Дежурить мне выпало в самое гиблое и нелюбимое большинством людей нашей профессии время — перед самым рассветом, в так называемый «час быка» — в «собачье время» по-нашему.

Впрочем, дежурить именно в это время я вызвался сам — не поверите, но мне по-настоящему хорошо думается именно в этот предутренний час — вот такая у меня есть странная, но полезная в нашем деле особенность. А подумать и проанализировать было что…

Будить меня не пришлось — по старой привычке я проснулся за несколько минут до положенного срока, поднялся с лавки и, стараясь не упасть от тряски раскачивающейся из стороны в сторону платформы, выбрался из приютившего нас автомобиля.

Сидящий у невысокого бортика платформы Штырь, дежуривший передо мной, обернулся и, приветственно кивнув, встал. Передав мне выключенный «ночник» и непривычно длинный за счет прикрученного глушителя «Кипарис», он сильно, до хруста, потянулся.

— Доброе утро. Присаживайтесь. — Боец кивнул на кучу какой-то ветоши — и где он только ее раздобыл? — Жестковато, конечно, но сидеть можно.

— Как оно? Тихо?

— Угу. — Штырь аппетитно зевнул и, покопавшись в кармане, протянул мне измятую пачку, в которой осталось всего две сигареты. — Так тихо, что у меня от грохота уши опухли. Нарушайте на здоровье. Тут как раз до утра…

Благодарно кивнув (с сигаретами у всех уже было туго), я устроился поудобнее, положил на колени автомат и, не включая прибора ночного видения, осмотрелся, привычно намечая наиболее приметные ориентиры: темный горб второй автомашины да закрепленный на двух соседних платформах груз.

Все было спокойно, и я решился закурить, привычно пряча уголек сигареты в ладони. В том, что отправившийся спать Штырь прав, я нисколько не сомневался: прятаться тут было совершенно не от кого, а значит, можно было спокойно нарушить устав караульной службы, запрешающий, как известно, курить на боевом посту. Да и «гнездо» мои предшественники расположили идеально — профессионалы, что говорить! Докурив, я все-таки включил «ночник» и пробежался по намеченным ранее ориентирам. Не заметив ничего подозрительного, сдвинул детище бельгийских мастеров на лоб и задумался, покачиваясь в такт движению и не забывая, впрочем, поглядывать в готовую уступить место приближающемуся утру ночь.

Итак, пока что все не так уж плохо — даже с учетом нашего «дорожного» приключения. Спалиться-то мы, конечно, спалились, но кто знает, не было б еще хуже, успей мы сунуться в город. Одно дело с двумя ментами справиться, другое — вступить в открытый огневой контакт (с нашими-то малошумными «пукалками» для ближнего боя, ха!) с превосходящими силами местных правоохранителей или «госбезов». Впрочем, ладно, в очередной раз замнем для ясности и поразмыслим о куда более приятных материях.

Для выполнения любого задания нужно знать, по большому счету, только две вещи: что делать (знаем) и где делать (ну… разберемся на месте). Все остальные сведения и средства достижения цели профессионал сумеет добыть «по ходу дела» — на то он и профессионал. Осталась, можно сказать, самая малость — собственно, добраться и сделать. Не так и сложно вроде бы…

Только вот на отрезке между этими двумя понятиями срезается и зачастую гибнет немалая часть боевых групп.

Это, так сказать, общности. А теперь перейдем к частностям. Положительным и не очень. Из явных плюсов у нас четко сформулированная боевая задача, кое-какое оружие, родной спецназовский профессионализм и более-менее сработавшаяся группа из четырех боевых единиц. Кстати, об оружии: как ни прискорбно, но с так и не опробованным «Штурмгевером», похоже, придется расстаться — таскать эту железяку и дальше становилось накладно. Жаль, конечно, один подъем из затопленной шахты «Вервольфа» чего стоит; да и вообще — хорошо бы иметь среди нашего вооружения хоть один более-менее мощный «ствол», но… Мы все-таки не за линией фронта и не на территории государства, находящегося с нами в состоянии войны, — операция наша, как ни крути, «тихая» и открыто разгуливать с автоматом я себе позволить не могу. Хотя прихваченный в бункере полный цинк патронов мог бы нам здорово пригодиться — носимым боекомплектом к своим «пээсэсам» и «кипарисам» мои союзники похвастать не могли. Да уж, ситуация — просто сюжет для фельетона или какой-нибудь другой «шутки юмора»: столько времени проносить с собой оружие и в итоге просто оставить его, даже не приведя в боевую готовность! Дурдом…

Ну а из минусов у нас — полное отсутствие еды (оставшаяся банка консервов не в счет) и лишь теоретически известный маршрут движения, не подкрепленный знанием реальной местности. Вот и все, пожалуй.

Остальное, опять же, общности, будь они дважды и трижды неладны!

Прерывая мои размышления, платформа ощутимо дернулась, вдоль всего состава грохотнули сцепки — поезд замедлял ход, явно готовясь к остановке. Вдали замелькали огни, в предутренней дымке проступили темные контуры каких-то зданий, и, наконец, мимо проплыла укрепленная над пустынным в этот час («без четверти пять» — отметил я, автоматически взглянув на часы) перроном табличка: «Котовск». Что ж, все верно, значит, мы с капитаном не ошиблись — состав идет в Одессу, поскольку, направляйся он куда-нибудь в сторону Кировограда или Днепропетровска, мы бы уже ехали совсем по другой ветке, гораздо восточнее. Значит, опять свезло — настолько, что это уже начинает вызывать у меня определенные опасения из серии «как бы чего не вышло». Когда все идет слишком хорошо, начинаешь, как известно, ждать какой-то каверзы. Особенно будет обидно, если замеченные при посадке контейнеры на самом деле поедут в Одессу, а «наши» грузовики будут сгружать здесь — вот вам и обещанная каверза. Ладно, может, и пронесет…

Пронесло! Оставив пассажирский перрон позади, состав прогрохотал на стрелке и, протянув на малом ходу еще пару километров, начал вновь набирать скорость. Ну и славненько. А вот диспозицию уже пора менять — светает.

Поднявшись с насиженного места и закинув свое импровизированное сиденье в угол платформы, я полез в кузов, едва не столкнувшись при этом с собравшимся наружу капитаном:

— Что там?

— Котовск, — лаконично сообщил я, забираясь в кузов, усаживаясь на лавку и с наслаждением вытягивая ноги. — Едем в Одессу, тут другой крупной ветки все равно нет.

— Неплохо. — Сергей отогнул край брезента и осторожно выглянул наружу. — Ого, скоро совсем рассветет!

— Ага, утро уже, — откровенно зевнул я. — Если смываться, то прямо сейчас, потом не получится. Как думаешь?

— Может, рискнуть? — Особой уверенности в капитанском голосе я не почувствовал. — Нарвемся на кого — шухер будет…

— Согласен. — Стянув с головы ненужный больше «ночник», я протянул Сергею автомат и самым наглым образом разлегся на скамье. — Садись, не маячь, нам еще ехать и ехать, так что расслабься пока. Давай-ка мы сначала доедем, а там уж будем решать, что и как дальше делать.

— О'кей. — Капитан опустился на скамью с явным намерением подежурить.

Вот и правильно, коллега, очень актуальное решение, а я пока подремлю.

Впрочем, благие намерения, как известно, существуют исключительно для того, чтобы ни в коем случае не сбываться. Или сбываться совсем не так, как ожидается, заводя намеревающегося в одно не слишком хорошее место.

И эта жизненная мудрость конечно же подтвердилась и на сей раз…

Проснулся я от непривычной после стольких часов дорожного грохота тишины. Сквозь щели в брезентовом тенте пробивался яркий дневной свет, и я машинально посмотрел на часы — половина десятого. Да я, оказывается, неплохо поспал!

Приподнявшись, я огляделся. Коллеги в полном составе стояли возле заднего борта, внимательно высматривая что-то снаружи. Интересно! Что за станция такая, Бологое иль…

Заметив, что я уже проснулся, капитан призывно кивнул, приглашая меня присоединиться, и, как только я подошел, тихонько проинформировал:

— Раздельная, название видел, когда вокзал проезжали. Я думал, мимо пройдем, как в Котовске, но нас почему-то на запасной путь отогнали, так что особо не высовывайся.

Я кивнул и, отодвинув в сторону Вовчика, осторожно выглянул. Обзор был не очень, но кое-что рассмотреть можно. Да, похоже, Серега прав: типичные запасные пути, обязательный атрибут любой мало-мальски крупной железнодорожной станции. Последний приют списанных вагонов и, если верить одной старой песне, место тайной парковки наших бронепоездов — несколько приземистых зданий с давным-давно лишившимися стекол окнами, ржавая электричка на подъездных путях, нависший над рельсами арочный кран…

Ну и зачем нас сюда загнали? Не самое подходящее место для транзитного состава, следующего в областной центр. Странно.

B следующую минуту мы получили ответ — рядом с «нашей» платформой громко захрустел гравий под чьими-то подошвами, и да нас донесся недовольный голос:

— Ты что, этих начальничков не знаешь? Они, б…, хоть когда-то хоть что-то объясняют? Я их спрашиваю: «Какого х…, мол?», а они мне: «Тебе что, партбилет надоел? Много знать хочешь? На выходной отметке проходи стрелку и загоняй состав на двенадцатый, б…». А у нас теперь весь график на х… летит, значит, перед Выгодой опять, б…, час ждать будем, пока они нас со встречными поразведут. Тебе-то ладно, не твоя смена, а мне… Уроды, б…!

— Опять небось намудрили чего-то, — подал голос собеседник невидимого матерщинника, нервно чиркающего спичками. — Помнишь, как весной было? Ну, когда спецсостав ихний на разъезде не туда свернул, и пришлось ему «зеленый семафор» до самой Одессы по-новому делать? Тогда целых три состава в отстойники отвели.

Поклонник ненормативной лексики шумно высморкался и разразился новой тирадой, на сей раз сплошь матерной, с упоминанием уже не только женщин легкого поведения и всем известного адреса, но и куда более заковыристых понятий. Суть выступления (в более литературном переводе конечно) сводилась к тому, что ему глубоко плевать на все проблемы этих самых «начальников» и их спецпоезда, из-за которых он, второй машинист Петрович, потом получит по голове от уже своего начальника, потеряет премию и вообще создаст аварийно-опасную ситуацию на перегоне Раздельная — Выгода — Одесса-товарная. Ну, молодец, мужик, вот это слог, аж послушать приятно!

А если серьезно, то огромное тебе спецназовское спасибо, товарищ «второй машинист Петрович» — и за то, что остановился перекурить именно в этом месте, и за поистине ценнейшую информацию! Боюсь, что в отличие от тебя мы очень хорошо догадываемся о причине всех твоих нынешних проблем.

Потому что, скорее всего, это по нашей вине тебе пришлось поломать свой путевой (или как он там у вас называется) график. И это нас ищут неведомые «начальнички»… Но ты не переживай, Петрович, мы тебя не подставим, поскольку не собираемся доставлять им удовольствия личного с нами знакомства. Считай, что нас здесь уже нет и никогда не было!

Гравий под ногами вновь захрустел, однако теперь шаги удалялись — машинист-матерщинник и его собеседник уходили в сторону «хвоста» поезда. Пора и нам тоже куда-нибудь удалиться. Быстро и по-английски.

Хотя, конечно, хрен его знает, как там ихний английский SAS  удаляется.

Так же, как и мы, наверное..

— Давай! — Капитан хлопнул Штыря по спине, приказывая двигаться. — Ну, с богом. Пошли потихоньку.

Боец поднырнул под заранее отшпиленный от борта брезент и спустя миг был уже внизу, на грязных, пропитанных застарелым мазутом досках настила. Еще через секунду в борт легонько стукнули: осмотревшийся Штырь показывал, что мы тоже можем выходить. Вторым пошел Вовчик, затем капитан, принявший снаружи мою сумку и… многострадальный автомат. Ну не в кузове ж его бросать — тогда уж проще записку оставить: «Мы тут были, ФИО, звание, должность, дата, подпись». Я покинул кузов последним.

Мягко приземлившись на четвереньки, растянулся рядом с Сергеем и осторожно огляделся. Вроде тихо, да и Вовчик со Штырем, каждый около своего борта, грамотно контролируют пустынный периметр, но торчать во весь рост все равно не стоит.

— Штырь, вниз! — Выполняющий сегодня роль первопроходца боец в одно движение перевалился через борт и, негромко шебуршнув гравием, перекатился под платформу. Вовчик, уже без предупреждения, сиганул следом; затем, хоть и не так грациозно, спустились мы с капитаном и сумкой.

Прощай, паровоз, стучи колесами в Одессу без нас — мы, как говорил один исторический персонаж, наверняка по-прежнему весьма популярный в этом мире, «пойдем другим путем»… хотя и в том же направлении.

Добраться до замеченного из кузова здания было уже делом техники: напарники мне попались что надо, и сто метров открытого пространства мы преодолели красиво, как на учениях. Внутри огромного, площадью не в одну сотню метров помещения ничего интересного не было. Полуразобранный пассажирский вагон на оканчивающихся тупиком рельсах, кучи какого-то ржавого хлама по углам, подвесной кран под высоким потолком — и почти забытое за годы нашего доморощенного капитализма ощущение родной безалаберности, когда «все вокруг было народное, все вокруг ничье»…

Хорошее вроде бы место для засады или «пересиживания» облавы, только вот какая-то мысль никак не давала мне покоя, не увязывалась в сознании в единое целое. Что-то было неправильно, совсем не так, как должно было быть. Но вот что, я пока понять не мог…

— Глянь, коллега, — обозревающий окрестности через щель в стене капитан обернулся ко мне, — похоже, начинается.

Я «глянул» — снаружи и на самом деле произошли кое-какие изменения. Возле застывшего на путях поезда более не было безлюдно — в сторону тепловоза быстрым шагом, почти бегом, шли три человека. Двое из них, насколько я понимал, были теми самыми, уже заочно знакомыми нам, машинистами, а вот кто такой третий — я не знал, однако вел он себя явно как начальник — размахивал руками и, подталкивая работяг в спины, что-то говорил. Услышать, что именно, с такого расстояния, конечно, было нельзя, но, похоже, отчитывал мужиков за то, что они самовольно отлучились от тепловоза.

Машинисты покорно дотопали до локомотива и, взобравшись по лесенке наверх, скрылись в кабине. Спустя минуту над покатой крышей поднялось облако дыма, вдоль состава прошла короткая судорога и он медленно тронулся с места, постепенно разгоняясь все быстрее и быстрее… Опаньки! Ускользающая до сего момента мысль неожиданно оформилась, сложившись наконец во вполне четкую картинку… Я повернулся к Сергею:

— Надо уходить. Очень быстро. Хотя, наверное, уже поздно…

— Почему? — не понял капитан. — Из-за поезда? Ну, обидно, конечно, но…

— Сегодня среда, коллега, рабочий день, — на долгие объяснения не было времени, и я, продолжая говорить, лихорадочно расстегивал сумку, нашаривая внутри запасные обоймы к «Глоку» и принесенные из бункера гранаты, — а вокруг ни одного человека. Никто и не собирался осматривать поезд, нас просто хотели выманить наружу. Сюда выманить, Сережа!

— Они что — знали, что мы на этом поезде? — Профессионализм все-таки взял верх над недоверием, и в руках капитана появился «Кипарис». «Въехавшие в тему» ребята тоже вытащили оружие.

— Может, и знали, а может, только предполагали, — бросив полный сожаления взгляд на бесполезный «Штурмгевер», я запихнул в карманы парочку гранат и кивнул «альфовцам» на три оставшиеся: «берите, мол». — Решили загонять сюда все ночные транзитные через Винницу составы и наблюдать. Чтобы понять, что мы постараемся скрыться перед досмотром поезда, не надо быть гением.

— Но как?! — Капитан уже поверил мне и подобрался, готовясь к бою, однако по инерции еще продолжал сомневаться.

— Да откуда мне знать? Может, у них там куча скрытых камер вокруг «Вервольфа», или кто-то видел нас с ментами на дороге, или потом, когда мы через пригород шли… не знаю. — Я засунул «Глок» за ремень и теперь пытался припомнить, нет ли в сумке еще чего-то, что может понадобиться в ближайшее время. — Может быть, тут тотальная слежка!

— Или спутник над бункером постоянно висит, — не то всерьез, не то шутя вставил Вовчик, опуская сектор предохранителя трофейного АКСУ на автоматический огонь. — Если б у дедушки Сталина были такие технологии, жить нам сейчас во Всемирном Совке от Антарктиды до Арктики. Товарищ майор дело говорит, переиграли нас…

И словно в ответ на его пессимистическое заявление снаружи донесся искаженный громкоговорителем голос:

_- Внимание!_Территория_окружена._Мы_знаем,_что_вы_здесь._И_мы_знаем,_кто_вы_и_откуда._Вы_нужны_нам,_живыми._Предлагаем_выходить_по_одному,_держа_оружие_над_головой_на_вытянутых_руках._Вам_будет_гарантировано_нормальное_отношение_и_непредвзятое_расследование._За_вами…_

Едва слышный, на самом пределе чувствительности человеческого уха, шорох, донесшийся откуда-то со стороны старого вагона, мы со Штырем уловили одновременно, так что окончание последней фразы навсегда осталось для нас секретом.

Наши супротивники — уж не знаю, случайно или и вправду догадываясь, кто мы, — избрали единственно верную, учитывая нашу специальность и боевую квалификацию, в данной ситуации тактику: отвлечь на несколько секунд внимание и напасть первыми. Приходилось, видать, со спецназом дело иметь; знали, гады, что эти секунды — единственное, что у них будет…

А потом слушать стало уже некогда.

Теряющиеся в пыльной полутьме углы огромного помещения хлопнули в нашу сторону выпущенными из подствольников дымовыми гранатами, и из-за вагона ломанулись затянутые в темный камуфляж, отблескивающие широкими стеклами противогазных масок фигуры.

И — понеслось, завертелось все по-взрослому.

Потому что сдаваться и испытывать на себе «нормальное отношение и непредвзятое расследование» нам отчего-то сильно не хотелось…