Дорога, хоть и крутая, была ровной, а замок оказался намного больше, чем представлялось издали. Он был таким же обширным, как сам Хан-Ашан, так что эту крепость нельзя было назвать маленькой.

Но Хан-Ашан претендовал на изящество: тонкая резьба, изысканные гобелены, даже рабы там одевались элегантно. В Асан-Гарине же никто ничего не изображал. Это было настоящее военное укрепление. Воины здесь ходили в коже и при полных доспехах. Женщины сидели по домам или сновали по улицам как тени, до самых пят закутанные в тяжелые покрывала. А босоногие голые дети таращили серьезные глаза на только что прибывших гостей и не произносили ни слова.

Тишина была сверхъестественной. Любая другая крепость встречала их гомоном и приветственными криками. Порой к подобному шуму примешивалось и недовольство, но выражаемое вслух. А эти люди молчали и не выкрикивали ни имени короля, ни его титула. Они просто стояли во дворах или в переулках и смотрели.

Правда, их было слишком мало, чтобы заподозрить присутствие армии. Элиан, отправившая на поиски свою силу, ничего не обнаружила: ни любви к Мирейну, ни ненависти. Он для них ничего не значил.

Неужели Вадин солгал? Или его обманули? Быть может, он хитростью заманил Мирейна в безопасное место, чтобы самому разобраться с врагами короля, не подвергая его жизнь опасности? Может быть, Луйан раскаялся и вернулся в Шейан? Или…

Серые стены сомкнулись вокруг Элиан. В ней заговорил инстинктивный страх. Она жестоко подавила его, будучи готовой ко всему, и заставила себя спокойно идти вперед — то рядом с Мирейном, то чуть опережая его или, когда дорога становилась уже, слегка отставая, под бдительным присмотром их свиты. Они были спокойны, эти избранники короля, их глаза все замечали, а руки готовы были извлечь из ножен мечи.

Кутхан шел рядом с Элиан, неотступный как тень; он казался расслабленным, но на самом деле был настороже.

— Ну почти как дома, — весело заметил он. Лорд Гарин не удостоил его вниманием. Дворянин или нет, он всего лишь страж и не должен говорить, когда его не спрашивают. Но Мирейн поддержал Кутхана.

— Да, здесь пахнет севером. Суровые стены, суровые лица. И никакой южной мишуры.

Возле охраняемой двери лорд задержался. Часовой открыл живо, но без излишней поспешности.

— Надеюсь, вы будете удовлетворены, ваше величество, — произнес лорд Гарин. Его глаза были полны волчьего смеха. Несмотря на свое намерение казаться невозмутимой, Элиан широко раскрыла глаза. Ей показалось, что вся роскошь юга и запада собралась в одной-единственной башне этого замка. Огромная комната размерами с караульное помещение была обставлена как сераль: почти всю ее занимала широченная кровать, покрытая бархатом, мехами и коврами, здесь же находилась ванна из лазурита и серебра, достаточно глубокая и широкая, чтобы в ней плавать.

Мирейн оглядел все это и рассмеялся легко и радостно как мальчик.

— Как, мой господин! Неужели вы — тайный сластолюбец?

— Это не я, ваше величество, а мой покойный отец. — Лорд Гарин снова обнажил свои острые зубы. — Лорд Гарин-старший был похитителем дамских сердец.

— Ну разумеется, — откликнулся Мирейн без малейшего смущения. — Это так очевидно. Я и сам не мог бы тут все устроить лучше.

Эти слова лишили Волка бдительности, и на миг в его взгляде вспыхнула искорка восхищения.

— Вы льстите моему отцу, ваше величество. Без сомнения, его холодные голые кости, все эти годы лежащие под виселицей, согреются от этих слов. — А! И кто же повесил его? — Это сделал я, ваше величество. Я, видите ли, человек порядочный.

* * *

Когда дверь была закрыта и заперта изнутри и перед ней встали люди Мирейна, он рассмеялся, и смеялся долго и раскатисто. Все еще продолжая смеяться, он простер руки.

— Ну ладно, друзья мои! Сейчас не время сидеть с кислыми минами.

— Да ну? — пробормотала Элиан. Но губы ее скривились, — Ты совсем спятил, знаешь ли.

— О, совершенно! Этот господин — сын своего отца в гораздо большей степени, чем пытался нам показать. Но этим-то он мне и нравится. Гарин мудр и коварен. И совершенно меня не боится. — Я тоже не боюсь, — выпалила Элиан. — Верно. Но ты мне не нравишься. — Глаза Мирейна озорно сверкнули. — Тебя я люблю.

Он привлек Элиан к себе, не обращая внимания на ее сопротивление, потащил мимо улыбающихся стражников, толкнул ногой дверь во внутреннюю комнату и кинул свою добычу на кровать.

Запутавшись в покрывалах и одеялах, Элиан беспомощно барахталась на широкой постели. А Мирейн уже разделся и направился к ванне.

Она плюхнулась туда вслед за ним. Вода оказалась чудесной, великолепной, настоящим наслаждением: теплая, сладко пахнущая, слегка бурлящая, она унесла прочь всю их усталость.

Элиан с изумлением обнаружила, что двери остались распахнутыми, и стража все видит. Женщины решили отделиться занавесом от мужчин, но и те и другие могли наблюдать, что происходит в бассейне. Белозубая улыбка Мирейна возникла рядом с Элиан. — Эй, стража! — позвал он. — Комната предназначена всем нам. Быстренько сюда, пока вода не остыла!

И все двадцать человек устремились в воду, не скрывая своей радости. Мужчины оказались застенчивее женщин, впрочем, на темной коже северян румянец не был заметен. Они смотрели куда угодно, но только не на то, о чем думали. Элиан смеялась и поддразнивала их до тех пор, пока они тоже не стали смеяться. Тогда Кутхан повел их в ответную атаку, увенчавшуюся брызгами славной победы.

Мирейн первым покинул это поле брани, он выпрыгнул из ванны и схватил полотенце, крикнув:

— О Аварьян! Ваши безрассудства убивают меня. Продолжайте, если хотите, дрызгаться в холодной воде, а я лучше отведаю доброго хозяйского вина.

Пока Элиан смотрела, как он неторопливо удаляется, перекинув через плечо полотенце, Кутхан оказался рядом с ней и произнес, наполовину весело, наполовину мрачно:

— Вот всегда он так — вечно выбирает, как бы получше умереть.

Он наклонился, взял полотенце и почтительно обернул его вокруг тела Элиан. Остальные тоже успокоились и разошлись, вытирая друг друга и разбирая перепутанную одежду.

Элиан подняла глаза. Ей пришлось слегка задрать голову. Лицо Кутхана было на удивление спокойным, он как никогда был похож на своего брата. Спокойно и медленно он проговорил:

— Я не умею колдовать, но у меня достаточно острый нюх, и мне не нравится, как здесь пахнет. Это ловушка с подвохом.

Элиан закуталась в полотенце, стараясь подавить дрожь.

— Да, но я нигде не могу обнаружить армию, о которой говорил Вадин. Если она ушла, то куда и почему? А если нет… Моя сила могущественна, Кутхан. Если маг способен спрятать от меня целую армию, значит, он слишком силен даже для Мирейна.

— В конце концов, может быть, здесь и нет никакой армии, — сказал Кутхан. — Может быть, лорд Гарин — лишь тот, кем кажется.

— Может быть… — Элиан уселась на краю бассейна, разглаживая пальцами свои волосы и стараясь распутать кудрявые пряди. — Это очень странное место. Я проникаю здесь в любой разум, но до определенного предела. А потом — пустота. Совсем ничего. Это опасно и жутко. Словно смотришь в толпу и понимаешь, что все эти люди нереальны: они просто маски, надетые на копья.

— И даже сам лорд?

— Он хуже всех. И тем не менее он не колдун. У него нет силы.

— Лорд, возможно, и не обладает магией, но он может прибегнуть к помощи мага. Их полным-полно на севере: дворцовые колдуны и заклинатели, да еще шаманы диких племен. Большинство из них — чужеземцы, маги из Девяти Городов или те, кто поклоняется богине или нескольким тысячам богов Асаниана.

Название Девяти Городов прозвучало в голове Элиан как удар гонга. У нее закружилась голова, дыхание застряло в горле. И ведь как раз в Ашане Изгнанница нашла ее и в дебрях Ашана затерялась. Если она здесь и если именно она воздвигла эти стены из ничего, тогда Элиан понадобится кое-что побольше, кроме страха. Ей понадобится вся ее сила и все ее сопротивление.

Она заставила себя взглянуть в лицо Кутхана и заговорила спокойно и холодно:

— Я слышала песни: «Мирейн и властелин Инш'у», «Солнцерожденный и колдун из Арримана», «Баллада об Ан-Ш'Эндоре и тридцати колдунах».

— Их было всего шесть, — с неожиданной строгостью сказал Кутхан, — а потом добавилось еще четыре. — Внезапно он улыбнулся, и это было еще удивительнее. — Но что такое песня, если она не совпадает с правдой? Сейчас я сочиняю новую. Очень хорошую, я не боюсь заявить об этом, — легенду о Солнцерожденном и леди Калириен.

Но Элиан впервые не смогла ответить ему с такой же легкостью. Ее сила увеличивалась сама по себе, рождала сама себя, без всякого понуждения. Страх тоже возрастал.

— Кутхан, — сказала она очень тихо, — эта неизвестность особенная. Она ограничивает мою силу. Я не могу никого позвать на помощь: мне мешают эти стены, и я не решаюсь преодолеть эти барьеры. Кто бы ни владел этой здешней силой («Только бы не Изгнанница, — взмолился ее внутренний голос. — О Аварьян, пусть это будет не она!»), он не должен знать, что будут делать наши братья. Это означает…

— Это означает, — сказал Кутхан, и она восхитилась быстроте его ума, — что мой господин не сможет подать сигнал к атаке. А наутро может быть слишком поздно.

— Утром будет слишком поздно, — прошептала Элиан.

Перед ее глазами все потемнело. И в этом мраке возникло мерцание, холодное и серое, как зимняя заря, и Мирейн, лежащий на холодном камне.

Теплые руки Кутхана подхватили ее. Она позволила ему вернуть себя в мир жизни, любви и надежды на победу.

— Я отправлюсь к ним, — сказал он, — так скоро, как смогу. И я приведу тебе армию.

Она улыбнулась. Это оказалось не так трудно: на улыбку Кутхана всегда было легко отвечать. — Мне, мой капитан? А не королю?

Он смутился и потупился, но тут же поднял глаза, полные надменной гордости. — Но ведь я твой капитан, моя госпожа. — Галантный рыцарь. — Элиан поднялась. — Иди. Будем готовиться к кровопролитию.

* * *

Вместе со сладким золотистым вином из Аншани-Ормала лорд Гарин прислал парадные платья. Одно из них было из белого асанианского шелка и предназначалось Мирейну; платье Элиан своим цветом напоминало пламя, к нему прилагалось золотистое покрывало. Платье точно соответствовало ее размеру. Покрывало она сначала отбросила, но затем передумала. Это была красивая вещь, мягкая словно облако, и такая же недолговечная. Если оно было задумано как оскорбление печально известной леди Калириен, то почему бы в таком случае не сделать его почетным знаком?

Элиан осторожно закуталась в мягкую ткань. Ей помогли проворные руки Игани, самой красивой женщины в ее страже. Эта воительница оказалась такой же ловкой, как служанка госпожи, но служанка никогда бы не осмелилась так цинично улыбаться или сказать, надевая золотую цепочку:

— Устройте-ка им настоящий ад, моя госпожа. Элиан поймала в зеркале свой взгляд и медленно улыбнулась. У нее не было ни красок, ни духов, одна цепочка — вот и все ее драгоценности, и тем не менее она была прекрасна. И даже более чем прекрасна. Короля она не опозорит.

Да и Мирейн был на высоте. Вопреки своим обещаниям, он выпил лишь глоток вина; глаза его блестели, он словно излучал сияние опасности, дерзости и королевского достоинства. Встретив его величественный взгляд, Элиан на мгновение ослепла.

Низко склонившись, он поцеловал кончики ее пальцев, кисти рук и трепещущие запястья. И каждый раз шептал: — Госпожа. Королева. Любимая… Она опустила взгляд на его склоненную голову, наклонилась сама и поцеловала его.

Мирейн выпрямился. Глаза Элиан обежали помещение. Стража собралась вокруг них, образовав живую защитную стену. За ними была распахнутая дверь, а в дверном проеме стоял лорд Гарин.

Правитель Гарина снял свой походный кожаный костюм, сменив его на простую коричневую одежду. Никаких украшений, никакого золота или серебра, только пояс с простой пряжкой и нож в ножнах, целиком выкованный из бронзы. Ни его, ни его замок, кроме этой башни, нельзя было назвать элегантными. Впрочем, возможно, он предпочитал именно простоту.

Гарин окинул короля и королеву осторожным испытующим взглядом и отвесил поклон, в котором не чувствовалось подобострастия. И тем не менее, хотя его разум был скрыт от Элиан, она ощутила какую-то суету. Напряжение, хорошо сдерживаемый страх и… восторг?

«Ликование волка перед тем, как прыгнуть на жертву. Но его жертва вооружена и готова, — мысленно сказал ей Мирейн. — Эта жертва не сдастся так быстро, как он надеется». Мирейн протянул руку, Элиан положила на нее свою ладонь. В одно мгновение без всякого шума стража расступилась. Король и королева прошествовали мимо. Стража следовала за ними. Лишь те, кто охранял покои, остались за их спинами.

* * *

Каким бы роскошным ни был зал во времена старшего Гарина, его сын давно избавился от всего этого. Серые стены длинного помещения не украшены — ни трофеями, ни гобеленами. Зал освещался факелами, вставленными в железные кольца на стенах. А в центре находился очаг, в котором ревело пламя и дымились угли.

Сразу за тяжелой дверью Элиан остановилась. Вдоль стен стояли, сидели на скамьях или ютились на циновках люди Асан-Гарина. Лица, глаза — их были десятки, сотни. Люди в коричневом, сером, желтом, пестро-зеленом.

Поизвав на помощь всю свою силу, Элиан справилась со своим лицом. Она чуть не закричала от возбуждающего душу ужаса, но и облегчения одновременно. Значит, все-таки армия. Значит, им предстоит встретиться с врагом лицом к лицу и, по воле бога, победить.

Словно по чьему-то приказу огонь в очаге взметнулся к потолку и вдруг потух. Позади него открылся помост, а на нем — высокий стол, за которым неподвижно сидели люди: мужчины и одна или две женщины в покрывалах. В глазах Элиан потемнело от дыма и внезапно померкшего света, и она видела все как сквозь пелену.

Впрочем, она и так узнала эти красивые смуглые, бронзовые лица, эти приветливые улыбки. Как того и следовало ожидать, принц-наследник Омиан стоял чуть впереди, а на почетном высоком кресле с балдахином — сам князь Ашана.

Но эти лица бледнели и меркли перед той, что сидела по правую руку от Луйана. Высокая, худая, закутанная в черные одежды женщина с глазами, похожими на треснувшие жемчужины. Ее спутник мурлыкал у нее на руках.

Четыре огненные царапины вспыхнули на щеке Элиан, но она едва ощутила эту боль. Пророчество жгло ее больнее, пророчество она слышала яснее всего. Оно сожгло ее страх, оставив спокойствие и почти удовлетворение. «Итак, — раздалось у нее в мозгу, — это все-таки случилось». И чем раньше все начнется, тем раньше и кончится, на благо или на беду.

За ее спиной гулко захлопнулись двери. Тут же послышались приглушенные крики: это возмущалась стража, а люди Гарина отпускали насмешки. Лишь одному из людей Мирейна и Элиан удалось опередить захлопнувшиеся двери: это был Кутхан, быстроглазый и сноровистый, стоявший ближе всех к своей госпоже.

Мирейн улыбался с прежней королевской величавостью. Когда Кутхан остановился за его спиной, он обратился к тому, кто привел его сюда:

— В этом не было необходимости, лорд Гарин. Я не намерен убегать.

Мирейн спокойно прошел вперед, Элиан шла рядом, а лорд из Янона укреплял их тыл; они прошли весь зал и обогнули потухший очаг. Король улыбался, как будто происходящее развлекало его.

— Князь Луйан, принц Омиан. Какое приятное общество! Вы наконец уладили эту проблему с Эриданом?

Князь пристально вгляделся в лицо Мирейна, словно перед ним стоял незнакомец. Элиан, наблюдая за ним, почувствовала головокружение. Луйана здесь не было. Его можно было видеть, слышать, можно было даже ощутить его запах — слабый и затхлый, какой бывает в старых комнатах, где уже давно никто не живет. Но вместо разума у него было ничто.

Сила Элиан расправила крылья. Внутри у нее все кричало: в этой толпе, где находились люди Луйана, воины Гарина и сторонники женщины по имени Кияли, ее разум натыкался лишь на пустоту. Даже Мирейн… даже он…

Гнев подавил панику Элиан. Изгнанница сидела словно королева магов и улыбалась. Она не обращалась к Элиан ни мысленно, ни словами. Она призывала ее. Приглашала. Она предлагала ей могущество, безграничное по сравнению с высокомерной слабостью Мирейна, и силу, которая не была связана ни со светом, ни с мраком. Элиан воздвигла все свои преграды и спряталась за ними. «Господи! Пусть эти барьеры выдержат, пусть они останутся нерушимыми!» Тем не менее стрелы соблазна ударили в ворота, и искушение запело свою сладкую песнь, призывая Элиан вдохнуть смертоносный воздух.

Луйан заговорил сухо и холодно. Она нашла себе убежище в его наглости.

— С Эриданом мы разберемся, когда придет время. А пока что у меня есть другие, более неотложные дела.

— У меня тоже. — Мирейн склонил голову набок, всем своим видом выражая интерес. — Ты проявил мудрость, князь. Я был склонен ожидать, что ты постараешься заманить меня в ловушку в Цейане или просто будешь ждать нашего появления в Эридане. Но здесь намного удобнее: обширная и крепкая тюрьма для моей армии, укрепленный замок для меня, нашлось место и для твоей армии, а лорд Гарин, по его же собственному признанию, образец верноподданности. Тебе даже удалось прибрать к рукам колдунью, которая смогла бы противостоять моему хваленому колдовству. Именно эту колдунью… Она не рассказывала тебе, почему ослепла?

Улыбка Изгнанницы подобно лезвию разрезала се губы.

— Рассказывала, король Янона. Я ему все рассказала. Однажды ты сумел застать меня врасплох, но больше тебе это не удастся.

— Да, — с готовностью ответил Мирейн, — я не смогу этого сделать. Ты стала намного сильнее с тех пор как предала мою мать.

— Я казнила ее согласно законам, установленным ее же порядком. Тем порядком, который провозглашаешь и ты, дитя жрицы, нечеловеческий сын. Ты высоко вознесся на крыльях лжи. Но любое притворство должно быть разоблачено, и чем больше ложь, тем ужаснее возмездие. Мирейн огляделся.

— А они тебе верят, как я погляжу. Твое искусство манипулировать умами впечатляет. Но, с другой стороны, ты стоишь на прочном фундаменте. Лорд Гарин, мой верноподданный; принц Омиан, которого я принудил к тесной и постоянной торговле с его родовым врагом; князь Ашана, превратившийся из первого и величайшего союзника в вассала с робким взглядом. Люди довольствовались своими войнами и мелким воровством, пока не появился я и не стал мешать им своей безумной уверенностью, что этот мир создан для того, чтобы я им правил.

— Ты сам себе выносишь приговор. — Ну конечно же, родственница, поскольку некоторые пороки представляют собой отличную замену добродетели. Тебе это отлично известно, тебе, убившей невесту Аварьяна. Я сожалею, что отомстил тебе именно таким образом. Мне следовало бы убить тебя сразу или просто отпустить на волю.

— У тебя не было такой силы. Ты был ребенком, необученным, несдержанным. Ребенком ты и остался, иначе не стоял бы здесь передо мной.

— Я мог бы и не стоять здесь. Мог бы проявить королевскую мудрость, если бы не время, которым ты располагала. Ты испортила мой народ; ты расколола мое королевство. Но ты не более чем досадная неприятность. Изгнанница тихо рассмеялась.

— Не буду отрицать. Мы, защитники истины, всегда доставляем неприятности.

— Разве ты можешь различить, где правда, а где ложь?

Мирейн поднялся на помост с той же неотразимой грацией, которая делала его столь опасным в битве. Князья Ашана отпрянули от него, их улыбки давно исчезли. Луйан, оказавшийся в плену своего трона-бастиона, остался на боевом посту, хотя Мирейн склонился над столом и уставился на него настойчивым сверкающим взглядом.

— Итак, князь. Я сделал тебе одолжение, я попал в твою паутину. Меня всегда восхищало искусство, будь то даже искусство предательства. Но одно я не могу простить: то, что ты так жестоко злоупотребил службой своего гонца. Цареубийство может иметь свои оправдания. Убийство больного невинного человека оправданий не имеет.

Князь спрятал глаза; лицо его не дрогнуло. — Лорд Касиен очень честный человек и очень глупый. А что до его болезни, то ведь вас даже в песнях наделяют великим могуществом врачевателя. Или песни лгут?

— Князь, — мягко возразил Мирейн, — двух истин быть не может. Если сказки обо мне — правда, тогда я действительно король, а ты — предатель. Если легенды лгут, то ты, возможно, не такой уж дурак, но зато достоин презрения: убийца своего собственного добросовестного слуги. — Мирейн слегка подался вперед, опираясь на руки. — Кем бы ты ни был, Луйан из Ашана, и кем бы ни был я, запомни вот что: ты получил меня, но мою империю ты не получишь. И она отомстит за меня.

— Да ну, король Янона? — прошептала ведьма. — Неужели тебя так сильно любят? Оружием и песнями ты покорил север. Сто Царств присоединились к тебе, став подарком человека, который был твоим названым отцом. Усыновил тебя, так будет точнее. Но без его силы тебе никогда бы не забраться так далеко. Никогда, при всей твоей гордыне и хваленом колдовстве, ты не смог бы объявить свои владения империей. Сердцем мира правит именно Орсан из Хан-Гилена, он всегда там правил, кто бы ни был его марионеткой. Мирейн выпрямился и расслабился. — Вполне возможно. Ты сама из рода Халенанов, и тебе отлично известна их великая гордость.

Но они никогда не были королями и никогда не будут. Они всего лишь князья, равные остальным князьям Ста Царств. Они не претендуют на более высокий титул, но и меньшее им не нужно. И они никогда не покорятся никакому королю, кроме того, которого сами выберут.

— Король-марионетка. Иллюзия силы, фальшивые королевские почести.

Слепые глаза широко распахнулись, уставившись на Мирейна, словно они действительно могли видеть. В затылок Элиан словно вонзились иглы. Сила собиралась в ней, словно грозовая туча, разрастаясь в дымном тусклом воздухе, заполняя пустоту там, где следовало быть чужим разумам.

— Марионетка, — прошептала Изгнанница тихо и холодно как ветер. — Маленький задиристый петушок, разодетый как король. Люди оказались рабами своих глаз и умно придуманных песен. Так пусть они увидят и услышат правду. Ты — ничто. Пустышка, фальшивка, оболочка из воздуха и тени. Я давным-давно знаю тебя и давно страдаю от этого знания. — Она подняла руку, которую заполнила тень, и вытянула ее перед собой. — На колени, лжец, порождение лжи, рожденный в притворстве. На колени, и знай своего хозяина.

Звук этого голоса пригвоздил Элиан к месту; низкий, дрожащий, пульсирующий и могущественный, он звучал у нее в ушах, в голове. Колени ее напряглись, иначе бы она упала. Глаза наполнились мраком.

И в самом сердце этого мрака качался Мирейн, окутанный тьмой, беспомощный, лишенный сил, потерянный. Словно получив удар, он упал на колени. Его величественное сияние померкло, он превратился в жалкого, маленького, некрасивого человека, разряженного в золото и шелка; лицо напряглось от сильной боли. Той маленькой силы, которой он обладал, было достаточно, чтобы ослепить простой народ, чтобы сделаться в их глазах похожим на короля. Но у него не было защиты от настоящей магии, у него не было силы, не было волшебства, не было божественного величия.

Голова Мирейна откинулась назад, как будто он уже не мог управлять своим телом. Кожа туго обтянула гордые скулы, ставшие бледно-серыми там, где они выдавались вперед, губы посинели. Его била дрожь. Обнажились белые и острые, какие-то дикие зубы.

Сделав усилие, такое отчаянное, что сами каменные стены зала чуть не дрогнули, он поднялся на ослабевшие ноги. Руки его судорожно сжимались, правая царапала поверхность стола. Свет вытекал из ладони медленно, как кровь. И тут пальцы его сжались.

Мрак дрогнул. Ведьма хрипло и пронзительно закричала.

Мозг Элиан чуть не взорвался от воплей внезапно проснувшихся разумов. Все щиты рухнули. Зал наполнился мыслями людей, трепетавших от изумления, дрожавших от враждебности. Спасение было только за спиной Элиан — сильная яростная вера и верность ее капитана, ее друга, сгорающего от гнева и любви к своему королю.

Мирейн стоял на помосте в ореоле света. Он высоко поднял голову, и его сильный голос заполнил весь обширный зал из конца в конец.

— Теперь мне понятно. Все понятно. Меня назвали марионеткой князя Орсана, а князь Луйан пляшет под твою дудку. Меня очень ловко обманули: зря я пытался увидеть что-то значительное там, где крылось самое заурядное предательство.

— Не все люди так слепы, чтобы не видеть правду, — произнесла Изгнанница.

Губы Мирейна вытянулись, обнажая зубы. Но это была не улыбка.

— Ах, как легко ты играешь словами! Правда, ложь… А что ты будешь делать теперь? Устроишь резню? Применишь изысканные пытки — одну или десяток?

— Ни то и ни другое, ответила Изгнанница. — Я не убийца и не мучитель. — Губы Мирейна изогнулись, она почувствовала это и добавила: — И не палач. Ты, который когда-то был полусумасшедшим ребенком, стал королем. Ты прославился своей честностью. И я хочу встретиться с тобой в честном бою. Сила против силы, магия против магии. Хочешь ли ты сразиться со мной?

Элиан не могла вымолвить ни слова, не могла двинуться. Но не ведьма удерживала ее, а Мирейн. Мирейн, который буквально загорелся от восторга.

— Хочу, — сказал он. — У меня есть желание сразиться и есть время. Я сражался с рабом тьмы, как человек с человеком, я бился в тайной схватке с властелинами демонов в северных краях. Но еще никогда мне не приходилось драться с кем-то, кто был бы равен мне в колдовстве, кто служил бы богине так, как я служу богу. Нам предстоит бой по древним законам: победителю достанется моя империя, побежденный умрет.

Изгнанница обратила к нему глаза, словно пыталась найти его лицо. — Ставки столь высоки?

— Ты поймала меня в ловушку. Я знаю, что не смогу убедить тебя отпустить меня и что ты никогда не станешь моим союзником. Я могу мучительно долго выпутываться, пока мой народ будет воевать, чтобы вернуть меня назад, или же могу поставить на карту все что имею. — Сверкнула его улыбка, широкая, белозубая, бесстрашная. — Никто никогда не называл меня расчетливым. Принц Омиан резко выскочил вперед. — Измена! — закричал он. — Я знаю песни. Ни одна темница не может удержать его. Он убаюкает нас своими лживыми условиями, спокойно пойдет к себе в комнату и улизнет в ночь, чтобы потом вериться и обрушить на нас все свои армии. Изгнанница безмятежно улыбнулась. — Успокойтесь, мой господин. Он не хуже меня знает, что не может выбраться из расставленных мною сетей. Только победив меня, он освободится, а значит, нам предстоит биться до смерти. — Изгнанница обратила свои слова к Мирейну: — Да будет так. Борьба истинной силы, по законам властелинов. Согласно их условиям, мы встречаемся на заре. Советую тебе хорошо подготовиться, король Янона.