Лужский рубеж, с. Ивановское, 12 августа 1941 года

– Товарищ полковник, разрешите обратиться? – козырнул незаметно вошедший в комнату капитан, дождавшись, пока начальник штаба закончит фразу. Подполковник Марусов с неудовольствием глянул на Завьялова, но смолчал – все-таки адъютант комдива. Да и не станет он просто так отвлекать начальника.

– Что там, Костя? – Кобрин оторвался от расстеленной на столе карты. – Есть?

– Так точно! Над рекой замечена красная ракета. Сигнал тревоги подтвержден по телефонной связи. Гарнизон охраны моста вступил в бой.

– Диверсанты? Подробности доложили?

– Так точно, диверсанты, точная численность неизвестна, ориентировочно около двух отделений. При нападении использовали советский пушечный бронеавтомобиль и грузовик. На мост их пока не пустили, ведут бой с охраной на западном берегу Луги.

– Началось, – удовлетворенно хмыкнул комдив, окинув взглядом собравшихся в помещении людей. Бросив на исчерченную разноцветными отметками карту карандаш, жестом реципиента помассировал переносицу и продолжил:

– Как видите, товарищи командиры, мои сведения оказались точны. Начиная с этого момента у нас остается не более полутора-двух часов до подхода боевой группы полковника Рауса. А это, как я уже упоминал, больше двух пехотных батальонов при поддержке танков, к счастью легких, и артиллерии, в том числе противотанковой. И десять-двенадцать часов, максимум сутки – до того, как к Луге подойдут основные части шестой танковой дивизии. Свое видение ситуации и наших действий я только что изложил, на обсуждение даю двадцать минут.

Заметив, что начштаба собирается что-то сказать, негромко добавил:

– И ни секундой больше, Анатолий Петрович. Ровно через двадцать одну минуту подразделения дивизии получат четкий и недвусмысленный приказ и немедленно приступят к его выполнению. Это не обсуждается. Сами видите, времени на разговоры у нас больше нет, от слова «совсем». Пришло время действовать, если не хотим пропустить противника к Ленинграду. Вопросы?

– Вопросов не имею, – мотнул головой нач-штаба.

Кивнув, Кобрин обратился к стоящему в метре немолодому подполковнику с черными петлицами автобронетанковых войск:

– Иван Ефимович, вы выполнили то, о чем я распорядился перед началом совещания?

– Точно так, товарищ комдив. Рота легких танков с десантом на броне скрытно выдвинулась в район переправы, ждет сигнала у выхода дороги из леса. Танки замаскированы, чтобы исключить преждевременное обнаружение противником. До цели доберутся минут за пять. Пора?

– Прекрасно. Командуйте, пусть заводят моторы и следуют к мосту, самое время. Против чешских «тридцать пятых» их пушек хватит. А потом и подкрепление подоспеет. Как только отдадите приказ, немедленно отправьте следом несколько средних танков, можно даже Т-28 – насколько знаю, у вас подобные в наличии имеются. Против легких танков и вражеской пехоты они отлично отработают, а большего пока и не нужно. Более мощные машины пока прибережем, наступит срок, пригодятся. Вопросы, предложения?

– Не имею, – лихо козырнул танкист, успев бросить быстрый взгляд на склонившихся над картой командиров. Возможно, и показалось, но на лице подполковника Латышева на миг мелькнула быстрая лукавая улыбка: мол, хоть кто-то из присутствующих готов немедленно вступить в бой! А не над картами, понимаешь ли, корпеть…

Кобрин, в свою очередь, незаметно дернул щекой: а вот этого нам не нужно, подобное мы уже проходили. Шапкозакидательством накушались по самое «не могу» еще в конце июня, так что хватит.

– Товарищ подполковник, убедительная просьба: без самодеятельности. На всякий случай еще раз уточняю боевую задачу: роте легких танков отбросить диверсантов и подошедшее к ним подкрепление от переправы, десанту занять оборонительный рубеж вместе с гарнизоном охраны, доставить им боеприпасы. Средним танкам – закрепиться на западном берегу, в идеале окопаться, превратив боевые машины в артиллерийские огневые точки круговой обороны. Если успеете, конечно. Не допустить захвата противником моста и прорыва на противоположный берег. Всеми имеющимися в наличии силами и средствами. И все! Остальное – моя забота. Это понятно?

– Так точно. – Судя по всему, Латышев оказался из числа тех командиров, что умели понимать вышестоящее начальство с полуслова. Равно как и читать между строк.

– Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

– Товарищ майор, теперь вы. – Кобрин взглянул на командира разведбата.

– Слушаю? – без особого удивления в голосе кивнул «главразведчик» Гареев.

– Рустам, твоим ребятам одна из самых сложных задач предстоит, – без вступления продолжил Сергей, опершись кулаками о столешницу с расстеленной поверх картой. – Сам понимаешь, разведданные нам нужны как воздух. Причем свежие. Война нынче маневренная, буквально за час-два очень многое может измениться. А мне, кровь из носу, нужно знать, – Сергей едва не добавил привычное «в реальном времени», одернув себя в последний момент, – как немец реагирует на наши действия, что планирует и какие силы готов бросить в бой. Понимаешь?

– Понимаю, – нахмурившись, кивнул тот. – Разведгруппы готовы, только отмашки и ждут – куда, сколько?

Кобрин усмехнулся:

– Помнишь, ты недавно удивлялся, будто бы я заранее знал, как именно фашист поступит? А я тебе сказал, что нужно использовать логику?

– Так точно, помню, – кивнул тот, явно не совсем не понимая, к чему клонит комдив.

– Вот и прикинь, где именно и как твои ребята соберут больше информации – местность ты не хуже меня знаешь, лучше даже. Речь про шестую танковую дивизию, с группой Рауса мы тут сами разберемся. Я бы на твоем месте отправил несколько разведывательно-диверсионных групп как можно глубже в тыл противника – настолько далеко, насколько сумеют уйти за разумное время, поскольку технической возможности забросить их туда у меня нет. Понимаю, что это не совсем ваша, так сказать, специализация, но никого другого у меня больше нет, только твои ребята. Основная задача, понятное дело, разведка, но если удастся попутно еще и какую-нибудь гадость фашисту учинить – дорогу там заминировать, мостик через топкий ручеек взорвать, чтобы хоть часок, да с переправой провозились, тыловую колонну всерьез пощипать, – так вовсе замечательно. Немцы пока к партизанской войне не шибко привычные, ежеминутно нападения не ожидают, на этом их можно и подловить, особенно тыловиков. А тыловики – это прежде всего снаряды и топливо, которые им очень скоро остро понадобятся на передовой. Потому взрывчатки и боеприпасов пусть твои бойцы берут, сколько унести сумеют, и… не особенно торопятся обратно возвращаться. Работы им на пару-тройку суток точно хватит, а то и подольше задержаться придется. Отдельное внимание обращать на отставшие от колонн командные машины или делегатов связи – этих крайне желательно брать живыми и экстренно потрошить, после чего немедленно докладывать о результатах. Пленных с собой ни в коем случае не тащить, разве что какой генерал в руки попадет.

Кобрин усмехнулся, дав понять, что в пленение, даже чисто теоретическое, немецкого генерала особенно не верит и потому просто шутит.

– Ну и еще несколько малых групп – в ближний тыл. Этим в бой вступать категорически нельзя, исключительно наблюдать и своевременно докладывать о продвижении противника. Подробно докладывать, майор: сколько живой силы, на чем передвигаются, какие именно танки и в каком количестве идут к Луге, типы и калибр самоходной и буксируемой артиллерии – ну и так далее, не мне тебя учить. На тактические обозначения на броне пусть тоже внимание обращают, это может быть важно. В целом понятно?

– Понятно, товарищ полковник, – выдохнул Гареев, заметно посветлев смуглым от природы лицом. Похоже, столь неожиданная идея провести глубокий диверсионный рейд по вражеским тылам пришлась ему весьма по нутру. – Сделаем в лучшем виде!

– Уверен, что справитесь? Я ведь не случайно про специализацию сказал, к диверсионной деятельности твоих ребят специально не готовили.

– Уверен, товарищ полковник, – без малейшей задержки ответил майор. – Мало ли чему нас учили, а чему нет? Общее представление имеется, остальному война научит. Разрешите выполнять?

– Разрешаю. Только без фанатизма, аккуратненько. И вот еще что: что я товарищу комбригу говорил, слышал? Насчет самодеятельности?

– Слышал, – насторожился Рустам.

– Так вот, тебе я никаких ограничений, кроме регулярных сеансов связи, не ставлю, ВООБЩЕ НИКАКИХ. Скорее наоборот – импровизируй, как сочтешь нужным. Мне только одно необходимо: свежие разведданные и результативные диверсии в немецком тылу. Всего одна сожженная автомашина с топливом – это несколько оставшихся без заправки немецких танков, взорванный грузовик с боеприпасами – ставшие безоружными танки, замолчавшие пушки и пулеметы. А это – спасенные жизни наших бойцов на передовой. Все, работай, разведка.

Едва разведчик покинул штаб, Кобрин взглянул на Завьялова:

– Костя, что наши связисты говорят? Связь с аэродромом в Ястребино есть?

– Есть, товарищ комдив.

– Добро, радируй немедленно, пусть поднимут пару самолетов, крайне желательно радиофицированных, мне нужны данные авиаразведки. Насколько близко противник подошел к реке, какими силами – и все такое-прочее. Пусть учитывают, что у Рауса имеется свой зенитный дивизион, так что особенно нарываться не стоит, могут и сбить. Давай, капитан, время нынче дорого.

Дождавшись, пока за спиной адъютанта закроется дверь, Сергей взглянул на командира отдельного саперного батальона:

– Товарищ капитан, прекрасно знаю, что вашей вины в этом нет, но переправа через Лугу и дамба у Ивановского до сих пор не подготовлены к подрыву. Кто конкретно в этом виноват, разберутся компетентные товарищи, – быстрый взгляд на начальника особого отдела – и кивок в ответ. – Вы можете исправить ситуацию? Причем в самое ближайшее время?

Похоже, комбат-сапер меньше всего ожидал, что следующий вопрос окажется адресован именно ему. Мгновенно побледнев, он шагнул вперед:

– Товарищ полковник, подобной задачи передо мной не…

– Невнимательно слушаешь, капитан. Я и сказал, что твоей вины тут нет, – отмахнулся Сергей. – Меня интересует другое: сумеешь подготовить к взрыву мост и дамбу? Взрывчатка и средства подрыва, или как там подобное добро у вас называется, имеются в наличии?

– Так точно, сумею. Имеются.

– Тогда не задерживаю, выполняй. Как – тебе виднее, тут я не специалист. Но мне критически важно, чтобы в случае крайней необходимости мост рухнул в реку в совершенно неремонтопригодном виде. Желательно вместе с вражескими танками и пехотой. А разрушенная дамба устроила немцам небольшой потоп вдоль дороги. На все про все у вас не более двух часов.

– Разрешите идти?

– Работай. – Кобрин глянул на циферблат наручных часов. До отмеренного им срока оставалось еще четырнадцать минут. Уйма времени, можно позволить себе немного проветрить мозги. А подчиненные пусть совещаются, сейчас на них давить не только не нужно, но и вредно.

Выйдя на крыльцо занятого штабом дивизии одноэтажного каменного здания, одного из немногих в поселке, Сергей расстегнул воротник гимнастерки и глубоко вдохнул сырой утренний воздух. Смешно, уже в третий раз оказывается в прошлом, а все никак не надышится. Уж больно воздух далекой прародины не похож на атмосферы известных ему планет. Хоть порой и пахнет не такой одуряющей рассветной свежестью, как сейчас, а тротиловой тухлятиной, порохом и тяжелым амбре горелого человеческого мяса…

Прислушался. Со стороны переправы доносились частая ружейно-пулеметная трескотня и скраденные расстоянием и туманом хлопки ручных гранат. Гарнизон лейтенанта Величева сдерживал противника как мог, даже не представляя, НАСКОЛЬКО важно то, что он сейчас делает. Или как раз представляя? Сергей уже давно, еще со времен первого «Тренажера» и знакомства с особистом Зыкиным, перестал считать предков менее опытными, чем он. Какое там! Скорее наоборот, это как раз они куда как лучше разбираются в… да во всем, если честно! Просто возможности у предков зачастую не имелось, чтобы раскрыться в полной мере, таланты свои проявить. Немец пер напролом, сметая все на своем пути, вот и приходилось в прямом смысле этого слова ложиться под танки, чтобы хоть на час, хоть на сутки задержать этот смертоносный вал. Ничего, парни, держитесь, помощь будет! Недаром же он еще до начала совещания со своим штабом отдал приказ подполковнику Латышеву немедленно поднять по тревоге и отправить к мосту роту танков. Обер-лейтенанта Зигфрида Граберта, лично возглавившего группу поддержки, ждал крайне неприятный сюрприз. Конечно, отделение диверсантов, пять танков и до роты пехоты на бронетранспортерах – серьезная сила, ну да ничего, танкисты вместе с бойцами Величева должны справиться. А потом подойдут средние танки…

– Тарщ полковник, – запыхавшись, выдохнул подбежавший адъютант. Фуражку, видимо, чтобы не потерять в спешке, он держал в руке. – Дозвонился, приказ передал. Обещали вылететь в течение десяти минут.

– Хорошо, Костя, – скупо улыбнулся Кобрин. – Очень хорошо. Будь при мне, скоро начнется.

– Э… – замялся, нахмурив лоб, Завьялов. – А что именно начнется, тарщ командир?

– Бой за ворота Ленинграда, – автоматически буркнул Сергей, тут же мысленно себя выругав. Какие еще, на фиг, «ворота»?! Это ж вроде фрицы так переправу через Лугу называли, а не наши. Хотя… да какая, собственно, разница?

– Ворота? – переспросил капитан, наморщив лоб и обдумывая услышанное. – Так точно, понял. Ну да, все верно, я карту хорошо запомнил. Впереди и на самом деле больше крупных рек нету, напрямую дорога идет. Если не удержим – точно им ворота откроем.

– Обломаются, – буркнул Кобрин. – Приоткроем немного, чтобы в свою удачу поверили и без особой опаски вперед сунулись. А потом створочку так резко захлопнем, что все зубы им на хрен повыбиваем да нос любопытный раскровяним…

* * *

Приказ немедленно выдвинуться к Луге младший лейтенант Василий Серышев, командир роты легких танков, воспринял с энтузиазмом: давно бы так! Сколько можно в тылу отсиживаться, когда война уж второй месяц как идет! Даже стыдно как-то, поскольку фашистские танки он только на картинках и видал, назубок заучивая тактико-технические характеристики и уязвимые места. Взводные, правда, восторга командира, судя по выражению лиц, не разделяли, поскольку все трое успели побывать в настоящем бою. Кто на финской, как сержанты Лапин и Порывай, а кто и совсем недавно, в июне, попав в бригаду откуда-то из-под Минска, где немцы пытались окружить наши части в «котле». Пытаться-то пытались, да не срослось у них, вырвались наши. Это он молчаливого после контузии старшину Губина имеет в виду…

Приняв на броню десант, восемь БТ на максимальной скорости двинулись вперед, за несколько минут добравшись до заданного квадрата. Укрыв танки под деревьями лесной опушки, лейтенант, включив радиостанцию на прием, стал дожидаться команды. Когда над рекой повисла яркая звездочка сигнальной ракеты, Серышев отдал приказ запустить двигатели. Но рация молчала. Мучительно текли минуты – первая, вторая, третья…

По ту сторону реки шел бой, судя по интенсивности стрельбы, достаточно серьезный. Лейтенант с трудом сдерживался, чтобы не вызвать комбрига первым. Но нет, нельзя, ведь четко сказано: «ждать приказа». Вот только это самое «ждать» для мечтающего поскорее оказаться в настоящем бою ротного оказалось самым сложным. Наконец, рация захрипела, и подполковник Латышев спокойным голосом отдал долгожданный приказ…

На ближних подступах к мосту полыхали искореженный взрывом боекомплекта пушечный бронеавтомобиль и съехавший на обочину грузовик, от которого остался один остов. Столбы жирного черного дыма поднимались вверх практически вертикально – утренний воздух был неподвижен, стояло полное безветрие. Курился сизым дымом ДЗОТ с развороченной прямым попаданием амбразурой. Второй продолжал вести пулеметный огонь. Полукружья окопов, охватывающие мост по флангам, огрызались вспышками винтовочных выстрелов; то там, то тут вспухали пыльные облачка разрывов ручных гранат – гарнизон охраны как мог сдерживал наступающего противника. Два в точности таких же ДЗОТа, молчаливыми приземистыми холмиками расположившиеся по обе стороны дороги на восточном берегу, пока молчали, угрюмо провожая колонну советских танков пулеметными стволами. О прибытии подкрепления бойцов гарнизона предупредили заранее, во избежание, так сказать. Так что их никто не встречал, лишь караульный, завидев приближающиеся танки, забросил за спину винтовку с примкнутым штыком и торопливо откинул кверху красно-белое бревно шлагбаума, показывая, что путь свободен.

На несколько секунд высунувшись из башни, Василий оценил обстановку. Похоже, вовремя поспели, нашим сейчас помощь в самый раз будет. Поскольку радиофицированными были только два танка, командирский и одного из взводных, младлей продублировал сигнал флажками: «вступаю в бой, делай как я». И торопливо юркнул в башню, окунувшись в привычное густое, хоть ножом режь, амбре из запахов горячего масла, оружейной смазки, металла и солярки. Пусть броня у «бэтушки» и не шибко надежная, но внутри все одно как-то спокойнее.

Прижав к горлу эбонитовые кругляши ларингофона, младший лейтенант скомандовал мехводу:

– Кольша, мост проходим на максимальной скорости, как спустимся – спихиваешь с дороги горящий броневик и по тормозам. Укроешь машину за обломками, я еще раз осмотрюсь. Поможем нашим немца бить!

– Понял, – почти понятно булькнуло в наушниках танкошлема.

– Вперед!

Выбросив из патрубков сизые облачка солярного выхлопа, командирский БТ-7 М прибавил скорость, поднимаясь по пологому въезду на мост. Под плоскими траками гусениц загудел настил пролетов. Довернув башенный перископ, Серышев с удивлением заметил укрывающихся за фермами моста бойцов и зачем-то расставленные вдоль перил двухсотлитровые топливные бочки. Интересно, зачем? Мост, что ли, поджигать собирались? Так взорвать же куда проще…

Спустившись с переправы, танк с ходу спихнул на обочину искореженный бронеавтомобиль и остановился. Лязгнув стопором, лейтенант откинул верхний люк, осторожно осматриваясь и морщась от удушливого дыма, ощутимо пахнущего горелой человеческой плотью. Махнул рукой облепившим броню десантникам: прыгайте, мол, хватит задарма кататься. Пока все шло согласно первоначальному плану. Танки роты, съехав с дороги, двинулись вдоль линии окопов. Стволы спаренных пулеметов пульсировали огоньками выстрелов. Не ожидавшие, что к обороняющимся подоспеет помощь, подобравшиеся к самым траншеям фашисты торопливо отползали. То один, то другой танк делал короткую остановку, стреляя из башенного орудия. Осколочно-фугасные гранаты подбрасывали невысокие фонтаны земли и измочаленного тротилом дерна. В первые же секунды подавив оба пулемета, бронемашины прошлись параллельно траншеям, расстреливая и давя гусеницами тех, кто не успел вовремя отступить или укрыться. Бежать в полный рост немцы даже не пытались: тех, кто решился на подобную глупость, срезали прицельными выстрелами воспрянувшие духом красноармейцы и подоспевшие им на подмогу пехотинцы. Спустя буквально пару минут все было кончено… по крайней мере, так казалось.

Поскольку с западной стороны к мосту уже подходила небольшая колонна из пяти немецких танков, следом за которыми двигались угловато-граненые бронетранспортеры с пехотой.

«Смотри-ка, практически одновременно прибыли, – автоматически подумал Серышев, ворочая перископом. – Ну, сейчас вы у меня огребете, гады».

Покрытые пылью по самые башни танки он в первый момент не узнал – в реальности вражеские машины выглядели как-то немного иначе, нежели на не особо четкой черно-белой картинке в руководстве. Угловатый корпус, обильно утыканный мелкими заклепками, закругленная с боков башня с тонкоствольной пушкой и смешным блином командирского люка сверху. Справа от пушки и в лобовом бронелисте – пулеметы в шаровых установках. Напоминающая Т-26 ходовая со множеством опорных катков малого диаметра, скомпонованных в две подрессоренные тележки, плюс дополнительный каток для натяжения гусеницы впереди. Ведущее и направляющее колеса выступают за габариты гусеницы. Именно последнее и позволило Василию понять, с чем придется иметь дело: ну, конечно, чешский легкий танк LT-35! Ну или «панцеркампфваген тридцать пять тэ». Память услужливо подсказала нужные сведения: тридцатисемимиллиметровое орудие, два пулемета калибра семь-девяносто-два мэмэ, лобовая броня – двадцать пять, борт – шестнадцать. Ничего страшного, нашей пушечке такое на один зуб практически с любой дистанции, а до них и полукилометра не будет. Но и самим подставляться крайне нежелательно: пробьет, не особо и напрягаясь. Зато максимальная скорость – не больше 34 километров, по пересеченке – почти в три раза меньше, с их «бэтэшкой» даже рядом не стоял. Ну, в смысле не ездил…

В свою очередь заметив неожиданную опасность, гитлеровцы среагировали с похвальной быстротой: танки парами разошлись в стороны, выстраиваясь для фронтальной атаки, по шоссе продолжил движение только один, вероятно командирский, бронетранспортеры спешили пехоту и двинулись позади, прикрывая бегущих солдат огнем курсовых пулеметов. Все, пора…

– Бронебойным заряжай! – скомандовал младлей, приникая к прицелу. Сбоку сочно клацнул затвор, запирая в каморе унитар. – Коля, как выстрелю, сдашь назад, затем вправо и по газам. Маневрируй, в скорости мы их сильно превосходим. По команде «короткая» останавливаешься, после выстрела снова газуешь. Все, воюем, мужики.

Наведя прицельную марку на идущий первым танк (хорошо, если он и вправду окажется командирским), грузно переваливающийся на неровностях почвы, Серышев, едва не против воли задержав дыхание и до боли закусив губу – все же впервые не на полигоне по фанерным щитам стреляет, а по реальному врагу! – выстрелил.

Бум!

Танк легонько тряхнуло, выскочила из казенника курящаяся сизым дымком гильза, в ноздри ударил тухлый запах сгоревшего кордита. БТ-7 М, свирепо рыкнув пятисотсильным дизелем, буквально отпрыгнул назад. Младшего лейтенанта мотнуло в сторону, но он все же успел заметить, как подсвеченный донным трассером снаряд, в считаные мгновения преодолев триста разделяющих противников метров, уткнулся точнехонько по центру бронированного лба. «Тридцать пятый» дернулся, сбрасывая и без того невысокую скорость, пока не застыл без движения. Массивный колпак верхнего люка откинулся, из башни показался танкист в черном комбинезоне. Однако выбраться наружу он уже не успел: изнутри выметнулся столб почти бесцветного пламени, башня подскочила на погоне, но не слетела. Ударная волна вышвырнула из люка изломанную фигурку, кучей дымящегося тряпья упавшую в десятке метров. В следующую секунду танк загорелся уже по-настоящему, окутавшись жирным черным дымом вспыхнувшего бензина из развороченных взрывом баков.

Лейтенанту хотелось заорать во весь голос от радости. А как иначе? Ведь попал! С первого выстрела сжег гада! Но опытным командирам, к которым он себя, пусть и с некоторой натяжкой, все же причислял, вести себя подобным образом, понятное дело, никак не положено. И потому Василий лишь шумно выдохнул сквозь плотно сжатые губы и хриплым от волнения голосом отдал команду механику-водителю. Во рту было солоно – от волнения он ухитрился прокусить нижнюю губу, но Серышев этого не замечал, всецело поглощенный боем…

Стволы фашистских танков тоже окутались дымками выстрелов, но командиры БТ уже заметили противника, разворачивая свои машины лобовыми проекциями к врагу. Не повезло лишь одному. То ли мехвод не успел вовремя среагировать, то ли гусеница пробуксовала по рыхлой почве, но вражеская болванка воткнулась в борт моторного отсека, и разбитый двигатель мгновенно загорелся. Прежде чем пламя охватило танк, экипаж успел выбраться из обреченной машины, укрывшись в ближайшем окопе. И почти сразу же завертелся на месте, потеряв гусеницу, один из LT-35. Наружу панцерманы не полезли, видимо понадеявшись на защиту своей брони. И даже успели выпустить пару снарядов, прежде чем ближайший «бэтэ» добил танк прицельным выстрелом в борт. Боекомплект на этот раз не сдетонировал, даже бензин не загорелся, но из вяло дымящейся стальной коробки так никто и не показался.

«Короткая!» – азартно крикнул Серышев, поймав в прицел контур вражеского танка. Мехвод послушно сбросил скорость, плавно, без рывка останавливая машину. Но немец, будто ощутив направленный на него взгляд, неожиданно вильнул в сторону, выскальзывая из поля зрения. Зар-раза! Не отрываясь от налобника, Василий заработал маховиком, доворачивая башню на нужный угол. Ну где ж ты, сука?! Ах, вон где… ну нет, шалишь, не уйдешь!

Краем сознания скользнула мысль, что они слишком долго торчат на одном месте, а ведь на занятиях инструкторы упирали на то, что во встречном бою танк живет столько, сколько маневрирует. Но охваченный охотничьим азартом младший лейтенант уже не мог ничего с собой поделать. Треугольник прицельной марки, наконец, наполз на башню противника, пальцы привычно отработали маховичками точной наводки. Огонь!

Бум!

Толчок отдачи, погашенный массой танка, тонкий звон латуни о закраину казенника, выметнувшийся к крыше башни клуб кислого дыма. Несущийся к цели светлячок донного трассера. Свирепый рев мотора – механик-водитель газует, стремясь вывести танк из пристрелянного противником сектора. И расцветший на срезе вражеского ствола огненный цветок: фашистский наводчик тоже успел прицелиться и выпалить. Короткий высверк встретившейся с целью болванки: бронебойно-трассирующий снаряд угодил в маску пушки, своротив ее набок; а вот было ли пробитие – поди пойми. Но стрелять вражина уж точно больше не сможет. И тут же резкий рывок, впечатавший Серышева в выкрашенную белой краской внутреннюю поверхность брони – ответный снаряд раздробил несколько траков гусеницы и снес направляющее колесо.

БТ по инерции крутнулся на месте, сползая с раскатавшейся ленты, но умница-мехвод вовремя среагировал, не подставив противнику борт. Увы, опасности это никоим образом не уменьшало. На таком расстоянии даже лобовая броня вражеский снаряд не удержит. Если попадут – проломит как миленький. А двигаться танк не мог: линейный БТ-7 – вовсе не опытная машина серии ИС, о которых им рассказывали в училище, и ехать на одной гусенице не умеет. Матерясь сквозь зубы – подставился, позволил врагу лишить машину маневренности, – младлей приник к прицелу. Лезть сейчас наружу не только глупо, но и смертельно опасно: перестреляют как куропаток. Да и бессмысленно: под огнем разбитые траки не заменишь и гусянку не натянешь – на это время нужно. Полчаса как минимум, а то и больше. Зато пушка цела. Значит, будут стрелять, пока… да неважно, что именно «пока»!

Отдавать команду наводчику не понадобилось: новый унитар уже был в казеннике. Прекрасно. Поскольку нужно еще должок вернуть, ага. По броне протарахтели комья глины: кто-то из немцев решил добить подранка, но в спешке промазал. Снаряд ударил возле самой гусеницы, окатив бронемашину фонтаном земли. Глухо выматерившись, заворочался на своем месте механик:

– Командир…

– Погоди, Кольша, не сейчас, – буркнул Серышев, занимаясь наводкой. Врешь – не уйдешь, все равно попаду!

Поврежденный танк отползал назад, выходя из боя, но прицелиться в него не удавалось – специально или нет, его прикрыл собой один из товарищей. Младший лейтенант скривил губы в злой ухмылке: ну, значит, сам напросился. Н-на, получи!

Выстрел!

И – промах.

То ли поспешил, то ли немец вовремя сманеврировал. Выстрел в ответ. Тоже мимо – Василий даже не заметил, где именно воткнулась в землю вражеская болванка.

– Да командир же! – заорал, потеряв терпение, механик-водитель. – Слушай, давай я дымовуху запалю и вторую гусеницу скину? Всех делов на пару минут. Уйдем на колесах. А ты меня из пулемета прикрывай. Если останемся на месте, спалят нас.

Размышлял Серышев не дольше секунды. Товарищ прав, вариантов у них всего два: или бросить совершенно исправную машину, или попытаться восстановить маневренность. А для этого нужно всего-то выбить один из фиксирующих траки пальцев, размыкая гусеничную ленту. Вот только шансов уцелеть у того, кто этим займется, немного…

– Действуй, – решился младший лейтенант, мельком подумав, что им здорово повезло воевать именно на дизельной «эмке» – у всех остальных моделей БТ эвакуационного люка в днище не было. – Давай через нижний люк.

Пихнув в бок заряжающего, мотнул головой в сторону места водителя:

– Ползи туда, тут я сам управлюсь. Руль установи и переключайся на колесный ход, как Коля гусянку разомкнет, сразу поедем.

Выдернув из укладки очередной унитар, пихнул его в казенник и приник к прицелу. Выстрел. Не особо прицельно, лишь бы показать, что машина еще способна огрызаться. Как порой и бывает в реальном бою, результат оказался неожиданным: бронебойный высек из башни немецкого танка сноп искр, ушел рикошетом в сторону… и влепился в бок одного из полугусеничных бронетранспортеров. «Вот бывает же, – меланхолично подумал младлей, приникая к спаренному с орудием ДТ. – Рассказать кому – точно скажут, что сбрехал»…

Механик-водитель меж тем благополучно выбрался из обездвиженного танка, пристроив на надгусеничной поближе к двигателю полке коробку малой дымшашки. Шипя, ДМ-11 выбросила клубы дыма, создавая впечатление, что танк подбит. Хитрость не ахти какая, но с расстояния в несколько сотен метров понять, так ли это на самом деле, практически невозможно. Снаружи раздались ритмичные металлические удары: присев возле гусеницы, Николай выбивал один из фиксирующих траки пальцев.

Серышев выжал спуск, и приклад пулемета ткнулся в плечо частой дробью отдачи. Разом высадив с четверть магазина, добил остаток короткими очередями, пытаясь ловить в прицел перебегающие фигурки фашистских пехотинцев. Не меняя диска – нет времени! – снова переместился к орудию. Закинув в казенник осколочно-фугасный выстрел, наскоро прицелился и выпалил.

Бум!

Подсвеченный коротким всполохом куст разрыва поднялся возле самой дороги, разметав в стороны пару темно-серых фигурок. Еще один пехотинец, видимо раненый или контуженный, выронил винтовку и, зачем-то сорвав с головы каску, пробежал, шатаясь, несколько метров, прежде чем упасть.

Бдзынь!

Резкий звук попадания, несмотря на шлемофон, отозвался в ушах короткой болью. Крохотный, с половинку ногтя, осколок пробил плотную ткань комбеза и зло ожег плечо. Василий зачарованно скользнул взглядом по появившейся будто бы из ниоткуда продольной вмятине на вогнутой броне башни, окаймленной чешуйками отслоившейся краски. Сквозь узкую, едва лезвие ножа просунешь, десятисантиметровую щель внутрь задымленного боевого отделения проникал лучик света, в котором причудливо перемещались сизые клубы пороховой гари. Ух ты ж ё…

В наружную броню трижды звучно грюкнули чем-то металлическим. И Серышев, придя, наконец, в себя, заорал (в ушах ощутимо звенело) сидящему на водительском месте заряжающему Степке Иванову:

– Заводись! Как Кольша вернется, сразу врубай заднюю и трогай! Но не раньше!

Под ногами раздались сдавленные ругательства: механик-водитель, кряхтя, забирался через узкий эвакуационный люк обратно. Захлопнув створку, взглянул на командира снизу вверх. Левую руку он прижимал к изгвазданному глиной и солярой комбинезону – похоже, все-таки зацепило. Хрипло проорал – времени подключать разъемы ТПУ не было:

– Нормально, командир. Поехали, пока нас не подстрелили. С пяток метров Федька пусть прямо назад сдает, чтоб с гусянки съехать, а дальше уж неважно…

Пыхнув выхлопными патрубками, покалеченный БТ-7 М кормой вперед двинулся в обратном направлении. Недогоревшая дымовая шашка от рывка упала на землю, продолжая исторгать клубы мутного дыма. Никакого значения это уже не имело: маскироваться и дальше смысла не было. Используя короткую передышку, младлей осмотрелся, ворочая бронеколпаком командирского перископа. В целом пока все шло неплохо. Из пяти фашистских танков два горели и еще один – тот, что с перекошенной пушкой, – особой опасности не представлял. Позади, развернувшись почти поперек шоссе, жарко полыхал один из броневиков. Плюс подбитый случайным рикошетом: этот так и не загорелся, но двигаться самостоятельно, похоже, не мог. Рота Серышева потеряла всего две машины – подбитый в самом начале боя БТ-5 и еще один «седьмой», сожженный буквально минуту назад. Экипаж последнего погиб мгновенно – вражеский снаряд угодил в боеукладку, и мощный взрыв сорвал с погона башню, разворотив бронекорпус. Мгновенно полыхнувший бензин довершил короткие танкистские похороны, превратив танк в многометровый погребальный костер. К сожалению, погибшая машина принадлежала Степке Курышкину, ротному-два. Так что теперь радиофицированной осталась только одна машина – пятящийся к мосту командирский БТ…

Оставшаяся пара LT-35 синхронно сбросила скорость, маневрируя между дорогой и лесом: поскольку шансов добраться невредимыми до моста у них практически не имелось, немецкие командиры судорожно решали, как поступить дальше. Пехотинцы залегли, рассредоточившись вдоль обочин. Установив пулеметы, лупили короткими очередями, хоть особого смысла в этом младлей и не видел – только зря боеприпасы пожгут. Тех, кто в траншеях, всяко не достанут, а танкистам их огонь не опасен, хоть звяканье очередной попавшей в броню пули и действует на нервы. Да и мехвода, вон, в руку подранили. Наверняка попытаются потихоньку подобраться к переправе со стороны лесной опушки, ну да это уж точно не его проблема – на танке промеж деревьев особо не покатаешься. А там, у моста, найдется кому немчуру встретить да на ноль перемножить.

Остальные танки роты продолжали обстреливать противника, но вперед не совались. Вот повезло кому-то из наводчиков, и задымил развороченным капотом еще один бронетранспортер. Третий, так уж выходит. И почти сразу же крутанулся на месте, напоровшись на бронебойный снаряд, «тридцать пятый». Прежде чем Серышев успел порадоваться меткости своих бойцов, уцелевшие фашистские танки – единственный целый и его собственный «подранок», итого полтора, так сказать, – врубили задний ход, торопливо отступая. Экипаж подбитого, видимо, не рискуя и дальше испытывать судьбу, бросил бронемашину, спасаясь бегством. Следом отступили и пехотинцы – грамотно, нужно сказать, отошли. Небольшими группами, прикрывая друг друга, двигаясь короткими перебежками. Пулеметные расчеты снялись с места последними, до последнего прикрывая огнем отход боевых камрадов.

Неожиданная, как изначально планировал противник, атака захлебнулась.

Старший лейтенант Зигфрид Граберт, командир сводной диверсионной группы 8-й роты Lehrregiment «Brandenburg» z. b.V. 800, в начале атаки находившийся в идущем в авангарде танке, погиб мгновенно во время детонации боеприпасов. В том самом LT-38, что первым же выстрелом сжег младший лейтенант автобронетанковых войск РККА Василий Серышев…

А по мостовому настилу уже двигалась, заставляя мелко содрогаться несущие конструкции, четверка тридцатитонных Т-28Э, броня которых была густо облеплена советскими пехотинцами. Держаться красноармейцам было сложно, поручней на броне конструкторы не предусмотрели, приходилось цепляться за рым-болты башни и хитрым образом заведенные вдоль бортов буксировочные тросы. Позади, отстав на полсотню метров, пылили несколько полуторок с противотанковыми сорокапятками на прицепе и угловатый санитарный автобус – комдив распорядился немедленно эвакуировать с передовой раненых. Еще пара тентованных грузовиков остановилась, не заезжая на мост, и спешившиеся бойцы начали торопливо выгружать из кузовов зеленые ящики и какие-то брезентовые мешки. Капитан Изварин, командир отдельного саперного батальона, приступил к минированию переправы. Вторая группа саперов, подготовив к взрыву Ивановскую дамбу, разделилась, скрытно двинувшись в обе стороны от моста. Им предстояло заминировать берег возле трех известных разведке бродов. Теоретически вражеская техника через реку переправиться не могла, а вот пехота – вполне. Потому стоило подстраховаться.

Откинув створку люка, младлей осторожно высунулся из башни. Не для того, чтобы осмотреться – все, что нужно, он и так увидел – просто глотнуть хоть немного свежего воздуха, после душной полутьмы боевого отделения кажущегося бодрящим, словно родниковая вода. И инстинктивно втянул голову в плечи, когда низко над рекой пронеслась, звеня моторами, пара самолетов. Восходящее солнце высветило алые пятиконечные звезды на ярко-голубых плоскостях, и Василий расслабленно выдохнул: «наши»…