ПРОЛОГ

Южный сектор Одесского оборонительного рубежа, сентябрь 1941

…Близкий взрыв швырнул его на землю, щедро сыпанув сверху комьями высушенной летним зноем глины, от ударов которых весьма слабо защищала вылинявшая от пота, побелевшая на спине гимнастерка. Рядом, коротко и страшно вскрикнув, упал в пожухлую степную траву еще кто-то из бойцов, атакующих позиции двенадцатой пехотной дивизии. Вслед за выворачивающим душу свистом в десятке метров поднялся еще один дымно-пыльный фонтан, и еще один, и еще: сегодня румынские минометчики пристрелялись куда лучше, нежели накануне. Ну, или не румынские, а, что куда более вероятно, подошедшие к ним в усиление немцы. И несколько сотен метров, отделявших вражеские окопы от линии обороны 31-го стрелкового полка Чапаевской дивизии, превратились в практически непреодолимую полосу изрытого взрывами, простреливаемого насквозь пространства.

Застонав, он поднялся на колени, блуждающим взглядом отыскивая отлетевшую в сторону винтовку. Подтянув за ремень верную трехлинейку, с трудом принял вертикальное положение — приложило его все-таки неслабо — и побежал вперед. Окопы неожиданно оказались ближе, нежели казалось до атаки, и, перемахнув через невысокий бруствер, он оказался внизу, увидев в метре ошарашенного румынского солдата: песочно-желтый мундир, рыжие ремни портупеи, смешная «двурогая» пилотка.

Привычным, отработанным до автоматизма движением послав вперед-назад увенчанную штыком винтовку, он перепрыгнул через поверженного противника — умрет бедняга не сразу, тонкий четырехгранный штык при ударе в живот, как правило, растягивает это сомнительное удовольствие примерно на час — и рванулся дальше по ходу сообщения. Первого встречного, оказавшегося каким-то унтер-офицером, он опрокинул прямым штыковым ударом и, коротко со смаком хэкнув, добил, уже упавшего, ударом приклада в лицо. Отбросив в сторону творение царского капитана Мосина с заляпанным кровью и неприятными на вид серыми комками мозга прикладом, выдернул из привешенных к поясу ножен трофейный штык от германской «98К». Вот так как-то оно лучше! Винтовка в узком окопе — то еще оружие, а вот штык не подведет. Кстати, интересно, хоть кто-то из ребят рискнул пойти следом? Да, впрочем, какая разница? Им все одно не понять того, что он должен сделать… и для чего все это, собственно, затеяно. Вывернувшийся навстречу румынский пехотинец прервал его размышления — и тут же сдавленно охнул, принимая в грудь плоский штык и оседая на утрамбованную подошвами грубых солдатских ботинок глину. Светлый мундир потемнел, быстро пропитываясь кровью. Вот и хорошо, вот и патрон, как говорится, сэкономил. Эх, ему б сейчас автомат — хоть родной ППД, хоть немецкий «38/40» — уж он бы тут такой концерт отчебучил, по заявкам, как было принято говорить в этом временном кластере, радиослушателей! Вот только где ж его взять, тот автомат? Родное командование едва-едва винтовками для них разжилось, и то не для всех, ну, а трофеи? В лучшем случае, можно рассчитывать на чешские ZB образца 1924 года, а то и на куда более раритетные экземпляры времен Первой мировой, например, австрийские Манлихеры конца прошлого века или японские Арисаки, которыми вооружались запасные полки. А что поделать, если автоматическим оружием немцы своих ближайших союзничков снабжать отнюдь не спешили? Что, впрочем, вовсе не означало, что сражавшиеся с превосходящими в несколько раз силами противника бойцы оставались без трофеев — всякое бывало…

Размышления снова прервались, на сей раз по причине обнаружения сколоченной из неструганых, не успевших даже потемнеть сосновых досок двери блиндажа. Неплохая находка. Ну, сейчас порезвимся! Перехватив штык лезвием к себе, он ударом ноги распахнул хлипкую дверь. Царящая в блиндаже полутьма после яркого летнего солнца показалась почти абсолютной темнотой, однако солдат вовсе не собирался ориентироваться только на собственные глаза. У тренированного человека, как известно, есть и иные органы чувств… Достаточно того, что он знает — их в блиндаже трое: два румынских офицера и один немецкий. Последнее — особенно приятно и в каком-то смысле даже перспективно: есть шанс разжиться чем-нибудь огнестрельным для дальнейшего вояжа по тылам противника.

Первый — справа от входа… был, поскольку плоское лезвие штыка, описав короткий полукруг, уже вернулось в исходную точку, запятнав старенькое хабэ зловещими темными брызгами. Второй, сидящий за дощатым, застеленным картой столом, еще только начал приподниматься, когда траектория потемневшего от крови лезвия на долю секунды пересеклась с его горлом парой сантиметров выше расстегнутого ворота летнего офицерского кителя. Третий, тот самый замеченный ранее немецкий офицер, стоящий спиной ко входу возле застеленной шинелью лежанки в углу, прожил немногим дольше товарищей, получив удар в спину, чуть пониже левой лопатки. И, прежде чем он успел опуститься на последнее в своей жизни ложе, сдвинутая далеко назад кобура рассталась с содержимым, девятимиллиметровым пехотным «люггером». Вот и хорошо, вот и оружием разжился. Ну, поехали дальше…

Выскочив из блиндажа — тренированные глаза еще не успели привыкнуть к темноте, — он рванулся вперед, разыскивая пулеметную точку, одну из тех, что второй день прижимали их к земле, вместе с минометчиками срывая одну атаку за другой. В принципе несложная задача — раскатистый рокот пулемета, опять же чешского, едва ли не перекрывал грохота разрывающихся на нейтралке мин. Небольшой полуокоп, врезанный во фронт обороны, с установленным на сошках ZB-26 и приникшим к прикладу первым номером. И второй номер, застывший рядом с парой сменных коробчатых магазинов в руках. Россыпи свежих стреляных гильз на бруствере и под ногами. Отлично… Геройствовать солдат не стал: попросту выстрелил пулеметчику в затылок и с разворота пустил вторую пулю в лицо подающему. Отпихнув сползающий по стене окопа труп, рывком принял на руки пулемет, попутно порадовавшись знакомой машинке и только что замененной обойме. Что ж, вот теперь точно концерт по заявкам начинается! Здесь подобным киношным приемам «а-ля Джон Рембо» еще не обучены — и тем лучше. Жаль только, что питается пулемет приставным магазином емкостью всего в каких-то двадцать патронов — придется рассчитывать лишь на них, а затем снова менять оружие. Или магазин, если, конечно, времени хватит. Ладно, прихватим парочку сменных, а там поглядим…

Поудобнее перехватив левой рукой пулемет за возвышающуюся над стволом рукоятку, он шагнул обратно в ход сообщения, одновременно выжимая спуск. Первая же очередь смела троих вражеских солдат, спешащих к замолчавшему — ненадолго, как выяснилось! — пулемету. Разворот на «сто восемьдесят», и столь же короткая зачистка правого фланга. Не ожидали, дамнуле? Охотно верю. Ну, что ж, как говорится, буна зиуа… Нет, вот чем хорош зброевский «двадцать шестой», так это небольшим, всего-то девятикилограммовым, весом. С родным ПКМом, а тем более, американским М60, так особо не побегаешь, не в Голливуде, чай! Да и не постреляешь «от бедра» особо. Впрочем, это он что-то вовсе не в тему сравнил, поскольку до изобретения этих смертоносных машинок оставалось еще никак не меньше нескольких десятков лет.

Пустой магазин полетел под ноги, на его место с негромким щелчком сработавшего стопора встал запасной. Эх, выйти б сейчас на минометную позицию, захватить один из стволов да поупражняться в прицельной стрельбе по их же собственным окопам! Ничего в принципе сложного: учитывая расстояние между двумя линиями обороны, достаточно просто изменить прицел градуса на три и уложить веером десяток мин — больше в любом случае не дадут! А уж там…

Прежде чем получить в упор несколько остроконечных 7,92-мм пуль, несущихся к цели со скоростью более чем в семьсот метров в секунду, вывернувшийся навстречу собственной смерти солдат успел-таки вскинуть пулемет и выжать спуск. Обидно — и глупо! Тяжелый, отбрасывающий назад удар пониже левой ключицы — и боль. Пока еще не осознаваемая в горячке боя, почти полностью растворяющаяся в захлестнувшем организм адреналиновом шторме, но уже рвущая грудь боль. В следующий миг мир перевернулся, стремительно опрокидываясь над головой, и последнее, что он еще успел увидеть, было иссиня-голубое, без единого облачка сентябрьское небо Причерноморья одна тысяча девятьсот сорок первого года…

Тренировочная база ЦУОС, Земля, 2210 год

«Совершенно секретно.

Личное дело № А1709-08.

Рогов Виталий Сергеевич, 2177 г.р., русский, место рождения — планета земного типа Серпиус, первый пояс дальности, л/н ВК 8843332, ВУС — боевой Т-оператор первого ранга.

Послужной список, выборочно, согласно запросу:

2195–2198 гг.  — служба в Космическом десанте ВКФ, звание по окончании контракта — ст. сержант, участие в пяти боевых выбросах 1-4-й категории сложности, два ранения легкой и средней тяжести, награды — почетный знак „За воинскую доблесть“.

Особых примечаний нет.

2198–2203 гг.  — прохождение обучения на спецкурсах ВКФ по специальности „разведывательно-диверсионное дело“. По окончании (июль 2200 года), в звании „ст. прапорщик“ направлен для прохождения службы в войска специального назначения Второй ударной группировки ВКФ. Участие в качестве командира РДГ в десяти боевых операциях, ранение и контузия средней тяжести, награды — медаль „За отвагу“, орден Мужества первой степени. Звание по окончании срока службы — капитан КД ВКФ.

Особых примечаний нет.

2203–2205 гг.  — переподготовка на высших офицерских спецкурсах подразделения „Т“ (ЦУОС). По окончании курса обучения (март 2205 года) распределен в отряд особого назначения при проекте „Хронос“, ВУС — боевой оператор первого ранга. 2205–2210 гг. — участие в двадцати двух реальных и тренировочных операциях локальной хронокорреции. Подтвержденный уровень личностно-психологической ассоциации с реципиентом — 98–99 %, временная специализация — XX век.

В настоящее время (2210) — находится на службе в своем подразделении.

Особые примечания — см. файлы А7-А12, допуск 001, каскад-ключ допуска — „Прима“».

Закончив читать, человек, облаченный в черный флотский китель с золотыми погонами адмирала, свернул висящий над поверхностью полированного, из настоящего дерева стола голоэкран и медленно откинулся в кресле. Повернув седую голову, взглянул на сидящего напротив офицера:

— Уверен, что справится? Уж больно все… непросто. Кстати, почему именно он?

Собеседник, судя по тускло отблескивавшим в приглушенном кабинетном свете погонам, носящий звание контр-адмирала военно-космического флота, едва заметно улыбнулся. И, аккуратно пристроив на краю хрустальной, под стать столу, пепельницы наполовину выкуренную сигарету, ответил:

— Уверен, Алексей Анатольевич. Во-первых, практически идеальный послужной список, сами видите, во-вторых — высочайшая, просто поразительная совместимость с реципиентом. Между прочим, нечастый случай! Редко, кто из этих ребят достигает ассоциации даже в девяносто пять процентов, а у него почти круглые сто. Полагаю, лучшей кандидатуры не найти.

Адмирал едва заметно дернул краешком сухого, с узкими губами рта:

— Ну да, идеальный послужник, вижу. Вот только за этими строками живой человек, — видя, что ему собираются возразить, он лишь коротко дернул рукой: — Молчи уж. Ты вот лучше скажи: все это на самом деле необходимо? Научный отдел не мог ошибиться? Все эти их суперкомпьютеры и вероятностный хроноанализ — это, конечно, здорово, впечатляет, но есть еще, знаешь ли, теория невмешательства.

Контр-адмирал пожал плечами:

— Леша, ты меня сколько лет знаешь? С училища, верно? — неожиданно перешел он на более вольный стиль общения. — Тридцать пять, поправь, если ошибаюсь. Поверь, лучшей кандидатуры все равно не найдем. Это раз. Теперь второе — думаешь, мне приятно макаться во все это дерьмо? Пусть даже и в качестве начальника местной службы безопасности?

Считаешь, я, как обо всем этом услышал, сразу к тебе кинулся, кандидатуру утверждать? Ага, сейчас! Сначала тоже не поверил, уперся даже, но меня они, «научники» наши, в смысле убедили. Причем, поверь, убедили совершенно неопровержимыми фактами. Так что это — единственный вариант. Ну, или шанс, формулировка не суть важна.

Если сейчас не сделаем, не решимся, может произойти нечто очень и очень плохое. Совсем плохое, Леша, и с нашей, так уж выходит, подачи! Уж не знаю, кто именно из нас недоглядел, но факт, как говорится, налицо. Я не в курсе, о чем они там, наверху, думают и к чему в итоге придут, но полагаю, Проект в самое же ближайшее время будет свернут, а любые темпоральные вмешательства запрещены, — он на миг замолчал, однако адмирал не спешил вступать в дискуссию, молча дожидаясь окончания монолога. — Если к тому времени вообще будет кому их запрещать…

— Да, они меня убедили! — неизвестно зачем, повторил он. — А насчет кандидатуры? У меня были на заметке еще двое парней, оба с уровнем в 94–95 процентов, но один сейчас на психореабилитации, а второй… второго, боюсь, придется списывать, поскольку спекся. Ты ж историю учил, помнишь, как предки говорили — «ангел пролетел»? Вот и Валерка, похоже, своего ангела увидел, а значит, пора ему уходить. Если сразу не застрелится и спиться не успеет, получит свои погоны без просветов и пойдет в академию, юных дарований в свет выводить. Так что не из кого выбирать.

— Не дави интеллектом, Сережа, не надо, — поморщился адмирал, решительно забирая из пепельницы сигарету и делая осторожную затяжку давно не курившего — точнее, давно завязавшего с этой пагубной привычкой — человека. — Если считаешь, что этот твой кандидат справится, значит, так тому и быть. И забери ты эту гадость, — он брезгливо бросил сигарету обратно в пепельницу, — знаешь ведь, что я табачный дым на дух не переношу!

— Ага, знаю, на дух не переносишь, — на полном серьезе кивнул собеседник, безжалостно туша сигарету в пепельнице и решительно поднимаясь из кресла: — Так разрешите идти, господин адмирал?

— Иди, — выдохнул Алексей Анатольевич. — Сообщишь, когда все будет готово. И знаешь что, Сережа? Надеюсь, что твои научники вместе со всеми их стратегическими суперкомпьютерами правы и мы успеем все исправить. Очень на это надеюсь. К слову, а они уверены, что подобное вообще возможно, создать матрицу с неограниченным сроком функционирования? Раньше, насколько помню, тридцать — тридцать пять суток считалось пределом? Плюс, собственно, оболочка — выдержит? Почти семьдесят лет в сумме все-таки… да, а к чему, кстати, такие сложности? Военные археологи какие-то, спецслужбы. Неужели нельзя подсадить матрицу непосредственно объекту?

— Ну, наши-то спецы в один голос гарантируют и полную сохранность матрицы, и абсолютную работоспособность носителя, а как оно будет на самом деле? — присаживаться снова собеседник не стал, нерешительно переступив с ноги на ногу. — Думаю, сие только самому Хроносу и известно. А насчет последнего вопроса? В том-то и дело, что подсадить матрицу сразу невозможно — чуть ли не впервые в истории Проекта не обнаружено ни одной точки пересечения, вообще ни одной, представляешь? И боюсь, это уже напрямую связано с нашим беглецом и вызванными им изменениями реальности. Вот и приходится идти, так сказать, окружным путем… успеть бы только им дойти.

— А что будет с этим парнем? После отправки матрицы, в смысле?

Несколько секунд названный Сережей офицер молчал, затем коротко пожал плечами:

— Да ничего с ним не будет. Получит своего невозвращенца, напьется с горя и станет дальше служить… если сможет. Тридцать три, ему тоже самое время уходить. А потом…

— Врешь, — опустив взгляд, негромко, но твердо прервал его адмирал, — врешь. А я этого не люблю. Повторить вопрос? И сядь обратно, не маячь.

— Не надо повторять, — контр-адмирал тяжело опустился в кресло, будто бы внезапно ставшее для него тесным. — Понимаешь, за все время существования Хроноса мы еще ни разу не решались на радикальное вмешательство в ход истории. А сейчас у нас просто нет другого выхода, иначе может исчезнуть весь наш мир, вообще все, что мы знаем, и…

— Сережа, что будет с парнем? — повысил голос Алексей Анатольевич. — Не заставляй меня напоминать о такой давным-давно между нами забытой глупости, как субординация, и требовать отвечать на вопрос старшего по званию!

Прежде чем ответить, собеседник вздохнул и снова вытащил из кармана кителя пачку сигарет, но курить не стал. И даже доставать из пачки сигарету не стал:

— Специалисты считают, что одновременное существование не ограниченной по сроку функционирования психоматрицы и ее исходника слишком опасно. Теоретически это может помешать выполнению задания. Поэтому в интересах всего человечества…

— Поэтому в интересах всего человечества гореть нам в аду, Сережа, и нам с тобой, и твоим спецам, — негромко пробормотал адмирал, еще ниже опуская голову. — В одном чане вариться будем; вариться и вечно слушать объяснения наших многомудрых научников о том, что опасно, а что нет. Ладно, иди.

— Леша, я…

— Иди, кому сказал, — по-прежнему не поднимая головы, перебил тот. — Знаешь, об одном сейчас жалею — о том, что согласился в этот Проект перейти. Сидел бы себе сейчас тихонько при штабе флота, через три года вышел на пенсию и никогда бы не узнал ни про твой «Хронос», будь он поскорее закрыт, ни про «интересы человечества». Которыми отчего-то очень любят прикрываться те, кто решает в очередной раз изменить судьбу этого самого человечества. Я ведь адмирала еще во время Первой Галактической получил, когда с банкирчиками из МФК воевал, — и, между прочим, горжусь этим. Боевое у меня звание, а не по выслуге лет. А сейчас? Впору самолично погоны сорвать… Считай, мое согласие ты получил, приказ оформишь позже, пришлешь с нарочным на подпись.

Адмирал неожиданно поднял опущенную седую голову, в упор взглянул на подчиненного:

— Иди, распоряжайся, спасай человечество. Это не моя война, но спорить не стану. Повторюсь, разве что: я очень надеюсь, что вы не ошибаетесь.

 

ГЛАВА 1

Молодой, но так и не успевший состариться город был мертв уже больше двадцати лет. По заросшим травой и кустарником улицам не ездили автомашины, во дворах школ и многоэтажек не играли дети, в пустых окнах домов не загорался вечерами свет, не играла музыка. Из предусмотренных проектом пятидесяти тысяч жителей ныне здесь обитало лишь несколько сержантов и прапоров-вэвэшников дежурной вахтовой смены, непонятно что и от кого охранявших, да бессчетное множество самого разнообразного зверья, от безобидных белок, одичавших кошек и лошадей до переселившихся из близлежащих лесов волков и диких кабанов.

Но истинным хозяином города, конечно же, был ветер. Вездесущий, всезнающий и всепонимающий, он изо всех сил пытался вдохнуть в него хоть какое-то подобие жизни. Сквозь давным-давно выбитые окна ветер врывался в пустые квартиры, аккуратно складывая в углах покинутых комнат пожелтевшие, свернувшиеся в трубочки фотографии, скрипел дверями рассохшихся от времени шкафов, трепал вылинявшие занавески, шелестел страницами чудом уцелевших газет и журналов. И, словно разуверившись в своих силах хоть на миг оживить навечно покинутые дома, тоскливо завывал в шахтах застывших между этажами лифтов. А затем, устав плакать над растворившимся в жарком радиоактивном мареве той давней весны прошлым, уносился прочь. Туда, где надгробным памятником возвышалась над городом уродливая пирамида Саркофага.

А ведь совсем недавно, всего каких-то два с небольшим десятилетия назад, это был не просто город-спутник могучей современной Станции, а построенный в одной отдельно взятой советской республике маленький социалистический рай. Город будущего, город детей и роз, город покорителей мирного атома. Высокие зарплаты, молодые — средний возраст под тридцать лет — жители, отдельная квартира у каждой семьи, практически нулевой уровень преступности, сосновый бор за городской чертой, полные продуктовые и промтоварные магазины.

Затем было преступно затянутое на целые сутки изгнание из рая, официально названное «временной эвакуацией в связи с неблагоприятной радиационной обстановкой». И взбесившиеся рентгенометры, насчитывающие тысячи микрорентген на крышах домов, и сотни — внутри квартир. И страшный термин «зона абсолютного отселения». И двадцать лет разрушения и звенящей пустоты. И сводящие с ума граффити на стенах брошенных домов — словно негативные отпечатки былой, доатомной, жизни. Фигурки детей, животных, раздирающие душу и сердце надписи…

Мирный атом нанес удар, оставивший после себя пятьдесят пять тысяч квадратных километров зараженной, непригодной к жизни земли; территорию, равную по площади территории современной Бельгии.

Припять.

Чернобыльская, имени Владимира Ильича Ленина, атомная электростанция.

Это случилось двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

Украина, город Припять, 2010 год

… — «Дмитрий Кольцов, собкор, Вадим Никонов, оператор». Журналисты, значит? — закончив изучать документы, не то спросил, не то просто констатировал факт охраняющий въезд в тридцатикилометровую зону немолодой, лет сорока с лишним прапорщик внутренних войск, возвращая молодым людям их редакционные и командировочные удостоверения, но заполненный типографский бланк списка на проход в Зону с размашистой резолюцией начальника спецкомендатуры по охране ЧАЭС оставил у себя.

— И чего вас всех сюда тянет? Снова в Припять, небось? Или на саму станцию? Впрочем, ладно. Пожалуйста, выйдите из машины. Мобильные телефоны, радиопередающие устройства, фото и видеокамеры предлагаю сдать сейчас. Вернем при выезде. Если найдем во время обыска, задержим за нарушение пропускного режима.

— Вот разрешение на провоз аппаратуры, — равнодушно пожал плечами один из парней, протягивая очередной подписанный бланк и послушно вылезая из машины. — А почему «снова»? — неожиданно переспросил он, обмениваясь быстрым взглядом с товарищем.

— Так и на прошлой моей вахте тоже приезжали. Те, правда, из другой газеты были и втроем, вместе с проводником из физзащиты в смысле, — охотно пояснил прапорщик, залезая в салон видавшего виды знакомого «уазика» с местными номерами. Досмотр оказался хоть и поверхностным, но достаточно тщательным — по крайней мере, начинку бардачка и карманов дверей вэвэшник проверил, да и под сиденья заглянул. И даже непонятно зачем понюхал содержимое лежащей между сиденьями бутылки с минералкой. Перебравшись на заднее сиденье, он заглянул в багажник и, видимо, удовлетворившись осмотром, молодцевато спрыгнул на дорогу. Закончив с салоном, прапорщик открыл капот, рассматривая двигатель. Не обнаружив и там ничего незаконного, он захлопнул крышку и, отряхнув руки, приветливо улыбнулся:

— Ну, и ладно, езжайте себе с Богом, чего там. На въезде в город еще один пост будет, привет ребятам от меня передайте, ладно?

— Да без проблем, передадим, — вежливо улыбнувшись, равнодушно пожал плечами журналист. — До свидания, товарищ прапорщик.

— И вам до свиданья, хлопцы. Только маленький совет: возвращайтесь до шести вечера, иначе потом будут проблемы — не выпустим, по инструкции не положено, придется в машине ночевать, — прапорщик отступил назад и поднял давно не крашенный красно-белый шлагбаум с проржавевшей табличкой, на которой еще можно было разобрать трафаретную надпись:

«СТIЙ, ЗАБОРОНЕНА ЗОНА! ПРЕД'ЯВI ПЕРЕПУСТКУ!»

Автомобиль миновал пропускной пункт и, быстро набрав скорость, помчался по вполне приличного качества асфальтовой дороге, явно уже не раз отремонтированной после того давнего и страшного апрельского дня. Часовой несколько секунд смотрел вслед, задумчиво хмурясь, затем пожал плечами, опустил шлагбаум и вытащил из кармана форменной куртки сигареты (курить в Зоне в принципе не рекомендовалось из-за повышенной радиации и положений Устава боевой службы спецчастей Внутренних войск, но этому правилу мало кто следовал). Закурив, он оперся на жалобно скрипнувший шлагбаум и пробормотал себе под нос:

— Ездят тут, снимают, статейки пишут. Делать им больше нечего, только лишние рентгены ловить! Молодые еще, дурные, все никак острых ощущений не нахватаются… — прапор раздраженно стряхнул пепел, снял с форменного ремня мотороловскую рацию и нажал тангету:

— Сто восьмой, я сто тринадцатый, прием! Пропущена автомашина «УАЗ», цвета хаки, местная, госномер Катерина, Христина, единица, семь, полста пять. На борту два журналиста: Дмитрий Кольцов и Вадим Никонов. Разрешение на аппаратуру есть. Цель прибытия: создание репортажа. Двигаются по направлению к сто десятому. Как принял? Прием.

Рация прошипела подтверждением и вернулась на свое место. Прапорщик пытался понять, что ему показалось странным в только что уехавших журналистах. И, как ни странно, понял: взгляды, которыми те обменивались, пока он их документы смотрел да салон досматривал. Очень такие серьезные взгляды, как-то не слишком свойственные ушлой и бесшабашной журналистской братии.

Последний раз он видел подобные лет двадцать назад, будучи еще молодым, только-только отслужившим срочную, курсантом Золочевской школы прапорщиков, случайно пересекшимся на загородном полигоне с гэбэшным спецназом. Те ребятки тоже так друг на друга смотрели, когда свои способности в рукопашке и стрельбе демонстрировали.

Вот, кстати, и еще одно наблюдение: никаких сумок с фотовидеоаппаратурой, которые представители СМИ почти всегда за собой таскают, в машине не было, а разрешение на провоз предъявили. Хотя, конечно, нынешние цифровые камеры свободно в кармане умещаются, но все-таки как-то оно все… странно.

Хмыкнув, вэвэшник выбросил сигарету и побрел в свой фургончик, стоящий на обочине рядом с недавно обновленным ярко-желтым щитом с правилами поведения в зараженной местности. С другой стороны, может, оно и странно, но ему-то какое дело? Документы он проверил, там все чин чинарем, да и шмон нормально произвел: с этими журналюгами глаз да глаз нужен! В принципе сегодня звонил начштаба, предупреждал об их приезде и приказал сделать все строго по инструкции, но и без особых перегибов. Читай — без тотального осмотра с инспектированием содержимого баков, проверки днища с помощью зеркал и личного досмотра металлодетектором. Да и машина знакомая, из ближайшего райцентра, ее всегда пресса для поездок арендует, ну а то, что ему взгляды не понравились?.. Так оно ему надо? За двадцать лет службы, знаете ли, всякого насмотрелся, так что ученый, спасибо! В чужие игры, особенно в те, где смежники из «конторы» участвуют, лезть себе дороже. А у него, между прочим, и семья в Запорожье, и внук недавно родился, и очередь на квартиру подошла. Да и пенсия, считай, уже в кармане. Так что, ну их на фиг, эти взгляды. Нет, станут ребятки назад ехать, он, конечно, еще разок на них осторожненько глянет, но это так, исключительно для себя, а не для, как говорится, протокола…

Реестровая запись 05-11008. Статус системы: бездействие / неактивна. Статус оболочки-носителя: зарядка 0 % / разряжен. Статус исходной матрицы: режим ожидания. Статус реципиента: нет данных / не обнаружен. Хронопривязка: нет данных / невозможна. Общее время ожидания: 69:02:14:08:38:44 ± 0,002 сек.

— Сейчас направо и на следующем перекрестке — налево, — сверившись с картой, самой обычной бумажной картой, расстеленной на коленях, а вовсе не новомодным GPS-навигатором, сообщил тот, кого давешний прапорщик назвал Дмитрием. — Там будет небольшая улочка и с правой стороны школа. Нам типа туда.

Водитель, согласно документам — между прочим, самым настоящим, так что вэвэшник не ошибся — значившийся оператором Вадимом Никоновым, послушно сбавил скорость, поворачивая направо по улице, заросшей высокой, в пояс травой, пробивающейся сквозь давным-давно растрескавшийся асфальт. Кое-где дорогу преграждали кусты и даже самые настоящие деревья, успевшие вымахать на десяток метров: подстегнутая радиацией природа за двадцать с небольшим лет сумела отвоевать у города большую часть его территории.

Стоящие вдоль улиц дома, почти невидимые за кронами разросшихся деревьев, провожали автомобиль мрачными взглядами пустых глазниц-окон. Вообще, город, который оба они раньше видели только лишь на фотографиях в Интернете, производил двоякое впечатление. С одной стороны, это был даже не оставленный людьми, а именно окончательно мертвый город, город-призрак, каждый квартал и каждое здание которого, казалось, еще два десятилетия назад навечно пропитались духом какой-то фатальной, ощущаемой каждой фиброй души безысходности, а с другой?

С другой стороны — вернее, по другую сторону — стояла как раз эта самая природа, день за днем и год за годом доказывающая, что жизнь еще далеко не окончена; что она просто не может окончиться и будет продолжаться. Продолжаться, несмотря на все вместе взятые техногенные катастрофы, загрязнение окружающей среды и прочие самоубийственные старания неугомонного и глупого человечества.

— Заснул, коллега? — прервал размышления Вадима спокойно-скептический голос напарника. — Давай налево и вон там тормози. Приехали.

— Не заснул. Даю, — буркнул Никонов, аккуратно припарковывая «УАЗ» возле бровки того, что двадцать лет назад было тротуаром. Из высокого, под два метра, куста шиповника торчал покосившийся проржавевший знак «Осторожно, дети». Следов пешеходной зебры, ясное дело, не осталось и в помине, почти весь прилегающий к школьному забору асфальт скрыла густая изумрудно-зеленая трава. Буйная растительность надежно укрыла машину от посторонних взглядов, так что «корреспонденты» могли не бояться привлечь внимание мобильных патрулей, буде таковые появятся.

Несколько секунд молодые люди сидели молча, вслушиваясь в нарушаемую лишь потрескиванием остывающего мотора тишину, затем Кольцов отложил в сторону карту и повернулся к товарищу:

— Ну, что, пошли? Или перекурим сначала?

— Давай перекурим, — неуверенно согласился Вадим. — Неуютно мне здесь как-то. А тебе разве… твою мать! — дернулся он, когда на капот со стуком приземлилась крупная непуганая белка, с интересом воззрившаяся на людей сквозь запыленное лобовое стекло.

— Ну, давай перекурим, — улыбнулся Кольцов, краем глаза продолжая наблюдать за любопытным зверьком. — Держи, — он протянул товарищу пачку сигарет.

— И знаешь, что? Кончай дергаться, — Дмитрий кивнул на лежащий между сиденьями бытовой дозиметр «Белла». — Ничего тут страшного нет. Фон, конечно, немного повышен, да и это все, — он неопределенно покрутил головой, подразумевая окружающий их город, — тоже на нервы действует, но, с другой стороны, сейчас заберем контейнер и еще до темноты будем уже далеко-далеко отсюда. Успокоился?

Дмитрий затушил едва раскуренную сигарету и выкинул в приоткрытое окно, спугнув резким движением наглую белку. Вадим кивнул и, поколебавшись, задал уже давно мучивший его вопрос:

— Слушай, майор, а почему они именно здесь его спрятали-то? И когда?

Кольцов, уже собравшийся было открыть дверь, медленно обернулся к товарищу и, неожиданно широко улыбнувшись, сказал:

— Блин, Вадик, а я вот все думаю — когда ж ты, наконец, спросишь! Ведь, знаешь, что я в курсе, а молчишь, что тот партизан на допросе. Я уж прямо о дурном думать начал. Да шучу, шучу, — успокаивающе дернул он рукой. — Кстати, ты еще забыл спросить, что это вообще такое. Вот с последнего вопроса я и начну: что это такое, я не знаю и, честно говоря, знать не хочу. Чтобы спать спокойно и проблем на собственную выпуклость пониже спины не иметь. Теперь дальше: спрятали эту штуку летом девяносто первого года, в аккурат накануне сам знаешь каких событий. Ну, и первый твой вопрос — почему именно в этом месте? А самому догадаться слабо?

— Ну… хрен его знает, наверное, потому что здесь никто и искать бы не стал.

— Ага, вот и я тоже так подумал: ну, какой дурак будет искать нечто жутко секретное и ценное в заброшенном и зараженном радиацией городе? Тут же ни спецхранилища, ни охраны, ничего нет. Типа, хочешь спрятать получше — оставь на виду. А вот отчего его за столько лет так отсюда и не забрали? Я так понимаю, обычная наша неразбериха: сам знаешь, что в родной «конторе» до середины девяностых творилось. То аббревиатуры в названии менялись, то руководство, то архивы «в соответствии с реалиями нового времени» реорганизовывали.

Вот и сведения об этом контейнере только недавно в архиве обнаружили, да и то почти случайно. Тот человек, что тайник оборудовал и за режим секретности отвечал, видать, куда дальновиднее других оказался, раз еще до развала Союза понял, куда все катится и чем закончится. Вот и постарался на славу, и контейнер в Припяти спрятал, и архивные данные подчистил. А может, и не только данные, но и круг посвященных, того, сократил… Ладно, хватит трепаться, пошли.

— Пошли, — согласился почти успокоившийся Никонов, спрыгивая на землю и вытаскивая из-под заднего сиденья глубоко запрятанную спортивную сумку, не замеченную при въезде осматривавшим «УАЗ» прапорщиком. Машину закрывать, конечно, не стал — не от кого. Дмитрий ждал возле ворот, проржавевшие створки которых давно вросли в землю, практически полностью скрывшись под побегами дикого винограда. Школьный двор, выложенный массивными бетонными плитами, почти не изменился, устояв перед натиском всесильной природы, лишь прямо перед входом выросло, раздвинув мощными корнями бетон, раскидистое ореховое дерево.

Двухэтажное школьное здание тоже сохранилось достаточно хорошо, лишившись за годы запустения только оконных стекол и дверей, валявшихся тут же, на ступенях крыльца. На замшелом бетонном козырьке над входом росла трава. В просторном вестибюле царил жуткий беспорядок, словно эвакуировавшиеся люди специально старались разбросать все, что нельзя было забрать с собой. Противно скрипящий рассохшийся паркетный пол был покрыт слоем нанесенного за десятилетия мусора, листвой, какими-то полуистлевшими тряпками. Под стенами почерневшими кучами валялись разбухшие от сырости учебники и тетради, кое-где покрывшиеся пятнами черной плесени. По левую руку торчали ржавые разлапистые вешалки бывшей раздевалки, отгороженной от общего холла невысокой решеткой. Справа, над помутневшим, с отслоившейся амальгамой зеркалом, висел чудом сохранившийся выцветший транспарант, призывающий школьников встретить Первомай отличными оценками. Под широким, в полстены, окном стояло несколько раскрытых ящиков с противогазами, часть из которых была зачем-то раскидана вокруг. Вадим шумно вздохнул:

— Блин, майор, почти как в моей школе! Жуть…

— Угу, — Кольцов, как водится, был куда более сдержан — или же просто циничен: — И в моей. И почти во всех других советских школах. Стандартный проект, называется. Или ты хочешь сказать, что в твоей школе был такой же беспорядок? Не тормози, коллега, нам налево и вниз.

Не дожидаясь ответа, он решительно затопал прочь от мрачного вестибюля. Поддернув на плече сползающий ремень сумки, Никонов поспешил следом:

— Слушай, а почему именно школа-то, а? Что, других мест мало?

Идущий первым майор, не оборачиваясь, пояснил:

— Элементарно. Знаешь, как тут с конца восьмидесятых по конец девяностых мародеры порезвились? Все брали, от автозапчастей, домашней посуды и брошенной мебели до кафельной плитки, сантехники и водопроводных труб. Страшно подумать, насколько все это радиоактивное дерьмо по стране расползлось. И самое мрачное, что машины и запчасти к ним они прямо из могильников и со спецстоянок воровали, а там фон был в сотни раз выше, чем в Припяти. Они ж как раз ту технику разукомплектовывали, что на ликвидации аварии работала! Вот поэтому и школа: что этим сукам тут было брать, парты и старые учебники, что ли? Нет, школы они, конечно, тоже шерстили, но куда меньше. Говорил же: тот, кто тайник организовал, умный мужик был, все просчитал, в том числе и это. Понятно?

— Да понятно, понятно, — буркнул Вадим, вслед за Кольцовым сворачивая в длинный внутренний коридор, идущий вдоль всего школьного фасада. Здесь было несравнимо чище, нежели в вестибюле, но так же мрачно. Отсыревшие стены покрылись уродливыми лохмотьями отслоившейся краски, такие же безобразные лохмотья причудливыми кружевами свисали и с потолка. Поперек коридора валялось несколько непонятно как тут оказавшихся спортивных матов. Двери в классы стояли распахнутыми, в глубине помещений виднелись сдвинутые со своих мест, опрокинутые парты, в углах громоздились слежавшиеся груды учебников, вываленных из шкафов на пол. Часть парт стояла без столешниц, видимо сорванных и увезенных еще в первые после катастрофы годы.

— Вот твари, да? — мрачно буркнул под нос Дмитрий, мельком заглянув в одну из комнат. — Ведь наверняка перепродали кому-то как стройматериал, а в них сотни микрорентген! Мрази, — не комментируя сказанное, он решительно двинулся дальше, остановившись возле ведущего вниз лестничного пролета. — Вадик, фонарь не забыл?

— Не забыл, — Никонов покопался в сумке, вытащив пару мощных аккумуляторных фонарей. — На, майор, держи.

— Держу, — не оборачиваясь, Кольцов взял у подчиненного фонарь, яркий свет которого мгновенно отбросил на стены ведущего в подвал коридора резкие изломанные тени. Спускались молча. Замшелые — более подходящего определения никто из молодых людей придумать не мог, хоть это и вызывало в памяти совершенно неуместные ассоциации с какими-то читанными в юности приключенческими романами — бетонные ступени предательски скользили под ногами. Браться же за склизкие прогнившие перила не хотелось, потому идти приходилось предельно осторожно.

Лестничный пролет привел на небольшую площадку, справа от которой начинался длинный, идущий вдоль всего здания коридор, захламленный разлезшимися от сырости картонными коробками с каким-то школьным инвентарем и источавшими тяжелый дух запустения и тлена матрасами. По обе его стороны виднелись двери, большей частью закрытые, — видимо, подсобные или складские помещения, на содержимое которых не позарились даже вездесущие мародеры.

Примерно посередине коридора Кольцов неожиданно остановился, направив луч фонаря в короткое, буквально метра в три, ответвление-аппендикс, заканчивающееся массивной дверью со штурвалом ригельного замка по центру:

— Ну, похоже, мы на месте. Согласно все тому же типовому проекту, это было местным бомбоубежищем, где ученики собирались пережить ядерный удар коварных империалистов, — Вадима слегка покоробил излишне циничный тон начальника. — Правда, переживать им пришлось кое-что иное, хоть и весьма близкое по сути… и показаниям дозиметров. — Дмитрий подергал штурвал и требовательно протянул назад руку: — Ясно, военрук смазать забыл, лопух. Ладно, давай струмент.

Никонов молча поставил сумку на пол, вжикнул змейкой и вытащил короткий ломик с загнутыми и сплющенными концами, захваченный предусмотрительным майором. Продев его в отверстие штурвала, Дмитрий поудобнее перехватил «фомку» и напряг мышцы, потихоньку усиливая нажим. Несколько секунд ничего не происходило (если, конечно, не считать за происходящее сдавленное сопение и мат ведущего противоборство с замком майора), затем в глубине двери что-то глухо клацнуло, и кремальера резко провернулась на пол-оборота, едва не уронив Кольцова на сырой, регулярно подтапливаемый паводками пол. Дверь, издав душераздирающий металлический стон, приоткрылась, отойдя от мощного, вделанного в бетонную стену косяка сантиметров на пять. Майор с видом победителя обернулся к товарищу:

— Видал? Как глаголет народная мудрость, нет той крепости, которую большевики не превратят в краеведческий музей. А ты говорил, не откроем…

Никонов послушно улыбнулся. Ничего подобного он, ясное дело, не говорил, однако спорить со старшим, с которым он, к слову, познакомился всего за два дня до «командировки», не собирался. Тем более, циничный Кольцов, о котором в родной «конторе» ходили чуть ли не легенды, ему определенно нравился. Было в этом тридцатипятилетнем майоре нечто такое, чем не мог похвастаться сам Вадим. Какая-то спокойная уверенность в собственных силах, непостижимым образом уживающаяся с внешней бесшабашностью, что ли? Или поразительное равнодушие к поступающим сверху приказам (об этом тоже говорили), которые он тем не менее всегда ухитрялся в точности исполнять? Трудно сказать.

Но одно Никонов знал совершенно точно: несмотря на совсем невысокое для его возраста и выслуги лет звание, майор Кольцов имеет пять боевых наград, несколько ранений и примерно равное количество благодарностей и взысканий от командования.

Вдвоем взявшись за край двери, товарищи с трудом отвалили ее ровно настолько, чтобы можно было протиснуться внутрь. Из помещения пахнуло сыростью и холодом, будто аккумулировавшимся здесь все эти годы. Вадим замешкался было на пороге, но майор уже решительно пролез внутрь, и ему ничего не оставалось, как последовать за ним.

Школьное бомбоубежище оказалось довольно просторным, состоящим их нескольких расположенных одна за другой комнат с низкими потолками, некогда побеленными известкой, а сейчас покрытыми неопрятными грязно-желтыми пятнами сырости. Вдоль стен стояли грубые деревянные скамьи, списанные поломанные парты и какие-то ящики, вероятно, все с теми же противогазами, которыми все равно никто не воспользовался. На отсыревших, облупившихся стенах сохранилась поблекшая наглядная агитация, рассказывающая, как разбирать-собирать автомат Калашникова или вести себя в той или иной чрезвычайной ситуации.

Подсвечивая себе фонарем, Никонов подошел к одному из ящиков и носком ботинка приподнял крышку. На удивление, внутри оказались вовсе не противогазы, а набросанные как попало деревянные макеты АК-47: двадцать лет назад это было имуществом кабинета начальной военной подготовки. Увиденное Вадима не удивило. В отличие от своих более молодых сослуживцев, он еще успел помаршировать по школьному двору с подобным артефактом в руках, застав в десятом классе самый краешек советских времен. Из других воспоминаний о курсе НВП остались лишь списанные автоматы с просверленными стволами и сточенными бойками, которые они учились разбирать и собирать на время.

Выяснить, что еще хранил в бомбоубежище школьный военрук, в ведении которого обычно и находились подобные помещения, он не успел.

— Капитан, кончай дурью маяться, давай сюда. Похоже, нашли.

Отпустив громко хлопнувшую крышку, Никонов поспешил в соседнее помещение, ярко освещенное фонарем майора, стоявшего перед высоким, под самый потолок, металлическим шкафом с распахнутыми дверцами. Шкаф был пуст, лишь на покрытой ржавчиной полке валялось несколько разлезшихся картонных пачек с мелкокалиберными патронами. Дмитрий выглядел весьма довольным:

— Тут военрук, видать, «мелкашки» из школьного тира прятал, благо дверь надежная, сам видел, и ребятишки до винтовок не доберутся, — Кольцов подмигнул товарищу.

— А где же сам тайник? — не понял Вадим, осматривая совершенно пустое помещение, в котором, кроме старого шкафа, письменного стола с растрескавшейся полировкой и лампы в решетчатом плафоне под потолком, больше вообще ничего не было.

— Перед тобой, — ухмыльнулся майор, — опять же, элементарная психология. Даже если мародеры сюда и доберутся, что они увидят? Старый оружейный шкаф, не более того. Учебные «калаши» и малокалиберные винтовки, разумеется, еще при эвакуации вывезли, какое-никакое, но оружие, причем так спешили, что даже пару пачек патронов позабыли, — он кивнул на рассыпанные по полке позеленевшие от времени гильзы с черными головками свинцовых пулек. — Значит, искать тут нечего. А сам этот гроб по габаритам в дверь не пролезет, да и кому он нужен, если в городе и без него сотни тонн дарового металла? Но если два таких вот красивых молодых человека возьмут да отодвинут его, — увидев, что Никонов никак не отреагировал на последнюю фразу, он с шутливым нажимом пояснил: — Вадик, «отодвинут» — это типа побуждение к действию и приказ старшего по званию в одном флаконе! — майор первым взялся за металлическую стенку. — Так вот, если эти самые красивые молодые люди его отодвинут, то увидят под ним, — шкаф с противным скрежетом пополз по бетонному полу, отодвигаясь от стены, — вот эту фигню.

Наклонившись, Кольцов вытащил из-под шкафа контейнер, точнее, довольно большой металлический кейс сантиметров двадцати шириной. Ухнув от напряжения, он с глухим стуком поставил его на стол, едва от этого не рассыпавшийся:

— Тяжелый, зараза, килограмм двадцать, а с виду и не скажешь! Интересно, что ж там внутри такое? Ну не свинец же?

— Свинец? Ты что, думаешь…

— Не, об этом я точно не думаю, — прекрасно понявший, о чем говорит товарищ, Дмитрий вытащил из кармана «Беллу», поднес к контейнеру. Высвеченные на электронном табло цифры ничем не отличались от обычного для Припяти фона, даже были чуть ниже.

— На кой хрен прятать что-то радиоактивное в зараженной радиацией же местности? Бред. Скорее этот чемодан просто бронированный, ну, типа, чтоб и падение с высоты выдержать, и высокую температуру, и выстрел в упор… да мало ли. Меня другое смущает. Смотри, — майор положил кейс горизонтально, подсветил фонарем. Вадим подошел ближе, заглядывая ему через плечо: кейс как кейс, серебристый, окованный по ребрам металлическими планками, довольно-таки грязный. Мощная ручка, два простых нажимных замка. В общем, абсолютно ничего особенного. Сейчас с подобными, разве что меньших размеров, даже модно по городу ходить. Никонов и не думал, что такие уже существовали в далеком девяносто первом году. И что майора смутило?

— Не понял? — верно истолковал его молчание Кольцов.

— Да нет. Обычный кейс, разве что большой и тяжелый. А что?

— А то, коллега, что он даже не опечатан. И замки самые обычные, не кодовые, ткнул пальцем — и открывай. Разве не странно? Столько сил приложили, чтобы его эвакуировать и спрятать, а защиты не предусмотрели.

— Да от кого его тут защищать-то? — искренне удивился Вадим. — От нас с тобой, что ли? Он же не посреди улицы валялся, а спрятан был, надежно спрятан, как я понимаю. Вот ты ж его открывать не станешь?

— Не стану, — угрюмо согласился товарищ, продолжая размышлять о чем-то своем, — хотя и мог бы. Между прочим, мне было приказано только обнаружить тайник, извлечь контейнер и доставить его в наше посольство в Киеве, откуда он пойдет по дипканалам в Россию. О том, что его нельзя вскрывать, там ни слова не было.

— С ума сошел, майор? — опешил Никонов. — Ты серьезно?!

— Вообще-то нет, так что не напрягайся и дыши глубже, — криво усмехнулся тот, — просто интересно и… странно. Хотя готов допустить, что все дело в той спешке, с которой его из Москвы эвакуировали. Да и внутрь, опять же, могли какой-нибудь самоликвидатор разгрузочного действия запихнуть, для этого большого ума не надо. Механический, конечно, никакая электронная защита семнадцать лет не продержится, просто питания не хватит, — он задумчиво постучал согнутым пальцем по стенке кейса. — Знаешь, коллега, честно говоря, меня не столько интересует, что там внутри, сколько то, отчего он такой тяжелый.

— Может, наверх пойдем? — решил проявить инициативу капитан. Он уже успокоился, практически не ощущая больше того неприятного давления, что действовало на нервы с первых минут пребывания в городе. То ли пообвык немного, то ли — что скорее! — те ощущения просто уступили место куда более привычному человеческому чувству: он попросту замерз. Ветровка, в которой наверху было даже жарковато, здесь почти не спасала от пронизывающего подземного холода. Несмотря на род службы и полученную специальную подготовку, Вадим никогда не бывал в катакомбах или естественных природных пещерах, однако сейчас неожиданно решил, что там, несмотря на куда большую глубину, должно быть и теплее и суше.

— Угу, — не стал спорить Кольцов, — погнали. Иди первым, а мы с чумуданом следом.

Спустя несколько минут товарищи уже стояли в знакомом вестибюле. Правда, сейчас, после прогулки по бомбоубежищу, он больше не казался им столь мрачным и запущенным, как раньше. Одним словом, все вышло, как в старом анекдоте про оптимиста, пессимиста и стакан воды: теперь они видели не только облупленные стены, груды истлевшего мусора и выбитые окна, но и струящийся сквозь них солнечный свет, и по-летнему свежую листву растущего во дворе орехового дерева.

А на ящике с противогазами, совсем недавно казавшемся чуть ли не символом этого мертвого города, сидела веселая серебристая белка, вполне возможно, та же самая. И свободно гуляющий по школьному зданию ветерок нес в себе не только невидимые и неощущаемые миллирентгены и микрозиверты, но и запахи начинающей отцветать травы, и солоноватый аромат разросшегося на заднем дворе соснового бора.

Спугнув белку, с коротким возмущенным цвирканьем сиганувшую через усыпанный осколками стекол и прошлогодними листьями подоконник, Дмитрий, не останавливаясь, миновал холл и вышел на улицу. Подойдя к машине (явно не лишенный своеобразного чувства юмора пушистый зверек уже сидел на брезентовой крыше и, смешно наклонив голову, наблюдал за людьми), он забросил оттянувший руки кейс на заднее сиденье, прикрыл чехлом, захлопнул дверцу и остановился, поджидая товарища. Вадим, открыв дверь с противоположной стороны, запихнул поглубже под сиденье свою сумку и улыбнулся товарищу:

— Ну что, домой?

— Почти, — не поддержал его настроения Кольцов, забираясь на свое место и зачем-то незаметно трогая локтем пистолет в оперативной кобуре под мышкой. — Ладно, поехали, — он развернул на коленях карту, прикидывая наиболее короткий маршрут к КПП, через который заехали в город.

Никонов, смерив товарища непонимающим взглядом, кивнул, осторожно трогаясь с места и выводя машину на середину улицы, где можно было ехать с более-менее нормальной скоростью, не лавируя ежеминутно между разросшимися вдоль обочин кустами и деревьями. Автомобиль легонько потряхивало на неровностях и трещинах разломанного корнями, размытого ливнями асфальта. Минут через пять Вадим, руководствуясь указаниями сверяющегося с картой майора, вырулил на какой-то проспект, по обеим сторонам которого высились неплохо сохранившиеся многоэтажные здания, и увеличил скорость. В отличие от более узких улиц, по которым они ехали к школе, здесь дорожное покрытие почти не пострадало, лишь кое-где покрывшись небольшими островками пробившейся наружу травы и кучами нанесенного ветром мусора. Немного напрягало только отсутствие крышек канализационных люков, наверняка давным-давно переплавленных вместе со всеми накопленными рентгенами во что-то весьма полезное для народного хозяйства, но подобное было насущной проблемой и далеко за пределами тридцатикилометровой зоны.

Сбросив скорость, капитан осторожно объехал завалившийся поперек дороги светофор на каком-то безымянном перекрестке и свернул направо. Неподалеку проплыл над кронами бывшего городского парка ажурный остов навеки застывшего колеса обозрения, и Кольцов удовлетворенно кивнул:

— Верной дорогой едешь, товарищ! — похоже, к майору возвращалось его обычное расположение духа. — Метров через триста повернешь на перекрестке налево, и дальше уже все время прямо. Попрощаемся с дядями-милиционерами и домой, в смысле в райцентр…

Метнувшаяся через дорогу тень возникла перед бампером столь неожиданно, что единственное, что Вадим успел сделать, это инстинктивно вывернуть в сторону руль, до отказа вбивая в пол педаль тормоза. Не ожидавший от хозяина подобной подлости «УАЗ» понесло юзом, завизжала стираемая об асфальт резина, пассажиров сначала швырнуло вперед, затем разбросало в стороны. Кольцов ощутимо приложился об дверную стойку и приваренную над дверцей ручку, врезавшегося в него плечом капитана отбросило на спинку сиденья. Позади глухо грюкнул, падая на пол, драгоценный контейнер. Опасно накренившийся автомобиль, будто передумав переворачиваться, качнулся из стороны в сторону и замер поперек дороги. Мотор, обиженно взрыкнув напоследок, заглох.

 

ГЛАВА 2

— Пассажиры могут отстегнуть привязные ремни, у кого они были застегнуты. Остальных просим дожидаться судмедэкспертов, не меняя позы, — сдавленно пробормотал Кольцов, выпрямляясь на покосившемся от непредусмотренной нагрузки — ульяновский старичок-внедорожник недавно разменял второй десяток — сиденье.

— Молодец, капитан, хорошая реакция, хвалю, — Дмитрий распахнул дверцу и спрыгнул на асфальт, потирая ушибленное плечо. — Однако, если б не чукча, ушла бы старушка…

Обойдя машину, майор взглянул на лежащего в нескольких метрах виновника ДТП — не то здоровенного одичавшего пса, не то самого настоящего волка. Перед «командировкой» им говорили, что в городе встречаются не только активно обживающие новый ареал одичавшие собаки, но и волки из близлежащих лесов. Собственно, именно потому и разрешили взять с собой оружие — по всем остальным параметрам операция планировалась исключительно тихой.

Волк, как ни странно, был жив и умирать не собирался — тряс лобастой башкой, сдавленно рычал, капая кровавой слюной, и порывался подняться, пока, правда, безрезультатно. Видать, хорошо его все-таки бампером приложило. Дмитрий вытащил пистолет, намереваясь облегчить страдания «подранка», но, присмотревшись, убрал оружие. Похоже, зверь еще поживет. Волк, будто ощутив, какой участи избежал, встал-таки на лапы и, раскачиваясь из стороны в сторону, затрусил прочь.

Скрипнула водительская дверца, и на асфальт тяжело спрыгнул Никонов. Вытащив из кармана сигареты, закурил, провожая взглядом торопящегося добраться до ближайших кустов зверя. Дмитрий, уже окончательно пришедший в себя, осведомился:

— Цел, коллега? Что, животину пожалел? Ну, и глупо, кстати. Чуть не перевернулись…

Вадим не ответил, жадно затягиваясь вдвойне опасным в насыщенной радионуклидами местности никотином. Впрочем, Кольцов на ответе и не настаивал:

— Хорошо, докуривай, и погнали дальше. Если, конечно, наш конь после твоих маневров вообще заведется, — вспомнив кое о чем, майор открыл заднюю дверцу, собираясь вернуть на сиденье упавший контейнер. Поднимая перевернутый кверху дном кейс, он неожиданно почувствовал, как пальцы провалились в щель между крышкой и корпусом: контейнер был открыт. Видимо, излишне хлипкие для двадцатикилограммового веса замки не выдержали удара об пол. Вот же блин, чтоб не сказать хуже! Только этого им для полного счастья сейчас и не хватает! Потом замучаются объяснительные писать и подписи под бумажками о неразглашении ставить!

Раздраженно выругавшись под нос, Дмитрий рывком втянул кейс на жалобно звякнувшее пружинами сиденье и осмотрел его. Ну да, все правильно: оба замка благополучно раскрылись от удара, и теперь увесистая крышка застыла в нескольких сантиметрах от корпуса. Мгновение поколебавшись, Кольцов решительно надавил на нее, собираясь захлопнуть контейнер. По крайней мере, так еще можно будет отписаться, мол, контейнер полностью не вскрывали, что находится внутри, не видели, наружу ничего не вываливалось («высыпалось», «выливалось», нужное подчеркнуть).

Крышка опустилась сантиметра на три и благополучно застыла, упершись во что-то, лежащее внутри, и майор еще раз негромко выругался, в сердцах едва не врезав по ней кулаком: все один к одному. Ясное дело, содержимое кейса сдвинулось при падении, и теперь закрыть его можно, лишь откинув предварительно злополучную крышку. Нет, можно, конечно, попробовать его потрясти, надеясь, что оное неведомое содержимое уляжется на свое место, но иди знай, что именно внутри, еще разобьется ненароком. Да и тяжеловат идиотский ящик для подобных упражнений. Вот же дерьмо!

Ладно, раз другого выхода нет, придется открыть: прямо, как в воду глядел, когда недавно об этом говорил. Вот только сначала, — вытащив дозиметр, Кольцов поднес его к кейсу, медленно провел вдоль всей щели между крышкой и корпусом, наблюдая за показаниями. Нет, с этой стороны все как раз абсолютно нормально: фон внутри контейнера оказался даже ниже обычного уровня, что, надо полагать, объяснялось его герметичностью. Зло дернув щекой, майор вернул «Беллу» в карман и решительно откинул массивную крышку, с удивлением воззрившись на лежащее внутри то самое таинственное содержимое. Повертел в руке (какая уж теперь разница?) и положил на место, негромко позвав курящего снаружи товарища:

— Слышь, Шумахер, глянь, кака цаца. Если угадаешь, что это, выставлю ящик пива.

Заглянувший в салон ничего не подозревающий Никонов испуганно расширил глаза:

— Майор… Дим, ты что, сдурел?! Ты зачем его открыл-то?!

— Ну, положим, это не я его открыл, а ты, точнее, твоя замечательная способность устраивать на дороге аварийно опасную ситуацию, — пожал плечами Кольцов. — Вот он с сидушки вниз и спикировал. Ну, и открылся заодно, чтобы нам с тобой совсем уж жизнь малиной не казалась.

— Да? — вопрос был задан настолько неуверенным тоном, что майор, не удержавшись, хмыкнул:

— Нет, блин, мне сейчас больше делать нечего, только перед тобой комедию ломать! Говорю ж, когда ты вензеля по асфальту выписывал и животных спасал, он на пол грохнулся и открылся. Сам же видел, какой он тяжелый — замки и не выдержали. Так что, будешь смотреть или закрывать? — майор кивнул на раскрытый кейс.

Позабыв про все свои былые сомнения и страхи, Никонов просунулся в салон, с искренним интересом разглядывая находку. В смысле, не сам контейнер, конечно, а то, что лежало внутри, в специальном гнезде, вырезанном в каком-то губчатом материале, видимо защищавшем драгоценный груз от ударов и толчков при транспортировке. А лежало внутри… больше всего ЭТО напоминало небольшой, сантиметров пятнадцать диаметром, тускло отблескивающий металлический диск.

— Ну и что это? — слегка разочарованно спросил Вадим — с виду предмет как-то совсем не тянул на нечто настолько секретное, чтобы почти двадцать лет прятать его в заброшенном городе. «Драгоценным» он, впрочем, тоже как-то особо не выглядел.

— А я знаю? — Кольцов пожал плечами, неожиданно продолжив с совершенно серьезным видом: — Думаю, кусок летающей тарелки, иначе к чему вокруг него столько всего городить? К примеру, пробка от главного топливного бака. На ихнем альдебаранском СТО плохо закрутили, вот она от вибрации и вылетела, все антивещество вылилось и над Тунгуской взорвалось, а тарелка в Штатах упала, в Росуэлле в сорок седьмом году. Ну, а пробка, по-умному «артефакт», на нашу территорию упала. Ладно, шучу. Можешь взять в руки, я его уже трогал, даже фон замерил — все в норме, он вообще не фонит, видать, контейнер полностью герметичный.

Недоверчиво покосившись на командира, Никонов осторожно вытащил диск, несмотря на небольшую, всего сантиметра в три толщину, оказавшийся довольно тяжелым, будто отлитым из цельного металла. Причем не какого-нибудь современного облегченного сплава, а самой настоящей стали или чугуна. Несмотря на то что предмет — по крайней мере, так ему отчего-то казалось — имел явно техногенное назначение, все его поверхности были абсолютно гладкими, без каких-либо выступов, углублений или, к примеру, разъемов. Лишь на лицевой стороне, той, которой он лежал кверху, виднелись две неширокие кольцевые бороздки-желобка, расположенные ближе к центру. Никаких надписей или знаков, согласно фантастическим фильмам и книгам, в обязательном порядке долженствующих покрывать поверхность любого мало-мальски порядочного артефакта, видно не было.

— Правда, на консервную банку похож? — видимо, имея в виду желобки, невинным голосом осведомился майор. — Окаменевшую или космическим вакуумом замороженную. Не, точно говорю, от летающей тарелки кусок. Держи, — не меняя тона, продолжил он, протягивая товарищу носовой платок, — стирай наши пальчики, клади цацку на место и поехали.

Если серьезно, ну их на фиг, эти чужие тайны, сам знаешь, себе дороже обойдется. Итак, уже спалились по самое не хочу, объяснительные писать станем аж до Нового года. Кстати, обратил внимание, какие у ящичка стенки? Двухслойные, металлические, еще и с наполнителем между ними. Вряд ли там именно свинец, но в целом похоже на экранированный спецконтейнер для перевозки особо опасных грузов — видал я как-то подобный. И мне это, честно говоря, совсем не нравится.

Майор вылез наружу, собираясь пересесть на свое место, заодно проверив, что там с сиденьем и можно ли его наскоро отремонтировать. Ехать полтора часа на перекошенной сидушке как-то не хотелось. Еще и в райцентре наверняка придерутся, когда они арендованную тачку сдавать будут.

— Дима, смотри! — в голосе копошащегося в салоне напарника было столько эмоций, что Кольцов вздрогнул, резко оборачиваясь к нему. Никонов, не отрываясь, глядел на лежащий на сиденье контейнер, который он так и не успел закрыть, и майор неожиданно почувствовал, как кольнуло предчувствующее крупные неприятности сердце.

Очень такие крупные неприятности…

Реестровая запись 07-11008. Статус системы: реактивация, тестовый режим. Статус оболочки-носителя: неполная зарядка / 73 %. Статус исходной матрицы: режим ожидания. Статус реципиента: поиск / сканирование пси-поля. Хронопривязка: завершена, определенный кластер — 2010-07-22. Общее время ожидания: 69:02:14:09:05:14 ± 0,002 сек.

— Смотри, — упавшим голосом повторил капитан, обращаясь к заглядывающему в салон Кольцову. На поверхности диска светилось зеленоватое полукольцо. Впрочем, нет, куда правильнее было бы сказать: по поверхности диска («ага, по одному из этих желобков, тому, что ближе к краю», — понял майор) ползла, стремясь замкнуть круг, световая змейка, уже успевшая пройти почти две трети пути. Более всего это напоминало самый обычный индикатор, показывающий, сколько осталось времени до завершения какого-то процесса. Ну, или до полной готовности к какому-то процессу. Вот только неплохо бы знать, что это, собственно, окажется за процесс? Хотя, с другой стороны, чего волноваться-то? Раз индикатор, значит, ЭТО сделали люди, а не какие-нибудь там зеленые человечки с Альдебарана. Наверное, некий секретный прибор; последняя разработка в одночасье оказавшегося без будущего и денег советского ВПК. Вот кто-то из посвященных и решил ее спасти, спрятать на какое-то время, не дать уплыть на Запад (или быть уничтоженной по воле того же Запада в конце восьмидесятых — начале девяностых).

Световое кольцо меж тем замкнулось и, дважды мигнув, погасло: неведомый процесс дошел до своего логического завершения. Товарищи коротко переглянулись, одновременно придя к одной и той же мысли: и что дальше? Однако дальше ничего необычного не происходило, поверхность диска оставалась темной.

Первым заговорил Никонов:

— Майор, что это, а? Что за хрень?

— А я знаю? — Майор напряженно вглядывался в равнодушно отблескивающую поверхность. — Понятия не имею. И вообще, пускай с этим всем разбираются, кому оно по штату положено. Не наше с тобой дело.

Реестровая запись 14-11008. Статус реципиента: обнаружен / совпадение заданных параметров / загрузка базисной программы ассоциации. Завершено. Подготовка к загрузке матрицы. Завершено.

— Пускай, — согласился капитан, с готовностью закрывая контейнер. На этот раз крышка спокойно встала на свое место, и оба замка послушно щелкнули, закрываясь.

Время до начала передачи… процесс прерван. Сохранение данных — произведено. Переход в режим ожидания.

Никонов поспешно перебрался на водительское сиденье, повернул ключ, но мотор даже не подумал заводиться. Вадим коротко выругался, вновь проворачивая в замке зажигания ключ — с тем же, впрочем, результатом.

— Ну, что у нас еще плохого? — мрачно осведомился усевшийся рядом майор, кое-как вернувший перекошенное сиденье в горизонтальную плоскость. — Искра в землю ушла, дать лопату?

— А лопату-то зачем? — не понял терзающий зажигание товарищ.

— Старая шутка, — отмахнулся тот. — Ладно, загляни под капот, может, чего интересного найдешь. Контакты на аккумуляторе заодно проверь, могли соскочить, когда ты тормоза испытывал.

Кивнув, капитан вылез из автомобиля и поднял пыльный капот, Дмитрий же остался на месте, справедливо рассудив, что с таким пустяком товарищ и без него справится. В конце концов, невелика проблема, можно и «с толкача» завести.

Поведение странного диска занимало его куда больше выкаблучиваний старого «УАЗа», хотя, конечно, наиболее разумным в данной ситуации было бы поскорее забыть о его существовании, причем раз и навсегда. Постепенно мысли майора переключились на контейнер: интересно, от чего он должен был экранировать диск? Хотя вот тут-то, скорее всего, никакой загадки и вовсе нет. Кейс просто должен был защитить лежащий внутри прибор, вполне вероятно, весьма хрупкий, от окружающей радиации. Фон-то в Припяти сейчас небольшой, но семнадцать лет в любом случае не шутка, да и заложили тайник спустя всего каких-то пять лет после аварии, смешной срок для радионуклидов с тысячелетними периодами полураспада.

Дмитрий поерзал на сиденье, устраиваясь поудобнее, внезапно ощутив, как в бедро уперлось нечто твердое и угловатое. А, ну да, дозиметр, — майор вытащил коробочку «Беллы» из кармана, машинально взглянул на табло. Прибор не работал, небольшой жидкокристаллический экран ничего не показывал. Наверное, в кармане прижал, — Кольцов равнодушно надавил на кнопку, однако дозиметр не включился, словно полностью сели замененные утром батарейки. Попробовав еще пару раз, он пожал плечами и засунул прибор между сиденьями: нет — так нет. Никаких неожиданностей он от местного фона не ждал, а к самой станции ехать они не собирались.

— Слышь, майор, — Вадим высунулся из-за поднятого капота. Лицо капитана выражало слегка разбавленную удивлением досаду. — Тут такое дело… короче, аккумулятор почти полностью сдох, точнее, разряжен, прикинь?

— В смысле? Как разряжен?

— А вот так! Хорошо, если в нем хоть что-то осталось, а то ведь и «с толкача» хрен раскочегарим!

— Н-да? — задумчиво протянул Кольцов, нехотя сползая с сиденья. — Ну, значит, ты его добил. Ладно, давай толкать. Как говорил мой инструктор, «есть непыльная работа для неумных, но сильных ребят».

Минут через пять заведенный автомобиль (повезло, аккумулятор разрядился все-таки не полностью) уже весело несся по улицам заброшенного города. Маленькое, но, вполне вероятно, сулящее большие неприятности приключение закончилось, но Кольцов был непривычно мрачен. Ему не давала покоя какая-то мысль, косвенно связанная с проклятым диском, но вот какая именно, майор понять не мог, хоть и очень старался. Мысль эта, несомненно, была связана с разряженным автомобильным аккумулятором, но вот каким именно образом связана? Этого он понять никак не мог. Или он ошибается и никакой связи тут нет? Ну, не завелся автомобиль — и не завелся, что тут странного, особенно после Вадикиных выкрутасов на шоссе? Вон и дозиметр тоже сдох, но он же не связывает это с ненароком вскрытым контейнером. Или… как раз связывает?!

— Притормози-ка, — вдруг скомандовал Кольцов, неожиданно понявший, что именно его тревожило. — Посиди, я сейчас…

Уже привыкший за этот день ничему не удивляться, капитан плавно прижался к обочине, естественно, не выключая мотора. Кольцов спрыгнул на асфальт и обошел машину, распахивая заднюю дверцу и ковыряясь под сиденьем, куда Вадим запихнул сумку. Вытащив из нее один из фонарей, он включил его, безо всякого удивления убедившись, что рассчитанный на сутки беспрерывной работы аккумулятор мощного «Экотона» разряжен. Второй фонарь тоже не изъявил ни малейшего желания включаться, что Дмитрия, как ни странно, вполне устраивало.

В конце концов, нет ничего хуже неопределенности; определенность же, пусть даже такая, мягко говоря, не слишком понятная, в любом случае намного лучше. Нет, фонари, конечно, могли повредиться во время аварии, но, честно говоря, вряд ли. Да и проверить несложно; последний штрих, как говорится.

Майор вытянул из кармана мобильный, скользнул взглядом по темному экрану и нажал на кнопку включения. Экран на миг засветился, мигнул и, едва Дмитрий успел прочитать «батарея разряжена», погас. Ну, вот и все. Логично? Вполне…

Убедившись напоследок, что и верные электронные «Касики» (литиевая батарея на десять лет работы, три года гарантии от производителя) тоже благополучно отправились в мир иной, Кольцов тяжело опустился на сиденье. Вадим вопросительно глядел на него, воздерживаясь, впрочем, от вопросов. Дмитрий повернулся к товарищу:

— Мобила с тобой? Достань.

Капитан удивленно вскинул брови и полез в карман:

— Да, вот. Только выключилась чего-то. Сейчас включу…

— Ага, давай, удивишься, — равнодушно бросил майор, вытаскивая из кармана сигареты — а ведь зарекался меньше курить, особенно здесь!

— Не включается, батарейка села. Странно, я ж ее вчера зарядил, обычно дней пять держит, а тут. Это что, радиация? — испуганно переспросил он, вспомнив, где они находятся.

— Расслабься, — буркнул Дмитрий. — Вон она, твоя радиация, на заднем сиденье лежит, электричество со страшной силой жрет, — он вкратце рассказал товарищу о результатах своих опытов.

— Но это же невозможно! — Никонов ошарашенно помотал головой. — Бред какой-то! Нет, ну сидели б мы с тобой прямо под разрушенным реактором, тогда да, тогда подобное, наверное, могло быть, но здесь? Да и нет таких технологий, чтобы энергию дистанционно забирать, еще и от разных типов источников. А у нас и аккумуляторы сели, и батареи…

— Конечно, невозможно, и технологий таких, ясное дело, нет, — спокойно согласился с товарищем Дмитрий. — И вообще, все это только наши с тобой глюки. Типа матрица и прочий виртуал. Сны разума, понимаешь. Давай, поехали.

Никонов покосился на майора, но спорить не стал, послушно тронув машину с места. До самого поста на выезде из города товарищи молчали, думая каждый о своем.

Попрощавшись с откровенно скучающими бойцами ВВ на выездном посту (досматривать их еще раз, как и ожидалось, никто не стал), они рванули прочь от преподнесшей столько неожиданных сюрпризов Припяти. Знакомый прапорщик встретил их у шлагбаума, довольно-таки напряженным тоном задал пару дежурных вопросов в духе «как съездили, хлопцы?» и «хватит ли материала на репортаж?» и поднял красно-белую трубу, открывая путь. «УАЗ» набрал скорость, направляясь в сторону райцентра, где товарищам предстояло сменить одежду, помыться и пересесть на свою машину, впрочем, тоже арендованную. Еще через три часа они уже должны были быть в Киеве.

— Давай остановимся, — предложил Никонов, — все равно почти приехали, минут двадцать осталось. Не знаю, как ты, а я жутко жрать хочу. Сомневаюсь, что нас в посольстве накормят, все равно придется в город ехать, а здесь наверняка дешевле, чем в Киеве.

— Ну, давай, — поколебавшись, согласился майор, — увидишь забегаловку поприличнее, тормози. Правда, неохота с этим ящиком таскаться, а в машине его не оставишь.

— Да с собой возьмем, какие проблемы? — высмотрев в придорожном сосновом лесочке уютное кафе, Вадим сбросил скорость, съезжая на обочину. Дмитрий первым вылез из почти нового вишневого «Daewoo» украинской сборки, в который они пересели в райцентре. Поломанного сиденья хозяева «уазика», к счастью, не заметили, так что в поселке они не задержались.

До хруста потянувшись, он придирчиво осмотрел кафешку: да, действительно, уютное место, у капитана губа не дура. Выполненный в деревенском стиле забор-плетень с декоративными горшками на кольях, затянутая виноградом арка над входом, деревянные столы с плетеными креслами, выложенные необработанным булыжником дорожки. Название тоже вполне соответствовало:

«Шинок бiля старого колодязю».

Кольцов усмехнулся и поискал глазами этот самый старый колодец, обнаружив его прямо по центру летней площадки. Макет, конечно, но довольно похожий, такие, кажется, еще «журавлями» назывались. Ладно, поглядим, чем тут кормят. Забрав с заднего сиденья кейс, уже оттертый от покрывавших корпус грязных разводов, майор неторопливо прошел под аркой, устроившись за столиком возле изгороди, капитан уселся в кресло напротив. Улыбчивая девушка-официантка поставила на стол пепельницу, приняла заказ и, кокетливо покачивая бедрами, ушла в помещение.

Кроме них, в кафе почти никого не было, лишь в дальнем углу обедала небольшая, человек в пять, компания шоферов-дальнобойщиков. Пока ждали еду, едва успели перекурить и переброситься парой-другой фраз — готовили тут и на самом деле быстро, что наводило на мысли о полуфабрикатах, субпродуктах и микроволновых печах. Впрочем, товарищам это вполне подходило: чай, не на прогулке с любимой девушкой, перед которой просто жизненно необходимо шикануть.

Заказ принесла все та же девчушка, согласно бейджу на блузке, звавшаяся Оленой. Дмитрий, обаятельно улыбнувшись ей, сразу же попросил счет и спросил насчет телефона; последнего — по той причине, что обе их мобилы благополучно приказали долго жить еще в Припяти, а сделать заранее оговоренный контрольный звонок все же стоило. Если, конечно, хозяин кафе не заблокировал межгород, опасаясь излишне длинных расходов за переговоры. Неведомый хозяин оказался на высоте, принесенный радиотелефон охотно воспринял номер, и майор сообщил оператору несколько ничего не значащих для стороннего слушателя фраз, означавших, что у них все в порядке. Нажав отбой, Дмитрий положил трубку на стол и принялся за еду. Жаль, нельзя водочки заказать, грамм эдак триста, да в запотевшем графинчике! Смешно — еще сутки назад Кольцов был уверен, что предстоит самая, что ни на есть, банальная операция: «съезди туда-то, найди и привези то-то», и недоумевал, при чем тут он, прошедший не одну горячую точку боевой офицер, а вон оно как вышло! Да уж, действительно смешно.

Особенно оттого, что доставивший столько хлопот контейнер сейчас мирно стоит под столом, будто самый обычный дорожный чемодан с командировочными шмотками. Бред…

Однако по-настоящему неприятным было вовсе не это. Будучи более чем трезвомыслящим человеком, Кольцов тем не менее едва ли не физически ощущал некое иррациональное, логически никак абсолютно необъяснимое желание еще раз открыть кейс. Просто открыть — и все. Это желание, в котором он не решался признаться даже самому себе, преследовало его еще с покинутой несколько часов назад Припяти. Открыть — и ничего более. Почему? Да потому, что он совершенно точно знал, что так нужно; что так будет правильно. С другой стороны, майор Кольцов слишком много лет принадлежал к Системе, которая весьма неплохо умела подчинять себе все чувства и помыслы подопечных. И оттого это желание казалось чем-то совершенно невероятным и неосуществимым. Хотя, с другой стороны, достаточно просто протянуть руку…

— Слушай, Дим, — вертя в пальцах вилку, неожиданно произнес Никонов, — а вот интересно, если сейчас кейс открыть, что будет?

— В смысле? — не понял майор, отсчитывая указанную в счете сумму и, добавив чаевые, кладя купюры на стол.

— Ну, с электричеством? — не слишком понятно пояснил товарищ. — Вон, телефон, например, не разрядится? — Он кивнул на лежащую на столе трубку.

— А, ты об этом, — внешне равнодушно хмыкнул Кольцов, внутренне напрягаясь. Ого, неужели и мысли товарища тоже крутятся вокруг их находки? Уж не по той ли, что и у него самого, причине?

— А оно тебе надо? — Он аккуратно придавил деньги пепельницей и в упор взглянул на товарища, постаравшись, чтобы его взгляд выглядел как можно более равнодушным.

— Да нет, я ж так, — отчего-то смутился капитан. — Просто интересно.

— Интересно ему! Любопытной Варваре знаешь, что оторвали? Между прочим, не то, что ты думаешь, — пошловато схохмил майор. — Забудь, не нужно оно тебе. Ну, что, доел? Поехали?

— Поехали, — согласился Вадим, — я только в сортир схожу, хорошо?

— Сходи, — рассеянно кивнул Дмитрий, опуская под стол руку и касаясь пальцами стоящего на земле между ног контейнера. Металл корпуса был прохладным и приятно холодил кожу. Желание открыть его с каждым мгновением все более и более овладевало майором. Всего лишь два негромких щелчка замков, и все закончится. Навсегда закончится. В этом он тоже отчего-то был совершенно уверен.

Глядя в спину уходящего капитана, Дмитрий на ощупь нашел пальцем ребристую пластинку правого замка и нажал на нее…

Реестровая запись 17-11008-[А]. Статус системы: полная активация. Статус оболочки-носителя: зарядка 100 %. Статус исходной матрицы: режим передачи. Статус реципиента: обнаружен / совпадение заданных параметров. Время до начала передачи матрицы — 5 секунд. 4 секунды… 3… 2… 1… 0. Загрузка матрицы…

— Ну что, поехали? — подошедший к столу Никонов был настроен поскорее покинуть гостеприимное кафе — необычное приключение ему надоело. Тем неожиданнее оказалась представшая взгляду картина: Кольцов сидел, наклонившись вперед и вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в край стола. Застывшее, похожее на восковую маску лицо вовсе не выражало никаких чувств; устремленный в никуда немигающий взгляд был пуст. Все еще ничего не понимая, Вадим подошел ближе, склонился над товарищем:

— Дим… — негромко позвал он, однако на лице майора не дрогнул ни один мускул — да что там, мускул, похоже, он даже не дышал. Что делать, капитан просто не знал: случившееся с Кольцовым явно не было обычным обмороком или каким-нибудь там приступом, например, эпилептическим. Хорошо еще, никто ничего не заметил, ни отсутствующая девочка-официантка, ни другие посетители кафе. Может, его по щекам похлопать или водой в лицо побрызгать? Конечно, это уже не останется незамеченным, но нужно же что-то делать?!

Загрузка завершена. Ожидание ответа реципиента. Ответ получен.

В этот момент плотно сжатые губы майора дрогнули, и он, издав короткий полустон-полувздох, неожиданно обмяк в кресле изломанной тряпичной куклой, будто лишившись некоего внутреннего стержня. Еще мгновение назад ничего не выражающее, застывшее лицо внезапно разгладилось, в глазах на короткий миг появился проблеск разума, но уже в следующее мгновение он негромко охнул и потерял сознание, буквально расплывшись — иного определения Никонов подобрать не смог — в кресле. Однако теперь, несмотря на смертельную бледность кожи, это был уже самый обычный обморок.

Реестровая запись 20-11008. Статус реципиента: полная личностно-психологическая ассоциация. Статус системы: завершение задачи / отключение. Статус оболочки-носителя: частично разряжен / форматирование баз данных / отключение. Статус исходной матрицы: передача завершена / отключение. Финальный отчет: выполнено. Время до самоликвидации оболочки-носителя 05:33… 32… 31… 30…

Вадим дернулся, будто подброшенный невидимой пружиной: вот же идиот, даже пульс не проверил! Пульс у майора был, слабый и редкий, но был. Лицо Дмитрия все еще оставалось бледным, но едва заметно подрагивающие веки показывали, что товарищ вот-вот придет в себя. Как назло, именно в этот момент к их столику направилась официантка, и Вадиму пришлось «броситься» навстречу:

— Девушка, скорее! Моему товарищу нехорошо…

Официантка остановилась в паре метров от стола, испуганно захлопала пушистыми ресницами:

— Ой, а что с ним?! Вы ж вроде даже алкоголя никакого не заказывали? Может «Скорую» вызвать? Правда, пока они с Киева доедут…

— Да при чем тут алкоголь, какая «Скорая»? — не особенно задумываясь над сказанным, начал импровизировать капитан. — Он вообще не пьет. Понимаете, он гипотоник, у него по жизни давление понижено, а мы уже почти сутки в дороге, пол-Украины проехали. Покушал, кровь от мозга к желудку отлила, и в обморок грохнулся. Вы кофе сделаете? Крепкий, сладкий, в большой кружке. И граммов тридцать коньяку туда, хорошо? Я доплачу.

— Конечно, — пискнула девушка, от волнения даже позабыв напомнить странным клиентам об оплате. — Я сейчас, я быстро.

— Ага, давай, — пробормотал Вадим вслед убегающей официантке. И негромко добавил, обращаясь к витающему в непонятных далях товарищу: — Да что ж с тобой такое, майор, а? Ну, давай же, приходи в себя, давай!

Будто отозвавшись на негромкий призыв, веки командира дрогнули чуть сильнее обычного, между ними на миг сверкнули белки, и он раскрыл глаза, медленно выпрямившись в кресле. Несколько секунд Кольцов осматривался; его начинающее понемногу розоветь лицо выражало полнейшее изумление. Дольше всего он смотрел в сторону видневшегося за изгородью шоссе, по которому проносились едущие в сторону Киева автомобили.

Затем майор медленно повернулся к Никонову и несколько секунд не отрывал от его лица взгляда, будто пытаясь припомнить, откуда он его знает и знает ли вообще. Опустив, наконец, глаза, он быстро осмотрел поверхность стола. Непослушной рукой, отчего-то Вадим вдруг с особенной остротой понял, что его рука именно «непослушна», он вытащил из-под пепельницы одну из купюр и внимательно рассмотрел, почти сразу обнаружив, что его интересовало: год, когда она была напечатана. Нахмурился и, брезгливо бросив банкноту на стол, в упор взглянул капитану в лицо:

— Кто ты? Где я сейчас?..

 

ГЛАВА 3

Южный сектор Одесского оборонительного рубежа, сентябрь 1941

Старшина Анатолий Мальцев уверенно орудовал малой пехотной лопаткой, не забывая при этом поглядывать на копавшего рядом Мишку Левченко, своего соседа по коммуналке с Михайловской, угол Мельницкой, с которым они совершенно неожиданно встретились здесь, на передовой, три дня назад. Впрочем, чему, собственно, удивляться? Это гора с горой не сходятся, а человек с человеком…

Мишка, совсем еще молоденький паренек лет восемнадцати, со своей сверкающей синевой свежеобритой головой и тонкой шеей выглядевший абсолютным ребенком, высунув от усердия язык, азартно рубил лопатой неподатливую причерноморскую глину. Старшина улыбнулся: смотри-ка, точно как его сын Петька, который тоже постоянно помогает себе языком — и когда решает какую-то сложную задачку по арифметике, и когда рисует или что-то мастерит. Мишка вспотел, успевшая вылинять от пота и покрыться соляными разводами гимнастерка заметно потемнела на плечах и спине. Старшине тоже было жарко: осень в этом всеми проклятом году выдалась исключительно теплой. А вот какая будет зима? Посмотрим. Хотя бы по той причине, что до этой самой зимы еще нужно дожить…

— Вы что ж это делаете, рядовой, а?!

Младший лейтенант Кашин нависал над бруствером, заглядывая в едва ли наполовину отрытый окоп. Новенькая гимнастерка, аккуратно заправленная под портупею «флажком» сзади, сбитая на затылок фуражка, хрустящая, только со склада кобура с табельным, наверняка тоже только что выданным «ТТ», припорошенные степной бессарабской пылью сапоги. Лейтенанту, лишь сегодня утром прибывшему взамен раненного шальным осколком Земцова, было от силы лет двадцать, вряд ли больше. И от этого ему еще сильнее хотелось казаться взрослым и невероятно серьезным. Ну и, само собой, бывалым.

— Так это, окоп копаю, тащ младший лейтенант! — четко отрапортовал Миша, бросая лопату и вытягиваясь по стойке «смирно», что, учитывая стоящего выше его лейтенанта, выглядело довольно глупо — Левченко приходилось задирать голову и щуриться от бьющего в глаза солнца. Закончилось это вполне предсказуемо: не сдержавшись, Миша оглушительно чихнул, заставив юного лейтенанта, стоящего к полуденному солнцу спиной, что называется, «сыграть лицом».

Кое-как сдержавшись (Мальцев успел тактично закашляться, отворачиваясь и пряча улыбку, остальные же бойцы находились достаточно далеко), он сообщил:

— Рядовой Левченко, вы разве не знаете, что командованием принято решение копать не окопы, а индивидуальные ячейки?

— Никак нет, тащ младший лейтенант, не знаю. Тащ капитан Земцов распорядился копать окопы полного профиля. Вот прям вчера и распорядился, — искренне удивился Миша, хлопая белесыми, совсем еще детскими ресницами, выгоревшими на южном солнце. — Ну, мы и того… копаем.

Лейтенант молчал секунд с пять — переваривал. Поскольку не ожидал. Или, вернее сказать, просто не знал, как себя дальше вести. Наконец, определился:

— Приказываю готовить индивидуальные ячейки. Расстояние по фронту — десять метров, бруствер обычный. И ступеньку для ноги вырубить не забудьте. Все.

— Так точно, есть подготовить ячейки, — четко ответили оба, и перепуганный Миша, и потихоньку усмехающийся в усы Мальцев. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте, — лейтенант, похоже, и сам был рад поскорее завершить этот разговор. Повернувшись, он поспешил прочь, видимо, стремясь довести «решение командования» до остальных.

— Анатоль Викторыч, дядь Толь, а почему…

— А нипочему, Миша, — по-черноморски мягко произнося «ша», отрезал старшина, вновь берясь за отполированную ладонями рукоятку лопаты. — Кое-кого ничему первая германская не научила. Ну, а нам с тобой что главное? Правильно, выжить, тех малахольных мамалыжников с-под родной Одессы погнать и домой живыми вернуться. Ячейки — значит, хай-таки будут ячейки. Лопату в руки — и копай! От рассвета и до забора.

Плюнув с досады, старшина яростно рубанул ни в чем не повинную глину. И в этот момент над передним краем пронеслось — Мальцеву показалось, будто кричали отовсюду сразу — зловещее:

— Воздух!!!

Вскинув голову, он увидел на фоне чистого, без единого облачка неба несколько стремительно увеличивающихся в размере черточек, с каждой секундой превращающихся в узнаваемые силуэты немецких «Юнкерсов», заходящих, как водится, со стороны солнца. Земля вздрогнула, тревожно загудела от первых взрывов. Один из «лаптежников» спикировал прямо на их позицию.

Последнее, что успел увидеть в своей жизни старшина Анатолий Мальцев, был выходящий из пике самолет, распластавшийся на изломанных крыльях с черными в белой окантовке крестами. Отделившейся от фюзеляжа фугасной бомбы, упавшей в считанных метрах, он уже не видел, хватая оторопевшего Мишку за плечи и вместе с ним падая на дно неоконченного не то окопа, не то ячейки.

Мгновение спустя земля тяжело содрогнулась, взметываясь вверх и в стороны многометровым огненно-дымным фонтаном, и накрыла окоп, словно стремясь оградить и защитить своих детей от этой злой и убийственной чужой мощи.

Навечно оградить и защитить…

Сорок семь лет спустя, бывший южный сектор OOP, май 1988 года

Член одесского поискового отряда «Память», первокурсник политеха Димка Политов сидел, отдыхая, на краю раскопа, задумчиво глядя на едва выступающий из рыжей глины человеческий скелет. Гимнастерка и галифе полностью истлели, зато кожаный ремень с подсумками и грубые солдатские ботинки сохранились неплохо, так что никаких проблем с идентификацией, к какой из противоборствующих сторон принадлежал погибший, не было — наш.

Обнаруженные меньше часа назад останки пока еще как следует не расчистили и, тем более, не начали поднимать на поверхность. Руководитель группы, тридцатилетний аспирант истфака Алексей Михайлович, правда, называл эту процедуру мудреным словечком «эксгумация», но Димке термин не нравился, казался каким-то излишне канцелярским и сухим. Они ведь не какие-нибудь там судебные медики или патологоанатомы. То ли дело, принятое в их среде слово «поднимать»! Произнесешь — и безвестные герои давным-давно завершившейся войны будто бы встают, на самом деле поднимаясь из многолетнего забытья, распрямляют костлявые, изломанные боем, в обрывках истлевших гимнастерок и бинтов плечи…

Хотя, честно говоря, сам по себе этот процесс довольно-таки нудное и долгое занятие. Сначала следует убедиться в отсутствии в раскопе ВОП — взрывоопасных предметов, прежде всего ручных гранат с вкрученными запалами или прошедших канал ствола неразорвавшихся мин и снарядов, а уж затем аккуратно окопать границы залегания останков. Оружие и крупные находки — каски, котелки, противогазы, запасные диски или патронные сумки тоже можно сразу извлечь, если, конечно, они не находятся непосредственно среди костей или под ними. Главное на сюрприз не нарваться: очень не хочется подорваться на установленной на неизвлекаемость старой «шпринг-мине» или фугасе, привязанном к какой-то детали экипировки похороненного бойца, например, планшетке или ремню — хоть и крайне редко, но встречаются и подобные саперные «изыски».

После этого, работая небольшими лопатками, ножами и щетками, нужно не спеша расчистить кости от грунта, попутно извлекая различные мелочи — пуговицы, пряжки, награды, детали экипировки и, конечно же, «смертные» медальоны. Если последних нет, плохо: безымянный боец, скорее всего, так и останется безымянным, теперь уже навсегда. Правда, иногда удается идентифицировать останки по номеру ордена или медали, но это процесс долгий, связанный с ожиданием ответа на посланный в Центральный архив Минобороны запрос. И то все зависит от того, в какой форме останки: если в солдатской, то в Подольск, если в морской — в Гатчину. Бюрократия, одним словом. Нередко помогают какие-нибудь личные вещи, найденные рядом с останками, например, тот же котелок, фляга, расческа или портсигар с выцарапанной на поверхности фамилией владельца, но это тоже, как повезет. Да и добраться до подобных мелочей удается, как правило, уже после того, как кости подняты на поверхность, буквально просеивая весь нижележащий грунт на глубину в десять-пятнадцать сантиметров. Уж такова особенность перегнивания органических тканей: все, что некогда находилось в карманах, обычно опускается ниже уровня залегания костей. Впрочем, о последнем знают разве что профессиональные поисковики, не раз и не два выезжавшие «в поле».

— Отдыхаем? — неожиданно раздавшийся над головой голос Алексея Михайловича оторвал Дмитрия от его пространных рассуждений. — Тоже правильно.

Руководитель присел рядом с парнем, поерзал, устраиваясь поудобнее, вытащил из нагрудного кармана застиранной клетчатой «ковбойки» пачку «БТ», но курить над могилой не стал, смущенно спрятав сигареты обратно:

— А вот, скажи, брат Дим, что тебе показалось странным в этом раскопе?

Политов пожал плечами — руководитель, помимо ежегодных поисковых вахт, неплохо разбирающийся и в классической археологии, частенько задавал подопечным подобные задачки.

— Да, в общем-то, ничего, Алексей Михалыч. Раскоп как раскоп, сначала чернозем на штык лопаты, потом пошла перемещенка, дальше глина, хотя до дна я пока не дошел. Похоже, окоп полного профиля, возможно, частично недокопанный. Это, если по глубине залегания останков судить. Судя по позе — не захоронение, как таковое, а, скорее, взрывом завалило, поза довольно типичная. А что?

— А то, Дима, что их тут двое, просто до второго ты еще не докопался. Это раз.

— Почему, двое? — искренне удивился Политов. — Один он! Сами посмотрите, Алексей Михалыч!

— Неа, двое, вот гляди, — Махров, именно такой была фамилия руководителя отряда, легко спрыгнул вниз. — Вот одна плечевая кость, а вот вторая. Видишь? Правая и левая рука, верно? А вот третья. Понял?

Дима пристыженно кивнул. Мог бы и сам заметить, что количество костей, пусть даже еще и не расчищенных от грунта, куда больше, нежели положено иметь одному человеку Похоже, вправду двое, причем один будто бы накрыл собой второго, от чего-то защищая. Или все-таки захоронение, и бойцов после боя просто сбросили вниз одного за другим, те же румыны или немцы и сбросили.

— А теперь вопрос, — голосом телеведущего из телепрограммы «Что? Где? Когда?» продолжил руководитель, — что же все-таки необычного в этом раскопе? Ну, Димка, ты ж не первый год копаешь, еще в школе к нам пришел?

— Да не знаю я, — в сердцах буркнул Политов — иногда Махров становился просто несносным. Нет, понятно, что он старше, что аспирант, что в универе на кафедре, но это же не повод, в конце-то концов?!

— Не злись, коллега, — неожиданно серьезным голосом сообщил Алексей, единым движением вымахивая наверх и вновь усаживаясь рядом с младшим товарищем. — Я просто хочу, чтобы вы, ребята, сами думать научились. Вот смотри, по всем параметрам это индивидуальная стрелковая ячейка, да? (Дима кивнул, соглашаясь.) Тогда посмотри вправо — видишь, где его винтовка стояла, вон она из стены раскопа торчит? Оцени расстояние до останков — что выходит? Окоп выходит, Димка, а я совершенно точно знаю, что окопов тут не рыли, только ячейки.

— Почему? — уже вполне заинтересованным голосом переспросил Политов.

— А потому, что перед тем, как выехать в поле, я говорил с одним человеком, который как раз тут воевал осенью сорок первого, вот почему. И он рассказал, что копали они именно ячейки, а не окопы. Копали, да не докопали — по просьбе румынского командования их линия обороны подверглась массированной бомбардировке немецкой авиации. И в два захода все тут с землей сровняли. Кто под бомбежкой погиб, кого — и таких большинство — просто землей завалило. Людей тогда перебили — жуть, поскольку никакой ПВО у наших и в помине не было, одни винтовки да несколько «максимов», даже не счетверенных зенитных установок, а на обычных колесных станках. А из трехлинейки сбить пикирующий Ю-87, сам понимаешь… Вот так-то, Дима.

— А при чем тут эти ячейки-окопы? — не совсем понял Политов.

— А при том, что их командир, некий капитан Земцов или Замков, фамилию сейчас точно не вспомню, распорядился рыть именно окопы. Но буквально за пару часов до налета его ранило, и присланный на смену молодой командир отменил приказ. И копать стали ячейки, понимаешь? А что такое стрелковая ячейка, ты, думаю, помнишь, не первый год в отряде — индивидуальная могила, не более того. Ни плеча товарища ощутить, ни по ходу сообщения в случае чего отбежать. — Махров сокрушенно махнул рукой, отворачиваясь.

Впрочем, Димка и сам уже понял, представив себе чувства этих людей, в большинстве своем его сверстников, погибающих под ударами падающих с неба фугасных бомб и заживо заваливаемых землей. Страшно…

Руководитель поднялся на ноги и, хлопнув Политова по плечу, пошел к соседнему раскопу, где работали другие ребята их группы. Находок пока было немного, единственный старенький индукционный «минник» почти не работал, и Махров обещал после обеда съездить в город и поклянчить у шефов новый.

Пока же приходилось обходиться обычными щупами и пробиванием неглубоких пробных шурфов и канавок в надежде наткнуться под слежавшимся за десятилетия черноземом на слой перемещенного грунта, которым некогда засыпали после окончания боев окопы и ячейки. Тем не менее место было достаточно перспективным в плане находок, поскольку расположенная в нескольких километрах от поселка линия обороны несколько раз переходила из рук в руки, и бои здесь шли почти две недели.

Спустившись в раскоп, Димка взялся за лопатку, собираясь окопать останки. Работал он в одиночку, двоим в узкой яме было бы просто негде развернуться. Конечно, можно было расширить границы раскопа, но раз это ячейка, вернее, неоконченный окоп, то какой смысл?

Глина, уже успевшая основательно подсохнуть даже на глубине, поддавалась плохо, и Политов припомнил свой первый выезд «в поле», когда они работали на севере области. Там был самый обычный чернозем, влажный после недавней зимы, копать который было одно удовольствие. Правда, и сохранность находок там была куда хуже, нежели здесь, на юге, да и перепачкались они тогда, что называется, по уши.

Ничего особенно ценного ближайший час не принес: обычная для того времени солдатская стеклянная фляжка с резиновой пробкой, помятый котелок, несколько неплохо сохранившихся кожаных патронных подсумков, полных проржавевших винтовочных патронов, да пара касок с совершенно истлевшими подшлемниками. Вожделенных медальонов, увы, не было, ни одного из двух: к этому времени Политов уже убедился, что руководитель прав, и в ячейке находились останки двух человек. Один постарше, второй, тот, что внизу, судя по зубам — совсем молодой парнишка. Не было и стреляных гильз, которые вместе с пустыми обоймами обычно во множестве попадались чуть ли не на каждом сантиметре раскопа, что тоже подтверждало первоначальное предположение: засыпанные в ячейке люди в боевых действиях не участвовали, погибнув во время первого же авианалета.

В принципе все, кости можно поднимать на поверхность. Больше искать здесь нечего, разве что удастся еще что-нибудь найти под ними. Если же нет, то так и перезахоронят ребят безымянными. Обидно.

Ну почему, почему наши солдатики — в отличие от тех же немцев, румын или итальянцев — так не любили свои медальоны? Нет, Димка, конечно, знал, что красноармейцы считали заполнение вложенной в бакелитовый футлярчик анкеты плохой, «смертной» приметой, но… Честное слово, обидно!

Вытащив наверх все свои немногочисленные находки, парень напоследок выдернул из глины некогда прислоненную к стене ячейки трехлинейку (тоже ничего интересного, все деревянные части давно сгнили, остался лишь изъеденный ржавчиной, рябой ствол да оплывший казенник) и вогнал лопату в стену раскопа, собираясь дать передохнуть ноющей от усталости спине.

Вошедшая на пол-лезвия «саперка» неожиданно глухо лязгнула о металл. Странно, ведь это явно уже за пределами границы ячейки? Может, осколок или какой-нибудь заглубившийся в грунт неразорвавшийся снаряд или мина? Надо бы, что ли, поосторожнее, если так…

Политов заинтересованно расковырял стенку, без труда докопавшись до странного металлического диска диаметром сантиметров пятнадцать, тяжелого, будто отлитого из цельного металла.

На первый взгляд его можно было бы принять за сменный магазин от ППШ или ППД, правда, излишне узкий и без патронной горловины, но лишь на первый. И прежде всего потому, что на его поверхности не было ни малейших следов коррозии, вообще никаких следов того, что предмет пролежал в земле хоть сколько-нибудь долго.

Странный диск, наскоро отчищенный от налипшей глины, издевательски блестел всеми своими идеально-ровными полированными поверхностями. И это при том, что Дмитрий, пусть даже не будучи профессиональным археологом, мог со всей ответственностью заявить, что вышележащий грунт за последние полвека никто не трогал. Как, впрочем, и окружающий. Так что «штуковина» наверняка пролежала в толще земли со времен войны, если не дольше. И в сорок первом его не обнаружили исключительно потому, что копали именно ячейки, а не окопы. Еще бы полметра влево, в ту сторону, куда должен был вести так и не выкопанный ход сообщения, и безымянные бойцы, ныне лежащие в раскопе горсткой пожелтевших костей, обязательно бы на него наткнулись!

Но, как бы оно там ни было в далеком и страшном сорок первом, находка весьма интересная. Ребята увидят — ахнут, да и Алексей Михайлович наверняка заинтересуется, оценит. В конце концов, какая разница, что это? Куда важнее, что это именно он откопал! Взяв непонятный диск в руку, Политов выбрался наверх и помахал товарищам:

— Эй, ребят, гляньте, чего нашел!

Поисковики окружили Димку, с интересом разглядывая и ощупывая находку. Поскольку никто из них ничего подобного раньше не видел, предположения оказались самыми разнообразными, от противопехотной мины неизвестной конструкции до (что казалось куда более реальным) детали какого-то сложного механизма. Смутившая Политова сохранность диска ни у кого, как ни странно, особого удивления не вызвала: мол, если алюминиевый котелок или фляжку как следует отмыть-отчистить, они тоже почти как новенькие будут, все, мол, от материала зависит. Скептически настроенный Политов с ними не соглашался, но отстоять свою точку зрения не успел — подошел уже переодевшийся для поездки в город Махров.

Выслушав Димин рассказ, он задумчиво повертел предмет в руках и попросил показать место находки. Не боясь запачкаться, Алексей Михайлович спустился в раскоп и минут пять ковырялся, помогая себе лопаткой, в стене. Затем выбрался наверх, отряхнул джинсы:

— Молодец, Димка, правильно все истолковал. Никто эту штуку специально в землю не зарывал, по крайней мере, в ближайшие полвека. Да, сохранка просто удивительная, самому интересно, откуда она там взялась и отчего выглядит, как новенькая. Ладно, возьму с собой в город, покажу кое-кому из наших спецов.

— А что это может быть? — задал вопрос кто-то из окруживших руководителя ребят. — Мы думали-думали…

Махров улыбнулся, покачал головой:

— Настоящий археолог, ребята, не должен выдвигать предположений, которые он не сможет подкрепить доказательствами. И к военной археологии это тоже относится в полной мере. Это я к тому, что понятия не имею, что это, потому не стану и предполагать. Одно скажу — не думаю, что оно взрывоопасное, скорее, действительно какая-то деталь, может, от сбитого самолета, может, от орудийного прицела или затвора… честное слово, не знаю. Вот посоветуюсь с товарищами, вместе подумаем, а там и вам расскажу. Ну, все, я уехал, надеюсь, вернусь с новым «минником», и пойдет работа. Старшим оставляю Романова, — названный поисковик, невысокий коренастый парень лет двадцати с небольшим, сдержанно кивнул.

— Саша у нас человек серьезный, в армии служил, так что расслабиться вам не даст. И осторожнее, правила обращения с взрывоопасными предметами все помнят? Вот и хорошо. Отдельно для Владика, — Махров строго глянул на покрасневшего Вощеникина, поспешившего спрятаться за спины смеющихся товарищей, — напоминаю: мины не разбирать, тол на огне не выплавлять, патроны в костер не бросать, иначе выгоню из отряда. Все, пока, ведите себя хорошо, вернусь вечером.

Уложив Димкину находку в наплечную сумку с надписью «Спорт» на боку, он упругим шагом привыкшего много ходить человека направился в сторону поселка, откуда до Одессы каждый час ходил рейсовый автобус.

Несмотря на данное обещание, к вечеру Махров не вернулся, приехав в лагерь только к концу следующего дня. За это время поисковики полностью раскопали еще четыре ячейки и один полуокоп, подняв на поверхность останки семерых бойцов. Особенно радовало обнаружение трех медальонов — если внутри есть заполненные анкеты и их удастся прочесть, станут известны имена троих безвестных красноармейцев. И можно будет послать официальный запрос в архив, узнав и фамилии тех, кто дрался и погиб или пропал без вести рядом с ними в августе — сентябре сорок первого, а это уже что-то. Тем более один из погибших был, судя по всему, командиром, скорее всего лейтенантом или младшим лейтенантом: ребятам удалось найти несколько оплывших, но еще вполне узнаваемых латунных кубарей с его петлиц.

Вернувшийся в лагерь Махров был непривычно мрачен. Без комментариев выслушав доклад о проделанной работе и находках, он рассеянно кивнул, бросив короткое «молодцы, ребята, молодцы», и отозвал в сторону Политова. Отчего-то пряча глаза, руководитель негромко сообщил:

— Дима, тут вот какое дело. Короче, показал я твою находку своим друзьям с кафедры… и еще кое-кому из наших, — он замялся, подыскивая подходящее слово, — из наших кураторов. И они настоятельно — очень настоятельно, Дима, — рекомендовали обо всем забыть. Ты уже не маленький, надеюсь, понимаешь, что я хочу сказать? — Алексей Михайлович чуть виновато взглянул парню в лицо.

— В общем, ничего мы, — он специально подчеркнул это самое «мы», — вчера не находили, ясно?

Несколько секунд Махров молчал, нервно дымя болгарской сигаретой, затем неожиданно усмехнулся:

— Зато есть и приятные новости. Во-первых, я привез абсолютно новый миноискатель — ты ж помнишь, сколько мы времени его выбивали? Во-вторых, нам обещана всяческая поддержка и помощь, как технического плана, так и касающаяся работы с архивами. И третье — это уж и вовсе немыслимо! — нам обещали дать новое нормальное помещение под клуб вместо нашего подвала, представляешь? Ну, а касаемо нашей работы на этом месте… короче, нас очень просят отнестись к раскопкам со всей серьезностью и при обнаружении чего-то подобного твоей находке, немедленно, гм, извещать. Вот, собственно, и все. Никому ни слова, с остальными я сам поговорю, так что работаем, как работали. Копаем то есть, — руководитель ободряюще хлопнул его по плечу. — Не переживай и не бери в голову, просто имей в виду все то, о чем я рассказал, хорошо?

— Думаете, мы еще что-то эдакое найдем? — взволнованно произнес Дима внезапно охрипшим голосом.

— Честно? Думаю, нет. Я бы даже сказал, практически уверен, что не найдем, так что можно расслабиться. Ну, все, Дим, ступай к ребятам, до темноты еще есть чем заняться. Я сейчас переоденусь в рабочее и тоже присоединюсь.

 

ГЛАВА 4

Тренировочная база ЦУОС, Земля, 2210 год

Как известно, древняя поговорка гласит, что двум смертям не бывать, а одной не миновать, однако тридцатитрехлетний Виталий Рогов, боевой Т-оператор первого ранга («опер» или «операнг» на местном сленге), совершенно точно знал, что это не соответствует действительности. Сам он, к примеру, умирал уже раз десять, если не больше. Правда, не в физическом плане, не телесно, так сказать, но ведь, с другой стороны, что такое гибель бренного тела по сравнению с гибелью сознания; с уничтожением составляющей собственное «я» личности?

А вот последняя-то как раз и умирала, пусть и в чужих телах, но зато со всеми сопутствующими моменту малоприятными ощущениями. Согласно боевой специализации и уровню личностно-психологической ассоциации, «оперу» Рогову приходилось погибать под шрапнелью в пятнадцатом, гореть в танке в сорок втором, умирать от тропической лихорадки в шестьдесят девятом, загибаться от пулевого ранения в восемьдесят третьем и девяносто пятом… да мало ли! Двадцатый век вообще был богат как на мировые, так и на локальные войны, малодушно обозванные кем-то «горячими точками» и «ограниченными военными конфликтами».

Но самым страшным был вовсе не сам по себе факт гибели, а то, что, несмотря на все сеансы гипнотерапии и мнемокоррекции, он прекрасно помнил все свои смерти; всю неминуемо сопровождавшую их боль и страдание. Такова была плата за право вторгаться в сферу всесильного Времени, за возможность изменять течение отдельных ручейков, даже, скорее, крохотных брызг этой вечной Реки.

За более чем столетие существования ЦУОСа, точнее, скрывающегося за этой аббревиатурой подразделения «Хронос», ученые так и не сумели хоть сколько-нибудь логично объяснить этот факт. Отчего после деактивации посланной в иное время психоматрицы операторы в малейших деталях помнят все происходившее с ними в прошлом? Все, вплоть до чувств, страхов или сомнений, испытываемых реципиентом? Неважно, погибшим ли в ходе акции или благополучно освободившимся от нежданного «соседства», навязанного впечатляющими пси-технологиями далекого будущего?

Лично Виталий был склонен согласиться с мнением своего духовника, батюшки Петра, о бессмертии души. В том смысле, что человеческая душа едина и неповторима, и необходимость ее тиражировать, волею командования отправляя в иные времена, ничего, по сути, не меняет. Ведь в телах других людей он проживает лишь крохотную частичку чужой жизни, однако проживает он эту самую частичку именно собственной душой — или, если хотите, разумом.

Так ли это на самом деле, Виталий, конечно, не знал, но, учитывая разводящих руками яйцеголовых, склонялся к мысли, что так оно и есть. Нет, вовсе не из какой-то особой религиозности, скорее, наоборот, исключительно из чувства здравого смысла. Поскольку, в отличие от тех же самых умников из научного отдела, не раз испытал все это на собственной шкуре. Точнее, на собственной душе.

И если он до сих пор помнил боль от пронзающих грудь шариков германской шрапнели, в пятнадцатом году накрывшей их окоп, это что-то да значило! Даже если вовсе не говорить о тех, кто погибал — там, в прошлом, разумеется — рядом с ним: их он тоже помнил, более чем хорошо помнил! И это тоже было больно; и с этим тоже не могли справиться специалисты из медицинского «психотдела».

Именно потому тридцать — тридцать пять лет и оказывались почти что крайним сроком для ребят из «Хроноса»: большего никто просто не выдерживал, или сходя с ума от не то чужих, не то все-таки именно своих воспоминаний, или соглашаясь на глубокую пси-коррекцию и отказываясь тем самым практически от всех накопленных за жизнь воспоминаний, суть — от собственной памяти. Ведь, если подумать, тридцать с небольшим, в общем-то, не самый поздний срок, чтобы начать жить заново, практически с чистого листа, но все же, все же, все же…

Впрочем, была еще и третья категория бывших операторов; тех, кто не сходил с ума и не соглашался на форматирование собственного разума, кто попросту тихо спивался. Или вербовался на какую-нибудь нетерраформированную планету с шансами выжить до окончания контракта один к десяти, где до седьмого пота вкалывал рядом с отбывавшими пожизненные сроки каторжниками… и тоже тихо спивался.

И хотя находились единицы, кто оказывался способным самостоятельно все это пережить, начать новую жизнь, завести семью или уйти в монастырь, Виталий все чаще подозревал, что он относится именно к третьей категории. С ума он пока сходить не собирался, на коррекцию памяти не согласился бы ни за какие блага мира, но и в монастырь вряд ли бы ушел — несмотря на то, что считал себя искренне верующим человеком. Ну, а заводить семью? Можно, конечно, вот только будущую жену и детишек жалко. А ну как он с самим собой все-таки не справится, сорвется? Зачем же заставлять страдать любимых людей?

Рогов криво усмехнулся и плеснул себе еще полстакана «Адмиральской» — в конце концов, он сейчас в «боевом отпуске», в смысле — там, в прошлом, так что имеет полное право набраться вдрызг. В принципе Виталий мог бы позволить себе и куда более элитные напитки, коньяк, например, или первосортное виски с Родена-3, благо звание оператора первого ранга приравнивалось к флотскому каперангу или армейскому полковнику, а оклад был почти в полтора раза выше, но он как-то привык к обычной водке.

Опрокинув в рот стакан, Рогов, не закусывая и не запивая, откинулся в кресле, неожиданно вспомнив тот день, когда он, тогда еще простой капитан диверсионно-разведывательного подразделения флотского Космического десанта, впервые переступил порог здания ЦУОСа. Тогда ему прочли — после подписания целой пачки всяких официальных бумаг, ясное дело, — чуть ли не лекцию, разом перевернувшую все былые представления о нынешнем мироустройстве с ног на голову…

Интерлюдия

…Возможность перемещений во времени совершенно случайно открыли еще в середине двадцать первого века, практически одновременно с открытием гиперпространственных путешествий. Причиной тому стал сопровождающий прыжок через гиперпространство небольшой временной парадокс, проявляющийся некритичными сбоями в работе обеспечивающих процесс переноса электронных приборов, и в особенности радиосвязи. Можно было, например, дважды прослушать одно и то же радиосообщение или вовсе услышать нечто, еще даже не отправленное в эфир. Рассчитывающие параметры прыжка компьютеры тоже зачастую сбоили, выдавая сообщения об еще не произведенных действиях или сообщая о благополучном окончании процесса переноса за несколько мгновений до того, как оный перенос завершался.

Поскольку все это никоим образом не мешало путешествиям на невообразимые, просто чудовищные по прежним меркам расстояния, более полстолетия никто не обращал на подобное особого внимания.

Человечеству, вытянувшему долгожданный билет, позволяющий вырваться далеко за пределы Солнечной системы, было не до того. Строились огромные пространственные корабли и колониальные транспорты, разрабатывались новые источники энергии, рассчитывались параметры все более и более дальних прыжков: люди готовились реализовать свою давнюю мечту о космической экспансии. Ведь что такое, в сущности, какой-то малозначимый, никак научно не объяснимый факт по сравнению с грядущей колонизацией целой Вселенной?! Пустяк, не более того…

Конечно, изучение непонятного феномена продолжалось, этим занимались закрытые лаборатории военно-космического флота, в ведении которого на тот момент находилось и строительство модулей прямой гиперпространственной связи, и разработка навигационного программного обеспечения, и производство привязных маяков, способствующих прицельному финишированию корабля, всплывающего из неевклидового космоса в линейный.

Сформировавшееся к началу двадцать второго века Всемирное федеральное правительство тоже не возлагало на подобные исследования особых надежд, как и не стремилось их финансировать.

Тем неожиданней оказался произошедший прорыв, когда ученым вдруг удалось отправить в прошлое, пусть недалекое, отстоящее от исходной точки лишь на несколько часов, небольшой экспериментальный модуль, подтвердивший положительный исход эксперимента. Ошибки быть не могло: модуль, вне всякого сомнения, перенесся во времени, побывав в прошлом. Результаты эксперимента были немедленно засекречены, а исследования продолжились; разумеется, на совершенно ином уровне финансирования и, само собой, секретности.

И спустя уже несколько месяцев стало окончательно ясно: путешествия во времени не только возможны, но и не требуют в отличие от тех же гиперпрыжков никаких особенных энергозатрат. Правда, перемещаться в темпоральном потоке удавалось лишь в одном направлении — в прошлое, что немедленно вызвало шквал дискуссий о будущем, которого еще не существует, и о том, какие именно изменения настоящего вызовет коррекция прошлого. Дискуссии постепенно сошли на нет, но некое рациональное звено все же породили. Вопреки предположениям древних фантастов, путешествия во времени отнюдь не приводили к той самой легендарной «бифуркации», ответвляющей от основного потока времени одну или несколько альтернативных ветвей. Любое, даже самое незначительное воздействие на прошлое отзывалось в настоящем теми или иными изменениями реальности. Кроме того — и это оказалось для исследователей наиболее удивительным фактом — перемещаемый во времени объект должен был быть неорганическим и весить не более десяти стандартных килограммов. Никакая органика, будь то хоть крохотная лабораторная мушка, хоть человек, попасть в прошлое не могла. Вопрос «отчего?» так и завис в стерильном, облученном ультрафиолетом воздухе секретных лабораторий: ученые не могли даже предположить, в чем причина столь странного поведения всемогущего Времени.

Совершенно неожиданно это открытие совпало с другим, не менее впечатляющим: люди научились копировать сознание живого человека, ту самую хрестоматийную «психоматрицу», перенося ее на электронный носитель, где она теоретически могла храниться неограниченное время. Поскольку эти исследования тоже проходили под эгидой научного отдела ВКФ и на базе его секретных лабораторий, курируемых, разумеется, особым отделом, было решено объединить полученные результаты в рамках проекта «Хронос». То есть переместить во времени не биологический объект как таковой, а копию человеческого разума. Эксперимент полностью удался, дав толчок целой серии новых исследований, целью которых стала уже не столько возможность перемещений во времени, сколько способность производить в прошлом некие изменения, осуществляемые с помощью замещения психоматрицей — донором разума подходящего реципиента.

Это тоже удалось, и уже через год в составе спецподразделений военно-космического флота появилась новая тактическая единица, названная подразделением особого назначения «Хронос».

Отбираемые в него офицеры, званием не ниже флотского капитан-лейтенанта или капитана космического десанта, официально отправлялись на обучение в Центр усовершенствования офицерского состава, размещенный на Старой Земле, к тому времени уже давно закрытой для свободного посещения и туризма планете-заповеднике.

Чем они там на самом деле занимались и какое именно «усовершенствование» проходили, достоверно никто не знал: за все время существования ЦУОСа еще ни один попавший туда офицер обратно в свое подразделение не вернулся. Поговаривали — куда ж без этого! — что всем окончившим обучение курсантам немедленно присваивают контр-адмиральские звания и отправляют в качестве военных консультантов в некий параллельный мир обучать тамошних Чужих премудростям человечьей военной науки. Или забрасывают в далекое земное прошлое переигрывать какую-нибудь особо важную баталию, войну с Наполеоном или Гитлером, например.

Подобную чушь никто, ясное дело, всерьез не воспринимал, хотя слухи, конечно же, ходили, особенно среди близких товарищей да после энной по счету бутылки высокоградусного алкоголя. Мол, на самом-то деле известный всем флотским офицерам пустячный временной парадокс, возникающий во время гиперпрыжка, вовсе не такой уж и пустячный, и посвященные давно уже научились использовать его в своих целях, однако кто ж им верил, тем слухам? Мало ли, что по пьяни сболтнешь? Как говорится, скажи спасибо, если в тот момент рядом с тобой особиста или штатного информатора не нарисовалось.

На самом же деле, как зачастую и бывало в человеческой истории, все обстояло почти в точности так, как в этих самых слухах. Подразделение особого назначения «Хронос», в узких кругах более известное под названием «хроноспецназ», занималось именно коррекцией человеческого прошлого. Умеренной, конечно, коррекцией, поскольку еще в первые годы существования проекта стало совершенно ясно — грубо вторгаться в сферы Времени более чем чревато. И попытка, к примеру, переиграть исход одной из мировых войн, скорее всего, приведет к абсолютно непредсказуемым изменениям настоящего, справиться с которыми не сумеют все вместе взятые научные достижения будущего! Да что там справиться: вовсе не факт, что оное будущее и вообще настанет. В конце концов, человечество в своей истории слишком часто подходило к самому краю, и если оно до сих пор живо, то, весьма вероятно, это как раз и есть заслуга тех, кто не решился что-либо глобально изменить в прошлом…

Понимание данного факта серьезно умерило аппетиты руководителей «Хроноса» и владеющего информацией по проекту высшего командования Флота. В том смысле, что стоит ли вообще что-либо менять, если последнее смертельно опасно для самого существования их варианта будущего?! В смысле настоящего? Их настоящего? Один неосторожный шаг, одно ошибочное решение, и вполне может так случиться, что от колонизующего космос человечества останется лишь выжженная термоядерным огнем мертвая Земля докосмической эпохи. Или не мертвая, а задыхающаяся от перенаселения — в том случае, если в новой истории так и не будет изобретен гиперпрыжок и не начнется колонизация Вселенной.

Однако жизнь, как водится, внесла свои коррективы. Внезапно начавшееся восстание заключенных на одной из рудничных планет третьего пояса дальности грозило обернуться сотнями, если не тысячами жертв и требовало немедленного и жесткого вмешательства. Преступники, в большинстве своем осужденные на пожизненный срок без права на амнистию каторжники, не только разоружили гарнизон охраны колонии, но и захватили расположенную неподалеку военную базу, завладев ее арсеналом, наземными средствами противокосмической обороны, атмосферной авиацией и даже несколькими орбитальными челноками.

В подобных ситуациях Федеральное правительство редко шло на переговоры и уступки, предпочитая решать проблему огнем и мечом, тем более что и бунтовщики, которым в основной массе уже нечего было терять, вряд ли собирались сдаваться без боя. Такое решение было принято и в этот раз. Менее чем через сутки на орбиту мятежной планеты вышел десантный корабль с ожидающими приказ на высадку подразделениями космодесанта на борту. Жизни остающихся на планете заложников и гражданских лиц в расчет не брались: Флот собирался показательно подавить восстание со всей возможной решительностью, никак не ограничивая себя в боевых средствах, вплоть до орбитальных ударов по поверхности при малейшей угрозе применения противником захваченных комплексов ПКО.

Тогда-то основатели «Хроноса» и предложили испытать в деле свое детище. Психоматрицы бойцов переместились на несколько дней в прошлое, благополучно подселившись в разум руководителей лагерной охраны. И уже буквально через час стало окончательно ясно: первая в истории «локальная хронокоррекция» удалась в полном объеме. Зачинщики беспорядков вместе со своим ближайшим окружением были загодя изолированы от основной массы заключенных, все работы в колонии и за ее пределами отменены, а режим усилен до чрезвычайного. Кроме того, с местной военной базы было вызвано подкрепление с тяжелым вооружением и бронетехникой, окружившее территорию лагеря двойным кольцом оцепления. Атмосферные штурмовые модули огневой поддержки были готовы немедленно подняться в воздух, обрушив на головы инсургентов всю мощь своих боевых комплексов.

Победа была полной и абсолютно бескровной, но находящееся на борту БДК руководство «Хроноса» отнюдь не спешило пожинать лавры и принимать поздравления командования, ожидая, пока инактивируются отправленные в прошлое матрицы. И они не ошиблись в своих сомнениях: едва только реципиенты освободились от нежданного соседства, а доноры «вспомнили» о проведенном в чужих телах времени, как появились и новые проблемы, главной из которых стал так называемый уровень индивидуальной личностно-психологической ассоциации. Дело было в том, что сознание-донор не всегда оказывалось способным в полной мере подчинить себе разум реципиента. Проще говоря, для наиболее эффективного замещения одного сознания другим, психоматрицу необходимо было заранее готовить, «настраивая» на конкретного человека, что казалось делом совершенно нереальным. Можно почти со стопроцентной вероятностью просчитать точку пространства, где реципиент пересечется с заброшенной в его время матрицей, вернее, ее оболочкой-носителем, но откуда взять сведения о его психологических особенностях, типе акцентуации личности, волевых качествах? Никто ведь не собирался подселять психоматрицы в сознание великих тиранов или знаменитых политических деятелей прошлого, о которых было известно достаточно много! Данным же об остальных потенциальных реципиентах, в большинстве своем самых обычных людях, в историческом плане ничем себя не зарекомендовавших, попросту неоткуда было взяться.

Впрочем, решить проблему можно было и иначе, выбирая в качестве операторов «Хроноса» только людей, способных гарантированно подавлять или хотя бы временно подчинять себе волю любого реципиента. Ну, и, разумеется, используя в их подготовке специальные методики обучения, как обычные, так и основанные на гипнотическом или прямом нейросенсорном воздействии. Но, даже несмотря на все это, хроноспецназовцы все равно подразделялись на пять категорий, или рангов, в соответствии с уровнем той самой личностно-психологической ассоциации. Например, оператор первого ранга обладал практически стопроцентной способностью к подавлению чужого разума; пятый же класс — сленговое выражение «пятка» в кругах боевых операторов считалось едва ли не ругательством — мог похвастаться уровнем ЛПА, едва дотягивавшим до тридцати-сорока процентов. Понятно, что с более-менее далеким прошлым работали исключительно «опера» или «двоечники», остальные же выполняли куда более простые задания, корректируя прошлое, отстоящее от реального времени не более чем на несколько десятков лет.

Расчет пространственной точки, где сознание-донор пересекалось со своим реципиентом, хоть и не относился к числу основных проблем проекта, в реале отнюдь не был столь уж простым делом. Место предстоящего рандеву рассчитывалось на основе архивных данных обрабатываемых несколькими стратегическими суперкомпьютерами штаба Флота, изначально разработанными для многоуровневого прогнозирования развития той или иной боевой или политической ситуации. При необходимости, полученные из архивов сведения подтверждались данными полевых археологических изысканий, так что вскоре в штате «Хроноса» появился и собственный историко-археологический отдел.

Сам же по себе перенос матрицы во времени являлся совершенно рутинным процессом, в ходе которого нужно было забросить в прошлое оболочку-носитель, металлический диск диаметром пятнадцать сантиметров, но весом более семи килограммов. Его сверхпрочный корпус скрывал под собой информационный кристалл, впервые созданный еще в конце двадцать второго века и тогда же полностью перевернувший все существующие компьютерные технологии.

Помимо чисто защитной функции, оболочка являлась еще и мощным источником питания, способным восполнять потраченный на сохранение матрицы заряд при помощи любых внешних источников. После подселения матрицы носитель самоликвидировался: люди прошлого ни при каких обстоятельствах не должны были соприкоснуться с технологиями будущего. Психоматрица же автоматически стиралась из памяти реципиента спустя заданный период времени, обычно от нескольких часов до месяца. После этого реципиент — в отличие от своего донора — ничего не помнил, лишь изредка испытывая ощущения дежавю, те самые знакомые многим ложные воспоминания. О том, что эти воспоминания на самом деле были вовсе никакие не ложные, он так никогда и не узнавал.

До инактивации психоматрицы оператор в новых акциях не участвовал, дожидаясь «отката», как назывался процесс на местном сленге. И если по истечении срока боевого отпуска оператор не мог вспомнить никаких подробностей о проведенном в прошлом времени, операция считалась проваленной. Такие случаи, хоть и крайне редко, но бывали, и, согласно местному обычаю, каждую матрицу-«невозвращенца» полагалось помянуть, словно реально погибшего товарища. Дело было, конечно, не в том, что боевые Т-операторы являлись особенно суеверными людьми, верящими в какие-то самими же ими и выдуманные приметы, или сплошь и рядом увлекались философией или теологией, вовсе нет! Скорее, накладывала отпечаток специфика работы, необходимость проживать по нескольку жизней.

Что дальше происходило со сгинувшей в прошлом психокопией, так и не нашедшей своего реципиента, никто доподлинно не знал, но те, кто имел на своем счету хоть одного «невозвращенца», бывало, рассказывали, будто что-то чувствуют, какую-то необъяснимую и страшную пустоту в душе. Правда, рассказы эти, как правило, начинались после изрядного количества спиртного (а иначе никто просто не хотел касаться этой темы), так что им особо не верили.

Или не хотели верить, что куда вернее…

Выпавший из руки пустой стакан глухо стукнул об пол, и Виталий сморгнул, выныривая из нежданно накативших воспоминаний. Перегнувшись через подлокотник, он, не глядя, нашарил посудину и водрузил на невысокий журнальный столик, на поверхности которого не было ничего, кроме почти пустой литровой бутылки водки, пепельницы и тарелки с тонко нарезанной, уже успевшей обветриться колбасой и сыром.

Несмотря на немалый объем выпитого, голова оставалось ясной. Рогов зло дернул углом рта. Странно, что это его на воспоминания пополам с какими-то философскими рассуждениями потянуло? Неужели все, предел; неужели и ему уже тоже пора?.. Тридцать три ему — как ни крути, почти самый срок… Уж если водка не помогает, то, как говорили в прошлом, сливай воду. Раньше хоть пьянел, как человек, мог и повеселиться, и поплакаться в свою же жилетку, наедине с самим собой, а сейчас? Что пил, что не пил… тоска одна. Грустно. Или все дело в его первом в жизни «невозвращенце»?

Все-таки полтора часа от крайней точки — вполне достаточный срок для того, чтобы он утвердился в мысли, что никакого «отката» уже не будет, а командование признало операцию невыполненной, а матрицу пропавшей. Может, правду мужики рассказывали насчет пустоты в душе? Может, это оно, то есть она, и есть?

Странно, ну что ТАМ могло пойти не так?! Где именно в сорок первом проходила линия наших окопов, известно, археологи со своими сканерами в поле выезжали, подтвердили; глубина размещения носителя тридцать сантиметров ниже уровня земли, любой, кто станет ход сообщения копать, обязательно на него наткнется. Время заброса тоже рассчитано точно, ровно за сутки до того, как солдатики там свои траншеи рыть стали. Да и подготовку на виртуальном тренажере он неплохо отработал. Ребята постарались, воссоздали реальный участок фронта, как раз тот, куда ему предстояло попасть. А чтобы операнг Рогов не сильно расслаблялся, из всего оружия ему в том виртуале дали лишь старинную винтовку без патронов да трофейный штык.

Так что же могло пойти не так, что?! Ведь всего-то и нужно было вселиться в одного из пехотинцев, в некоего старшину Анатолия Мальцева, и не дать тому погибнуть в течение нескольких ближайших дней. Зачем, почему, с какой целью, ему не сообщали — секретность. Собственно, операторам почти никогда подобных сведений не давали, только необходимый минимум информации — видимо, чтобы меньше думали. А может, чтоб искушения самим сделать то, что надлежит выполнить реципиенту, не было. Или, наоборот, не выполнить — в том случае, если в прошлом нужно было кого-нибудь ликвидировать…

Такое простое задание — и на тебе, и «невозвращенец», и водка не помогает, и на душе как никогда паршиво! Ну, и фиг с ней, с той водкой… но вот с душой? С душой сложнее. Намного сложнее. Пусто как-то в ней, в душе-то, не соврали, значит, мужики.

Рогов встал и, разминая ноги, прошелся по комнате, остановившись у распахнутого окна. Стояла темная и безлунная летняя ночь, лишь в разрывах ветвей мерцали непривычные для рожденного далеко от Земли звезды. На улице было немногим прохладнее, нежели в комнате — систему климат-контроля он отключил именно для того, чтобы открыть окно, поскольку сидеть в закрытом помещении в такую ночь казалось чем-то совершенно кощунственным. Конечно, можно было бы и вовсе устроиться на небольшой открытой веранде, но не хотелось до самого утра отмахиваться от назойливых местных комаров.

Мельком взглянув на наручный браслет стандартного армейского образца, совмещавший функции часов, компаса и спутникового навигатора — ого, уже почти четыре часа, скоро светать начнет! — Виталий присел на подоконник, бессмысленно глядя в темноту окружавшей жилой поселок ЦУОСа лесопосадки. Спать не хотелось, пить больше тоже, так что заняться было совершенно нечем. Может, развеяться немного, пойти пройтись? Или даже к морю спуститься? Так ведь за периметр его все равно не выпустят… Несмотря на то, что в радиусе доброй сотни километров не было ни одного поселения и ни одной живой души, кроме разве что парочки лесников, свобода перемещений для операторов и персонала Центра во многом ограничивалась, особенно по ночам. Да и идти было далековато, сначала через всю посадку, потом с километр по степи (и это все еще в пределах внешнего периметра!) и только затем вниз по довольно крутому глинистому обрыву, поросшему редким кустарником.

Поколебавшись с минуту, операнг натянул ветровку, зачем-то запихнул в карман недопитую бутылку и вышел на улицу. По начинающейся от крыльца дорожке, аккуратно посыпанной желтоватым речным песком, Виталий из принципа не пошел (уж если устраивать себе романтическую ночную прогулку, так устраивать!), сразу же свернув под деревья. Несколько секунд, и уютный одноэтажный коттедж скрылся в зарослях. Ночного освещения в лесном поселке не было, лишь несколько фонарей на центральной аллее и у въездных ворот, но заблудиться Виталий, конечно же, не боялся, равно как и обо что-то споткнуться или упасть в темноте. Чему-чему, а ночному ориентированию и способности передвигаться в темноте его более чем хорошо обучили еще в космодесанте. А уж какие чудеса заставляли вытворять, готовя к диверсионно-разведывательной деятельности! Так что все это так, пустячок, легкая пешая прогулка, на которую он готов на спор выйти даже с завязанными глазами. Но вот незамеченным пересечь сначала внутренний, а затем и внешний периметр — это уже куда сложнее. Ведь он сейчас не в боевом выбросе, так что особо изгаляться права не имеет. Да и стоит ли? Что он, мальчишка, чтобы по заборам лазать?! Может, и не выдрючиваться в таком случае, а просто пойти к КПП да объяснить все дежурному? Неужто не поймет, не войдет в положение, свой же мужик, тоже из «Хроноса», не оператор, конечно, а из службы безопасности? Но водку наверняка пьет, и о десантном своем прошлом иногда с ностальгией вспоминает. В крайнем случае, можно просто посидеть вместе с ним до утра, потрепаться, вдруг да окажется, что где-то вместе служили, вместе десантную лямку тянули?

Криво усмехнувшись, Рогов остановился. Ну да, как же, так его отсюда ночью и выпустят! И трепаться с ним до утра никто, ясное дело, не станет. Войдет в положение, ага, прямо сейчас. Как говорится, войдет в положение и оставит ее в положении! Еще и начальству, как по инструкции положено, о его ночных похождениях наверняка доложит… Единственное, во что дежурный может войти, так это в понимание того, что у одного из «оперов» снова крыша съехала и на подвиги потянуло! В лучшем случае вежливо попросит вернуться домой и проспаться, а может и сопровождение дать, чтоб, значит, оный оператор никуда с заданного курса не срулил. Он ведь сейчас в боевом отпуске, значит — под особым контролем до официального признания провала операции, а последнее только утром объявят. Вот же болван, совсем об этом позабыл, чуть в историю по собственной глупости не влип.

Хмыкнув, Виталий опустился на землю под ближайшим деревом и вытянул ноги. Море, конечно, хорошо, но и здесь тоже неплохо. Если прикрыть глаза и расслабиться, вполне можно представить, что вокруг самый настоящий дикий лес какой-нибудь планеты земного типа, одной из многих, где ему довелось побывать. Еще в той, «дооперанговой» жизни, разумеется. Как некогда шутили сами десантники: единственный плюс нашей службы — в возможности бесплатных турпоездок на любые освоенные человеком планеты. Впрочем, к чему представлять то, что находится в десятках световых лет отсюда, если и на самой Земле сейчас полно девственных лесов? Экологический заповедник, как ни крути…

Вокруг было тихо, лишь изредка шелестел листвой легкий ветерок, что-то шуршало в траве, да негромко тренькала неведомая ночная птица. Одуряюще пахло прелой листвой и начинающей отцветать травой. Созвездия, кое-где проглядывающие сквозь кроны деревьев, уже поблекли, помутнели — приближался рассвет. Улыбаясь самому себе, всем этим запахам, шорохам и предутренним звездам, Виталий вытащил из кармана бутылку и в одно дыхание выбулькал в рот остаток водки. Неожиданно сильно захотелось спать, не от выпитого, а именно просто спать, и даже та необъяснимая пустота в душе, что он впервые в жизни ощутил еще в комнате, вроде бы отступила куда-то на второй, а то и на третий план.

Продолжая глуповато улыбаться, операнг прикрыл глаза, откинувшись затылком на шершавый древесный ствол. Как бы оно ни было, до рассвета можно и покемарить. Утро вечера мудренее, так вроде в древности говори…

Рогов вздрогнул, резко повернув голову. Вслед за короткой яркой вспышкой в ста метрах от него донесся рокочущий грохот мощного взрыва. Эхо испуганно заметалось между древесных стволов, многократно отражаясь и постепенно затихая вдали. «Десантная штурмграната, пятьдесят третья», — профессионально оценил он, пружинисто поднимаясь на ноги и мгновенно трезвея. Несколько секунд стояла настороженная тишина, затем над территорией ЦУОСа тревожно взвыла сирена.

Боевой Т-оператор первого ранга Виталий Рогов задумчиво и зло прищурился.

И было отчего: только что кто-то в щепки разнес его коттедж десантной штурмовой гранатой объемно-детонирующего действия М-53…

 

ГЛАВА 5

Украина, Киевская область, 2010 год

Честно говоря, если бы Кольцов вдруг предложил ему прилюдно изнасиловать официантку или подраться с кем-то из посетителей кафе, Вадим удивился бы куда меньше, нежели заданным ему вопросам: «Кто ты? Где я сейчас?» Это ж надо было такое придумать?! Ну, прямо какой-то фантастический кинофильм! Может, пока он в туалет ходил, майор с ума сошел? Или (нет, глупость, конечно, но…) успел вкатить себе дозу какой-нибудь наркотической гадости? В сущности, он ведь его практически не знает, только перед командировкой познакомились.

Дмитрий между тем решительно встал, опрокинув при этом стоящий между ног кейс, о котором словно бы вовсе позабыл. Контейнер глухо стукнул, падая набок и раскрываясь от удара. Мгновение майор непонимающе смотрел на него, затем вдруг дернул щекой и наклонился, решительно закрывая крышку. Резко распрямившись, он перебросил кейс через декоративный плетень и, чему-то усмехнувшись, повернулся к товарищу:

— Успел. Значит, свезло.

— В чем свезло? — автоматически переспросил пораженный Никонов.

— Иди, сам посмотри, — равнодушно пожал плечами майор, зачем-то копаясь в карманах одежды.

Капитан смерил его недоверчивым взглядом, но смотреть тем не менее пошел. Как раз вовремя пошел: не успел Вадим подойти к валявшемуся на обочине контейнеру, попутно подивившись тому, как далеко сумел отбросить Кольцов тяжеленный «чемодан», как металлическая крышка вдруг задымилась и просела, будто подогреваемая снизу восковая пластинка. Несколько секунд, и перед пораженным капитаном лежал лишь искореженный чудовищной температурой остов: остальное застывало блестящей лужицей расплавленного металла, жар от которого ощущался даже в паре метров. В том, что происходящее вовсе не иллюзия, Никонов убедился, бросив внутрь попавшийся под ноги сучок. Сухое дерево мгновенно вспыхнуло, и к острому запаху сгоревшей краски и раскаленного металла прибавился привычный аромат сгоревшей древесины.

Когда Вадим вернулся обратно, майор как раз принимал из рук перепуганной официантки чашечку с кофе. Убедившись, что с клиентом ничего страшного не произошло и никаких осложнений на ее смене не предвидится, «Олена» заметно воспрянула духом, не пересчитывая, забрала деньги и поспешно ретировалась.

— Ну что? — Кольцов отхлебнул кофе, непонятно отчего поморщился, и продолжил: — Сгорел ящик?

— Сгорел. Совсем. Ну, то есть расплавился, — кивнул капитан, еще не определившийся, как себя вести.

— Теперь поговорим?

Вадим кивнул и, помолчав пару секунд (майор преспокойно пил свой кофе), добавил:

— Давай только в машине поговорим, ладно?

— Ага, так у нас еще и машина есть? Это хорошо. Ну, пошли, введешь меня, так сказать, в курс дела. Ну, а потом и я тебя тоже того… введу, — ухмыльнувшись, Дмитрий первым вышел из кафе. — Ну и какая из них наша?

Пока усевшийся на переднее сиденье Кольцов с искренним интересом осматривал салон, Никонов молчал. Собственно говоря, он даже и представить себе не мог, о чем теперь говорить, уж больно странным казалось все только что произошедшее. Потому первым заговорил сам майор:

— Ладно. Так как там, говоришь, меня зовут?

— Дима, ты чего, а? — негромко переспросил капитан. — Если прикалываешься, то это, как по мне, уже слишком.

— Да куда уж тут прикалываться, — невесело хмыкнул тот, — доприкалывались уже. Ты вот что, давай-ка, расскажи мне, кто я такой, кто ты такой и чем мы с тобой последние день-два занимались. Особенно меня интересует, где мы нашли оболочку… ну, ту штуку, что сгорела вместе с чемоданчиком, — пояснил он, увидев на лице собеседника непонимание. — Хорошо? А потом я, честное слово, объясню тебе, что происходит и отчего я задаю такие идиотские вопросы. Договорились, Вадик?

— Хор… хорошо, — слабо кивнул совершенно обалдевший от происходящего капитан.

Майор же отчего-то внезапно нахмурился и неожиданно спросил:

— Так тебя действительно Вадимом зовут? Вадимом… э… Никоновым, так? И ты, — Кольцов (или все-таки не Кольцов?!) будто с трудом припоминал что-то хорошо ему известное, но давно и прочно позабытое, — капитан федеральной службы безопасности, офицер спецподразделения «А», да? Тогда сам я, получается…

Вадим неопределенно пожал плечами — «мол, если сам знаешь, к чему спрашивать?», — но майор на него даже не смотрел, уставясь вдаль сузившимися злыми глазами:

— Очень интересно, очень. Майор Кольцов, значит, Дмитрий Петрович. Служил там-то и там-то, участвовал, награжден, ранения, взыскания-благодарности всякие… А ведь я никак не могу этого знать, мой уровень ассоциации с реципиентом позволяет полностью подавить его разум… впрочем, какая разница, — он резко обернулся к Никонову:

— Ну, вот что, капитан, давай рассказывай все, что касается меня, тебя и нашей общей находки. Чем быстрее выложишь, что знаешь, тем быстрее сам поймешь, что происходит.

— …а когда вернулся, ты уже в каком-то ступоре был, словно тебя, ну, заморозили, что ли, или загипнотизировали. Пока я пульс щупал да тормошил, ты вроде как отошел, глянул на меня так… ну, странно, короче, глянул, и в обморок грохнулся. А потом в себя пришел, на деньги зачем-то посмотрел и вопросы дурные стал задавать. Кстати, насчет контейнера — это ты же мне сам и рассказал, еще там, в Припяти. Но вот зачем ты его открыл, я так и не понял. Все вроде, — закончив рассказывать, капитан нащупал между сиденьями бутылку минеральной воды и сделал несколько жадных глотков. — Да, точно все…

Несколько минут майор молчал, задумчиво глядя на проносящиеся мимо автомобили, затем медленно повернулся к собеседнику:

— Что ж, молодец, грамотно изложил. Лапидарно, так сказать, ничего лишнего, коротко и ясно. Врать, что мне теперь все стало понятно, не буду, но для начала хватит и этого. Значит, говоришь, мы скоро должны быть в Киеве? Тогда давай, заводись, или как это у вас называется, и поехали, — увидев, что Вадим собирается начать спорить, он нетерпеливо махнул рукой: — Да помню я, все помню, сейчас расскажу! По дороге расскажу. Незачем нам опаздывать, только лишние расспросы начнутся.

Дождавшись, пока автомобиль съедет с обочины и наберет скорость, Кольцов откинулся на сиденье и, прикрыв глаза, заговорил:

— Зовут меня Виталий, фамилия Рогов, родился я — впрочем, с твоей точки зрения, еще только рожусь — в 2177 году и, если, конечно, все правильно понимаю, уже давным-давно как умер… так, Вадик, ты руль-то держи, а то перестану рассказывать! Я понимаю, что все это странно звучит, но ты сам хотел знать. Тело, в котором я сейчас пребываю, и на самом деле принадлежит твоему товарищу, майору Дмитрию Кольцову, но сейчас им управляю именно я, точнее, мой разум. Или сознание, если так тебе будет понятнее. Мне лично куда более привычен термин «психоматрица».

— А почему… ты умер-то? — дрогнувшим голосом переспросил Вадим.

Рогов-Кольцов с искренним интересом взглянул на капитана:

— То есть то, что я из будущего, ты воспринял нормально, равно как и мое непонятное подселение в тело твоего боевого товарища? А вот факт моей смерти тебя отчего-то смутил?

— Да нет, — дернул плечами Никонов. — Просто как-то уж совсем непонятно выходит. Даже если твое сознание каким-то образом сюда и перенеслось, ну в прошлое в смысле, разве это означает, что в своем времени ты уже должен был умереть?

— А, ты об этом, — хмыкнул майор. — Понимаешь, мою матрицу как раз вовсе и не в твое время забросили, а в сорок первый год прошлого века. А, значит, с того времени прошло почти семьдесят лет. В лучшем случае я сейчас девяностолетний старик Хотя, конечно, соотношение времени здесь у вас и там у меня, штука, как я понимаю, весьма относительная. Ладно, хватит о грустном, слушай дальше. Как это ни странно звучит, я тоже боевой офицер спецназа, звание мое по вашим меркам соответствует примерно званию полковника…

— Понимаешь теперь? — закончив рассказывать, майор испытующе взглянул на мертвой хваткой вцепившегося в руль Вадима. — Мне сейчас, кровь из носу, нужно понять, что произошло и почему произошло. Отчего моя матрица ждала столько лет, пусть, не все семьдесят, а хотя бы те годы, что прошли с момента ее обнаружения и исследования вашими спецслужбами в 1988 году! Почему она активировалась только при контакте со мной, а не подселилась в любого из тех, кто ее изучал двадцать лет назад. Ведь обычно при невозможности контакта с заданным объектом оболочка выбирала любой другой наиболее подходящий по уровню психологической совместимости разум. А тут… понимаешь?

— Не совсем, — качнул головой Никонов. — Уж больно все сложно. Но я стараюсь. Наверное, стоит глянуть на твое личное дело? Но только как это сделать? Да и есть ли смысл? Слушай, а чего ты так дергаешься? Для всех ты майор Кольцов, а контейнер? Скажем, что не нашли, что захоронка была разрушена, шкаф тот лежал перевернутый, а под ним ничего не было. Ты не думай, я подтвержу все, что будет нужно. Не знаю почему, но я тебе верю, а остальное… ох, блин, ты ж сам контрольный звонок сделал! А значит, руководство знает, что мы нашли тайник.

— А остальное, — криво усмехнулся Кольцов-Рогов, не обратив никакого внимания на сообщение Никонова о звонке. — Чего я так дергаюсь, значит? Да того, что в моем времени я, как уже говорил, скорее всего, давно умер. А здесь у меня есть всего тридцать дней, чтобы хоть что-то понять… впрочем, все равно перед смертью!

— Не понял, почему тридцать дней, почему перед смертью? — округлил глаза капитан. — Ты о чем вообще?

Майор грустно вздохнул и негромко пояснил, ГЛЯДЯ в сторону:

— Моя психоматрица запрограммирована на существование в течение тридцати стандартных земных суток, начиная с момента активации. То есть, ровно через месяц моего сознания не станет, теперь, надо полагать, уже окончательно. И мне, знаешь ли, будет несколько обидно, если я так ничего и не пойму…

Тренировочная база ЦУОС, Земля, 2210 год

Виталий развернулся и бесшумно, как учили когда-то, двинулся прочь от горящего коттеджа, подобрав по дороге валявшуюся в траве пустую бутылку и выключив индбраслет: он только что «погиб», и не стоило показывать кому бы то ни было, что это, мягко говоря, не совсем так. Между прочим, неведомые ликвидаторы сами виноваты — незачем было зачищать его столь экстравагантным методом! Пристрелили б по-тихому или газом каким-нибудь отравили, а так? Что такое взрыв объемно-детонирующего заряда в замкнутом помещении, он представлял себе более чем хорошо. По крайней мере, никаких останков они там не найдут, это точно, недаром ведь подобные гранаты в диверсионных подразделениях космодесанта обычно используются для похорон погибших в боевом рейде товарищей. Спецназ, как известно, своих не бросает даже мертвыми… Так что, прежде чем его оппоненты поймут, что сведения о его смерти, говоря словами классика, несколько преувеличены, пройдет некоторое время. Вряд ли особенно долгое, но фору они ему, сами того не желая, однозначно дали, и он намеревался воспользоваться этим в полной мере. В том, что противник — смешно, ведь под этим термином наверняка скрываются те, кого он еще десять минут назад считал своими! — рано или поздно убедится в роковой ошибке, он нисколько не сомневался. Ученый, знаете ли, не первый день живет. Да вот хотя бы отправят пепел с места взрыва — а ничего иного там и остаться не могло — на спектральный анализ, и все, приехали. Поскольку никакой органики (кроме тарелки с колбасой и сыром) там, ясное дело, не найдут. И будут весьма удивлены результатами исследования, которые будут соответствовать куску говядины. Это, конечно, только в том случае, если дом не был напичкан какой-нибудь хитрой электроникой — последнее, впрочем, вряд ли, он проверял. Нет, вовсе не из какой-то там паранойи, просто по привычке, во времена оные взлелеянной родной разведывательно-диверсионной службой.

Кстати, а не попросить ли помощи у своих прежних начальников? Хоть бы у Витьки Неустроева, еще в его бытность дослужившегося аж до целого контр-адмирала? Тогда, во время Первой галактической, в званиях быстро росли, куда там нынешним. Хотя глупость, конечно, разведотдел ни в жизнь не попрет против руководства «Хроноса», напрямую подчиненного верхушке флотского командования. Дурная мысль, очень дурная… Короче говоря, рано или поздно о том, что в момент взрыва его в доме не было, станет известно, и начнется охота. Такое сафари, что хоть добровольно в гроб лезь. Или в печь, что, учитывая способ его ликвидации, куда как более актуально. Из чего следует, что стоит очень даже поторопиться.

Пока Виталий бежал в сторону внутреннего периметра, он успел прикинуть, что ему в первую очередь делать после того, как удастся выбраться с территории Центра. Незамеченным, ясное дело, выбраться, иначе все его телодвижения и восторги по поводу обретенной форы окажутся бессмысленными. Выходило как-то плоховато, и единственным, что надумалось, было решение как можно скорее добраться до выхода в Сеть и запросить глобальный информаториум относительно личности несостоявшегося реципиента. Ведь зачем-то же его зачистили? И не связать это с последним невыполненным заданием и матрицей-«невозвращенцем» мог только полный и абсолютный кретин, каковым операнг себя, понятно, не считал.

Конечно, противник уже мог заблокировать эти данные (что было бы более чем логичным ходом с его стороны), но, учитывая собственную героическую гибель, у Рогова еще оставался небольшой шанс опередить своих, мягко скажем, недоброжелателей. Вот только между ним и ближайшим выходом в паннет лежали и внутренний, и внешний периметры Центра, помимо всего прочего, снабженные совершеннейшими электронными системами наблюдения. «Помимо всего прочего» — это в том смысле, что оба периметра, по сути, представляли собой примитивные, но не ставшие от этого более проходимыми трехметровые заборы, увитые поверху несколькими рядами бинарной спирали Бруно.

Виталий притормозил. А ведь верно: это полчаса назад он еще мог по пьяни рассуждать, как лихо преодолеет все препятствия по пути к морю, а сейчас? Сейчас, когда настало время сделать подобное всерьез? Ага, вот только разбежится — и вперед… нет, ребята, он все-таки не курсант-первогодок, уходящий в первый в жизни самоход. Он, знаете ли, в пересчете на принятую в «Хроносе» табель о рангах, аж целый полковник, а то и вовсе контр-адмирал! Боевой Т-оператор первого ранга, блин — звучит, конечно, круто, а кто он на самом деле? «А вот сейчас и посмотрим, кто я на самом деле!» — азартно подумал Рогов, неожиданно меняя направление. Он и вправду не пацан, чтобы по заборам лазать. Нетушки, ребята, он выйдет отсюда через КПП, и выйдет так, что об этом не узнает ни одна живая душа, а иначе его очень плохо учили! И хрен с того, что до ближайшего населенного пункта добрая сотня километров, выдержит. Поскольку этому его тоже учили, выдерживать. И выживать. В любых условиях. Хорошо учили, кровью и потом, как говорится.

Кстати, что там у нас сегодня, среда? Ага, ну тогда совсем хорошо, поскольку каждую среду в ближайший город ходит фургон продуктовой службы, выезжая с территории в пять утра, чтобы засветло уже быть на месте. Конечно, вовсе не факт, что и сегодня он тоже пойдет по расписанию, но, с другой стороны, посвященное во все детали произошедшего руководство вряд ли захочет широко афишировать случившееся ЧП. Скорее, наоборот, спустит все на тормозах, придумав какое-нибудь совершенно идиотское объяснение — не суть важно, какое именно! — и уже утром распространив его в виде полуофициальных слухов по территории Центра. Начиная от утечки газа и заканчивая неосторожным обращением с боеприпасами или преднамеренным суицидом. Ну, например, будто у операнга Рогова на фоне первого в жизни «невозвращенца» вдруг поехала крыша и он, напившись с горя, решил подорвать себя десантной гранатой. А что, разве не логично? Среди Т-операторов каждый второй из десанта, никаких ограничений на хранение оружия, в общем-то, нет, так чему удивляться?! Всякое в жизни бывает, да и персонал Центра более чем в курсе, какие психологические нагрузки испытывают боевые операторы и почему в тридцать с небольшим навсегда уходят со службы.

Кстати, вот, похоже, и ответ на вопрос о столь необычном методе ликвидации: если б его пристрелили или отравили (задушили, сломали шею, утопили в ванне, укололи какой-нибудь фармацевтической гадостью), досужих разговоров было бы куда как больше. Типа «операнг»-суицидник выстрелил в себя дважды да еще и контрольный в голову сделал, ведь просто так спецназовца не возьмешь, если он при этом будет немного против. Ну, в таком примерно духе. Да и с телом пришлось бы возиться. А так — все, как говорится, на виду. Пересидел в операторах, заимел «невозвращенца», поплыл мозгами, плюс водки, накануне в местном же магазинчике купленной (чему тоже найдутся свидетели) перепил… Вот и достал из старых запасов гранату; ту самую, заветную, что столько лет непонятно зачем на память хранил. Логично? Логично. Взрыв все слышали? Все. А труп? Какой уж тут труп? Все и так ясно, спишем на боевые потери, вручим посмертно побрякушку на грудь, может, даже не медаль, а полновесный орден — и все. Ни семьи, ни родных нет, уже проще. Да и кто что проверит? «Хронос», как известно, под военной прокуратурой не ходит, а выше ее никого и нет.

Злорадно ухмыльнувшись своим мыслям, «опер» скрылся в зарослях.

Ровно без трех минут пять, когда прячущийся в зарослях рядом с КПП операнг уже начал было подумывать, не стоит ли ему бросить всю эту затею и пересидеть первое время на территории ЦУОСа, где его уж точно не станут искать, раздалось негромкое журчание электромотора.

Виталий напрягся — похоже, повезло, руководство таки не стало вносить в устоявшийся график никаких изменений. Ну, прямо, как в древней поговорке «война-войной, а обед по расписанию». Неплохо. Охрана тоже вряд ли в курсе, значит, кар в любом случае притормозит у ворот на обычную процедуру проверки. И это его единственный шанс, иначе придется невесть сколько времени прятаться на территории, поджидая следующего удобного случая, а это зря потерянное время и стремительно тающие шансы на успех.

Операнг двинулся в сторону выездных ворот: насколько он помнил, никаких следящих систем там не было, считалось, видимо, что круглосуточной охране это не нужно. Что ж, тем лучше для него. Вот и машина, знакомый фургон продслужбы. Виталий рванулся вперед, за считаные секунды преодолевая оставшееся расстояние и притормаживая у борта электромобиля. О чем говорили между собой шофер и дежурный офицер, он не слушал, занятый куда более насущными делами. Поскольку проникнуть внутрь он даже не мечтал, приходилось довольствоваться «внешней подвеской», благо клиренс кара вполне позволял осуществить задуманное.

Судя по обрывкам фраз, дежурный пытался узнать, что произошло, а знающий немногим больше водитель излагал свою версию событий. Как и ожидал Виталий, никакого усиленного досмотра не было — проверив документы и убедившись, что водила не знает ничего интересного, старший смены даже не стал заглядывать внутрь, распахнув перед автокаром ворота внутреннего периметра. Дорога на свободу была открыта.

«Ну, пожалуй, хватит, хорошего понемножку, а то иди, знай, когда он там снова притормозит», — решил операнг, разжимая затекшие руки и отпуская наброшенный на несущую раму поясной ремень, по счастью, кожаный и оттого прочный. В следующий миг прикрытую лишь тонкой ветровкой спину нещадно рванули камни, выстилавшие размытую дождями грунтовую дорогу, о которую он хлобыстнулся с довольно-таки неслабой скоростью. Над ним промелькнул запыленный задний бампер, и фургон, моргнув напоследок габаритами, растаял в утренней мгле. Рогов, сдавленно матерясь, перевернулся на бок, пытаясь встать. Полчаса под брюхом машины на трясучей каменистой грунтовке — это, знаете ли, еще то удовольствие. Еще и водила — чтоб ему геморрой заработать! — гнал, будто на собственную свадьбу опаздывал. Спасибо, хоть сейчас притормозил, объезжая здоровенную промоину на дороге и предоставляя ему возможность более-менее безопасно десантироваться… спиной на камни.

Виталий поднялся на ноги, повел саднящими плечами — и неожиданно искренне улыбнулся. Ну и что, взяли меня, а? А вот хрен вам, не взяли, он чисто ушел, аж самому удивительно, насколько чисто! Пожалуй, даже вечно недовольный Хромоногий Ганс, его первый инструктор по диверсионной подготовке, остался б доволен. Хотя наверняка и пробурчал бы свое коронное «ну, мог бы и лучше, Салага…».

А, впрочем, хрен с ним, с Гансом, теперь его очередь играть-разыгрывать партию. И хочется верить, он своего шанса не упустит. Поглядев вслед уехавшему электромобилю, «опер» определился с направлением, подмигнул поблекшим в раннем утреннем свете звездам и затрусил прочь от дороги. Карту окружающей ЦУОС местности он помнил прекрасно, профессионал все-таки. Если идти напрямик через покрытые лесом невысокие горы, можно срезать километров тридцать, а там уж и до города будет рукой подать. В принципе абсолютно ничего сложного, бывали ситуации и похуже — конечно, если вынести за рамки возможность преследования. Старая Земля — не какой-нибудь едва обжитый мир за вторым поясом дальности, где можно бесконечно скрываться в девственных джунглях. Здесь, если за тебя возьмутся всерьез, особо не попрячешься… впрочем, посмотрим. Как говаривал все тот же Ганс, проблемы нужно решать по мере увеличения незапланированных трупов за спиной.

Вот только еще кое-что… Сняв с руки выключенный навигационный браслет, он положил его на первый попавшийся камень и с размаху опустил сверху другой, весом никак не меньше десяти килограммов. На третьем ударе сверхпрочный корпус поддался грубой силе, и Виталий с каким-то мстительным злорадством растер по поверхности валуна высокотехнологичную электронную начинку. Конечно, не факт, что отключенный навибрас вообще можно запеленговать, но подстраховаться стоит.

Первый привал операнг позволил себе только спустя два часа, да и то лишь потому, что наткнулся на небольшой ручей. Умывшись и набрав в водочную бутылку воды (вот и пригодилась), Виталий передохнул несколько минут и быстрым шагом — бежать по горному лесу было сложновато — двинулся дальше. Еще через час он вышел к отмеченному на карте лесничеству, с удовлетворением убедившись, что не сбился с маршрута: именно сюда он и шел. Несмотря на кажущуюся архаичность этой древней профессии, лесники по-прежнему были востребованы — кому-то ведь нужно приглядывать за лесами и обитающим в них зверьем, особенно после того, как Земля превратилась в экозаповедник? Правда, просить тут помощи и пытаться выйти в Сеть «опер» не собирался. Все местные лесники или прямо работали на службу безопасности ЦУОСа, или были ее внештатными осведомителями. Вряд ли их уже проинформировали о случившемся в Центре, скорее всего, и вовсе не станут этого делать, по крайней мере, до того, как поймут, что он жив, но немедленно сообщить своему куратору о странном «туристе» лесник был обязан. А значит — все, можно идти сдаваться, с опережением графика возвращаясь с того света…

Минут с пять понаблюдав за неспешной жизнью лесничества, Виталий продолжил путь, обходя усадьбу далеко стороной. И еще через несколько часов был уже в пригороде. Изодранную ветровку пришлось снять и нести в руке, во всем же остальном он вряд ли мог вызвать подозрение.

Один из многих миллионов землян, владеющих не то постоянным гражданским пасс-жетоном, не то временной миграционной картой. Потому до первого попавшегося уличного кафе операнг дошел вполне спокойно, не особенно переживая относительно повышенного внимания местных жителей к его скромной персоне. В конце концов, позднее утро — вполне подходящее время для того, чтобы зайти в кафешку позавтракать, попутно выйдя на просторы всемирной Сети за свежими новостями.

Заказав завтрак и загодя расплатившись нашедшимися в кармане наличными, Виталий вошел в информаториум, согласно рекламным баннерам «объединяющий все накопленные человечеством знания». Кстати, с деньгами ему здорово повезло, свою платежную карту Рогов использовать бы не решился, поскольку чревато. Что может быть проще, чем отследить человека по операциям с его кредиткой? Покойники ведь, так уж повелось, ни за что не платят, разве что за свои грехи, но последнее — уже отнюдь не денежными купюрами…

Бесцельно побродив несколько минут по информационной сети и задав с десяток ничего не значащих запросов, Виталий, наконец, решился и набрал в строке поиска «Анатолий Мальцев, старшина, Земля, война, Одесса, 1941». Затаив дыхание, операнг глядел на висящий перед ним голографический экран, на поверхности которого мерцало привычное «пожалуйста, подождите», продублированное на три наиболее используемых языка — русский, английский и интер. Что-то вроде долговато, неужели успели заблокировать и сейчас система уведомляет кого-то о его запросе? В этот миг экран мигнул и выдал затребованные данные. Едва ли не против воли подавшись вперед, Рогов жадно вчитался в предоставленные Сетью сведения:

Мальцев Анатолий Викторович, русский, 1901 года рождения. Место рождения — город Аккерман (Белгород-Днестровский), Одесской губернии (подробнее — здесь ). Профессия — слесарь шестого разряда, место работы — машиностроительный завод им. Январского восстания, Одесса.

Супруга — Мальцева (Дейнега) Мария Степановна, 1903 года рождения (подробнее — здесь ).

Дети — сын Петр, 1932 года рождения, дочь Светлана, 1938 года рождения (подробнее — здесь ).

Погиб (пропал без вести) во время боев за Одессу (южный сектор OOP), предположительно в сентябре 1941 года, место захоронения неизвестно.

Других сведений не обнаружено.

Подумав несколько секунд, «опер» коснулся сенсора вторичной ссылки, открывая сведения, касающиеся детей несостоявшегося реципиента.

Дочь: Мальцева (Стрельникова) Светлана Анатольевна, 1938 гр., профессия — учитель начальной школы. Супруг (1948) — Стрельников Геннадий Игоревич, 1935 гр., инженер. Дети — дочь Виктория (1949 гр.) и сын Александр (1955 г.р.) (подробнее — здесь ).

Сын: Мальцев Петр Анатольевич, 1932 гр., профессия — военнослужащий, инженерные войска, с 1967 по 1975 год — военный советник в странах Ближнего Востока, с 1975 по 1982 — служба в ГСВГ. Супруга — Бойко (Мальцева) Наталья Ивановна, 1938 г.р., профессия — врач-терапевт. Дети — дочь Ксения (1969 г.р.) и сын Дмитрий (1975 г.р.) (подробнее — здесь ).

Рогов задумчиво прищурился. Ничего, в общем-то, интересного, самая обычная семья, разве что средний Мальцев во второй половине двадцатого века был военспецом, обучавшим одних ближневосточных друзей СССР воевать не то с израильтянами, не то с другими ближневосточными друзьями того же самого Советского Союза. Операнг не мог похвастаться особенно глубокими знаниями истории того времени, но в целом помнил, что обстановка в мире в те годы была весьма напряженной. Впрочем, для него все это сейчас вряд ли представляет хоть какой-то интерес. Похоже, зря он понадеялся на сетевую информацию. Увы… Кстати, а ведь, похоже, пора уходить. Не то чтобы он что-то именно почувствовал, но что-то изменилось, подсказывая — безнаказанное копание в недрах информаториума закончилось. Нет, внешне все оставалось прежним, однако… То ли едва заметно увеличилось время между посылом очередного запроса и ответом на него, то ли проснулось взлелеянное за годы службы в разведке и «Хроносе» чувство опасности? Виталий и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Просто он неожиданно понял, что пора. За ним следят? Скорее всего, пока еще нет. Но уходить, определенно, самое время.

Привыкший доверять своим ощущениям, операнг набрал на виртуальной клавиатуре намертво запавшую в память буквенно-цифровую комбинацию, одну из тех, которым его некогда обучили в ЦУОСе. Конечно, неудобно перед хозяином этого милого затрапезного кафе, но запущенная «опером» хитрая программа сейчас полностью уничтожит инфокристалл местного терминала, равно как и разошлет пожирающий информацию вирус по всем выполненным запросам. И, если не сработает защита, все сведения о династии Мальцевых тоже будут уничтожены. Не навсегда, конечно, ровно до тех пор, пока логическая матрица земного Центра информации не произведет восстановление потерянных данных. Самое легкое, чем отделаются эти сервера, — потрутся логи по всему маршруту доступа, и отследить, откуда заходили, будет вовсе не реально. Впрочем, отправленного оперангом Виталием Роговым поискового запроса там уже не будет: копирование данных, насколько он знал, делалось ежесуточно ровно в двадцать четыре ноль-ноль по местному планетарному времени. В конце концов, за завтрак и пользование Сетью он расплатился, ну, а остальное? Издержки производства, так сказать.

Неспешно поднявшись на ноги, «опер» незаметно огляделся. Узенькая улочка небольшого приморского городка, еще каких-то сто пятьдесят лет назад бывшего одним из крупных курортных центров, была пуста, что не могло не радовать: значит, обойдемся без ненужных эксцессов. Склонившись над столом, якобы отключая голоэкран, Виталий незаметно прихватил с его поверхности столовый нож — невесть какое оружие, но все ж лучше, чем ничего. Воровать, ясное дело, нехорошо, но в его ситуации, пожалуй, допустимо. А в умелых руках этот небольшой кусок нержавеющего сплава может стать более чем действенным оружием.

Рогов расслабленным шагом никуда не торопящегося человека, только что плотно позавтракавшего и узнавшего последние сетевые новости («Альтеррус, ну надо же, снизил поставки руды на двадцать два процента, ай-яй-яй»), покинул кафе. И, дойдя до первого поворота, резко сменил направление, припоминая полузабытые навыки диверсионного спецназа. Сейчас главное — скорость и неожиданность. Если его обложили по всем правилам, выход один — прорываться с боем, но это полный тупик Старая Земля отнюдь не тот мир, где можно позволить себе подобные развлечения. Несмотря на почти столетний статус закрытого заповедника, прародина человечества на самом деле буквально напичкана всякими следящими системами. Да что там системами: надо будет, преследователи реактивируют и сеть древних орбитальных спутников наблюдения! Посему нужно как можно скорее добраться до ближайшего космопорта и покинуть планету, пусть даже и не совсем законным путем. А ближайший космопорт, если ему не изменяет память, еще в полутораста с лишним километрах отсюда. В общем, очередная прогулочка предстоит что надо.

 

ГЛАВА 6

Тренировочная база ЦУОС, Земля, 2210 год

В дверь решительно постучали, и, не дожидаясь разрешения, в комнату быстрым шагом вошел начальник службы безопасности Центра, контр-адмирал Аверченко. Секунду поколебавшись, будто решая, стоит ли рапортовать по всей форме (сидящий за своим рабочим столом пожилой адмирал лишь качнул головой — отставить, мол), он коротко выдохнул:

— Алексей Анатольевич, он жив. Его не было в доме в момент взрыва.

— Что? — дернувшись, будто от невидимого удара, тот в упор взглянул на подчиненного. — Это в каком смысле не было? Ты что несешь, Сережа?

— А вот так, не было, — не дожидаясь приглашения, контр-адмирал опустился в стоящее подле стола кресло, зло дернул, расстегивая на две пуговицы стягивающий шею ворот форменной рубашки. — Это точно.

— Откуда такие сведения? Насколько помню, ты сам распорядился инактивировать все следящие системы в доме?

— Одну камеру я оставил, он все равно о ней не знал — прямо напротив входа, на дереве. При взрыве ее сильно повредило, но запись сохранилась. Я только что просмотрел, хотя сначала даже не собирался, но вот вроде толкнуло что-то. Буквально за несколько минут до взрыва он вышел наружу.

— Зачем вышел? — глуповато переспросил адмирал. — Куда?

— Откуда я знаю, — пожал плечами Аверченко. — Сидел себе, водку в одиночестве глушил, сам с собой беседы вел, а потом взял — и вышел. Прогуляться захотел. Пописать под кустиком.

— Та-ак, — Алексей Анатольевич несколько секунд молчал, о чем-то размышляя. — И, надо полагать, в пределах периметра его уже нет? Сколько прошло, часа три?

— Два пятьдесят один, — словно дожидаясь этого вопроса, отчеканил собеседник. — Думаю, уже нет. Когда-то его слишком хорошо готовили, причем к куда более сложным заданиям. Центр, конечно, неплохо охраняется, но и не настолько, чтобы удержать профессионала его уровня.

— Что-то раньше ты мне об этом не говорил, — хмыкнул адмирал.

— А раньше и подобных ситуаций не возникало, — парировал тот. — Да, бывали самоходы, не спорю, операторы наши — те еще ребятишки, сами знаете. Кого-то ловили на периметре, кто-то уходил… погулять, потом возвращался обратно тем же путем. Мы, соответственно, старательно делали вид, что не в курсе. ЦУОС — все-таки не концлагерь и не зона строгого режима, старались не перегибать. Но разве бывало, когда кто-то из них собирался уйти отсюда не просто так, не на пьяную прогулку, не сбрасывать накопившееся нервное напряжение, а спасая свою жизнь? Не бывало. Потому я и уверен, что его уже давно нет на территории.

— Ну и где он?

— В пять утра с территории ушел фургон продслужбы — думаю, ясно. До города он на нем, конечно, не доехал, сошел где-то по дороге. Я бы в подобной ситуации спрыгнул где-нибудь вот тут, и дальше срезал напрямик через лес, — начальник СБ развернул над своим навигационным браслетом трехмерную карту, указывая место. Для тренированного человека ничего сложного. Так что сейчас он уже наверняка приближается к городу.

— И почему ты так уверен?

Контр-адмирал улыбнулся, увеличивая масштаб карты:

— Леша, а куда ему еще идти? Не в лесничество же и не на побережье. Я бы на его месте сначала пробрался в город, а потом попытался покинуть планету.

— Ну, допустим, — скрипнув креслом, адмирал тяжело поднялся на ноги и подошел к завешенному кремовыми ролетами окну. — Но до ближайшего космопорта, сам знаешь, сколько километров. Почему же не сразу туда? Зачем ему город?

— Скажем так, это мое личное умозаключение. Поскольку я бы сам именно так и поступил.

— Поясни.

— Да просто, первое, что я бы сделал в этом случае — это добрался до выхода в Сеть и постарался выяснить все, что связано с последним заданием. То есть с несостоявшимся реципиентом, понимаешь? Он ведь не дурак, дважды два быстро сложит. И это наш шанс. Единственный — не единственный, но шанс.

— Заблокируем сведения?

— Ни в коем случае! Просто отследим. А вот город и весь пригородный район придется закрыть, но пока негласно, не информируя ни местную администрацию, ни правопорядок, своими силами. Скажем так, на всякий случай. Распорядишься?

Постояв у окна еще несколько секунд, адмирал медленно обернулся:

— Что ж, логично. Хорошо, Сережа, насчет района я сейчас распоряжусь, а ты займись Сетью. Думаю, группу захвата стоит заранее перебросить.

— Уже, — без тени улыбки, сообщил контр-адмирал, — две группы как раз на подлете. Насчет Сети я тоже распорядился, наши ребята отслеживают. Остается только ждать.

— Молодец, — невесело похвалил Алексей Анатольевич. — Тогда работаем. Кстати, а что будет, если вы его упустите? Нет, я понимаю, шансы этого почти нулевые, но все-таки?

— Тогда… — Аверченко замялся. — Что ж, тогда, боюсь, нам всем придется очень и очень плохо…

Его ждали уже на соседней улице — то ли совпало так, то ли все-таки просчитали, куда он станет уходить. Поперек узкого переулка стоял до боли знакомый бронетранспортер с логотипом Центра на борту, а за спиной уже мелькали быстрые тени спецназовцев в облегченных бронекомплектах и шлемах. Вооружена группа захвата была стандартными армейскими безгильзовыми G-57. Что ж, и это понятно. Местные власти к операции подключать не стали, по крайней мере, пока, и информировать о происходящем, видимо, тоже.

Зажали его вполне грамотно: и улочка подходящая, и ребятки тренированные. Дернешься — в лучшем случае огребешь удар парализующего луча, а в худшем (иди знай, какой у них приказ, статью «при оказании вооруженного сопротивления, представлявшего угрозу окружающим» пока еще никто не отменял, а это, как известно, идеальное прикрытие для подобных ситуаций) — и полноценную очередь в спину. «Пятьдесят седьмая» безгильзовка на таком расстоянии его просто напополам перережет. Или обильно пораскинет мозгами по борту бэтээра — в зависимости от того, куда станут стрелять.

Коротко оглянувшись, Виталий замедлил шаг и, бросив смятую ветровку на землю, неспешно поднял руки, привычно заводя их за голову. Его единственное оружие, прихваченный в кафе нож, остался недосягаемо-далеко, в кармане брюк. Похоже, теряет сноровку, все-таки Центр — это не диверсионный спецназ. Хотя он бы ему в любом случае ничем не помог, по крайней мере, сейчас. Ну, что ж, поиграем по их правилам; пока поиграем, а там посмотрим. В конце концов, партия еще далеко не окончена.

С этой мыслью операнг Рогов, повинуясь тычку в спину, уткнулся лбом в нагретый утренним солнцем борт бронетранспортера. Больше оглядываться он не стал, и так понятно, что в его многострадальный затылок сейчас целятся никак не меньше трех стволов. На пару коротких ударов по ногам, разводящих их на ширину, явно превосходящую размах его плеч, он уже почти не обратил внимания: стандартная, так сказать, процедура. Незачем обижаться. После сочтемся.

Операнга — уж не бывшего ли, ага? — быстро и профессионально обыскали, вытащив из кармана нож, и сковали наручниками в положении «руки назад», попутно болезненно зажав кожу на левом запястье. Без особых церемоний впихнули в узкий лаз бортового люка и уложили вниз лицом между рядами десантных сидений.

«А вот это вы уж зря, могу и обидеться, неужели нельзя на сидушку посадить? — зло сверкнуло в голове. — Наверняка ж тоже из космодеса, суки!» Впрочем, обдумать эту мысль Рогов не успел — мягко заурчал мотор, и бронемашина тронулась с места. Куда они едут, операнг не сомневался: ну куда, скажите, его еще могут везти, кроме как в родной ЦУОС? Даже не смешно. Если не пристрелили сразу, прямо на улице, значит, все-таки не получили такого приказа, что существенно увеличивало его шансы на выживание.

Прикинув расстояние и количество погрузившихся вместе с ним охранников — пятеро, не считая водителя, — Виталий расслабился. Как ни глупо это звучало в данной ситуации, и время и некая свобода маневра у него пока еще оставались. Главное, не спешить и не напортачить, а то ведь тот самый почти что хрестоматийный Хромоногий Ганс, язва такая, снова начнет нудить в голове насчет «мог бы и лучше, салага». А марку диверсанта, даже бывшего, надо держать. Хотя, конечно, как он уже сегодня говорил, хрен с ним, с тем Гансом! Его-то, поди, мордой в пол свои же братишки-десантники не швыряли и на верную смерть не везли. Значит, прочь сомнения: свои — не свои. Придет время, и он станет работать; работать именно так, как когда-то учили. Не то чтобы ему так уж не хочется умирать, в конце концов, для человека его профессии это-то как раз дело вполне привычное, но разобраться, что к чему, ведь надо? Надо. Ну и все.

Рогов поудобнее — насколько это оказалось возможным в его нынешнем положении — устроился на подрагивающем от толчков ходовой полу и расслабился. Полчаса отдыха он вполне заслужил — непростое вышло утречко. А уж там, за городом, по дороге в Центр, посмотрим, кого лучше учили и кто лучше эти самые уроки усвоил… Ну, а пока «опер» может хотя бы попытаться связать воедино все, что узнал за последнее время.

Итак, что он имеет на данный момент? Да практически ничего он не имеет! Его матрица не нашла своего реципиента и по всем канонам их службы должна быть признана «невозвращенцем». И его ощущения там, в комнате взорванного особняка, вполне это подтверждают. Крайне неприятная, но достаточно банальная ситуация. Так в чем же дело, к чему это покушение, преследование? Все равно через месяц матрица инактивируется, носитель самоуничтожится и…

Неожиданно Виталий зло сжал зубы: а кто ему, собственно, сказал, что матрица существует максимум месяц?! Инструкторы? Руководитель проекта, которого он и видел-то всего раз в жизни? Начальник СБ? А сам он это проверял? Ведь все может оказаться так просто: нет и никогда не было в природе никакого ограничения существования психоматрицы по времени! Вообще нет и вообще не существовало! А его сознание, разум… душу, в конце концов, НАВСЕГДА пересадили в человека далекого двадцать первого века. Ну а его самого, дабы избежать неких возможных эксцессов, решили уничтожить. И на самом деле Рогов теперь там, в прошлом, решает какие-то очередные проблемы человечества, а вовсе не здесь! Здесь, в своем времени и своем теле, он всего лишь никому более не нужная копия; копия, по чьей-то воле заменившая место оригинала!

Едва ли не впервые в жизни Виталию захотелось разбить голову о едва заметно вибрирующий в такт оборотам двигателя пол. Ну, конечно, ведь все так просто, наверняка очередной идиотский эксперимент отцов-основателей проекта. Например, по абсолютному замещению разумом донора сознания реципиента. И если это удастся, то… Рогов замер. То… ЧТО?

Да, за месяц трудно успеть глобально изменить историю человечества, а за год? За десять лет? За целую жизнь, в конце концов? Так кто же он сейчас? Приговоренный к смерти изгой, лабораторная крыса, которой уже сделали смертельную инъекцию, или тот, кто сумеет помешать, возможно, самому опасному во всей истории эксперименту? Кто?..

Застонав, Виталий приподнял голову, просительным тоном протянув, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Мужики, мы ж все из десантуры, не будьте жлобами, переверните на спину. Мочи нет мордой вниз лежать!

Несколько секунд ничего не происходило, затем две пары рук решительно, но довольно мягко перевернули его лицом вверх.

— Спасибо, мужики, вы уж простите, что побегать вас заставил, — располагающе улыбнулся «опер», быстро и профессионально оглядев возвышающихся над ним конвоиров. Облегченные общеармейские бронекомплекты БК-44, защитные шлемы с поднятыми забралами, штурмовые винтовки, поверх брони — стандартные тактические жилеты с запасными боекомплектами и боевыми ножами в вертикальных ножнах. Неизвестно зачем, но экипировались ребятки штатно, будто собирались уходить в десантный выброс. Что ж, им же хуже. Перехватить и спеленать его могли бы и без всего этого добра, а вот использовать оное в замкнутом пространстве десантного отсека бэтээра — уже куда сложнее. По крайней мере, во время базовой подготовки в лагере космодесанта его ничему подобному не учили, а специальную контрдиверсионную подготовку эти ребятишки вряд ли проходили, не тот уровень. Скорее всего, попали сюда прямо из десанта, наверняка еще и радовались, что удалось попасть на столь теплое местечко, где и делать-то ничего особенно не нужно. Жаль — нет, правда, жаль! — но придется слегка поколебать их уверенность… сами, впрочем, виноваты. Поскольку насильно в Центр никого не тянули. Не хочешь? Подпиши бумагу о неразглашении и иди себе, служи дальше на благо федерального правительства. А начнешь языком трепать — тоже твое право. Найдется, кому длинный язык укоротить.

— Не разговаривать, — коротко бросил ближайший спецназовец, давая понять, что выполнение просьбы ничего в их отношениях не меняет. — Лежи себе, сопи в две дырки. Приедем, там трепись, сколько влезет. Не с нами.

Понимающе кивнув, Рогов поерзал на полу, устраиваясь поудобнее, и замер, расслабленно прикрыв глаза. БТР затрясло чуть сильнее — они выехали из города и теперь неслись по грунтовке, так что время Виталий рассчитал верно. Несмотря на мягкую подвеску и мощные амортизаторы, машину трясло и раскачивало куда больше, нежели на городском асфальте, что должно было помочь «оперу» осуществить задуманное.

Минут десять он просто лежал, сосредотачиваясь. Когда-то давно, еще в учебном центре, снимание зажатых до последнего щелчка наручников было обязательным навыком, стоившим будущим диверсантам многократно вывихнутых и вправленных обратно суставов. Вот только сделать это, маскируя боль в уродуемой кисти расслабленным выражением лица, будет довольно непросто. Впрочем, когда он освободится, этим ребятам станет куда хуже. Вот только пославшее их сюда командование и пальцем не пошевелит ради жизней каких-то шестерых рядовых бойцов! И никто не станет проводить ради них даже самую крохотную хронокоррекцию, откатывая назад события этого утра. Значит, чтобы их жизни не пропали даром, ему предстоит еще многое сделать.

Операнг неожиданно замер. Как же он сразу об этом не подумал! Хронокоррекция! Какой же он беспросветный глупец! Нет, не глупец, а самый настоящий, первостатейный идиот! К чему все это, все его бессмысленные телодвижения, когда преследователям достаточно просто переместить на сутки назад матрицу одного из операторов, пусть даже самого низшего уровня, и повторить покушение, забросив гранату в окно какими-то десятью минутами раньше. И все. Вообще, все. В конце концов, разве не хронокоррекцией они и занимались все годы существования «Хроноса»? Да, Устав запрещает использование темпоральных вмешательств внутри самого проекта, но кого и когда останавливали подобные пустяки?! Тем более, в подобной, явно форс-мажорной, если не сказать хуже, ситуации?

Другое дело, что для практического осуществления этого им понадобится двое, а то и трое суток. Расчет параметров переноса, настройка сложнейшей аппаратуры, подготовка матрицы и самого оператора дело не быстрое. Наверное, потому и решили перехватить его обычным способом, и довольно, к чему душой кривить, успешно. Ну, а он сам? Тоже мне, великий «оператор первого ранга» нашелся! Кретин он недоделанный, а никакой не операнг! Все утро, что та запомнившаяся во время поездки в Припять белка, крутился-кувыркался, а о самом главном, чем все эти годы и занимался, позабыл. Вот же болван, салага…

Рогов замер, боясь спугнуть… нет, даже не мысль как таковую, а именно четкое, как никогда, воспоминание. Белка? Припять? Ну да, именно так, сидящая на запыленном капоте старенького «уазика» серебристая белка. Полуразрушенный, зараженный радиацией город, подвал под зданием заброшенной школы, контейнер с потерянной во времени матрицей — ЕГО матрицей! — уютное придорожное кафе, сидящий за рулем диковинной автомашины, мало что понимающий капитан Никонов, его невероятный рассказ об обнаружении носителя, полстолетия пролежавшего в земле и случайно найденного в конце двадцатого века…

ЧТО ВСЕ ЭТО ЗНАЧИТ?! ОТКУДА ОН ЭТО ЗНАЕТ?! НЕУЖЕЛИ, «ОТКАТ»?

Так, стоп, нужно успокоиться и не спеша подумать. В обычных условиях «возвращение» памяти означает одно из двух — либо матрица штатно выработала свой срок и инактивировалась, либо ее носитель внезапно погиб. Но, опять же, к чему тогда швырять ему в окно гранату? Отправившие его в прошлое специалисты ошиблись? Или ошибся как раз он сам? Или же вовсе произошло нечто третье, пока ему неведомое? Не сходится, все равно ничего не сходится. Слишком сложно. И, кроме того, почему он до сих пор продолжает ощущать, скорее даже воспринимать происходящее в прошлом так, будто оно происходит в реальном времени?!

Не похоже все это на привычный «откат», вот не похоже — и все тут. Совершенно не похоже. Нет, это что-то иное. Новое. Словно разделенные океаном времени — какой там сейчас год, две тысячи десятый? — половинки одного и того же разума внезапно слились в единое целое, с великолепным презрением игнорируя все известные законы существования пространственно-временного континуума. И теперь он не только знает все, что произошло с его реципиентом, неким майором Дмитрием Кольцовым, таким же, кстати, как и он сам, спецназовцем, но и продолжает воспринимать события, продолжает быть им. Впрочем, нет, именно что не им, а САМИМ СОБОЙ. Бред, чистый бред…

Мысленно застонав, Рогов обратился к уже знакомому спецназовцу:

— Мне нужно связаться с контр-адмиралом Аверченко. Насколько я понимаю, вы в любом случае ему напрямую подчиняетесь. Это важно.

— Заткнись, — вполне дружелюбно откликнулся тот, обнажая в улыбке ровные белые зубы. — Сказал же: приедем, там и говори, сколько влезет. И с контр-адмиралами, и с адмиралами. Хоть с самим федеральным президентом. А сейчас заткнись.

— Мужики, — Виталий попытался приподняться, но короткий тычок прикладом отбросил его обратно на пол, — я не знаю, какой у вас приказ, но раз меня не шлепнули при попытке к бегству, значит, все не столь плохо. Я просто прошу вызвать базу и передать вашему начальнику несколько слов. Это так критично? Я ж тоже с космодеса начинал, да и по званию постарше буду. Ну, сделайте, а?

На лице спецназовца с сержантскими знаками различия на плечевом фрагменте бронекомплекта на миг отразилось сомнение, затем он нехотя кивнул:

— Если обещаешь не рыпаться, дам вызов.

— Обещаю. А чтоб ты не сомневался, — Виталий с трудом скрыл за ухмылкой пронизавшую все его естество короткую боль. — А чтоб ты не сомневался, смотри, — и он медленно, чтобы ненароком не спровоцировать сержанта, вытащил из-под спины руку с исцарапанным кольцом наручников запястьем и неестественно вывернутыми суставами кисти. Свободную от браслетов руку, разумеется.

— Я мог бы это и раньше сделать, но не стал. Угадай с трех раз, почему?

Лицо спецназовца на миг вытянулось, но уже в следующую секунду под подбородок Рогова ткнулся тупорылый ствол штурмовой винтовки. Операнг медленно отвел в сторону высвобожденную руку:

— Успокойся. И убери винтарь, дышать трудно. Я не собираюсь на вас нападать и пытаться сбежать. Дай мне три минуты разговора с Аверченко — и все. Буду лежать трупом всю дорогу, обещаю.

Сержант хмыкнул и, подав знак кому-то из бойцов, вытащил из кармашка разгрузки рацию:

— Перевернись, чтоб ребята наручники защелкнули, без этого вызывать Центр не буду. И давай дальше без подобных… демонстраций, ладно?

— Договорились, — криво усмехнулся операнг, переворачиваясь на бок и позволяя спецназовцам по-новому зажать на запястьях наручники. Класть его обратно на спину не стали — прислонили к сиденьям, чтобы скованные руки оставались на виду. Сидеть в проходе было не слишком удобно, да и вывихнутые суставы ныли, но тут уж сам виноват. И на хрена решил пофасонить перед пацанами?

— Держи, — сержант протянул рацию, но, наткнувшись на язвительный взгляд, смутился и прижал пластиковую коробку к его уху, удерживая ее во время всего разговора.

С контр-адмиралом Сергеем Николаевичем Аверченко «опер» разговаривал всего один раз, да и то мимоходом, но отчего-то хорошо запомнил этого немолодого подтянутого офицера с пронзительным взглядом серо-стальных глаз. Наверное, из-за нашивки за боевое ранение да серебристого ветеранского значка на лацкане форменного кителя: свою службу нынешний глава СБ начинал в боевой авиации Флота, что, по мнению операнга, уже давало ему определенную фору против сугубо штабных коллег.

— Слушаю? — отрывисто повторила трубка, и Рогов, сморгнув, ответил:

— Господин контр-адмирал, я не знаю, какой приказ относительно меня вы отдали своим подчиненным, но нам необходимо поговорить.

— Кто говорит? — отрывисто спросил собеседник, не то играя, не то и вправду не зная, с кем его соединили, — операнг не слышал, о чем сержант говорил с начальником службы безопасности и как мотивировал необходимость разговора.

— Оператор первого ранга Рогов, тот самый, за кем вы все утро гонялись, — не отказал себе в маленькой мести Виталий.

— И… что? — помолчав с пару секунд, осведомился контр-адмирал.

— Мне кажется, вы ошиблись. Я полностью ощущаю все изменения, происходящие в прошлом с моей копией. Сейчас происходящие, понимаете? Это не обычный «откат», в этом я уверен, это что-то абсолютно новое; такое, чего раньше никогда не было. Что — не знаю, но хотел бы узнать. Как, надеюсь, и вы. Это все, господин контр-адмирал.

Теперь рация молчала куда дольше, секунд с пять, затем потерявший былую твердость голос переспросил:

— Вы хотите сказать, что в состоянии отслеживать происходящее с вашей психоматрицей? Там, в прошлом?

— Думаю, да. Не могу дать гарантии, но мне так кажется. Возможно, даже не только отслеживать, но и, гм, контролировать или управлять ей. Причем, похоже, в неком реальном времени. Я с ней словно один разум, понимаете?

— Хорошо, — на этот раз никаких пауз не было. — Передайте рацию сержанту. И постарайтесь не наделать по дороге глупостей.

— Постараюсь, — усмехнулся Рогов, откидываясь назад и прикрывая глаза.

— Я вот только одного не понимаю, — Аверченко остановился напротив сидящего операнга, руки которого по-прежнему были скованы за спиной, точнее, за спинкой стула. — К чему был тот фокус со снятыми наручниками? Покрасоваться перед ребятами захотелось, показать, кто круче?

— Да нет, конечно, — Виталий быстро облизнул пересохшие губы — пить хотелось неимоверно, — просто не был уверен относительно вашего приказа. То, что меня прямо в городе в расход пускать не станут, и так было понятно, а вот где-нибудь по дороге? Не хотелось лишних жертв.

— Даже так? — удивленно приподнял бровь контр-адмирал.

— Да, — равнодушно — былой пыл схлынул, едва только его привели в кабинет начальника службы безопасности, — буркнул операнг. — Ребятки у вас, конечно, спецы, но и такой подготовки, как я, не проходили. Думаю, справился бы.

— Что, со всеми шестерыми? — с искренним интересом переспросил тот.

— Пять. Реально их было только пятеро, — вяло поправил Рогов. — Водитель не в счет, на скорости да на грунтовой дороге он бы штурвал в любом случае не выпустил. Я бы справился.

Контр-адмирал несколько секунд глядел на него, будто ожидая продолжения, затем хмыкнул, подошел к столу и налил в стакан воды из высокого графина:

— Ладно, операнг, дай мне слово офицера, что не начнешь делать все те штучки, которым тебя учили в спецназе, и я сниму железяки. Честно говоря, пока ты в браслетах, это не разговор.

— Даю, — пожал плечами Рогов. — Кажется, я сам к вам пришел… ну, или почти сам. Подумайте, зачем мне себе вредить? Из комнаты меня при любом раскладе не выпустят, даже если я вас в заложники возьму. Наверняка вы именно такой приказ и отдали.

Аверченко снова хмыкнул и, поставив стакан на стол, инактивировал замок наручников. Надоевшие браслеты негромко лязгнули, размыкаясь, и Рогов с наслаждением вытянул руки, растирая саднящие запястья:

— Спасибо.

— Не за что, — буркнул тот, протягивая стакан. — Пей. И давай уже начнем говорить по существу. Ты достаточно хорошо знаешь всю эту кухню, чтобы не понимать, что между нами нет и не может быть ничего личного. Там, в твоей прошлой диверсионной жизни, тебя и твоих товарищей тоже не раз бросали в самое пекло, заранее зная, что назад вы уже не вернетесь. Но иногда вы возвращались, причем живыми… продолжать?

— Зачем? — Виталий осторожно, руки все еще предательски дрожали, что не укрылось от взгляда контр-адмирала, поставил опустевший стакан на край стола. — Вы правы, и мы оба это знаем. Слушайте. Когда меня везли в бронетранспортере, я пытался разобраться в происходящем и неожиданно вспомнил…

— Не то, Виталий, увы, не то. Все, о чем ты рассказал, вовсе не подтверждает некоего, ну, пусть будет «нестандартного функционирования» матрицы. Поскольку все вполне укладывается в обычный «откат» — так, кажется, вы называете инактивацию психокопии? Да, теперь глупо скрывать, настройки твоей матрицы были иными, нежели обычно, возможно, в этом и причина? Необычная психоматрица, необычный эффект при ее инактивации, понимаешь?

— Понимаю, — Рогов кивнул и задал вполне вроде бы наивный вопрос: — а в чем необычность моей матрицы-то?

Контр-адмирал не ответил, продолжая мерить шагами кабинет.

— В чем? — он пожал плечами и неожиданно решился. — Хотя бы в неограниченном сроке ее существования. Или в способности носителя без малого полстолетия пролежать в земле и еще двадцать лет — в зараженном радиацией городе, и при этом остаться полностью функциональным, хоть и с разрядившимся блоком питания. Ну и плюс — в присутствии в настройках некой скрытой программы, конечно, о которой я тебе пока рассказывать не стану. В принципе даже не программы, а информационного пакета. Подходит?

— Вполне. Я примерно так и представлял. Хорошо. А если я скажу, что в состоянии напрямую с ней контактировать? Ну, то есть с самим собой из прошлого? Заброшенный город, где мы нашли контейнер с оболочкой-носителем, я вам уже описывал. Могу подробно описать дорогу, по которой вот прямо сейчас едет моя копия. Вроде как в реальном времени, помните, я говорил?

Аверченко вздохнул, останавливаясь напротив операнга:

— Виталий, ни самого этого города, ни древней атомной станции не существует уже больше двух веков, на их месте сейчас девственные леса приднепровского заповедника. Да и карта дорог тоже, мягко говоря, изменилась, так что проверить натурно ничего, сам понимаешь, нельзя. Кроме того, все это может оказаться просто твоими вторыми воспоминаниями, наведенными нештатной инактивацией матрицы. Вдруг твой реципиент внезапно погиб? И весь неограниченный срок ее действия тогда не имеет никакого значения. Дело в том, что мы пока не знаем, есть ли вообще эффект от внедрения матрицы — ты же помнишь, что изменения настоящего в результате коррекции прошлого происходят не мгновенно, а нарастают постепенно, волнообразно, причем срок этих изменений ничем не лимитирован?

— Согласен, — хмуро буркнул Рогов, за полчаса разговора все более убеждающийся в несостоятельности своей версии. Зато и убивать его передумали, уже хорошо. С другой стороны, так ли уж и несостоятельности?! Ведь он по-прежнему чувствует… Операнг неожиданно понял, что так и не сумел подобрать подходящий термин для описания своих ощущений. «Контролирует»? «Отслеживает»? Нет, пожалуй, не то. Скорее, просто знает, что происходит с его двойником в любой момент времени, причем оное время каким-то невероятным образом уравновешивается здесь и там.

Вот, например, сейчас он знает, что автомашина, управляемая капитаном Никоновым, несется по покрытой архаичным асфальтом дороге, а он сидит рядом с водителем, угрюмо глядя вперед сквозь запыленное лобовое стекло. В его руке тлеющая сигарета, и хотя сам он — в отличие от своего реципиента — уже давно не курит, эффект от поступающего в организм никотина воспринимается мозгом так, словно это именно он, операнг Виталий Рогов, только что сделал очередную затяжку. Причем воспринимается настолько реально, что немного кружится голова и во рту появляется полузабытый неприятный привкус…

Пожалуй, попроси операнга об этом контр-адмирал, он даже смог бы в мельчайших подробностях описать салон этого примитивного транспортного средства, по крайней мере, ту его часть, что в данный момент находится непосредственно перед глазами. Нет, Виталий не «видел» происходящего в прямом смысле этого слова: мозг реципиента передавал ему только мыслеобразы, интерпретируемые в понятные и привычные картинки уже его собственным разумом. И это было более-менее объяснимым. А вот сигарета явно выбивалась из ряда вон. С одной стороны, Рогов прекрасно понимал, что он не курит и никоим образом не зависит от никотина, с другой, его мозг имел на этот счет несколько иное мнение. Интересно, если Никонов сейчас резко затормозит, и тело реципиента там бросит вперед — здесь он это тоже ощутит? Или все же есть некоторый предел? В том смысле, что он может ощущать лишь то, с чем некогда соприкоснулся в реальной жизни? Ведь когда-то Рогов курил, значит, его разум помнит ощущение от поступающего в кровь никотина? Так, стоп, ведь это вовсе не сложно проверить… ха, так вот же и ответ! Он все-таки может подтвердить свои слова; подтвердить так, что никто не усомнится!

— Сергей Николаевич, я, кажется, сумею доказать свою правоту. Среди ваших специалистов наверняка есть нейрофизиолог с соответствующей аппаратурой? Нужно, чтобы он снял мою энцефалограмму, или как там у них это называется. Желательно, не затягивая, ведь я не знаю, что собирается делать моя копия дальше.

— Что? — контр-адмирал с интересом взглянул на спецназовца. — Ты о чем, Рогов?

— Болевой импульс, который получит мой двойник в прошлом, как я понимаю, будет воспринят моим собственным разумом так, словно это произошло здесь и со мной. Не поняли? Короче, там есть такая штучка, прикуриватель называется, я… ну, то есть он, только что зажег от него сигарету. Это такой металлический цилиндрик с раскаленной спиралькой внутри. Я прикажу — или попрошу, пока еще не знаю, как это будет, — приложить его к руке, прямо к голой коже. Боль от ожога, если я все правильно понимаю, окажется одинаковой для нас обоих, и аппаратура это зафиксирует. Думаю, подделать подобное невозможно физически. Попробуйте, вы в любом случае ничего не теряете.

Аверченко несколько секунд выжидательно смотрел на операнга, затем протянул руку, коснувшись клавиши настольного коммуникатора:

— Научный отдел, срочно. С Вернером соедините. Да, я. Густав, послушай…

Стоящий напротив «опера» человек натянуто улыбнулся:

— Ну, что ж, если вы, м-м-м, не передумали, давайте начнем.

Рогов, сидящий все на том же стуле, лишь пожал плечами. Никаких особых изменений в кабинете за последние полчаса не произошло, разве что его голову теперь едва заметно сжимал обруч с несколькими мнемодатчиками — на висках, лбу и затылке. Еще несколько датчиков прикреплялись к запястьям и груди. Виталий понятия не имел, какие именно параметры они собираются фиксировать, да его это как-то и не особо интересовало.

— Итак, вы считаете, что сумеете войти в, м-м-м, непосредственный контакт со своей отправленной в прошлое психокопией? Что ж, у меня все готово, можете, м-м-м, начинать. Я в курсе, как вас некогда учили сдерживать боль, но сейчас постарайтесь сделать все с точностью до наоборот. Расслабьтесь и, — научник на миг замялся, все-таки отведя в сторону искренне-заинтересованный взгляд, — не сдерживайтесь. Это лишь упростит нашу, м-м-м, процедуру.

Операнг, которого за последние несколько минут уже успело жутко достать бесконечное мычание, снова пожал плечами и прикрыл глаза. Не то чтобы это помогало ему сосредоточиться, скорее, просто давало возможность не видеть этого одновременно и скептического, и глубоко заинтересованного лица.

Самым идиотским было то, что Виталий до сих пор и понятия не имел, сумеет ли он и на самом деле вызвать свою копию, добившись сколько-нибудь определенного контакта или ответа. Глубоко вздохнув, Рогов замер, глядя в принадлежащий далекому прошлому мир глазами двойника. Томительно протянулась минута, вторая… сотрудник научного отдела переглянулся было с контр-адмиралом, и в этот момент операнг вздрогнул и отчетливо застонал от боли. Левая рука его инстинктивно дернулась. Научник скосил глаза на развернутый над столом портативный голоэкран, сморгнул внезапно расширившимися глазами и многозначительно поджал губы.

Наблюдавший за ним контр-адмирал тоже взглянул на экран и непонимающе пожал плечами. Операнг же, медленно стравив воздух сквозь плотно сжатые зубы, раскрыл глаза, взглянув на сотрудника научного отдела:

— Получилось? Вы что-то заметили?

Ученый, отчего-то покраснев, быстро закивал головой:

— Да-да, конечно. Все верно, все, м-м-м, именно так, как вы и говорили! Весьма выраженный всплеск активности, полностью соответствующий ожидаемому болевому воздействию. Да, собственно, вот, — он неожиданно схватил своими узкими неприятно-прохладными пальцами предплечье Виталия, переворачивая его тыльной стороной вверх. На коже, сантиметрах в десяти от запястья, наливалось ярко-малиновым цветом пятно свежего ожога: — Это так называемый стигмат, весьма известный в психиатрии симптом. Означает некое вымышленное, психогенное повреждение, своего рода фантом. Человек настолько верит в происходящее…

— Короче, — резко оборвал его Аверченко. — Вы зафиксировали болевой импульс? Он прав или нет?

— Однозначно, да, — обиженно буркнул ученый, собирая свою аппаратуру. — Судить, прав ли он, я не могу, поскольку меня, м-м-м, мягко говоря, не посвящали во все детали, но больно ему было, причем очень больно. Термическое повреждение кожи реципиента вызвало стопроцентно адекватную реакцию со стороны как периферической, так и центральной нервной системы донора. То есть мозга, проще говоря. Мое мнение — он прав. Как бы безумно это, м-м-м, ни звучало.

— Хорошо, идите, Ионеску. Вашему шефу я сам сообщу, а вы, пожалуйста, держите пока язык за зубами, хорошо? Ступайте, мне еще нужно кое о чем переговорить с нашим… испытуемым.

— Ожог лучше всего обработать прямо сейчас, — неожиданно сообщил тот. — Хоть он и психогенен, но разум искренне верит в него, а тело отзывается, поэтому для организма ожог абсолютно реален. Тело не приучено сомневаться в решениях мозга. — Ученый укоризненно взглянул на застывшего Аверченко и решительно вышел из кабинета.

Дверь за ним плавно закрылась, и на настенной панели зажегся огонек восстановленного защитного контура. Контр-адмирал грузно опустился в кресло.

— Больно, Виталий? — помолчав секунду, он неожиданно добавил то, что операнг не слишком-то и ожидал от него услышать: — Значит, правда все-таки, не ошибся ты? Ох, что ж теперь будет-то?! Ладно, слушай. Я, конечно, сейчас превышаю свои полномочия и вообще совершаю должностное преступление, но и втемную больше играть не хочу. Доигрались уже дальше некуда, хронокорректоры, блин! С другой стороны, как только сработает записанная в психоматрице программа, твоя копия, а значит, и ты сам, все равно об этом узнает. Слушай, короче… — Аверченко коснулся пальцем сенсорной панели коммуникатора, и над дверью зажегся рубиновый индикатор высшего уровня защиты от прослушивания.

 

ГЛАВА 7

Украина, Киевская область, 2010 год

Никонов сдавленно вскрикнул и в нарушение всех существующих и несуществующих правил дорожного движения опасно подрезал какую-то фуру и рывком перестроился в крайний правый ряд, съезжая на обочину. «Дэу» пискнула тормозами и замерла. Запыленная фура возмущенно гуднула в адрес водителя-самоубийцы, но останавливаться не стала, промчавшись мимо.

Вадим же этого словно и не заметил, широко раскрытыми глазами продолжая смотреть на откинувшегося на спинку кресла майора, медленно отнимающего от обожженного предплечья раскаленный прикуриватель. В салоне неприятно запахло горелой плотью, и капитан нащупал рукоятку, торопливо опуская вниз стекло водительской двери.

— Значит, поживем еще, — непонятно сообщил майор, с гримасой боли возвращая прикуриватель в гнездо. На тыльной стороне предплечья левой руки наливался малиновым цветом свежий ожог, в точности повторявший рисунок раскаленной спиральки. — А то я уж думал все, допрыгался операнг. Белка из Припяти, значит? Десантная граната в окошко? Нормальный у меня в этот раз откат получается. Нет, ну, ни хрена ж себе, история, а?!

Майор медленно повернул голову к товарищу и через силу улыбнулся:

— Успокойся, Вадюха, вот теперь-то все как раз и нормально! Не так чтобы совсем, но в целом нормально. Не скажу, что последние пару минут оказались самыми приятными в моей жизни, но зато теперь я кое-что знаю.

— Что знаешь? — сглотнув, сдавленно переспросил еще не отошедший от увиденного Никонов. Сначала майор вдруг замер, несколько минут, будто к чему-то прислушиваясь (посматривавший за ним краем глаза Вадим даже не стал сбрасывать скорость, посчитав это очередной непонятной странностью новоявленного «операнга Рогова»), затем вдруг утопил в гнезде прикуриватель и, дождавшись, пока тот нагреется, решительно приложил его к собственной руке. Вот тут-то Вадима так проняло, что они едва под фуру не влетели!

— Что не умру в ближайшие тридцать суток, — не менее понятно пояснил товарищ. — Тут мне весточку из будущего прислали. Не особенно, правда, радостную, но и не шибко плохую. Говорю ж, поживем еще. Если ты нас, конечно, по дороге не расшибешь. Короче, вот что, Вадик, ты, давай, езжай потихоньку, а мне тут еще немного того, помедитировать нужно. Да не напрягайся ты, — майор с усмешкой хлопнул товарища по плечу, — я пока с ума не сошел, скорее, наоборот, в себя пришел. Причем во всех смыслах. Потерпи немного, скоро все расскажу. Давай, поехали…

Тренировочная база ЦУОС, Земля, 2210 год

— Не удивляйся, Виталий, но начну я с небольшого экскурса в достаточно далекое прошлое. Впрочем, кому-кому, а тебе к разговорам о прошлом-то как раз и не привыкать. Так вот, лет двести с небольшим назад в мировой фантастической литературе появилось новое веяние, быстро ставшее популярным, так называемая альтернативная история. Чаще всего речь в подобных опусах шла о неких «попаданцах» из будущего в прошлое, которые при помощи своих знаний пытались в той или иной мере изменить естественное развитие истории.

Виталий фыркнул, вызвав у Аверченко понимающую улыбку:

— Согласен, здорово напоминает все то, чем мы и занимаемся. Вот только с одним существенным «но»: мы производим локальную, или, если угодно, минимально допустимую, хронокоррекцию, ни в коем случае не изменяя истории человечества в целом. Ты наверняка помнишь, что изменения реальности в результате нашего воздействия не только развиваются постепенно, но и прогрессируют по принципу катящегося с горы снежного кома, потому мы и не решались трогать ни одной из основополагающих вероятностных линий прошлого. Изменить судьбу одного не слишком важного в историческом плане индивидуума — одно, а направить целую ветвь истории по другому руслу — совершенно иное. Кроме того, «Хронос» ни разу не вторгался в прошлое, отстоящее от нас более чем на триста — триста пятьдесят лет. Не знаю, в курсе ли ты, но считается, что это и есть некий предел, заступать за который чревато во всех отношениях. По крайней мере, так считают наши ученые, полагая, что любое изменение, произведенное за этой границей, изначально окажется неконтролируемым и приведет к непредсказуемым результатам в нашем настоящем.

— Да, в общем-то, в курсе, — пожал плечами Рогов, — мне нечто подобное еще на вводных лекциях говорили. Только не совсем понятно, при чем тут древние фантасты? Я как-то не особенно силен в этой теме. Историю — да, изучал, а вот фантастику, или, как там вы ее назвали, — «альтернативную историю» — ни разу не читал. И не хотелось, и не до того было, — он взглянул на затянутый пленкой лечебного геля ожог и опустил руку.

— А при том, что кое-кому, похоже, не давали покоя лавры героев древних книг, одним своим появлением в прошлом способных направить локомотив истории по иному пути, — мрачно буркнул контр-адмирал, вытягивая из пачки сигарету. — И этот «кое-кто» в конце концов решил-таки поиграть со временем. Теперь мы не знаем, какой срок нам отпущен до того, как волна темпоральных изменений накроет всех с головой.

Несколько секунд Сергей Николаевич молчал, прикуривая, затем продолжил:

— Понимаю, что все это звучит, будто дурной приключенческий роман про гения-злодея, обуянного идеей отомстить всем и вся, но тем не менее. В числе ведущих специалистов проекта нашелся человек, решивший изменить нашу историю. К сожалению, он относился к тем, кто как раз и занимался расчетами предстоящих изменений реальности и имел неограниченный доступ к компьютерному мозгу Центра. Контроль же над ним службы безопасности был весьма символичным — как ни странно это выглядит, нас практически не подпускали к специалистам подобного уровня. В результате ему удалось отправить собственную психокопию в начало двадцать первого века, — контр-адмирал замолчал, нервно затягиваясь тонкой коричневой сигаретой. Рогов терпеливо ожидал продолжения рассказа, от нечего делать наблюдая за кольцами медленно поднимающегося к потолку дыма — система вентилирования в кабинете была отключена, чтобы не мешать работе защитного контура.

— После этого он покончил с собой, предварительно уничтожив все материалы по рассчитанному прыжку в прошлое и серьезно повредив передающую аппаратуру. Но он, видимо, не подозревал, что непосредственно перед отправкой матрицы производится автоматическое копирование последних оперативных данных — именно так мы и сумели узнать, куда он отправился и для кого предназначена психоматрица. Правда, эти данные неполные, так что пока мы многого еще не знаем… пожалуй, правильнее будет даже сказать «очень многого еще не знаем».

— Надо полагать, его копия тоже не ограничена сроком действия? — задумчиво пробормотал операнг, даже не обратив внимания, что перебил старшего по званию.

— Естественно, — пожал плечами Аверченко, и Рогов неожиданно понял, что впервые с начала их разговора, контр-адмирал заговорил с ним как с равным. — И даже более того: он использовал экспериментальный носитель, вы о подобных еще не слышали, позволяющий подгружать матрицу практически любому реципиенту, вне зависимости от уровня ЛПА донора и психологической сопротивляемости реципиента. Кроме того, новый тип носителя переносит в прошлое не только психокопию личности, но еще и несколько сотен терабайт полезной информации, чем наш путешественник, естественно, тоже не преминул воспользоваться.

Взглянув на удивленно вытянувшееся лицо операнга, глава службы безопасности грустно кивнул головой:

— Удивлен? Охотно верю. Никто из операторов пока об этом не знает, но вашей табели о рангах скоро должен был прийти конец, поскольку уже не имело бы значения, сколь хорошо вы умеете подавлять чужой разум. Впрочем, — он яростно растер в пепельнице окурок, — теперь все это уже в прошлом. Проект в любом случае вскоре закроют… если, конечно, вообще будет кому его закрывать.

— В смысле? — не акцентируя внимания на том, что именно для него неясно, переспросил Виталий, инстинктивно подавшись вперед. Аверченко его прекрасно понял:

— В смысле, что наш злой гений решил ни много ни мало уничтожить «Хронос» задолго до его создания. Просто стереть эту страницу из реальности человеческой истории, — видя, что «опер» собирается что-то спросить, контр-адмирал остановил его взмахом руки. — Погоди, дай договорить! И, кстати, не спрашивай, чем ему так насолил наш проект — расследование продолжается, мы пытаемся распутать все его связи не только за время работы в ЦУОСе, но и перед тем, как он к нам пришел, — пока, увы, не слишком результативно. Но настоящая проблема даже не в этом, а в том, что он не сумел просчитать всех побочных эффектов своего хроновоздействия. Ты ведь помнишь, как вообще открыли возможность темпоральных перемещений?

— Ну, — замялся Виталий. — После открытия гиперпрыжка, да? Вроде был там какой-то незначительный хроносдвиг при всплытии корабля из финишной воронки искривленного пространства. Его начали изучать, сначала без особых результатов, но через какое-то время…

— Вот именно! — Аверченко, похоже, даже не замечая этого, прикурил новую сигарету. — Молодец. Так вот, этот… герой не нашего времени попросту упустил сей факт из виду! Не связал прыжок через подпространство и возможность темпоральных перемещений, открытых как его побочный эффект. Понимаешь теперь, к чему я все это говорю?

— Пожалуй… Вы имеете в виду, что, уничтожив линию реальности, в которой были разработаны темпоральные перемещения и создан «Хронос», он неизбежно затронет саму возможность гиперпрыжка?

— Да. Теперь ясно, почему мы готовы идти на любые жертвы? И с чьей подачи была брошена в твое окно граната, будь она трижды неладна? Все это уже дело прошлое, конечно, но тем не менее хотелось бы, чтоб ты понял. Понял и не видел во мне врага. Честно говоря, мы даже представить себе не могли возможности того, о чем ты только что рассказал…

— Да понял я, понял, — буркнул Рогов, низко опуская голову. — Я, в общем-то, с первого дня службы здесь как-то и не думал, что в сказку попал. Однако, ничего ж себе перспектива! Если не будет открыт способ путешествия через искривленное пространство, — он замолчал.

— То судьба человечества окажется под большим вопросом, — в тон ему продолжил собеседник. — Перенаселение, исчерпанные природные ресурсы, за владение остатками которых неизбежно начнутся кровопролитные войны, остановка научного прогресса. Да к чему далеко ходить, та же противораковая сыворотка была разработана на основе сырья, доставленного из третьей удачной экспедиции за первый круг дальности! И если ему удастся добиться своего, шансы человечества на дальнейшее существование существенно снизятся. Конечно, все это лишь наши домыслы и мрачные прогнозы, но…

— Типа доигрались? — не удержавшись, съязвил операнг, тут же, впрочем, пожалев о сказанном. Однако контр-адмирал лишь хмуро кивнул в ответ:

— Вот именно, что доигрались. Наверное, проект нужно было свернуть куда раньше, но кто ж знал? Нам казалось, что мы можем контролировать Время, пусть даже и только на относительно небольшом его участке, а получилось…

— Ладно, тогда еще вопрос: а что, собственно, должна была сделать моя копия там, в прошлом? Нет, что помешать вашему злому гению — это понятно, но каким именно образом? И к чему были все эти ухищрения — отправленная чуть не за полвека до своего обнаружения капсула, случайно обнаружившие ее археологи, тайник в заброшенном городе? Не понимаю. Вот все остальное теперь более-менее ясно, а это — нет. Бред какой-то, идиотизм. Слишком уж сложно. Неужели нельзя было просто отправить на сутки-другие назад психоматрицу одного из операторов, подселить в любого сотрудника Центра и остановить его?

— А я думал, ты об этом раньше спросишь, — невесело усмехнулся Аверченко, взглянув на зажегшийся на коммуникаторе огонек. Поколебавшись секунду, он сбросил вызов, пояснив: — Начальство звонит. Подождет, не до него сейчас. Так вот, позволь начать со второго вопроса. Понимаешь, после бегства нашего гения в прошлое все пространственно-временные каналы между началом двадцать первого века и нашим настоящим оказались заблокированы. ВООБЩЕ ВСЕ. Наши научники с ума сходят, но понять, каким образом ему это удалось, все равно не могут! Впрочем, далеко не факт, что это заслуга нашего беглеца, а не начавшиеся изменения реальности — ведь мы понятия не имеем, что он уже успел изменить в прошлом. Да, кстати, имей в виду, он там уже больше трех месяцев по местному времени, так что вполне мог чего-нибудь наворотить. Просто прими к сведению… Так вот, Рогов, получилось, что мы просто физически не могли отправить тебя непосредственно в нужное время. Пришлось искать обходной путь — кстати, можешь себе представить, чего стоило его найти, да еще и за столь короткий срок! А «откатить» события здесь, в ЦУОСе, как ты только что предлагал, нам было не под силу, почему — я уже объяснил.

Вот этим-то путем, точнее, единственно возможной расчетной точкой пересечения, и стал город Припять две тысячи десятого года, куда носитель попал после обнаружения его поисковиками в 1988 году. Пролежав перед этим сорок семь лет в земле на местах боев сорок первого года. Такой вот трехэтапный заброс получился… Сложно, и весьма, но, согласись, ведь вышло? А иначе никак — это был единственный способ отправить твою копию в нужное время и место. Единственный, понимаешь? Ну, а твои тренировки в виртуале? Не мне тебе рассказывать, что такое операция прикрытия. Кстати, никто из ребят отдела сопровождения тоже не был посвящен в подробности этой, надо полагать, последней нашей акции. Как, собственно, и ты. Ты должен был отправиться в прошлое, не зная и даже не догадываясь об истинном положении вещей, по мнению научников это помешало бы нормальному копированию и последующему функционированию твоей психоматрицы. Затем сработала бы записанная в ней программа, и ты получил инфопакет со всей необходимой информацией и разъяснениями.

Сергей Николаевич замолчал, переводя дыхание. Операнг ожидал, что он снова закурит, но вытянутая сигарета скрылась в пачке.

— Вот мы и подошли к самому главному. Для чего тебя с такими сложностями отправили в прошлое, ты, думаю, понял. А вот что тебе конкретно надлежит в этом самом прошлом сделать? Слушай…

— Погодите, Сергей Николаевич, еще вопрос! — неожиданно прервал начальника операнг. — Мне только сейчас в голову пришло: вы говорили, что пока еще не получили всех данных, касающихся беглеца. Ну, типа, расследование продолжается, вы прокачиваете его связи, и все тому подобное. Получается, и моя копия, не войди я с ней сегодня в контакт, знала бы о нем лишь то, что удалось выяснить на момент ее отправки в прошлое? А теперь, когда я нахожусь с ней в постоянном контакте, когда мы — одно целое… поняли, о чем речь?

Контр-адмирал несколько секунд молча смотрел в глаза Рогову, вдумываясь в его слова, затем понял и резко вскочил на ноги, едва не опрокинув при этом отлетевшее к самой стене кресло:

— Ну, Рогов, ну ты даешь! Что ж раньше-то молчал? А я-то, старый дурак, о подобном даже не подумал! Да ведь это значит, что мы теперь — в отличие от него — можем корректировать твои действия там по мере получения новых сведений здесь! Ну, спасибо, Виталий, ну ты и молодец!

Слушай, ты посиди пока, операнг, отдохни, а я с нашими спецами переговорю. Раз уж так все повернулось, времени нам сейчас терять никак нельзя. Смешно, конечно, звучит «терять время» в нашей ситуации, верно? — не дожидаясь ответа (да, впрочем, Рогов и не собирался ничего отвечать), Аверченко активировал настольный комм, вызывая научный отдел.

— А как же мое задание? Сами же сказали, что времени терять нельзя?

— Что? А, ну да, — на миг отвлекся от разговора контр-адмирал. — Для досрочной активации инфопакета просто проговори мысленно «доступ-аш-семь-семь-семь». Будет похоже на обычную передачу данных при мнемоконтакте — еще не забыл, как это? Тебя ж лет пять как дечипировали, после перевода в ЦУОС, верно? — операнг кивнул. — Так что, смотри, чтобы по мозгам с отвычки не шарахнуло, при штатной активации оно куда мягче срабатывает. Надеюсь, твоя копия там не за штурвалом автомашины сидит? Хотя вы ребята тренированные. Короче, разберешься, не маленький.

Рогов кивнул и расслабился — ровно настолько, насколько это позволяло сделать не слишком удобное кресло, пересесть из которого ему так никто и не предложил. Мысленно проговорив формулу загрузки данных, он привычно прикрыл глаза.

Несколько секунд ничего не происходило, затем под черепной коробкой будто завибрировала перетянутая гитарная струна: началась активация инфопакета. Это и на самом деле напоминало загрузку информации при помощи принятого в десанте мнемоконтакта, введенного задолго до поступления Рогова на федеральную службу. Того самого, при котором каждому будущему десантнику имплантировался нейросенсорный приемопередатчик, позволяющий не только мгновенно получать необходимую тактическую информацию и осуществлять оперативную связь между отдельными бойцами и командованием, но и входить в виртуальный контакт с локальными компьютерными сетями. В общем, хорошая вещь, нужная, вот только боевым операторам «Хроноса» подобный высокотехнологичный изыск не полагался, так как мешал нормальной записи психоматрицы. Поэтому при поступлении на службу новых адептов ЦУОСа в обязательном порядке «дечипировали», удаляя вживленный в мозговую ткань крохотный микрочип.

На этом короткая вспышка воспоминаний завершилась, уступая очередь загрузке скрытых в глубинах психоматрицы сведений. Это не напоминало ни обычный гипноз, ни какой-либо иной способ невербальной передачи: забыть записанное непосредственно в кору головного мозга ему, боевому оператору первого ранга Виталию Рогову — равно как и его реципиенту, бывшему майору ФСБ Дмитрию Кольцову, — теперь не удалось бы уже никогда. Разве что после сеанса психокоррекции, на которую, как известно, решался далеко не каждый демобилизующийся хроноспецназовец…

Судорожно вздохнув, операнг окунулся в более не сдерживаемый никакими нейроблокировками поток информации.

Киев, Национальная академия наук Украины, весна 2010 года

Старший научный сотрудник НАН Владислав Вощеникин с самого утра пребывал в исключительно хорошем расположении духа. Еще бы, ведь сегодня, наконец, свершится то, к чему он шел долгих семь лет — он вылетает в Швейцарию. И не просто в Швейцарию, а в знаменитый ЦЕРН, который, как известно, является ныне мировым форпостом науки! Его кандидатура одобрена, все уже решено. Да что там решено: билеты на рейс Киев — Женева уже в кармане, рядом с недавно оформленным загранпаспортом, все дела завершены и сданы заместителям, осталось лишь принять в последний раз почту — и вперед, к новым вершинам ядерной и квантовой физики. Конечно, «электронку» можно было проверить и из дома или в дороге с ноутбука, но… отчего-то захотелось зайти в ставший таким привычным за двенадцать лет кабинет, включить компьютер, выпить, в конце концов, чашку донельзя надоевшего растворимого кофе.

Владислав открыл своим ключом — кстати, не позабыть сдать дежурному на выходе! — дверь и замер. Оставленные вчера на поверхности стола не особенно важные документы были разбросаны, словно по кабинету прошелся небольшой смерч; сдвинутый со своего места монитор балансировал на самом краю, рискуя спикировать на пол, а посреди полированной столешницы застыло нечто. Нечто имело форму диска сантиметров пятнадцати диаметром и тускло отблескивало полированным металлом. Впрочем, приблизившись, Вощеникин понял, что главная странность была отнюдь не в этом: диск неким невероятным образом был погружен примерно на сантиметр внутрь поверхности стола!

Увиденное оказалось столь необычным, что Владислав несколько секунд не решался подойти, тупо глядя на странную штуковину. Затем все же подошел. И даже протянул руку, коснувшись странного предмета кончиками пальцев. Поверхность была абсолютно гладкой и холодной. Металл, просто металл. Наверняка какая-то глупая шутка сотрудников, провожающих его в командировку! И ведь не лень же было выпиливать в столешнице такую дыру! Нет, оригинально, конечно, но стоило ли портить казенный стол? Отвечать-то, между прочим, ему, а не неведомым шутникам!

Вощеникин вновь — на сей раз, без колебаний — протянул руку, намереваясь рассмотреть диск поближе…

Реестровая запись 000-000-001. Статус системы: полная активация. Статус оболочки-носителя: зарядка 100 %. Статус исходной матрицы: режим передачи. Статус реципиента: обнаружен / совпадение заданных параметров. Время до начала передачи матрицы — 0 секунд. Загрузка матрицы в ускоренном режиме…

…и тут же, будто получив невидимый удар, шатаясь, отступил назад. Машинально передвигая ноги, ученый обошел стол, тяжело опустившись в жалобно скрипнувшее кресло. Взглянул перед собой невидящими, ничего не выражающими глазами и потерял сознание, свесив голову на грудь. Ниточка слюны потянулась с нижней губы, пятная модный галстук, купленный позавчера в дорогом — в просвещенную Европу все ж таки едет! — магазине.

Впрочем, обморок продлился недолго. Не прошло и минуты, как бывший старший научный сотрудник НАН Украины Владислав Николаевич Вощеникин поднял голову, несколько раз сморгнул и решительно поднялся на ноги, тут же, правда, схватившись за подлокотники кресла: разум донора еще не овладел в полной мере моторикой тела реципиента. Помотав головой, Владислав — или уже нет? — с трудом утвердился в вертикальном положении и сделал несколько пробных шагов. Новое, но теперь уже навсегда принадлежащее ему, и только ему, тело послушно слушалось команд новоприобретенного разума. Реципиента больше не существовало, разве что в допотопных бумажных документах, наверняка находящихся сейчас в кармане его пиджака. В краткий миг переноса психоматрицы зародилась новая жизнь, новое сознание. А старое? Какая разница? Кто о нем теперь вспомнит? Нет, он, конечно, сообщит семье о своем благополучном прибытии в Швейцарию, но кого это теперь волнует? Семья, близкие, друзья? У него их нет, никогда не было и, уж конечно, не будет. Он прибыл сюда, дабы свершить свой суд, привести в исполнение окончательный и не подлежащий обжалованию приговор. И он сделает это. Он раз и навсегда изменит историю. И не только историю. Он — и никто другой! А те, оставшиеся в будущем глупцы, пусть предпринимают свои наивные попытки что-либо изменить! Поверят в легенду сошедшего с ума беглеца, вознамерившегося любой ценой уничтожить «Хронос»? Очень хорошо. Не поверят? Да, собственно, тоже не страшно. Все равно изменить они уже ничего не смогут. Каналы заброса в прошлое им заблокированы, данные уничтожены, скопированные перед отправкой матрицы оперативные базы, о которых он якобы не знал, отредактированы в соответствии с его планом — пусть себе тужатся что-либо понять и изменить, пусть. В любом случае это уже ничем ему не грозит. В своей наивной попытке повелевать Временем человечество зашло слишком далеко — для себя, разумеется. А для них — наоборот, открыло недостижимые ранее горизонты проникновения. Открыло путь…

Кое о чем вспомнив, Вощеникин коротко выругался, схватил уже ставший ощутимо горячим диск и метнулся к санузлу, бросив его в душевую кабинку. Вовремя вспомнил, не хватало только пожар в кабинете устроить, что оказалось бы ненужным риском. Задвинув пластиковые дверцы, он прищурился, дожидаясь, пока внутри отполыхает бездымное пламя самоуничтожающегося носителя, и заглянул внутрь. Эмалированный металлический поддон прожгло насквозь, но испятнанный быстро застывающими брызгами расплавленного металла бетонный пол остановил пламя. Ну и ладно. Испорченное имущество обнаружат не раньше понедельника, когда кабинет откроет уборщица, но это его уже никоим образом не будет волновать.

Взглянув на наручные часы — насколько же все-таки местная цивилизация зависит от своей примитивной машинерии! — он решительно двинулся к выходу…

Украина, пригород Киева, 2010 год

— Ага, вот даже как, — в очередной раз вызвав непонимающий взгляд капитана, пробормотал Кольцов-Рогов (Никонов так и не определился, кто же он на самом деле) себе под нос. — Слушай, Вадик, притормози-ка. Поговорить надо.

Никонов послушно свернул на обочину, не обратив никакого внимания на запрещающий остановку знак — они уже пересекли городскую черту. Пискнув тормозами, автомашина замерла.

— Слушай, тут такое дело. Нам, очень может быть, придется нелегально пробираться аж в саму Швейцарию. Или не нам, а только мне, в зависимости от того, какое решение ты примешь.

— А… в чем, собственно, проблема?

— А в том, — взгляд майора (или… да какая разница, кто он там на самом деле!) полыхнул холодным пламенем, — что фактически меня больше не существует. Ни для нашей с тобой «конторы», ни для местной таможни с прочими погранцами. Понятно? Сейчас ты еще можешь уйти, опасности для меня в этом никакой, все равно твоему рассказу о переселении психоматрицы никто не поверит. В лучшем случае, после служебного расследования комиссуют по состоянию здоровья, в худшем начнут копать… ну и на здоровье, сам понимаешь, мне от этого уже ни холодно, ни жарко будет. Ну, вот как-то так примерно. Думай. Прямо сейчас, Вадик, думай.

— Я ж сказал, что верю тебе, — обиженно набычился Никонов. — Вместе так вместе. Да и о тебе я от ребят только самое хорошее слышал…

— Так, а вот тут — стоп, братишка! — отрезал майор. — Давай сразу определимся: «самое хорошее» ты слышал не обо мне, а о моем реципиенте. Которого больше, увы, не существует и, боюсь, никогда не будет существовать. Я — не он, понимаешь? И коль уж ты собираешься принять какое-то решение, запомни это раз и навсегда. Я — Виталий Рогов, нравится тебе это или нет, но это именно так. И если ты пойдешь со мной, ты пойдешь не со своим товарищем, майором спецназа ФСБ Кольцовым, а с боевым оператором первого ранга Роговым, который для тебя еще даже не родился. И подчиняться будешь именно ему, понятно? Ну, то есть мне. Время у нас пока имеется, так что можешь подумать. Если передумаешь, машину я, конечно, заберу, а ты на попутке доберешься. Единственно, о чем в этом случае попрошу — дай мне время до завтрашнего утра, а там поступай, как знаешь. Думай, короче, не тороплю, — Дмитрий-Виталий открыл дверцу и неуклюже, не привык еще к местной технике, выбрался из машины.

Облокотившись на запыленную крышу, операнг с искренним интересом принялся разглядывать проносящиеся мимо авто: задание заданием, а увидеть в реальности старые времена было более чем интересно. Увидеть, в смысле не глазами реципиента, как бывало обычно, а, так уж выходит, своими собственными глазами. Воздух ощутимо пах выхлопными газами, горячим асфальтом, машинным маслом, еще чем-то незнакомым, раздражающе-химическим, и Рогов неожиданно понял, отчего на привычной для него Земле столь строгие законы экологической безопасности. Да уж, если их предки ухитрились уже к началу двадцать первого века так загадить планету, то… А ведь есть еще и огромные районы, зараженные радиацией, и кладбища химических отходов, и… да мало ли что еще? Пожалуй, повернутые на экологии потомки правы. Дети иногда оказываются куда разумнее и дальновиднее родителей.

Еще и эти примитивные и не слишком эффективные двигатели внутреннего сгорания с просто ничтожным по меркам его времени КПД! То ли дело портативный химический реактор. И ведь элементарнейшая же конструкция, даже странно, что люди додумаются до него лишь в конце этого века. Вот если бы в этом времени им чуть-чуть помочь, слегка подтолкнуть, пустить будущую историю по более простому пути… Хотя, конечно, это уже будет прямое нарушение основополагающего пункта устава «Хроноса», того самого знаменитого «Принципа Глобального Невмешательства»… так, а ну-ка стоп, Рогов, главное не спугнуть какую-то мысль! Вот только какую? Нарушение принципа невмешательства? Глупости.

Одним своим появлением в прошлом ученый-ренегат его уже нарушил. Даже если оперангу и удастся относительно безболезненно ликвидировать угрозу, минимальные хроноизменения все равно останутся, и специалистам проекта придется их отследить и нивелировать перед тем, как его окончательно закроют. Тогда о чем он? Что за мысль его насторожила? Ага, вот оно: толчок к развитию истории. Кажется, даже термин такой был, «прогрессорство», что ли? В правильности выбора этого понятия Виталий уверен не был, как и в том, из чьего разума его позаимствовал, своего ли, реципиента ли, но суть понимал верно: ускорение исторического развития цивилизации с невысоким уровнем общественного или научного потенциала цивилизацией, стоящей на более высокой ступени развития. Так сказать, спрямление исторической дороги из прошлого в будущее в обход известных заранее трагических ошибок и тупиковых ответвлений. Примерно так.

Рогов задумчиво хмыкнул: интересно, а что, если их беглец вовсе не собирается уничтожать «Хронос», попутно рискуя закрыть людям дорогу к звездам, а как раз наоборот? Вдруг он решил ускорить человеческий прогресс, подарив людям начала этого века знания и технологии… ну, не двадцать третьего столетия, ясное дело, а, например, двадцать второго? Смогут люди этого века построить с его помощью гиперпривод или, допустим, безопасный термоядерный реактор? Трудно сказать, возможно, и смогут, хотя для ответа на подобные вопросы ему нужно быть как минимум сотрудником научного отдела не самого низшего ранга, а вовсе не боевым оператором. Конечно, большинство нововведений на реально существующей технической и научной базе так сразу не воссоздашь, но кое-что беглец определенно сможет дать им прямо сейчас. Между прочим, тот факт, что направился он именно в ЦЕРН, крупнейший мировой научно-исследовательский центр, очень даже подтверждает эту версию!

Вот только зачем ему это нужно?!

Решил в альтруизм удариться и от широты душевной или, скорее, по собственной глупости всех на свете облагодетельствовать? Или стать самым богатым человеком планеты? А то и вовсе оформить на себя и своих потомков какой-нибудь там бессрочный протекторат надо всеми пока еще не открытыми внеземными колониями, благо звездные карты и координаты пригодных к жизни миров наверняка с собой прихватил? Да нет, это просто бред из фантастических романов или голофильмов… Эх, знать бы точно, какие именно сведения он пронес с собой в это время! Если бы только знать… гм, а почему, собственно, «если»? Вот прямо сейчас и узнаем…

Тренировочная база ЦУОС, Земля, 2210 год

— Сергей Николаевич!

Контр-адмирал, все еще разговаривавший о чем-то с научным отделом, с неудовольствием взглянул на него:

— Ну что еще, операнг?

— Простите, но мне кажется, стоит более подробно пробить, какую именно информацию он захватил с собой в прошлое. Историческую, непосредственно касающуюся «Хроноса», — или сугубо техническую? Тогда можно будет понять, что именно он собирается делать в прошлом, кроме уничтожения проекта? Поверьте, это крайне важно выяснить, причем как можно скорее. И еще мне хотелось бы ознакомиться с его личным делом.

Аверченко с неудовольствием дернул уголком рта:

— Это что, так срочно?

— Похоже, да. Разрешите, потом объясню?

— Добро, — не стал спорить тот. — Сейчас сообщу ребятам. Его личный файл в архиве по-любому остался, да и насчет информации будет несложно выяснить. Что, есть какая-то задумка, операнг? Зацепка?

— Вроде бы есть. Пожалуй, даже не зацепка, а вполне устойчивая версия. Понимаете, если цель и на самом деле ликвидация «Хроноса», его должна интересовать почти исключительно подробнейшая историческая информация, касающаяся основания проекта. Имена, даты, адреса, сведения о предках тех, кто стоял у истоков его создания — ну и так далее. Если же нет и все это — просто отвлекающий маневр, а не истинная цель, то и сведения, необходимые для ее достижения, должны быть совершенно иными. Причем такими, которые относительно несложно будет реализовать на техническом уровне начала-середины позапрошлого века. Все остальное ему попросту будет не нужно, — Рогов задумчиво прислушивался к чему-то, «слышимому» только лишь ему одному.

— Ты это о чем? — с искренним непониманием переспросил контр-адмирал.

— Да о том, что, получи человечество определенный научно-технологический толчок в первом-втором десятилетии двадцать первого века, вся наша история пошла бы совсем по другому пути. И он, так уж получается, этот толчок вполне может дать, став прогрессором для всей нашей цивилизации. Очень такой неслабый толчок! А вот в чем тут его личная выгода? Этого я не знаю; но, возможно, если внимательно проштудировать файл с личным делом, мы это поймем, возможно — нет. Спорно все…

— Спорно, говоришь? — буркнул Аверченко, сбрасывая прошлый вызов и связываясь, насколько мог судить Рогов, с особым отделом. — Миллер? Да, я. Слушай, Джон, срочно организуй на мой терминал личник нашего беглеца. Неважно, просто сделай. Да, без ограничений и допусков. Да, вопросы потом. Спасибо. Все, отбой.

— Сейчас пришлют, — Сергей Николаевич вытащил из пачки новую сигарету. — Сиди, изучай. Данные по загруженной на его носитель информации будут чуть позже. И — надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Рогов.

— Я тоже… — невесело усмехнулся «опер», разворачивая голоэкран и углубляясь в чтение файлов личного дела того, кто, сойдись звезды несколько иначе, стал бы причиной его собственной гибели.

Украина, международный аэропорт «Борисполь», весна 2010 года

А-320 с алым логотипом SWISS на пузатом белоснежном боку оторвался от полосы, с непостижимой далекому от авиации человеку грацией набирая высоту и выходя на штатный эшелон. Через три с половиной часа ему предстояло благополучно приземлиться в Женеве, откуда до вожделенного ЦЕРНа останется всего-то каких-то несколько десятков минут на самом обычном рейсовом автобусе. Конечно, перед этим можно побродить пешком по узеньким извилистым улочкам древней «столицы мира», посидеть на дубовой лавочке в центре, на вымощенной брусчаткой площади с часами, зайти в кондитерскую супермаркета «Globus», где передохнуть за чашкой кофе с парой восхитительных свежеиспеченных булочек, но…

…но все это казалось важным лишь с точки зрения биологической оболочки, «мнение» которой его интересовало в самую последнюю очередь. Для того, что (или кого) он на самом деле представляет, все это было не более чем декорациями фильма, который теперь никогда не будет снят. Старшего научного сотрудника Владислава Вощеникина больше не существовало в природе, а тот, кто занял его место, был… впрочем, имеет ли это хоть какое-то значение?

Ведь какой смысл рассуждать о тех, кого уже не существует?

Даже если их почти шесть миллиардов?

Примитивная раса, лишь чудом вырвавшая у Вселенной право познавать все ее тайны и пользоваться всеми ее благами, скоро исчезнет. На этот раз — уже навсегда…

Тренировочная база ЦУОС, Зелия, 2210 год

— Разрешите еще вопрос, Сергей Николаевич? — штудирующий файл с личным делом Рогов поднял голову, привычно сдвинув ладонью в сторону висящий над терминалом голоэкран. — Девятнадцать лет назад он принял участие в неком пограничном конфликте за четвертым поясом дальности и даже получил за это орден Мужества второй степени — это что? Никогда ни о чем подобном не слышал?

Аверченко смерил операнга тяжелым взглядом и пожал плечами, видимо в очередной раз приняв некое решение:

— Да уж, конечно, не слышал. И почти никто не слышал. Впрочем, какая теперь разница? Тогда, в сто девяносто первом мы впервые столкнулись с Чужими, которых, согласно официальному мнению, не существует по определению.

Взглянув на ошарашенного подчиненного, контр-адмирал горько усмехнулся:

— Ага, именно так Официально да, мы — единственная разумная раса во Вселенной, однако это, похоже, не совсем так. Ну, или совсем не так, не знаю. Короче, девятнадцать лет назад за четвертым поясом пропало сразу два наших корабля, поисковый рейдер и фрегат его сопровождения. Пропали, не успев передать ни сигнала бедствия, ни даже просто выйти на связь, хотя из сверхдальнего прыжка они финишировали нормально, вот этому-то как раз нашлось подтверждение, запись ближайшего привязного ГПП-маяка. Поскольку иного способа выяснить, что произошло, не оказалось, к расследованию подключили «Хронос». Рассчитать точку заброса носителя оказалось довольно сложно, но нам это удалось, хоть и не с первой попытки, благо координаты точки их выхода в линейный космос у нас были. И — ничего. Вообще ничего. Мы пытались подсадить матрицы операторов — лучших на тот момент — в сознание офицеров пропавших кораблей, психокарты которых имелись в базе данных Флота, но… «Откат» ничего не давал. Операторы просто ничего не помнили. Мы попробовали еще раз, впервые в истории задействовав в качестве пси-доноров нескольких наших научников с наиболее высоким уровнем ЛПА — с тем же самым результатом. Корабли не вернулись, а «возвращавшиеся» операторы ничего не помнили, даже под гипновоздействием. Наш беглец был одним из тех ученых-доноров.

— И?

— Ничего, — Аверченко раздраженно передернул плечами. — Пересчитали данные и откорректировали прошлое за несколько дней до их прыжка, попросту отменив его вовсе. И запретили кому бы то ни было пересекать границу четвертого пояса. С весьма обтекаемой формулировкой «до дальнейшего выяснения сути аномалии». Официально — путь за четвертый пояс дальности для человечества пока закрыт. Все. Данные, естественно, засекретили, экипажи раскидали по другим кораблям. Возможно, контрразведка и отслеживала их дальнейшие судьбы, понятия не имею.

— А наш герой?

— Вместе со всеми задействованными в операции операторами прошел углубленную проверку, и в научном отделе, и особистами, признан вменяемым, но своего «отката» так и не вспомнил… а что?

— Да не знаю, честно говоря, просто чувствую, что-то с этим вашим «пограничным конфликтом» очень сильно не так Точнее, не с самим, конечно, конфликтом, а с его участниками. Или как минимум с одним его участником. Можно еще вопрос?

— Можно, — буркнул контр-адмирал, в очередной раз закуривая — даже в двадцать третьем веке, как ни странно, находились те, кто упорно отказывался от простейшей гипноблокировки сей пагубной привычки, находя тому тысячи причин и контраргументов.

— А откуда вообще возникла версия о каких-то Чужих? Ну, пропадали корабли, ну, непонятно, почему пропадали… Так может, нам и вправду нет пути за четвертый пояс? В конце концов, это, если я не ошибаюсь, почти миллиард световых.

— Ох, Рогов… — глава СБ как-то совсем уж невесело покачал головой. — Не забыл, часом, где служишь? Военно-космический флот, естественно, не оставил попыток проникнуть за четвертый пояс дальности. И сделал это без каких-либо проблем. Никто и ничто больше не препятствовало ни гиперпрыжкам, ни нормальному финишированию в заданной точке, ни пространственной навигации в линейном космосе. Видимо, потому и подумали о неком ином разуме — по крайней мере, ученые со своей стороны никаких пространственно-временных аномалий там не обнаружили. Полагаю, разведка и контрразведка ВКФ наверняка владеет какими-то неизвестными лично мне данными, но кто ж меня с этими самыми данными будет знакомить? «Хронос», конечно, государство в государстве, и засекречены мы по наивысшему разряду, но к таким секретам даже нас и на выстрел не пускают. Послушай, Виталий, а ты на что, собственно, намекаешь? — неожиданно дошло до контр-адмирала.

— Да на то, о чем вы рассказали! — отрезал Рогов. — Можно поднять данные по остальным участникам? Подозреваю, никого из них уже нет в живых. Не спрашивайте, почему, просто так чувствую, интуиция, если хотите.

— Операнг, ты хоть знаешь, о чем говоришь?!

— Теперь кажется, да. Если я не ошибся и если Чужие на самом деле существуют, то очень может быть, это самое настоящее вторжение. Причем не здесь, у нас, а там, в прошлом. Почему — понятия не имею, возможно, наши военные технологии оказались им не по зубам, и они решили, так сказать, разобраться с проблемой еще до ее возникновения. А проблема — это мы. ВСЕ МЫ. Люди. Человечество. Понимаете? Сергей Николаевич, нам нужно срочно поднять личники всех участников. Вы действительно поняли, о чем я?

— Ошибись, Рогов, пожалуйста, ошибись, — пробормотал Аверченко, касаясь клавишей коммуникатора. — Только этого нам не хватает. Но как, как подобное вообще может быть?! Ведь его проверяли, неоднократно проверяли, в том числе и под гипновоздействием, и на мнемосканере, и на всей известной диагностической аппаратуре?! Чуть не на кусочки резали. И его, и остальных.

— Понимаете, нас ведь тоже после каждой акции проверяют, и подробные отчеты по «откату» мы под гипновоздействием пишем, но любой мало-мальски опытный оператор при желании может утаить кое-что из известных ему подробностей. Это не столь и сложно, поверьте, особенно после двух-трех обменов разумами. А если всерьез предположить, что беглец и на самом деле работает на Чужих или вовсе уже один из них, то… Откуда мы знаем, какими технологиями воздействия на сознание владеют они? Уж если мы научились успешно записывать психокопии и замещать ими сторонний разум, то отчего бы ИМ не пойти еще дальше, возможно — намного дальше? Какие-нибудь ментальные блокировки, о которых до определенного срока не подозревает даже сам объект воздействия и которые наверняка не проломят никакие мнемогенераторы и детекторы лжи пси-отдела? Что мы вообще знаем об ином разуме, а? Ну, кроме того, что его официально не существует, разумеется? Вот если бы мы могли хотя бы в общих чертах ознакомиться с наработками контрразведки…

— Умеешь ты успокоить, Рогов, — пробормотал контр-адмирал. — Смешно, я, кстати, действительно не догадывался, что вы можете что-то скрывать. Ладно, боюсь, теперь это уже не актуально. Что ж, если все на самом деле так, как ты расписал, времени у нас меньше, чем мы думали еще час назад. Да, инфопакеты по участникам и данным с носителя нашего злого гения уже у тебя на терминале, покопайся и постарайся еще хоть что-нибудь понять… или опровергнуть. Желательно, сделай и то, и другое. А со штабом Флота я по любому свяжусь. Сомневаюсь, что мне удастся убедить их предоставить все данные по Чужим, но хоть попытаюсь…

 

ГЛАВА 8

Украина, пригород Киева, 2010 год

Рогов коротко выругался, с трудом сдержав желание шарахнуть кулаком по жестяной крыше, и опустился обратно на сиденье качнувшейся под его весом легковушки. Захлопнул дверцу и повернулся к Никонову:

— Ну, что, решил, Вадик? Ты пойми, ничего личного, просто работа. Точнее, служба. Моя служба и мое задание, не твое. Выходишь — или остаешься?

— Остаюсь, майор. Может, потом и пожалею, но сейчас остаюсь. То есть не майор, а опера…

— Не важно, — Кольцов-Рогов криво и зло усмехнулся. — Майор, операнг… боюсь, теперь все это уже абсолютно не важно. Если сделал свой выбор, то слушай. Тут, похоже, открылись новые обстоятельства, да такие, что все наши с тобой прошлые приключения и задушевные беседы уже ничего не стоят. История мрачноватая, но, если мы с тобой ничего не сумеем изменить, может так случиться, вообще никакой истории у нас больше не будет. Равно, как и будущего. «У нас» — это, чтоб ты понял, означает «у всего человечества»…

Пограничная космическая станция А455/7, третий пояс дальности, 2210 год

Пожалуй, служба на борту ПКС проекта четыреста полсотни пять — одна из самых скучных и малопрестижных в негласной иерархии военно-космического флота. Три месяца боевого дежурства при пониженной силе тяжести (экономия энергии) внутри неподвижно висящей в пространстве станции — то еще удовольствие. Смены по двенадцать стандартных часов, сеансы пространственной связи — раз в сутки и только по служебной надобности, грузовик с почтой и продуктами — раз в месяц. Десять человек экипажа, где все друг другу надоедают уже к исходу первого месяца дежурства. Минимально достаточный уровень удобств — спортзал, кают-компания, крохотная сауна. Стандартная голотека со стандартным же набором фильмов и книг. Тоска. Хоть какое-то разнообразие вносят лишь периодически всплывающие из подпространства корабли, иногда военные, чаще — гражданские, обычные рейсовые транспортники или поисковые рейдеры, поскольку здесь, за третьим поясом, еще, как говорится, «есть, что искать и к чему стремиться». Единственно, что остается (примерно с середины второго месяца), это резаться в виртуальные игры, благо мощности бортового компьютера вполне позволяют. Несколько против инструкции, конечно, но здесь, за тысячи световых от ближайшей базы Флота, само это понятие — «инструкция» — воспринимается несколько иначе.

Особенно, если и капитан хоть в какой-то мере разделяет чаяния дежурной смены, прикрывая глаза на невинные, в общем-то, шалости своего экипажа…

…Штурмовые ударные модули Чужих вывалились из подпространства неожиданно; настолько неожиданно, что отслеживающие малейшие возмущения континуума тревожные системы этого даже не засекли. Подобное, наряду с всплытием из g-пространства в непосредственной близости от цели, было одной из наиболее неприятных особенностей эррианских военных технологий, справиться с которыми люди пока, увы, не могли, несмотря на все старания разведки и научного отдела Флота.

А в следующее мгновение, когда на всех уровнях боевой станции заполошно завыли сирены, все это и вовсе перестало иметь хоть какое-либо значение. Начался быстротечный и не прощающий даже самых крохотных ошибок пространственный бой. Противник перегруппировался и немедленно атаковал, благо находился уже на дистанции прямого удара. Шансов у людей, по большей части даже не успевших занять боевые посты, практически не было. Иногда в подобной ситуации еще выручала реакция наиболее расторопных операторов, но сейчас чуда не произошло, и пограничная станция превратилась в облако радиоактивного газа, сквозь которое равнодушно пронесся один из чужих штурмовиков…

Каплей погранвойск ВКФ Серега Каратов стянул с головы эластичный обруч мнемопередатчика и потянулся в удобном кресле. Нет, правильнее сказать так: в «единственном удобном кресле на этой старой лоханке». Висящий перед ним голоэкран пересекала язвительно мигающая надпись: «Миссия провалена. Попробуйте переиграть еще раз». Интересно, что за уроды пишут эти виги?! Третий раз подряд этот уровень пройти не может! А то, что разработчики именно уроды, понятия не имеющие ни о физике гиперпространства, ни о теории прыжков, и так ясно: ну кому, скажите, придет в голову всплывать на таком расстоянии от другого объекта?! Да их обоих на атомы разнесет, «стык» между евклидовым и эн-мерным космосом, это, знаете ли…

На дежурном пульте мигнула контролька системы раннего обнаружения, и капитан-лейтенант поспешно свернул игровой интерфейс, вглядываясь в выводимые на экран данные. Похоже, кто-то собирается всплывать в их секторе. Возмущение пока слабенькое, но СРО — в отличие от давешней виртуальной игрушки — его уже зафиксировала. Каратов обернулся ко второму дежурному, мичману Брайану, который, откинувшись в кресле, что-то читал с экрана своего комма (резаться в виги тот не любил, борясь с неизменной скукой дедовским методом — чтением книг):

— Джим, глянь, через нас сегодня кто-то проходит?

— Вроде нет, — удивленно обернулся мичман, откладывая наладонник и разворачивая свой голоэкран. — Неа, точно никого, — ответил он, спустя пару секунд. — У нас аж до послезавтра пустой коридор. Запросить трассовку?

— Ага, давай посмотрим, откуда прыгнули.

— Ок, — Брайан пробежал пальцами по сенсорной панели, отдавая бортовому компьютеру команду просчитать вероятный «маршрут» финиширующего в их секторе гиперпрыжка. Поскольку для этого требовалось связаться с тремя ближайшими навигационными бакенами, ждать предстояло несколько минут.

— Серж, надо бы кэпу сообщить.

— Да ну, зачем? Мало ли, может, кто заблудился? Или просто нас предупредить забыли, помнишь, на позапрошлой смене было?

— Помню, — мичман с усмешкой кивнул на экран. — Но чтобы сразу три раза… о, уже четыре…

— Ого, — Каратов удивленно взглянул на зажегшиеся дополнительные отметки СРО на своей панели.

— Трассовка отработала. Странно, все четверо прыгнули откуда-то из-за четвертого пояса. Разве у нас там вообще кто-то есть?

— Понятия не имею. Может, наши, флотские? Потому и не предупредили? Слухи ходили, вроде там у них какие-то исследовательские базы есть… неофициальные, гм…

— Не знаю. Ладно, поднимем нашего доблестного капитана, — Сергей скользнул взглядом по прикрытой прозрачной крышкой тревожной кнопке, но решил, что до этого дело пока все же еще не дошло. И вызвал капитана по обычному каналу.

Капитан Ларсен, получивший своего «кап-два» еще во время Первой галактической и уже не надеющийся увеличить количество звездочек на погонах, ответил сразу, словно и не спал. А возможно, и на самом деле не спал, несмотря на половину четвертого утра по корабельному времени — про его вялотекущий роман с Лерочкой из БЧ-8 не знал разве что глухой и слепой, каковых на борту пэкаэса, понятно, не водилось. Пообещав прибыть на мостик, как по старинке называлась «оперативка» — оперативно-дежурный отсек ПКС, через пять минут, кавторанг отключился. Каратов понимающе хмыкнул, наткнувшись на более чем серьезный взгляд напарника:

— Серж, параметры финишной воронки нестандартные. Вообще.

— В смысле? — искренне недопонял каплей.

— Я пробил по базе. Таких показателей нет ни в военкосме, ни в гражданке, ни, тем более, у спасателей. Это не наши.

— И? — продолжал откровенно тупить Каратов.

— Тревогу поднимай, Серж. До прибытия капитана.

Капитан-лейтенант растерянно взглянул на пока еще прикрытый защитной пластиной ярко-алый грибок аларм-системы, нерешительно протянув к ней ладонь.

— Уверен?

— Да. Наш комп уже подтвердил. Когда они выйдут в линейный космос, сверим данные СОП, но поверь…

Он не договорил. Окончательно финишировавшие в трехмерном пространстве объекты подверглись автоматическому сканированию системы опознавания «свой-чужой», и бортовой компьютер пограничной станции самостоятельно поднял тревогу, не зафиксировав совпадения ни в одном из почти тысячи диапазонов сравнения. Под сводами всех трех ярусов ПКС коротко взвыл тревожный ревун. Одновременно активировались защитные системы — две не шибко эффективные спарки сорокапятимиллиметровых кинетических пушек 4А78, развернулся силовой экран, и реактор станции начал автоматический переход в боевой режим.

Каратов яростно шарахнул по тревожной кнопке и, зная, что с этой самой секунды все сказанное будет записано на роум-кристаллы бортовых «черных ящиков» и автоматически передано по пространственной связи на ближайший ретранслятор, проорал:

— На участке ответственности обнаружены четыре финишировавшие из гиперпространства неопознанные цели. Точка старта — четвертый пояс дальности. Пеленг следования неизвестен, курс неизвестен, дистанция порядка двенадцати тысяч. Взаимодействие не установлено. На запросы не отвечают. Активировал…

…Четыре чужих корабля, с человеческой точки зрения более всего похожих на исполинские, в километр длиной, «огурцы», покрытые миллионами непонятных «пупырышек», равнодушно прошли сквозь гаснущее в вакууме облако радиоактивного пара, в которое мгновение назад превратилась ПКС А455/7. Все произошло почти в точности так, как в виртуальной игре, третий уровень которой так и не сумел пройти капитан-лейтенант Сергей Каратов.

Но сделанная им последняя запись уже достигла ближайшего гиперпространственного привязного маяка и была благополучно ретранслирована за границы третьего пояса…

Тренировочная база ЦУОС, Земля, 2210 год

«Кононенко Николай Наумович, л/н ВК 3241459, ВУС — боевой Т-оператор первого ранга — мертв, погиб при исполнении, допфайл А-11759».

«Баргедос Андре Филлипп, л/н ВК 3271198, ВУС — боевой Т-оператор первого ранга — мертв, острая сердечная недостаточность, медфайл AU-5522/12-А».

«Виргийлайте Иттерус Артур, л/н ВК 3298904, ВУС — боевой Т-оператор первого ранга — мертв, бытовая травма со смертельным исходом, медфайл GR-8109/08-D».

«Федоров Семен Иванович, л/н ВК 3211008, ВУС — боевой Т-оператор второго ранга — мертв, гибель при невыясненных обстоятельствах, уголовный файл VD-2543/08900-А».

«Каррерас Вик Аннэ, л/н ВК 3280563, ВУС — боевой Т-оператор второго ранга — мертв, погиб при исполнении, допфайл М-91907».

«Линников Илья Алексеевич, старший научный сотрудник спецлаборатории А-53-1 (ЦУОС) — мертв, гибель вследствие нарушения ТБ на рабочем месте, медфайл АК-8503/10-В».

«Смит Джозеф Ник, старший научный сотрудник спецлаборатории А-53-1 (ЦУОС) — мертв, гибель при невыясненных обстоятельствах, уголовный файл VD-4310/63321 — А».

«Рой Леон Витольдович, старший научный сотрудник спецлаборатории А-53-1 (ЦУОС). Данные отсутствуют».

Виталий откинулся на спинку кресла. Что ж, его предположение, увы, полностью подтвердилось. Восемь имен, пятеро боевых операторов и трое научников. Напротив семи из них — короткое сухое «мертв». Многозначные буквенно-цифровые номера медицинских, служебных или уголовных файлов, вникать в содержимое которых он даже не собирался, просматривая содержимое «по диагонали». Да и какой смысл? Все в принципе ясно и так: никого из участников событий девятнадцатилетней давности, как и ожидалось, уже нет в живых. Кроме, разумеется, некоего Леона Витольдовича Роя. Хотя какой уж он теперь Леон Витольдович? Сейчас он наверняка пребывает совсем в иной ипостаси, и не факт, что у них вообще есть имена… Главное в ином: выжил только он один. И не просто выжил, но и все эти годы благополучно трудился во благо человеческой цивилизации в составе самого секретного в ее истории воинского подразделения. Ну, или делал вид, что трудился. Собственно говоря, «единственным выжившим» он уже несколько суток тоже не являлся, мирно покоясь в криокамере морга медчасти ЦУОСа. А то, что сейчас управляло телом реципиента за две сотни лет отсюда, вряд ли имело к бывшему старшему научному сотруднику хоть какое-то отношение. Кстати, и его реципиент в прошлом — тоже эсэнэс. Прямо тенденция какая-то…

Рогов свернул файл с личными делами и раскрыл следующий информационный пакет. Что ж, могло быть и хуже — в глубине души он, честно говоря, всерьез побаивался, что просто не разберется в предоставленных данных — не ученый, как ни крути, всего лишь «опер»! А так вроде ничего, ребята из научного отдела уже рассортировали записанную на носитель беглеца информацию, за что им большое человеческое спасибо! Как ни странно, данные по истории создания «Хроноса» и его деятельности в предоставленном списке тоже имели место быть (Рогова это, впрочем, особенно не удивило — сам же недавно говорил, отвлекающий маневр). Но куда больше было информации по физике искривленного пространства, технологиям постройки гипердрайва, привязным g-координатам и прочим не слишком понятным оперангу материям. Хорошо, оставим это пока, подробным анализом пусть занимаются те, кому оно по штату положено. А мы пока попробуем немного поразмышлять, не позволяя захлебнуться в бесконечных терабайтах маловразумительных сведений.

Итак, версий, по большому счету, осталось всего две, поскольку в сверхцель по уничтожению «Хроноса» операнг уже почти не верил: прогрессорство с неведомой, чуть ли не альтруистической целью — и способствование вторжению неких гипотетических «Чужих». Данные из присланного пакета, по большому счету, подтверждают обе теории, однако информации по гиперпрыжкам и всему, с ними связанному, все-таки больше. А может, даже и значительно больше.

Прекрасно, человек решил отправить людей в дальний космос на век раньше отмеренного историей срока. Похвальное стремление, достойное истинного добренького дяди-прогрессора. Вот только он отчего-то практически не озаботился всем тем, что могло бы здорово помочь предкам в этом начинании: строительством внепространственных кораблей и новыми источниками энергии, подробными астрономическими и навигационными картами, открытиями в области медицины и ксенобиологии, методиками терраформирования и первичной колонизации планет… да военными, в конце концов, технологиями! А значит? Значит, блин, нужно подробнее узнать, что это за ЦЕРН такой, куда он столь целенаправленно рвался! И какая может быть связь между этим древним научным центром, беглецом и захваченными им данными!

Терминал негромко пискнул, уведомляя о прибытии очередного инфопакета. Виталий удивленно коснулся пальцем иконки входящего сообщения, раскрыл. А, ну понятно. То ли Аверченко расстарался, то ли частная инициатива парней из научного отдела. Подробный анализ записанных на попавшую в прошлое оболочку-носитель данных. Логично, в конце концов, уж им-то наверняка куда виднее, что к чему. Сейчас почитаем…

На просмотр отчета Рогову хватило десяти минут. Хотя бы просто потому, что заключение научников вполне соответствовало его собственному вердикту: почти восемьдесят девять процентов информации касалось технологий постройки гипердрайва и теории прыжков через подпространство. Остальные одиннадцать — практически бессистемно надерганные из архива ЦУОСа сведения в области научно-технических открытий, истории, пространственной навигации и прочей лабуды. Эдакая солянка из практически никак не связанных между собой достижений и ошибок человечества за прошедшие два столетия. Значит, все-таки операция прикрытия, как он, собственно, и думал. Ага…

Операнг пружинисто поднялся из кресла и прошелся по кабинету, куда его незадолго перед этим перевел для работы контр-адмирал. Помещение было небольшим, метра три на четыре, зато с широким окном, выходящим в занимавшую территорию Центра лесопосадку. Которая, правда, с некоторых пор навевала на Виталия отнюдь не самые приятные воспоминания. Ночной взрыв, тряска под днищем грузового кара, марш-бросок через лес, уютное кафе и поджидавшая на соседней улочке группа захвата. Насыщенный вышел денек, нечего сказать.

Что ж, вот теперь можно и поразмышлять, благо информации достаточно. Если окончательно отбросить версию о прогрессорстве и подробнее рассмотреть вторую, о сотрудничестве с неким инопланетным разумом, то получается, все, что ему для этого нужно, — технологии постройки гиперпривода и ЦЕРН, так, что ли? Что ж, глупо игнорировать подобные намеки. Как, впрочем, и тратить драгоценное время на попытки самостоятельно разобраться в чуждых ему материях — вряд ли копание в недрах всемирного информаториума всерьез ему чем-то поможет. А значит…

Опустившись обратно в кресло, Виталий активировал перешедший в режим ожидания терминал и вызвал Аверченко:

— Сергей Николаевич, мне нужен в помощь кто-нибудь из научников. Может, я и сам бы разобрался, но не хочется терять времени.

— Еще что-то накопал? — немедленно насторожился контр-адмирал, но операнг лишь пожал плечами, хоть собеседник и не мог видеть этого жеста:

— Возможно. Объясню позже, хочу еще кое-что выяснить, а для этого как раз и нужны ваши спецы из научного отдела.

— Принято, — не стал спорить тот. — Сейчас пришлю тебе толкового человечка. Доклад — сразу, как что-то поймете. Да, не знаю, как это связано с нашими делами, и связано ли вообще, но связи с объединенным штабом Флота нет. Все, Рогов, отбой, — ничего более не объясняя, Аверченко первым разорвал соединение.

Обещанный контр-адмиралом специалист появился минут через десять. Научником, к удивлению Рогова, оказался здоровенный, под два метра ростом, короткостриженый парень лет тридцати, куда более походящий на космодесантника с рекламного плаката вербовочного пункта, нежели на сотрудника научного отдела. Единственной не соответствующей внешнему виду деталью были узенькие старомодные очки в золотой оправе.

— Гельмут Пабст, — весело пробасил здоровяк, первым протягивая широкую ладонь. — Меня Сергей Николаевич прислал, впрочем, вы в курсе.

Рукопожатие оказалось крепким, и Рогов усмехнулся про себя: похоже, с этим парнишкой они определенно сработаются. Тут, можно сказать, Армагеддон не за горами, а он лыбится, словно джекпот в лотерею Галактического кредита сорвал! Нет, точно сработаются. Он неожиданно понял, кого напоминает ему научник — немецкого ефрейтора со старинной черно-белой фотографии, виденной оперангом во время подготовки к одной из операций в середине двадцатого века. Схожесть была столь велика, что он едва удержался от желания спросить Пабста, не служил ли один из его далеких предков в вермахте.

— С чего начнем? Я так понимаю, у вас есть определенные догадки?

— Угу, есть, — Виталий приглашающе кивнул в сторону кресла. — Собственно, меня интересует только одно — какая может быть связь между научным центром по ядерным исследованиям из позапрошлого века и всеми теми данными по гиперпространственным прыжкам, что наш общий знакомый прихватил с собой. Вы понимаете, о чем я?

— Более чем, — неожиданно серьезно ответил Пабст, убирая с лица улыбку. — Гм, мы об этом как-то не подумали. В смысле, не подумали о том, что эти данные могут быть как-то связаны между собой, — пояснил он, увидев на лице операнга непонимание.

— Разрешите, — он уселся за терминал (кресло жалобно всхлипнуло). — Если вы не против, я кое-что проверю. Не уверен, но вроде в начале двадцать первого века была некая теория, связанная с гиперпространством… ошибочная, правда. Сейчас…

Стоящий за его спиной Рогов успевал схватывать лишь отрывки текста из открываемых информационных окон: «большой адронный коллайдер… Франклин Фербер… скорость, превышающая скорость самих элементарных частиц… вероятное преодоление скорости света… принцип Гилберта-Фербера… релятивистские частицы… эффект отталкивания сверхбольшой массы…» В общем, хорошо, что он не стал самостоятельно лезть во всю эту научную муть — все равно ничего б не понял. А так, глядишь, и разъяснят, что к чему, если смогут. И если он поймет, соответственно.

Не желая мешать, Виталий подошел к окну, разглядывая открывающуюся перспективу, ставшую уже до боли знакомой за несколько последних дней. Наконец, научник обернулся к нему:

— А знаете, вы в какой-то мере правы. Не знаю, что именно вы имели в виду, но…

— Я имел в виду только одно — связь между ЦЕРНом и нашим беглецом, — не слишком вежливо перебил его Виталий. — Насколько понимаю, вы что-то нашли?

— Да, можно сказать нашел. Еще до первого в истории запуска коллайдера существовала теория, выдвинутая Франклином Фербером, который переосмыслил предположение немецкого физика Гил…

— Гельмут. — Несмотря на то что «опер» симпатизировал научнику, на сей раз он по максимуму добавил в голос холода. — Давайте… давай без предысторий и ненужных подробностей. Боюсь, на это просто нет времени.

— Ладно, — похоже, Пабст и сам был рад подобному развитию событий. Как и возможности перейти на «ты». — Короче, в начале двадцать первого века, буквально перед пробным запуском большого адронного коллайдера ЦЕРНа, один американский физик выдвинул теорию о возможности путешествий за пределы Солнечной системы при помощи…

— Стоп, — на сей раз, голос Рогова звучал мягко — перегибать палку он не собирался: — Мне нужно знать только одно: есть ли связь между гиперпространством и тем местом, куда он так стремится? Простой ответ — да или нет?

Пабст усмехнулся:

— Нет. Собственно, я просто до этого не дошел. Конечно, это не совсем научно, но в упрощенном смысле теория о том, что ускоритель частиц можно превратить в гипердрайв, абсолютно безосновательна. По крайней мере, в привычном нам понимании. Но вот с другой стороны, при внесении в его структуру некоторых изменений, коллайдер и на самом деле можно рассматривать как некое отдаленное подобие приемопередающего контура для погружения в подпространство. С одним только «но»: единственным, к чему приведет эта попытка, станет гибель планеты.

— Уничтожение Земли?!

— Да. Ты ведь помнишь, насколько жестко регламентируются любые маневры кораблей с гиперпространственным двигателем вблизи населенных миров? Даже на высоких орбитах погружение в стартовую воронку считается катастрофическим для планеты, что уж говорить про ее поверхность!

— В смысле?

— Разновидность гравитационного коллапса. Своего рода небольшая черная дыра.

— Значит, открыть путь на Землю при помощи этого ускорителя невозможно? Через подпространство в смысле?

— Конечно, нет, — чуть снисходительно улыбнулся Пабст. — Понимаешь, теория Фербера-Гилберта рассматривала сущность гиперпространственных прыжков совершенно иначе, чем оказалось на самом деле. И для погружения в подпространство вовсе нет необходимости разгонять корабль ни до субсветовых, ни, тем более, световых скоростей. Можно сказать и еще проще: сама по себе физика искривленного пространства, которой в начале позапрошлого века не существовало даже в теории, никоим образом не пересекается с предположениями Фербера. Вообще никак не пересекается.

— Хорошо, Гельмут, я понял, — остановил «опер» собирающегося еще что-то сказать ученого. — Хотел бы я тогда знать, зачем Рою, или кто он там сейчас на самом деле, все это нужно? Я-то предполагал, что он собирается способствовать вторжению, а теперь выходит, нет? А уж уничтожение планеты при помощи переделанного ускорителя? Бред какой-то, сюжет для дурацкого комикса…

— Отрицательный результат — тоже результат, — пожал плечами Пабст. — ЦЕРН ему определенно нужен, это факт, а вот зачем? Будем думать дальше. В конце концов…

Он не договорил, прерванный сигналом настольного коммуникатора:

— Рогов, Пабст, оба ко мне. В темпе, — не дожидаясь ответа, Аверченко отключился.

Операнг переглянулся с Пабстом:

— Кажется, мы и еще чего-то не знаем… Ладно, пошли.

Сергей Николаевич встретил их у порога кабинета, молча кивнул на кресла и без всякого вступления буркнул:

— Только что восстановилась связь с объединенным штабом. Мы уже три с половиной часа находимся в состоянии войны. Все группировки ВКФ подняты по полной боевой, на планетах объявлена желтая степень готовности. За третьим поясом было несколько боестолкновений, на границе с четвертым тоже. Мы потеряли несколько пограничных станций, но уничтожили и несколько их кораблей. Противник, — он дернул щекой, — от боя старается уклониться, уходит в подпространство. Тактика странная, но других данных пока нет… Не знаю, к чему вы там пришли, но новости у нас вот такие. Рогов, есть что сказать?

Рогов мотнул было головой, однако неожиданно замер, глядя прямо в глаза контр-адмирала:

— Кажется… есть. Мы вот с коллегой все понять не могли, что он делать в прошлом собирается, а ведь теперь, пожалуй, понятно, что…

Пабст непонимающе взглянул на операнга, Аверченко, в свою очередь, тоже. Виталий пожал плечами:

— Это не вторжение, Сергей Николаевич. Не хотят они с нами воевать, в военном плане мы определенно сильнее. Просто… ну как вам объяснить? Не ожидали они, что ли, что мы еще живы. Мы — это все люди в смысле.

— Так, стоп, Рогов. Поясняй давай, а то я пока вообще ничего не понял. И, похоже, не я один.

— Понимаете, единственное, что он может добиться при помощи ускорителя ЦЕРНа, — это уничтожить Землю. По крайней мере, так считает Гельмут. До того момента, когда вы сообщили о вторжении, в этом не было ни малейшего смысла. А теперь — есть, понимаете? Они пришли, считая, что человечества уже не существует. Пришли, чтобы овладеть разведанными нами мирами. Но пришли немного раньше. ОН еще не успел ничего сделать.

— Хочешь сказать, они ожидали, что человечества уже не существует? И, соответственно, никакой космической экспансии не было?

— Да, примерно так Я только сейчас все понял. Он должен был решить проблему в корне, попросту уничтожив нас в прошлом, в докосмическом еще веке. Чужие попросту воспользовались нашими же технологиями по изменениям времени. Зачем воевать с заведомо более сильным противником, если можно сделать так, чтобы оный противник попросту исчез? Змея, кусающая свой хвост, помните? Вот и они сделали верные выводы… со своей стороны, разумеется. Тем более, я в своих прежних предположениях допустил здоровенный просчет: ведь вторжение на Землю произошло бы в прошлом, а не в нашем времени, что вряд ли возможно. Если, конечно, наш противник не способен физически перемещаться во времени, что невозможно — наши исследователи еще на заре «Хроноса» это доказали, как я понимаю.

— Ну, это ты загнул…

— Да, нет, вполне логичная версия, — неожиданно подал голос научник. — Если у них немного шансов победить в честном бою, почему бы не попытаться его попросту не допустить? Уничтожение планеты на рубеже начала двадцать первого века решит проблему радикально: человечество не выйдет в дальний космос, не колонизирует пригодные к жизни планеты… вполне логично, более чем логично. В конце концов, мы сами дали им этот козырь. Вероятно, отсюда и эта тактика — они просто не ожидали встретить сопротивления и не готовились к реальным боевым действиям. Теперь они, вполне возможно, просто не знают, что делать. Отступить? Но ведь наш флот продолжит преследование и поиски их родных миров, проследить и вычислить точки старта вражеских кораблей не будет особенно сложно. Продолжать сражаться? Но они к этому не готовы. Вот и остается сковывать наши силы отдельными стычками и ждать результатов из прошлого.

— Уверены? — на Аверченко было жалко смотреть.

— Нет, — в унисон ответили оба. — Но это — наиболее логичный вариант развития событий.

— Мне нужно поговорить с адмиралом, — решился тот. — И сообщить в штаб. Сидите тут, из кабинета — ни ногой, на связь ни с кем не выходить. Прорицатели хреновы, Кассандры, блин…

Переглянувшись, Рогов с Пабстом синхронно улыбнулись, но покинувший кабинет начальник СБ этого уже не видел. Операнг же неожиданно обернулся к научнику:

— Гельмут, давай-ка мы с тобой времени терять не будем. Нам нужно поднять все возможные данные по ЦЕРНу на период 2009–2010 годов. Тогда они наверняка считались секретными, сейчас же — просто история.

— Что именно искать? — мгновенно понял его ученый, активируя терминал.

— Все, — хмыкнул «опер». — Ему… гм, то есть мне предстоит туда пробраться и вывести из строя коллайдер, верно? Ну, после ликвидации нашего «друга», разумеется. Вот и давай посмотрим, как эту задачу упростить. Нужны сведения о путях проникновения на территорию центра, подробные схемы, организация внешней и внутренней охраны, наиболее уязвимые места, способы, собственно, выведения из строя или уничтожения самого ускорителя — ну и так далее. Понял, о чем я?

— Конечно, — близоруко улыбнулся научник. — Сделаем. Не думаю, что это такая уж проблема.

— Да, и вот еще что. Если нужно будет запоминать какие-нибудь там схемы или нечто в этом роде, лучше сразу воспользоваться гипновнушением, а то я не особенно во всем этом силен. А так в любом случае уже не забуду.

— Но вы ведь в постоянном… э-э… контакте со своей копией? — искренне удивился Пабст. — И когда будет нужно, мы просто…

— Гельмут, а ты уверен, что через минуту, час или день нам на головы не посыплется вражеский десант? Или планету и вовсе не разнесет какой-нибудь там планетарной бомбой? Земля, конечно, неплохо прикрыта орбитальными крепостями, но, если они вычислят, где именно расположено сердце «Хроноса», и верно просчитают нашу опасность для своего плана, могут ударить всеми силами. По крайней мере, я бы поступил именно так. А недооценивать противника меня ой как давно отучили.

— Думаешь?! — в глазах ученого плескались искреннее удивление и не менее искренняя тревога.

— Угу. Орбитальные «Заслоны», конечно, штука надежная, но против удара целого флота, да еще в одну точку, и часа не устоят. А так у нас хотя бы будет шанс погибнуть не зря, — и, глядя в уже откровенно испуганные глаза Пабста, докончил: — Ладно, не переживай, может, я и присгустил краски. Распорядись насчет гипногенератора и давай работать.

 

ГЛАВА 9

Украина, пригород Киева, 2010 год

— Слушай, Вадик, а вот теперь вопрос по существу, — Рогов обернулся к напарнику. — Моя доставшаяся от реципиента память какая-то этакая, с дырками, блин. А в Швейцарию, как я уже упоминал, нам по-любому нужно. Есть какие-то выходы? Мы с тобой вообще выездные, а? Так вроде у вас говорят?

— Глупости, Дим… э-э, Виталий. Паспорта с визами у нас есть, вот только они в Москве, да и не в этом дело. Выехать официально нам не дадут, особенно если мы, как ты и говорил, исчезнем… или уже исчезли. Нужны новые документы: загранпаспорта, визы, страховки, а это деньги, и поверь, очень немаленькие. У меня таких сбережений нет, у тебя, боюсь, тоже. Понимаешь?

— Понимаю. Варианты? Только, давай сразу реальные?

— Ну, — Вадим неопределенно пожал плечами. — У тебя-то их куда больше было, но, думаю, найти можно, есть пару контактов. Правда, все равно через Москву придется ехать. Ну и машинку, конечно, поменять перед границей нужно. Типа того, Ди… Виталик.

— Уже лучше, — хмыкнул Рогов. Ага, похоже, теперь уже окончательно и навсегда именно Рогов, а не Кольцов… уж прости, Дмитрий, но я и вправду не виноват, так вышло. Не мной придумано и, уж точно, не тобой. Похоже, наши с тобой судьбы теперь — не более чем носимые вихрем времен соломинки. Вот только одна такая соломинка, говорят, некоему мозоленогому кораблю пустыни напрочь хребет сломала. — Границу как перейдем?

— Да брось, там не граница, а так, одно название. Единственно, желательно наши нынешние ксивы уже больше не светить. А место найдем, ручаюсь, и до столицы без проблем доберемся, главное, чтоб бабок хватило. Но вот дальше? Дальше уже по обстановке. Знаешь, как это?

— Догадываюсь, — криво ухмыльнулся Виталий. — Пришлось как-то испытать. Разок, — о том, что чуть ли не каждый второй его боевой выброс в благословенные времена службы в космодесе проходил именно под этим исполненным оптимизмом посылом — «действовать по обстановке», — он промолчал. Десантнику, пусть даже и бывшему, не к лицу жаловаться. Хотя, конечно, глупо звучит. Как писалось в одной древней книжке, давным-давно прочитанной им в голоформате, но запавшей в память: неужели можно действовать против обстановки?!

— Тогда ок, — кивнул Вадим, обгоняя пригородную маршрутку. — Глянь в бардачке, там карта должна быть. Нам теперь в сам Киев соваться не стоит.

— Угу, — без проблем справившись с замком, Рогов вытащил пухлый атлас автодорог Украины. Повертел в руках, шутливо подкинул на ладони. — Куда нам? Слушай, а потехнологичнее у вас тут еще ничего ни придумали?

— Блин, — конкретизировал Вадим. — Есть, конечно, GPS называется, но у нас его нет. Ты сам… ну, то есть не ты, а Кольцов, его не взял. Сказал, по старинке, мол, разберемся, так прикольнее. Димка вообще оригиналом… был.

— Я заметил, — с непонятным выражением лица кивнул операнг, листая пухлую книжицу с пожелтевшими страницами — похоже, атлас валялся в бардачке не один год. — Ладно, сейчас разберемся. Нам вообще через какую область ехать?

— Чтобы кругаля не давать и назад не возвращаться, через Брянскую поедем. Посмотри там номер трассы, сейчас по кольцевой вокруг Киева пойдем, оттуда на развязке и свернем. Нам на Чернигов, верно? А там на самый север области?

— Угу, — Виталий уже разобрался с атласом и нашел нужную страницу. — Сначала трасса Е 95 до Чернигова, потом можем на Семеновский район рвануть. Подходит?

— Подходит, — Вадим усмехнулся.

— Ты чего?

— Да я насчет трассы. Песня такая была, «Е 95», группы «Алиса». Я от них в юности конкретно фанател. — Увидев непонимание на лице товарища, он пояснил: — Ну, нравились мне они. А самая хитовая… гм… популярная песня у них называлась «Трасса Е 95». Вот и прокатимся.

— Понятно. Ты как, спать сильно хочешь? А то нам всю ночь ехать, как я понимаю.

— Пока нормально. Сменить сумеешь?

— Сумею, — хмыкнул «опер». — Я ж все-таки по двадцатому веку специализировался. Разберусь, короче. И посложнее машинки водил.

Никонов искоса взглянул на напарника, но от комментариев воздержался — начал привыкать.

Поколебавшись, Рогов все-таки вытащил из доставшейся ему в наследство от реципиента пачки сигарету и, поморщившись от недавних воспоминаний, утопил в гнездо прикуриватель. Уже почти привычно — впрочем, моторика-то ему досталась в том числе и от Кольцова — закурил и отвернулся к окну, рассеянно разглядывая проносящийся мимо пыльный и уныло-урбанистический пейзаж пригорода огромного города. Жаль, что он не видел эти места в привычном ему времени — сейчас было б интересно сравнить.

Операнг неожиданно грустно усмехнулся: угу, именно сравнить. Если будет с чем. Вот не остановят они в ближайшие… дни, недели, сколько им там еще отмерено-взвешено? — милейшего Леона Витольдовича — и не с чем будет сравнивать. Вообще не с чем… Обидно. Эх, если б не заблокированные темпор-каналы, если б родной «Хронос» (граната в окно, говорите? Так ведь, кто старое помянет, тому…) все еще был в силе, как все оказалось бы просто! Подсадили матрицу в министра обороны, президента или премьера, подняли в небо бомбардировщик и совершенно случайно уронили на этот долбаный ЦЕРН тактический спецбоеприпас номиналом килотонн эдак в десять. Потом бы покаялись перед мировым сообществом, мол, роковая ошибка, человеческий фактор, техническая ошибка, все дела… Жертвы? Да, конечно, но если на кону стоят миллиарды жизней и само будущее существование цивилизации, то? Принцип меньшего зла в чистом виде, ага. Им еще в учебке об этом все уши прожужжали. Собственно, и необходимость в существовании «Хроноса» в немалой степени именно этим самым принципом и объяснялась. Мол, проще решить проблему точечным уколом темпоральной рапиры, чем лупить со всей дури не разбирающей своих и чужих могучей дубиной боевых сил Военно-космического флота и планетарных федеральных войск..

Но вот относительно радикального, так сказать, решения проблемы с коллайдером? Несколько минут Рогов тщательно анализировал данные по Европейскому центру ядерных исследований, благо его «второе я» при помощи Пабста уже успело до них добраться. Даже если не брать в расчет само двадцатисемикилометровое подземное кольцо ускорителя частиц, то остальной ЦЕРН — это десятки зданий, многие километры подземных тоннелей, тысячи километров трубопроводов и кабельных трасс. Энергоснабжение — из одного источника, атомной станции в нескольких километрах южнее. Реактор типа PWR-965 — еще бы узнать, что это такое. Впрочем, вот узнать-то, причем в самых мельчайших подробностях, как раз трудно не будет. Данные во всемирном информаториуме и собственной электронной базе «Хроноса» наверняка есть, потребуется — Гельмут все по полочкам разложит. Используемое топливо — ТВС российского производства, суммарная мощность по достижении нерегулируемой цепной реакции чуть более четырех с половиной мегатонн. Ого. Ну и плюс миллионы кубометров воды из женевского озера, разумеется.

Операнг вновь погрузился в размышления, на основе полученных из будущего сведений просчитывая возможные варианты. Да нет, абсолютно дохлый номер. Без поддержки, без тщательной многоходовой подготовки акции даже и пытаться не стоит. Был бы у него хоть стандартный разведывательный бронекомплект-«невидимка» и нормальное оружие — еще можно попробовать, да и то с более чем мизерными шансами на успех, а так? Нет, глупости… и «принцип минимального вмешательства», разумеется. Спасти человечество от неминуемой гибели, конечно, нужно, но иди знай, чем аукнется в будущем четырехмегатонный взрыв в самом сердце густонаселенной Европы? И какими изменениями реальности это отразится в том же родном двадцать третьем веке? Все-таки ЦЕРН — крупнейший научно-исследовательский центр, и неизвестно, не станет ли жертвой ядерного удара тот, кто в скором времени разработает, например, гиперпрыжок или экологически безопасный реактор? Можно, конечно, попытаться проверить эти данные через того же Пабста, но как-то это все… ненадежно.

Нет, действовать нужно тоньше, как он, собственно, и планировал. Обнаружить и ликвидировать противника — и по возможности безвозвратно уничтожить ускоритель. Или как минимум каким-то образом нивелировать те изменения, что «Рой» уже успел внести в его конструкцию. Если, конечно, успел…

— Виталий, — на этот раз капитан с именем не ошибся. — Глянь, скоро нам сворачивать? Мы уже на кольцевой, если мимо проедем, будем потом кружлять…

— Ага, — Рогов мотнул головой, пожалуй, даже с удовольствием отвлекаясь от своих не слишком веселых размышлений, и чуть виновато взглянул на товарища, разворачивая на нужной странице атлас. — Сейчас…

Второй пояс дальности, корвет ПВ ВКФ «Отважный», 2210 год

Тревожный ревун подбросил капитана второго ранга Ивакина на койке. Еще не проснувшись окончательно, он по въевшейся за двадцать лет службы в погранвойсках привычке нащупал на прикроватной полке комм, нацепил на руку и только после этого принял вертикальное положение. Суть — проснулся окончательно. Дежурный голоэкран тревожно мерцал напряженным лицом капитана корабля, каперанга Сергея Викторовича Акимова:

— Леш, боевая. Жду на мостике, пять минут. — Соединение разорвалось, прежде чем Ивакин успел хоть что-то ответить.

Припомнив походя всю родню капитана до второго колена, кап-два натянул китель, автоматически взглянул в зеркало на двери каюты: для половины второго ночи — вполне нормально, и коснулся сенсорной клавиши, отпирающей дверь. В коридоре было шумно. Похоже, и вправду боевая: личный состав, словно тараканы под внезапно включенным на кухне светом, спешил занять места по штатному расписанию. Из динамиков громкой связи неслось привычное:

— Боевая тревога! Персоналу занять места согласно боевому расписанию. Персоналу БЧ-5 готовность ноль, переход в боевой реактор-режим через пять минут. Персоналу БЧ-6 обеспечить максимальную плотность щита через три минуты. Персоналу БЧ-2, БЧ-3 активировать бортовые оружейные комплексы по нормативу «А», быть готовыми к отражению пространственной атаки противника.

Кавторанг на миг замер: вот так ни хрена себе! Норматив «А» для всего бортового вооружения — такого он не помнил за все годы своей службы, поскольку во времена Первой галактической он еще числился курсантом Высшего военно-командного училища ПВ ВКФ и повоевать, при всем своем желании, не успевал. А сейчас, стало быть…

— Ивакин, мать твою! — развернувшийся над коммом экран передавал всю полноту переполнявших капитана «Отважного» чувств. — Ты где шаришься, салага? Ноги в руки, и ко мне! Если еще не понял, — далее следовал тот самый непереводимый флотский фольклор, — то Флот уже четыре часа в состоянии войны!

Кап-два ввалился в помещение БИЦа, козырнул капитану и занял свой ложемент, успев краем глаза заметить, что часть кресел еще пустует. Натянул на голову эластичный обруч мнемосвязи, мысленно произнес кодовую фразу, привычно активируя доступ к ресурсам боевого центра. Мельком проглядел выводимые на развернувшийся экран тактической обстановки данные, выхватывая из общего информационного массива лишь самое основное: «возмущение континуума… одиночный объект… дальность… неизвестные параметры финишной воронки… прыжок из четвертого сектора… оказать сопротивление… связать боем… при невозможности — уйти в подпространство». Ого, похоже, мы и на самом деле собрались с кем-то воевать. Хотя после брошенной Акимовым фразы о состоянии войны это-то как раз само собой разумеющееся. Автоматически проглядел поступающие из боевых частей рапорты — «рогатые» и «румыны» уже оттестировали свои комплексы, «силовики» вывесили защитный щит, дожидаясь от «пяток» окончательного перехода в боевой реактор-режим и недостающих сорока процентов энергии. Остальные бэчэ — связисты, радиотехники, медики — особенного участия в негаданном аврале не принимали, хоть и тоже были подняты по тревоге. Ну, а всякой экзотики типа «пространно-аморфной „семерки“» (БЧ-7, пространственная и атмосферная авиация) или «чушек» (БЧ-Х, служба РХБ и ксенозащиты) на борту небольшого пограничного корабля и вовсе не было. Ну, не считать же авиакрылом три аварийно-спасательных челнока и десяток автоматических одноразовых зондов?

А вот и сведения относительно тех самых помянутых капитаном «четырех часов в состоянии войны» — Ивакин с интересом просмотрел полученные из штаба Флота сообщения. Ого, мы уже потеряли четыре пограничные станции и несколько мелких кораблей! Неужто и вправду война?! Да еще и с несуществующими якобы Чужими? Весело…

— Ивакин, — голос капитана оторвал кавторанга от размышлений, не занявших, впрочем, и пары минут. — После отработки системы опознавания давай расчет по поражению цели. Залп сразу ракетами, для кинетики он слишком далеко. После захвата цели проконтролируй готовность экстренно развернуть g-воронку. Сопровождение цели — в автономном режиме, ждать результата не будем. Не до геройства сейчас.

— Принято, — как и всегда, в реальной боевой обстановке кап-два даже не обратил внимания, прошептал ли он это в крохотный микрофон или передал при помощи мнемосвязи. Капитан по-любому его ответ получит, а у него сейчас есть куда более важные дела.

— Есть всплытие объекта в линейный косм, остаточные возмущения — по нулям. Нет совпадения в системе опознавания. Нет совпадения по данным визуального контакта.

— Расчет на поражение цели, — Алексей отдал команду, не дожидаясь окончания доклада оператора. — Огонь по готовности.

Получившие целеуказание от электронного мозга БИЦ операторы БЧ-2 подгрузили данные в боеголовки, и с борта «Отважного» стартовали две из четырех штатных противокорабельных «Москитов», протонных ракето-торпед третьего поколения, способных проламывать даже энергетические защитные экраны.

Ивакин, будто капитан архаичной подводной лодки из далекого прошлого, бросил взгляд на высветившийся в углу экрана обратный таймер, отсчитывающий мгновения до попадания. Учитывая расстояние до цели, лететь ракетам предстояло меньше полутора минут. Поступило сообщение о готовности экстренно погрузиться в стартовую воронку гиперполя: как сказал Акимов, «сейчас не до геройства». Собственно, можно уйти в прыжок с обнуленными координатами финиша, выйдя в той же самой точке трехмерного пространства через любое заданное время. И ударить снова. Аж всеми двумя оставшимися ракетами или кинетическими пушками: пограничный корвет — отнюдь не эсминец или крейсер, к длительному пространственному бою не приспособлен. Да еще и с подобной километровой бугристой колбасой, изображение которой заботливо вывел на тактический дисплей бортовой компьютер: в отличие от героически погибшего вместе со всем экипажем капитан-лейтенанта ПКС А455/7 Сергея Каратова, кавторангу пришло в голову именно это сравнение. Впрочем, шхериться в нелинейном космосе им не пришлось. Когда до цели оставалось меньше тридцати секунд подлетного времени, исполинский корабль вдруг начал разделяться на восемь сегментов, размеры которых электронный мозг корвета визуально оценил почти в пятьсот стандартных метров, что почти в три раза превышало собственную длину «Отважного». И в этот момент первый из «Москитов» достиг цели, не то проломив энергощит вражеского корабля, не то последнего у противника и вовсе не было. Светофильтры камер внешнего наблюдения сработали штатно, и кипенно-белая вспышка десятикилотонного взрыва отразилась на голоэкранах БИЦа всего лишь мутноватой уродливой кляксой.

— Цель поражена… — несколько удивленно отрапортовал оператор-наблюдатель БЧ-2. — В зоне огневого контакта других целей не обнаружено.

— Всем отбой, — поймав едва заметный кивок Акимова, скомандовал Алексей. — Внешнюю защиту на дежурную мощность, оружейные комплексы обслужить, быть готовыми к повторному вступлению в бой. Подготовить канал внепространственной связи со штабом Флота для передачи пакета данных по боестолкновению.

— Хорошо стреляешь, кавторанг, — голос подошедшего к ложементу Акимова едва не заставил вздрогнуть еще не отошедшего от горячки короткого боя Алексея. — Без чинов. Твои наблюдения? По горячим, так сказать, следам?

— Наблюдения, Сергей Викторович? Да, есть немного. Возможно, мы просто попали именно в момент этого их, гм, деления, когда они, допустим, отключили свой щит, но…

— Ну, не стесняйся, — ухмыльнулся капитан. — Что подумал?

— Слишком просто, — пожал плечами Ивакин, бросая последний взгляд на тактический экран и снимая обруч мнемосвязи. — Или это был не боевой корабль, или они здорово проигрывают нам в боевой мощи.

— Молодец, верно подметил. Насчет того, что это гражданский, не переживай. Пока ты ракетами пулял, я просмотрел переданные штабом данные. Именно эти огурцы и раздолбали несколько наших пэкаэсов в третьем секторе. Один удалось серьезно повредить и захватить, насколько понимаю, им уже занимаются. Так что мы все правильно сделали. А вот то, что они уже и до второго пояса добрались, неприятно… Чего лыбишься, Леша?

— Да вы их с огурцами сравнили, а мне больше отчего-то больше колбасу напомнило.

— Колбасу? — Акимов непонимающе нахмурил лоб. И неожиданно рассмеялся: — Ну ладно, пусть будет колбаса. Прямо, понимаешь, по Фрейду…

Тренировочная база ЦУОС, Зелия, 2210 год

Пока Пабст ковырялся в информационной базе, периодически перебрасывая выбранные файлы на свой электронный планшет (тоже идея Рогова, застращавшего научника возможными проблемами в доступе к информаториуму — мол, у нас тут в некотором роде война идет, информационная блокада), Виталий со второго терминала побродил по Всемирной сети. О войне, как и ожидалось, ничего. То ли уже подсуетилась цензура, то ли население колонизированных миров об этом еще не прознало. Скорее всего, и то, и другое. Обычная в принципе ситуация в подобном случае, уж кому-кому, как не ему, этого не знать.

Наткнувшись на рекламу какого-то местного — в смысле земного — ресторана «Дары Старого Крыма», операнг непроизвольно сглотнул набежавшую слюну. Нет, война-то, конечно, войной, но и обед по расписанию! Кормить их вообще будут? Хоть бы сухпай какой у местной охраны позаимствовали — сейчас Рогов с удовольствием удовлетворился даже просроченными галетами и обезвоженной говядиной с шоколадом из стандартного десантного рациона. Словно уловив его мысли, пискнул зуммер вызова, и на экране появилось хмурое и словно постаревшее за прошедший час лицо Аверченко:

— От голода еще не опухли? Сейчас вам принесут поесть, сам я не раньше чем через час буду. Меня вызывать только в самом крайнем случае, занят. Отбой.

— Во-от, — удовлетворенно пробормотал себе под нос «опер». — Сейчас, стало быть, и пожрем. Да уж, мечтать нужно осторожно, мечты сбываются. Гм, а интересно, если я здесь натопчусь по самое «не хочу», там мне тоже есть не захочется?

— Что? — последнюю фразу, произнесенную чуть громче остальных, Пабст услышал. — Виталий, я ведь не физиолог, но подозреваю, что обманное ощущение сытости…

— Расслабься, — хмыкнул Рогов. — Тебе еще долго? Нам сейчас обед принесут. Или ужин.

— Не очень. Наверное, скоро закончу. Ты, если что, ешь, я еще поковыряюсь. А то вдруг и вправду Сеть заблокируют?

— Ладно, разберемся. Пока что нас только обещаниями накормили, правда, на уровне аж целого контр…

Индикатор защитного контура над дверью изменил цвет, и в проеме разъехавшихся в стороны дверных панелей показался сотрудник охраны ЦУОСа, толкавший перед собой заставленный судками столик. Ага, не сухпай все-таки, уже хорошо.

Судя по всему, облаченный в стандартный десантный камуфляж сержант понятия не имел, кто эти двое, но сам факт, что сидят они в кабинете начальника СБ, от которого он и получил приказ доставить сюда обед, настораживал.

— Разрешите?

— Входи, — Рогов поднялся навстречу, шутливо потянув носом. — Вот видишь, Гельмут, я ж говорил, война — обеду не помеха. Бросай свои изыскания и давай поедим. Не знаю, конечно, как там у вас в научном отделе принято, а я на голодный желудок мир все равно спасать не собираюсь…

Аверченко появился уже затемно. Устало махнув рукой на подскочивших было подчиненных, он обошел стол и, опершись руками о столешницу, тяжело опустился в кресло. Помассировал пальцами виски и только затем поднял голову:

— Ну что, времени зря не теряли, как я понимаю? Докладывайте, только покороче. Устал жутко. А уж потом моя очередь…

— Да не о чем особо докладывать, Сергей Николаевич. В основном разбирались с данными по ЦЕРНу. В смысле, как туда попасть и как его уничтожить. Заодно решили наиболее важную информацию мне, так сказать, напрямую подгрузить. — Виталий шутливо постучал себя согнутым пальцем по лбу и кивнул в сторону стоящего возле стола чемоданчика портативного гипнотранслятора, с которым имел сомнительное удовольствие «пообщаться» менее часа назад. Зато теперь его второе я точно знало, что и как делать, разбираясь в устройстве ВАКа ничуть не хуже его обслуживающего персонала.

— Ясно, молодцы. Ладно, ребята, слушайте. Тебе, Гельмут, это в принципе не нужно, но отсылать тебя обратно в отдел я не стану. Короче, так: все ваши умозаключения я до командования Флотом донес, спасибо адмиралу, подсобил по своим каналам. В целом все, к сожалению, вполне укладывается в вашу теорию. Если не брать в расчет несколько уничтоженных пограничных станций и слабовооруженных кораблей, ход этой странной войны с первых часов явно в нашу пользу. При прямом боестолкновении противник несет потери и отходит, в большинстве же случаев и вовсе старается боя избежать. Похоже, вы правы…

— А это уже и не столь важно, Сергей Николаевич, — проинтонировав «уже», перебил контр-адмирала Рогов. — Важнее другое.

— Даже так? — помедлив, переспросил контр-адмирал. — Но заключение аналитиков объединенного штаба именно таково. Тактика выжидания.

— Нет, вы не поняли, Сергей Николаевич, я не о том. Хоть какие-то данные о Чужих есть?

— Нет, — сухо помотал седой головой Аверченко. — В доступе к информации отказано.

— Идиоты, — без особой, впрочем, злости пожал плечами Рогов. — Все, как всегда. Дебилы из особого отдела столкнулись лбами с дебилами из объединенного штаба. Когда эти уроды перестанут грызться между собой и оглянутся вокруг, они с удивлением обнаружат, что человечества больше нет, — судя по брезгливому выражению лица Аверченко, операнг был недалек от истины.

— Сергей Николаевич, тут есть и еще кое-что. Кое-что, что куда важнее разборок между «Хроносом», ОШФ и особистами. Когда — или если — противник узнает о нашем Центре, он постарается его уничтожить, поскольку мы сейчас единственная сила, способная разрушить все их планы. Все началось здесь, на Земле, и все здесь же и закончится. Или там, в двадцать первом веке, или у нас.

— Что ты имеешь в виду? — судя по выражению лица, контр-адмирал уже все понял.

— Да вот именно это и имею, — отрезал «опер». — Если у них есть нормальные аналитики, они просто обязаны просчитать, откуда исходит угроза их пока что не реализованному плану вторжения. Я б на их месте просто разнес Землю на атомы и успокоился.

— Дурак, — пробормотал Аверченко. — Но ведь логично…

— Сергей Николаевич, вы суть ухватили? Не будут они нашу планету взрывать, не будут. Просто потому, что нет у них таких технологий. Если б были, не бегали бы от каждого пограничного корвета с четырьмя ракетами на борту. А значит, что?

— Что? — автоматически переспросил тот.

— Десант. Точечный удар всеми имеющимися силами по нашей орбиталке, проламывание ее на всю глубину, и десант. С единственной целью — захват или уничтожение базы «Хроноса». Все.

— И… что? Ты ведь не только об этом хотел поговорить, операнг?

— Все данные по двадцать первому веку уже там, у него. Мне здесь делать особо нечего. Дайте мне роту солдат из охраны и поднимите по тревоге остальных. Мои коллеги из «оперов» тоже могут принять под командование личный состав. Уверяю вас, все они более чем опытны. Считаю необходимым эвакуировать или ликвидировать все информационные базы проекта. И подготовить территорию ЦУОСа к уничтожению. Это возможно?

— Да, — на сей раз Аверченко ответил без колебаний, словно ждал этого вопроса. — ЦУОС был подготовлен к экстренной ликвидации еще на стадии закладки, так сказать, фундамента.

— Вы?

— Могу, — кивнул Аверченко. — Если будет нужно — могу. И останусь здесь.

— Зачем? — искренне не понял операнг.

— Это мой проект, Рогов, хоть и не мной придуман. Я слишком много лет отвечал за его безопасность. И если я ошибся, останусь здесь. Капитан не уходит с тонущего корабля.

— Вообще-то уже давно придумали АСМ, — хмыкнул операнг. — Впрочем, ладно, до этого пока далеко. Ребят дадите?

— А куда денусь? Забирай, надеюсь, знаешь, что делаешь. Сейчас распоряжусь. Бывшие твои загонщики, а? — мрачно пошутил начальник службы безопасности.

— Неважно. Лишь бы службу знали, с остальным разберемся. Я на Земле впервые, так что о многом просто не в курсе. Здесь вообще есть реально боеспособные части? Флотский десант, федералы?

— Увы. Земля слишком давно превращена в закрытый заповедник… ну, и полигон для нескольких особо секретных проектов. Своего гарнизона здесь нет, только силы самообороны, по большому счету та же полиция. Сам понимаешь, особенно рассчитывать на них не стоит, спецназ ЦУОСа, пожалуй, наиболее подготовленное подразделение на планете. Но ребят всего батальон, да и то неполный, по меркам гражданского времени. Нам обещали поддержку, целый БДК на орбите и десантно-штурмовой батальон внизу, но когда они прибудут и высадятся — неизвестно.

— Вооружение, как я понимаю, только стрелковое? Или есть что-нибудь посерьезнее?

— Честно говоря, понятия не имею. Никто не допускал даже мысли о нападении на Центр. Проект считался одним из самых секретных во всей истории ВКФ, даже среди высшего руководства мало кто знал, где мы расположены и чем занимаемся. Сейчас представлю тебя начальнику гарнизона, с ним насчет оружия и поговоришь, — контр-адмирал протянул руку к коммуникатору. — Рогов, ты точно уверен, что больше никаких данных в прошлое отправлять не нужно?

— Да нет, конечно. Просто я, собственно, никуда не исчезаю и героически погибнуть не стремлюсь. Но и сидеть здесь, дожидаясь, пока нам на голову посыплются их десантные модули, не самое разумное времяпрепровождение. Снаружи я в любом случае буду нужнее. Кем бы я ни был здесь и сейчас, на самом деле я все равно остаюсь десантником. И хочу быть на своем месте. А снова понадоблюсь в качестве передатчика отсюда туда — мигом примчусь, Гельмут в любом случае будет со мной на постоянной связи.

— Добро, — поразмыслив пару секунд, кивнул Аверченко, активируя настольный комм. — Все мы должны быть на своем месте…

С вооружением дело обстояло даже лучше, чем подозревал Рогов. Оружейные склады Центра, хоть и были основаны одновременно с его созданием, регулярно снабжались последними техническими новинками, так что операнг с удивлением обнаружил там даже новейшие зенитные комплексы, способные поражать на завершающем участке посадочной траектории практически все существующие типы десантных челноков. С индивидуальной защитой и личным вооружением тоже был полный порядок, а вот с техникой, вполне, впрочем, ожидаемо, не очень. В распоряжении местных спецназовцев находились лишь несколько бронетранспортеров, на одном из которых утром довелось прокатиться Виталию, да пара старых БМП, использовавшихся в основном в качестве учебных машин. Гравилетов огневой поддержки не было вовсе, только звено легких транспортников с демонтированным бортовым вооружением.

От гипотетической атаки из космоса территория ЦУОС некогда прикрывалась комплексом ПВО-ПКО «Зонт-400М», последние десять лет хоть и законсервированным, но неразоруженным, что тоже радовало. Комплекс был стареньким, но вполне надежным для своего времени. Учитывая, что ничего иного у них просто не было, а на полную активацию и выход на режим боевого дежурства ему нужно было всего пять с небольшим часов, это было уже кое-что. По крайней мере, кое-что с точки зрения сил вторжения, уже изрядно потрепанных двумя эшелонами орбитальной обороны планеты. «Заслоны» — вещь, без сомнения, мощная, но и против удара целой флотской группировки, как уже говорилось, долго не выдержат. Вот тогда-то уже их черед и настанет.

Начальник гарнизона охраны, которому его представил Аверченко, Виталию определенно понравился. Немногословный сорокалетний майор космодесанта, чью форму украшали не только орденские колодки, но и три нашивки за боевые ранения, был именно тем самым хрестоматийным «настоящим десантником», лишь по прихоти армейской судьбы занимавшим свое нынешнее место. А уж после того как выяснилось, что во времена оны им еще и довелось вместе служить (правда, в разных подразделениях — Марков, как звали начгара, командовал ротой, Рогов же уже тянул лямку в особом диверсионном отряде), взаимное доверие почти что зашкалило. Рыбак рыбака, как известно, видит издалека, а уж десантник десантника…

Наскоро изложив бывшему сослуживцу свои умозаключения насчет вероятного десанта противника, операнг обсудил с ним план оборонительных мероприятий. По-любому выходило, что первую волну они, быть может, еще сдержат, хоть и со значительными потерями, а затем, если не подоспеет обещанная помощь, придется уничтожать Центр и эвакуироваться. Экипировавшись на складе — стандартный бронекомплект, тактический жилет с двойным боекомплектом, командирский шлем и столь любимая десантурой штурмовая винтовка двойного действия, — Виталий, наконец, ощутил себя в своей тарелке. Едва ли не впервые за проведенные в штате ЦУОСа годы.

Его служба в «Хроносе» завершилась.

Он — вернулся.

 

ГЛАВА 10

Украина, Черниговская область — Россия, Москва, 2010 год

До Чернигова добрались только под утро — помянутая Никоновым трасса была хороша, однако пересевший на водительское место Рогов решил на всякий случай не рисковать, прочно оседлав крайний правый ряд и не превышая безопасной, с его точки зрения, скорости в сотню километров в час. Вадим благополучно спал на заднем сиденье, убаюканный уютным покачиванием автомобиля, и операнг не торопясь прокрутил в голове все последние события. Ну, что ж, что делать и как делать, он, спасибо «второму я» из будущего, теперь знает, в ЦЕРН, скорее всего, проберется, а дальше? Ломать, как в древности говорили, не строить. Главное — найти и ликвидировать беглеца, остальное в принципе может и подождать. То, что сам он, скорее всего, живым из этой акции не выйдет, Виталий воспринимал более чем спокойно — в конце концов, он и так уже прожил не одну жизнь. Если все произойдет, как должно, он благополучно вернется в свое родное тело, если же нет… Тогда и вовсе все станет неважным. Вадима, конечно, жалко, но когда отыгрывается такая партия, пешками жертвуют не раздумывая. А значит, и срок их жизней — и капитана Никонова, и его реципиента Кольцова — уже отмерен кем-то свыше, и все ходы на исполинской шахматной доске просчитаны не на один шаг вперед. Осталось последнее: не подвести неведомого гроссмейстера и выполнить им задуманное.

Проводив взглядом рубиновые огоньки стоп-сигналов очередной обогнавшей их машины, Рогов сбросил скорость и включил в салоне свет, сверяясь с картой. До шоссе, ведущего в Семеновский район, оставалось еще с полсотни километров. Почему решено было ехать именно этой дорогой, Никонов ему объяснил перед тем, как передать управление: несколько лет назад капитан гостил у своего армейского кореша в небольшом селе Октябрьское на самой границе с Россией и знал, как и где перейти кордон. Если, конечно, можно считать кордоном небольшую десятиметровую речушку Стративу, по которой волей политических разборок девяносто первого года прошла госграница между двумя братскими странами. Рогов усмехнулся тому, сколь быстро реалии этого мира стали близкими ему, и увеличил скорость. Еще сутки назад он вряд ли вспомнил бы, что происходило в девяностые годы прошлого века, а вот сейчас… впрочем, вероятно, это вовсе не его память, а реципиента. Порой при загрузке матрицы возникали достаточно странные аберрации, эдакий своего рода обмен знаниями.

До поворота на Семеновку оставалось всего ничего, минут двадцать при такой скорости, и Рогов вытащил термос с кофе. Термос они приобрели по пути, кофе же набрали в первом попавшемся баре. Растворимый, конечно, но в ночной дороге — вещь более чем необходимая. Придерживая руль одной рукой, он наполнил крышечку-стакан (что оказалось довольно нетривиальной задачей) и выпил залпом, словно давешнюю «Адмиральскую», оставшуюся где-то там, в двадцать третьем веке. Поморщившись, снова закурил, чуть приоткрыв окно. В салоне стало ощутимо шумнее. Хорошая дорога закончилась, под колеса «Дэу» лег разбитый асфальт районной трассы. На заднем сиденье заворочался Никонов, отзываясь на удары ходовой. Рогов бросил взгляд через подголовник пассажирского сиденья и немного сбросил скорость. Пусть выспится. Не горит. До утра по-любому доедут, так что гнать уже ни к чему. Потыкал пальцем в кнопки автомагнитолы, меняя волну. Популярная музыка, обозванная Вадимом «попсой» — смысла этого термина Виталий так не понял, да и не вдавался особо, — уже определенно достала. Наконец, «опер» нашел какие-то новости, сделал звук чуть громче. Вслушался — и еще добавил громкости, разом позабыв про спящего товарища:

— …стренное сообщение. Сегодня, около десяти часов вечера по среднеевропейскому времени на территории Европейского центра ядерных исследований в Швейцарии произошла крупная авария. По словам представителя по связям с общественностью ЦЕРНа, никакой угрозы данное происшествие не представляет, все слухи об эвакуации населения близлежащих населенных пунктов являются досужим вымыслом падких до сенсаций журналистов. Ускоритель частиц, действительно, остановлен в аварийном режиме в 22.09, но нештатная ситуация связана только лишь с неполадками в системе энергоснабжения охлаждающих устройств, что привело к перегреву сверхпроводящих магнитов коллайдера в трех из восьми его рабочих секторов. В настоящее время ведутся восстановительные работы. Сообщения о проводимом перед остановкой коллайдера эксперименте по созданию некой «сверхтяжелой материи» являются антинаучными выдумками. В то же время руководство Центра признает, что действительно были предприняты некоторые дополнительные меры безопасности. Доступ в ЦЕРН, во избежание беспорядков и несанкционированных акций протеста, о которых уже предупредили некоторые общественные организации Швейцарии, Франции и Италии, временно прекращен, территория оцеплена регулярными войсками и силами правопорядка…

Ого! Похоже, началось. Правда, в переданных ему из будущего сведениях уже была информация о нескольких аналогичных поломках ВАКа, связанных все с теми же самыми магнитами, способными работать лишь при температуре, близкой к абсолютному нулю, но сейчас явно происходило нечто иное. Нет, достоверно он этого, конечно, не знал, но вот чувствовал отчего-то более чем сильно. А сверхпроводящие магниты — всего лишь ставшее уже привычным прикрытие. Вот прекращение доступа на территорию и армия с полицией в оцеплении — уже неприятно. И хрен речь идет об акциях всяких там антиглобалистов с гринписовцами, тут явно все серьезнее, наверняка господин «Рой» постарался. Пока, похоже, безрезультатно, что определенно радует, поскольку, если б у него все получилось, сообщать последние новости было бы просто некому. Но поспешить нужно, ой нужно!

Операнг переключился на дальний свет, боясь пропустить поворот. Наконец в свете фар мелькнул указатель, и Рогов вывернул руль, сворачивая. Все, считай, до райцентра добрались, нужно будить Вадима. Дорогу до Октябрьского пускай уж сам ищет.

Машину бросили в нескольких километрах от села, попросту загнав верную «Daewoo» в ближайшие кусты. Номера, по предложению Никонова, на всякий случай открутили и спрятали неподалеку, наскоро забросав травой и прошлогодними листьями. Насколько понял Рогов объяснения товарища, менее чем через сутки ее или угонят, благо ключи они предусмотрительно оставили в замке, или достаточно профессионально раскурочат местные, так что концы в воду, как говорится. К рассвету напарники уже были на «сопредельной территории», суть в Брянской области. Речку Стративу, по летнему времени порядком обмелевшую, без проблем форсировали еще затемно и, обойдя стороной ближайший поселок, числящийся в приграничной зоне, часам к девяти вышли на какую-то второстепенную федеральную трассу. Остальное было, выражаясь терминологией Вадима, «делом техники», и спустя неполных семь часов — повезло с пробками, ага! — товарищи уже высадились в Москве.

Подсчитав оставшиеся после путешествия деньги, которых оставалось не так много, сразу отправились на квартиру к капитану, предварительно убедившись, что за ней не ведется наблюдение. Что, впрочем, было уже почти из раздела фантастики: даже учитывая их неожиданное исчезновение и сделанный из-под Киева контрольный звонок, маховик спецслужб не мог столь быстро набрать необходимые обороты. Вот часиков через десять-двенадцать — да, а сейчас? Вряд ли. Да и поиски бы по-любому начали с украинской столицы.

Забрав необходимые для их дальнейших планов записные книжки и все имевшиеся в доме наличные, рванули на такси домой к Дмитрию-Виталию, повторив операцию по изъятию денег и оригиналов документов, в том числе и на квартиру. Еще по дороге они обговорили, что сумму, необходимую для нелегальной турпоездки в страну молочного шоколада и самых надежных в мире часов, можно быстро получить, лишь продав, пусть и не слишком законно, «двушку» Кольцова, поскольку расходы впереди предстояли нешуточные. А в том, что его реципиенту еще понадобится жилплощадь, Рогов очень сомневался. Вернее, как раз не сомневался в том, что уже не понадобится… в любом случае и при любом исходе их мероприятия…

Купив пару мобильных телефонов, товарищи созвонились с нужными людьми, договорившись встретиться завтра с утра. Заночевали в ВИП-комнатах на вокзале — связываться с гостиницами и, тем более, старыми друзьями или подружками (оба, по счастливой в данной ситуации случайности, женаты не были) не решились, а утром отправились к знакомым, некогда прикормленным госбезом риэлторам. Кольцовскую квартиру продали почти за бесценок, зато быстро и вполне официально, и уже к обеду получили на руки деньги. Конечно, при следующей встрече с куратором, а то и раньше эта история неизбежно всплывет, причем с их реальными именами-фамилиями, чем вызовет немалое удивление (и не только удивление, но и кое-что похуже) в родной «конторе», но будет ли все это к тому времени иметь хоть какое-то значение, товарищи не знали. Теперь можно было звонить по обещанным Никоновым «контактам», через которые он надеялся выйти на специалистов, занимающихся липовыми документами. Контакты эти, честно говоря, были весьма ненадежными, если и вовсе не пустышками, но иного никогда не пересекающийся с криминалом капитан предложить не мог. Ну, не через туристическое агентство же ехать?!

Попутно слушали новости, но ничего нового, связанного с событиями в ЦЕРНе, не передавали, да и вообще, особого ажиотажа в СМИ не наблюдалось. Только дежурные фразы насчет «аварийной остановки коллайдера, восстановительных работах и дополнительных мерах безопасности». То ли все и на самом деле было спокойно, то ли швейцарские спецслужбы более чем грамотно фильтровали исходящую информацию. Правда, временно прекратилось любое сообщение со Швейцарией, но этому-то как раз можно было найти разумное объяснение; границы же с остальными окружающими странами пока были открыты, хотя в некоторых областях Франция и Италия ввели дополнительные меры безопасности, полностью прекратив въезд для туристов и существенно ограничив его для остальных категорий пересекающих границы. Впрочем, касалось это исключительно юго-западных областей, наиболее близких к Женеве и Лозанне и, соответственно, к самому ЦЕРНу. Ради интереса, заехали в Интернет-кафе и побродили по Сети. Бродил, разумеется, Никонов, поскольку операнг, по его собственному выражению, «в доисторических технологиях» оказался ни в зуб ногой. Новостные порталы ничего нового не предлагали, да и официальные сайты турагентств тоже отнюдь не пребывали в панике по поводу происходящего, лишь временно заморозив оформление поездок в Швейцарию и частично — все на тот же юг — юго-восток Италии и Франции. На разнообразных форумах оказалось куда интереснее и живее, народ, начиная от неопытных юзеров и заканчивая матерыми завсегдатаями сетевых ресурсов, изгалялся вовсю, уже выдвинув сотни предположений, начиная от первых признаков Армагеддона и неких секретных экспериментов спецслужб и заканчивая формирующейся черной дырой и образованием канала в иную Вселенную, откуда вот-вот хлынут на Землю кровожадные инопланетные завоеватели. Дочитав до последней версии, Рогов вопросительно взглянул на товарища, но капитан лишь презрительно фыркнул — мол, успокойся, покопаемся еще полчасика и не такого наслушаемся. Единственной полезной информацией, найденной на просторах Интернета, был официальный список необходимых для посещения Европейского ядерного центра документов. Если требование иметь при себе загранпаспорт с визой, страховку и электронный билет товарищей не удивило, то вот упоминание о копии приглашения, сохраняемой до выдачи пропускных документов, — откровенно расстроило. Где его брать, было совершенно непонятно. А ведь все перечисленное касалось еще тех времен, когда ЦЕРН не был официально закрыт для посещений!

Плюнув на явно бессмысленное времяпрепровождение, товарищи занялись обзвоном, однако повезло им только на третьем звонке — первых двух из трех имевшихся в записной книжке капитана номеров уже не существовало в природе. После произнесения кодовой фразы «я от Степана Сергеевича, помните, прошлым летом в Сочи?» на той стороне трубки долго молчали, затем все же согласились встретиться. Место им назначили сами, перезвонив минут через десять и уже с другого номера. Поехали на метро, чтобы не застрять в пробке и не опоздать, а заодно подстраховаться от возможной слежки, но разделяться не стали — Рогов город знал плохо, а на встрече они должны были обязательно появиться вместе, такое условие установил им неведомый телефонный собеседник.

Встретиться предстояло на площади у станции «Измайловская». Никонов хорошо знал это место, где ветка метро выходила на поверхность и сама станция располагалась не под землей, а практически на улице. Выйдя на раскаленный солнцем асфальт — нынешнее лето вообще было аномально жарким, в чем Виталий уже не раз успел убедиться и даже подумать, не связано ли это каким-то образом с долбаным коллайдером, — операнг с интересом огляделся. С одной стороны располагался огромный даже по столичным меркам лесопарк, с другой площадь с продовольственным и промтоварным рынками, пережитком шальных девяностых. В площадь упирались три Парковые улицы. Идеальное место для подобной встречи, что уж говорить. Наружка, буде таковая имеется, с ума сойдет, пытаясь отследить, кто, с кем да зачем…

Несмотря на то что товарищи прибыли раньше назначенного срока, их уже ждали — причем, как именно подошедший парень в темных очках определил, что это именно они, ни капитан, ни «опер» так и не поняли. Парень вежливо попросил закурить и негромко осведомился, звонили ли они по такому-то номеру. Получив положительный ответ, он удовлетворенно кивнул и протянул сотовый:

— Говорить будете только по этой «трубе», вам перезвонят. Сами никуда не звоните, — не прощаясь, он мгновенно растворился в толпе, которая здесь, возле входа в метро и ряда торговых палаток никогда не иссякала.

— Проверяют? — Рогов первым нарушил молчание. — Наверняка и сейчас наблюдают, да?

— Угу, проверяют, причем вполне профессионально, — капитан пожал плечами. — Серьезные ребятишки. Хотя это и хорошо, что проверяют, а не послали сразу куда подальше. Может, и получится у нас.

— Ладно, Вадик, вон какие-то столики, идем, присядем, хоть пива возьмем. А то жарища, блин. Он же не сказал торчать именно на этом месте. Иди знай, сколько нам еще ждать.

— Идем, — Никонов убедился, что переданный ему телефон включен и находится в сети, и спрятал аппарат в карман.

В этот момент мобильный зазвонил.

— Пиво потом попьете, — голос был не знаком. — Переходите через площадь и медленно топайте по Пятой Парковой. Ясненько? Тогда вперед.

Подобрали их только через квартал, видать, снова проверяли. Рядом притормозила видавшая виды серая «шоха» с тонированными стеклами, распахнулась задняя дверь:

— Садитесь, — убедившись, что пассажиры заняли места, водитель резко взял с места, вливаясь в поток автомашин. Ехали довольно долго, минут двадцать, а потом еще с пять — крутились по каким-то дворам. Прикинув, Вадим сообразил, что привезли их куда-то в Богородское, старый райончик со старыми же бандитскими традициями. Между прочим, некогда именно здесь у реальной, а не киношной банды «Черная кошка» находилась основная «хаза».

Наконец, припарковались, и не страдающий особой разговорчивостью водила произнес вторую за поездку фразу:

— Приехали. Вон тот подъезд, который без домофона, пятый этаж, квартира 109. Ждут.

— Это хорошо, что ждут, — хмыкнув, Виталий выбрался из тесного салона и с наслаждением потянулся. — Ладно, пошли, капитан, чего тянуть.

Их встретили у лифта, без задержек проводив в квартиру, обычную двухкомнатную без малейшего намека на всякие там «евроремонты». В тесной прихожей с поблекшими от времени обоями быстро, но тщательно обыскали и даже проверили портативным металлодетектором и еще каким-то хитрым прибором, видимо на предмет прослушивающих или передающих закладок. Пока один из встречающих обыскивал, второй грамотно его страховал, стоя в трех метрах и держа в прижатой к боку полусогнутой руке пистолет с глушителем. Да, прав капитан, серьезные ребятки…

Удовлетворившись результатами, товарищей, все так же молча, препроводили в дальнюю комнату, где их и ждал человек, ради встречи с которым была затеяна вся эта авантюра, откровенно попахивающая сюжетом какого-нибудь популярного детективного романа. Последнее исключительно с точки зрения Никонова, разумеется: оперангу все происходящее было внове и даже казалось любопытным, не вызывая никаких сторонних ассоциаций. Несмотря на грядущую гибель мира, операнг Рогов не переставал впитывать приходящую извне информацию — ему и на самом деле было интересно. Происходящее не напоминало привычную «подсадку» матрицы — сейчас он и на самом деле был частью этого мира, и это было необычно. По крайней мере, для него. Никонов, по понятной причине, подобных чувств не испытывал.

В старом, вполне под стать квартире, явно съемной, кресле сидел невысокий плотный мужик лет пятидесяти. Обычное, ничем не запоминающееся славянское лицо, аккуратная короткая стрижка, никаких там наколок специфического содержания на руках или толстых золотых цепей на шее. Встретишь в толпе, скользнешь взглядом и пройдешь спокойно дальше. Составить фоторобот? Проблематично, ага… Расстегнутая до груди летняя рубашка, светлые свободные брюки. Скромное обручальное колечко на правой руке. Один из тысяч среднестатистических москвичей. И, тем не менее, именно что только лишь «один из»…

Первым молчание нарушил сам хозяин квартиры:

— Давайте покороче… господа, особенно задерживаться в этих номерах мне резона нет. Или все-таки товарищи? От Степана Сергеевича которые, ну и из Сочи, разумеется. Кто вы такие, я знаю, и оттого тем более не понимаю, каким образом могу оказаться полезен. Сразу скажу — в то, что это подстава, не верю, да и проверили вас основательно. Насчет всяких «жучков», микрофонов и прочей лабуды, тоже вроде бы чисто. Что вам конкретно нужно?

— Загранпаспорта, визы и медицинские страховки. Крайне желательно — официальное приглашение в ЦЕРН от какой-нибудь научной организации или коммерческой фирмы, обслуживающей или монтирующей там оборудование. Нам необходимо быть в Швейцарии как можно скорее. Что такое ЦЕРН, вы, думаю, знаете.

— И насколько же скоро? — криво усмехнулся собеседник, проигнорировав последнюю фразу.

— Желательно уже вчера, — вполне дружелюбно улыбнулся в ответ Рогов, с первых секунд разговора взявший на себя ведение переговоров. Никонов, впрочем, не спорил, хоть и сидел напряженно, ожидая не то подвоха от собеседника, не то какой-либо откровенной глупости от операнга.

— А новости мы вообще слушаем?

— Да. Потому и обратились к вам, а не пытаемся действовать, так сказать, официально.

— Ой ли? У конторы глубокого бурения что, новый стиль работы? Паспорта, я так понимаю, нужны на левые имена? А вы хоть примерно в курсе расценок? Да еще и за столь срочную и, гм, необычную работу?

— Не в курсе, увы. Но утром я продал свою квартиру, — не зная, зачем он это делает, Виталий протянул мужику документы из агентства недвижимости. Вадим сделал страшные глаза, но смолчал. — Думаю, хватит. И поверьте, сейчас мы не более чем ваши частные клиенты.

Несколько секунд тот молчал, буравя операнга пристальным взглядом чуть прищуренных внимательных глаз (взгляд Рогов, разумеется, выдержал — не на того напал), затем взял с журнального столика пачку сигарет, не предлагая гостям, закурил. Откинулся на скрипнувшую пружинами спинку, выпустил дым:

— Всегда считал, что меня уже ничем в этой жизни грешной не удивишь. Ошибся, что ль? Расслабился? Или за меня так серьезно взялись? И сейчас вязать будут?

— Ошиблись. Никто за вас не брался, — Виталий аккуратно разложил перед ним их настоящие паспорта и три пачки стодолларовых купюр в банковской упаковке по сто штук — основную часть денег они с собой на встречу, разумеется, не взяли.

Помолчав, мужик равнодушно и несколько даже брезгливо отодвинул в сторону документы и деньги, даже не взглянув на них, аккуратно затушил окурок в полупустой хрустальной пепельнице и сообщил:

— А знаете, что, ребятушки? Я все сделаю. Дня за три, быстрее просто физически не получится, у нас тоже есть свои заморочки. Документики будут — ни на одной таможне не подкопаются, не первый год ксивы мастырю, пока никто не жаловался. И в Альпы вас отправлю, через Францию, правда, но на месте верного человечка подскажу, и с границей поможет, и по стране проведет, и что там еще нужно будет. Даже цену, пожалуй, ломить не стану. А там, глядишь, и еще в чем подмогну. Но при одном условии, — внезапно он резко наклонился вперед, сверкнув злым блеском холодных глаз немало повидавшего на своем веку человека. Очень так немало повидавшего. — А условие вот какое. Вы мне прямо здесь и сейчас все и расскажете, господа-товарищи частные клиенты из интересного учреждения. И что там, в Швейцарии, на самом деле произошло, и что от нас всех скрывают, и зачем вам нужно туда попасть таким вот интересным макаром. А нет — так не обессудьте. Мы не договоримся.

Рядом шумно вздохнул Никонов, решивший было, что их переговоры окончательно и бесповоротно провалились. Виталий же, как ни странно, придерживался абсолютно иного мнения. А если уж честно, откровенно расслабился — он уже просчитал собеседника. В конце концов, в прославленном флотском диверсионном спецназе учили отнюдь не только челюсти крушить да вражеские космопорты захватывать:

— А оно вам надо? Не зря ведь в одной мудрой книге сказано, что «во многой мудрости много печали»? Да и не поверите вы, а коль не поверите, так не захотите с сумасшедшими связываться.

— «И кто умножает познания, умножает скорбь», — неожиданно серьезным голосом процитировал тот вторую часть библейской цитаты. — А вот насчет того, поверю ли, это уж дядя сам решит, хорошо? Дядя много историй в своей далеко не безгрешной жизни слышал, авось и эта его не шибко расстроит. Курите, если хотите. — Он пододвинул сигареты и, продолжая движение, неожиданно протянул руку: — Виктор Семенович, а то как-то неудобно. Не могу сказать, что это мое совсем уж настоящее имя, да вот привык я к нему как-то…

«Молодец, быстро схватывает, — с уважением подумал операнг. — Ведь понял уже, что я согласен. Рисковый мужик».

— Очень приятно, — Виталий со всей серьезностью пожал руку и взглянул на Вадима: — Да расслабься, капитан, кому будет хуже оттого, что и он тоже узнает? Ему же в любом случае хуже и будет. Но дядя, — он метнул в сидящего ответный взгляд, который тот встретил едва заметной понимающей ухмылкой, — сам так решил. По крайней мере, он-то уж точно человек в отличие… ну, ты сам знаешь, от кого. А вы, гм, Виктор Семенович, не боитесь? Ведь, если вдруг поверите, обратной-то дороги не будет.

— Не боюсь, — авторитет (откуда в его памяти взялось это понятие — и, главное, понимание, что оное означает, — Виталий не знал, наверняка снова от реципиента) откинулся обратно на спинку кресла. — Я как-то уже давно ничего не боюсь. Перебоялся когда-то, всякое бывало. Ладно, хватит впустую языками молоть, не у следака на допросе. Кстати, если мы договоримся, можете здесь и остаться. Хата чистая, не бойтесь. Денег за постой не возьму и даже водочкой угощу, — он усмехнулся. — Считайте, подарок.

— Тогда слушайте, — операнг вытянул из предложенной пачки сигаретку, прикурил. — Но потом — без обид. Мне будет очень неприятно вас убивать, но если это придется сделать для дела, я это сделаю. Итак, когда-то давным-давно, в далеком будущем…

Документы им привезли «с доставкой на дом», прямо на эту самую квартиру, где товарищи провели три последних дня, приняв неожиданное предложение «Виктора Семеновича». Сам он после того памятного разговора больше не появлялся, но по всему было видно, рассказу операнга поверил. Полностью ли, частично, но поверил. И даже задал несколько вопросов о будущем, на которые Рогов ответил со всей серьезностью и прочей ответственностью, поскольку не видел ни малейшего повода что-либо скрывать. Понравились ли ему ответы, Виталий не понял, но убыл тот в весьма большой задумчивости. А товарищи до глубокой ночи глушили найденную в холодильнике водку под найденную там же немудреную закуску и терялись в догадках, чем все это закончится. Закончилось все положительно — утренним телефонным звонком, заверившим их, что все нормально и «процесс пошел».

Этим же утром Рогов, в голову которому пришла неожиданная идея, послал товарища в ближайший магазин за ноутбуком и парой флеш-накопителей максимальной емкости. Уже давно отвыкший чему-либо удивляться, Никонов лишь молча кивнул головой и, не задавая лишних вопросов, потопал за покупками. Идея операнга, навеянная воспоминаниями о посещении кафе на Старой Земле, где он пытался найти в Сети сведения о своем несостоявшемся реципиенте, казалась вполне выполнимой, по крайней мере, на первый взгляд. Если там ему удалось простейшей вирусной программой вывести из строя роум-кристалл местного инфоцентра, то почему нельзя сделать нечто подобное и с компьютерами, управляющими коллайдером и всей его инфраструктурой? Хоть теми же детекторами частиц ATLAS, ALICE или CMS? Конечно, и принципы программирования, и сами компьютеры будущего не имели с нынешними ничего общего, но что мешает спецам из «Хроноса» написать небольшую разрушительную программу, основанную именно на реалиях начала двадцать первого века? Ведь роум-технологии начали разрабатываться именно в середине этого века, да и переход к новым компьютерам происходил не вдруг и сразу, а поэтапно, и все необходимые данные в базе проекта наверняка имеются. Если напрягутся, глядишь, что и получится, иначе зачем тогда вообще почти половина научного отдела занималась именно работой с вычислительной техникой? Да и сами суперкомпьютеры «Хроноса», если так подумать, дорогого стоят — почти искусственный интеллект. Ну, а коль получится, так и не придется лезть к самому ускорителю, все сделает сошедший с ума главный электронный мозг — или как там он у них называется? — ЦЕРНа. Вилами, конечно, по воде писано, ну а вдруг да выйдет? В конце концов, любой использовавшийся до перехода на roum-tech вирус — это, по сути, просто набор символов, программный код, набрать который на клавиатуре и сбросить на локальный USB-носитель он наверняка сумеет, а дальше дело техники. Главное, чтобы многоумные научники из проекта… и его второе я не подвели, времени-то немного, всего три дня, поскольку тыкать в клавиши по дороге в Швейцарию может оказаться несколько проблематично.

Наконец, порядком запыхавшийся Вадим принес коробку с ноутом, по счастью, с уже установленной операционной системой — о последнем привыкший к совершенно иным технологиям Рогов попросту не подумал, за что капитан и получил от него уважительное «вот, блин… молодец, Вадюха!». Наскоро перекусив, Виталий занялся — под контролем Никонова, разумеется, — изучением компьютера, поскольку никаких «сообщений» из двадцать третьего столетия пока не поступало, хотя задание неутомимый Пабст получил от него еще вчера. И не только получил, но и весьма загорелся подобной перспективой, о которой до сего момента никто в «Хроносе» даже и не думал, пообещав немедленно подключить к делу всех свободных сотрудников, коих, как сильно подозревал «опер», сейчас шатается по научному отделу превеликое множество. Однако ни в этот день, ни на следующий Рогов-там ничем порадовать Рогова-здесь, увы, не смог…

А потом им привезли документы.

— Ну, в общем, так, ребятки, — «Виктор Семенович» — чтобы не заморачиваться, операнг еще в первую встречу решил для себя называть его именно так — был, ну, смущен, что ли? — Многое я на своем веку повидал, но такого? И ведь поверил отчего-то, еще в тот день и поверил, даже самому странно. Короче, ксивы, страховки и билеты на ероплан перед вами, бабки вы отдали, так что в этом смысле мы в расчете. С человечком верным я связался, во Франции он вас встретит. Вылетаете завтра через Лион, ближе ни к Женеве, ни к ЦЕРНу сейчас не подобраться, хотя режим там уж пару дней, как слегка ослабили. С приглашениями пришлось повозиться, серьезной проверки они не выдержат, сразу говорю, но для ментов ихних или армейцев, что дороги будут перекрывать, думаю, вполне сойдут. Так что вы теперь почти что натуральные представители одной хитрой российской фирмочки, которая то ли чего-то там поставляет для ремонта этого самого коллайдера, то ли чего-то там у них обслуживает. И на этом наверняка ненавязчиво пилит хорошие бабки. Короче, в подробности я не особо углублялся, — он кивнул на парочку скрепленных степлером листов. — Сами почитаете, вроде опытные пацаны. Как там у вас это обзывают, «легенда», что ли? Кстати, фирмочка вполне такая себе легальная и реально существующая, так что не очкуйте, тут все путем, другое дело, что сами приглашения — чистая туфта. С языками у вас, надеюсь, тоже полный ажур? Учили, небось? А то мой-то человечек по-нашенски, по-нормальному, ни в зуб ногой.

— Куда ж без этого? Необходимый минимум, как у всех наших, — о том, что и французский язык, и schweizerdeutsch он «выучил» при помощи очередного присланного инфопакета не далее как вчера, Виталий, конечно, промолчал. Английский знали оба: Вадим — по долгу службы и в пределах того самого «необходимого минимума», Рогов… да тоже, в общем-то, по долгу службы. Пришлось некогда изучить перед очередным забросом матрицы в недалекое прошлое.

— Лады, тогда другой вопрос: что еще нужно?

Ухмыльнувшись, Рогов пожал плечами:

— Ну, если уж наглеть, то наглеть. На месте нам будет нужна спецодежда сотрудников Центра с хоть какими-то электронными пропусками в дополнение к нашим приглашениям, а как запасной вариант — форма швейцарской армии или местной полиции, оружие. Еще…

— Стоп, — авторитет полушутливо поднял руки. — Наглеть тоже нужно с оглядкой. Спецодежда и форма, а может, даже и стволы, будут, думаю, до завтра обговорим с нужными людишками. С пропусками — не уверен, но тоже попробую. А вот с остальным уж на месте разберетесь, не маленькие, да и жизнью вроде битые. Всем, чем мог, помог, а больше? Извиняюсь. Но пальцы скрещу и дулю сверну. Да и водочки за ваш успех выпью. А вот если все грамотно срастется, — милости прошу обратно. Я вам тут такое закачу, ни в каком двадцать третьем веке не снилось.

Виталий неожиданно серьезно взглянул в его глаза:

— Если не срастется, обратно уже никто не вернется. Некуда будет. Но за приглашение спасибо, глядишь, и свидимся. Хотя, честно говоря, вряд ли.

Собеседник кивнул в ответ, тоже не пряча ставшего серьезным взгляда:

— Удачи, ребятки. Пусть у вас все получится. Я по-любому в долгу не останусь.

Рогов лишь коротко кивнул головой, крепко пожимая протянутую руку.

 

ГЛАВА 11

Околоземное пространство, высокоорбитальная ВКОБ «Заслон-1», 2210 год

Увы, но все произошло именно так, как и предупреждал Рогов в изложенных контр-адмиралу умозаключениях, «принятых к сведению» объединенным штабом Флота. И которым там, судя по реакции Аверченко, не слишком поверили, повторно отказавшись предоставить известные сведения о Чужих. В переброске к Земле ударной флотской группировки им, впрочем, тоже отказали под благовидным предлогом о «нераспылении сил во время боевых действий». Рассчитывать приходилось лишь на орбитальную оборону, обещанный бэдэка и куцые наземные силы, которых могло хватить от силы на один бой, да и тот со вполне предугадываемым результатом не в пользу защитников.

Сначала всполошились системы раннего обнаружения «Заслона-1», зафиксировавшие сверхмассированное возмущение континуума. Поблизости от планеты всплывал из гиперпространства если и не целый флот, то уж, по крайней мере, более чем значительное количество кораблей. Затем отработала система слежения за параметрами финишных g-воронок, и в компьютер боевого информационного центра орбитальной базы потекло однообразные «неизвестно… неизвестно… неизвестно». И лишь затем, когда по отсекам всех орбитальных крепостей и платформ огневой поддержки ВКОБ уже несся отрывистый вой тревожного ревуна, в БИЦ поступили данные системы «свой-чужой»: сто девяносто три несовпадения по всем заданным параметрам опознавания цели. Что означало как минимум сто девяносто три корабля противника в первой волне атаки. Или не «корабля», а «вымпела»: Флот всегда свято чтил свои давние традиции. Впрочем, сути дела это не меняло: с зависшей на высокой орбите базой, неспешно разворачиваясь в некое подобие боевого ордера, сближалось почти две сотни вражеских кораблей, чем-то похожих на исполинские пупырчатые «огурцы».

А затем, едва только персонал всех боевых частей успел занять места согласно штатному расписанию и оттестировать оружейные комплексы, с вражескими кораблями произошла некая метаморфоза. Сначала каждый из них распался напополам, будто разрубленный ударом исполинского ножа, затем половинки разделились еще на четыре полукилометровых сегмента треугольного сечения, обтекаемо-пупырчатых по внешней плоскости и идеально ровных по двум другим, внутренним, сходящимся под прямым углом. Итого — тысяча пятьсот сорок четыре потенциальных цели. Неизвестно, на что способных, неизвестно, чем вооруженных, неизвестно, что собирающихся делать дальше. Тактические компьютеры базы уже вышли на боевой режим, однако операторы медлили. Расстояние пока не позволяло использовать пространственные истребители, да и будет ли от них польза, никто не знал — что такое двадцатиметровый DCM-33M, вооруженный двумя кинетическими тридцатимиллиметровыми спаренными пушками и несколькими ракетами, против пятисотметрового «огрызка» инопланетного «огурца»? Как навскидку, так просто короткий огненный всполох на фоне извечно-безучастного ко всему человеческому Космоса. Вряд ли их подпустят на дистанцию прямого выстрела или пуска ракеты, скорее просто расстреляют с безопасного расстояния.

Перестроение вражеского ордера меж тем завершилось, и теперь Земля была окружена не только орбитальными крепостями и платформами ОП, но и кораблями противника, окольцевавшими планету и замершими на абсолютно равном — уж тут бортовой компьютер «Заслона» ошибиться бы не смог — расстоянии друг от друга. Затем произошло нечто и вовсе уж странное: корабли начали окутываться непонятным сиянием, переходящим с одного на другой, и постепенно опоясывающим всю планету…

Тренировочная база ЦУОС, Земля, 2210 год

Сигнал индивидуального комма прозвучал, как водится, не вовремя — Рогов как раз раздавал приказания подчиненным, распределяя их по боевым постам на территории ЦУОСа. Глупое, конечно, занятие, если предположить, что по ним шандарахнут чем-нибудь более-менее мощным с орбиты, но он отчего-то надеялся, что десант все-таки будет иметь место. Отчего-то ему этого даже хотелось. Ага, именно так, «хотелось». Прямого боя. Неважно с кем. Сидеть и строить предположения откровенно надоело, ждать чего-то гипотетически-неминуемого — тем более. Бой, как ни странно звучит, это всегда определенность. Или ты — или он. В крайнем случае, ничья, хоть это уже полумеры, конечно…

— Слушаю, — хмуро бросил операнг, разворачивая над прибором голоэкран, на котором немедленно появилось чрезвычайно довольное лицо Пабста.

— Виталий, получилось! — полное лицо научника прямо-таки лучилось радостью. — Наши ребята такую программку сделали, закачаешься! Ни один существовавший до середины двадцать первого века антивирус ее вообще не заметит, время загрузки и интеграции в любую операционную систему — меньше минуты!

— Привет, Гельмут, — по-прежнему не слишком весело ответил Рогов. — Что ж долго-то так копались? Хоть бы на сутки раньше. Да ладно, какие там сутки, хоть бы на пару часов.

— Так ведь пришлось такую кучу информации обработать, словами не описать! Это же не просто вирус, а многоуровневая программа, заточенная на уничтожение коллайдера, в каком бы режиме он ни находился, хоть в тестовом, хоть в рабочем! На полное уничтожение всех его ключевых элементов, понимаешь? Ну, или если совсем уж упрощенно, то это даже не программа как таковая и не вирус в привычном понимании этого слова. Она в какой-то мере интеллектуальна и создана под конкретную цель — именно полностью уничтожить БАК, причем при помощи его же собственных мощностей! Понимаешь, ей необходимо лишь проникнуть во внутреннюю сеть ЦЕРНа, а дальше она все сделает сама, так уж она устроена. Раньше никто не мог даже предполагать подобное вторжение, точнее — суперинтеграцию в собственные программные ресурсы и любые связанные с ними исполнительные устройства, будь то хоть детекторы частиц, хоть сверхпроводящие магниты. Если говорить еще проще, сначала она полностью подчинит себе все компьютеры центра, а затем разрушит ускоритель и всю его инфраструктуру любым доступным в данный момент способом. Ну и на десерт полностью уничтожит все базы данных, на каких бы носителях они ни располагались. Собственно, для этого она и написана. Виталий, что случилось? — до научника, наконец, дошел смысл последней сказанной оперангом фразы.

— Гости у нас… ну, ты в курсе, кто. Те самые, которые сверху.

— Ого, — Пабст стер с лица улыбку. — Блин, и чего делать? Мне, в смысле?

— Тебе? Инфопакет готовить, чтобы все наши труды тут прахом не пошли. Я сейчас буду. Где ты?

— Счас пришлю тебе «навигатора», иди по курсовке на комме. Отбой?

— Погоди. А долго ему… ну мне ее там набирать? В смысле программный код?

— Ну, — Гельмут на миг замялся. — Навскидку не скажу, я ж не программер, но обученный человек довольно быстро справится. Вот только ты-то не слишком обучен работать со старинной клавиатурой, так что тебе по-любому время понадобится. Это все?

— Все, — Рогов раздраженно передернул отягощенными бронекомплектом и тактическим жилетом плечами и переключил комм в режим курсоуказания. Указанная Гельмутом лаборатория, ясное дело, оказалась в дальней части немаленькой территории Центра, и он, задумчиво хмыкнув и поддернув на плече широкий нескользящий ремень привычной «вышки», побежал трусцой, попутно вслушиваясь в переговоры по внутренней связи. Пока все было тихо, пришедшие сверху никаких действий не предпринимали, потихоньку сводя с ума застывших на своих боевых постах операторов. Это было плохо, очень плохо. Рогов слишком хорошо знал, чем заканчиваются подобные психологические поединки «кто кого перебдит». Проигрывал, как правило, тот, у кого первым сдавали нервы. А значит, и ему следовало спешить. Его бой не только здесь, но и там, в далеком прошлом. Но выкованное совместными усилиями высоколобых научников и компьютерного мозга ЦУОСа оружие пока еще, образно говоря, лежало в ножнах, и лишь от него зависело, сумеет ли оно покинуть их и нанести удар или нет…

Подивившись столь красочному описанию банальной, в общем-то, мысли, Виталий побежал быстрее. Не стоило заставлять Историю ждать слишком уж долго.

Несмотря на нескользящий ремень, пятикилограммовая штурмовуха ощутимо хлопала по бедру, заставляя вспоминать нечто давно и прочно забытое; что-то, не имеющее никакого отношения к «Хроносу», и Виталий не сдержал плотоядной улыбки. Да, сегодня все и решится, это точно. Или он успеет передать последний информационный пакет в прошлое, или они опередят их и нанесут орбитальный удар.

«Беги, солдат, — мысленно подстегнул он себя. — Какой ты, на хрен, оператор первого ранга, какой ты там кап-раз или армейский полковник? Ты простой десантник, Солдат Человечества…»

И в этот момент грохнуло откуда-то сверху.

Да так, что не ожидавший этого Рогов едва не пропахал носом ближайший метр дорожки, аккуратно посыпанной белым крымским песком, удержав равновесие лишь в самый последний момент. Удержал, конечно, делов-то — и взглянул вверх, в вечереющее земное небо. Зря, лучше бы не глядел…

— Сюда, Виталий, — поджидавший его у входа в лабораторное здание Пабст, с ужасом глядя куда-то поверх его головы, втащил операнга внутрь, хлопнул ладонью по настенной панели, закрывая герметичную наружную дверь. — Что это?!

— Не знаю, давай скорее, — хрипло отозвался Рогов, сбрасывая в угол винтовку и разгрузку. — У тебя все готово?

— Да. Это… это что, началось, да?

— Неважно. Наверное, — Рогов потащил ученого по коридору. — Куда нам?

— Сюда, — Гельмут распахнул перед ним дверь лаборатории, отступил в сторону. — Неужели…

— Гельмут, давай скорее, — «опер» пресек готовую развернуться в бессмысленную дискуссию панику научника. — Времени, похоже, мало. Мне куда?

— Вот, — Пабст беспомощно кивнул на привычный Рогову эргономичный полулежачий ложемент для мыслепередачи. — Ты-то сам готов? Твой эмоциональный фон…

— В задницу фон, — не снимая бронекомплекта, операнг плюхнулся в кресло, привычно расслабляясь. — Давай! Времени мало.

Научник кивнул, натягивая на его голову обруч мнемопередатчика и стационарного гипногенератора и отворачиваясь к терминалу с развернутым над ним голоэкраном, испещренным непонятными Виталию символами.

Рогов расслабился, насколько это было возможно в его нынешнем, откровенно вздрюченном, к чему скрывать, состоянии. За окнами лаборатории снова загрохотало, но на сей раз не так резко, оглушающе, а как-то, ну, что ли, размеренно, будто бушующая над ЦУОСом летняя гроза.

Пабст повернулся было к окну, но напоролся на пылающий яростью взгляд операнга и стушевался, кинувшись обратно к своим приборам. Мгновение спустя Виталий ощутил привычное щекотливое касание где-то под черепной коробкой и привычно же расслабился. Выбросил из сознания все посторонние мысли, позволяя передаваемой информации заполнить все его существо. Его — и того, кто был им же самим за две с лишним сотни лет отсюда. Выбросил, зная, впрочем, что никогда уже не забудет то перламутрово-розовое сияние, медленно формирующееся в исполинскую воронку, заполнившее небо над обреченным, как он сейчас уже понимал, Центром. Оборона, первая атака, эвакуация ЦУОСа… какая глупость! Они вовсе и не собирались проламывать орбитальную оборону и высаживать десант. Может, они и вправду слабее нас в военном плане, но сейчас они определенно вытащили из рукава своего козырного туза. Что это за технология, Рогов не знал, зато прекрасно понимал — или нет, скорее, ощущал — нечто иное: спасения от этого нет. И вопрос лишь в том, кто успеет первым.

— Передача данных по обоим инфопакетам успешно завершена, — честное слово, боевой оператор первого ранга Виталий Рогов даже не понял, кто это сказал — стоящий подле ложемента Пабст или виртуальная система, контролирующая процесс передачи инфопакета. И даже успел еще удивиться тому, что Гельмут отчего-то передал два пакета вместо обещанного одного. А в следующий миг все это перестало иметь значение.

На месте базы «Хроноса» вспух перламутрово-розовый, словно то давешнее сияние на небе, пузырь. Вспух — и опал внезапно, расплескав вокруг себя тысячи тонн перемешанной с мельчайшими обломками бетона, пластика, дерева и людской плоти земли. На месте самого секретного в человеческой истории Центра ныне была лишь десятикилометровая в диаметре воронка идеально правильной формы. Не радиоактивная и не пышущая жаром — просто воронка, обрамленная тоннами разрыхленной, парящей земли…

И, по иронии извечной шутницы-Судьбы, в это же мгновение сотни стартовавших с орбитальных крепостей и платформ «Заслона-1» ракет достигли цели, взрывом каждой боеголовки номиналом всего-то в пятьсот килотонн уничтожая сразу несколько вражеских кораблей. Запущенные следом после двух ракетных ударов (никакого противодействия противник так и не оказал, равно как и не ответил огнем) истребители, вырвавшись на оперативный простор, как ни странно, тоже собирали свою — и обильную — жатву. Трех-четырех попаданий выпущенных из кинетических спарок снарядов хватало, чтобы «обрубок» вражеского корабля-носителя будто бы «вспухал» изнутри, превращаясь в окутанную знакомым перламутрово-розовым сиянием груду обломков, растягиваемых гравитационными силами. Стороннему наблюдателю, равно как и тактическим визуал-регистраторам базы, собирающим данные для последующего анализа, могло показаться, что корабли Чужих и вовсе не оснащались настоящей пространственной броней, по крайней мере, в привычном людям понимании. Победа оказалась полной, но пока еще никто ни на земной орбите, ни в штабе Флота не знал, что она едва не стала поистине пирровой…

Борт аэробуса компании «Air France», рейс Москва — Лион, 2010 год

Сидящий в кресле аэробуса Рогов, судя по вписанному в билет и лежащему в кармане летней рубашки загранпаспорту имени, ныне зовущийся Андреем Смирновым, неожиданно вздрогнул и застыл, бессмысленно глядя перед собой совершенно пустыми глазами. Почувствовавший неладное Никонов (ныне — некто Сергей Борковский) дернулся было к нему, однако товарищ уже расслабленно вытянулся в кресле. Тревожно поглядев на операнга — уж больно происходящее напоминало случай в кафе под Киевом, — Вадим осторожно тронул того за руку:

— Виталь… ты чего? Что, снова того, матрицу какую подсадили?

Рогов повернул голову, с трудом сфокусировав взгляд на лице товарища:

— Да… ничего. Какая еще матрица? Убили меня, вот что.

— Что? Шутишь?

— Ага, самое время. Нет, Вадик, не шучу, к сожалению. Нет больше там операнга Рогова, только здесь он и остался. Да и то в заимствованном теле…

— Что случилось? — Вадим был искренне взволнован. — Рассказывай.

— Да, в общем-то, нечего и рассказывать, капитан. Просто меня только что убили, — горько усмехнулся Рогов, массируя зудящие виски — в голове была… нет, не пустота, а какая-то непривычная, звонкая легкость. Он по-прежнему был самим собой, боевым оператором первого ранга Виталием Роговым, в то же время ощущая потерю некой части собственной личности, половинки не половинки, но где-то рядом…

— А как?

— Да просто, Вадик. Шарахнули с орбиты — и все. Я-то, дурак, думал, они высаживаться станут, а они, твари, умнее оказались. Пошли, образно говоря, по пути наименьшего сопротивления. Разнесли Центр — и успокоились. Впрочем, подозреваю, сейчас их уже добивают, в смысле там, на орбите. Не знаю, почему, но очень даже в этом уверен. Прямого боя им по-любому не выдержать.

— И что теперь?

— Теперь? — Рогов совершенно искренне усмехнулся, глядя на застывшее лицо товарища. — Мир спасать будем, как и договаривались, что ж еще остается? То, что мне теперь некуда возвращаться, ничего, Вадюх, не меняет, поверь мне, ровным счетом ни-че-го… А потом? Разберемся, чего там. Сейчас все это неважно.

— Ты сам-то как, в норме? — более идиотского вопроса, пожалуй, задать было нельзя. Впрочем, операнг американских боевиков не смотрел, и скрытого подтекста заданного вопроса не понял:

— Нормально, не переживай. Живой пока. Слушай, тут у вас в самолетах ноутбуками пользоваться можно? А то мне нашептали кой-чего из будущего, типа напоследок.

— Да вроде можно, если в инет не выходить. Мобильными точно пользоваться нельзя, это я помню.

— Вот давай-ка и поработаем. Чтобы моя смерть там не оказалась бессмысленной. Ты у нас поживее на клавиатуре работаешь, потому я тебе кое-что продиктую, а ты наберешь. Нам еще часа два лететь, время есть.

— Давай, — вздохнув, Никонов подтянул к себе сумку с ноутом, вжикнул «молнией». — Знаешь, Рогов, как же до тебя все просто в моей жизни было, и не описать! Тренировки, операции, расслабон с мужиками. И тут приходишь ты, мол, «здрасьти, я из будущего», и все, пипец, причем полный и необратимый.

— Добро пожаловать в наши ряды, кадет! — несмотря на не самые веселые мысли, операнг вполне искренне продемонстрировал товарищу улыбку во все тридцать два. — Ну вот, наконец-то и ты проникся. Там, куда приходит спецназ ВКФ, капитан, всегда происходит именно этот самый полный и необратимый пипец. Ладно, давай работать. Я диктую, ты набираешь, можно в любом текстовом редакторе, хоть в блокноте. Если нужно медленнее или, наоборот, быстрее, сразу говори. Старайся не ошибаться, хотя я потом в любом случае проверю. Да, и не ищи никакого смысла, это просто код, набор символов в английском регистре. Готов? Поехали…

Франция, международный аэропорт «Lyon-Saint Exupéry», 2010 год

Сам по себе лионский аэропорт, названный в честь известного пилота-писателя, автора ставшего классикой «Маленького принца», ничем особенным товарищей не удивил. Пассажирский терминал, таможня — проверка, несмотря на события в ЦЕРНе, оказалась самой обычной, никаких дополнительных сложностей и ненужных вопросов, каковые наверняка б имели место, случись нечто подобное в родных эмпиреях, — и автостоянка, где их уже ждал обещанный «Виктором Семеновичем» человечек. Оный человечек оказался чистокровным швейцарцем Луи Руном, немногословным и неулыбчивым мужиком лет под пятьдесят, ожидавшим их в кабине комфортабельного «Туарега» с номерами женевского кантона. Был ли он таким же «Луи», как их московский помощник — «Виктором Семеновичем», товарищи не знали и выяснять это, понятное дело, не собирались. Рун вполне сносно говорил по-английски, но Виталий сразу же блеснул своим новоприобретенным знанием «швицердюча», чем, похоже, немало того удивил, хотя внешне это практически никак не отразилось. Обменявшись со встречающей стороной оговоренной еще в Москве кодовой фразой, товарищи погрузились в джип и покинули гостеприимный Лион, точнее, его пригород — аэропорт располагался в паре десятков километров от города. Дорога была совершенно пустой, лишь пару раз им встретились полицейские машины и армейские грузовики, едущие в обе стороны. Впрочем, никаких постов на шоссе не было, и их никто не останавливал. Часа через полтора Рун притормозил на окраине небольшой деревушки, живописно раскинувшейся где-то в дальних предгорьях западных Альп. Остановив джип, Луи впервые за всю их поездку улыбнулся — неужто все-таки ожидал какой-то каверзы? — и предложил размять ноги. Разминать их предстояло весьма коротким маршрутом, аж до самого багажника внушительного внедорожника, в котором обнаружилось почти все затребованное снаряжение. Мешковатые с виду комбинезоны с синей вышитой эмблемой CERN на карманах, кепи с аналогичной же эмблемой и два комплекта четырехцветного армейского камуфляжа вместе со всей положенной местным уставом экипировкой. Нераспечатанная «консерва министра» на полсотни патронов калибром 5,56 (на цинке значилось 5,6-мм, что немало удивило Вадима; Рогов же на подобные мелочи внимания не обратил) и два ствола. Стволами оказались стандартные штурмовые винтовки армейского образца SIG SG-551, что удивило Никонова повторно — откуда дровишки? Впрочем, учитывая, что по возрасту Луи еще находился в положении «ландштурм» и должен был хранить дома полученное от правительства оружие и боеприпасы, удивляться, возможно, было и нечему. В конце концов, маленькая Швейцария с ее кадрово-милиционной структурой армии, позволяющей за двое суток развернуть из двадцатитысячной почти полумиллионную армию, не самая обычная страна мира.

Насладившись эффектом, Луи заговорил:

— Один наш общий знакомый очень настойчиво просил вам помочь. И дело не только в деньгах, но и в том, что я ему кое-что должен и кое-чем обязан. Впервые за семнадцать лет он напомнил об этом, и я понял, что дело серьезное. Все, что мог, я сделал, — Рун извлек из внутреннего кармана пару электронных пропусков-бейджей, крепящихся на карман. — Пропуска настоящие, но не знаю, насколько это поможет, вероятно, сейчас уровень доступа уже изменен. Вижу, вы неплохо знаете язык, это однозначно плюс, однако будьте внимательны. До границы уже недалеко, но переходить ее придется подальше от дорог, пойдем вместе. Вообще-то у нас с этим никаких проблем, таможни как таковой нет, сотрудники Центра зачастую ездят за продуктами во Францию, а местные, наоборот, заправляют автомашины на той стороне, но сейчас все иначе. Хотя сейчас режим уже не тот, что в первые дни, — Рун помолчал, словно решая, задавать ли следующий вопрос, и продолжил: — А вам, собственно, куда конкретно нужно? Часть территории ЦЕРНа ведь находится во Франции.

Товарищи переглянулись — вопрос, как ни странно, застал обоих врасплох:

— Наверное, все-таки в сам Центр, в смысле в научный городок.

— Тогда извините, парни, туда придется самим пробираться. Перекину вас через границу, а дальше уж сами. Думаю, справитесь. Так подходит?

— Да вполне, — Рогов вполне искренне пожал плечами. — Мы особо и не надеялись на что-нибудь эдакое. К слову, там у нас будет часиков с несколько спокойной обстановки? В смысле, чтобы ни мы никого не трогали, ни нас никто не трогал? Нам тут еще нужно будет немного… поработать?

— Без проблем. Я так понял, вам нужно уединенное место по ту сторону границы?

— Ну, типа того.

— Это точно без проблем. Что-то еще?

— Пожалуй, что нет. Разве что ноутбук подзарядить, пока едем.

— Да, вот еще что. Мне тут один человечек нашептал… Короче, что там у них случилось, я не в курсе, но после десяти вечера персонал на территорию уже не выпускают. Типа комендантский час. Так что учтите на всякий случай.

— Спасибо, учтем, — серьезно кивнул операнг. — Территорию сильно патрулируют?

Рун лишь развел руками: не знаю, мол. И кивнул в сторону джипа.

Окрестности ЦЕРНа, Швейцария, 2010 год

— Ничего нового, — констатировал Никонов, отрываясь от мощного двадцатикратного бинокля, которым их напоследок снабдил должник «Виктора Семеновича». Заодно он снабдил их литровым термосом с кофе и сотовым, в память которого был забит один-единственный номер. Его собственный, разумеется. Как выяснилось, операцию по их эвакуации тоже должен был организовать он, все по той же неведомой договоренности с московским компаньоном (прямо аж интересно, чем же столичный мастырщик, пусть и обладавший немаленьким весом в узких кругах, так его зацепил-то?). Привычно вернув на место потревоженные ветви куста, капитан перевалился на спину, глядя в голубое, без единого облачка небо:

— Смешно. Вроде и положение особое, а спокойно все, даже вон окрестности не чешут. У нас бы такое не прокатило. Я когда в Чечне командировал, там все господствующие высотки ой как пасли, и мы, и грушники, и десантура. А тут…

— А что тут? — Рогов оторвался от ноутбука и потянулся, в который раз мельком удивившись, насколько им подошла привезенная комка. Размер в размер. Удобная, кстати. Конечно, не «дышащий» десантный комплект КД-10-Р(Д) из двадцать третьего века, но тоже неплохо. Вспомнив о навсегда потерянном родном времени, вернуться куда не было теперь ни единого шанса, «опер» помрачнел.

— Да то, что если в наших кустиках что-нибудь более-менее мощное развернуть, можно весь этот ЦЕРН к бебеням раскатать, вот что! Расстояние-то от силы два километра, весь городок, как на ладони.

— Угу, — ухмыльнулся Виталий, благодаря полученным инфопакетам знающий о Центре куда больше напарника. — А ты в курсе, что сам ускоритель почти в сотне метров под землей? Не каждая ваша противобункерная ракета возьмет, тут надо или с орбиты со всей дури лупить, или спецбоеприпас применять. Ни того, ни другого у нас нет. Зато вот это есть, — он кивнул на лежащий на траве ноутбук, над которым корпел вот уже который час. — Мне еще минут десять осталось, и все. Пойдем громить коллайдер.

— Сменить тебя?

— Да не, не нужно. Наблюдай, пользы больше. Как ни странно, я и сам наловчился по клавишам клацать, непривычно, конечно, но и сложного ничего. Первую посылочку-то мы уже набрали, сейчас вторую добью — и вперед.

— А что за вторая-то? — Капитан снова перевернулся на живот и приник к биноклю, осматривая территорию Центра ядерных исследований. — Ты вроде не говорил?

— Бонус, — грустно ухмыльнулся операнг. — Последний подарок от Гельмута и тех парней, что вместе с ним легли. — Нечто вроде электронного ключа, способного обойти любые пароли и степени защиты. Если говорить нашей с тобой терминологией, товарищ капитан, — штурмовой отряд, способный взломать любую оборону. А уж потом пойдут основные СИЛЫ; то, что мы с тобой в самолете и по дороге набирали, — Виталий вытащил сигарету и закурил, выпуская дым вниз. — А ребят жалко. Никогда к научникам особым уважением не проникался, признаюсь, а тут… закончится все — выпью за упокой душ. А точнее — нажрусь.

— Оба нажремся, — буркнул Вадим, излишне сосредоточенно водя биноклем. Обтянутая чужой комкой спина была напряжена, словно доска, — тоже проникся…

— Нового ничего?

— Да все то же самое. ЦЕРН оцеплен, по территории тоже какие-то типусы бродят, парами. Не то внутренняя безопасность, не то полиция.

— Закономерность?

— А никакой. Похоже, просто бродят из принципа «чем больше, тем лучше». Вертушка пролетала, но не военная, это точно. Тоже полиция, наверное, или связь. Дороги чистые, только на въезде пара бэтэров стоят. Все.

— Значит, можно работать, — Рогов в последний раз отстучал по клавиатуре, скептически поглядел на экран и скосил взгляд, проверяя, вставлена ли в USB-порт флешка. Отправил файл, вытащил невесомую пластиковую фигнюшку, от которой зависела судьба всего мира… и еще доброй сотни пока что не колонизованных миров. Вставил вторую, повторяя операцию. Удовлетворенно хмыкнул. Одну протянул капитану, вторую спрятал во внутренний карман камуфляжа:

— Держи, Вадюх. Или эта хрень спасет всех и вся, или мы с тобой зря все эти дни дергались.

— А что с ней делать-то? — Никонов держал флешку, будто неразорвавшуюся гранату с выдернутой чекой.

— Просто запихнуть в любой подходящий разъем любого подходящего компа этого самого долбаного Центра, они у них тут по-любому в сеть завязаны.

— И все?

— Представь себе, все, — Рогов отчего-то вспомнил перламутрово-розовую воронку над ЦУОСом. — Остальное она сделает сама. Программа в смысле. Даже если ускоритель сейчас отключен, она дождется его активации и пустит его… как это у вас называется, вразнос?

— Ну… наверное. Так что, просто в любой комп?

— В любой, ага. Если только он связан с общей сетью ЦЕРНа, — Рогов помолчал, собираясь с мыслями. — Короче, капитан, давай раскинем карты.

— А у вас тоже в карты играют? — невпопад переспросил тот.

— Блин, Вадик, не сбивай, а? Играют, конечно. Так вот, после того, как наша программка попадет в их сеть, у нас останется часа три — это минимальное время выхода ускорителя на режим. Штатный режим потребует несколько больше времени, но это уже не будет иметь никакого значения. Потом она начнет выполнять свою функцию, и здесь станет несколько… хреново.

— А если они заблокируют?

— Не смогут. Первым делом та хрень, что мы с тобой набрали, отменит все ранее введенные протоколы и сама заблокирует сеть БАК от любого внешнего и внутреннего воздействия.

— Поясни?

— Как только кто-то из нас воткнет флешку в ЛЮБОЙ компьютер Центра, уже ничего нельзя будет изменить или отменить. Запускать программу не нужно, она это сделает сама. У нас останется минимум три часа, чтобы найти и обезвредить Роя и смотаться отсюда. Ясно?

— Вполне. А если мы вместе введем эту твою программу?

— Неважно. Я ведь говорил, она почти интеллектуальна. Сама решит то есть. И сделает все, как нужно.

— А, — Никонов замялся. — Если она потом в Интернет выйдет? Не опасно?

— Куда? А, понял… Нет, не думаю. Это всего лишь узкозаточенная программа, не более того. А до роум-технологий вам еще почти полвека.

— Впрочем, неважно, — Вадим зачем-то подтащил к себе винтовку, рассеянно передернул затвор (магазин вставлен не был): — Операнг, скажи честно, мы ведь назад не вернемся?

Рогов удивленно взглянул на товарища, затем понял, опустил ВЗГЛЯД:

— Вроде говорили уже, капитан… Беглец — полностью моя забота, личное, можно сказать. С него все началось, им и закончиться должно. Ты — на подстраховке. Как введешь программу, уходи, трех часов тебе за глаза хватит. Меня ждать не нужно.

— Да брось ты, — Никонов передернул плечами. — Куда я уйду? Сам ведь понимаешь, что некуда. Я тоже не первый день живу, всякое повидал. Ладно, извини, глупость сморозил. Что дальше делаем?

— Дальше? А сам как считаешь?

— Сведений у нас ноль, даже, что там, собственно, случилось, не знаем. Получается, если затемно внутрь пойдем, вслепую будем тыкаться.

— Вот именно, — Рогов выключил ноутбук, аккуратно убрал его в сумку и положил под куст — свою роль он выполнил, а нагружать себя лишним весом смысла не было. — Нужно с кем-то душевно поговорить, понятно, что не с охраной. Заодно и проводника поимеем. Хотя с инфраструктурой Центра я знаком, и весьма даже неплохо, — он полушутливо постучал себя по лбу. — Кстати, тут недалеко дренажный туннель есть, по нему можно на территорию пройти. Там скорее всего решетки внутри, зато вряд ли его особо плотно охраняют. Вот так и пойдем.

— Ты что, языка брать собрался?! — искренне удивился Вадим.

— Ну да, надо же нам выяснить для начала, что тут за фигня произошла и из-за чего весь этот сыр-бор. Так что пленный нам сейчас очень даже не помешает. Хотя, конечно, риск. Да и с пленным потом, сам понимаешь, что-то делать придется, не отпускать же?.. Ты там, пока оптикой игрался, из персонала кого наблюдал?

— Ага. Правда, они особо по территории не шастают, но человечков десять за день было. Такое впечатление, им тоже свободу передвижения ограничили. И не только после десяти вечера, но и днем.

— Вот и здорово, как стемнеет, сходим на охоту, а там — по обстоятельствам. Или сюда вернемся, или где-нибудь в городке засядем, чтобы уж не возвращаться. А то, говорят, плохая примета. Охрана у входов в здания есть?

— Нет. Только периметр пасут, ну и по территории шляются.

— Уже хорошо. Ладно, давай я понаблюдаю, а ты пока отдохни. Заодно сам диспозицию прикину.

— Да я и не устал вроде, — Никонов пожал плечами, тем не менее послушно уступая оперангу насиженное место. Точнее, «належенное». — Работа у нас сегодня — не бей лежачего.

— Тогда снарягу и оружие проверь, часа через два двинем, — Виталий отобрал у капитана бинокль и устроился поудобнее, чуть сдвинув в сторону мешающую ему ветку. — Ну-ка, что там нам сегодня по бинокуляру показывают…

 

ГЛАВА 12

ЦЕРН, Швейцария, 2010 год

Подземелья просвещенной Европы, с точки зрения капитана Никонова, при ближайшем рассмотрении и прочем контакте ничем не отличались от аналогичных российских клоак. Впрочем, Рогов придерживался аналогичного мнения — за время службы в космическом десанте он не раз и не два бывал в подобных местах. Полутораметрового диаметра труба, осклизлые замшелые стены и тяжелые капли конденсата, гулко бухающиеся в сомнительного содержания ручеек под ногами. Сомнительным притом было не только содержание, но и запах. Ливневая канализация, ага. И, похоже, не только ливневая. Или это у них тут ливни такие? С говнецом, так сказать? А уж как здорово идти, согнувшись в три погибели, сами догадаетесь. Спасибо, хоть фонари были, обнаружились в стандартной комплектации разгрузок. Обычные светодиодники, но и на том спасибо. Впрочем, скоро мучение и закончилось. Мимо проплыли ржавые обводы очередной, третьей по счету, распахнутой решетки (какая вопиющая бесхозяйственность, а вдруг диверсанты?), и почти сразу же труба плавно завернула в сторону. Еще через несколько метров товарищи оказались внутри железобетонного куба размерами пять на пять метров и, что особо порадовало затекшие мышцы, в полтора роста высотой. Вверх уходила широкая шахта со скобами в стене, судя по потоку свежего воздуха, заканчивающаяся сливной решеткой где-то на поверхности. И точно такой же люк-решетка, несколько приподнятый над уровнем нанесенной ливнями грязи, обнаружился в полу. Вот только запах снизу шел совсем иного свойства: вот откуда ноги растут. Точнее, ручьи текут. Виталий сверился с переданной из будущего «мозговой картой» и удовлетворительно хмыкнул: они были на территории ЦЕРНа, причем достаточно далеко от оцепленного периметра. Теперь стоило решить, в каком качестве им выходить на охоту — в виде солдат регулярной армии или в комбезах местных широколобых? Оба варианта сулили и свои плюсы, и свои минусы. Если идти в камуфле, можно не заморачиваться насчет комендантского часа, однако дневные наблюдения особой ясности в вопрос, патрулируют ли вояки ночью территорию, не внесли. Если же обрядиться в балахоны местных научников, нацепив на карманы те самые не слишком надежные бейджи-пропуска, можно серьезно залететь с первым же попавшимся патрулем — поди объясни, какого рожна они шляются после десяти вечера. Посоветовавшись, товарищи все же решили идти в военке, упаковав комбинезоны в непромокаемый прорезиненный баул, и поднялись на поверхность, благо наружный люк также не был заперт даже на самый банальный навесной замок. Ну нет у них тут бомжей, с превеликим усердием тырящих и сдающих на металл чугунные крышки на всей территории бывшего эсэсэра, нет! За что и поплатились, как говорится. Сами виноваты.

Осмотрелись. Дежурное освещение и приличествующая солидному храму науки тишина. Щеголеватые стеклобетонные строения — черное стекло, стальной профиль, ослепительно белые стены — с аккуратными лужайками и дорожками перед фронтоном и немаленьких размеров парком позади. Собственно, как раз в этом парке они и поднялись на поверхность. Пожалуй, поздновато вышли на охоту. Лезть внутрь? Да, Рогов прекрасно знал расположение всех без исключения зданий, но многое ли это меняло? Вытащить из постели первого попавшегося? А если он окажется каким-нибудь там «третьим слева младшим лаборантом» или, того хуже, уборщиком, которого не выпускают с территории исключительно в силу имевшей место чрезвычайной ситуации? И что потом? Ликвидировать ненужного свидетеля и искать более подходящий источник информации? С другой стороны, зачем ликвидировать? Их операция займет в лучшем случае часы, а вовсе не дни. Партизанить в подземельях Центра они явно не собираются, не тот расклад и не то время и место…

Стараясь держаться в тени ближайшего здания — благодаря удачно расположенному галогеновому фонарю на фронтоне это было нетрудно, — операнг задумался. А что, если, выражаясь шахматным языком (этой древней игре их обучали еще при поступлении в ЦУОС; считалось, что игра в шахматы развивает у офицеров стратегическое мышление), сделать ход конем? И прямо сейчас выкрасть самого Роя-Вощеникина? Вот только как узнать, где именно он находится? Понятно, что не в общем общежитии, наверняка в одном из коттеджей для руководства на противоположном краю городка, но вот в котором именно? Да и там ли он сейчас? Часть окон научного комплекса освещены, значит, работы продолжаются и ночью.

Никонов коснулся его локтя рукой и коротко кивнул в сторону ближайшего окна. Металлопластиковая фрамуга была чуть приоткрыта: не то позабыли запереть, не то оставили вентилироваться. Последнее, впрочем, вряд ли: наверняка в комнате, как и во всех остальных помещениях, есть кондиционер, особенно при такой-то жаре… Виталий кивнул — несмотря на разделявшие их реальности годы, спецназовцы прекрасно понимали друг друга без слов — и, упершись спиной в стену, сложил «лодочкой» ладони. Капитан перекинул винтовку за спину и, встав на «ступеньку», осторожно распахнул окно. Несколько секунд вглядывался и вслушивался в темноту комнаты, затем практически бесшумно перевалил через подоконник. Секунд через десять Вадим снова появился в окне, протягивая товарищу руку: все было чисто. Виталий поудобнее перехватил «пятьсот пятьдесят первый» SIG и тоже вымахнул в комнату. Осмотрелся, благо уличный фонарь давал немного света. Комната напоминала типичный офис. Столы с выключенными компьютерами, эргономичные кресла, офисный шкаф со стеклянными дверцами у стены, еще что-то непонятное в углу, видимо, кулер для воды с двадцатилитровой бутылью.

Вадим весьма энергично кивнул в сторону ближайшего к ним компьютера, однако Рогов лишь отрицательно качнул головой. Слишком опасно. Согласно его данным, они сейчас находились в каком-то второстепенном офисном центре, занимающемся чуть ли не обслуживанием посещающих ЦЕРН туристов. Вон там, метров пять по коридору, например, должен быть небольшой местный магазинчик со всякими-разными футболками и кепочками с надписью C.E.R.N. и прочими магнитиками на холодильник. Это они, конечно, не совсем по месту попали, но с другой стороны…

Из коридора раздался какой-то звук, из-под двери пальнула в темноту узенькая световая полоска, и операнг заученно ушел в сторону, прижимаясь к стене. Никонов сделал то же самое — спецназ, невзирая на лежащую между ними пропасть времени, мыслил и действовал по одним и тем же стереотипам. Скрипнула дверная ручка, распахнулась дверь, и в помещение кто-то вошел. Шаги были легкими, почти неслышимыми — женщина? Шаркнула по стене рука, нащупывая выключатель, и в помещении зажегся свет. Зажегся — и тут же потух, повелеваясь руке операнга. Короткий вскрик, шорох проскользивших по линолеуму ног, обутых в летние шлепки без задника, — и негромкое, но эмоциональное «твою ж м-мать!» капитана Никонова. Случайный пленник, волею судьбы, оказался женщиной… да, какой там, блин, женщиной — девушкой лет двадцати с небольшим от силы! Причем перепуганной до самой последней стадии. По крайней мере, говорить она явно не могла, спасибо, хоть под себя не сходила. Приехали, в общем.

— Тихо, — по-немецки шепнул Рогов, потихоньку убирая ладонь от ее рта, но будучи готовым пресечь любой звук. — Только не ори, а то больно сделаю.

— I do not understand in German. You talk, please in English or in Russian.

— Б…ть! — откомментировал Вадим. — Операнг, мы кого взяли?

— Нашу, — Рогову захотелось дернуть плечом, сбрасывая штурмовую винтовку под руку и разнести на хрен эту комнату. Да что ж за дерьмо происходит-то?! Какого хрена ей здесь ночью понадобилось?

— Тебя как звать-то? — последнее относилось, понятно, к неожиданной пленнице. Щелкнув фонариком, «опер» поподробнее разглядел девчушку. Ничего, в общем-то, особенного: невысокая, худенькая, темные волнистые волосы, вполне славянские черты лица. Вот разве что брови — черные, вразлет — болгарка, что ли? Впрочем, какая разница?

— Галя… Галина то есть.

— А чего по ночам-то бродишь, Галя-Галина, комендантский час вроде? Нарушаешь?

— Нет. Это по территории ходить после двадцати двух нельзя, а по внутренним помещениям можно. А это здание с общежитием и лабораторным комплексом переходами сообщается, вот я и пришла. Подруга попросила забрать кое-что, она днем забыла. Сумочку. Хотя… ну вообще-то да, нарушаю. Немножко. Просто подружка-то в закрытом секторе работает, у них режим совсем крутой, да и на дежурстве она сейчас. А мне можно… ну, если никто не увидит, конечно.

— А сама-то ты кто такая?

— Я? Из Киева.

— Так-то понятно, что из Киева, — с трудом сдержал явно не соответствующую моменту улыбку Виталий. Заодно и напрягся — совпадение? — Работаешь тут кем?

— Младший лаборант в секторе А-4, проект ATLAS. Я по набору НАН сюда попала. А вы?

Рогов поморщился. Не от последнего вопроса, нет, от самой ситуации: накаркал, получается? Ведь боялся, что попадется что-то подобное, вот оно и попалось. Хорошо, хоть не уборщик, блин. И куда ее теперь? С другой стороны, если она из Киева…

— Кто мы, сейчас дело второе. Ты часто тут встречала русскоговорящих парней в форме местной армии? Нет? Вот и молчи, отвечай на вопросы. Вощеникина знаешь, он тоже из Киева?

— Владислава Николаевича? Конечно, знаю, он у нас координатор проекта.

— Какого?

— А вам зачем? — похоже, первый шок прошел, и девчушка начала что-то соображать. Вот это она зря, определенно зря.

— Ну, вот что, Галя-Галина, давай-ка договоримся сразу и навсегда. Мой вопрос — твой ответ. И все. Иначе… — операнг все-таки замялся. — Иначе будет… плохо. Согласна?

Девушка, судорожно сглотнув, замотала головой. Соглашаясь, видимо.

— Проект по получению сверхтяжелой материи, «Темный глаз».

— Подробнее? Только попроще объясняй.

— Ну, это когда внутри электромагнита ATLAS сталкиваются при температуре почти в триста градусов ниже нуля два потока частиц. Согласно расчетам, это должно породить сорок миллионов взаимодействий в секунду и частицы в десятки тысяч раз тяжелее протона. Теоретически это и будет та самая темная материя. В упрощенном смысле — черная дыра в миниатюре. Ну, это так, ненаучное, конечно, объяснение, так, на уровне школьника старших классов. На самом-то деле все гораздо сложнее. Понимаете, при весе в семь тысяч тонн…

Рогов коротко переглянулся с понимающе кивнувшим в ответ капитаном. А ведь в точку попали, видать, сама Судьба так все и сподобила. Надоело оной за их телодвижениями наблюдать, вот и решила вмешаться. Сумочку подруга забыла, как же. Резиденты Судьбы они, вот кто. И они с капитаном, и девчонка эта. И никакие тут сумочки совершенно ни при чем.

— Надо полагать, эксперимент пошел несколько нештатно?

— Да. А, так вы и сами знаете?

— Не совсем. Вот что, девочка, давай ты просто будешь отвечать на вопросы. Что именно произошло?

— Какая-то ошибка в расчетах, видимо, меня в подробности не посвящали. Собственно, этот проект засекречен, он вроде по линии военных исследований проходит…

— Ускоритель сейчас работоспособен? Когда его собираются снова запустить?

— Да, неполадки устранили и запустили уже, дня три назад. Он же не сразу на основную мощность выходит. Я, собственно, потому и смогла относительно свободно передвигаться, — девушка неосознанным движением коснулась бейджа-пропуска на кармане своего комбинезона, заставив операнга понимающе нахмуриться. — Весь допущенный к эксперименту персонал сейчас по лабораториям и контролькам, даже еду им туда приносят. А для остальных режим немножко ослабили, ну, не ночью, конечно.

— Где сейчас Вощеникин? — перебил ее Рогов.

— Ну, у себя, наверное. До начала основного эксперимента всего три часа.

— У себя, это где?

— Так я ж говорила, сектор А-4. Понимаете, сам по себе ATLAS — просто часть коллайдера, но со своей, так сказать, инфраструктурой.

— А-4 — пульт управления детектором?

— Ну да, control room. Недалеко отсюда, в научном комплексе. Но коллайдер-то уже работает, так что нас туда по-любому не пустят.

— Не важно, — перебил девушку операнг. — Ты не знаешь, Вощеникин что-то менял в самом коллайдере?

— О, Владислав Николаевич удивительный человек и талантливый ученый! Недаром ему сразу выделили свою лабораторию и включили в график экспериментов, хотя тут очередь о-го-го, какая, на месяцы, если не на годы, вперед! Всего за три месяца ему удалось теоретически обосновать совершенно уникальную теорию, проверить которую на практике можно только на мощностях БАК А вот менял ли? Честно говоря, не знаю, я при нем так, на побегушках. Вроде девочки болтали, что он такие изменения в структуре управления БАК предложил, о которых раньше никто даже и думать не мог.

— Эти компы включены во внутреннюю сеть Центра? — резко сменил тему Рогов, чем слегка напугал разговорившуюся, было, девушку.

— Нет, скорее всего. Только Интернет.

— Ты можешь отвести нас к любому ближайшему компьютеру, откуда есть выход в вашу сеть?

— Ну… могу, конечно, но зачем вам? Да и охрана при входе в каждый сектор.

— Просто отведи, и все. Остальное не твоя забота. Нам в охраняемые сектора и не нужно, просто дай мне на полчаса любой компьютер с выходом во внутреннюю сеть.

— Ага, а с кого потом спросят?

— Девочка, — Виталий приблизил свое лицо вплотную. — У тебя всего два варианта. Умереть или остаться в живых. И три секунды на принятие решения. Один…

— А если вы террористы какие-нибудь?

— Два…

— Ладно, хватит. Идиотизм какой-то. Идемте. Вот только нам придется территорию пересекать, а сейчас уже половина одиннадцатого. Можно на патруль нарваться.

— Вадик, — Рогов мгновенно принял решение. — Переодевайся в этот ихний балахон. Камуфляж здесь оставишь.

— Оружие?

— Если со сложенным прикладом в баул влезет, запихивай, в руках понесешь. «Молнию» не застегивай, чтоб доставать быстрее. Смотри, — последнее относилось уже к Галине, которой «опер» протянул оба бейджа-пропуска, внешне в точности таких же, как и у нее самой. — Не знаешь, они сработают, если что?

— Да кто вы такие, ребята? — Девушка автоматически взяла пластиковые прямоугольники, повертела в пальцах.

— Долго рассказывать. Да и не нужно. Если я скажу, спецназ российского госбеза, поверишь?

— Поверю, что мне еще остается. А пропуска? Откуда мне знать. Не знаю, где вы их достали, но они настоящие, это точно, а вот какой у них уровень допуска? Сейчас на территории совсем иная градация, типа особое положение.

— Хорошо, понял, — Рогов проверил оружие, загнал патрон в патронник и щелкнул предохранителем, переводя его в горизонтальное положение — особенность конструкции Schweizerische Industrie Gesellschaft, он же SIG-551, небольшой такой шпенек с рисунком напротив каждой из двух позиций — пуля в прямоугольнике и такая же, но уже перечеркнутая крест-накрест. Пластиковый полупрозрачный магазин зловеще блеснул в свете фонарика латунью патронов — герр Рун не обманул, «консерва министра» оказалась самой настоящей, жаль только патронов всего пятьдесят, по двадцать пять на рыло. Пару секунд реального боя. Интересно, а почему, собственно, именно так, если в магазин входит тридцать? Шутник у них тут министр обороны, определенно, шутник. Впрочем, какая разница? А то, что мысли дурные в голову лезут, это, пожалуй, даже хорошо: знакомое ощущение, значит, скоро бой. Причем не в виртуале и даже не в теле очередного реципиента. В своем собственном теле, поскольку возвращаться некуда.

Никонов, сопроводив действия операнга рассеянным взглядом, повторил все манипуляции, разве что еще отщелкнув вбок рамочный приклад, и убрал оружие в сумку. Аккуратно сложил камуфляж, спрятал в офисный шкаф, прикрыв сверху вторым комбинезоном и какими-то папками с ближайшей полки. Подумав, отправил туда же термос и бинокль:

— Ну что, старшой, погнали?

Капитан выглядел абсолютно спокойным, несколько даже расслабленным, и операнг знал, в чем дело: он тоже готов. А если и переживает, так исключительно из-за отсутствия в руках оружия, вон как пальцы на ручках баула играют. Прикидывает коллега, как побыстрее ствол достать, если что.

— Вадюх, успокойся, — Рогов улыбнулся, постаравшись, чтобы улыбка вышла максимально расслабленной. — Нормально все пройдет. Нам главное флешку куда надо воткнуть, а Роем я сам займусь. Девчонка на тебе, выведешь, если что.

— Не, Виталь, я с тобой пойду, — спокойно ответил тот. — Вместе так вместе. До конца так до конца.

— А кто такой Рой? — неожиданно подала голос Галя. — А, ребята?

— Тот, кого ты Вощеникиным зовешь, — не глядя на девушку, ответил капитан. — Хотя он такой же Вощеникин, как я Годзилла.

Кто такой Годзилла, Рогов понятия не имел, но смолчал, подчиняясь моменту.

— А кто он?

Товарищи удивленно переглянулись и уставились на девушку, с трудом сдержав готовый вырваться наружу смех. Ответил операнг:

— Ну, как тебе сказать? Скажем так, не совсем человек. А может, и наоборот, совсем не человек. Этого тебе достаточно? Все равно ж не поверишь, да и не поймешь. Все, пошли, и так засиделись.

— А можно я сумочку подружки все-таки возьму? Что ж, зря ходила? — неожиданно подвела итог дискуссии Галя. О, женщины…

Идти оказалось довольно далеко. Сначала по переходам, затем уже по территории, в сторону тех самых «щеголеватых стеклобетонных строений». Научный городок Ночной патруль, к слову, им встретился лишь раз и, как ни странно, даже и останавливать не стал. Одетая в темно-синюю форму пара просто прошла мимо, даже еще и козырнув. Впрочем, возможно, дело было в избранном Роговым способе передвижения — впереди Галя с Вадимом, в комбинезонах сотрудников и под ручку, чуть позади мрачный до невозможности операнг со штурмовой винтовкой под рукой. Типа, догулялись голубки, донарушались, вот их доблестный «аусцуг», наверняка из внешней охраны периметра, и прихватил. И сейчас ведет… да какая разница, куда именно ведет? Раз ведет, значит, знает, куда. Останавливать? Себе дороже, за последние несколько суток уже было несколько не шибко приятных столкновений местной СБ с армией, после чего был озвучен вполне логичный приказ о взаимодействии и прочем невмешательстве в действия друг друга. Самое смешное, Рогов об этом и понятия не имел, понадеявшись исключительно на интернациональную идею о том, что регулярная армия, местная безопасность и государственная полиция просто не могут спеться до такой степени, чтобы проверять действия друг друга. Плюс — европейская политкорректность в самой последней стадии маразма. Так и вышло — их пропустили, даже не озадачившись вопросом, что, собственно, делает и куда ведет двоих штатских из персонала ЦЕРНа армейский капрал внутри охраняемого периметра. Не озадачились, и ладно. Можно убрать напряженный палец со спуска и отщелкнуть вверх опущенный предохранитель, что операнг и проделал с превеликим удовольствием, негромко выдохнув сквозь зубы. Пронесло на первый раз. Очень бы хотелось надеяться, что и не в последний.

— Операнг, а если б… — Никонов не договорил.

— Справился бы. Шагайте, давайте. Долго еще?

— Метров триста, — пискнула в ответ Галина. — А вы и вправду спецназовцы?

— Неа, — Виталий неожиданно припомнил кое-что из местных реалий — снова, что ли, память реципиента прорезалась? — Террористы мы. Просто бороды сбрили. Вон его, — кивок в сторону капитана, — весь Интерпол уже пять лет ищет. А я только что из-за границы прилетел.

— А…

— Галя, не надоело глупости спрашивать? Веди.

— Так пришли уже, — девушка, похоже, обиделась. Ага, самое время.

— Сюда? — на всякий случай стряхивая под руку винтовку, переспросил «опер».

— Да. Только не уверена, что мой доступ сработает, — она провела пропуском по приемной пластине сенсора и поморщилась на раздавшийся резкий звук. Кивнула в сторону засветившейся алым панельки: — Вот, видите? Нет доступа. Днем бы я прошла, а ночью…

— Давай я, — отстранив девушку в сторону, Рогов провел по считывателю своим пропуском. С тем же самым, впрочем, результатом. «Абонент временно недоступен, ага».

— Сигнализация на двери есть?

— Вроде нет, хотя я не уверена. Собственно, эта панелька просто электронный замок. Изнутри такой же, кстати. Но сигнал с него наверняка на центральный пост охраны идет, это в другом здании. Когда мы зайдем, дежурная смена точно об этом узнает.

— Ну и ладно, не очень-то и хотелось, — операнг оценивающе осмотрел преграждавшее путь препятствие. Темное стекло, никелированный профиль с массивной ручкой. Да, пожалуй, ломиться через дверь как-то не слишком умно, охрана тут же на уши встанет. А вот на окна они вряд ли сигнализацию установили, воров тут нет, так что повторим недавнюю эпопею. Правда, не с выходящими на фронтон широченными окнами такого же темного стекла, а с чем-нибудь попроще и где-нибудь в стороне от главного входа. Ничего нового изобретать не стали, сработав по стандартной схеме: операнг подсадил капитана, и тот десантным ножом за полминуты вскрыл ближайшую створку. В этом смысле стандартный европластик куда лучше обычных деревянных фрамуг, его прорезать-проковырять проще. Особенно, если знать, где именно резать-ковырять и какой штырек запорного механизма подцеплять кончиком лезвия. Убедившись, что створка послушно распахнулась, Никонов беззвучно перелез через подоконник, огляделся и принял из рук операнга девушку, втаскивая ее внутрь. Рогов забрался сам. Как два пальца.

— Пошли, — Виталий аккуратно притворил за собой распахнутое окно.

— Вот, — Галина неуверенно взмахнула рукой, — один из резервных операционных залов. Это не полноценный контрол-рум, которые обслуживают сами детекторы, конечно, но тут тоже все компы во внутреннюю сеть завязаны, это точно. Только я пароля для входа в нее не знаю.

Товарищи оглядели погруженное в темноту довольно большое помещение, освещаемое лишь падающим из коридора приглушенным дежурным светом. Синий пластиковый стол подковой вдоль трех из четырех стен, плоские мониторы на поверхности и на стенах, кое-где висящие аж в три ряда. Хаотично стоящие на полу кресла. В углу металлический шкаф, светящийся несколькими рядами контрольных лампочек — вспомогательный сервер, наверное, или что-то из этой оперы. На столах какие-то бумажки, папки, пустые одноразовые стаканчики из-под кофе — вон и кофейный аппарат возле входной двери имеется. Эдакий рабочий лабораторный беспорядок. Люди тут делом заняты, тайны мироздания постигают, а не понты для приезжих клеят…

— А что вы собираетесь делать?

— Да не важно, — Рогов ткнул в кнопку включения ближайшего компьютера, с удовлетворением вслушался в негромкий гул заработавшей машины. Кулер гудит, что ж еще? До роуминг-технологий-то местным еще полвека осталось. Вытащил из внутреннего кармана флешку, почти без сомнений воткнул в гнездо. Флеш-карта уютно мигнула синим цветом. Отлично…

— Вадим, давай-ка в коридор, присмотри там. Наверняка скоро гости появятся. Ты уж попроси их снаружи немного обождать, душевно тебя прошу. Да, и флешку свою мне дай.

Никонов молча кивнул, вытащил из сумки автомат, разложил приклад. Никаких вопросов он, против своего обыкновения, уже не задавал: и без того понятно, что за игры пошли.

На засветившемся экране появился значок заработавшей программы, ухмыляющаяся физиономия и подпись «Привет, операнг!», отчего-то не на русском или английском, а на самой что ни на есть интерлингве. Рогов сглотнул внезапно появившийся комок Захотелось напиться, хотя он и понимал, что нечем и некогда. Те, кто писал эту программу, уже были мертвы. Обратились в тот самый прах, из которого и пришли, если верить речам батюшки Петра. Которого он тоже уже по-любому никогда не увидит… Хотя, как знать, как знать.

Иконка активировавшейся программы относилась к ключу — та, ГЛАВНАЯ, уже начала свою работу, интегрируясь во внутреннюю сеть Центра. По большому счету, все было кончено, помешать ей уже никто не сможет. При попытке вывести коллайдер даже на минимальную проектную мощность, она сама примет решение, заодно и перехватив управление им. А решение будет лишь одно — уничтожение. Но оставалось еще кое-что. Точнее, кое-кто. Или некто…

Сугубо для очистки совести операнг запустил еще один компьютер, подсоединил флешку капитана. На сей раз никаких иконок на рабочий стол не выводилось: интеллектуальная программа из будущего сама знала, что ей делать.

— Вощеникин во время эксперимента обычно где находится?

— Да где угодно. В основном в операционном зале, конечно, но может и к себе в коттедж уйти или в малую операторскую. У него-то доступ в любую точку Центра. Иногда и вниз спускается… хотя нет, глупость сморозила, внизу сейчас никого, там уже радиация.

— Можно узнать, где он именно сейчас?

— Ну, даже и не знаю, — девушка нервно потеребила ворот комбинезона. — Если он введет свой личный пароль, можно посмотреть, возле какого компа он находится. Или по записям с камер наблюдения, они в каждом помещении есть, а вот куда идут сигналы, честно говоря, понятия не имею. В смысле, где сервер системы видеоконтроля находится, не знаю.

— Логично, — Рогов уже разобрался с программкой-ключом, заодно уяснив, почему она на интере. Программисты ЦУОСа просто впихнули код в стандартную оболочку с простенькой «менюшкой» из конца двадцать первого века, когда интерлингва уже активно использовалась, особенно именно компьютерщиками. Проблема оказалась в другом: работать-то программа работала, уже благополучно обнулив все степени и уровни доступа в компьютерах Центра, но вот управлять ей при помощи обычной клавиатуры было невозможно. Ну, нет так нет.

— Галя, — Виталий постарался, чтобы его голос прозвучал мягко. Не хватало только, чтобы у нее вдруг сдали нервы, и девочка решила напоследок поиграть в несгибаемого разведчика, и ему пришлось принимать меры, а значит, терять драгоценное время.

— Помоги мне, пожалуйста. Просто найди, где сейчас Вощеникин, и мы с капитаном уйдем. Обещаю.

— Вы точно не террористы? И точно отпустите меня?

— Да, точно. По обоим вопросам. Более того, мы даже будем настаивать, чтобы ты убралась куда-нибудь подальше с территории. Вскоре здесь наверняка начнется неразбериха, и ты сможешь без проблем это сделать. Если что, смело и без зазрения совести вали все на нас, мол, угрожали, убить грозились, заставили сюда отвести.

— А потом я, типа, сбежала? — криво усмехнулась девушка, тем не менее садясь на крутящийся стул и подтягивая его к столу. — Как в амерском боевике?

— Да хоть так, — Рогов прислушивался к доносящимся из коридора звукам. Как ни странно, пока было тихо — неужели никто не заметил, что они проникли в здание, да еще и вышли в Сеть? Как там она у них называется, «C.E.R.N. In-Net»? Хотя, это вполне могло быть и результатом работы загруженного «взломщика», поди, пойми, что там коллеги Гельмута с ней накрутили и какие дали функциональные возможности!

— Ладно. Сейчас попробую. Но ведь все местные машины защищены от несанкционированного доступа.

— Уже нет, Галя. Ах да, ты же не знаешь… Сейчас ни один компьютер ЦЕРНа ничем не защищен. Ты можешь управлять ускорителем хоть прямо отсюда, хоть из своей комнаты.

— Это как?! С помощью той программки, что вы загружали?

— Ага. Галина, не теряй времени.

— Хорошо, — судя по голосу, она не поверила. Ну и ладно, сейчас взыграет чисто женское любопытство, и убедится. Главное, чтобы не потратила на это слишком много времени.

— Вообще-то, я пару раз уже искала так Владислава Николаевича, хоть он потом и жутко ругался. Сейчас… Ой!

— Что еще? — операнг бросил взгляд через ее плечо.

— И вправду пароля не требует! Это внутренняя подсеть «ATLAS Control Net-1», у меня сюда никогда доступа не было, да и быть не могло. Вообще не мой уровень…

— Убедилась, что я не соврал? А теперь найди, пожалуйста, Вощеникина.

Галина кивнула, поудобнее располагая перед собой клавиатуру. Виталий внутренне улыбнулся: наверняка девчонка уже прикидывает, как можно еще использовать данную сетевую вседозволенность. Ну и ладно, ему-то что?..

— От я дура! — неожиданно эмоционально воскликнула девушка. — Все же можно намного проще сделать! И не нужны никакие записи с камер наблюдения, ведь из каждой контрольки идет сигнал в онлайн-режиме! Ну, это сделано для тех, кто не имеет права находиться в операционном зале. Для наблюдателей, короче. Сейчас покажу. Вам не трудно вон тот монитор включить, а то я не достану, высоковато мне.

Операнг пожал плечами, включая указанную настенную LCD-панель в самом верхнем ряду. Немаленького размера, дюймов двадцать девять диагональю, экран засветился, показав здоровенный операционный зал, заставленный двусторонними столами с мониторами. Отдельные участки зала разделялись прозрачными стеклянными перегородками без дверей; одна из стен вовсе представляла собой огромные, под самый потолок плазменные панели с какими-то графиками, схемами и изображениями самого детектора ATLAS в разрезе, мониторирующими его работу. Людей было прилично, по крайней мере, все кресла оказались заняты, да и позади них стояло и сновало туда-сюда едва ли еще не больше.

Надпись в углу поясняла, что они видят «ATLAS main control room. Status of signal: ON-LINE». По углам экрана располагалось еще несколько картинок «кадр в кадре» размером поменьше, видимо показывающих происходящее в каких-то вспомогательных помещениях и возле самого исполинского магнита. Там, понятное дело, никого не было, камеры работали в автоматическом режиме: находиться под землей при работающем ускорителе смертельно опасно.

— О, а вот и Владислав Николаевич, — хмыкнула Галина. — Свезло. Не придется с поиском его компа заморачиваться.

Рогов проследил за ее взглядом, сразу же выделив из двух десятков присутствующих высокого статного мужчину в обычной белой рубашке с закатанными рукавами и серых брюках. Держа в руке чашку с кофе (с логотипом Центра, разумеется), он смотрел на одну из контрольных настенных панелей. Лицо его было совершенно спокойно, скорее даже брезгливо-равнодушно. Ну, понятно, на этот раз он наверняка уверен в успехе. А вот и хрен!

— Хм, странно, — снова подала голос Галя, разглядывая что-то уже на своем мониторе. — Разгон ускорителя в основной режим почему-то уже начали, хотя еще почти три часа. Странно…

— Да, нет, не странно, — жестко дернул лицом Виталий. — Смотри внимательно, наверняка сейчас и твой шеф удивится. Сильно причем.

— Вряд ли, видимо, просто изменили время эксперимента. Мне-то не докладывают.

В этот момент Вощеникин-Рой дернулся, вглядываясь в ближайший монитор, не глядя, протянул чашку кому-то из ассистентов и склонился над одним из операторов, судя по мимике, о чем-то его спрашивая. Спрашивая резко, зло, почти что отчаянно — камера располагалась удачно, да и качество картинки не подвело. Тот лишь развел руками, оправдываясь, и показал сначала на свой монитор, затем отчего-то на клавиатуру. Что ж, тоже понятно, хитрая программа, последний привет от поистине канувшего в Лету «Хроноса», захватила управление коллайдером и всеми его вспомогательными подсистемами. Распрямившись, Рой порывисто заходил по залу, вызвав на лице Рогова лишь кривую ухмылку: ага, давай, давай. Дергайся. Не ожидал? Конечно, не ожидал, а теперь еще и хрен поймешь, что происходит, связи-то с будущим у тебя не было, а значит, и узнать о некоторых привнесенных оперангом в две тысячи десятый год изменениях неоткуда. Если ой правильно понял объяснения Пабста, ни отключить, ни перехватить управление ускорителем теперь невозможно.

Мониторы внезапно мигнули, обиженно пискнули УПСы, коротко и раздраженно загудел серверный шкаф в углу, затем изображение восстановилось. Галя удивленно пробормотала себе под нос:

— Странно, система глюкнула, что ли? Клавиатура не отвечает, и мышка тоже… может, перегрузить?

— Галя, надо уходить. Вадик! — Рогов коротко рявкнул в сторону коридора, привлекая внимание капитана.

Никонов вопросительно кивнул, появляясь в дверях.

— Вопросы потом. Все получилось, но как это будет выглядеть в реале, я не знаю. Бери девчонку, и уходите куда-нибудь за периметр.

— Виталий, я ж сказал, что с тобой пойду. А Галка пускай лучше своих ребят-научников предупредит, чтобы уходили куда подальше. Хотя б тех, кого успеет.

— Уговорил. Галина, задание поняла? Всех, кого встретишь, посильнее путай страшной аварией, и уходите с территории. Ну, или как минимум не стойте над самим ускорителем, особенно в районе расположения детекторов.

— А что будет? — пискнула она, только сейчас начиная окончательно осознавать, что все небольшие и почти нестрашные с виду события сегодняшнего вечера привели в итоге к чему-то очень даже большому и пугающему.

— Не знаю, но надеюсь, ускорителю настанет полный и абсолютный кирдык Спасибо тебе, ты здорово нам всем помогла. Иди.

— А кому всем? — девушка послушно поднялась, автоматически подхватив с пола подружкину сумочку, с которой все и началось.

— Человечеству, Галя. Человечеству, которое теперь точно полетит к дальним звездам и заселит Вселенную, — совершенно серьезно ответил операнг. — Можешь не верить мне сейчас, но пройдет не так уж много времени, и ты, возможно, вспомнишь эти слова. Если сейчас не станешь терять времени, вполне можешь дожить до создания первого дальнего звездолета. Беги, девочка, беги…

— Куда нам сейчас, знаешь? — капитан хотел было попросить у товарища сигарету, но передумал.

— Естественно, спасибо нашей помощнице, — операнг вкратце пересказал товарищу события последних минут.

— Считаешь, он еще там?

— Куда ж ему деться? Наверняка из кожи вон лезет, пытаясь понять, что происходит и где он в очередной раз ошибся. Ну и все исправить, разумеется.

— А у них и кожа есть?

— У кого? — совершенно искренне не понял операнг.

— Ну, у Чужих этих?

— А я-то откуда, Вадик, знаю? Я ж рассказывал, что умные головы из штаба Флота вкупе с особым отделом решили никакими сведениями с нами не делиться, а чуть позже все это уже и вовсе не важным стало. Ладно, давай прикинем, чего и как делаем. Геройствовать мы не станем, в плен нам тоже никого брать не нужно. Обнаруживаем объект и уничтожаем. Тело у него вполне человеческое, так что даже и одной пули в голову будет более чем достаточно. Это понятно?

— Ага.

— Лишних жертв стараемся избегать, но — сам понимаешь.

— Рогов, да знаю я. Мне тоже капитана не за выслугу лет дали, повидал кое-чего. Это вон то здание, что ли?

— Да, то. Оружием пока не отсвечивай, на входе охрана. Я первым пойду, как-никак в форме, сразу не отреагируют, а дальше работаем по обстановке, мои справа, твои соответственно слева. Без меня не начинай. Хорошо бы, если уже шухер начался, но что-то тихо пока. Эх, нужно было у нашей Гали-Галины спросить, как у них тут принято при нештатной ситуации поступать — объявляют какую-то тревогу или нет? Сам как считаешь, коллега?

— Вряд ли, — поразмыслив пару секунд, покачал головой Никонов. — Если только эвакуация всего персонала, а так к чему лишний шум? Участвующих в эксперименте можно и так в безопасное место по-тихому вывести, а панику разводить? Не, вряд ли.

— Тогда пошли.

Несколько минут спустя товарищи подошли к центральному входу искомого здания. Двери были закрыты, но внутри горел чуть приглушенный свет, позволяя рассмотреть обширное фойе со стойкой не то охраны, не то ресепшена.

— Слышь, Виталь, а как мы дверь откроем, с нашими-то пропусками?

— Ну, если у них замки тоже через местную сеть завязаны, то они уже не работают, — резонно предположил, пожав плечами, операнг. — А если нет, вежливо постучим. Типа, экстренная необходимость.

— А если нет?

— А приклад тебе на что? Сильно сомневаюсь, что у них тут стекла бронированные. Не переживай, тут все наверняка трижды застраховано. И вообще, хватит болтать. Работаем. — Рогов протянул было руку с карточкой к считывателю, но на полдороге заметил потухший сигнальный «глазок» и просто дернул дверь на себя. Преодолев упругое сопротивление дотягивателя, распахнул створку пошире, пропуская вперед капитана, зашедшего внутрь с таким расчетом, чтобы автомат не был сразу заметен со стороны «ресепшена».

Навстречу им поднялся ранее невидимый из-за стойки охранник, обошедший справа свой подковообразный стол из темного матового стекла. Да и вообще, как успел профессионально отметить «опер», в этом вестибюле вообще все на добрую треть было стеклянным, что оказалось бы весьма неприятным сюрпризом, начни кто-то из них стрелять.

Охранник несколько удивленно оглядел нежданных посетителей, видимо колеблясь, с чего начать разговор. Виталий чуть сместился в партере вправо, давая понять напарнику, что его объект — второй секьюрити, тот, что сидит за столом левее и пока не видим за торчащим над стойкой верхом монитора. А заодно освобождая тому оперативный простор.

— Добрый вечер, — сказано было по-английски, но с едва заметным акцентом. Значит, местный.

— Добрый, — на немецком ответил Рогов, давая понять, что узнал соотечественника, и протянул руку. Пусть пока чуть расслабится, винтовка-то именно справа висит. — Новости слыхали?

— Нет. У нас вообще вся система полегла, даже замки не работают. Снова высоколобые что-то намудрили со своим экспериментом.

— Только что объявлена полная эвакуация. Для всего персонала.

— Что?! — над стойкой показалась голова второго охранника, точнее, охранницы, не блистающей особенной красотой скуластой белокурой Fräulein. Ну, или там Frau.

— Для всего персонала, въезжаешь, камрад? Приказано вывести людей за периметр. Давай, объявляй тревогу по корпусу, пусть выматываются, а потом вместе этажи прочешем, проверим, чтобы никого не осталось.

— Ничего не понимаю, но рации-то работают? И телефоны? Почему нам ничего не передали? — охранник совершенно беззаботно развернулся к «оперу» боком, собираясь вернуться за стойку, видимо к телефону. — Бардак. Ладно, сейчас запрошу.

— А почему вы тоже с оружием? — голос у охранницы оказался куда приятнее внешности.

— Давай!!! — краем сознания отметив неприкрытую подозрительность в задавшем вопрос голосе, по-русски выдохнул операнг, делая полуразворот и стряхивая под руку SIG. Вот честное слово, ну не хотел он ТАК, не хотел! Ну, что ж вечно за беда с этими женщинами-то?! «Его» охранник еще только начал оборачиваться обратно, заученно дергая ремешок открытой поясной кобуры, когда разложенный приклад коротко ткнул его в затылок, швыряя на стойку. Боковым зрением Виталий отметил метнувшуюся через столешницу серую тень — капитан уже тоже работал, хоть и из куда менее выгодной позиции. Продолжающая движение нога «опера» в армейском берце подбила оглушенного под колени, а перехваченная под цевье и приклад винтовка обратным ходом отбросила его назад. Глухой удар, неприятный хруст. Пригнулся, зафиксировал результат — готов, конечно. За стойкой что-то зазвенело, разбиваясь, надо полагать, сбитый прыжком Вадима монитор, с металлическим стуком опрокинулось и коротко зашуршало. Вскрик, снова звон металла и неожиданно — оглушительный выстрел, какой-то особенно громкий в этом сплошь стеклянном царстве стиля хайтек Дерьмо, если сейчас еще сверху или со стен осколки посыплются, вот весело-то будет.

Рогов дернулся на помощь, но, уже огибая препятствие, понял, что оная не потребуется. Никонов справился сам, причем сработав куда мягче, хоть и шумнее: охранница с завернутыми назад руками лежала лицом вниз, придавленная коленом к усеянному осколками монитора и какими-то бумажками полу.

— Жива?

— Угу. В отключке.

— А чего шумел-то?

— Не я, она. Оказывается, пока вы трепались, она пистолет из кобуры почти вытянула, подозрительная стерва. У нее ж «глок», курок-то не нужно взводить, а патрон, видать, в стволе уже был, — капитан показал товарищу трофейный Glock-18, автоматически запихнув его в карман комбинезона.

— Ладно, хрен с ней, вон наручники на поясе, пристегни к столу, пусть отдыхает. Давай, время пошло, нашумели мы… — Подхватив «своего» охранника под мышки, он затащил тело поглубже под стойку — если не приглядываться, сразу и не заметишь ни из коридора, ни от входной двери. Пистолет, поколебавшись, решил не брать, просто вытащил из кобуры и отпихнул в угол помещения.

В этот миг во всем здании мигнуло освещение, мигнуло, погасло на несколько секунд и снова зажглось. Товарищи переглянулись, и Никонов неуверенно спросил:

— Операнг, так должно быть?

— Да хрен его знает! Только этого нам сейчас не хватало. Знаешь, я как-то не подумал, что у них вся энергосистема тоже может управляться компьютерной сетью. Другой вариант — наша хитрая программулька может сейчас всю энергию подать на ускоритель, отбирая ее у второстепенных с ее точки зрения мощностей. Ей-то освещение не нужно.

— У нас кроме карманных, и фонарей-то нормальных нет…

— Вот именно, так что, давай, погнали, капитан. В конце концов, аварийная-то система у них точно должна быть. Вон туда нам, по коридору…

Пока добирались до операционного зала, свет мигал еще дважды, правда, и полностью уже не гас. А поскольку путь занял минуты три от силы, то подобный расклад оперангу сильно не понравился — если так и дальше пойдет, выполнение последнего пункта задания может несколько, гм, осложниться. Искать Вощеникина-Роя среди толпы паникующих людей как-то не слишком хотелось, а в том, что паника будет, Рогов сомнений не испытывал. Сначала непонятный сбой в архинадежной, многократно продублированной компьютерной сети, затем непонятное же поведение самого ускорителя… а уж если они решатся на его экстренную остановку — есть, есть тут и такая функция, точнее, БЫЛА, поскольку первое, что сделал презент из будущего, это полностью аннулировал саму возможность повернуть некий волшебный рубильник человеческой рукой. Короче, паника будет.

В «предбаннике» ATLAS control room, — приличных размеров стеклянном «аквариуме», откуда не допущенные в саму святая святых журналисты и гости Центра могли следить за ходом экспериментов через прозрачную стену операционного зала, и в самом деле было многолюдно. Правда, посетители не слишком-то интересовались происходящим за стеной «контрольки», как называла это помещение Галя, скорее, как раз наоборот. Стоящие у ведущих в коридор дверей охранники всеми силами увещевали их оставаться внутри ввиду некой «внештатной ситуации», ясное дело, не представляющей для их драгоценных жизней «ни малейшей опасности». Народ же имел на этот счет свое мнение, потихоньку оттесняя сотрудников СБ от дверей. Что ж, это очень даже неплохо!

— Какого вы тут делаете? — рявкнул операнг, убедительно взмахнув штурмовой винтовкой. — Объявлена срочная эвакуация, почему вы держите здесь людей?!

— Но, сэр… капрал, — охранник хлопал глазами. — Нам не передавали никаких…

— Естественно, не передавали, поскольку связи нет. Выводите людей, а мы обеспечим эвакуацию участников эксперимента. Быстрее, счет идет на минуты, если сейчас снова вырубится свет…

Естественно, свет вырубился именно в эту минуту. Снова повезло, теперь-то уж точно спорить никто не станет. И проверять их компетенцию тоже. Вот только лишь бы это везение не слишком затянулось, освещение им пока ох как нужно… Крики в «предбаннике» немедленно приобрели совсем иную эмоциональную окраску, и в момент, когда освещение снова заработало, мимо опешивших охранников и операнга с капитаном уже бежали первые вырвавшиеся из стеклянного плена.

— Что стоите? — прикрикнул «опер». — Выводите людей, показывайте путь, приготовьте фонари, в конце концов.

— Да, сэр, — решился ближайший, отмахнув своим товарищам.

Рогов же коротким кивком позвал Вадима и первым миновал дверной проем, невежливо отпихнув в сторону какого-то замешкавшегося хипповатого вида парнишку с бейджем официально аккредитованного при ЦЕРНе журналиста.

В самом операционном зале особой паники пока не наблюдалось, хотя персонал уже не сидел по своим местам, меланхолично пялясь в мониторы и на настенные панели. Собственно, смотреть уже было некуда и не на что: часть мониторов вовсе потухла, а часть, в том числе и те самые панели, что недавно показывали всякие графики и цветные изображения детектора в разных разрезах и ракурсах, ныне были испещрены совершенно непонятными знаками, перемежающимися отдельными текстовыми фрагментами. Совершеннейшей белибердой, одним словом. О том, что это не совсем белиберда, в этом мире и этом времени знали лишь двое. Боевой оператор первого ранга Виталий Рогов и бывший старший научный сотрудник спецлаборатории ЦУОСа Леон Рой, некогда столь любезно предоставивший свой разум для размещения там разума Чужого. Отчего написавшие программу ребята не смогли обойтись без интерлингвы, Рогов не имел ни малейшего понятия. Видимо, так им было проще, а он, неосознанно набивая программный код, зашифровал текст набором стандартных знаков, символов и тэгов.

И сейчас Чужак все понял.

Понял, кто его противник, понял, что он уже здесь, и понял, что его план провалился. Бороться с посылкой из будущего средствами прошлого невозможно.

Отвернувшись от монитора, он резко обернулся, чуть прищуренными глазами оглядывая зал. Операнг не успел среагировать, слишком поздно оторвавшись от чтения выводимого на экран текста, и встретился с ним взглядом. Прятать глаза было уже бессмысленно, да, наверное, и глупо, и Виталий спокойно взглянул в колючие и равнодушные зрачки врага. Лицо противника исказила злобная усмешка, и в следующее мгновение заполнявший контрол-рум гул голосов пронзил истошный женский крик.

И сразу настала гулкая, страшная тишина.

С каким-то вялым равнодушием Рогов отметил, что заложницу — совсем еще юную девчушку с длинными светлыми волосами, собранными в хвостик, — Рой держит вполне профессионально, локтевым зажимом, укрывая за ней не только тело, но и голову. А она вряд ли вспомнит сейчас всякие дамские приемчики типа удара каблуком по ноге или затылком — в лицо. Да даже если и вспомнит, это ей уже не поможет — в руке захватчика невесть откуда появился небольшой пистолет, упершийся стволом ей в висок Блин, да что у них тут, металлодетекторов на входе нет, что ли?! Хотя наверняка сотрудник такого уровня вполне сможет пронести оружие, хоть в «дипломате» с некими секретными документами, досматривать которые охране просто не по рангу…

Так, а где наш капитан? Он, между прочим, в отличие от бывшего флотского диверсанта Рогова, как раз самый настоящий контртеррорист и есть. Осторожно, чтобы не дать противнику ни малейшего шанса понять, на кого он смотрит, Виталий скосил взгляд. Ох, нехорошо Никонов стоит, совсем неудачно! Чуть слева и сзади от операнга, да еще и цель от него закрывает застывший в шоке высокий парень и две девушки-лаборантки. Ему даже винтовки не поднять, оружие просто зацепится стволом за их одежду, и все. И отступить ему некуда, сзади тоже кто-то стоит. Ладно, не вариант. Думай, «опер», думай, ведь цепляет какая-то мыслишка; что-то такое, совсем недавно мельком отмеченное самым краешком сознания. Ага, ну, конечно!!! Значит, автовзвод, говоришь?

— Бросай оружие и вместе со всеми выходи из помещения, — негромко скомандовал Чужак. — Стрелять не стану, ты мне не нужен. А ты — в сторону, чтобы я его видел, — последнее относилось к немолодому ученому, закрывавшему Рогова от взгляда противника. Тот испуганно шарахнулся вбок, часто-часто закивав.

— Хорошо, — спокойно согласился Виталий, снимая с плеча SIG и на вытянутой руке кладя на ближайший стол. Чуть подтолкнул, чтобы оружие не свалилось на пол. Раскрытый приклад перевернул чашку с кофе, безжалостно заливая чью-то клавиатуру. Отступил чуть назад и в сторону, оказываясь совсем близко к капитану. Ну, не подведи, Вадюха, и так с левой стрелять придется.

— Эй, ты тоже. — Смотри-ка, и капитанскую винтовку углядел. Выгодно стоит, падла, да и рост хороший. Ну да ничего, ненадолго это…

— Уже бросаю. — Никонов повторил манипуляции операнга, правда, винтовку на стол класть не стал — держа за цевье, наклонился, на миг оказавшись совсем близко от Виталия, и аккуратно положил на пол.

— Теперь все прочь! Не спеша и не толкаясь. А с вами я…

Перехватывать в правую руку пистолет, который Рогов вытащил из кармана капитанского комбеза, когда тот нагибался с винтовкой, времени уже не было.

БАХ!

И спустя долю секунды — еще раз: БАХ! Хоть и видел уже, что попал, но не успел палец остановить. Да и не захотел, если честно. Десант пленных не берет, ага.

Позади Роя-Вощеникина рассыпался один из мониторов, разбитый не то первой, не то второй пулей, запоздала заверещала освобожденная заложница, обильно орошенная алым.

И в этот миг в очередной раз погас свет вместе со всеми настольными и настенными панелями.

— Стоять! — по-английски заорал Рогов, прекрасно понимая, чем закончится спонтанно возникшая паника и толчея. — Фонарь возьмите, и вперед. Бегом до самого периметра. Ясно? Вот и хорошо. Капитан, — это уже по-русски, — дай им один фонарь.

— Даю, — узкий луч разрезал темноту. Нащупав в кармане разгрузки свой светодиодник, Рогов добавил света, дожидаясь, пока все люди покинут помещение. Пребывающую в прострации девушку он поручил двум лаборантам, припугнув, что обязательно проверит, вывели ли они ее.

И только затем подошел к поверженному врагу. Никаких эмоций он не испытывал, только привычную после работы усталость. Чужак лежал, широко раскинув руки и глядя в потолок единственным уцелевшим глазом — другого, куда ударила пуля, не было. В метре валялся изуродованный пистолет, в который Рогов направил первый выстрел. Подошедший капитан положил руку на плечо, легонько сжал:

— Ну, ты могешь, старшой! «Глок» же тяжелый, и спуск туговат. Впервые с него стрелял?

— Ага, — Виталий все-таки присел на корточки, проверяя труп. Да нет, готов, конечно. Хотя, кто их, Чужих, разберет: отступив на шаг, он сделал еще четыре выстрела. Подумав, тут же бросил и пистолет, таскать еще одну железяку было неохота.

— Слушай, а чего свет не восстанавливается? — голос Никонова едва заметно дрогнул. — И гул какой-то…

— Мне откуда… какой еще гул? — впрочем, операнг уже и сам — нет, именно что не слышал, а скорее ощущал — какой-то низкий, вне пределов возможности человеческого уха, исходящий из-под земли гул.

— Да, ты прав… слуш, Вадик, а ведь мы совсем близко от одного из детекторов…

— И что?

— Так частицы-то в нем и столкнутся. А потом хрен пойми что начнется, тут же сейчас наша программа всем керует. Догоняешь, о чем я?

— Валим?

— Валим, капитан. Может, и успеем…

Из сообщений мировых СМИ за 2010 год

(на основании официального заявления руководства Европейского центра по ядерным исследованиям)

…полным и абсолютным крахом завершился самый многообещающий, долгосрочный и дорогой научный проект середины двадцатого — начала двадцать первого века.

Вчера, в результате неудачного эксперимента по получению темной материи (впрочем, другие достаточно компетентные источники утверждают, что проект должен был открыть проход в т. н. искривленное пространство) был полностью уничтожен LHS-ускоритель. В частности, полному разрушению подверглись четыре главных детектора частиц. Залегающий на стометровой глубине двадцатисемикилометровый туннель был разрушен на протяжении порядка пятнадцати километров, что делает работы по его восстановлению совершенно бессмысленными и убыточными. Кроме того, более чем значительно пострадал сам научный городок, в основном из-за мощных подвижек почвы в результате ее обрушения в образовавшиеся на месте разрушенных детекторов пустоты. Просто удивительно, что при этом практически никто серьезно не пострадал. Причина образования этих огромных пустот пока неясна, никаких комментариев представители руководства CERN не дают.

Отдельно хочется отметить, что появившиеся в Интернете многочисленные «свидетельства» анонимных очевидцев, утверждающих, что непосредственно перед катастрофой в некоторых лабораториях Центра наблюдались посторонние в военной форме и с оружием, не имеют под собой никакой реальной основы. Как не имеют никакой основы и домыслы о «вышедшей из повиновения» компьютерной сети Центра, якобы и виновной в катастрофе.

В то же время руководство официально признает, что, к величайшему сожалению, были полностью уничтожены абсолютно все электронные архивы CERN, как хранившиеся на его собственных серверах, так и на локальных или виртуальных дисках. Каким образом это произошло, неясно, зато, увы, понятно другое: это — куда большая потеря для науки, нежели физическое разрушение самого LHS и его инфраструктуры…

Из интервью с номинантом на Нобелевскую премию 2015 года, академиком П. (выдержки)

…да, безусловно, уничтожение ЦЕРНа пять лет назад стало тяжелейшим испытанием для всей мировой фундаментальной науки, но, поверьте, молодой человек, вовсе не ее крахом! Возможно, мы и на самом деле шли не тем путем, возможно истинный путь в будущее открылся нам только после этой катастрофы. […]

…поверьте, у нас есть достаточно серьезный повод утверждать, что мы существенно продвинулись в так называемой «теории локального прокола пространства», с легкой руки наших писателей-фантастов уже давно и прочно называемой «гиперпрыжками». Конечно, пока речь идет лишь о теоретических выкладках, но и они достаточно впечатляют. […]

…компьютерные технологии? О да, это вообще совершенно особый разговор (смеется). Тут я смело могу заявить, что и в этом направлении ведутся более чем серьезные и многообещающие изыскания. Понимаете, на нынешнем уровне развития компьютерной техники мы вряд ли сумеем достичь дальних звезд, нам просто не хватит для этого мощностей существующей ныне вычислительной техники, Но вот скоро (улыбается)… Все-все, молодой человек, об этом мы поговорим при нашей следующей встрече […]

 

ЭПИЛОГ

Стоящий в самом центре огромного дендропарка памятник был и красив, и уродлив одновременно. Впрочем, здесь, на Старой Земле, вообще хватало необычных памятников — прародина человечества все-таки. Но этот все же выбивался из их числа: здоровенный, метров двадцать высотой, обломок внешней брони инопланетного корабля почти правильной треугольной формы, воткнувшийся острым своим углом в бетонное основание, будто бы расколотое этим ударом. Бугристый по выпуклой поверхности и ячеистый, словно пчелиные соты, с вогнутой. Темно-серый, почти черный, если смотреть в упор, и меняющий цвет на более светлый при взгляде под углом.

Стоял памятник в том самом месте, куда много лет назад ударил первый и единственный орбитальный залп атаковавшей Землю эскадры Чужих, ныне навечно ушедших в прошлое: Флот не простил нежданным гостям нападения на прародину Человечества. Путь за четвертый пояс дальности ныне был открыт и безопасен, а сама раса несостоявшихся завоевателей просто исчезла с вселенского горизонта.

Надпись была всего одна, сделанная прямо по поверхности брони на трех наиболее используемых человеческих языках:

«2210. Проект „Хронос“. Последнее предупреждение. Пожелавший слишком многого рискует потерять все».

Автор выражает глубокую признательность за помощь и ценные советы при написании романа всем постоянным участникам литературного форума «В Вихре Времен» www.forum.amahrov.ru. Спасибо вам огромное, Друзья!

Официальный сайт автора — www.tarugin.ru