Берлин, объект «Führerbunker», апрель 1945 года. Штурм

Трешников оглядел уже разбившийся на пары штурмовой отряд, коротко взглянув каждому в глаза и молча кивнув. Бойцы спокойно выдержали взгляд командира – неожиданная и нелепая гибель Пятого никого из колеи не выбила, парни привыкли терять в бою товарищей и прекрасно знали, что следующим можешь оказаться уже ты сам.

– Готовы? Отлично. Капитан, с лестницей управился?

– Так точно, – четко отрапортовал Родченко, на голове которого красовался шлем погибшего спецназовца с отключенным ПНВ. – Оба пролета обрушу, даже не сомневайтесь. А ежели фрицы полезут, Степа их с огнемета приголубит, на один-два выстрела смеси хватит, а после уж я из «эмгэшки» постреляю. Через нас не пройдут, точно говорю.

– Я и не сомневаюсь, Вася. – Подполковник легонько хлопнул по плечу сначала его самого, затем сержанта. – Удачи вам, мужики!

– И вам удачи, товарищ подполковник!

– Все, флуд в эфире отставить. Всем укрыться под лестницей. Седьмой, рви генераторную, Третий – следом сразу дверь. Времени у нас – максимум десять минут. Поехали…

В глубине бокового ответвления коридора, где располагался вход в помещение генераторной, глухо бухнул, отзываясь на посланный с пульта управления радиосигнал, сдвоенный взрыв. Обе тускло горящих настенных лампы в зарешеченных плафонах, мигнув, погасли; одновременно погрузился во тьму и гитлеровский бункер. Старлей Коробов тут же активировал взрыватель размещенного на герметичной двери тамбура «Импульса» – теперь рвануло куда сильнее, на миг осветив лестницы короткой вспышкой. Спецназовцы стремительными размытыми тенями рванулись к сорванной с петель тамбурной двери. Как многократно отрабатывалось на полигоне, внутрь полетела осколочная граната, и сразу после разрыва в небольшое помещение шлюза ворвалась первая боевая пара. Не разбираясь, уцелел ли кто из троих охранников, спецназовцы провели контроль и занялись запором внутренней двери, оказавшейся, как и ожидалось, не заблокированной. Спустя пятнадцать секунд все бойцы уже были в центральном коридоре, пронизывающем «vorbunker» на всем протяжении, и погруженная в темноту лестничная площадка опустела.

Выждав, пока секундная стрелка на трофейном хронометре трижды опишет круг, капитан Родченко кивнул сержанту, замершему рядом с подрывной машинкой «ПМ-2» в руках. Резкий оборот рукоятки, замкнувшей цепь, – и подвальный этаж Имперской канцелярии сотряс еще один взрыв, обрушивший оба ведущих наверх лестничных марша. Оглядев затянутые дымом и бетонной пылью обвалившиеся вниз обломки ступеней и торчавшие из стен искореженные несущие балки, Родченко улыбнулся. Ну вот, получите и распишитесь, товарищ подполковник из будущего, как говорится! В точности, как и обещали.

Ободряюще хлопнув Степана по спине, капитан молча кивнул в сторону раскуроченного тамбура, возле входа в который они решили устроить свою позицию. Трешников говорил, что через пять минут можно уходить следом за осназовцами, но эти минуты еще нужно продержаться, поскольку последним взрывом они, как пить дать, окончательно всполошили все здание. Капитан неторопливо установил на сошках трофейный пулемет, проверил, не перекошена ли патронная лента. Чуть в стороне возился Степа, готовя к бою родной «РОКС». Эх, да что там, продержатся, конечно, как не продержаться, ежели еще до Рейхстага нужно дойти! Да и на Гитлера, заразу такую, посмотреть вблизи ох как хочется…

Когда до отмеренного подполковником срока осталось меньше двух минут, все еще затягивающее помещение пыльное марево прорезали желтоватые лучи слабых, не чета спецназовским, фонариков, и раздались отрывистые команды на немецком языке. Родченко сдавленно выматерился вполголоса, поудобнее обхватывая пулеметный приклад. Не успели они уйти, жаль… хотя, может, оно и к лучшему, кому-то ж нужно нашим спину-то прикрыть? Припомнив, как следует вести себя в эфире, капитан штурмовой группы шестнадцатой ШИСБр Первого Белорусского фронта Василий Родченко четко доложил:

– Один-один – Нулевому. Лестница полностью уничтожена, наблюдаю фрицев, численностью до двух отделений. Готовлюсь дать бой.

– Принял тебя, Один-один, – голос Трешникова был, как всегда, спокоен, несмотря на то, что в наушниках четко слышались звуки боя. – Добро. Задержи их минут на пять, больше не нужно, затем в темпе догоняй нас, помни – ждать не станем. Внутреннюю дверь за собой закрой, замок не поврежден, и заблокируй со стороны бункера. Если не получится – заминируй. Отбой связи.

– Отбой, – эхом повторил Родченко, отключая связь. Сейчас здесь шумновато станет, незачем товарищей от столь важного дела, как захват поганого Гитлера, отвлекать. Если все нормально получится и удастся продержаться, тогда и включит обратно. Ну а ежели нет, то никакая радиосвязь ему будет не нужна. Взглянув на командира, Аришин, повозившись несколько секунд, также отключил радиогарнитуру.

– Слыхал, Степа? Всего-то пять минут нам продержаться и нужно, пустяки. Как они спуститься попробуют, лупи с огнемета, заодно света добавишь, а то не привык я в темноте воевать, а «ночегляд» этот хитрый не по мне. Все, воюем, глянь, справа вроде веревку разматывают.

«Старую» часть бункера прошли быстро, словно на полигоне, уложившись в расчетное время чуть ли не до последней секунды. Караульное помещение, где размещалась охрана, и пустующий в столь раннее время пищеблок проштурмовали с ходу, практически не встретив сопротивления. Немцы, конечно, всполошились; некоторые из отдыхающих после смены эсэсовцев успели добраться до оружия, благо оно находилось под рукой, но выстрелить не успел никто – ударно-дистанционные детонаторы влетевших внутрь осколочных гранат сработали быстрее. Дверь в радиоузел, согласно разработанному генералом Локтевым плану тренировок, всегда оказывавшаяся заблокированной изнутри, в реале оказалась просто неплотно прикрытой, а в помещении обнаружилось целых пятеро гитлеровцев с весьма неслабыми знаками различия на витых серебряных и золотистых погонах и петлицах френчей. Судя по колышущемуся под низким потолком табачному дыму, немцы находились здесь уже давно, то ли ведя радиопереговоры, то ли дожидаясь какого-то важного сообщения. Проведя контроль и уничтожив средства связи, отвечающая за правую сторону коридора боевая пара присоединилась к продолжающим штурм товарищам.

Единственный более-менее серьезный очаг сопротивления гитлеровцы попытались организовать в дальнем конце коридора, почти у самого лестничного перехода к «фюрербункеру». Видимо, кто-то из уцелевших командиров сложил-таки два и два, догадавшись, что является истинной целью русского штурмового отряда. Скользящие вдоль стен спецназовцы были уже метрах в десяти от выходного тамбура, когда темнота впереди внезапно озарилась яркими вспышками бьющих в упор автоматов, судя по звуку и темпу стрельбы, и «МП-40», и «Штурмгеверов». Стреляли немцы, практически не целясь, просто заполошно лупя в темноту и надеясь на плотность огня. Идущие в авангарде бойцы с противопульными щитами в руках выдержали первый натиск, позволив товарищам дать залп из пары «ГМ-94», на несколько мгновений превративший финишный отрезок неширокого коридора в кипящее море высокотемпературного огня и повышенного давления. Проводить контроль не потребовалось: суммарный взрыв нескольких термобарических гранат оказался такой силы, что вышиб одну из выходящих в коридор дверей. На разбросанные в радиусе пяти метров останки старались не смотреть даже ко всему привыкшие спецназовцы.

– Молодцы, думал, дольше провозимся, – невозмутимо прокомментировал Трешников, бросив быстрый взгляд на часы. – Третий, давай вниз, работай с дверью, Алоизыч, поди, заждался. Время. И не забудьте, у него в спальне стоит кислородный баллон, смотрите, не пальните сдуру.

– Готово, Нулевой, всем бояться, открываю, – следом бумкнул мощный взрыв усиленного заряда, срезавший с массивной герметичной двери петли и перебивший в нескольких местах ригели запорного механизма. В отличие от тренировок (сколько ж пришлось выслушать в родном времени от техперсонала «объекта», вынужденного раз за разом восстанавливать взорванную дверь вместе с покореженной пластитом коробкой!), на сей раз толстенная железяка самостоятельно рухнула вниз, открывая проход. В который немедленно полетела пара «Зорек», на мгновение заливших лестницу и внутреннее помещение шлюза ослепительным светом и заполнивших пространство нестерпимым для незащищенного человека грохотом акустического удара. Ворвавшимся следом спецназовцам осталось лишь добить пятерых ослепленных и контуженых гитлеровцев, даже не попытавшихся оказать сопротивление: реальность порой оказывается куда проще тренировки, в которую разработчики закладывали максимальную степень сложности. А порой бывает наоборот…

Спустя полминуты бойцы разобрались с запорным механизмом и вошли в длинный центральный коридор, заканчивающийся запасным выходом с ведущей наверх лестницей. Там же, под первым лестничным маршем, находился и замаскированный вход в тот самый секретный туннель, что соединял гитлеровское убежище с парком Тиргартен. Отряд разделился – группа захвата основного «объекта» свернула налево, через санузел следуя к личным помещениям Евы Браун; вторая группа, целью которой был рейхсминистр и комиссар обороны Берлина Йозеф Геббельс, – направо. Основная группа во главе с Нулевым, в задачу которой входило прикрытие, захват и удержание входа в спецтуннель, двумя цепочками растянулась вдоль стен, продвигаясь вперед. Встретиться все три части штурмового отряда должны были в самом конце коридора, после чего немедленно уходить, заблокировав или подорвав вход в туннель.

Пройдя через затянутый дымом от сработавшей «Зари-2» санузел и гардеробную гитлеровской супруги, бойцы ворвались в ее спальню, оказавшуюся пустой. Судя по перевернутому журнальному столику и разобранной кровати со смятым постельным бельем, новоиспеченная фрау Гитлер покидала спальню в большой спешке. По полу рассыпались какие-то журналы, глянцевые обложки которых в свете ПНВ казались черно-белыми, на сиденье стоящего под стеной кресла лежала дамская шляпка и пара нитяных перчаток.

Тратить драгоценное время на дальнейший осмотр, разумеется, не стали – и так понятно, что заслышавшая со стороны «ворбункера» выстрелы и грохот взрывов охрана поспешила эвакуировать высокопоставленную подопечную в дальнюю часть убежища. Оперативно сработали фрицы, молодцы. Плохо, что и фюрера уже тоже наверняка подняли на ноги, так что шансов захватить его прямо в постели оставалось немного. Правда, прямого прохода в центральный коридор из гитлеровской спальни нет, для этого придется пройти через кабинет и зал заседаний, до которых группе захвата оставались считаные метры и всего парочка хоть и прочных, но отнюдь не бронированных дверей. Одна из которых в этот миг вдруг щедро сыпанула в сторону боевой пары выбитой пулями щепой: неизвестно почему, но подчиненные бригаденфюрера Монке открыли огонь первыми. Скорее всего хитрый эсэсовец просто отлично представлял процедуру штурма и не стал дожидаться, пока русские забросят внутрь гранату. Ну и дурак… хотя откуда ему знать про светошумовые гранаты нелетального действия?

Несколько пуль ударили в грудную бронепластину штурмового комплекта идущего справа бойца, не причинив ему никакого вреда, еще одна зло дернула кевларовый рукав куртки левого. Спецназовцы слаженно разошлись в стороны, вжимаясь в стены, и вскинули оружие. Первый вызвал командира, коротко обрисовав Нулевому ситуацию – судя по реакции охраны, в помещении мог находиться сам Гитлер с супругой, и бойцы колебались, стоит ли применять спецсредства.

После секундного раздумья спокойный голос Трешникова сообщил:

– Не станут они его под удар ставить, понимают же, что вы в ответ молчать не станете. Полагаю, укрыли или в спальне, или в кабинете. Разрешаю применение одной «Зари», затем штурм. Только гранату возле самого входа рвани, далеко внутрь не забрасывай. Мы уже у двери, выстрелы слышим, если что, через три секунды зайдем с тыла. Работать, время.

Кивнув товарищу, Первый вытащил «Зарю-2» и выдернул чеку, удерживая пальцами рычаг. Рывком подобрался к самой двери, еще раз коротко кивнув. Второй переключил предохранитель на автоматический огонь и выпустил по посеченной пулями полотну две длинные очереди, стараясь, чтобы первая пошла под углом под потолок, вторая, наоборот, вдоль пола на уровне колен стоящего человека. Коротким тычком приоткрыв дверь, Барсуков отпустил рычаг и, пробормотав «двадцать один, двадцать два», аккуратно закатил внутрь помещения гранату, отпрянув в сторону. В следующую секунду за дверью, от которой вновь полетели отколотые пулями щепки, оглушительно ахнуло, и оба спецназовца ворвались внутрь.

Первым, кого увидел майор в зеленоватом свете «ночника», был сам знакомый по фотографиям Монке, видимо, оказавшийся ближе других к взорвавшейся гранате. Бригаденфюрер стоял на коленях, всем телом раскачиваясь из стороны в сторону; пальцы плотно прижатых к ушам ладоней потемнели от крови. «Не драпать тебе вместе с Борманом через метро, факт», – автоматически подумал майор, выдавливая до отказа спуск пистолета-пулемета. Голова командира особой группы охраны коротко дернулась, и эсэсовец опрокинулся навзничь. Переключившееся на новую цель сознание еще успело мельком отметить не предусмотренную человеческой физиологией крохотную темную дырочку, появившуюся на его переносице, а «Витязь» уже произвел следующий выстрел. Еще один гитлеровец, тщетно пытавшийся успеть поднять навстречу стремительно ворвавшейся в помещение опасности автомат, упал, отброшенный ударом пули. А следом и еще один… а, нет, уже двое…

Майор Ленивцев, зачищавший левую часть зала заседаний, обогнул перевернутый стол и дважды выстрелил, добивая последнего уцелевшего гитлеровца. Никакой баррикады из мебели, как предполагали организаторы тренировок, немцы соорудить не успели – просто не хватило времени, – так что штурм и зачистка прошли даже проще, чем ожидалось. Опрокинутый на ребро стол оказался единственной и неудачной попыткой – от акустического удара и мощнейшей вспышки он защитить, разумеется, не мог, а стрелять сквозь столешницу спецназовцы и не собирались. В чем и убедился последний из девятерых эсэсовцев, только что получивший свою пулю. Мельком оглядев упавшие со стола крупномасштабные карты Берлина и рассыпавшиеся по полу карандаши с прочими канцелярскими принадлежностями, ныне мирно соседствующие с еще теплыми стреляными гильзами, Второй доложил:

– Нулевой, у нас чисто, помощь не нужна. Разделяемся, идем в кабинет и спальню.

– Добро.

Гитлера нашли в спальне. Прятаться «отец германской нации» и главный ариец всех времен и народов вовсе не собирался, просто сидел, понуро опустив плечи, на самом краешке кровати, поперек которой, свесив на пол голые ноги, видневшиеся из-под распахнувшегося легкого плаща, лежала его жена. Голова фрау Браун, пробывшей законной супругой фюрера всего двое неполных суток, отклонилась набок; волосы на виске слиплись и потемнели от крови. Судя по широко распахнутым глазам, женщина была мертва. Шикльгрубер коснулся сильно дрожавшей рукой волос супруги и сбивчиво пробормотал, похоже, не слишком вдумываясь в смысл произносимого:

– Но так же неправильно… конец должен был быть совсем другим… да, так неправильно… я должен… да, иного выхода нет… но так не должно было случиться, нет, не должно…

Безвольно опущенная вниз рука фюрера с зажатым в ней «вальтером ППК» начала подниматься. Судя по его состоянию, шансов на меткий выстрел даже в свой собственный висок было немного, однако Первый уже стремительно огибал кровать. Ладонь в тактической перчатке перехватила кисть, чуть провернула, и пистолет тяжело упал на простыню. Не видевший нападавших – в комнате стояла почти полная темнота, едва размываемая скудным светом закатившегося под кровать электрического фонаря – Гитлер пробормотал что-то вовсе уж бессвязное, попытавшись дернуться, однако Барсуков уже вколол ему заранее приготовленный шприц-тюбик. Спустя мгновение бывший ефрейтор Рейхсвера и величайший военный преступник всех времен, сдавленно хрюкнув, опустился рядом с супругой.

– Жену не пожалел, гад, – мрачно констатировал Ленивцев, споро вытаскивая из ранца полуметровый «конверт» транспортной системы. – Нулевой, мы закончили. Задание выполнено.

– Можно подумать, в прошлый раз иначе вышло, – хмыкнул Барсуков, помогая товарищу разложить кевларовый «спальник-переросток». – Что так, что эдак – исход один. Не везет бабе, не того мужика выбрала. Да и какой он мужик? Импотент.

– Так в прошлый раз она все ж таки сама, а тут он ее застрелил.

– А разницы? – пожал плечами Первый. – Все равно после Нюрнберга повесили бы, не простили позавчерашней свадьбы. Может, так ей и лучше…

– Флуд в эфире отставить, – раздался в гарнитуре спокойный голос Трешникова. – Отлично отработали. Но не расслабляемся, еще ничего не закончилось. Грузите Адольфа и тащите в коридор, мы на контроле. После займитесь сейфом, берите все документы подряд, пускай наши сами разбираются. Только в темпе. Отбой.

* * *

Осмотрев в свете фонарей нагромождение обломков, в которые превратились взорванные лестничные пролеты, немцы попытались спуститься вниз по торчащим из стен несущим балкам. О том, что со стороны раскуроченного тамбура за ними наблюдают двое советских бойцов, гитлеровцы пока не подозревали – свет маломощных фонариков не позволял ничего разглядеть в погруженном в темноту задымленном помещении. Позволив первым троим эсэсовцам добраться до груды расколотых мраморных ступеней, Родченко тронул товарища за плечо:

– Давай, Степа. Сначала твой выстрел, следом я их из пулемета причешу.

Сержант молча кивнул и подался вперед, направляя в сторону противника наконечник огнеметного ружья, а лежащий в метре от него капитан поудобнее охватил левой рукой шейку пулеметного приклада, плотно уперев затыльник в плечо.

– Готов, командир.

– Огонь!

Степан плавно выжал спуск, и сжатый воздух выбросил вперед порцию огнесмеси, подожженной сработавшим одновременно воспламенительным патроном. Длинный рыже-черный огненный язык накрыл разрушенную лестницу вместе с копошащимися среди обломков гитлеровцами, расплескавшись потоками жаркого химического пламени. Не отпуская спускового крючка, Аришин приподнял ствол, добивая оставшуюся в баллоне смесь по скопившимся на лестничной площадке фрицам. Продолговатый клуб жирного черного дыма рванулся к потолку, растекаясь по нему, словно фантасмагорическая грозовая туча. Всполохи огня отбросили на стены судорожно дергающиеся тени мечущихся в панике врагов. В следующее мгновение крики попавших под огнеметный выстрел нацистов потонули в мерном рокоте заработавшего «МГ». Первой очередью капитан перечеркнул катающиеся по полу горящие фигурки, вторую положил вдоль нависшей несколькими метрами выше площадки, также объятой пламенем. Рядом затарахтел автомат сержанта – сбросив с плеч лямки пустого баллона и отпихнув в сторону ставший бесполезным «РОКС», Степан тоже вступил в бой.

Наконец-то пришедшие в себя фрицы, ошарашенные неожиданным нападением, – ну, еще бы, вряд ли кто мог ожидать огнеметной атаки со стороны самого охраняемого берлинского бункера! – откатились от края лестницы, открыв ответный огонь. Стреляли они довольно точно, поскольку расположенная выше уровня тамбура позиция оказалась более выгодной, и первые же автоматные очереди легли практически вплотную, выбивая бетонную крошку из стен и пола или с визгом рикошетируя от металлических конструкций. Одна из пуль коротко свистнула совсем рядом, едва не зацепив щеку – капитан даже ощутил кожей упругий воздушный толчок. Укрыться можно было, только отступив в глубину тамбура, однако тогда их заслон терял всякий смысл.

Дав еще одну очередь, Родченко скосил глаза, с тревогой глядя на стремительно укорачивающуюся ленту. Плохо, патронов осталось меньше трети, даже если экономить и бить вовсе уж короткими сериями, больше чем на минуту боя не хватит, а продержаться им нужно еще никак не меньше трех! Конечно, есть еще автомат с несколькими магазинами, но и его надолго не хватит. А уж если фрицы установят наверху пулемет – тогда вообще все. Прижмут огнем да закидают гранатами, расстояние небольшое, вполне добросят. Да и пулемета не нужно, у них у всех автоматы имеются.

Словно уловив последнюю мысль, сверху ударили сразу несколько автоматов. Вжимаясь в пол, Родченко успел заметить, как замахивается один из эсэсовцев, а другой торопливо откручивает защитный колпачок на рукоятке «М24»:

– Степа, гранаты! В тамбур! – За себя Василий особо не опасался, памятуя, как товарищ подполковник говорил, будто его шлем и называемый «бронежилетом» нагрудник выдержат попадание и пули, и осколка. Так что, лишь бы слишком близко не рвануло, от контузии даже такая чудо-каска не спасет.

Спустя секунду первая граната сухо стукнула об бетон метрах в пяти. Смешно подпрыгнув, «колотушка» отскочила в дальний угол, где и взорвалась, подняв облачко пыли и разметав дым догорающей огнесмеси. Вторая упала ближе, закрутившись на месте, и капитан торопливо уткнулся в пол. Взрыв оглушил, да еще и один из осколков ударил-таки в каску, однако сильного рывка не было, можно сказать, даже и не почувствовал – хитрый эластичный подшлемник, занимающий все внутреннее пространство шлема и плотно облегающий голову, погасил силу удара.

Приподнявшись, капитан дал три короткие очереди, добивая ленту, и с удовлетворением заметил, как один из гранатометчиков опрокинулся на пол, выронив под ноги гранату с активированным взрывателем. Грохнувший спустя несколько секунд взрыв вреда фрицам не принес, но заставил разбежаться в стороны, спасаясь от осколков. Отпихнув в сторону ненужный более пулемет, капитан бросил взгляд на часы. До обозначенного подполковником срока оставалась всего минута, после чего можно уходить. Отлично! Обернувшись в поисках оставленного возле стены автомата, Родченко заметил лежащего ничком на пороге тамбура Степана. Твою мать! Рванувшись к товарищу, он осторожно перевернул его на спину. Голова сержанта с залитым кровью лицом безвольно мотнулась из стороны в сторону, слетевшая каска негромко стукнула об пол. Аришин был мертв – осколок второй гранаты или срикошетившая от взорванной бронедвери пуля, перебив ремешок шлема, попала ему в голову.

Затащив бойца внутрь тамбура, Родченко подхватил оба автомата и вернулся на позицию, вызвав со стороны заметивших движение эсэсовцев новый шквал огня. Ничего, твари, сочтемся. Разложив приклад, капитан открыл ответный огонь, стреляя короткими экономными очередями. Всего полминуточки осталось, продержится, куда денется. Ему еще дверь нужно заблокировать, чтобы эсэсманы, когда вниз спустятся, в спину нашим не ударили. Так что приказа помирать не было…

* * *

Отвечающая за захват рейхсминистра пропаганды группа, усиленная оставшимся без напарника Седьмым, начала работать одновременно с боевой парой Первый – Второй, атаковав оказавшееся пустым техническое помещение и комнату правительственной связи. В центре телефонной и радиосвязи оказалось достаточно людно, похоже, гитлеровские офицеры рангом не ниже оберста, проводили какое-то срочное совещание. После взрыва заброшенной внутрь помещения «Зари» на ногах остался лишь один из высокопоставленных «витых погон», тут же получивший из темноты свою пулю, остальных зачистили уже на полу. Разумеется, предварительно убедившись, что среди них нет ни самого имперского комиссара обороны, ни приснопамятного «главного партийца» Бормана, который вполне мог оказаться в этот день в фюрерском бункере. По некоторым данным, в последние дни апреля обергруппенфюрер СС, числящийся в списке потенциальных «объектов» для захвата под третьим номером, тоже находился в «фюрербункере», сбежав первого мая вместе с остатками боевой группы Монке через туннель метро. Шансов на подобную удачу было немного, но они имелись, и спецназовцы не собирались ими пренебрегать.

Потратив тридцать секунд на выведение из строя аппаратуры связи, группа захвата двинулась в глубь бункера, к рабочему кабинету и двухкомнатным личным апартаментам четы Геббельсов. Первое серьезное сопротивление спецназовцы встретили именно на пороге кабинета рейхсминистра, внутри которого, судя по ИК-отметкам, находилось как минимум пятеро. Спецсредства применять не стали, боясь причинить вред шестерым малолетним детям рейхсминистра – с фанатичного нациста и его двинутой на голову женушки станется использовать собственных дочерей и сына в качестве живого щита. Подобный вариант развития событий был заранее оговорен с Трешниковым и генералом Локтевым еще в родном времени. В конце концов, никакого влияния на исход операции это не имело: штурмовые комплекты способны защитить практически от любого стрелкового оружия, так что особого риска не было.

Ворвавшись внутрь погруженного в темноту помещения, мгновенно разобрали цели. Трое справа достались Третьему, двое слева – Четвертому. Седьмой страховал с тыла. Успевший выстрелить пару раз из пистолета оберфюрер с двумя серебристыми «колосьями» на петлицах умер первым, получив две пули в корпус, попытавшийся поднять автомат штандартенфюрер (один «колос») – следом. Третий штабист, верно истолковавший происходящее, неожиданно отбросил вытянутый из кобуры «Р-38» и задрал вверх руки, выполняя самое популярное в этом году гимнастическое упражнение «hände hoch». Поскольку лицо эсэсовского полковника лейтенанту Новицкому знакомо не было – или он просто недолюбливал физкультуру, – после негромкого «пух» и этот фриц присоединился к камрадам, опрокинувшись на спину с дыркой во лбу.

А вот четвертым и пятым из встречающих в рабочем кабинете министра пропаганды раннее апрельское утро оказались Геббельс и Борман собственной персоной. Или персонами? Ошибки быть не могло: во время подготовки к акции спецназовцы намертво запомнили лица обоих военных преступников, просмотрев чуть ли не все сохранившиеся в архивах фотоснимки и куда более редкие кинозаписи.

Догадавшись, что прямо сейчас убивать его не собираются, Геббельс рванулся к ведущим в личные апартаменты дверям; обергруппенфюрер же, наоборот, неожиданно отступил в сторону и сложил руки на груди, всем своим видом показывая, что вовсе не собирается оказывать сопротивление. Похоже, опытный партаппаратчик и финансист, контролировавший личные расходы самого фюрера, с похвальной быстротой сложил два и два и принял решение не отправляться следом за камрадами с пулей в башке.

Добраться до личных апартаментов Геббельс, разумеется, не успел – стремительно рванувшаяся наперерез тень подбила его под колени, и рейхсминистр пропаганды неслабо протаранил высоколобой головой дверь, к которой так стремился.

– Четвертый, на контроль, – убедившись, что «объект» гарантированно вырубился, Третий оттащил его в сторону, скрывшись в спальне.

Новицкий отключил ПНВ и зажег укрепленный на пистолете-пулемете тактический фонарь, на миг направив острый луч в лицо Борману. Гитлеровец болезненно поморщился:

– Прошу вас убрать свет. Я взят в плен? Меня зовут…

– Я прекрасно знаю, как вас зовут, – по-немецки ответил спецназовец. – Вы арестованы и будете отправлены…

Из спальни Геббельса донесся узнаваемый хлопок приглушенного «пэбээсом» выстрела, и Новицкий прикрикнул на дернувшегося гитлеровца, нацеливая ствол «Витязя» ему в грудь.

– Не дергайся, ну!

Появившийся в дверях спустя несколько секунд Коробов коротко прокомментировал вопросительный взгляд товарища:

– Детей отравить хотела, сучка, еле успел.

– Так вы русские?! – изменился в лице почетный обергруппенфюрер, разобрав, на каком языке они говорят. – Почему-то я решил, что американцы.

– Фиг тебе, а не американцы, – весело ответил спецназовец, ощущая, как спадает чудовищное нервное напряжение последних минут. – Или хочешь присоединиться к своим товарищам? В принципе у нас нет прямого приказа брать тебя в плен, так что…

– Нет, нет, вы не так поняли, – торопливо забормотал Борман. – Мне будет гарантирована жизнь?

– С нашей стороны вам будет гарантирована безопасная доставка в столицу Советского Союза и справедливый суд. А уж там, как выйдет. Но пока точно поживешь.

– Я согласен. Что мне нужно делать?

Спецназовец ухмыльнулся:

– Ну, сначала пистолетик вон из кобуры вытащи…те да на стол положите. И стойте, где стоите.

– Фюрер мертв? – неожиданно спросил тот, сверкнув глазами. Судя по всему, ответ на этот вопрос волновал его не меньше собственной дальнейшей судьбы.

– Мне откуда знать, по нему вторая группа работает. Третий, вызывай Нулевого, пусть решает, кого паковать, транспортный контейнер-то у нас один.

Приняв доклад, подполковник раздумывал всего пару секунд:

– Бормана в мешок, он ценнее, глядишь, и золото партии найдется. А Ёсик пусть ножками побегает, ему будет полезно. Заканчивайте, у вас две минуты, мы уже у выхода к лестнице. Нужно уходить.

– Командир, так тут еще одно… что с детьми делать будем? Если тут оставить, как бы их свои не того, кому они теперь нужны…

На этот раз Трешников размышлял дольше…