Сразу же после занятий Шура Чоп бежал в крольчатник. Благо, это совсем недалеко, только пересечь наискосок шоссе. Нередко Шура наведывался в крольчатник и во время большой перемены.

У входа в сарай висело расписание дежурств и не было, пожалуй, случая, чтобы кто-нибудь опоздал пли вовсе не пришёл.

Хотя ребята очень добросовестно выполняли все указания Николая Сергеевича — шефа юных кролиководов, — недоверчивый Шурка дотошно проверял сам, всё ли сделано как следует. Все ли кролики получили назначенную пищу, во всех ли клетках есть свежая вода и сменена ли подстилка. Особенно заботился он о крольчихах. Они занимали самые удобные клетки, и каждая была снабжена «визитной карточкой», в которой были указаны кличка крольчихи, возраст и ежедневный рацион.

Каждая матка получала свой корм, и Шурка безошибочно знал, что шиншилла Фиалка любит люцерну, Снежная Королева — тимофеевку, а Ритка — люпин или клевер.

Однако нужна была осторожность. Не раз Шурка предупреждал ребят, как опасны для кроликов мак, куриная слепота, дурман, вороний глаз, лук и чеснок, которые иногда попадались в просушенных травах.

Больше всего Шурка дорожил пуховой ангорской самкой, которую как-то принёс Николай Сергеевич.

— Смотри! — предупредил Николай Сергеевич. — Береги как зеницу ока. Крольчиха дорогая.

А Шурка готов был расцеловать милого Николая Сергеевича. Такой крольчихи не имел даже Антон Пугач. Выглядела она совсем как пуховый шар. И голова круглая, большая, с длинной шерстью, а уши короткие, стоят прямо, и на кончиках — смешные кисточки. Кролики этой породы бывают белые, чёрные или голубые. Шуркина крольчиха была совсем белая и в честь собаки-космонавта Белки Шурка назвал свою любимицу Белкой.

Весь день Шуру прямо распирало от счастья. Он знал, что одна ангорская самка с приплодом может дать столько пуха, что его будет достаточно на три лётных костюма. Вот какую крольчиху подарил Николай Сергеевич!

Ясное дело, что короткошерстные, шкурковые кролики, всякие беспородные и рексы, которых насчитывалось уже штук двадцать с лишним, должны были уступить Белке лучшую клетку. Ведь пуховым необходима особая чистота и сухость.

Но скоро Шура привык к мысли, что у него есть ангорская крольчиха, и стал мечтать, а потом и вслух говорить о том, как бы достать мардера. Это тоже был дорогой кролик. Шурка где-то вычитал, что мардера вывели в Армении и он похож по цвету шерсти на куницу. Совсем коричневый! Знал Шурка, что есть ещё чёрно-бурые и вуалево-серебристые кролики. Их вывели в Татарии. Хотелось также иметь русского горностаевого, у которого шерсть совсем белая, только на мордочке, ушах, хвосте и лапках чернота. А глаза красные. Эх, если бы достать такого!

Но тут захворала Белка, и Шура сразу же забыл о горностаевом и мардере.

— Должно быть, отравление, — определил доктор. — Необходимы внимательный уход и строжайшее соблюдение диеты.

Иван Кузьмич полагал, что в корм случайно попал мак, куриная слепота или дурман. Встревоженный Шурка решил сам выполнять все предписания доктора. Он давал Белке слабительное, осторожно массировал её больной живот и сам ходил в кормовую кухню зоосада, где по указанию Ивана Кузьмича готовили для Белки специальный диетический корм.

Заведующей звериной кухней, как называли её все работники зоосада, была Серафима Игнатьевна — пожилая полная женщина такого маленького роста, что ей приходилось подставлять скамеечку у плиты, когда она размешивала ложкой суп или кашу в большом котле. Прямо не верилось, что Серафима Игнатьевна этими маленькими руками однажды загнала в клетку свирепого медведя и с ложечки выкормила львицу Викторию — самую большую в зоосаде.

— Это у нас храбрец! — говорил о хозяйке звериной кухни Николай Сергеевич.

Но Серафима Игнатьевна была не только храброй, а доброй и ласковой. Вот почему её любили и люди, и звери.

— Добро пожаловать, кроликовод! — приветливо встретила Шурку Серафима Игнатьевна. — За чем пришёл?

— Белка заболела. Ангорская крольчиха, — объяснил Шурка. — Так Иван Кузьмич прописал ей диету.

— А, знаю! — вспомнила Серафима Игнатьевна. — Доктор говорил мне и даже в журнал записал.

Шурка с интересом осматривался вокруг. Серафима Игнатьевна, видно, уже знала от доктора, что Шурка по-настоящему любит животных. Лукаво подмигнув, она сказала:

— Хочешь осмотреть звериную кухню?

— Ага, — обрадовался Шурка.

— А вот как раз моя Танюша пришла за овощами, так она тебе всё покажет и расскажет. Она у меня опытный экскурсовод. — И, повернувшись к дверям, которые вели в другое помещение, Серафима Игнатьевна позвала:

— Та-аня! Таню-уша!

Шурка думал, что заведующая звериной кухней зовёт свою дочку или кого-нибудь из работниц зоосада, но вдруг услышал знакомый голос Тани Калмыковой:

— Я тута-а!..

— Иди сюда! — позвала Серафима Игнатьевна, и через минуту появилась Таня с корзинкой свёклы в руках.

— О! — только и сказала она, увидев Шуру. Таня была удивлена не меньше его.

— A-а, да вы знакомы, я вижу, — догадалась Серафима Игнатьевна. — Наверное, в одной школе учитесь.

— Даже в одном классе, тётя Серафима, — весело сообщила Таня.

— Вот и покажи Шурику наше хозяйство. — И, повернувшись к Шурке, она объяснила: — Рассказчица из меня никудышняя, а Танюша всё покажет, не беспокойся. Ну, идите, ребята, а то у меня, видите, молоко сбегает…

Шурке не очень улыбалось быть в роли слушателя Таньки Калмыковой. Но отказаться он тоже не мог: боялся обидеть Серафиму Игнатьевну. Однако в звериной кухне было так интересно и Таня так весело рассказывала, что Шурка забыл о ссоре.

— Это расфасовочная, — рассказывала Таня. — Каждое утро здесь выдают корм для всех животных. Их несколько сот, но Серафима Игнатьевна и все рабочие хорошо знают, кто что любит…

Оказалось, в расфасовочной продукты раскладывали по мешкам. На каждом мешке написано, чей он. На одном мешке Шура увидел красную надпись «Слон», на другом — «Лев», на третьем — «Страус». Продукты в мешках лежали разные: девять буханок хлеба и килограмм сахара для слона, лук для страуса, а крупа — для ламы.

— Каждый получает свою порцию, — объясняла Таня. — Раскладку составляет сам директор, а звериный доктор и Серафима Игнатьевна помогают ему. Они знают, кому что нужно.

— А ты знаешь? — спросил Шурка.

— Сколько кому надо и что каждый любит?

— Ага.

— Нет, не знаю, — вздохнула Таня.

Ответ понравился Шурке. У него отлегло от сердца, и он впервые за многие дни посмотрел на Таню дружелюбно, без прежней настороженности. Хитрая Танька сразу это заметила и с ещё большим воодушевлением продолжала рассказ о звериной кухне.

— Вкусы у зверей, знаешь, какие разные! — говорила Таня. — Слон Малыш, например, больше всех съедает хлеба, сахара и веников, а белый медведь не может обойтись без рыбьего жира.

— Когда я был маленький, — вспомнил Шурка, — так и я любил рыбий жир.

— Интересно! — воскликнула Таня. — И я любила. А теперь ты любишь?

Нет, теперь Шурка даже запаха рыбьего жира не выносит.

— И я не выношу.

И они с облегчением посмотрели друг другу в глаза.

— Это правда, Шурик, что у тебя заболела твоя замечательная Белка? — спросила Таня.

— Да. Кто-то из ребят накормил её не то маком, не то луком, — не знаю чем. Теперь я сам буду ей готовить корм.

— Хочешь, будем по очереди дежурить? — предложила Таня.

Шурке было очень приятно, но он ничем не выдал своих чувств, а только сказал:

— Что ж, давай. Только ты ведь занята в своём коровнике. Там тоже, наверное, уйма работы.

— Ну и что ж! У меня ведь одна Зозуля, а у тебя целых сто кроликов, — схитрила Таня.

— Ста ещё нет, но скоро, пожалуй, будет.

— Вот видишь…

— А Варвара Ивановна не рассердится?

— Нет, она у меня хорошая. И я ведь не брошу Зозулю. Просто буду меньше гулять, тогда хватит времени и на Белку.

Вдруг она вспомнила, зачем они пришли в раздаточную, и воскликнула:

— Мы с тобой, Шурик, совсем заговорились. Ты помнишь, на чём мы остановились?

— Что белый медведь любит рыбий жир.

— Ага. А львы, оказывается, больше всех выпивают молока. Просто как кошки. Правда, смешно? И все животные, все птицы получают мел и соль. Особенно любит лизать соль верблюд…

— Конечно, — вставил слово и Шурка. — Он ведь привык есть растения на солончаках.

— Это правда. А я и не подумала…

Ребята перешли в другое помещение, где стояло несколько машин. Таня подошла к одной из них, включила ток и пустила воду. С грохотом завертелся барабан, перемывая свёклу, картофель и морковь, которые Таня и Шурка стали забрасывать в железное корыто лопатой.

Шурка знал, что овощи и фрукты надо перед едой мыть, но не думал, что даже зверям — какому-нибудь слону или ламе — дают только мытые овощи.

Рядом другая машина острыми ножами разрезала свёклу на тонкие ломти, и ещё одна машина — зернодробилка — размалывала овёс, ячмень и кукурузу.

А в мясной — большой комнате с цементным полом — на крюках висели целые туши. Дядя Ахмет, в брезентовом фартуке и старенькой тюбетейке, разрезал туши на мясорезке, каждый кусок взвешивал и бросал на железные противни. Как и мешки в расфасовочной, противни имели своих владельцев. На одном противне было написано «Гиена», на другом — «Пума», на третьем — «Лев». И каждый получал свою порцию мяса — один больше, другой меньше.

Все звери ели конину, кроме снежного барса, пойманного в горах Кавказа.

— Барс — зверь капризный, он ни за что не будет есть конину, — объяснил дядя Ахмет. — Вот и кормим его говядиной.

А белые медведи, выдры и ещё крокодилы любят полакомиться рыбой. Выдры и крокодилы глотают любую рыбу, а медведи привередничают и от мелкой рыбы отказываются — едят крупную.

— Теперь я покажу тебе самый важный цех, — сообщила Таня. — Только хорошенько вытри ноги.

Шурка немного потоптался на соломенном коврике у порога и вошёл в просторную светлую комнату, стены которой сняли белизной, а с потолка свешивались длинные липкие ленты для уничтожения мух.

У стены находилась большая плита, от которой веяло жаром. На ней стояли ярко начищенные баки, над которыми поднимался вкусный парок. Возле плиты ходила какая-то девушка. Шурка осмелел и спросил, что сегодня готовится на обед.

Девушка, стоявшая у плиты, улыбнулась.

— В этом котле, — сказала она, — мы варим суп для медведей…

— Разве медведи едят суп? — удивился Шурка.

— Ежедневно. Особенно они любят мясной суп, заправленный перловой крупой.

В большой кастрюле булькала овсянка. Её готовили для слонов. Для них же отваривали горох. А в другой кастрюле, поменьше, шипела молочная рисовая каша для попугаев.

Открыв духовку, девушка показала противни, на которых поджаривали семечки для белок. Верблюды предпочитали свежему хлебу поджаренные сухари, а белые медведи требовали к каждому блюду рыбий жир. Даже вкусный перловый суп они не ели без рыбьего жира.

— Осенью, — рассказывала девушка, — зверям и птицам нужно больше корма. Бурые медведи запасаются жирком на время зимней спячки, а белочки про запас прячут орехи, семечки и сушеные фрукты.

На большом разделочном столе другая девушка готовила мясной фарш для выдры и лисят. Выдре она положила в фарш яйцо, зелень и рыбий жир.

— Выдра недавно болела, и врач прописал ей витамины.

Для больных зверей на кухне готовили специальные блюда. Шурке показали книгу с записями врача. Таня взяла книгу и вслух прочитала:

«Больному верблюду в течение недели выдавать ежедневно по килограмму яблок». «В рацион выздоравливающей дикой свиньи включить пол-литра молока». «Китайскому крокодилу давать по одному яйцу через день».

Шурка заинтересовался, почему врач прописал крокодилу яйца.

— У него болят зубы, — объяснила девушка. — Для крокодила это опасно.

— А как врач узнал, что у крокодила болят зубы? — удивился Шура.

— Это уж вы спросите у Ивана Кузьмича, — засмеялась девушка. — Я ведь не доктор. А ты из юннатского крольчатника? — спросила она.

Шура кивнул.

— Для твоей больной паёк уже готов. Можешь взять его в раздаточной.

Шурка поблагодарил и направился туда.