За день до того как Мирейн начал свое путешествие на юг, сильная дружина под командованием Вадина должна была направиться назад, к Янону, и дальше на север. Они должны были защищать племена у границ Асаниана и следить за тем, чтобы в Яноне все было спокойно.

— К тому же у меня, — сказал Вадин, — есть жена, которая ненавидит спать в холодной постели.

Элиан вышла, чтобы поразмышлять в одиночестве. В рядах кавалерии все было тихо и выглядело мирным в последних лучах заходящего солнца; сенели спокойно дремали или паслись, грумы и стража располагались на должном расстоянии. Элиан лежала на животе в густой высокой траве, жевала стебель и смотрела на Илхари.

Ее вспугнули голоса. Не успев что-либо сообразить, она прильнула к земле, чтобы сделаться невидимой. Они почти наступили на нее, но были настолько заняты разговором, что не заметили этого, шагая нога в ногу и образуя единую тень, которая удлинялась за их спинами. Они остановились так близко, что при желании Элиан могла бы дотянуться рукой до их сапог, и стояли рядом, не касаясь друг друга, да им это и не было нужно.

Вадин запустил руку в высокую траву, сорвал стебель, очистил колосок от зерен и пустил их по ветру. Мирейн повернул лицо к заходящему солнцу и нахмурился, глядя на него, но слова его были обращены к Вадину. Голос его стал резким от нетерпения. — Я не умею добиваться женщин. Вадин фыркнул.

— Ты умеешь больше, чем кто-либо. Ты покорил целые королевства.

— А, — ответил Мирейн, махнув рукой. — Королевства. С женщинами намного труднее. А эта… что бы я ни делал, она дает мне понять, что правильнее будет поступить наоборот.

— Одному богу известно, что ты в ней находишь, — сказал Вадин. Мирейн пристально уставился на него, и Вадин усмехнулся. — Но я могу понять. Тебя привлекают трудности. Помнишь ту маленькую дикую кошку из Курриказа? Мирейн скорчил гримасу.

— Мои шрамы ее помнят. — Он начал медленно двигаться по кругу. — Она была просто развлечением. Все они были развлечением. — Все три, — пробормотал Вадин. — Четыре. — Мирейн повернулся к нему лицом. — Это правда, Вадин. Она единственная, кто может стать моей королевой и всегда ею была. Но я не чувствую с ее стороны никакого стремления. Все остальные сами набрасывались на меня либо их заставляли это делать их отцы, братья или сводники.

— Но ты же не снисходил до того, чтобы брать что-либо, не привлекающее тебя.

— Это проклятие всех прирожденных магов. Им недостаточно тела. Должны встретиться души, а так мало людей этого хотят. Однажды я уже пытался, — сказал Мирейн, — получить удовольствие как простой мужчина. Было ощущение, что меня искупали в грязи. Она вообще меня не видела. Только мое тело, и мой титул, и пользу, которую она могла бы извлечь из всего этого.

— Однако теперь совсем другое дело, — сказал Вадин.

— Я знаю! — вскричал Мирейн. — А та, обладать которой я так жажду и которая должна быть моей, она едва ли сознает, что я мужчина.

— Но разве ты обращаешься с ней как с женщиной? Мирейн резко остановился. Вадин обнял его за плечи и слегка встряхнул. — Я видел, как ты ведешь себя с ней. Сурово и отстраненно, чопорно, словно жрец. Откуда же ей знать, что ты хочешь ее, если ты относишься к ней так, словно она твоя младшая сестра? — Но она…

— Она — королевской крови и к тому же красавица, а ты так отчаянно хочешь ее, что плохо соображаешь. Дай волю чувствам и скажи ей все. Она не станет ждать тебя, Мирейн; по крайней мере пока не поймет, что ей есть чего ждать.

— Но как я ей скажу? Она пуглива, как горная рысь. Сбежала от первого же человека, который попытался ухаживать за ней.

— А он отправился вслед за ней и теперь опасно близок к тому, чтобы победить.

Мирейн высвободился из рук Вадина. Его плечи были напряжены. Внезапно он невесело рассмеялся.

— Вот он я, новый господин восточного мира, который мучается из-за несмышленой девчонки. Ребенка, которому ничего не известно о тайнах ее собственного сердца. — Не пора ли тебе просветить ее? — Я не могу, — признался Мирейн. — Можешь назвать это гордостью. Или глупостью. — Или трусостью, — сказал Вадин. Мирейн оскалил зубы.

— И это тоже. Я не могу завоевать женщину так, как завоевываю города.

— А почему бы и нет? Подумай об этом как об осаде. Тогда тебе не придется идти и просить руки и сердца. Ты сможешь действовать намеками. Установи свои осадные машины: одаривай ее самыми лучезарными улыбками, подари ей частичку самого себя, дай понять, что считаешь ее красивой. — Мирейн открыл рот, но Вадин не дал ему и слова вставить. — И это не больше, чем делает любой другой мужчина. Когда она немного растает, ты сможешь постучаться в ворота. Как он уже сделал, добавил Вадин безжалостно.

— Черт возьми, Вадин, — проворчал Мирейн, — я не помню, чтобы ты проявлял такую мудрость, когда сам был на моем месте. Разве не я побудил тебя ухаживать за ней? И разве не я отдал тебе королевский приказ, прежде чем ты на ней женился?

— Да, — сказал Вадин. — Я выучил урок. Благодаря тебе, о мой брат.

— Ах вот как, о мой брат? Так и закончи с этим сам. Завоюй ее для меня.

— Не могу, — сказал Вадин. — Я должен удерживать для тебя север.

— Лгун. Это свою жену ты должен удерживать. — Все они похожи, разве нет? Красивые, своевольные и не желающие играть вторую роль при своем господине. Давай же, брат. Завоевывай свою даму. Без моего вмешательства тебе будет даже легче. — Она любит тебя больше, чем она думает. — Ха, — сказал Вадин. — Ладно, хватит болтать. Начинай свои ухаживания, прежде чем она сбежит с его королевским величеством Асаниана.

Мирейн помедлил, а затем внезапно усмехнулся и нацелился, чтобы ударить Вадина, но его удар поразил лишь воздух. Мирейн засмеялся и пошел почти вприпрыжку, словно мальчишка, которым он до сих пор и оставался. Вадин задержался, шевеля ногой траву.

Пальцы Элиан судорожно сжались. Она нс желала ничего понимать. Она не осмеливалась. То, что Мирейн… мог… хотел… Это был кто-то другой. Он сказал это. Разве?

Просто глупо воображать, что любой разговор касается тебя. И он никогда… Он сказал…

Она с трудом поднялась на ноги, не замечая Вадина. На миг он застыл от изумления. В следующий момент его кинжал оказался у горла Элиан. Она встретилась глазами с его горящим взглядом. — Вы говорили обо мне, — сказала она. Клинок опустился, его острие замерло. Вадин расслабился, мускул за мускулом, и вдруг рассмеялся.

Элиан ждала. Наконец он перестал смеяться и поднял брови. — Ты нас слышала? — Каждое слово.

— Господи! — Вадин почти испугался. Его лицо исказилось усмешкой: — Значит, я победил. Ты все знаешь. И что ты теперь будешь делать? Сбежишь? — Куда же мне бежать? — В Асаниан.

Элиан закрыла глаза. Она все еще ничего не чувствовала. Или чувствовала слишком много.

— Я приехала сюда, — сказала она, — потому что обещала. И я…

— Ты приехала ради обещания или из-за Мирейна? Ее глаза внезапно сверкнули. — Я обещала! Я… — Она запнулась. — Если бы Мирейн не был Мирейном, я никогда бы не поклялась.

— Хорошо сказано, — протянул Вадин. Он развалился во весь свой рост на траве у ее ног. Поскольку штанов под килтом у него не было, Элиан пришлось отвести глаза. Вадин оперся на локоть и взглянул на нее из-под нахмуренных бровей. — Садись, — сказал он.

Она неохотно села. То, что он явно забавлялся, ранило ее не слабее, чем клинок.

— Ты не глупа, — сказал он, — хотя и притворяешься такой. Тебе известно, что ты можешь сделать с мужчиной, просто оставаясь самой собой. Это захватывает, правда? Это потрясающая игра. Поставить на уши весь Хан-Гилен, втирать очки целой армии Солнцерожденного, сделать соперниками двух влюбленных императоров. Разжечь аппетит асанианца долгой и опасной погоней за армией Солнцерожденного; довести Солнцерожденного до безумия, падая в объятия асанианца. Если ты будешь играть в свою игру достаточно умно, тебе удастся держать этих двоих в равновесии до тех пор, пока звезды не упадут с неба. Или пока один из них не потеряет терпение и не потребует внести ясность. И что тогда, принцесса? Чье сердце ты разобьешь? Или, может быть, оба?

— Я думаю, — сказала Элиан, холодно взвешивая каждое слово, — что я тебя ненавижу. — Ты ненавидишь правду.

— Но это вовсе не правда! — Она вскочила на ноги, дрожа и задыхаясь. — У меня и в мыслях ничего Подобного не было. С самого раннего детства, сколько я могу себя вспомнить, я всегда знала, чего хочу. Мирейна. Он принадлежал мне. Никто больше не мог владеть им. А потом… потом он уехал. Отец старался удержать его, пока он не вырастет и сам сможет руководить армией, чтобы завоевать Янон. Сколько мог, он повиновался, но при этом страдал; в нем горел огонь его отца, и время бежало быстрее.

Однажды весенней ночью, когда он уже завоевал свое ожерелье, но еще не отпраздновал пятнадцатилетие, он воспользовался магией и ускользнул, Но я знала. Мирейн никогда ничего не мог утаить от меня. Я последовала за ним и догнала его; он чуть не убил меня, прежде чем узнал, и тогда мы стали еще ближе, чем прежде. Я просила его взять меня с собой, хотя и знала, что это невозможно. Он должен был идти один: его отец так хотел, да и ему самому это было необходимо. Мирейн думал, что его уговоры заставили меня повиноваться. На самом же деле это сделали моя сила и проблески предвидения. «Иди, — сказала я. — Будь королем. А когда ты им станешь, я приду к тебе».

Он поцеловал меня и направил свои стопы по северной дороге. А я осталась. Мне надо было расти, надо было научиться всему, что могло бы помочь мне, когда придет пора выполнить обещание. И это никогда не было скучным долгом, наоборот, это приносило радость, которая росла вместе со мной.

А потом я стала женщиной, и пришло время, и время это было неспокойным. Всегда находилась новая область познания, новое искусство, новый поклонник, от которого надо было отделаться, новый ястреб, пес, жеребец, которых надо было приручить. И еще у меня были мои родные, которые хотя и раздражали меня, но и сильно любили, а я любила их. «Завтра, — повторяла я. — Завтра я уйду». Мне всегда не хватало Мирейна. Ни один мужчина, который приезжал свататься ко мне, не был ему ровней. Мало кому из них удалось подойти близко к тому, чтобы завладеть мной. До тех пор, — продолжала Элиан, — пока я не увидела Зиад-Илариоса.

Она прервала свою речь, с некоторым изумлением глядя на мужчину, лежащего перед ней на траве. Солнце где-то затерялось. Вадин казался длинной тенью, облаченной в алый килт и украшенной бронзой и золотом. Она совершенно его не понимала. Чужеземец, варвар, неразлучный спутник Мирейна, которого она знала слишком хорошо, чтобы правильно понимать свои знания.

— Зиад-Илариос, — проговорила она как заклинание, а может, как проклятие. — Вероятно, тебе он кажется слишком мягким и маленьким, утонченным и изнеженным. А для меня он золотой. Мирейн — это дорогая моя половина, закончила Элиан. — А Илариос — это мой мужчина.

Вадин не вскочил, чтобы задушить ее. И не уничтожил ее своим презрением.

— Понятно, — сказал он. — Значит, Мирейн слишком привычен, чтобы интересовать тебя. А асанианец заставляет твое тело трепетать.

— Асанианец признает, что хочет меня. Вадин вздохнул.

— И тебе нужны оба. Жалко, что ты не мужчина и не можешь иметь двух жен. И не шлюха, чтобы иметь столько любовников, сколько захочется.

— Так меня уже называли, — сказала Элиан ровным голосом.

Его лицо осветилось белозубой улыбкой. — У меня одна жена, знаешь ли. — Ее молчание совершенно не взволновало его. Он устроился поудобнее и тихо вздохнул, словно сказитель, держащий в своей власти слушателей. — Она родилась в доме свободных фермеров. Когда выдался плохой год и урожай погиб, отец отправил ее к своднику. Она была хороша для этого ремесла и впоследствии могла бы стать куртизанкой, купить себе свободу и даже, без всяких сомнений, открыть собственное заведение. Но тут появился я и как-то само собой стал ее возлюбленным-фаворитом, что не делало чести моей доблести: я был еще в таком возрасте, что ничего не мог ей предложить. Я понимал, что она смотрит на меня с вызовом. Лиди вообще любит бросать вызов. Тогда Мирейн освободил ее и дал звание, равное моему. Прежде чем я узнал об этом, все уже было организовано и привело меня прямиком в супружескую постель.

Ничто в его истории не могло особо удивить Элиан. Вадин, в свою очередь, не стал от этого расстраиваться. — Так что, сама понимаешь, мне придется уехать и оставить Мирейна наедине с его судьбой или, точнее сказать, наедине с тобой. Лиди прислала ультиматум: либо я отправляюсь домой навестить детей, либо они сами приедут за мной. Двоих, близнецов, я почти и не видел. Когда они родились, то были прекрасны, но. Мирейн отозвал меня, чтобы я помог ему разрушить гнездо магов. А потом то одно, то другое, и я так и не вернулся домой. Теперь им почти год.

— Дети? — спросила Элиан, заинтересовавшись помимо воли. — Сколько их у тебя?

— Две девочки — близнецы. И пятеро парней. Всего семь. Всего лишь семь, — как бы подчеркнул он, причем без всякой иронии. — Но при этом у меня только одна жена, и почему-то мне никогда даже и смотреть не хотелось ни на кого другого. Она такая смелая. По ее словам, сейчас она опять ждет близнецов, так что детей будет девять, и это счастливая цифра. У нее очень сильная воля, у моей возлюбленной Лиди. — И у меня тоже, — проскрежетала Элиан. — Да ну? Жаль, что эта воля не знает, чего она желает.

Элиан до боли сжала зубы и промолчала. Вадин запрокинул голову: — Я ведь тебе не нравлюсь, правда? — Ты считаешь, я должна отвечать на такой вопрос? Он пожал плечами. Ее завораживал вид всех этих его колец, ожерелий и серег. Три серьги в одном ухе: бронзовая, золотая и еще огромный карбункул, в сумерках похожий на раскаленный уголь.

— Позволь мне поразмышлять. Сначала у тебя был Мирейн. Потом он оставил тебя и присоединился ко мне, а у меня даже не хватило тонкости, чтобы оценить эту честь. Он сделал меня своей частью настолько, что теперь мы неразделимы. И вот являешься ты и обнаруживаешь нас такими, какие мы есть, причем Мирейн ведет себя так, словно между вами ничего не изменилось. Но тебя бесит не только это, а еще и то, что я даже не даю себе труда ревновать. — Это неправда.

— Я предпочитаю доверять своим умственным способностям. — Это прозвучало резко, но не гневно. — Ты не презираешь разукрашенного варвара, а я плачу тебе даже большим. Но тебе надо, чтобы я ненавидел тебя и сражался с Мирейном за его любовь, которая достаточно велика, чтобы хватило на всех нас. Увы, я не могу. Я утратил это человеческое качество, когда копье пробило насквозь мое тело. Это было чудо. Мирейн позвал меня назад, и я увидел его во всем величии, увидел, что он собой представляет и кем он всегда будет оставаться. Он мой, навсегда и безвозвратно. Но он также принадлежит Янону, северянам, южанам; он принадлежит твоему отцу, и Халу, и тебе. Нельзя хотеть получить его целиком. Даже Аварьян не может желать этого. — Кто ты такой? — в смятении вскричала Элиан. — Чудо, — ответил Вадин с горечью в голосе. — Монстр. Ходячий мертвец, — Нет! — Она вцепилась в его руку. Ладонь была грубой и мозолистой, но ее тыльная сторона оказалась на удивление гладкой, теплой, сильной — очень живой. — Я не это имела ввиду. Просто… ты удивил меня. Я могла бы возненавидеть тебя, маленького подлеца, влезающего в чужие дела, да к тому же одетого в штаны.

Это растопило лед. На лице Вадина, скрытом тенью, проступила улыбка.

— Но, — сказал он, — я никогда не считал тебя мальчишкой.

У Элиан отвисла челюсть от удивления. — Ты…

— О да, мне следовало бы обидеться на чванливого, самодовольного юнца, который думал, что может подсидеть меня. Но ты всего лишь хотела занять свое прежнее место. Ты этого добилась, и было удивительно приятно наблюдать, как ты водишь за нос целую армию. Они все слепы, как камни. Даже в килте ты ходишь как пантера. И у тебя есть груди. Не такие уж большие, и, честно говоря, тебе никогда не сравняться с моей женой, но груди у тебя есть. Тебе никто не советовал перетягивать их?

Свободная рука Элиан взлетела к груди, затем упала. Ее щеки зарумянилась.

— Одно время я пыталась так делать. Это оказалось страшно неудобно. — Она сверкнула на него глазами в опустившейся тьме. — Да ты нахал!

— И это все? — В его голосе сквозил смех. — Я бы сказал, что чуть не переступил границы дозволенного. Я бы так сказал, если бы не был столь возмутительно близок к тому, чтобы стать твоим родственником. Тебе кто-нибудь раньше говорил, что ты красива?

— Нет! — огрызнулась Элиан. — Да. Я не знаю. Она все еще держала его руку. Пальцы Вадина сомкнулись на ее руках, и он привлек ее к себе. Он был тенью и отблеском, и она ощущала тепло его разума так же хорошо, как тепло его тела.

— Слушай меня, Элиан. Мне надо ехать. С этим ничего не поделаешь. Бог Мирейна ведет его к югу, а кто-то должен укреплять север за его спиной. Я знаю, что, куда бы нас ни занесло, мы все равно будем частью одного целого, и знаю, что Мирейн не будет одинок, пока рядом с ним остается Хал. Но ему нужно больше. Он этого не понимает, а если бы и понимал, то не признался бы. Он слишком горд, этот парень, а иногда он еще и слеп, как обыкновенный дурак.

Элиан застыла в его объятии, вдыхая его запах и ощущая явную странность близости. Но его разум не был ей чужим, и это волновало ее больше всего. Одно слово, один проблеск воли — и они окажутся связаны друг с другом, брат и сестра, кровные родственники, по его определению. Родственники по единой силе.

— Заботься о нем, — сказал чужой голос на чужом языке. — Присматривай за ним. Не давай ему быть сумасшедшим больше, чем надо. И если я тебе понадоблюсь, пошли ко мне свою силу. Я приду. Потому что, — сказал он одновременно торжественно и шутливо, — я тоже держу свое слово.

Ее глаза сузились, кулаки сжались. — После всего, что ты сказал и сделал, ты просишь меня занять твое место возле него?

— Я прошу тебя выбрать то, что ты должна выбрать, но не разбивая его сердца. Думаю, ты достаточно любишь его, чтобы не сделать этого. Даже если и отдашь свое тело асанианцу.

Она не могла говорить. Он поднялся, быстро обнял ее и отпустил. Он возвышался как башня на фоне звездного неба. — Что… — прошептала она, потом повысила голос. — Что мне сказать Мирейну?

— Если ты умна, — ответил он, — скажи ему все. Или ничего. — Он наклонился и запечатлел поцелуй на ее руке. — Да пребудет с тобой удача, владычица Хан-Гилена. Мы еще встретимся.