Автограф

Тут мне кто-то предложил получить автограф от Безрукова: в личной переписке в Фейсбуке.

Слово «автограф» написано вот так: афтограф.

Другой пользователь говорит, что, мол, рок-звезды ставили свои «афтографы» прямо на теле жаждущего фана.

Мама, конечно, тут как тут:

– На твоем обширном теле можно много поставить автографов. Ты ляг и лежи, а я объявление дам: пусть все приходят и ставят свои автографы. Чьи автографы ты хотела бы иметь на своем теле?

– Это надо список составить. А потом можно переделать и в вечные: тату сделать.

– Ну вот, я о том же. Пойдешь, к примеру сказать, в общественную баню: а у тебя на животе, на спине или на ляжке будет написано:

«Дорогой Диляре на вечную память». И подпись. Чья, к примеру?

– Не чья, а чьи: список я сегодня составлю. А вот смотри, мама, к примеру, я помру? И эти, которые моют усопших и гримируют их, они тогда зачитаются – не мыть будут, а читать, переворачивать меня и покатываться со смеху?

– Ты хочешь и после смерти повеселить народ?

– Ну да…

– Тогда завещай себя анатомическому театру: сорвешь урок анатомии в медвузе.

 

Доктор Пьер Рико

К предстоящему дню рождения мне прислали рекламную рассылку косметической фирмы: на конверте «Д-р Пьер Рико поздравляет вас с Днем рождения» (ну и всякое такое – замануха, чтобы я что-то купила у них).

Когда я приехала из командировки, мама торжественно вручила мне конверт со словами:

– Слава богу! Ты не говорила мне, что завела себе приятеля доктора Рико! Наверно, француз. Сразу видно, человек интеллигентный и внимательный! Надеюсь, он не понимает по-русски, а то прочтет твои матерные истории! Поздравляю! Совет да любовь!

– Мама, это фирма рассылает и предлагает еще и самой заплатить: такие у них «подарки».

– Понимаю, что ты не хочешь, чтобы тебе лезли в душу. Умолкаю. Но я очень рада за тебя! Я уже заранее его люблю, мистера Рико!

– Мама, ты че, решила меня на старости лет сбагрить?

– Нет, нет, нет! Я уйду в дом престарелых – чтобы у мистера Рико был свой кабинет.

– Да это не человек!

– Как? Ты уже успела с ним поругаться? Я так и знала! Я так и знала: ты не умеешь ни с кем ладить!

 

Незамерзайка

Мама посмотрела на картинку

НЕЗАМЕРЗ ЖИД

(продажа незамерзайки для машин, на этикетке – сокращенно) и говорит:

– И хорошо: если бы замерз, хуже было бы.

– Мама, это юмор.

– Хорош юмор: замерз бы, вы бы еще больше смеялись? Хороши…

– Мама, это про жидкость, а я вот возьму и щас напишу этот наш диалог!

– Не надо! Евреи обидятся!

– Так они сами это и выставили!

– Что? Жидкость эту? На продажу?

– Картинку!

– А кто продает жидкость? Антисемиты?

– Что у тебя с юмором?

– Они что, против Холокоста? (продолжает, не заметив моей реплики).

– Я тоже против Холокоста.

– Я хотела сказать, против его празднования.

– Я тоже, в общем-то, против.

– Это я вспомнила (говорит мама) заголовок в одной из наших газет: «Евреи празднуют Холокост».

– А русские – добавила ты, мама, – 7 ноября.

 

Будни милиции

Объяснила маме, как могла, что такое БДСМ и 50 этих оттенков (не читала, не смотрела и не собираюсь, со слов очевидцев).

Мама говорит:

– Так это про будни милиции? Серая форма, пытки. Они еще любят к батарее привязывать. У нас как-то соседа в милиции привязали к батарее, и он…

– Нет, это о любовниках.

– Милиционерах? Милиционерах-пидарасах, как ты выражаешься?

– Нет, это интеллигентные любовники.

– Ты говоришь, что авторша всего этого около ста миллионов долларов за это получила?

– Ну да.

– Сто миллионов за отчет о том, как менты связали друг друга?

– Они не менты.

– Ну, значит, во второй части станут ментами.

– Ну да, приквел называется.

– Приквелов? Это фамилия начальника угрозыска? Да, я помню, ты как-то смотрела сериал «Мент в законе-2», там был какой-то Приквелов.

(Ну и так далее, не сдается и троллит, делая вид, что ничего не понимает. Хотя все прекрасно понимает.)

 

Соответственно выпитому

Как-то мама мне говорит:

– Все талантливые писатели – алкоголики.

– И?

– Значит, ты – не очень талантливый писатель!

– Я тоже выпиваю!

– По-европейски, осторожно: потом, правда, разговоров об этом… А вот как Буковски или Довлатов, ты пить не можешь: вот и талант соответственный.

 

Будь проще

То было страсть как холодно, а теперь вот жуть как жарко.

Мама говорит:

– Это лучший твой текст. Совершенно правдивый. Без вранья. Украшательств. Политики. Стремления стилизовать. Просто. Скромно. Информативно. Всегда бы так. Тем более, кроме погоды, тебе сообщить особенно нечего. Единственное – убери слова «страсть» и «жуть».

– Почему?

– Избыточно. Как будто ты выпендриваешься. Про кино тоже надо так писать: «Вчера в кинотеатре «Ударник» началась ретроспектива фильмов Евгения Матвеева».

– И всё?

– Достаточно. А то ты как-то написала: «Анализ подсознательно-чувственных обертонов в ранних фильмах Гайдая», и тут же тебя выгнали с работы. И правильно сделали. Не нужно умничать. Будь проще.

 

Джоконда Панкелья

– Хорошо с тобой болтать! (говорит мне Денис Соловьев-Фридман, большой интеллектуал и образованнейший человек).

– О чем ему с тобой болтать? Примерно как тебе с Коляном (говорит моя мама).

– Денис тоже «ходит в народ», болтая со мной (говорю я). Вот, к примеру сказать, сегодня по скайпу говорит:

– Джоконда Панкьелли – выдающееся исполнение! Слышал в «Гранд-опера».

Я говорю:

– И имя какое у нее красивое…

Денис теряется:

– У кого?

– Ну, у этой Джоконды Панкелья.

– «Джоконда» – это название оперы. Панкьелли – имя композитора. А певица – Виолетта Урмано. Ты все это запиши (говорит). Не перепутай.

Мама говорит:

– И это называется «хорошо поболтать»? Ну, в своем роде… Болтаю же я с Марсиком.

 

Биография министра

Пошли как-то с мамой к родственникам.

Не виделись, наверно, лет 20.

Один из них проездом был в Москве.

Пришли в отель, сидим, выпиваем.

Вспоминаем прошлое.

Один из них говорит:

– Я кандидат наук, начальник того и сего и книгу написал.

(Почему-то слово «книга» на всех действует: как будто все пишут, как Кафка. То, что собрано в переплет, не всегда книга же?)

Но я при этом верю всем: откуда я знаю? Вдруг на старости лет из человека вылез Кафка?

Родственник достает книгу, в красивом переплете, с позолотой, и говорит:

– Подарить не могу. Все экземпляры именные.

Я говорю:

– Какая жалость! Но я куплю! (как романтик, мало смыслящий в нашей грубой действительности, я благоговейно беру в руки: вдруг там Кафка, типо, или в «Поисках утраченного времени»? Кто его знает? Или что-то остроумное, новая такая литература? Написал же футболист сценарий фильма «Жмурки?).

А книга вот какая: биография какого-то казахстанского министра.

Мама резко говорит:

– Биография? Министра? Да кто ж это читать будет?

Я под столом ей на ногу наступаю.

Мама говорит:

– Че ты делаешь? Больно же!

А самоупоенный родственник ничего не замечает и говорит:

– Сто тыщ экземпляров продам! (он вообще только о себе говорит и в превосходных степенях – но в принципе мужик хороший).

Тут маме становится обидно, и она вдруг говорит:

– А Диля – известный в России кинокритик!

Родственник погладил меня по голове и снисходительно так:

– Ну ничо, ничо… По-всякому люди зарабатывают. Ты не переживай. Критик так критик… Не уборщица же.

Мама потом говорит:

– Непробиваемый… Вот бы нам так! Уверенный в себе, молодец!

 

Диагноз

Консьержка Люба спросила маму, кто я по профессии.

Мама сказала, что, типо, кинокритик.

Люба задумалась.

Не поверила:

– Нет такой профессии, теть Нэль!

Мама пожала плечами: ну нет так нет.

А тут как-то я собралась на фестиваль архивного кино в Белые Столбы. А там, в этой деревне, кроме киноархива, еще дурка есть, дурдом, и все это знают.

Люба говорит:

– А где Диля?

Мама ей ответила, что в Белых Столбах.

Люба говорит:

– Подлечат ее там, как думаете?

Мама говорит:

– Вряд ли. Это неизлечимо.

Люба говорит:

– Вы когда сказали, что она, типо, кинокритик, я сразу поняла, что дело плохо. Но на вид она вроде спокойная. Шутит все время…

Мама говорит:

– Так вот в этом-то как раз болезнь и состоит: шуточки там, прибауточки.

– Так что (говорит Люба, и глаза у нее от ужаса на лоб лезут), Петросян тоже там лечится?

– Не-а… (говорит мама). На него давно плюнули. Ну ты же сама видишь: это ужас какой-то.

Люба говорит:

– Да, какой-то он странный. Но всем нравится.

– Так все странные, вот и нравится.

– Ну да, ну да (сказала Люба и бочком ретировалась из квартиры).

Потом исчезла.

И долго не приходила.

 

Сибас и «Лексус»

Зашла соседка.

Мама говорит:

– Ой, всё есть: и котлеты, и рыба, и колбаса! (угощая ее, конечно). Мы прямо миллионеры! (я расстаралась, все приготовила).

Соседка (сама нищая, и так и эдак, и духом, и материально) скривилась:

– А у моего бывшего «лексус» есть.

Мама говорит:

– А у нас – сибас!

Соседка говорит:

– А что такое сибас?

Мама говорит:

– А что такое «лексус»?

Соседка говорит:

– Я первая спросила!

Мама:

– Ну, рыба.

Соседка:

– Ну, машина.

Мама:

– Для чистки рыбы?

Соседка (со снисходительной усмешкой):

– Что вы всё про рыбу?

Мама:

– Что ты всё про машины?

Она:

– Удобно. Красиво. Люди уважают.

Мама:

– Меня вроде уважали и без сибаса. А тебя без «лексуса» – не уважают?

 

Не титульные анализы

Депутат Сергей Железняк на днях предложил принять законы, стимулирующие писателей творить во имя укрепления духовности.

Мама говорит:

– А кто такой Железняк? Матрос?

– Ну типа того.

– И кого он хочет простимулировать?

– Но не меня.

– А ты пиши ради укрепления духовности, и он…

– Даст мне денег?

– Ну почему сразу денег? Может, прикрепит тебя к литфондовской поликлинике. И ты там анализы сдашь. К примеру, извини, кал…

– На духовность анализы?

– А что, духовность видна и в этом…как его… кале?

– У кого-то, может, и видна.

– Нет, ничего, пожалуй, не выйдет. Не прикрепят тебя никуда, не твой случай: у тебя и в моче будет не видна. Эта, как ее, духовность.

– Эт еще почему?

– Да потому! У нетитульных все не такое… Сама знаешь…

 

Жирафность

Вуди Аллен когда-то написал:

«Прочитав у Кьеркегора «Бог есть все и ничто, он над и повсюду, он универсален, но Сущность Божественного затемняется (и тэ дэ)», я заплакал. Сам-то я с трудом могу соорудить фразу на тему «Что я видел в зоопарке».

Так и я.

Когда мне звонит философ Аронсон, я сразу лихорадочно вспоминаю, что я видела в зоопарке.

– Жирафа! (кричу я ему радостно).

– Ты имеешь в виду «жирафность» – то есть феноменологию жирафа, а не его самого?

– Ничего такого ты не имеешь в виду (говорит мама). Когда он звонит, ты прикинься, что у тебя горло болит, и похрипывай: а то непременно ерунду сморозишь.

 

Дорога к храму

Одна девушка рассказала мне, что в Москве есть «славянское такси». И я решила, что как-нибудь непременно закажу себе такое.

Мама говорит:

– А что там внутри будет? Кроме водителя-кривича? Свечи-иконы? А тебя пустят без сарафана? А на физиономию маску что ли – слепок с лица Надежды Бабкиной? Парик белокурый? А меня возьмут? У стариков уже национальность непонятная, как у той 115-летней японки – было не ясно, японка она, бабушка или дедушка, православная или буддистка, медуза или человек. Она уже только мычала и спала – рассказывали по телику – по 20 часов в сутки.

– Ты собираешься в такси православном мычать и спать?

– Мычать будешь ты: ну, как обычно. А я таксисту дорогу покажу. К храму.

 

Вахта

Как-то я поехала на один ужасающий кинофестиваль: очень далеко, оттуда лететь и лететь – в общем, не доберешься самостоятельно и билет не поменяешь.

Пришлось сидеть в этом городе.

Все фильмы я уже видела – к тому же, они были тоже кошмарными.

В номере сидеть скучно, тем более, я книгу не взяла с собой.

Ну и вот: в результате я сидела сутками в баре и травила свои байки.

Люди сменялись, шли спать, а я все сидела и сидела. Курила и выпивала – а что там еще делать?

Все поражались моей вахте.

Истории при этом не повторялись.

Зато мама меня не хотела домой пускать: думала, какая-то бабушка к нам ломится.

– Вы кто? (спросила меня мама).

– Твоя совесть (сказала я заунывно, уже не было сил острить).

– А я думала – смерть (сказала мама).

 

Кулинарные изыски

Хотя я не очень люблю эту тему, кулинарию, типа, все же вот что расскажу.

Я вечно готовлю что-нибудь такое: утка в меду, шварцвальдский пирог какой-нить, груши в портвейне – ну все в таком роде, типа изысканное.

А мама тем временем, формально похвалив мои изыски, украдкой ходит к консьержке есть казенные пельмени (самые дешевые), пить «Майский чай» (мерзость) с карамельками «Взлетные» и грызть печенье «Столичное» (или как его там, не помню).

Как-то я таки ее застукала за этим неприличным занятием. И малость обиделась: дома утка в меду, а она дешевые слипшиеся пельмени наяривает.

Мама начала оправдываться:

– Ну ты же знаешь, что даже самые утонченные аристократы любили иногда ездить к дешевым проституткам, имея жен-красавиц.

– Но не так же демонстративно (сказала я с укором).

Мама вздохнула:

– Да, тут я не права: это как проститутку привести в дом к жене…

 

Американский детектив

Как-то я собирала документы для одного дела.

Тут же мама пришла и говорит:

– Ну че, к похищению готовишься? Думаешь, американцы тебя – ррраз! – и в мешок! (МИД, напоминаю, кто не знает, всерьез заявил, что наших людей похищают американцы.)

– Ага (говорю), мало ли что? Пойду, в магазин за сыром или водкой, и тут вдруг белозубый с челюстью американец, заманчиво помахивая ихним звездно-полосатым, посадит в свою машину…

– И как Фантомас – взмоет в небо?

А тут как раз в гости зашла консьержка Рая, женщина настолько наивная, что это же порой граничит со слабоумием.

– Ты вот недавно была в Америке (сказала Рая). Это тебя похитили, штоле?

– Ага (говорю). Думали, что я – ядерный ученый.

– Потом разобрались, что к чему (сказала мама), и назад отправили.

– Допрашивали? (с ужасом спросила Рая).

– Было дело… (сказала я важно, пока мама уже со смеху помирала).

– Че спрашивали?

– Айкью для начала.

– Это че такое?

– Тест на вменяемость (сказала мама).

– И что? (спросила Рая с расширившимися от ужаса глазами).

– А ничо! (ответила за меня мама). Не может она ни один тест пройти, кроме знания русского языка, да и то… Ну вот котлеты еще умеет (я как раз угощала Раю котлетами собственного изготовления).

– Наверно (произнесла задумчиво Рая), они всех вернут потом, если похитят. Меня вот точно вернут: я даже не знаю, что такое айкью. И котлеты делать не умею.

– А голубцы? (спросила мама).

Рая обрадовалась:

– Голубцы научилась! Петровна научила!

– Ну тогда тебя не вернут (сказала мама). Будешь у них там жить на Мичиганщине.

Рая вдруг гордо вскинулась:

– Ни за что!

Мама говорит:

– Тогда будь осторожнее: если видишь, что в дом ломится какой-нибудь иностранец, дверь не отпирай.

 

Критик месяца

Когда мама узнала, что я стала «критиком года», то стала сразу надо мной издеваться:

– А почему если девушка – то месяца, а критик – года?

– Эт чтобы жюри каждый месяц не заседать.

– А! А я думала… (мама покраснела).

– Что ты думала?

Мама помялась:

– Ну, там девушки обычно, извини, в неприличных позах изогнуты, а у критиков-то, как правило, артроз.

– Ну да (говорю). Поди извернись с таким мениском-то…

– Но если таки извернешься, то потом обратно уже себя ни за что не соберешь. Так и будешь извернутой – целый год. Как раз я и подумала, что «критик года» – инвалид, который, с января по декабрь на обложке «Плейбоя» висит. Лучше бы наоборот – критик месяца, а девушка – года. Все-таки, хоть она голая и неприличная, приятнее на нее смотреть, чем на критика-инвалида с его мениском (намекнула мама на мой больной мениск). Плюс печень пошаливает (тут мама внимательно посмотрела на меня).

– Печень-то не видна, мама, она же внутри пошаливает.

– А по выражению лица видно: как говорится, цвет лица – геморройный. И вот на такое целый год смотреть – это у кого нервы выдержат?

 

О пользе чтения

Вот еще что вспомнила в связи с Довлатовым.

Его хорошо цитировать без предупреждения людям неначитанным.

Сидела как-то, пила кофе с отпетыми мещанками.

Одна из них сказала про что-то там:

– Ну, это лишнее.

Я тут же:

– Лишнее – это трипак, уголовный кодекс и алименты.

Дамочка за сердце схватилась.

А хозяйка дома мне выговорила.

А я ей:

– А че, твои подружки книжек не читают?

А она говорит:

– Они читают! Устинову… Там про трипак и алименты нет ничего.

 

Цукерберг и Рая

Цукерберг (в Фейсбуке) меня спрашивает:

«В каком городе находится средняя школа номер 94 города Алма-Аты?»

Мама говорит (радостно):

– А ты говоришь, что я ни черта не понимаю! Выясняется, что этот молодой да пробивной, этот компьютерный гений – тоже дурак?

Даже насвистывать начала – так обрадовалась (я ее ругала, что она компьютер не хочет осваивать и мобильный телефон).

Тут зашла консьержка, и мама ей радостно этот вопрос повторила (мол, ну не дурак этот Цукер?)

– Представляешь (говорит мама), он спрашивает: «В каком городе находится средняя школа номер 94 города Алма-Аты?»

А консьержка говорит:

– А правда, в каком?

Мама развела руками.

После ухода консьержки мама мне говорит (задумчиво):

– Может, если бы эта Рая училась бы вовремя, тоже бы смогла Фейсбук создать?

 

Любовь, похожая на сон

Странно на меня действует водка: немедля хочется влюбиться.

А от вина хочется спать.

Мама спрашивает:

– Спать с тем, в кого влюбилась, выпив водки?

– Нет (говорю), просто – спать.

– А если ты уже выпила водки перед вином, и влюбилась, а потом вина выпила – все равно просто спать?

– Все равно – просто спать.

– То есть, выпив вина, ты сразу же забываешь, что в кого-то влюбилась?

– Ага (говорю). Тот, в кого я влюбилась, выпив водки, наводит на меня сон после вина.

– Тогда ты не пей вина после водки, а влюбившись, продолжай пить водку.

– Но тогда я так напьюсь водки, что опять забуду, что влюбилась! Для влюбленности водки надо грамм сто писят, не больше!

– А ты выпей водки, влюбись, а потом гони того, в кого влюбилась, в шею и уже пей водку или вино без него! Но как ты можешь гнать его в шею, если ты уже в него влюбилась?

– Вот в том-то и дело, мам! Только-только влюбишься, как он тебе вина подливает, и сразу хочется спать! Черт побери!

– Тогда не пей ни водки, ни вина, а просто сиди с тем, в кого бы ты влюбилась, если бы ты выпила бы водки, и разговаривай!

– Так в том-то и дело, что пока я не выпью водки, мне с ним неохота разговаривать!

 

Как американцы Лёлика похищали

Вот тут МИД утверждает, что наших людей похищают американцы. (Кстати, такое всерьез было заявлено.)

Колян говорит, что такое вполне возможно: он говорит, что его друга Лёлика все время кто-то похищал – он когда по пять дней домой не возвращался, то жене Тамарке говорил, что его опять похитили. Похищали его разные товарищи: то астронавты, то зеленые человечки, то – внимание! – переодетые в наших гопников американцы. Или американские астронавты, этого Лёлик сейчас не помнит.

Она его называла «сказочник», «неуловимый Лёлик» и била сильно: однажды до реанимации избила. В результате этих похищений-исчезновений с горизонта семейной жизни его наконец «похитила» скорая (которую сама Тамарка, правда, и вызвала), и дело дошло даже и до трепанации Лёликиного черепа.

Вышла же она за него еще в семидесятые, потому что Лёлик складно врал: например, говорил ей, наивной тогда Тамарке, что знаком с Хрущевым, публиковался в «Юности» и никогда не пьянеет.

Насчет похищений он поначалу помалкивал, но уже на пятый год совместной жизни стал рассказывать, что за ним все время гоняются и – чуть зазевался – похищают. Потом держат в подвале и нещадно поят «Столичной». С красной икрой вдобавок. (Лёлик очень любит красную икру, пару раз пробовал и теперь забыть не может.)

Колян говорит, что Тамарка почему-то всему поначалу верила, но вот насчет американцев – никогда.

– На хрена ты им сдался, мудак! (говорила циничная Тамарка). Был бы ты ученый, к примеру, который может ядреную бомбу взрастить в ихних американских подвалах, или красивая баба, а так че с тебя взять? Им ты, што ле, втирать будешь про красную икру?

Сказала так и сильно избила. Вплоть до скорой (как я уже вам успела поведать).

Однако ни Лёлик, ни я, ни Колян не теряем надежды, что американцы перепутают нас с ученым, возьмут да и похитят.

Мама говорит:

– А в чем они тебя поволокут? Ты же будешь, как патриот, сопротивляться, и откуда у них такой мешок, чтобы тебя туда незаметно сунуть? Лёлика или Коляна они быстро скрутят, напоят для начала, а с тобой им возни будет столько, что лучше и не связываться.

 

Высокий интеллект (продолжение рассказа о Лёлике)

Прочла маме вот такой заголовок:

«Высокий интеллект увеличивает продолжительность жизни у мужчин, но сокращает у женщин».

– Значит (говорит она), будешь жить долго и счастливо.

– Как та француженка, которая из своих 122 прожитых лет 80 в дурке провела?

– Ну, примерно так.

Колян же горделиво заметил:

– Дык я Людке и говорил всегда: «Дура ты и есть дура, потому как баба. Твое дело кастрюли чистить».

– А она че?

– Да ниче, отоварила меня этой самой кастрюлей, но не сильно, интеллект, как ты выражаешься, вроде сохранился. Бестолковка пока работает: цены на портвейн помню. А вот Лёликина баба так его молотит, что там уже ниче не осталось.

– Лёлик – это тот, которого американцы похищали?

– Ага. Тот самый. Как раз когда он – ну, как он говорит, – побывал у америкосов или таджиков в подвале, где сильно пил неделю, евонная баба и избила его до реанимации.

– Помню.

– Но Лёлику зачем интеллект там или что-то такое? (сказал Колян). Он умеет врать так складно – то его америкосы крадут, то инопланетяне, что ему бы писать эти…

– Сценарии к американским фильмам про всяких там астронавтов?

– Во! Точно! Ты поговори там – ты ж вроде с кином связана: может, Лёлику че закажут?

– Типо Лукас?

– А эт кто такой?

– Самый богатый режиссер планеты.

– Богатый – стало быть, жадный. Но Лёлик ему все сделает за пару пузырей…

– Поговорю, не вопрос.