал плечами, а Агата Андреевна не стала его переубеждать. Жизнь ведь – искусство возможного, а перевоспитание мужчин – дело совсем безнадёжное. Надо заниматься тем, что разумно!

Орлова осталась ночевать в Зимнем дворце, но заснуть так и не смогла: всё думала о предложении Кочубея. Задремала она уже под утро, да и то вскоре проснулась от шума дождя. Ничего не поделаешь. Осень…