Подмосковье, спецобъект «110-7», недалекое будущее.

Несмотря на более чем поздний час — лабораторные часы показывали половину четвертого утра — оба ученых еще не ложились. В кружках парил черный кофе (у Леонида Львовича) и не слишком крепкий чай — у профессора Мякишева, который вот уже более десяти лет кофе не злоупотреблял. И сердце не позволяло, и особого смысла в употреблении этого напитка он не видел. Кофе — удел молодых ученых; тех, кто горит на работе, продвигая науку вперед, порой забывая об отдыхе и спасаясь от предательски подкрадывающегося сна исключительно огромными количествами бодрящего варева. Ему же последние десятилетия ничего подобного не грозило. Почетная отставка и тихая жизнь, пусть и не простого, но все ж пенсионера, — вот и все, что оставалось. Се ля ви.

Но несколько дней назад все, казалось, изменилось. А то и вернулось назад: по крайней мере, Сергей Николаевич вдруг снова почувствовал себя нужным, ощутил почти забытый зуд активной деятельности. Срочный переезд в Подмосковье, знакомство с успехами и просчетами нового проекта и наконец сегодняшний — то есть уже вчерашний — эксперимент. «Неудачный эксперимент», как его определил Леонид Львович. А вот старый ученый вовсе не был столь однозначен. И имел относительно произошедшего свое мнение. Да, с точки зрения нынешних руководителей проект окончился полным провалом, однако Мякишев так не считал. В чем вот уже который час и пытался убедить своего более молодого коллегу.

Во-первых, он не слишком-то верил во всякие «теории бабочки», скорее склоняясь к озвученным в разговоре с полковником Логиновым предположениям о том, что с течением времени все произведенные в прошлом изменения будут либо нивелироваться, сходя на нет к моменту, откуда проводилось воздействие, либо — в подобное он тоже не слишком верил — станут причиной возникновения некой «альтернативной ветви истории». Которая, в свою очередь, либо создаст полноценную параллельную реальность в направлении «точка изменения прошлого» — «бесконечность» (что весьма сомнительно), либо тоже благополучно «обнулится», слившись с основной ветвью истории (в подобное верилось больше, но тоже не до конца).

Ну, а во-вторых? Во-вторых, послушав объяснения Краснова, Сергей Николаевич успел набросать в уме еще одну теорию, на сей раз его собственную. С которой сейчас и знакомил скептически настроенного коллегу. Скепсис, впрочем, относился, скорее, не к откровенно сырой теории Мякишева, а к плохому настроению захандрившего ученого.

— Вот и снова вы меня не поняли, уважаемый Леонид Львович, — профессор шумно отхлебнул начинающего остывать чая. Утвердив кружку на застланной салфеткой поверхности лабораторного столика, продолжил: — А я утверждал и буду утверждать, что никаких, так сказать, глобальных изменений реальности ждать не приходится! История пойдет своим чередом, пусть даже с незначительными изменениями! Нет, я даже готов допустить, что в некоем, как ныне принято говорить, «параллельном мире» все и изменится радикально, но не здесь. Наше с вами, коллега, основное различие в том, что я все-таки физик до мозга костей, а вот ваш кругозор куда как шире. Наверное, оттого и непонимание. Хотите возразить?

— Нет, Сергей Николаевич, воздержусь. Мне, собственно, просто нечего противопоставить вашим доводам. Пусть и бездоказательным.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул старик, улыбнувшись чему-то своему. — Тогда, уж будьте так любезны, выслушайте до конца, хорошо? Это не займет много времени.

— Прошу вас, коллега, — устало пожал тот плечами в ответ. И подумал, что пить остывший кофе не хочется, а заваривать новую порцию — тем более. Завтра и так перегруженное кофеином сердечко даст о себе знать…

— Благодарю. Тогда слушайте, что мне пришло в голову. Да, кстати, а знаете, когда и, главное, отчего пришло? Когда вы позавчера обмолвились, что обмен сознаниями наших героев произошел, по сути, в результате ошибки программы. Вот я и подумал: ведь вы пытались нащупать канал для внедрения психоматрицы наобум! По принципу «а вдруг, да удастся», разве нет? Ведь не проводилось — да и не могло проводиться, насколько я курсе наших возможностей — никаких тестирований на психологическое соответствие разумов донора и реципиента. И вот случайно получилось — да и то из-за программного сбоя, на основе анализа которого ваши специалисты, собственно, и создали нынешнюю программу, столь блестяще сработавшую вчера. Да, да, не спорьте, именно блестяще! Настоящего успеха «Игра», как бы вы ни упирались, достигла именно вчера, когда мы стали свидетелями соединения двух разумов, разделенных огромным временным отрезком! Пока все понятно?

Дождавшись кивка Леонида Львовича, отчаянно борющегося со сном, профессор продолжил:

— Вы пейте кофе, коллега, пейте. Можете считать меня старым дурнем, но пока не выскажу все, что надумал, все равно спать не отпущу. Итак, а теперь ложка дегтя. Знаете, в чем главный провал проекта? Именно в этих двух парнях! Не поняли? Поясняю: провал проекта в том, что вам просто немыслимо повезло! Не ожидали? Думаете, я совсем из ума выжил, а? А вот и нет. Просто разум Захарова идеально подошел к разуму Краснова — ну, и наоборот, разумеется. Два солдата, для которых честь — не пустое слово, два патриота своей Родины — и прочее, и прочее. Вспомните, что сказал наш танкист: если Захаров не захочет, он просто никого не пустит в свой разум. Вот и подумайте, произошел бы обмен, окажись на месте бывшего «афганца» какой-нибудь пятнадцатилетний юнец, не помнящий даже даты начала или окончания войны? Но вам, повторюсь, просто немыслимо повезло, такое вот совпадение, встречающееся один раз на миллион! Случайность, коллега; вмешательство того самого «его величества Случая»!

— Погодите, Сергей Николаевич, — попросил ученый, наморщив лоб. — Значит, по-вашему, если б не это совпадение, ничего бы не произошло?

— Именно так. И никакой сбой программы бы не помог.

— Хм, любопытно, и на самом деле весьма любопытно. Хоть, как я уже говорил, абсолютно бездоказательно. Полагаю, это еще не все?

— Совершенно верно, есть еще кое-что. Еще более бездоказательное, разумеется. — Мякишев негромко усмехнулся. — Я тут прикинул дальнейшие перспективы проекта…

— Вы серьезно?! — Похоже, профессору удалось-таки удивить Леонида Львовича.

— Вполне. Да и для шуток сейчас не самое время, полагаю. Ладно, время позднее, так что обойдусь без долгих предисловий. Насколько помню, Анатолий Анатольевич называл проект «оружием последнего шанса», или как-то схоже. То есть использовать его предполагалось только в самых исключительных случаях и для точечного воздействия на события недалекого прошлого, так? Вот я и предположил, что с учетом вчерашнего «провального успеха» новой программы нужно развивать «Игру» в двух направлениях. Кстати, название я бы уже изменил, глупо как-то звучит. Впрочем, продолжу. Итак, первое направление, требующее более серьезной подготовки: подсадка специально подготовленного, гм, «агента влияния» в подходящий ему разум-реципиент. Сложность в том, что придется заранее подготавливать подробнейшую психологическую карту каждого объекта воздействия, подыскивая подходящего «донора», а то и нескольких. Конечно, в век информационных технологий это не столь уж и невыполнимо, если речь не идет, к примеру, об американском президенте… хотя, как говорится, было бы желание. Ну, это я так, отвлекся. Если развивать проект в этом направлении, придется создавать какой-нибудь там психолого-аналитический отдел, а то и не один, тут я не советчик. Пока понятно?

Собеседник кивнул, воздержавшись от комментариев.

— Тогда вот вам и второе направление. С этим попроще, но и перспективы не столь впечатляющие, поскольку я предлагаю обмениваться разумами одному и тому же человеку.

Мякишев хитро взглянул на ученого:

— Ладно, не хмурьтесь, объясняю. Иногда для того, чтобы не допустить нежелательных последствий, достаточно ведь просто предупредить виновника произошедшего заранее, верно? «Предупрежден — значит, вооружен», не так ли? Зато никаких проблем с психологической совместимостью, просто обмен… даже не разумом, а памятью между «имяреком-будущим» и «имяреком-прошлым». А уж дальше в его руках все возможности изменить ход событий, не допуская прошлых ошибок или не позволяя другим их совершить. Вот, собственно, и все. Ну, как вам?

— Лихо! Честное слово, профессор, пока мне просто нечего сказать. Выкладки ваши пока что сыроваты, разумеется, да и саму, так сказать, процедуру переноса сознания вы слишком уж упрощаете, но подумать, право слово, есть о чем! Ведь, если всерьез развивать вашу теорию, это и в самом деле может дать проекту дальнейшее развитие! Если нас, конечно, раньше не прикроют. Ну, или если вскоре не начнутся изменения реальности, в которые вы не верите.

— Мне не привыкать, — хмыкнул Мякишев, допивая окончательно остывший чай. — Может, прикроют, может — нет. Но обоснование мы в самое ближайшее время должны разработать и предоставить вышестоящим органам — уж не знаю, кто там у вас сейчас все решает. Ну, что ж, коллега, пойдемте спать, пожалуй? Светает уже.

— Конечно, Сергей Николаевич, — Леонид Львович первым поднялся на порядком затекшие от долгого сидения ноги. — Последний вопрос, если не против?

— Прошу вас, — профессор с интересом взглянул на собеседника.

— Помните, перед началом эксперимента мы навещали Краснова? И вы предположили, что омоложение, назовем это так, хоть сей термин мне категорически не нравится, может быть следствием как раз начавшихся изменений настоящего? А сейчас убеждали меня, что никогда не верили ни в какие «теории бабочки»?

— Ах, вы об этом… думаете, подловили на противоречиях? — улыбнулся тот. — Извольте. Во-первых, я говорил об изменениях, происходящих с конкретным человеком, а не об изменениях истории вообще, в которые по-прежнему не верю. А во-вторых? Ну, хорошо, хорошо, каюсь, ошибался. В конце концов любой ученый, будь он хоть семи пядей во лбу, имеет право на ошибку! Я ведь все-таки физик, сугубый технарь до мозга костей. Полагаю, инцидент исчерпан, коллега?

— Ну, что вы, Сергей Николаевич, какой еще инцидент, скажете тоже! Пойдемте, я провожу вас до вашей комнаты, нам по пути…

Опустевший лабораторный блок погрузился во тьму. Пульсирующий на настенной панели зеленый индикатор мигнул и погас — звукозаписывающая система, больше не получая сигнала с внешних микрофонов, перешла в режим ожидания.

Василий Краснов, недалекое будущее.

В назначенный день Соня не прилетела. Накануне Краснова никто не трогал, разве что утром знакомый охранник принес пакет с несколькими комплектами сменной одежды. Заодно предупредив, чтобы Василий в ближайшее время по территории не разгуливал, отлучаясь только в столовую, поскольку объявлено особое положение, ограничивающее перемещения всего персонала, к которому, нужно полагать, отнесли и мамлея.

Краснов лишь плечами пожал — ну, особое, так особое, ему-то что? Несмотря на все произошедшее, он по-прежнему ощущал себя военным человеком, привыкшим четко подчиняться приказам. Да, собственно, почему «ощущал»? Они с Захаровым и были военными. Вот разве что курево еще вчера закончилось. Впрочем, дымить, как ни странно, практически не хотелось. И танкист, сочтя это последствиями эксперимента и необъяснимым «омоложением» его нынешнего тела, решил просто махнуть рукой. В конце концов, у него, можно сказать, свадьба на носу, вот и сделает и себе, и молодой жене подарок, курить бросит. Тоже мне, проблема…

А утром Василия разбудил телефон. Поскольку до сих пор на врученный полковником мобильный так никто и не звонил, танкист не сразу понял, что незнакомая мелодия — именно звонок. И потому вызов принял с непростительным для боевого офицера промедлением.

— Слушаю?

— Спишь, танкист? — голос Анатолия Анатольевича лейтенант узнал сразу, инстинктивно подобравшись и окончательно проснувшись.

— Никак нет… то есть, так точно, товарищ полковник! Виноват!

— Ну, так просыпайся да спускайся гостей встречать. Мы внизу, — и аппарат коротко запикал гудками отбоя.

Оделся Краснов быстро, пожалуй, даже быстрее, чем того требовали нормативы боевой тревоги. Едва ли не с разбегу впрыгнул в джинсы, натянул новую камуфляжную футболку, сунул босые ноги в кроссовки — на носки и шнурки времени не было, словно прорвавшие оборону немецкие танки уже вышли на дистанцию прямой наводки. Бывало такое в его прошлом, бывало: не успевшие толком высохнуть портянки — в карманы, босые ноги — в сапоги, туловище — в танк. Обуется нормально после боя… если выживет.

Спустя две минуты Василий уже толкал под удивленным взглядом охранника подпружиненную входную дверь жилого корпуса. Неужели сейчас он наконец увидит Соньку?!

Полковничья «Волга» стояла на том же месте, что и в ночь приезда. Сам Анатолий Анатольевич, опершись о капот, с усмешкой глядел на торопящегося мамлея. Девушки нигде видно не было, и Василий неуверенно остановился в паре метров от авто. Как, почему?!

— Здоров, лейтенант, — первым протянул руку Логинов. — Ты чего такой? Не проснулся еще, что ли?

— Так точно, тарщ полковник… то есть никак нет! Проснулся. Просто я думал… ну, что вы это…

— Думал он, — усмехнулся фээсбэшник. И тут же став серьезным, продолжил:

— Та, о ком ты думал, тебя в Одессе ждет. Обстоятельства изменились, так что тащить ее сюда теперь особого смысла нет. Скоро по-любому увидитесь. Да и слабая она еще. А вот нам с тобой нужно серьезно поговорить.

— А почему вы сказали «мы внизу»? — взяв себя в руки, спросил лейтенант. Обидно, конечно, словно мешком по голове отоварили, ну, да что уж теперь. Начальство лучше знает, как оно правильно.

— Да просто вон товарищ Геманов все никак по мобильному не наговорится, — хмыкнул полковник. — Хотя нет, вру. Уже наговорился. Иди, поздоровайся. Да не тянись ты так, Василий, мы сейчас по-простому, без чинов, так сказать. Расслабься.

Танкист повернулся к покинувшему салон автомобиля Олегу Алексеевичу, прячущему в карман джинсов мобильный телефон.

— Здравия желаю, товарищ…

— Вольно, Краснов, вольно, — улыбнулся Геманов, протягивая для рукопожатия широкую ладонь. — Слушай, а здорово тут у вас, — полковник с шумом вдохнул напоенный густым сосновым ароматом воздух. — Хорошо устроились, чистый курорт. Ну, что, пошли внутрь? Поговорим, благо, есть о чем.

И, предвидя готовый сорваться с губ Краснова вопрос, полез в карман, протянув сложенный вчетверо лист бумаги:

— Держи, танкист. Просили передать. Потом почитаешь, в спокойной обстановке, хорошо? — подмигнув, полковник первым двинулся в сторону входа, где уже ждал нетерпеливо постукивающий пальцем по наручным часам Логинов.

Разговор, против ожиданий танкиста, оказался не столь и долгим: оба полковника и на самом деле спешили. Сначала Василий в который уже раз рассказал об эксперименте, затем ответил на несколько вопросов. Технические подробности ни Логинова, ни Геманова, разумеется, не интересовали, только его собственные ощущения или умозаключения. Наконец разговор сошел на нет, и в комнате воцарилось молчание. Недолгое, впрочем — Краснов, разумеется, не мог не выяснить того, что его волновало уже столько времени:

— Товарищи полковники, а со мной-то что дальше? Так здесь и сидеть? Надоело уже, да и не привык я так, без дела-то.

«Товарищи полковники» переглянулись. Ответил Олег Алексеевич:

— Ну, а что с тобой, Вась? Домой тебе пора, вот что. Опять же, девушка ждет. Там и придумаем, чем заниматься станешь. Полагаю, вместо Захарова ты работать не станешь, не по тебе оно, так что трудоустроим как-нибудь. Не переживай, лодырем жить не будешь.

— В спецназ возьмете? — с надеждой спросил танкист. И, увидев на лице Геманова недоумение, торопливо пояснил:

— Вы ж мне обещали, помните, когда вместе в автомашине ехали? Ну, после того как тех боевиков шпионских ваши парни прибрали, а Соньку «Скорая» увезла? Я вам подойду, точно говорю, подойду, у меня ж теперь все Димкины десантные навыки имеются! Нет, подучусь, конечно; курсы там, какие нужно, пройду, тренировки! Стрелять я неплохо умею, с рукопашкой тоже в порядке. Я служить хочу, мне в мирной жизни места нету, честное слово!

Олег Алексеевич несколько секунд молчал. Наконец ответил, серьезно глядя на парня:

— Нет, Василий, в спецназ тебе, похоже, дороги нет. И в армию тоже.

— Почему? — упавшим голосом пробормотал тот, едва ли не против воли опуская голову. Казавшаяся такой радужной перспектива возвращения на привычную военную службу стремительно таяла, словно поднятый взрывом осколочной гранаты дымный султан под ветром.

— А сам разве не понимаешь, лейтенант? — подал голос Логинов. — Ты ж теперь секретоноситель, причем хрен пойми, какого уровня. Тебя пристрелить проще, чем трудоустроить. Или держать лет десять за высокими заборами с колючей проволокой поверху, во избежание, так сказать.

— Ну, и стреляйте тогда, — глухо буркнул танкист. — Только с Сонькой попрощаться дайте. И это — ее не трогайте, она все равно почти ничего не знает.

— Толич! — коротко бросил Геманов, незаметно покрутив пальцем у виска и состроив жуткую гримасу. — Ты это, тарщ полковник, не переигрывай. Парень и без того такое перенес, что не приведи господь каждому! Закругляйся с ужастиками, короче. А ты, Вась, его не слушай, шутит он. Как всегда, неудачно.

— Ладно, Василий, извини! — мамлей ощутил на плече тяжелую руку Логинова. — Ну, признаюсь, не шибко умно пошутил, извини. Настроение такое… странное. Никто никого стрелять да за заборами прятать не собирается, конечно. Но и в спецназ тебе никак нельзя. Причем по самой простой причине: староват ты для спецуры, даже не глядя на твое удивительное «омоложение». Да и опыт Захарова тут не особенно бы и помог: десант — это одно, а спецназ госбезопасности — вовсе даже другое. А вот как ты смотришь…

— Толич, давай дальше уж я? — внезапно перебил товарища Олег Алексеевич. — Так вот, как ты смотришь насчет послужить во благо Родины в одной серьезной организации? Парень ты надежный, да и в Захарове у нас никаких сомнений нет. А мне как раз заместитель нужен, а в будущем, глядишь, даже и преемник. В далекой перспективе, конечно, особо губу не раскатывай.

Василий поднял голову и обвел удивленным взглядом обоих офицеров:

— Вы это что, серьезно?

— Абсолютно, — пожал плечами Геманов. — Ну, сам посуди, на гражданке тебя никто, конечно, не оставит, разве что под кучей расписок, ограничений и контролей. Оно тебе надо? Да ты и сам сказал, что не прельщает тебя подобная жизнь. А так послужишь еще. Ты ж у нас сейчас мамлей? Ну, прыгнешь в виде исключения через звание-другое, документы подготовим, не проблема. Заодно и под присмотром будешь. И в то же время — свободный человек, офицер государственной безопасности. Звучит, а?

— Да что вы меня, словно шпиона какого, вербуете, — хмыкнул Василий, с трудом сдерживаясь, чтоб не заулыбаться, — будто я без того не согласный!

— Вот, — Геманов обернулся к товарищу, — что и следовало доказать. А ты еще спорил.

— Я не спорил, товарищ полковник, а испытывал определенные сомнения, что, знаешь ли, две большие разницы! Ладно, твоя взяла, — товарищи рассмеялись.

— Короче, так, товарищ самый младший лейтенант. Не далее как завтра мы с тобой улетаем обратно, причем на рейсовом борту из Домодедова. Ты ж, помнится, хотел на большие самолетики посмотреть? Вот и поглазеешь. Доволен?

— Так точно, товарищ полковник! Доволен. Разрешите вопрос?

Геманов демонстративно взглянул на наручные часы:

— Валяй, только быстро.

— А что с тем шпионом-то? Раз мне можно возвращаться, значит, уже не опасно? Все закончилось?

— А что со шпионом? — на сей раз ответил Анатолий Анатольевич. — Нормально все с ним. Сотрудничает. Помнишь поговорку: «Не было бы счастья, да несчастье помогло»? Вот примерно так все и вышло. Благодаря вашей с Соней пляжной прогулке мы в итоге вскрыли просто роскошную разведсеть, существующую еще с конца восьмидесятых — начала девяностых. Причем не только в Одессе и области, но и тут, в России. Подобных успехов уж лет двадцать не бывало! А заодно и про роль во всем этом наших заокеанских «друзей» кое-что выяснили. «Гость» наш, правда, поначалу позапирался для порядка. Поторговался, точнее, цену набивая, но уж как в цене сговорились, так все по накатанному пошло. Пока тянем время, периодически вбрасывая дезу о продолжении безрезультатных экспериментов да о том, как тупые русские бездумно расходуют государственные средства. А вот если почувствуем, что рыбка наживку надежно заглотнула, тогда, возможно, намекнем, что «Игра» на самом деле — просто прикрытие чего-то куда более важного, к чему агент пока подобраться не может, но прилагает все силы. Остальное сугубо дело техники, тебя это волновать не должно. Да и о том, что сейчас услышал, забудь. Я ответил на вопрос?

— Так точно.

— Вот и ладно. Подписок с тебя брать никто не станет, сам должен понимать, что все это — гостайна. Впрочем, скоро сам подобного коснешься, как только к работе приступишь.

— Обижаете, товарищ полковник, я все понимаю! Что вы в самом деле, я ж не пацан!

— И это правильно! — не своим голосом, видимо, кого-то пародируя, резюмировал Логинов. — Все, Краснов, давай прощаться. Увидимся еще, глядишь, и не раз. Курева тебе оставить?

— Не, не стоит, тарщ командир. Бросил. Дурная привычка. Да и вредно, от сигарет сердце болит и рак бывает.

— Молодец, лейтенант, хвалю. Верное решение! Не трави себя, дольше проживешь. Тем более, вам с Сонькой еще детишек рожать.

Поколебавшись, Краснов все же решился: тут уж, как говорится, или сейчас — или никогда:

— Просьбу можно?

Полковники снова переглянулись, и Логинов со вздохом остановился, уже почти дойдя до двери:

— Ну, что еще, Василий? Давай в двух словах, видишь же, спешим.

— Так это… — стушевался тот. — Мне б Москву посмотреть, а? Всю жизнь мечтал. Хоть глазочком?

— Что?!

— Ну, мы ж недалеко совсем… мне б только Красную площадь увидеть, Мавзолей там, могилу товарища Сталина! Когда еще попаду? И попаду ли вообще…

— Ох, ну ты и нудный, танкист! — вроде бы даже с уважением протянул Анатолий Анатольевич, в который уже раз переглянувшись с ухмыльнувшимся в ответ Гемановым.

— Алексеич, а почему, собственно, нет? Все равно ж вечером мы с тобой на Лубянскую едем, давай и парня захватим? Заночует в управлении, а завтра по столице прогуляется, сопровождающего подберем, разумеется. Ваш аэроплан в десять вечера отчаливает, времени вагон.

— Да я разве против? — хмыкнул тот. — Захватим, конечно.

И, украдкой показав танкисту кулак, докончил:

— Только чтоб больше никаких просьб до самой Одессы-мамы, ясно? Все, отдыхай, вечером уезжаем. Понял?

— Так точно, понял! Спасибо, товарищи командиры!

Глядя на захлопнувшуюся дверь, Василий от избытка чувств несколько раз сжал-разжал кулаки и, не скрываясь, улыбнулся. Неужели завтра он увидит Москву?! А послезавтра — Соню? Здорово-то как…