– Саттер, тебе нужно пройти в дом.

Я поднимаю голову и вижу ее позади себя. Она стоит надо мной, и свет фонарей отражается в ее волосах. Она прекрасна.

– Я не могу идти внутрь. Я мокрый.

– Я дам тебе полотенце.

– Зачем такая срочность? – Я встаю и вместе с ней иду к двери.

– Дело в Эйми. Ей плохо. Келси нашла ее на полу в ванной. Ее вырвало в раковину.

– Боже. Наверное, она зря ела ту картошку «чили» у Марвина.

– Может, виновата выпивка?

– Послушай, у меня идея. Почему бы тебе не привести ее сюда? Может, если она немного поплавает, ей станет лучше.

– Поплавает?! Саттер, она не в состоянии плавать. Она камнем пойдет ко дну.

– Я буду рядом. Я не дам ей утонуть.

– Ага, так же рядом, как ты был с ней весь вечер? Да ты и минуты не провел рядом с ней.

– А ты-то что так переживаешь из-за этого? Разве тебе было мало того, что ты учила меня, как быть твоим парнем, когда мы были вместе? Теперь же ты учишь меня, как быть парнем другой девушки?

– Дело не во мне и не в тебе. – Она останавливается передо мной и кладет руки мне на плечи, так, будто собирается хорошенько встряхнуть. – Ты знаешь, что ты мне не безразличен, что так будет всегда, но сейчас…

У нее нет шанса договорить. Ее обрывают. Мы стоим в патио примерно в десяти ярдах от двери, когда из дома выходит Эйми. Ее пошатывает, но она идет к нам с решительным видом.

– Ему плевать, безразлична ты к нему или нет, – говорит она на пятьдесят децибел громче, чем обычно. – Ты не его парень. То есть, не его девушка. То есть… в общем, ты меня поняла.

– Эйми, – говорит Кэссиди, – я просто пыталась уговорить его пойти внутрь и помочь тебе.

Но Эйми уже не остановить:

– Знаю, чего ты пыталась. – Она очень бледна, ее лицо белее, чем обычно. Вся помада стерлась. Щека измазана рвотой. – Ты весь вечер пыталась добиться этого. Чуть не трахнула его на танцполе.

– Никого она не трахала, – говорю я, удивленный. В смысле, конечно, я учил Эйми кое-каким ругательствам и всяким пошлостям на всякий случай, но кто бы мог подумать, что слово «трахнуть» так легко слетит с ее языка?

– Это был всего лишь дружеский танец, – говорю я и хочу взять ее за руку, но она отпихивает меня и делает шаг к Кэссиди.

– Больше не смей приближаться к нему. Я не желаю тебя видеть, – говорит она. – Жирная сука.

Я не успеваю опомниться, как она дает Кэссиди пощечину. Удар настолько сильный, что Эйми не удерживается на ногах и падает на стеклянный садовый столик. Стекло разлетается на множество острых, как бритва, осколков.

И вот передо мной две девчонки: одна с красной отметиной на щеке, другая лежит на битом стекле. К какой я должен подойти? Не знаю, как это характеризует меня, но я бросаюсь к Эйми.

Я приподнимаю ей голову.

– Сесть можешь? Ты порезалась?

– Я жутко выгляжу, да? – спрашивает она. – Наверняка, жутко.

– Давай, я усажу тебя на стул.

Я сажаю ее на стул и проверяю, нет ли порезов. Нахожу лишь царапину на плече, ничего страшного.

– Похоже, ты в порядке, – говорю я, а она утыкается лицом в мою мокрую рубашку и говорит:

– Нет, я не в порядке. Я такая дура. Меня вырвало в ванной. У меня есть блевотина в волосах?

– Нет, твои волосы пахнут очень приятно, – отвечаю я, но на самом деле fragrance de vomit слишком удушающий.

Позади меня вопит Кендра:

– Саттер Кили! Когда мне рассказали, что тут произошло, я сразу поняла, что без тебя не обошлось! Надеюсь, ты догадываешься, что тебе придется заплатить за стол?

– Прекрасно, – говорю я, спокойно и с достоинством. – Пришли мне счет.

Однако ей этого мало:

– Я требую, чтобы ты убрался отсюда вместе со своей налакавшейся девкой. Немедленно! – Она, как самая настоящая мамаша, прямо-таки кипит от праведного гнева.

– С какой стати мы должны уходить? Я же сказал, что заплачу за этот дурацкий стол.

– С какой стати вам уходить? – Она оглядывает стол и бассейн с видом страхового агента, заявившегося после урагана Катрина. – Есть парочка причин. Первое: из-за тебя все залезли в бассейн, хотя я говорила, что этого делать нельзя. А теперь еще твоя мисс Бухич устроила идиотскую сцену, без всякой причины ударила мою лучшую подругу и разбила стол за две сотни баксов.

– Эй, ведь это же вечеринка. Всякое случается.

– Нет, Саттер. Вечеринка – для развлечения. А ты не умеешь развлекаться, как нормальные люди.

– Я? Ты шутишь? Взгляни на тех, кто в бассейне. Думаешь, они не веселятся? Что, по-твоему, им запомнится на всю жизнь: чинная игра в лото за обеденным столом или веселое купание в бассейне?

Прежде чем Кендра успевает что-нибудь ответить, ко мне подходит Кэссиди и берет за руку.

– Саттер. – Она смотрит мне прямо в глаза, и на лице у нее серьезнейшее выражение. Я знаю, когда она так смотрит. В ее взгляде нет ни презрения, ни осуждения – ничего такого, – она просто дает мне понять, что сейчас не до шуток. – Надо отвезти Эйми домой. Вряд ли ей приятно оставаться здесь.

И она, конечно, права. Эйми сидит на стуле, вся бледная, с таким видом, будто ее сейчас снова вырвет. Вряд ли ей хотелось бы, чтобы люди запомнили ее такой, да и мне не хочется, чтобы они запомнили ее такой.

– Обычно она так себя не ведет, – говорю я. – Она не привыкла к таким тусовкам. Думаю, ей нужно немножечко попрактиковаться.

Кэссиди хлопает меня по спине.

– Вези ее домой.

Эйми сильно клонится вперед, кажется, что она вот-вот упадет со стула, но она не падает, вместо этого ее тошнит прямо на пол патио.

– Господи, – говорит кто-то. – Да это просто рвотный автомат.

Я опускаюсь рядом с ней на колени и отвожу в сторону ее волосы.

– Пошли, малышка, – тихо говорю я. – Пора уезжать. Все будет хорошо. Все будет замечательно.