Вымахнув наружу, десантник спружинил ногами, перекатываясь. Вскинул оружие, срезая высунувшегося из ближних кустов фрица. Удачно попал, прямо по центру груди. Следом завалил еще одного, наивно полагавшего, что сосенка толщиной с ногу защитит от плазменного импульса. Собственно, она и защитила, разлетевшись в огненную труху, но и фрицу досталось. Так досталось, что почти ничего и не осталось. Один из диверсантов оглянулся, коротко кивнув: спасибо, мол. И тут же кубарем полетел, роняя автомат, на землю. Второй метнулся к товарищу, упал возле него на колени, дал широким веером пару длинных очередей. Залег и снова открыл огонь, теперь стреляя экономно, с отсечкой в несколько патронов.
Выругавшись, Алексей несколько раз пальнул в ответ, каждый раз слегка смещая ствол и выжигая заросли вместе с укрывавшимися в них немцами. Получилась практически непрерывная очередь из десятка выстрелов. Случайно зацепить кого-то из космодесантников он не боялся – подобное они с Володькой оговорили еще до начала операции: Локтев заверил, что энергетическая защита без особого труда выдержит попадание маломощного сгустка его оружия. А «полноценную» штурмовую винтовку Лехе никто давать не собирался.
Что, суки, оценили? Жарковато стало? Ничего, привыкнете, дальше только хуже будет. Поскольку тут вам не Франция с Польшей. Закончилась легкая прогулка по Европе, в аккурат на советской границе и закончилась.
Одним движением буквально зашвырнул в самолет охнувшую от неожиданности Савушкину, следом подсадил Батищева. Судя по истеричному визгу, девушка приземлилась на мертвого фрица. Ничего, переживет, и не такое уже видала. Побежал к осназовцам. Раненый был без сознания, но еще жив, хотя розовые пузыри на губах особого оптимизма не добавляли. Подхватив под мышки, потащил к самолету, проорав второму, чтобы прикрывал. Мельком пожалел, что не подобрал ППД – можно было дать Ваське, с одним пистолетиком от него особой пользы нет. Ладно, и без его помощи справится. Дотянул, приподнял на уровень люка, передал Борисову, рванул обратно, не обращая внимания на противно взвизгивающие вокруг пули.
За спиной взревели моторы «пятьдесят второго», и самолет начал разворачиваться. Поток воздуха от стремительно вращавшихся винтов мягко толкнул в спину, прибил истоптанную траву, швырнул в лицо какой-то мелкий мусор. С опаской покосившись на сверкающий диск ближайшего пропеллера, Степанов плюхнулся рядом с диверсантом, занимающимся перезарядкой. Отстреляв по опушке еще серию, прикинул, что заряда осталось импульсов на десять-пятнадцать. Сам виноват, незачем было на максимуме пулять! Хотя эффект ему понравился. А вот фрицам, скорее всего, нет. Но и экономить уже пора начинать, запасной батареи у него нет – подтянув за ремень пистолет-пулемет раненого осназовца, добил «бубен» короткими очередями. Все, что ли?! Ну да, все. И запасного в наличии не имеется. Обидно…
– Гляди! – проорал в ухо осназовец, возбужденно тыча рукой в небо. Обернувшись, Леха проводил взглядом в очередной раз пронесшийся над поляной транспортник. Ну, тоже понятно: пилоты не понимают, что происходит на земле, а получить информацию не могут, поскольку связь, спасибо Бергу, не работает. Вот и решают, как поступить – то ли улетать, то ли еще пару кругов нарезать, сжигая драгоценное топливо.
– «Нулевой-раз», настрелялся? – чуть запыхавшимся голосом осведомился старший лейтенант. – Прикрой пулеметчиков и радиста, они отходят на тебя. И грузитесь, мы почти закончили. Сейчас небо почистим, и следом. Минута всем.
– Принял, «Первый», – Степанов приготовил бластер. Может, все-таки понизить мощность? Да не, на фиг. Так даже интереснее. Ну, в смысле, эффективнее.
– Наши! – пихнул в бок диверсант. – Командир с Витькой идут, и «Птица» с ними. Прикрываем!
Десантник уже и сам увидел бегущих со стороны противоположной опушки бойцов. Первым Трофимов с пулеметом, следом – Порошин, помогавший едва передвигающему ноги радисту, руку которого он закинул себе через плечо. Свободной рукой ефрейтор тащил последнюю «чебурашку», держа магазин за транспортировочный ремень. Младший лейтенант периодически останавливался и, припав на колено, долбил по кустам короткими очередями. Пулемет он при этом держал за пистолетную рукоятку и обмотанный какой-то тряпкой ствол впереди магазина.
– Угу, – согласился Алексей, вскидывая оружие. Окошко виртуального прицела послушно приблизило дальние заросли. Ну, и где же вы? Ага, вижу – наведя прицельную марку на мелькнувшую в ветвях каску, выстрелил, прикинув упреждение. Попал. И еще раз попал, в следующего. Блин, да на фига он дурью мается?! Все равно батарея на исходе. Короче, ловите, фрицы! Кушайте, не обляпайтесь: очередная серия выстрелов просто выжгла добрый десяток метров подлеска. Пальнул еще несколько раз, после чего индикатор заряда коротко полыхнул красным и погас, высветив «0». Прямо как в фильме «Чужие», блин! Все, отстрелялся. Да и ладно, и без того есть чем заняться…
– Коля, прикрой! Я пока раненых оттащу.
– Только быстро, – не оборачиваясь, бросил диверсант, продолжая экономными сериями опустошать диск. – У меня от силы треть магазина осталась. Только я не Коля, Никифором меня звать. Иванов фамилия. А Кольку ты в самолет погрузил.
– Постараюсь, – запихнув бластер в держатели разгрузки, Леха рванул к осназовцам. Вовремя: нога Порошина внезапно подломилась, и осназовец, выронив магазин, вместе с радистом завалился метрах в десяти от разворачивающегося «Юнкерса». Камуфлированная «амеба» на правом бедре стремительно темнела, пропитываясь кровью. «Стриж» лежал ничком, видимо, потеряв при падении сознание. Подстрелили все-таки! Ничего, главное – живыми отсюда улететь, а уж там аптечка наверняка поможет. По себе знает…
Бросив на упавших товарищей быстрый взгляд, Трофимов залег в нескольких метрах. И, подложив под пулеметный ствол солдатский сидор, продолжил стрелять, отвлекая от раненых внимание.
Десантник поднырнул под угловатый фюзеляж и побежал по кратчайшей траектории. Страха не было – чай, не аэробус какой, в турбину не затянет, главное – подальше от винтов держаться. Подхватив радиста, в три приема дотянул до самолета, передав в руки летуна. Маячивший за его спиной Батищев оттащил раненого внутрь. Повторил операцию с ефрейтором, прыгавшим на здоровой ноге и изо всех сил пытающимся помочь. Лучше б не пытался – как обычно и бывает в подобной ситуации, больше мешал. Да и нельзя с раненым бедром прыгать, только кровотечение усилится. Это он пока такой бойкий, поскольку на адреналине. А потом раз – и приехали. Болевой шок, кровопотеря – и награда посмертно.
– Держу, – Василий с натугой перевалил Порошина через обрез люка. – Ух, сколько кровищи-то!
– Жгут выше раны затяни, и аптечку используй. Быстро, а то помрет, по ходу, серьезно зацепило! И не торчите, блин, в проеме! Валите внутрь, я сейчас. Да, и второй люк откройте. Тот, что с другой стороны.
На ходу подхватив оброненный магазин и автомат кого-то из бойцов, вернулся к Трофимову, последний метр буквально проехав пузом по траве. Шальная пуля дернула бронежилет, еще несколько подбросили вокруг султанчики земли. Пристрелялись? Да и хрен с ним. Пусть лучше по ним с младлеем лупят, чем по самолету. Ежели попадут, они, по крайней мере, не взорвутся.
– Живой? – равнодушно осведомился Андрей, даже не повернув головы. – Это хорошо. Помоги перезарядиться, руку сильно обжег, пока бежал. Ствол, сволочь такая, раскалился, а сошек нет.
– Сейчас, – Степанов быстро перезарядил MG, отбросив в сторону пустой магазин. Обмотанная вокруг ствола тряпка противно воняла паленым и дымилась. – Подменить?
– Не нужно, приноровился уже. Патроны есть?
– А буй его знает, – честно ответил Леха. – Наверное. Сейчас проверим.
И плавно выдавил спуск, уложив автомат диском на ладонь согнутой в локте руки. Вроде так правильно из него стрелять? ППД-40 послушно протарахтел короткой очередью. Интересный агрегат, достаточно мягко бьет, за счет веса, наверное. И отдача совсем небольшая. Рядом раскатисто зарокотал авиационный Maschinengewehr, щедро прореживая опушку свинцово-латунной строчкой. Патроны Трофимов больше не экономил, прекрасно понимая ситуацию. Уйти им уже не дадут, значит, или взлетят – или не взлетят. Если второе, пистолет для последнего боя всегда найдется. И граната, когда патроны закончатся.
Дав еще пару очередей, Леха махнул рукой Иванову, уже расстрелявшему боеприпасы: мол, шуруй в самолет. Тот все понял верно, рванув к «Юнкерсу». Интересно, отпущенная Локтевым минута уже закончилась? Если внутренний будильник не врет, однозначно да. Угадал:
– «Нулевой», все в войнушку на наиграешься? «Фиалка», тебя тоже касается! Грузитесь живо! «Второй», «Третий», «Четвертый», уничтожить воздушные цели. Огонь!
Осознав, что именно он услышал, Степанов поневоле убрал палец со спускового крючка. Так вот что Володька имел в виду, когда обещал «почистить небо»! Те самые будущанские ПЗРК, действия которых он так и не увидел!
– Андрюха, слышал? К самолету! Бегом!
– Так патроны ж еще есть… – не успевший привыкнуть к «носимой радиостанции», немыслимым образом умещавшейся в надеваемом на голову крохотном устройстве, Трофимов на миг затормозил. Но только на миг – в глубине души Леха не переставал удивляться, как все-таки быстро предки воспринимали любые новые знания, даже те, что опережали их время на сотни лет. – «Первый», принял. Отходим с «Нулевым».
И все-таки, не удержавшись, ахнул:
– Лех, гляди! Ох ты, да твою ж через коромысло…
Космодесантников, маскировка которых по-прежнему работала в максимальном режиме, товарищи не увидели. Просто из трех разных мест внезапно и абсолютно бесшумно рванулись в зенит три вытянутые тени, тянущие за собой едва различимый белесый след. Какими именно двигателями оснащались эти ракеты, Степанов даже не догадывался – одно понятно, что не твердотопливными. Да и какой смысл забивать подобным голову? Володька обещал поподробней объяснить, да все как-то времени не было.
Первая настигла удалившийся на полкилометра транспортник, тут же расплывшийся роскошной огненной кляксой. Эффектно рвануло, словно в насыщенном высококлассной компьютерной графикой кино: сначала взрыв, затем десятки несущихся к земле дымных метеоров из пылающих обломков. И гулкий раскатистый «бу-бум-м», донесшийся спустя полсекунды. Следом сгорели и оба Bf-109 прикрытия, барражирующие километрах в трех выше. Причем пилот второго успел среагировать и крутнулся через крыло, попытавшись уйти от непонятной опасности резким сбросом высоты. Вот только умная ракета подобного мастерства не оценила: смертоносный росчерк просто пропустил самолет мимо, выполнил разворот – разворот, блин! Почти на девяносто градусов! – и аккуратно впилился в хищный фюзеляж на уровне мотора. Неяркая вспышка, небольшое дымное облако и горсть тающих в небе искр – вот все, что осталось от одного из лучших истребителей Люфтваффе. Интересно, что ж там за боеголовка такая, если дюраль вспыхивает, словно бумага?
– Время теряем! – первым опомнился Степанов. – Давай за мной, перрон отходит.
Помогая младшему лейтенанту забраться в люк, Леха едва ли не против воли оглянулся, намертво запоминая картину недолгого боя. Дымящаяся, а местами и горящая, опушка леса; тела пострелянных гитлеровцев; размытые тени спешащих к самолету космодесантников. Если сейчас им удастся вырваться, больше он всего этого не увидит. Вообще не увидит, поскольку вернется, пусть и не сразу, в свое время. И война для него закончится. Вот только и там, в кажущемся отсюда вполне благополучным, будущем, тоже идет война. Другая – но война. И кукловоды по большому счету все те же, к сожалению. Да и вообще, какая разница, где ты сейчас находишься, в каком именно времени? Война всегда идет в настоящем – для того, чтобы ее не было в будущем…
Зло выдохнув сквозь плотно сжатые зубы, Степанов ухватился руками за закраины люка. И к чему это он вдруг расфилософствовался? К дождю, наверное…
Выстрелов Степанов не услышал – все заглушал рев выходящих на взлетный режим авиамоторов. Просто что-то звонко протарабанило по обшивке, кипятком ожгло висок и сильно толкнуло в спину, буквально впечатывая лицом в дюраль борта. На полном автомате Леха развернулся, вскидывая пистолет-пулемет и одной очередью сжигая последние патроны. Рослый эсэсовец с залитым кровью лицом – каски на его голове отчего-то не было – с MG-34 наперевес несколько раз дернулся, тяжело опустившись на колени. И, уже падая ничком, успел еще раз нажать на спуск, не сводя с Лехиного лица горящего ненавистью взгляда. Пламегаситель на миг расцвел огненным венчиком. На миг – поскольку в ленте оставалось всего несколько патронов.
Удар. В грудь, чуть пониже правой ключицы. И еще один, в живот. Сложившись в поясе, Степанов мешком завалился на бок. Что ж ему хреново-то так?! И дыхания не хватает, будто под дых кулаком саданули. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Чисто бобер из того тупого анекдота, блин. Неужели бронежилет не выдержал? Не справилась та самая «гражданская защита»? Или просто три пулеметных пули разом все-таки многовато даже для продвинутых будущанских технологий?
«Всем номерам – вглухую», – донесся до балансирующего на грани беспамятства сознания голос Локтева. – Заряд «1», без задержки. Удаление на взрыватель – сто, высота – ноль. Огонь по готовности».
– Разведка, ты чего это вдруг разлегся? Нашел время. – Батищев подхватил десантника, рывком поднял на дрожащие ноги. – Идти сможешь? Всего шаг сделай, ребята подхватят. Подсадить?
– Сам. – Леха более-менее пришел в себя. По крайней мере, сумел самостоятельно вздохнуть. Сплюнул под ноги тягучей розовой слюной – расшиб губы об фюзеляж. Смех и грех, честное слово! «Пострадавший, у вас лицо в крови. Что случилось? Меня немецкий самолет сбил, товарищ сержант, на нерегулируемом переходе. Нет, номера не запомнил, цвет – серый металлик». Блин, ну что за хрень в башку лезет?!
С помощью особиста забрался – скорее ввалился – в самолет. Придерживаясь за борт, принял вертикальное положение. Покачнулся, но, спасибо поддержавшему Трофимову, не упал. Убедившись, что помощь больше не нужна, младший лейтенант вытолкнул наружу труп радиста, следом подтащил второго застреленного немца, того, которого Леха с летуном сработали в кабине. Ну вот, все при деле, один он волынит…
В этот миг транспортник тяжело качнулся из стороны в сторону. Сначала справа налево, затем в обратном направлении. В просвет люка ворвалась упругая воздушная волна, по обшивке прошелестел какой-то мелкий мусор. И Степанов, наконец, связал воедино этот толчок и услышанный в гарнитуре приказ Локтева. «Заряд—1» – это термобарический боеприпас. Володька решил на всякий случай подчистить не только небо, но и местность. Значит, можно спокойно взлетать – вряд ли теперь по ним уже кто-то выстрелит. И это – хорошо, это очень даже правильно.
Пошатываясь, Алексей потопал по десантному отсеку. И едва не рухнул в очередной раз, когда на него многословным ураганом налетела Савушкина:
– Лешенька, любимый, что, ранили, да?! Сильно ранили?! У тебя пол-лица в крови! Сейчас перевяжу! – девушка неумело пыталась разорвать оболочку перевязочного пакета.
– Ирка, угомонись, душевно прошу. Да не дергай ты меня, – прохрипел Леха, тяжело опускаясь на одно из идущих вдоль борта сидений. – Давай помогу.
Разорвав индпакет, Степанов вытащил бинт, оторвал примерно треть и прижал к виску, промакивая кровь. Уф, больно! Остальное вернул практикантке:
– Глянь, что там? Сильно зацепило?
– Не, не сильно, просто кожу рассекло, сейчас перевяжу. Ты пока аптечку поставь.
– Угу, – Степанов активировал медикит, приложил к оголенному с помощью девушки предплечью. Кожу привычно кольнуло и защипало, по телу разлилось приятное тепло. Ничего, сейчас посидит пару минут – как раз взлетят – и отпустит. Впервой, что ли?
Мимо протопали космодесантники, рассаживаясь на свободных местах. В оживших наушниках раздался спокойный голос старлея:
– Все на борту. Взлетаем.
– «Первый», есть проблема. Подойди в кабину. Связь с «Садовником» готова.
– Принял, Йохан. Парни, займитесь ранеными, помогите «Фиалке».
Осознав, что именно услышал, Леха ощутимо напрягся. Что еще за проблема? Не нравится ему это. И самолет на месте стоит.
– Закончила, Ирк?
– Ага. – Девушка зафиксировала слегка корявую, но надежную повязку булавкой.
– Тогда раненым помоги, там тоже перевязывать нужно. Сейчас вернусь.
– Ты куда это собрался? – подозрительно осведомилась Савушкина. – Аптечка еще не отработала.
– Сказал же, сейчас вернусь, – придерживая свободной рукой медикит, Леха, слегка покачиваясь, двинулся в сторону пилотской кабины, куда перед тем ушел Локтев. Внутрь, понятно, даже лезть не стал – и без него не протолкнуться.
– Вась, что еще за проблема? Я что-то пропустил?
Сидящий на месте второго пилота Борисов обернулся:
– Летчика ранило. Больше никого не зацепило, хоть мы все рядышком находились, а ему прямо в живот прилетело. Шальная пуля, видать.
«Угу, шальная», – десантник припомнил сухое щелканье пулеметных пуль по обшивке. – «Да твою ж мать, ну почему так-то?! Лучше б тот эсэсман меня завалил, чем пилота! А если Васька не справится, не сумеет взлететь? Он ведь истребитель, транспортником ни разу не управлял. А наш борт сюда теперь уже не сядет, полоса занята. И что делать?».
– Вась, и чего ты на меня так смотришь? Взлетай давай. Нету у нас другого летуна, только ты. Единственный и неповторимый. – Степанов взглянул на застывшего в кресле немца. Мертвенно-бледное лицо покрыто каплями пота, на предплечье мигает алым индикатором индаптечка. – А фриц пусть советами помогает, благо переводчик имеется. Аж целых два.
Локтев криво усмехнулся:
– А то без тебя не догадались, коллега! Иди, мешаешь только.
– Иду, – согласился Степанов, найдя взглядом Борисова. – Вась, не страдай фигней. Я помню, о чем ты мне тогда говорил, мол, только И-16 и «Чайку» пилотировал. Но ту тарахтелку на-ура в воздух поднял, хоть и видел впервые в жизни. Взлетишь, я в тебя верю!
– Леш…
– Взлетай, – отрезал десантник. – Часы подарю, как обещал. Все, нет меня. В воздухе договорим.
И решительно двинул в транспортный отсек. Опустившись на неудобную сидушку, расслабился. Как не патетично звучит, он реально сделал все, что мог. Остальное от него не зависит. Если Борисов не справится с управлением, их не состоявшийся полет закончится очень быстро. Удар о деревья, скрежет сминаемого дюраля и взрыв нескольких тонн авиационного бензина. Скорее всего, он даже ничего не почувствует. Как и все остальные, у кого нет навороченной брони…
Помогающая перевязывать раненых Савушкина оглянулась, однако убедившись, что любимый на месте, вернулась к прерванному занятию.
На соседнее сиденье опустился бледный от волнения Батищев, помощь которого в качестве переводчика, видимо, не понадобилась. К груди особист прижимал полевую сумку с электронным планшетом:
– Вишь, как оно вышло-то, разведка… довелось мне все-таки в самолет залезть. Думаешь, взлетим?
Степанов ободряюще сжал плечо товарища:
– Взлетим, Михалыч, куда денемся. На-ка вот, хлебни для смелости, – Леха протянул ему трофейную флягу со шнапсом. – Поможет.
– Спасибо, – на удивление, не стал спорить тот, на несколько секунд приложившись к горлышку. – Тьфу, да что ж за гадость они себе в глотку льют?! И не водка, и не спирт, шмурдяк какой-то!
– Ну дык просвещенная Европа же, – хмыкнул Алексей. – Откуда у них качественному продукту взяться? Как там твоя высотобоязнь себя чувствует? Попустило?
– Вроде бы… Только это, разведка, я фляжку пока при себе оставлю, добро?
– Да на здоровье, – пожал плечами десантник. – Дарю во временное пользование. Главное, закусить не забудь.
Двигатели взвыли, выходя на взлетный режим, и транспортник рывком тронулся с места. Батищев судорожно сглотнул и замер, крепко зажмурившись. Степанов окликнул девушку, вместе с Трофимовым и тремя космодесантниками возящуюся с ранеными:
– Ирка, садись рядом с нами и держись покрепче, потом закончишь. Михалыч, тебя тоже касается, никуда планшет не денется. Мужики, подстрахуйте раненых, чтобы не свалились, сейчас трясти станет. И сами за что-нибудь ухватитесь, взлет обещает быть жестким. Попой чую.
Устало прикрыв глаза, десантник нащупал рукой ладошку Ирины, сжал ободряюще и негромко пробормотал легендарное гагаринское:
– Па-е-е-хали!
Ну, они и поехали. Точнее, покатились, постепенно набирая скорость и тяжело подпрыгивая на неровностях импровизированной взлетки.
Секунда, другая, третья…
Самолет разгонялся все быстрее; скрадываемые амортизаторами шасси толчки становились мельче, незаметнее. Моторы уже не выли, а ревели, из последних сил стремясь оторвать тяжелый самолет от земли. Стена деревьев за передним остеклением пилотской кабины стремительно приближалась, вырастая в размерах (этого Леха, понятно, видеть не мог, но отчего-то очень даже живо себе представлял).
Бледный как полотно особист сдавленно сопел, из последних сил сдерживаясь, чтобы не начать материться. Сдерживаясь, поскольку ругаться, находясь рядом с барышней, красному командиру, особенно сотруднику органов, никак нельзя. Барышня же в свою очередь молчала, до крови прикусив нижнюю губу. Ирине было до жути страшно и немного больно: Степанов, сам того не осознавая, все сильнее сжимал ее ладонь.
Транспортник снова подпрыгнул, резко задирая нос; восьмисоттридцатисильные двигатели взяли какую-то вовсе уж запредельную ноту. На несколько секунд навалилась тяжесть перегрузки, и десантник внезапно понял, что они оторвались от грунта. Вопрос только в том, надолго ли…
По дюралевому полу что-то металлически загрохотало, катясь в сторону хвоста, то ли оставленный без присмотра автомат, то ли какой-то незакрепленный элемент интерьера. Мысленному взору Лехи отчего-то представилось жестяное ведро, невесть каким ветром занесенное в пассажирско-транспортный отсек «Тетушки Ю». Обычное такое ведро из хозмага, литров на десять, оцинкованное, с писклявой проволочной ручкой, укрепленной в двух проушинах…
Подивиться очередному необъяснимому выверту сознания Алексей не успел: едва начавший набирать высоту Ю-52 судорожно дернулся, резко подскакивая вверх и тут же проседая на несколько метров. Сквозь забивший уши ватный рев моторов донесся короткий хруст; что-то прошелестело по внешней обшивке. Еще один рывок; самолет сильно качнуло с крыла на крыло – сперва на него навалилась Ирка, затем – Батищев. Рев двигателей, трехэтажный мат не сдержавшегося контрразведчика, вскрик кого-то из раненых и испуганный визг девушки.
«По ходу, лес мы все-таки немного подстригли. Пару секунд, – равнодушно отметил Степанов, которым внезапно овладело какое-то странное спокойствие, граничащее с апатией. – Сейчас или в набор высоты пойдем, или вниз посыплемся. Двадцать два, двадцать три, двадцать… пронесло, опять вверх поперли. Удержал Васька самолет, молодчага».
«Юнкерс» и на самом деле выровнялся, неспешно карабкаясь в безоблачное июльское небо. Моторы теперь гудели ровно, без былого истеричного надрыва. Мощный встречный поток причудливыми узорами размазывал по остеклению ближнего к крылу иллюминатора желтовато-бурые маслянистые потеки. Что это означает и насколько опасно, Алексей понятия не имел, догадываясь, впрочем, что в норме масло из двигателя на остекление брызгать не должно. Все, взлетели…
– Леш… – пискнула привалившаяся к десантнику Савушкина.
– Молчи, грусть, молчи, – пробормотал он в аккуратное ушко девушки. – Сам в шоке, что мы еще живы, если честно.
– Да я не о том! Ты руку-то мою уже отпусти, больно немножечко…