Дмитрий Захаров, 1943 год

Следующая неделя прошла на удивление тихо и спокойно, словно растянувшийся на семь суток парко-хозяйственный день. «Пэхэдэ», или, говоря более понятным любому военному человеку языком, – «пропал хороший день». Обслуживали технику, получали почту и боеприпасы, в свободное время читали порядком запоздавшую прессу или слушали сводки Совинформбюро. Из которых Захаров, против недавних ожиданий, не вынес для себя ничего ценного: одни общие слова о грядущей победе советского оружия и продолжавшемся переломе в войне. Одно радовало, кормили неплохо, определенно не по тыловому нормативу, а так, словно они стояли на самом, что ни на есть, переднем крае. Что, собственно, было недалеко от истины: от линии фронта их отделяло не столь уж и великое расстояние.

На восьмой день вынужденное безделье закончилось, по крайней мере, для мамлея Краснова-Захарова. Чему он, к слову, был только рад: танки взвода стараниями экипажей уже приближались к вылизанным до последнего болтика эталонным образцам (за этим Дмитрий, то ли к месту, то ли наоборот, вспомнив доставучего прапора Махрова, следил лично), разве что гусеницы черной краской не покрасили. Ну, а от ежедневных политинформаций ощутимо пухли уши. Нового ничего, зато куча знакомого еще по ферганской учебке пустословия, начиная от завоеваний Великого Октября, на которые посягнул коварный захватчик, роли коммунистической партии и лично товарища Сталина, и заканчивая… гм, да этим же, собственно, и заканчивая.

Нет, против Иосифа Виссарионовича Захаров ничего не имел, совсем даже наоборот: спасибо, девяностые с первой половиной «нулевых» научили правильно расставлять приоритеты и отделять от плевел хрестоматийные зерна. Но и бесконечно выслушивать равнодушно бубнящего себе под нос замполита капитана Рогинского, чередующего ленинские и сталинские цитаты с выдержками из уже знакомых фронтовых сводок, особого желания не было. Понятно, конечно, что человек просто делает свою работу, но сколько ж можно?! Будто они и без того не понимают, чего ждет от них командование и весь народ? И что совсем скоро именно от них, от их героизма и готовности пожертвовать собой во имя поистине великой цели, будет зависеть исход всей войны?

К собственному удивлению, Дмитрий отметил, что и остальные танкисты испытывают примерно такие же чувства, хоть и не подают виду, и это его успокоило. В конце концов, армия – всегда армия. И дело армии – громить врага. Так было раньше, так есть сейчас и так будет в будущем – в его будущем. Ну, или не в его, а в некоем параллельном мире – разницы-то? Главным, на самом-то деле, являлось то, что все они были готовы идти в бой. Все. До последнего заряжающего, пехотинца или кашевара.

Поначалу подобное стремление идти на смерть успевшему повоевать на двух войнах десантнику казалось излишним, а то и вовсе наигранным, ведь большинство бойцов, особенно ветеранов, прекрасно понимали, каковы их реальные шансы уцелеть в бою, но вскоре Захаров наконец понял, в чем дело. Все оказалось совсем просто. До обидного – для него самого – просто. Менталитет. Он-то, наивный, подсознательно сравнивал людей этого времени со своими современниками, удивляясь их искренней готовности умереть за Родину. Вот в этом-то и крылась главная ошибка: эти люди и на самом деле были готовы умереть за свою страну и свой народ! Просто готовы, потому что понимали, что ждет впереди, если не уничтожить врага, пусть и ценой собственной жизни! Они не воевали за материальные ценности или идею, они воевали… нет, не за себя даже, – а за всех тех, кто остался за их спиной. Матерей, жен, детей. Даже в том случае, если всю их родню уничтожили оккупанты. Да, даже в этом случае они шли в бой не мстить за мертвых, а сражаться за живых!

И когда Дмитрий окончательно все это осознал, ему внезапно стало безумно стыдно. И за себя, и за тех, кто остался в сытом высокотехнологичном будущем общества тотального потребления. Способны ли они, возникни необходимость, повторить судьбу предков? Хватит ли у них решимости пойти в бой, зная, что шансы уцелеть равны нулю? Или всё, на что они способны, – бесконечно (и безопасно для себя, разумеется) сраться в коментах в уютных интернет-блогах? Ну, или, предположим, стоять на разномастных и хорошо оплачиваемых «майданах» очередной «цветной революции»?

Осознав всё это, Захаров неожиданно нашел ответ и на еще один вопрос, мучивший его с того самого дня, когда их с Васькой Красновым сознания на миг стали единым целым. Поначалу-то он никак не мог понять, что нашла в наивном и простодушном лейтенанте соседка Сонька, которую он запомнил хоть и не по годам умной и эрудированной, но довольно-таки взбалмошной и ветреной девчонкой образца две тысячи десятых годов. А сейчас понял. Привыкшая совсем к иному окружению, иным нравам и запросам сверстников девушка вдруг увидела перед собой настоящего мужика. Или нет, не так, не мужика даже, а человека. Личность. Того, для кого наличие в кармане пухлого кошелька, навороченного смартфона и крутой «тачки» ничего не значит, вообще ничего. Любящая «початиться» в Сети или подрыгать ногами на ночной дискотеке на морском берегу, девушка оказалась куда глубже и дальновиднее, нежели он представлял. И это его весьма и весьма обрадовало.

Возможно, и общение с ним самим тоже наложило свой отпечаток: виделись они хоть и не часто, но уж коль затрагивалась тема политики, социума или бесперспективного будущего общества тотального потребления, в выражениях и комментариях Захаров не стеснялся. Сонька, впрочем, практически всегда с ним соглашалась, полностью разделяя точку зрения «соседа дяди Димы», чем порой его немало удивляла…

Так что вызов к комбату Захаров воспринял практически с радостью, хоть и подумал мельком, что вряд ли подобное сулит что-либо хорошее. Война идет, что уж тут может быть хорошего? Но и бесконечно копаться в собственных мыслях откровенно надоело.

Собственно говоря, так и вышло: «батя», не делая ненужных прелюдий, сразу сообщил, что необходимо провести разведку боем, поскольку, по сведениям командования, немцы скрытно группируют силы в десяти километрах отсюда, то ли подготавливая плацдарм для очередной попытки прорыва фронта, то ли загодя готовя базу дислокации техники для будущего наступления. Разумеется, о том, что оное наступление случится еще не скоро, комбат ни словом не обмолвился, скорее всего, и сам точно не знал. Но Захаров понял все именно так. Точнее – предположил, опираясь на собственное послезнание. Но факт оставался фактом: немцы определенно что-то готовили. Или к чему-то готовились. Авиаразведка ничем помочь не смогла, маскировка у противника оказалась на уровне, как и зенитное прикрытие: потеряв две машины, полеты летуны прекратили. А посланная разведгруппа, успев передать на открытой частоте, что вступила в бой и свои координаты, обратно не вернулась и больше на связь не выходила. Потому штабом и было решено провести «шумную» разведоперацию с участием бронетехники.

Для выполнения задачи Краснову придавался взвод легких танков, ленд-лизовский бронетранспортер и семеро бойцов из состава разведроты. Действуя по обстоятельствам, танки под его командованием должны были либо сымитировать прорыв, либо случайное столкновение с противником во время штатной передислокации войск (угу, вот только всех войск – аж пять легких танков и один броневик, очень смешно), тем самым обеспечивая разведке возможность выполнить задание. Гениальный план, конечно, но спорить не приходилось, как и выбирать. Впрочем, на резонный вопрос, отчего именно он, Дмитрий, все же получил не менее резонный – с точки зрения командования – ответ: мол, он неплохо себя зарекомендовал, когда вместе с погибшей разведгруппой прорывался через линию фронта. Н-да, гениальное умозаключение, если рассудить. Особенно посыл.

С другой стороны, может, и не стоит все усложнять. Скорее всего командование просто не нашло более подходящей кандидатуры, вот и весь секрет. Ну, не нашло – так не нашло. Проблем-то? Нужно – значит, нужно, приказы, как известно, не обсуждаются. Волею судеб сержант Захаров прыгнул сразу аж в лейтенанты, пока только в младшие, правда, так что стоит оправдывать доверие. Да и засиделся он на одном месте, если честно.

Вот только поставленная задача все же казалась какой-то не слишком понятной. С одной стороны – аккуратненько вскрыть планы немцев, с другой – вернуться назад живыми, что в некотором роде друг другу противоречило, поскольку Дмитрий прекрасно представлял, насколько подобное реально. Практически с точностью до наоборот. Нет, «семидесятка» – хороший танк, кто спорит, только не в подобном случае. Для поддержки пехоты в скоростном бою – самое то, а вот, допустим, для вскрытия замаскированных позиций ПТО, которые там наверняка найдутся? Очень сомнительно. Пожгут ведь на предельной дистанции даже из морально устаревших Pak-35/36 калибром аж в целых тридцать семь миллиметров, и не почешутся! А уж ежели там найдутся пушечки посерьезней, что, скорее всего, так и есть, то шансов и вовсе никаких. Разве что просто разменять пять Т-70 на возможность разведке нормально отработать свое задание.

Поиграв желваками, Захаров решительно склонился над картой, сообщив комбату, что в план разведывательного рейда необходимо внести некоторые изменения. Удивленно взглянув на лейтенанта, «батя», пожав плечами, кивнул: говори, мол. И Дмитрий выложил ему собственные соображения, уже успевшие к этому времени более-менее уложиться в голове. Не до конца, конечно, но хоть как-то… А чего бояться-то? Как говорилось в этом времени, «дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут». Вот и нечего дергаться. В конце концов, советского десантника учили не только захватывать и удерживать плацдармы, но и быть диверсантом. И он, хочется надеяться, оказался не самым плохим учеником.

Хмыкнув, комбат неожиданно предложил закурить, первым подав пример. Отказываться Дмитрий не стал, тем более что «Казбек» в картонной коробке с откидной крышкой последний раз видел еще в детстве, в конце семидесятых, когда о сей вредной привычке по молодости лет даже и не задумывался.

– Интересный ты человек, лейтенант. Не напрягайся, Василий, не напрягайся, ничего эдакого в виду не имею. Да и послужной список у тебя о-го-го, мало кто аж с самого начала войны сражается, еще и так успешно. К сожалению, мало таких, да… Самородок, честное слово!

– Скажете тоже, товарищ полковник! – подавившись дымом, разыграл смущение Дмитрий, внутренне напрягшись. «Самородок», понимаешь ли! Ага. Прям счас. Нет, приятно, конечно… только вот что-то не очень и хочется подобные комплименты от командования получать. – Обычный танкист. Просто везет, наверное. Скольких мужиков схоронил, а сам живехонек. Давно уж воюю-то, вот и подумал – ну, пожгут фрицы танки, что им те «семидесятые»? Так, на один зубок. А можно ведь и иначе сделать, – наученный прошлым опытом, Захаров старался говорить попроще, хоть порой и приходилось делать над собой определенное усилие:

– Как наши разведчики воюют, я насмотрелся, парни опытные, коль уж позволили в бой себя втянуть и все там полегли, значит, немцы серьезно подступы стерегут. Потому и предлагаю сначала обозначить атаку… ну, или там случайное боестолкновение, на месте будет ясно, как оно лучше, – в одном месте, и быстренько отступить. Вот здесь, я уж показывал, – Дмитрий ткнул пальцем с неубиваемым «траурным» танкистским ободком под ногтем в точку на карте. – Или даже сразу разделить взвод. Одни вдарят тут, вторые, – десантник сделал вид, что задумался, хотя давно уже прогнал в уме немудреную партитуру, – вот тут. С разницей во времени в полчаса примерно, не больше. Возможно, что и одновременно. В ответ фрицы по-любому свои позиции рассекретят – ну, не пропустят же они танки в глубину своей обороны? Это уж и вовсе идиотизм. Разведчикам же этого хватит, чтобы незаметно просочиться за линию обороны – ну, или чего там у них? Вот, примерно, так. Нет, я понимаю, что на деле все может выйти совсем иначе, но это всё ж лучше, чем бросать танки на верную гибель. А вообще, товарищ полковник, решать нужно будет на месте, поскольку исходных данных маловато.

Комбат ответил не сразу, сперва докурив и аккуратно затушив окурок в пепельнице, изготовленной из донца снарядной гильзы. Повозил пальцем по карте, прикидывая расстояние, прокашлялся:

– А знаешь, Краснов, что это ведь не я тебя самородком обозвал, а товарищ Луганский. Угу, начальник особотдела. И заодно просил за тобой присматривать. Мол, перспективный командир, обидно будет, если по глупости погибнет. Уж не знаю, отчего он так к тебе воспылал, но факт, как говорится, остается фактом. Не знаешь, почему?

– Никак нет, товарищ полковник, не знаю, – поспешил на всякий случай откреститься десантник. – Я его и видел-то всего дважды. Сперва, когда он меня… ну, того, типа, опрашивал после выхода из-за линии фронта, а затем – когда документы возвращал. Ну, это уж после того было, как мы немцев отбросили, что на ремонтников и санбат перли. Всё, собственно.

– Да, знаю, – отмахнулся «батя». – Знаю. Ладно, Василий. План я твой, считай, одобрил. Действуй, как считаешь нужным, лишь бы результат был. Все, ступай. Познакомься с экипажами и разведгруппой и отдыхай, выступаете в полчетвертого, самое удобное время. Пока доберетесь, как раз светать начнет. Сейчас поутру туманы стоят, апрель на дворе, вам всяко на руку будет. Начнете засветло, так лучше. Удачи, лейтенант, – комбат пожал протянутую руку. Рукопожатие вышло жестким, рука у «бати» оказалась по-мужски сильной.

Четко развернувшись через левое плечо, Захаров покинул штабной блиндаж. На душе было тяжело, однако Дмитрий не мог понять, отчего именно: то ли от разговора с комбатом, то ли от предстоящего задания. Еще и этот Луганский… Сначала предупреждает, чтоб в плен не попадал, потом выдает такие характеристики! «Самородок», блин! Хотя, судя по всему, решение послать в разведрейд именно его всецело принадлежит комбату, так что искать тут некий «кровавогэбистский» заговор определенно не стоит. Да и вообще, хватит рассуждать об окружающей действительности с точки времени «попаданца в прошлое». Все, нет больше никаких попаданцев! И никакого будущего и прошлого тоже нет, осталось одно настоящее, которое он сам себе выбрал, когда в последний раз общался с Васькой Красновым!

Так что вперед, де́сант! Никто, кроме нас!

* * *

– Леха, ты точно понял, что от тебя нужно? – Захаров испытующе взглянул на командира ведущего танка.

– Так точно, понял, – без особого энтузиазма в голосе подтвердил тот. – Продвигаюсь до опушки, оцениваю обстановку, и далее…

– Значит, ни хера не понял, – тяжело вздохнул Дмитрий. – Если ты, выкатившись на опушку, застопоришься и начнешь оценивать обстановку, тебя почти наверняка сразу и сожгут. Кстати, без предупреждения. И обе других «коробочки» следом, с вашей-то броней. А мне от вас совсем другое нужно. Вопросы?

– А почему «коробочки»? – разумеется, старшина задал самый дурацкий из всех возможных вопросов.

– Потому что потому и кончается на «у», – буркнул десантник. – Так танки называют, чтоб фриц по радиообмену не понял, о чем речь. Что, не знал? Ну, так теперь знаешь. Ладно, давай еще раз: нужно, чтобы вы скрытно – скрытно, понимаешь? – подошли к опушке леса, оценили обстановку и лишь затем обозначили себя. Ну, то есть делаешь так, чтоб немцы вас заметили. Наблюдаешь через орудийный прицел, на башню не вылазь. Как только поймешь, что вас засекли – открываешь огонь, осколочно-фугасными, но не больше трех-пяти выстрелов на ствол, и немедленно отходишь назад. Немедленно, это-то хоть ясно? Попадать никуда не обязательно, главное, чтобы шума побольше было. В бой ни в коем случае не вступаешь, это приказ! Ну, если вас, конечно, совсем не зажмут, что вряд ли, не успеют фрицы так быстро отреагировать. Разворачиваешься и с максимальной скоростью уходишь в расположение. Остальное тебя не касается, ротному передашь мою записку, на вот, – Захаров протянул танкисту сложенный вдвое листок, вырванный из командирского блокнота.

– Да, и вторую часть мехгруппы не ждать и на помощь не идти. Это тоже приказ, если что. Ясно?

– Так точно… Товарищ младший лейтенант, а вы как же?

– А мы, Леха, уж как-то так, уяснил? Немец должен поверить, что вы на них случайно нарвались, испугались, пальнули с перепугу, да рванули к своим. Обязан поверить, понимаешь? Иначе выйдет, что весь план псу под хвост. Все, выполнять. Разделяемся, – хлопнув старшину по плечу, Захаров спрыгнул на землю.

Легкие танки, окутавшись сизыми облачками выхлопа, развернулись, выворачивая узкими гусеницами пласты влажной после недавних дождей глины, и один за другим скрылись в утреннем тумане. Всё, началось, теперь назад ничего уже не вернешь. А комбат прав, туман им на руку, и скрытности добавляет, и звук мотора глушит. Да и немцы, если что, охотнее поверят, что группа из трех русских «leichte Panzer» вполне могла случайно заблудиться. Жаль только, что уже почти рассвело, и туман больше часа никак не продержится.

– Ну, что, командир, едем? – спросил высунувшийся из кабины двухосного «Скаута» М3 разведчик в маскировочном костюме. На десантнике красовалась точно такая же двухцветная «амеба», добытая Захаровым всеми правдами и неправдами – пришлось даже сослаться на приказ комбата, о котором тот, само собой, был ни сном, ни духом. А вот приказ о назначении его командиром разведгруппы и на самом деле имел место. Мужики сначала покривились, но и спорить не стали, чему Дмитрий был искренне рад, поскольку именно этот момент считал самым опасным в его плане. Разведка – всегда разведка, элита армии, так что могли б и рогом упереться. Но не стали. То ли авторитет «бати» помог, то ли просто решили действовать по принципу «много таких видали, посмотрим, на что в бою способен». Скорее всего, и то, и другое.

– Ага, время, – кивнул Дмитрий, забираясь на сиденье рядом с водителем и захлопывая тяжелую дверцу. – Километра с три пойдем первыми, затем пропустим танки вперед. Ну, а дальше, как договаривались. Ждем, пока наш отвлекающий маневр шум поднимет, и начинаем работать. Все, погнали, у нас минут сорок, максимум час.

Приноровившись к тряске скачущего по узкой лесной дороге бронетранспортера – особо доставали корни росших по краю просеки деревьев, превращавшие и без того далекую от идеала грунтовку в полосу препятствий, усеянную природными «лежачими полицейскими», – Дмитрий раскрыл планшет и, подсвечивая трофейным фонариком, в который раз вгляделся в карту. Угу, на сей раз карту ему все-таки выдали, причем нормальную полноцветную типографскую трехверстку. Никаких условных обозначений на ней нанесено не было, однако Захаров и без этого прекрасно понимал, что сейчас они уже, по сути, за линией фронта. Ну, плюс-минус полваленка, разумеется. Просто оной «линии», несмотря на стабилизацию фронта, на данном участке не наблюдалось в принципе. Ну, или в частности. На чем и строился его план: могли русские танкёры сдуру забрести к немцам? Вполне. Во-от…

Поморщившись, когда дерматиновое сиденье амерского броневика в очередной раз упруго лягнуло в копчик, десантник закрыл планшет. Все правильно, если не заглохнут ни они, ни танки, минут за сорок доберутся до точки. Там замаскируют транспортер, отправят вперед обе «семидесятки» и двинутся следом – уже пешочком. Обе дороги, и та, что идет вдоль лесной опушки, и эта, в нужном месте практически сходятся. Значит, когда первая мехгруппа вступит в бой, они всяко услышат. И начнут шуметь сами – командиры обоих «Т-70» проинструктированы так же, как и старшина Леха Корольков: обозначить боестолкновение, открыть огонь и отступить, на полной скорости уходя к своим. Дальше уж их забота. То есть работа. Срисовать, что там и как, нанести на карты, вернуться и передать разведданные в штаб. Остальное – дело бомбардировщиков, которым, в отличие от разведывательных самолетов, все равно, замаскированы ли вражеские позиции, или нет. Хотя, учитывая неслабое зенитное прикрытие, командование может и пожалеть летунов, накрыв нужный квадрат артогнем или залпами реактивных минометов.

Вот только для этого нужна самая малость, практически пустячок: добыть эти самые сведения и вернуться обратно, доставив их в штаб.

Уложив на колени автомат, Захаров прикрыл глаза, насколько возможно расслабляясь. Блин, и еще почти полчаса такой тряски! Пожалуй, даже родная «БМП» по серпантину мягче шла, хоть афганские горные дороги и достойны отдельного описания, местами – исключительно матерного. Интересно, а отечественный «БТР-40», прототипом которого и послужила эта машина, мягче б ехал? Хотя какая разница? Перетерпит, не сахарный…

Бронетранспортер спрятали метрах в тридцати от дороги, накрыв масксетью и забросав свежесрубленными ветками. «Скаут» им еще понадобится, когда будут уходить от погони, а четыре колеса и стодесятисильный мотор куда лучше, чем ноги. А в том, что возвращаться придется в темпе вальса, десантник практически не сомневался.

Сделав небольшой крюк по лесу, вышли в заданную точку и затаились. Бросив взгляд на циферблат наручных часов, удовлетворенно кивнул: нормально пока. Танкисты дали им оговоренную фору, и сейчас обе механизированные группы сближались с противником. Разведчики же ждали развития событий…

Аккуратно отодвинув в сторону тяжелую от утренней влаги ветку, Захаров прополз еще несколько метров и, отстегнув верхнюю пуговицу, вытащил из-за пазухи балахонистой куртки бинокль. Срывавшиеся с куста тяжелые капли выпавшего на землю тумана едва слышно тукали по ткани маскировочного костюма, неприятно холодили голую шею под отброшенным на спину капюшоном. Молодая весенняя трава была мокрой, и перед камуфляжа немедленно потяжелел от впитанной влаги. Локти елозили по размокшей глине и тоже оптимизма не добавляли. Отерев влажные ладони о куртку, десантник приник к окулярам, осматривая мысленно разбитую на сектора местность. Сперва справа налево, затем наоборот.

Рядом засопел, устраиваясь поудобней, его заместитель, младший лейтенант Иванов. Собственно говоря, именно он до приказа комбата и командовал группой, потому первое время Дмитрий испытывал определенные сомнения относительно того, сработаются ли они. Однако разведчик к вынужденному двоевластию отнесся на удивление спокойно, так что проблем не возникло, по крайней мере, пока. Да и не прислушиваться к советам более опытного товарища Захаров вовсе не собирался, прекрасно осознавая свое настоящее место. Думают, что он приставлен к ним ввиду особой важности предстоящего задания? Ну, и пусть себе думают, коль так, ему-то какое дело? Главное – задание, остальное вторично, то бишь глубоко похер.

Иванов меж тем тоже достал бинокль и легонько ткнул Захарова в бок:

– Ну, чего там, Вась? Засек чего?

– Да вот, хрен пойми, Дениска… глянь-ка вон туда, – едва слышно шепнул десантник, указав рукой направление. – Ориентир – кривое дерево, метров семьсот – семьсот пятьдесят отсюда. Нашел? А теперь медленно веди влево, видишь, ветерок как раз туман разогнал? Что наблюдаешь?

– Хер его знает, – глубокомысленно сообщил тот, сосредоточенно водя биноклем. – Вроде есть чего в зарослях, машина, что ль, замаскированная? Отсюда не разглядишь, но что-то там определенно имеется. Листва сейчас еще молодая, зеленая, а заросли – будто осень, разноцветные какие-то. Масксеть, что ли?

– Вот и я так подумал, – одобрительно кивнул Захаров. – Именно маскировка, причем более подходящая к лету – осени. А теперь выше гляди, до верхушек деревьев. Ничего странного не замечаешь?

– Опа, антенна?!

– И не одна, лейтенант. Минимум три, разной длины. Просто фрицы их кусками маскировочных сетей обмотали. Радиоузел это, причем не самого последнего разряда. И весьма неплохо замаскированный. Похоже, надолго тут обосновались, суки, – Дмитрий вовремя прикусил язык, едва не ляпнув «минимум до июля». – Уж больно маскировочка грамотная, явно не на день-два делалась.

– Блин, а «батя»-то думал, что тут чуть ли не целая танковая дивизия сховалась…

– Ты с выводами-то не спеши, мамлей, а то вдруг успеешь, – пробормотал Захаров, продолжая осматривать местность. – Жопой чую, это мы просто случайно на ихних связистов нарвались, а главное-то вовсе и не тут. Слишком много шума из-за какого-то сраного радиоузла. Про зенитчиков не забыл? Немцам что, больше делать нечего, как две батареи ради этих вон разворачивать? Да и стоят они отсюда далековато. Не стыкуется как-то, согласен?

– Согласен, чего там. Вообще, если честно, не стыкуется. Никак.

– Тогда слушай дальше, если с чем окажешься не согласный, так сразу и говори. Но я вот чего думаю – эти самые связисты нам и даром не всрались, пусть себе и дальше прячутся. Нанесем на карту, прилетят наши и сровняют тут все с землей– матушкой. Что-то мне подсказывает, что мы тут явно не по их душу, а наша цель – километра на полтора севернее.

– А чего мне говорить? Согласный я. Ты карту помнишь, танкист?

– Помню, а что?

– Да то, что в паре километров болото начинается, летом-то оно подсыхает, а сейчас, после зимы, самую силу набрало. Как считаешь, если мы оттуда пойдем, немец нас ждать будет?

– Не будет однозначно. Максимум – заминирует подступы к болоту. Только как ты себе это представляешь? Это ж какого кругаля давать, чтобы выйти в точку, которая сейчас от нас в полутора кэмэ?

Иванов хмыкнул:

– Слушай, Василий, я с твоим планом согласился? И, кстати, искренне считаю, что план толковый, я б до подобного не додумался, честно говоря. Но сейчас… давай я пока покомандую, идет? Или ты собрался мимо радистов прошвырнуться и дальше напрямик?

Дмитрий мысленно хмыкнул: ну, наконец-то! А то прямо какая-то семейная идиллия, честное слово! Собственно, разведчик прав, ему и местность более знакома и всякие прочие реалии. Давно бы так.

– Согласный я, – усмехнулся десантник, повторив слова разведчика и постаравшись как можно точнее передать его интонацию. – Не напрягайся, лейтенант, все я понимаю. Командуй.

– Точно? – похоже, Иванов удивился. – Так ведь командир группы, типа, ты?

– Забудь. Временно. Просто прислушивайся ко мне, если что, ладно? Не первый год воюю, много чего повидал. Разного. И долбое…а командного, который завсегда кровью бойцов оплачивается, в том числе. Договорились? А сейчас – давай, руководи. Болотом – так болотом.

Дмитрий оттянул свободный рукав костюма, вгляделся в циферблат:

– Кстати, наши уже должны подходить, минут десять еще максимум. Будем ждать или уходим?

– Уходим, – мгновение поколебавшись, принял решение разведчик. – Нам теперь уже без разницы.

– Тогда вперед и с песней. – Захаров решительно пополз назад, не к месту припомнив поляну со сбитым «Шторхом», окруженную охотящимися за портфелем покойного оберста эсэсманами. Нет, все-таки ползать жопой вперед – определенно не его тема. Обидно как-то…