Берлин, парк Тиргартен, апрель 1945 года

Вопреки опасениям, оставшийся отрезок коридора преодолели быстро и без особых проблем. Встречавшиеся по пути помещения передовой дозор зачищал по стандартной схеме, однако все они оказывались пустыми, выполняя чисто техническую роль складов или подсобок. Даже в запавшей в память Трешникова полузатопленной караулке с плавающей на поверхности воды каской никого не оказалось. Разумеется, сейчас комната с койками и оружейной пирамидой выглядела совсем иначе, нежели в прошлое посещение, до которого оставалось более семидесяти лет.

С гитлеровцами столкнулись всего один раз, практически возле самого выхода на поверхность – около десятка эсэсовцев торопливо таскали наверх боеприпасы из уложенных под стеной армейских ящиков. Подобраться вплотную, укрываясь за многочисленными штабелями, оказалось вовсе не сложно – погруженный в темноту туннель скудно освещался лишь парой карбидных ламп, – потому отработали тихо, перестреляв так и не успевших ничего понять фрицев метров с десяти. Выполнив контроль, остановились возле лестницы, дожидаясь подхода основного отряда и Родченко с детьми. Оставался последний рывок, которой вполне мог оказаться самой опасной частью операции: судя по заполошной стрельбе и частым взрывам, наверху шел нешуточный бой.

– Первый, здесь Нулевой. Что у вас?

– Наверху, похоже, нехилая войнушка, командир. Отправь нам еще двоих, а мы с Третьим пока сбегаем на разведку. Ударим фрицам в спину, помнишь, их там не больше взвода было. Главное, чтоб наши не протормозили, и со своей стороны помогли. Только в темпе, мы тут ихних подносчиков боеприпасов зачистили, скоро хватятся.

– Не протормозят, предки не хуже нас воюют, – ответил подполковник. – Добро, отправляю Седьмого и Девятого, пусть разомнутся. Гранатометы и «РПО» они с собой захватят, нам они здесь уже без надобности. Боеприпасы не экономьте, сейчас главное к нашим прорваться. Работайте.

Разведка, если так можно назвать подъем по не особенно длинной бетонной лестнице и осмотр немецких позиций сквозь неплотно прикрытую дверь, не заняла и пары минут. Окопавшиеся эсэсовцы неплохо подготовились к атаке с фронта, расположив траншеи охватывающей овражек подковой и оборудовав несколько укрепленных пулеметных точек со взаимно перекрывающимися секторами огня, но никак не ожидали удара в спину, что играло на руку спецназовцам. Хотя отправившихся за боеприпасами фрицев пока не хватились, действовать следовало быстро.

Штурм начали уже через три минуты, двумя группами по три бойца вырвавшись из подземелья. Дальнюю и наиболее укрепленную огневую точку, расположенную на левом фланге, уничтожили выстрелом последнего «Шмеля», еще три пулеметных расчета выбили слаженным залпом нескольких «ГШ-94», благо расстояние позволяло вести прицельный огонь, пусть и на пределе дальности. Затем прошлись по траншее в обе стороны, зачищая остатки гитлеровцев, которых со вчерашнего дня заметно поубавилось. Все заняло максимум пять минут, на исходе которых с противоположной стороны раздалось до боли знакомое «Ур-ра!», и в окопы посыпались советские пехотинцы.

– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, – отточенным жестом Трешников бросил ладонь к обрезу защитного шлема, отдавая честь подошедшему командующему Восьмой гвардейской армией. – Подполковник Трешников, группа особого назначения, разведка Генерального штаба.

– Что за странная экипировка, ни разу такой не видел? – устало бросил Чуйков, чуть раздраженно глядя на подполковника. Взгляд генерал-полковника был безмерно уставшим. – Начальник особого отдела передал, что вы требовали встречи со мной. Вот только я не слишком люблю, когда у меня что-то требуют. Что у вас? Только коротко, сами видите, времени на пустые разговоры нет.

– Прошу ознакомиться, товарищ генерал. – Трешников протянул ему изготовленную в будущем «шелковку» с собственными полномочиями и подписью Верховного Главнокомандующего, полчаса назад столь сильно ошарашившую начальника контрразведки армии.

Чем-то неуловимо похожий на киноактера Георгия Буркова Василий Иванович молча взял тончайшую тряпицу и вчитался в короткие строчки документа. Брови командарма поползли вверх:

– Ого! Неслабо. Я вас слушаю, товарищ подполковник?

– Разрешите показать? Полагаю, больше вопросов не возникнет. Давайте подойдем к моим бойцам.

– Показать? – Чуйков с искренним удивлением взглянул на собеседника. – Простите, что именно показать? Впрочем, ладно, идемте.

Подойдя к спецназовцам, Трешников коротко бросил:

– Миша, покажи товарищу генералу наш трофей.

– Это… тот, о ком я думаю?! – ахнул генерал-полковник, вглядевшись в лицо лежащего внутри непонятных крытых носилок человека.

– Так точно, моей группой осуществлен захват германского фюрера Адольфа Гитлера, рейхсминистра пропаганды Йозефа Геббельса и обергруппенфюрера СС Мартина Бормана.

– Ничего себе… – ошарашенно выдохнул генерал-полковник, добавив следом несколько весьма непечатных выражений. – Подполковник, сукин ты сын, ты хоть понимаешь, что сделал?!

– Так точно, понимаю, – позволил себе улыбнуться Трешников. – За тем и шли, собственно говоря.

– Но как?! – все еще не мог прийти в себя Чуйков. – Хоть в двух словах расскажи, а?

– Ну, если в двух, то пробрались через туннель метро до секретного подземного хода, ведущего непосредственно к бункеру Гитлера, выбили охрану и вышли сюда по еще одному спецтуннелю. Схему набросаю, если ваши бойцы пройдут этим путем, выйдете прямо в подвалы Рейхсканцелярии. Из этого же коридора можно скрытно пройти в метро и к подземному уровню зенитной башни «Зообункер», думаю, пригодится. Проходы мы заминировали, но как снять ловушки, мой подчиненный расскажет. Да и проводника я вам дам. Главное, согласуйте по времени штурм с теми, кто по поверхности наступать станет, тогда возьмете здание быстро и без больших потерь.

Василий Иванович лишь покачал головой, все еще переваривая информацию. Прежде чем он вновь заговорил, прошло не менее тридцати секунд:

– Так, ладно, с этим понятно. Он, кстати, жив? – генерал кивнул в сторону Гитлера.

– Да что ему сделается, спит просто. Мы ему специальный укол сделали, чтобы не рыпался и не мешал транспортировке.

– Добро. Что конкретно нужно от меня?

– Защищенный канал связи с маршалом Коневым и надежный транспорт с охраной в штаб фронта. Сегодня же все трое должны оказаться в Москве. Остальные подробности сообщу только товарищу Коневу лично, ему же передам захваченные документы особой важности. Простите, товарищ генерал, у меня приказ.

– Не за что извиняться, подполковник, разве я не понимаю? Сейчас организуем. Это все?

– Никак нет. С нами шестеро малолетних детей, которых необходимо срочно отправить в медсанбат, возможно, им потребуется помощь. Ну и покормить, разумеется.

– Дети? – брови командующего вновь поползли кверху. – Какие еще дети? Откуда?

– Немецкие, конечно. Обнаружены в подземелье во время проведения операции, – на всякий случай не стал конкретизировать Трешников. – Не бросать же, погибнут ведь. Про цель операции и захваченных пленных они, разумеется, ничего не знают, нас считали немецким спецподразделением.

– Понял, сделаем. Теперь все?

Трешников призывно махнул рукой Родченко:

– Капитан, давай бегом сюда.

Дождавшись, пока капитан вытянется по стойке «смирно» рядом с ним и представится, подполковник закончил:

– Товарищ генерал-полковник, капитан Родченко со своими бойцами случайно оказался в моей группе, но очень нам помог. Понимаю, что не мое дело, но ходатайствую о награждении его самого и героически павших в бою бойцов штурмовой группы правительственными наградами. Также прошу сообщить его непосредственному командованию, что он жив и находится в вашем распоряжении. Именно капитан Родченко знает дорогу и схему минирования и проведет ваших бойцов к Имперской канцелярии.

Чуйков с интересом взглянул на Родченко, щеки которого предательски полыхнули румянцем смущения.

– Чего смущаешься, капитан? – с усмешкой спросил он. – Товарищ подполковник вон говорит, что ты герой, а краснеешь, словно гимназистка на первом свидании. Да не хмурься, я пошутил. Все сделаю, подполковник, не переживай. Как звать-то тебя, капитан?

– Василий Иванович, товарищ командующий армией! – четко отрапортовал Родченко.

– О как, полный тезка, значит? Лихо. Ну, идем, тезка, со мной, доложишься командованию. Вот только отдохнуть, извини, никак не получится – сам же слышал, что товарищ подполковник про подземный ход сказал. Очень интересная рокировка может выйти, очень, так что придется тебе еще немножко под землей погулять.

Снова взглянув на Трешникова, командарм протянул широкую ладонь:

– Спасибо тебе, подполковник, за особо ценную информацию! А за все остальное, полагаю, тебя уже в Москве поблагодарят. Пошли, сейчас организую связь с командующим фронтом, да и насчет транспорта договорюсь.

Телефонный разговор с командующим Первым Украинским фронтом маршалом Иваном Степановичем Коневым много времени не занял. Трешников не знал, что именно ему рассказал Чуйков, но маршал уложился буквально в пару фраз. Выслушав доклад Трешникова, он коротко бросил в трубку: «В течение часа жду у себя. В Москву вылетите моим личным самолетом, авиаприкрытие будет», и разорвал связь. Спустя десять минут спецназовцы уже тряслись в двух ленд-лизовских бронетранспортерах под солидной охраной из нескольких танков с десантом на броне.

Перед выездом спецназовцы тепло попрощались с ошарашенным быстротой происходящих событий и внезапными изменениями в собственной судьбе Родченко. Шлем и бронежилет ему оставили, никакой особой проблемы в этом не было – освоить производство кевлара и титановых бронепластин в ближайшие годы предкам все равно не удастся, так что пусть изучают на здоровье. А вот про галогеновый фонарик гости из будущего просто забыли – а капитан, хоть и испытывая определенные душевные терзания, решил не напоминать. Больно полезная штуковина, особенно, ежели учесть, что ему скоро обратно под землю лезть придется! Да уж, вот именно, что «под землю» – сейчас Василию даже не верилось, что меньше суток назад он впервые в жизни оказался в подземелье. Смешно вспомнить, как он робел, идя вместе с капитаном Петрушиным по рельсам метро к той дрезине. Зато потом бояться стало просто некогда, уж больно быстро завертелись события. А нынче ему и вовсе все нипочем: и Гитлера с еще двумя гадами захватить помог (ну, не так чтобы именно помог, но уж участие в операции принимал точно), и детишек вывел, а сейчас и вовсе поведет штурмовые группы обратно и будет участвовать в штурме Рейхсканцелярии, а то и самого Рейхстага!

Последним к капитану подошел Трешников. Пожав протянутую ладонь, подполковник притянул Василия к себе и коротко обнял, несколько раз хлопнув по плечу:

– Ну, прощай, товарищ Чапаевский тезка! Еще раз мы вряд ли увидимся, почему, сам знаешь, так что не поминай лихом. Главное, себя береги, пока еще ничего не закончилось.

– В такой-то защите, что вы мне задарили, чего бояться? – весело ответил капитан, однако Трешников шутки не принял:

– На всякую броню, Вася, своя пуля может отыскаться. Ладно, не о том речь. Распишись за нас на Рейхстаге, а то сам видишь, не судьба нам туда добраться. Ну, все, прощай, нас в штабе ждут.

– Товарищ подполковник, – Василий замялся, все же задав давно мучавший его вопрос:

– Я помню, что про будущее спрашивать нельзя, но вдруг ответите – когда война-то кончится?

– Да это уже и не секрет, пожалуй. Полная и безоговорочная капитуляция будет подписана ночью девятого мая. Но фактически уже первого-второго числа город будет практически полностью в наших руках, – неожиданно Трешников улыбнулся. – Хотя, теперь, может, и раньше, через туннель-то в моей истории никто штурмовать не пытался.

– Скажете тоже, – пробормотал Родченко, но было заметно, что слова подполковника пришлись ему по душе.

Еще раз хлопнув капитана по плечу, Трешников развернулся и не оборачиваясь побежал к грузящимся в полугусеничные транспортеры спецназовцам.

На встречу с маршалом Коневым подполковник отправился вместе с Барсуковым и Ленивцевым, также доставшими из потайных кармашков свои «удостоверения». Выслушав краткий доклад, командующий фронтом осмотрел пленных – ставшему ощутимо сдавать от усталости и шока сорокасемилетнему рейхсминистру, последние полчаса едва передвигавшему ноги, перед этим пришлось даже вколоть шприц-тюбик с одним хитрым стимулирующим составом – и сообщил, что транспортный самолет с истребителями прикрытия готов и можно вылетать немедленно. Услышав в ответ, что сами спецназовцы никуда не полетят, поскольку у них имеется еще одно задание, сути которого Трешников раскрывать пока не имеет права, Иван Степанович удивленно хмыкнул, но никаких вопросов задавать, разумеется, не стал – подобное отдельно оговаривалось в «шелковках» всех троих.

Уложенные в два солдатских «сидора» документы из гитлеровского сейфа были опечатаны в присутствии представителя особого отдела фронта, которому подполковник передал и заветный контейнер, сообщив, что вскрыть его следует либо лично товарищу Сталину, либо в его присутствии – после проверки на безопасность, конечно. Последнее повергло комфронта и контрразведчика в шок, но спорить и тут никто не стал, уж больно поразил их сам факт пленения Гитлера, затмевающий своей значимостью и вещмешки с документами, и непонятный опечатанный контейнер из незнакомого металла. Передавая контейнер, подполковник, как и советовал Локтев, при свидетелях инактивировал и извлек пиропатрон.

Трешников лично проследил, как пленных под усиленной охраной погрузили в транспортный «Ли-2», неподалеку от которого прогревали моторы готовые к взлету истребители. Последним внутрь, придерживая рукой фуражку, забрался контрразведчик. Борттехник втянул лесенку, захлопнул дверцу, и самолет, смешно подпрыгивая на неровностях металлических плит, выстилавших взлетное поле пригородного военного аэродрома, начал рулежку. Дождавшись, пока транспортник взлетит и возьмет курс на восток, подполковник проводил взглядом окруженный лобастыми «Лавочкиными» двухмоторный самолет и обернулся к товарищам. Только сейчас, когда схлынуло немыслимое напряжение крайних суток, он неожиданно ощутил, насколько сильно устал. Впрочем, вряд ли кто-то из бойцов чувствовал себя как-то иначе:

– Ну что, мужики, похоже, неплохо у нас для первого раза получилось? Поехали домой?..

 

Москва, Кремль, май 1945 года

Товарищ Сталин задумчиво глядел на лежащий на рабочем столе небольшой, размерами чуть побольше обычного писчего листа, металлический контейнер. Ни ручек, ни замков на его поверхности не имелось, просто гладкий светло-серый металл корпуса да узкая сдвижная крышка в торце. Печати уже были сломаны, а сама крышка сдвинута до отказа в сторону – специалисты проверяли, безопасно ли содержимое.

Но ни взрывчатки, ни чего-либо ядовитого внутри не оказалось, лишь документы, упакованные в десяток аккуратно пронумерованных и подписанных папок. Кроме папок в контейнере находились еще два непонятного назначения прибора с крохотными экранчиками и множеством кнопок на передних поверхностях, упакованные в прозрачные целлулоидные пакетики. К каждому из них придавался специальный провод с непривычного вида электровилкой на конце, вероятно, для питания аппарата от розетки. Судя по поясняющей надписи на каждом из пакетов, приборы являлись «беспроводными телефонными аппаратами дальней связи гражданского назначения».

Еще несколько предметов, также запаянных в прозрачный пластик, и вовсе ни на что похожи не были, надпись «Осторожно, особо хрупкое! Подробнее см. в папке № 3, стр. с 5 по 27» на упаковке также ничем помочь не могла. Какие-то тонкие пластины из пластика или схожего с ним материала, на поверхности которых располагалось множество мелких деталей и деталюшек, соединенных между собой металлическими, видимо, полосками и точками. Одним словом, определенно что-то имеющее отношение к технике, возможно, тоже части какого-то сложного аппарата.

И все же главным однозначно были именно документы, Иосиф Виссарионович отчего-то ощущал это с особенной остротой. Изготовленные из незнакомого мягкого и непрозрачного пластика папки манили Верховного Главнокомандующего, притягивая, словно магнит. Тем более на обложке каждой из них имелась еще и надпись «Тов. Сталину И. В. лично в руки! Чрезвычайно секретно! Государственная тайна высшего уровня!».

Что ж, хоть пока так и не удалось выяснить, откуда взялся этот странный подполковник со своим отрядом, столь лихо захвативший Гитлера вместе с соратниками, и куда он пропал потом, но на провокацию это как-то не слишком похоже. Немцам подобное уже не нужно, разве что снова англичане с американцами какую-то гадость задумали. Впрочем, что гадать? Подполковника – как там его фамилия, Трешников? – рано или поздно найдут, этим сейчас вся фронтовая контрразведка занимается, а папки – вот они, только руку протянуть. По логике вещей, начать следует с первой по счету, подписанной «Введение. Общие моменты и пояснения». Хорошо, не станем спорить с неведомым отправителем, кем бы он ни оказался и на каком языке ни разговаривал. Впрочем, насчет языка как раз никакой неопределенности не имеется, все подписи сделаны исключительно на русском…

Усмехнувшись в усы, Сталин пододвинул к себе папку. Разобравшись с хитрой пластиковой застежкой, раскрыл обложку. Внутри обнаружилась толстенькая, никак не меньше полусотни листов, пачка качественной белой бумаги. Пробежав взглядом содержимое первой по счету страницы – текст определенно наносился типографским методом, уж точно не с помощью пишущей машинки, – Иосиф Виссарионович несколько секунд молча смотрел в пространство, затем неторопливо раскурил трубку и перечитал текст еще раз, гораздо медленнее, часто останавливаясь и обдумывая каждую фразу. Да уж, если это и провокация, то какая-то уж слишком изощренная и… непонятная. Или наоборот, слишком примитивная. А вот если нет, если все это правда, то…

Но вот что именно «то», товарищ Сталин пока не мог себе представить даже в общих чертах, уж слишком все оказалось неоднозначно…

Подняв трубку внутреннего телефона, Иосиф Виссарионович вызвал секретаря:

– Товарищ Поскребышев, отмените все мои встречи и поездки на ближайшие два дня. Да, вы правильно поняли, именно все. Спасибо.

Пододвинув второй телефон, он набрал короткий номер наркома внутренних дел:

– Лаврентий? Если у тебя что-то запланировано, отмени и немедленно приезжай…

Сайт автора – www.tarugin.ru

Форум – http://forum.amahrov.ru