Лужский рубеж, 12 августа 1941 года
Возможно, полковник Эрхард Раус сильно хотел получить Рыцарский крест за захват позиций на Луге (о котором он, впрочем, пока даже понятия не имел по вполне понятным причинам). Возможно, просто не воспринял всерьез неудачу «бранденбургов» или недооценил силы защищавших мост русских – этого получавший данные с передовой практически в том самом недавно помянутом «режиме реального времени» Кобрин не знал. Но, как бы там ни было, Раус двинул вперед все имеющиеся у него силы, все еще надеясь с ходу захватить Ивановское и закрепиться на восточном берегу.
Фронтальная танковая атака при поддержке пехоты успеха не добилась: пока маневренные БТ имитировали встречный бой, короткими атаками и отходами завлекая противника в глубь наспех подготовленной обороны, наводчики ПТО и превращенных в огневые точки «двадцать восьмых» не спеша разобрали цели. И открыли огонь с дистанции гарантированного поражения. Потеряв в первые же минуты боя пять машин, немцы откатились назад… оставив в предполье еще три панцера. Тонкая броня чешских танков не могла противостоять ни снарядам сорокапяток, ни тем более семидесятишестимиллиметровых Л-10 средних танков – и те, и другие порой пробивали вражеские машины буквально навылет. Пехоте закрепиться тоже не удалось, тем более без поддержки брони это теряло всякий смысл.
Дождавшись, пока танки отойдут, снова заговорили немецкие пушки, пытаясь нащупать позиции противотанкистов и поразить вкопанные в землю Т-28. Но, как и в первый раз, без существенного успеха. Не удалось повредить ни одного танка, а пехотинцы переждали короткий артналет в окопах, отделавшись несколькими ранеными, которых тут же переправили на ту сторону. Зато в ответ из-за реки прилетело с полтора десятка крупнокалиберных осколочно-фугасных гранат – привет от одного из дивизионов гаубичного артполка.
Первые снаряды старательно перепахали поворот шоссе, буквально в клочья разнеся потерявший ход фашистский танк, в бою всего лишь потерявший гусеницу. Второй залп лег дальше – многометровые фонтаны поднялись над верхушками придорожных деревьев: корректировщик, оседлавший одну из ажурных арок моста, старался, как мог. Несколько попаданий оказались весьма удачными. Близкие разрывы перевернули и подожгли пару бронетранспортеров, а один из последних «чемоданов», с журчанием пронесшийся над мостом, видимо, угодил в боекомплект немецкого орудия, поскольку на этот раз рвануло куда сильнее, и над лесом лениво поднялся здоровенный клуб темно-серого дыма. На этом «контрбатарейный» артналет закончился: Кобрин берег боеприпасы, прекрасно понимая, что вскоре, когда к реке подойдут основные силы ТД, они понадобятся куда как сильнее.
После короткой передышки фрицы атаковали снова. На этот раз под прикрытием минометных батарей, буквально засыпавших русские позиции минами. У наводчиков 8-cm Granatwerfer 34 дело, к сожалению, пошло лучше, чем у стрелявших с закрытых позиций артиллеристов: миномет – не пушка и стреляет быстрее, и времени для развертывания нужно куда меньше, и огонь корректировать проще. Пока смертоносные чугунные капли с душераздирающим воем падали вниз, заставляя советских бойцов вжиматься в землю, и рвали осколками щиты противотанковых пушек, вперед двинулись танки. Мехводы выжимали из движков все возможное, пытаясь проскочить простреливаемый участок, прежде чем русские канониры успеют открыть прицельный огонь. Кроме того, часть мин оказалась дымовыми Wgr. 34 Nb., и клубы мутного серо-белого дыма затянули позиции, мешая наводчикам. Идущие с флангов бронемашины сразу же развернулись в сторону ПТО, намереваясь уничтожить их раньше, чем русские артиллеристы успеют выбить большую часть танков. Основная же часть вместе с пехотой двинулась по дороге и обеим обочинам прямиком к мосту.
И все же вторая попытка тоже серьезным успехом не увенчалась. Несмотря на дымовую завесу, добраться до линии окопов не удалось, хоть на этот раз они и продвинулись гораздо дальше. Стреляя с коротких остановок, немцам удалось подбить два БТ и повредить механизм поворота башни одному из Т-28. Несколько панцеров, укрываясь за дымом и корпусами подбитых товарищей, подавили огнем и гусеницами противотанковую батарею левого фланга, обслуга которой и без того понесла серьезные потери от минометного обстрела. Казалось, победа близка. Еще одно, последнее усилие – и проклятые Иваны дрогнут, не в силах и далее сдерживать неукротимый натиск немецкой брони. Приободрились и атакующие вместе с танками пехотинцы, с первых же минут боя отставшие от идущих на максимальной скорости боевых машин, а затем прижатые к земле пулеметами.
Но, как выяснилось буквально через полминуты, только казалось…
Командиры трех последних БТ, грамотно используя преимущество своих машин в скорости и маневренности, ударили оттуда, откуда фашисты опасности уже не ожидали – со стороны погибшей батареи. Пройдя вдоль кромки леса и смешавшись с вражескими танками, били с минимальных дистанций, практически в упор: в борт или корму. Промазать с такого расстояния было просто немыслимо, вот они и не промахивались. И тут же снова срывались с места, меняя позицию, прикрываясь от ответного огня только что подбитыми противниками. Наводчики «двадцать восьмых» и уцелевшие сорокапятки тоже вносили свою лепту, стреляя настолько быстро, насколько вообще возможно успеть перезарядиться и прицелиться. Стиснутое с флангов лесом, пересеченное рекой узкое дефиле занавешивалось все новыми и новыми столбами дыма – уже не серого, химического, от горящего дымсостава, а иссиня-черного, чадного, бензинового. Внезапно оказавшаяся в буквальном смысле под гусеницами пехота не выдержала первой – если от ружейно-пулеметного огня еще можно укрыться, вжимаясь в землю или прячась в складках местности, то как спастись от обезумевших russische panzer?! Того гляди, так в землю вожмут, что уже и не встанешь… А не попадешь под траки, так из пулемета достанут – от танка на ровной местности не убежишь, как ни старайся…
Не дожидаясь приказа, гитлеровцы начали отступать, где поодиночке, где сразу целыми группами. Передвигались кто ползком, кто короткими перебежками, надеясь успеть отыскать новое укрытие раньше, чем противник это заметит и перенесет огонь. Отходили организованно: доблестных солдат победоносного Вермахта ведь обучают не только атаковать, но и грамотно отступать. Временно, разумеется, исключительно для перегруппировки и подготовки новой атаки…
Вот только когда из-за реки вдруг захлопали минометы, на сей раз советские, хоть и схожего калибра, пехотинцы просто побежали, мгновенно позабыв про любой «организованный отход» и не дожидаясь, пока большевики успеют как следует пристреляться. Первые мины упали с перелетом, но опытные наводчики внесли поправку, и следующая серия легла точно по цели, поднимая на шоссе и по обочинам подсвеченные короткими всполохами дымно-пыльные кусты разрывов. После чего минометная батарея заработала с завидной скоростью, словно исполинская скорострельная пушка: когда взрывается, раскидывая комья земли и жужжащие иззубренные осколки, первая мина, вторая уже переваливает верхнюю точку баллистической кривой, а третья как раз скользит вниз по стволу к жалу ударника…
Следом начали разворачиваться и уцелевшие танки. Тем более что отчаянные русские панцерманы, несмотря на свою безумную атаку ухитрившиеся не потерять ни одной из трех машин, с началом обстрела слаженно откатились назад, опасаясь попасть под собственные мины. Небезосновательно, как выяснилось, опасаясь: одна из мин воткнулась точнехонько позади башни Pz.Kpfw 35 (t), вызвав детонацию боекомплекта. Рвануло так, что клепаный корпус разошелся по швам, а саму башню отбросило на несколько метров. Следующая взорвалась в полуметре от ходовой другого танка, сорвав гусеницу и продырявив осколками борт и внутренний бензобак. Экипажи обеих боевых машин погибли, один мгновенно, второй – пытаясь покинуть охваченный пламенем танк. Собственно, удивляться тут нечему: взрыв 82-мм осколочно-фугасной мины примерно равен по мощности артиллерийскому снаряду аналогичного калибра. Да и некому было удивляться…
Сдавленно выругавшись себе под нос, полковник Раус опустил бинокль и, опираясь на протянутую адъютантом руку, спрыгнул на землю с капота штабного бронеавтомобиля. Не глядя конкретно ни на кого из окруживших офицеров, буркнул, зная, тем не менее, что его услышат все, кому положено:
– Скомандовать отход. Немедленно. Иначе отходить уже будет некому…
Плюхнувшись на сиденье, покрытое вездесущей пылью, преследующей его буквально с первых дней войны и оттого успевшей надоесть до печенок, излишне сильно лязгнул бронедверцей, обратившись к застывшему изваянием на своем месте шоферу:
– Поехали на КП, пока большевикам не пришло в голову снова пострелять из своих гаубиц. Впрочем, они и минами смогут достать, если захотят. Здесь мне пока делать нечего…
* * *
Выслушав очередной доклад с передовой, Кобрин усмехнулся:
– Ну что ж, товарищи командиры, с почином, так сказать! Судя по озвученным потерям в технике, герр Раус из игры практически выбыл. Одной пехотой и артиллерией ему мост не взять. Значит, будет покусывать, пока танки не закончатся, и дожидаться подхода основных сил. Но, к сожалению, расслабляться не только рано, но даже и преступно. Работаем.
– Товарищ комдив, разрешите? – подал голос подполковник Латышев.
– Конечно, Иван Ефимыч, слушаю внимательно. Есть предложения?
– Скорее вопрос. Из легких танков на ходу осталось три единицы, «двадцать восьмых» – столько же. У четвертого пушечную башню намертво заклинило, снаряд прямо под погон угодил да там и застрял. А от пулеметных башен в такой ситуации много ли толку? Может, им помочь, техники подкинуть?
Сергей помедлил с ответом – прокручивал в уме количество имеющихся в наличии танков, благо представление о подобном после прошлогоднего «Тренажера» имел более чем полное: как-никак сам бригадой командовал. Кивнул:
– А пожалуй. Отправьте туда еще роту легких танков, можно даже «двадцать шестых», БТ нам еще пригодятся. Поврежденные машины, пока затишье, эвакуировать, нечего им там делать. Это я про Т-28 и тот легкий, что гусеницы в бою растерял. Не немцам же оставлять, когда за реку отойдем, а бросать жалко. Кстати, как фамилия того младшего лейтенанта, что ухитрился вывести танк из боя на колесах?
– Младший лейтенант Серышев, комроты, – задумавшись лишь на миг, отрапортовал комбриг. – Также в этом бою его экипаж уничтожил как минимум один вражеский танк и бронетранспортер.
– Молодчина этот ваш Серышев! Полагаю, не каждый наш командир догадался бы так поступить. Следует его отметить, заслужил. И механика с заряжающим тоже, не самостоятельно ж он вторую гусеницу под пулями скидывал. Пишите представление на весь экипаж.
– Слушаюсь.
– Как у наших саперов дела, доложились?
– Мост подготовлен к уничтожению, заминированы все три опоры, дополнительные заряды размещены под пролетами, – четко доложил помощник начштаба майор Путейцев. – Капитан Изварин гарантирует, что восстановить будет невозможно, только новый строить. Ну, или понтоны наводить, ниже по течению. Дамба тоже подготовлена к взрыву. Заканчивают работы по минированию разведанных бродов. Правда, после этого ни мин, ни тротила не останется, все запасы выгребли.
– Добро, Игорь Иванович, порадовали. Пусть ждут команды до последнего, коль уж взрывать переправу, так вместе с немецкими танками, не так обидно. Костя, что там у летунов? Слышал, летал кто-то над головой?
– Так фрицы ж по инструкции воюют, как вы и говорили, тарщ полковник, – усмехнулся адъютант, с особым удовольствием вставив в речь подслушанное у комдива словечко «фрицы», до того ни разу им не слышанное. – С полчаса назад послали авиаразведчика, но наши его перехватили да и того… приземлили, одним словом.
– Сбили?
– Так точно, где-то в лесу упал, километрах в пяти восточнее. Наблюдатели засекли взрыв. С парашютами никто не выбросился, не успели, видать. Или пулями в кабине посекло.
Капитан Завьялов выглядел таким довольным, словно собственноручно и ссадил с небосклона помянутый «костыль».
– Молодцы. Хорошо, держи связь с авиаторами, пусть будут готовы подняться в любой миг. Чувствую, скоро для них еще работа будет – немец без авиаподдержки воевать не привык, и герр Раус не исключение. Наверняка запросит помощь пикирующих бомбардировщиков, чтобы те вскрыли и пропахали бомбами оборону моста. Он ведь не в курсе, что серьезных сил у Поречья нет. Вот пусть наши соколы их встретят да потреплют как следует. Так и передай летунам.
– Слушаюсь, тарщ полковник.
Сергей взглянул на начштаба:
– Товарищ подполковник, если отбросить мелочи и прочие недоделки, мы в целом готовы встретить долгожданных гостей?
– Ну, ежели отбросить – то да, – твердо кивнул Марусов. – Хотя мелочи тоже важны. Особенно когда их немало…
– Ничего, немного времени у нас в наличии пока что есть, работайте. Согласно данным авиаразведки раньше вечера или даже ночи передовые части к переправе не подойдут, а остатки группы Рауса особой опасности уже не представляют, сдержим. Пусть возятся у моста, шансов у них все равно никаких. Главное только, чтобы они сами об этом раньше времени не догадались…
* * *
Разумеется, Кобрин оказался прав. Немедленно бросать в атаку остатки кампфгруппы полковник Раус не стал, связавшись с ближайшим аэродромом и вызвав авиаподдержку. Одновременно несколько наспех сформированных штурмовых групп двинулись через лес, намереваясь атаковать и захватить русские траншеи сразу после окончания авианалета. Не прошло и получаса, как в небе показались восемь «Юнкерсов». Самолеты, как и предписывала инструкция, шли на четырех с лишним тысячах метров, откуда обычно и начинали бомбардировку, разгоняясь в пикировании до максимальной скорости. Сброс бомб происходил с высоты от тысячи до пятисот метров, после чего Ю-87 выходили из пике, идя на следующий заход или отворачивая в сторону аэродрома, если боекомплект подошел к концу. Никаких сомнений, что и сейчас все произойдет штатно, пилоты пикировщиков не испытывали: мост, согласно поступившим разведданным, собственной системы ПВО не имел. Значит, русские, как уже не раз бывало за два месяца войны, к отражению воздушного налета оказались не готовы. А огонь из стрелкового оружия бронированным машинам практически не страшен – да и попробуй попади! Собственно говоря, вот как раз мост бомбить и не следовало ни в коем случае, это полученный приказ оговаривал особо: переправа, открывающая прямую дорогу на Leningrad, была нужна подходящей к реке танковой дивизии. От пилотов же требовалось как следует проучить Иванов, неожиданно возомнивших, будто они сумеют остановить продвижение победоносного Вермахта. Ничего сложного, если так подумать. Рутина.
В нескольких километрах от цели бомбардировщики слаженно разделились на пары. Первые два пикировщика, врубив сирены, кувыркнулись через крыло, устремляясь к цели. Четыре сорвавшиеся с пилонов внешней подвески фугасные бомбы вздыбили фонтаны земли в нескольких десятках метров от реки, накрыв край левого фланга окопов, а самолеты, разойдясь в стороны, начали набор высоты. Их место тут же заняла следующая пара. Вой сирен, короткий свист падающих бомб, гулкие удары взрывов, затянувший позиции дым. Все штатно, словно на учениях…
И в этот момент со стороны расположенного восточнее Ивановского часто застучали тридцатисемимиллиметровые скорострелки 61-К, пятная иссиня-голубое небо разлапистыми кляксами разрывов, похожими на грозовые тучи в миниатюре. Один из «Юнкерсов» первой пары, так и не успев набрать высоту, напоролся на прямое попадание, рассыпавшись в воздухе огненной гроздью обломков, второй успел уйти. Вторая пара рванула в сторону, сбивая русским наводчикам прицел: опытным пилотам уже приходилось сталкиваться с этими автоматическими зенитками, и рисковать почем зря «птенцы Геринга» вовсе не собирались. На четырех тысячах подбить «восемьдесят седьмой» крайне сложно, как и в пикировании. Но вот сразу после бомбометания, когда самолет идет на минимальной высоте, существенно потеряв в скорости, – более чем реально. Значит, нужно срочно менять план – разведка ошиблась, мост все-таки оказался прикрыт с воздуха. Конечно, до Ивановского больше двух километров, но это по земле, а при стрельбе по воздушным целям подобное удаление вовсе не существенно – дальности хватит с избытком. Что русские зенитчики только что и продемонстрировали…
Два звена толстолобых краснозвездных истребителей появились словно из ниоткуда, набросившись на замешкавшиеся бомбардировщики сразу с нескольких сторон. Вот этого-то гитлеровские пилоты точно не ожидали. Нет, им доводили, что неподалеку от моста расположен вражеский аэродром. Да и о превосходстве в воздухе в последнюю неделю, честно говоря, можно было только мечтать – на этом участке фронта русские достаточно плотно прикрывали свои наземные части. И все же атака истребителей оказалась для них крайне неприятной неожиданностью. «Юнкерс-87» – отличный пикирующий бомбардировщик, равного которому у противника просто нет. Но против юркого перехватчика шансов у него немного. Особенно если его пилот не настолько глуп, чтобы подставляться под крыльевые пулеметы или атаковать со стороны задней полусферы, прикрытой MG-15 бортового стрелка. Русские летчики глупцами, разумеется, не были. И, максимально используя преимущества в скорости и маневренности, атаковали так, чтобы не попадать в прицел.
Двоих сбили практически сразу, в первые же минуты воздушного боя. Первый рухнул в реку, в километре от моста, другой взорвался в воздухе, добравшись до грунта в виде трех крупных фрагментов и множества мелких обломков. Третий «лаптежник», получив в двигатель очередь ШКАСа, задымил и отвалил в сторону, упав где-то в лесу. Остальные, окончательно сломав строй, вышли из боя, неприцельно сбросив бомбы и на форсаже уходя на свой аэродром. Под самый конец недолгого боя не повезло еще одному: пристроившийся в хвост «ишачок» прошил парой очередей фюзеляж и левую плоскость, видимо, повредив управление рулями высоты. Сбить не сбил, но летел бомбардировщик тяжело, неуверенно рыская из стороны в сторону. Глядишь, и грохнется где-нибудь…
Преследовать их не стали: противнику вовсе не стоило знать, что горючего и боеприпасов у И-16 было в обрез, максимум еще на два-три вылета, и когда пополнят запасы и того, и другого, никто из пилотов не имел ни малейшего понятия…
* * *
На этот раз немецкий артобстрел продлился куда дольше. Видимо, вымещая злость за сорванный авиа-налет и погибших камрадов, фрицы непрерывно обстреливали позиции почти сорок минут, словно старались растратить все имеющиеся боеприпасы. Одновременно работали и пушки, и минометы: полковник Раус использовал всю имеющуюся в наличии огневую мощь. Не обошлось без серьезных потерь и в технике, и в живой силе. Прямым попаданием был уничтожен один из легких танков и повреждена ходовая другого; разбит двигатель Т-28 – осколочно-фугасный снаряд угодил точно в МТО. Прячущимся в наспех отрытой щели танкистам удалось сразу же потушить вспыхнувший бензин, однако двигаться самостоятельно танк больше не мог, на буксире разве что. Потери среди пехоты и бойцов лейтенанта Величева оказались более значительными: окопы – не танк, с места не сдвинешь и броней не закроешь, а время на то, чтобы пристреляться, у фашистов имелось. Повезло еще, что в составе кампфгруппы не было гаубиц, только обычные полевые пушки калибром не более 75 миллиметров и минометы. Впрочем, мощности снарядов даже этих орудий более чем хватало, чтобы перемешивать с землей траншеи. Не уцелел и последний ДЗОТ, накрытый сразу двумя попаданиями. Сначала в полуметре от амбразуры упала минометная мина, а буквально секундой спустя немецкий снаряд, пробив бревенчатый накат, взорвался внутри. Пулеметный расчет погиб мгновенно.
Накрывшие левый фланг авиабомбы унесли жизни пятерых бойцов, еще несколько человек были ранены и контужены. Впрочем, если бы не вовремя поднятые с аэродрома в Ястребино И-16, жертв оказалось бы несравнимо больше. Расположенная неподалеку от опушки батарея ПТО тоже понесла потери, к счастью, не человеческие: сняв прицелы и заткнув ветошью стволы сорокапяток, чтобы близкими взрывами в них не набросало земли, артиллеристы с первыми же залпами укрылись в лесу. Вот только после окончания артналета оказалось, что уцелели всего две пушки из четырех – одну разбило прямым попаданием, другую перевернуло близким разрывом, искорежив ствол.
И в этот момент, не дожидаясь, пока ветер отнесет в сторону поднятую взрывами пыль и дым, с обоих флангов атаковали штурмовые группы, подобравшиеся по лесу под прикрытием артподготовки. Именно на эти группы полковник Раус и возлагал особую – или, скорее, последнюю – надежду: пока русские будут укрываться от мин и снарядов, пехотинцы сумеют подобраться если не к самой линии окопов, так хотя бы на расстояние одного-двух бросков до них. А уж остальное, когда они ворвутся в траншеи, окажется делом техники – захватывать оборонительные позиции противника их учили, и учили хорошо. А чуть позже в атаку пойдет оставшаяся броня. Несколько предусмотрительно выставленных в зарослях заслонов снесли с ходу: грохот канонады надежно заглушил выстрелы и взрывы гранат, а серьезного сопротивления превосходящему противнику небольшие, по пять-семь человек, группы бойцов, вооруженных одними винтовками, оказать не могли. Путь к окопам линии обороны был открыт…
– Ах ты ж, м-мать твою за ногу! – Завидев непонятно откуда появившиеся силуэты немцев, лейтенант НКВД Павел Величев вскинул ППД. С гимнастерки и криво сидящей на голове каски сыпалась земля, ноздри забивали пыль и тухлая вонь сгоревшей взрывчатки – близкий взрыв почти обрушил окоп, щедро привалив укрывающихся в нем красноармейцев глиной и клочьями дерна. Откуда только взялись, сволочи?! Хотя, какие могут быть сомнения – из лесу вестимо, как классик русской литературы писал, со стороны которого и бегут, низко пригибаясь. Обошли-таки, падлы!
Автомат против ожидания – поди, знай, как он себя поведет после того удара? – не сплоховал. Приклад толкнулся в плечо дрожью отдачи, на срезе ствола запульсировал венчик белесого огня. Бегущий первым фриц несколько раз судорожно дернулся, складываясь в поясе. Второй пережил камрада буквально на пару секунд и несколько метров, боком завалившись на землю следом за ним. Неподалеку гулко затарахтел пулемет, строчка невысоких фонтанчиков пролегла между бруствером и атакующими гитлеровцами, заставляя их залечь. Забухали самозарядки и трехлинейки заметивших новую опасность бойцов. Плечом к плечу с командиром вел огонь опытный вояка Галкин, стреляя короткими, экономными очередями. Где-то хлопнула граната не пойми чья, над головой знакомо заныли пролетающие осколки. Упал еще один немец, остальные залегли. Ненадолго, впрочем: и десятка секунд не прошло, как они снова атаковали, где перебежками, где ползком приближаясь к желанной цели. Пули зло свистели над головой, с шорохом ударяли в бруствер, поднимая пыльные султанчики. В нескольких метрах со стоном сполз вниз, выронив трехлинейку, один из красноармейцев. Сосед дернулся было помочь товарищу, но вовремя вспомнил, что отвлекаться смертельно опасно, и снова приник к прицелу СВТ, размеренно опустошая десятизарядный магазин.
«А ведь с этими придется самим справляться, тут ни танкисты, ни минометчики уже не помогут, – отстраненно подумал Павел, ловя в прицел очередного фашиста, видимо, второго номера пулеметного расчета – карабин за спиной, в руках коробки с патронными лентами. – Интересно, а сам пулеметчик-то где? Успел залечь? Пристрелили?»
Тра-та-та-тах! – отозвался автомат, отплевываясь стреляными гильзами, и немец, будто со всего разбегу наскочив на невидимую глазу преграду, ткнулся мордой в траву. А вот нечего тут бегать, разбегался, понимаешь ли…
– Командир, патроны береги! – прорвался сквозь грохот выстрелов неестественно спокойный голос старшины. – Не части, новых-то неоткуда взять…
Со всех сторон грохотали выстрелы, бухали гранаты, раздавались крики раненых и стоны умирающих. Добраться до линии окопов основной массе немцев все-таки не позволили, прижав огнем и закидав гранатами, которых оставалось все меньше и меньше, метрах в двадцати от бруствера. Но кое-где фашистам это удалось, и там началась рукопашная. С карабином в узкой траншее не развернешься, и в ход пошло то, что оказалось под рукой: автоматные приклады, штыки, пехотные лопатки и даже каски, свои и чужие.
Полковник Раус все-таки немного ошибся: да, захватывать траншеи противника его пехотинцев учили. Проблема оказалась в том, что их НЕ УЧИЛИ захватывать именно русские окопы, защитники которых не собирались ни сдаваться, ни отступать… только умирать, перед этим забирая с собой нескольких врагов…
Первого перемахнувшего через бруствер фрица Величев встретил короткой, на три патрона, очередью в живот. После чего боек щелкнул вхолостую – последний диск опустел. А на Павла уже лез следующий. Лицо искажено гримасой ярости, глубокая каска съехала на лоб, форма перепачкана глиной, винтовка наперевес. Времени выхватить пистолет не оставалось. Не задумываясь, лейтенант перехватил автомат за ствол – горячий кожух обжег ладони, но он просто не обратил на это внимания – и, коротко замахнувшись, ударил немца прикладом. Выронив карабин, гитлеровец вскрикнул – похоже, удар перебил ему ключицу – и попытался дотянуться здоровой рукой до висящего на поясе штыка. Не успел: превратившийся в импровизированную дубину ППД снова опустился сверху вниз, швыряя немца на усыпанное стреляными гильзами и зарядными планками дно. Третий удар пришелся по шее, чуть пониже среза каски. Готов…
Отбросив бесполезный автомат, Павел несколько мгновений оторопело глядел на обожженные ладони, затем выдернул из кобуры ТТ, передернул затвор и трижды выстрелил в спину фашиста, борющегося со старшиной. Галкин был опытным бойцом, но навалившийся на него немец заметно превосходил старшину по комплекции – сил Василия едва хватало, чтобы удерживать предплечьем руку противника с зажатым клинком. Вторая рука ничем помочь не могла: в начале схватки он пропустил удар, и лезвие рассекло мышцу.
Отпихнув обмякшее тело, Галкин судорожно вздохнул, зажав ладонью кровоточащий бицепс, видимый сквозь лохмотья рукава гимнастерки:
– Сп… спасибо… командир… Сзад…
Не дожидаясь окончания фразы, Павел резко обернулся, не целясь, нажимая на спусковой крючок едва ли не раньше, чем успел разглядеть врага.
Пара пистолетных выстрелов потонула в гулком грохоте «маузера». Пошатнувшись, гитлеровец выронил карабин и рухнул на наполовину осыпавшийся бруствер. Не зафиксированная подбородочным ремешком каска сорвалась с головы, кверху дном плюхнувшись на дно окопа. Мокрые от пота, всклокоченные русые волосы были обильно перемазаны кровью – вторая пуля угодила в лицо.
– Командир!
– Ничего, просто голова… закружилась… – Опустив руку с пистолетом, лейтенант сполз по осыпающейся стенке, опустившись рядом с товарищем. – Вась, ты это, винтовку у него забери… сейчас снова полезут, а у меня патронов только три штуки осталось…
– Пашка, глаза не закрывай! На меня смотри! – Здоровой рукой старшина забрал у Величева пистолет, обильно перемазав оружие алым. Пошатываясь, поднялся на ноги и выглянул наружу, прикрываясь телом убитого фашиста. Стрелять ни в кого не пришлось. Атака, судя по всему, захлебнулась окончательно, уцелевшие немцы торопливо отходили к лесу. Вернее, отползали, поскольку советские окопы продолжали огрызаться огнем, пусть и куда реже, чем несколькими минутами назад. Судя по количеству неподвижных тел в фельдграу, противник потерял не меньше половины личного состава штурмовых групп. А скорее всего больше – сколько еще полегло во время рукопашной, не знал никто. Как и того, сколько погибло красноармейцев…
– Пашка, не смей мне умирать, слышишь?! Не вздумай даже! Подумаешь, пулю он схлопотал, великое дело… – Галкин, морщась от боли, вытащил из кармана галифе перевязочный пакет, зубами надорвал оболочку из вощеной бумаги… и неожиданно понял, что перевязать командира самостоятельно просто не сможет. Себя – тем более, поскольку раненая рука висела плетью, проклятый фриц распахал плечо чуть ли не до кости. Значит, придется звать кого-то на помощь…