Все вокруг словно нет ничего вокруг         Кто-то стоит, плачет, смеется и как-то странно падает в ту пропасть зла, которую мы зовем        бездной счастья.

       Полечу до той неведомой точки, про которую мудрецы шепчут: земля!        Полечу на зов таинственной мысли, о которой поэты восклицают: мечта!        Полечу навстречу робкой ошибки, у которой смешное имя: любовь!        Полечу, не зная, где край полета; но зная, что цель полета: счастье!

Наш мир — светлый, единственный — вторгнулся в небытие других миров. Много возгласов раздавалось в темноте:       страсть или покой?       вечность или предельность?       добро или зло?       вера или борьба? Но мощным раскатом заглушил все другие цели возглас нашего мира:       радость или тоска?

       Зови — и придет он, божественный, в лучах солнца, в пламени планет, в запястьях нашего диска, в короне звезд — грозный, непобедимый, страстный, волшебный, чудный, желанный,        но — другой!..

Отразить нашествие врага, соблазн женщины, голос сомнения, наплыв радости, лучи правды, близость цели —        и все-таки остаться        самим собой — это значит забыть о самом важном в жизни: о необходимости перерождаться.

       Сила не знает, кого сломить.        Слабость не знает, как сломить.        Хитрость не знает, зачем сломить.

       Праздник может быть вечным, кратким, недостаточным, но может и совсем не быть, а все-таки считаться праздником.

       Грейся, пока костер с далекой земли над нашим диском еще развевает знаки.        Скоро, скоро потухнет мысль и крик сердца превратится в писк жабы.

       Музыка, не знающая слов, звуков или отзвуков,        но знающая исподволь        горечь терпенья, — становится понемногу музыкой правды вместо музыки лжи.

Что в детстве самое отчетливое?     — Не действительность, а игра. Что в жизни самое действительное?     — Не судьба, а игра с судьбой. Что в мире самое горестное?     — Превращение глубочайших тайн        в простую игру природы…

       Новое не знает закона.        Старое не помнит закона.        Ложное не любит закона.        Правдивое обходится без закона.

       Терпи, но не думай, что это терпенье.        Пламеней, но не думай, что это страсть.        Верь, но не думай, что это истина.        Знай, но не думай, что это мысль.

       В одиночестве мы изобретаем признаки толпы: шум, веселье, самообман, нарядность и слабость мышления…        Но в толпе мы ничего другого так страстно                       не ищем, как одиночества.

    Три атаки я выдержал с успехом: атаку мудрости, желавшей превратить          меня в нищего; атаку глупости, желавшей превратить          меня в гордеца; атаку страсти, желавшей превратить          меня в раба… Но во что-же превратился я теперь,     победоносно отразив все атаки?          — В автомат.

       На вопрос: когда? камень отвечает: давно! страсть отвечает: сейчас! мысль отвечает: потом! вечность отвечает: никогда!        На вопрос: зачем? камень отвечает: все равно! страсть отвечает: для меня! мысль отвечает: для других! вечность отвечает: ни к чему!

         Число — первое и последнее — обобщает жизнь.          Слово — первое и последнее — губит жизнь.          Добро — первое и последнее — творит жизнь.

       Если смерть в смерти, то восславим неизбежное.        Если смерть в жизни, то искупим греховное.        Но если смерть в мысли, то разовьем знамя восстанья!

Я искал тебя        повсюду. Я нашел тебя        где-то. Я потерял тебя        в самом себе.

Две пропасти:        одна разверзлась, но мы — осторожны! — твердой ногой уцепились за куст;        другая убегающая — но куда более опасная! — все наши помыслы влечет за собой.

Много врагов было у меня: пьянство, разврат, поблажка лжи, презренье к честности и к чужому труду.        Один только враг        остался у меня:        желанье сотворить        как можно больше        добра! И стоят вокруг хвалящие меня, спасенные мной, кричащие мне: мы — твои друзья!        Но почему        мерещится,        будто надо мной        снова сверкают        пасти злобных врагов?..

       Вот, возьми. Для тебя одной я приготовил этот подарок.        Нет, отдай. Иначе ты станешь вне живого мира призрачным существом.

       Суд над мыслями? Но ведь каждая мысль оправдаема!        Суд над словами? Но ведь каждое слово изменимо!        Суд над поступками? Но ведь каждый поступок, имеет свое значение.        Суд над другими? Но ведь тогда весь вопрос сводится лишь к тому — кто сильнее?        Суд над самим собой? Но ведь всякий и без того свой главный враг!        Суд над Судьей? Вот единственное целесообразное понятие справедливости.

Разве только Живое умирает? Разве улетучивается только Время? Разве только в Пространстве тесно? Разве только перед Опасностью страх?     Вот вопросы — дикие вопросы — на которые я, не ища ответа, все-таки всем телом, всем порывом, всей душой, всей злобой и всей мукой отвечал…

       Когда устанем совпадение обстоятельств считать судьбой и признаем единственную, могущественную бесцельность, —        тогда воспрянет духом всякое преследуемое, приниженное существо, и вместо прежнего возгласа:        я, как камень! оно сможет воскликнуть: я — камень!

       Путник думает, что движется, но на самом деле — чем чаще ступает нога, чем ярче любуется глаз, тем упорнее молчит сердце…        Я же, стоя на месте, предпринимаю дальние путешествия в страну мечты, в страну познания, в страну памяти…

       Безумец мечется впотьмах, но разве умник знает, к чему стремится?..        Слава кажется часто незаслуженной, но разве позор тоже падает всегда на виновного?..        Повтори прежнюю ошибку, и нам уже покажется, что она превратилась в истину.

       Жизнь, протекающая для скромных, как тысячелетие, для пылких, как миг, для скептиков, как обман, —        требует столько жертв,        налагает столько забот,        разрушает столько надежд, — но все это лишь потому, что мы        всегда стараемся отожествить ее с какою-то        загадочной целью…

       «Проклинаю, но не долгие дни забот, а краткие миги счастья, канувшего без возврата».        Проклинаешь — несчастный слепец! — не причину твоего горя, а единственный вход в чертог мечты.        Оставайся же запертым бесчисленными замками на черном дворе заботы, без проблеска лучших дней…

       Новое слово повергнет мир в тайну без вопросов, в хаос без пучин.        Новое слово приблизит и приобщит веру к сомненью, знанье к истоку чудес.

       Вот она — твое счастье.        Вот она — твоя любовь.        Вот она — твое горе.        Вот она — твое забытье.        Где она — моя вера?        Где она — моя любовь?        Где она — моя радость?        Где она — моя тоска?

       Гроза еще не разразилась, но слезы уже текут.        Война еще не настала, но условия мира уже найдены.        Вера еще не померкла, но злоба уже кипит.        Мечта еще не осенила, но обыденность уже клянет…

       Если я ищу новое чудо, то имя ему:        истина. Если ты ищешь новое чудо, то имя ему:        соблазн. Если мы ищем новое чудо, то имя ему:        победа. Если она ищет новое чудо, то имя ему:        счастье. Если они ищут новое чудо, то имя ему:        ложь. Если немногие ищут новое чудо, то имя ему:        тайна. Если никто не ищет нового чуда, то имя ему:        жизнь.

       Я иду к тебе: весь мир кажется клеткой радости.        Я иду с тобой: весь мир кажется отсутствующим.        Я ухожу от тебя: весь мир плачет и тоскует.

       Быть поэтом, это не петь песни, ни слушать песни, ни знать песни, ни верить в песни, а —        бежать от песни: песни жизни, которая беспощадно, всегда и повсюду, преследует избранника, превращая все окружающее — выспренное, низменное — в поэму.

       Все дальше от истины, но зато все громче, самонадеяннее раздается проклятье.        Все чище в помыслах, хотя скромно и самоотверженно раздается молитва.        Все торжественнее, побеждая своей внутренней убедительностью, — не раздается, а сосредоточивается творческая мысль…

    Я украсил свою жизнь воспоминаниями о смерти.     Тихой радостью я расцветил свою тоску.     Все простое и доподлинно известное я превращаю в тайну.     Кипя вечным порывом, я не стремлюсь ни к чему.

       Вонзи копье мудрости в рану любознания;        просверли дыру, дарящую полусвет темнице наших недостатков;        заставь поверить в чудесное из-за невозможности подчиниться ему;        окружи покоем и почетом все, к чему относишься с отвращением,        — и ты поймешь, что не жизнь ухудшает нас, а мы ухудшаем жизнь…

Всем, кто изнемогает, говорю: грозный мститель восстанет за вас.     Все, кто изнемогает,     говорят:     не отомщения нам надо,     а только облегченья от мук. Всем, кто изнемогает, говорю: откажитесь от своих страданий, и будет облегченье вам.     Все, кто изнемогает,     говорят:     мы имеем право на облегченье,     хотя и оставаясь страдальцами. Всем, кто изнемогает, говорю: хорошо, страдайте, но заставьте страдать и других.     Все, кто изнемогает,     говорят:     мы гордимся не местью,     а справедливостью. Всем, кто изнемогает, говорю: месть, это — справедливость.     Все, кто изнемогает,     говорят:     но ведь наши права     только в нашем страданьи. Всем, кто изнемогает, говорю: ну, так откажитесь от своих прав.     Все, кто изнемогает,     говорят:     отказаться от прав,     это было бы мучительно.

Нашему диску суждено возвестить всем мирам следующую истину:        клик победы — тоска!        тайна знанья — тоска!        спутник счастья — тоска!        смысл веселья — тоска! Живое и мертвое, прошлое и настоящее соединяется под покровом тоски.

Знать и не знать, верить и не верить — какое счастье! какой обман!        Уметь и не уметь,        бояться и не бояться —        какая радость!        какая пытка! Жалеть и не жалеть, помочь и не помочь — какая победа! какое поражение!

       Там где-то я воспринял свою первую цель:                  счастье.        Смятый в толпе, я присмотрелся к новой цели:                  истине.        В самом себе я ищу и нахожу высшую цель:                  мятежность.

       Искупляю — но ни грехи, ни ошибки, ни помыслы, а содеянное в слишком доверчивом               наплыве чувств        добро!

       Мне ли, старому воину, предаваться разладам души?        Пусть меч рассечет сомненье;        веревка свяжет фантазию;        камень разобьет страхи;        стрела вонзится в ореол истины, — и вместо возгласа:        я убеждаюсь! можно будет воскликнуть:        я победил!

       Совпадение звуков еще не творит поэта.        Совпадение мысли еще не достигает истины.        Совпадение чувств еще не равносильно любви.        Совпадение страха еще не означает опасности.        Но совпадение лжи доказывает, что над жизнью парит высшая цель.

       Победа. Но неужели первый победитель знал, что погубил чувство достоинства, голос справедливости, жажду бескорыстия, — все, чем украшается наша жизнь?..        Победа. Но неужели последний победитель сможет возвратить залог, украденный у спящей судьбы?..

       Сколько триумфов проходят незамеченными, но сколько ошибок наполняют своим пустословием мир!        Сколько намерений остается без выполнения, но сколько случайностей созревает в тиши!        Сколько существ копошится и трясется, но вглядишься и не найдешь ни одного настоящего существа!        Сколько миров окружает другие миры, но если бы их не было, то тогда именно было-бы что-нибудь!..

       Первый соблазн — милый соблазн: прикрасить правду.        Второй соблазн — жгучий соблазн: изменить правду.        Третий соблазн — главный соблазн: сказать правду.

Далекие тени, наводящие ужас, тихо и любовно подошли ко мне. «Не трепещи», сказала одна тень: все, что кажется чудесным, уже повторилось. Только самое обыденное вечно — ново. «Не отступай», сказала другая тень: единственная правда, из-за которой стоит бороться, таится впереди. А все свершившееся достойно забвенья. «Не горячись», сказала третья тень: неужели ты надеешься изменить неизменное? А все изменчивое изменится и без тебя…        Близкие тени,        наводящие ужас,        тихо и любовно        отошли от меня.

       Припомни: Когда ты потребовал от счастья доказательства в его верности, оно ответило:        Ведь я убегало от тебя, изменяло тебе, насмехалось над тобой — и все-таки возвратилось к тебе.        Так неужели могу я тебе казаться неверным?..

       Путь один для всех.        Но герой видит только цель,        трус все глядит назад,        лжец озирается по сторонам,        а фантаст смотрит лишь наверх.

Негодуют. Шумят. Но успокоятся.        Молчат. Плачут.        Но воспрянут. Умрут. Погибнут. Но развеют повсюду        идею мятежа…

В жизни одна цель:        отказаться от цели. В смерти одна цель:        восторжествовать над целью. В тайне одна цель:        слиться с целью.