Мог бы и побороздить

…Все-таки мне интересно, насколько «яркой» (как пишет газета «Ленинградский рабочий») была речь общественного обвинителя Сорокина, когда судили Бродского.

Я думаю, что речь вот такая была примерно:

«В то время как советский народ бороздит космические пространства, товарищ Бродский ничего не бороздит, а мог бы, между прочим, и побороздить. И если не космические пространства, то хотя бы, между прочим, пространство около своего дома, как это делает дворник Мухаметшин, который каждое утро бороздит асфальт, потому что дворник Мухаметшин – заслуженный дворник города-героя Ленинграда и имеет медаль за свою работу на общественное благо, кроме того, дворник Мухаметшин тоже пишет в свободное время стихи – написал, между прочим, к празднику 8 марта стихи, так я плакал, когда читал эти стихи. А стихи товарища Бродского, по-моему, совсем не к 8 марта и даже не к 23 февраля, а просто непонятно к какой дате, и сам тов. Бродский, тунеядец, не может нам объяснить, к какой дате эти, с позволения сказать, стихи, написаны…»

Ну и тэ дэ.

 

Памятник Довлатову

– Сначала били в ментовке, а потом памятник поставили (сказала я маме, которая пила чай с Бабырой в день установки памятника Довлатову).

– Кому? (спросила Бабыра). Петровичу?

– Донатычу (сказала я).

– А кто это? (спросила Бабыра).

– Тот, кого били в ментовке (сказала мама).

– Так в ментовке, почитай, почти всех били – и что теперь, всем им памятники ставить? (сказала Бабыра).

– Они выборочно (сказала мама). Кому-то ставят, а кого-то забывают.

Бабыра всплеснула руками.

– Надо же! Безобразие! А Ленина вот снесли! Хохлы эти…

– Я бы тоже снесла (сказала мама).

– И алкашам бы поставила? (спросила Бабыра). Этот Донатыч ведь наверняка пьющий был. В ментовку трезвые-то не попадают.

– Лучше алкашам, чем Ленину (сказала мама).

Бабыра аж застыла от такого заявления (она как-то говорила, что Ленина «уважить» надо), а потом, чуть опомнившись, сделала неожиданный вывод:

– Так Ленина, штоле, снесли, потому что он не пил?

– И из-за этого тоже (сказала мама). Теперь только пьющим будут ставить.

Бабыра перекрестилась:

– Так что, этот князь Владимир за воротник тоже, штоле, закладывал? (Бабыра выразительно щелкнула себя по горлу.)

– Не просыхал (сказала мама).

– Я так и думала (понурилась Бабыра). Мой муж вообще в рот не брал ни капли.

– Вот потому-то ему памятника и не поставят! (сказала мама).

В глазах у Бабыры внезапно появился тщеславный блеск: как у Наполеона перед ответственным сражением.

– Это еще неизвестно (сказала она с достоинством). Какому-то алкашу поставили, к тому же нерусскому, Донатычу какому-то, и моему мужу могут поставить.

 

Желтые страницы

В общем, общалась я как-то с одним врачом-ортопедом.

Покупала у нее (теперь многие врачи пошли консультантами в магазины медтехники) такую штуку на ногу (нога болела, растяжение).

В этом магазине еще ортопедическая обувь продается.

Цены от пяти до десяти тысяч (!).

Врач начала тараторить:

– Вы такого нигде не купите: ноги в них отдыхают, все немецкое…

– Куплю в Америке (говорю). Раза в три дешевле причем.

– В Америке вас сто раз обманут (опять затараторила врачиха). Подлейший народ! А какие тупые все!

– Ну да, тупицы однозначно. Только почему-то среди них больше всего нобелиантов и голодных нет.

– Мне сестра, она там жила, рассказывала, что они все тупые.

– А сестра – нобелиант?

Врачиха пропустила мимо ушей мое обидное замечание и опять понеслась:

– Нобелианты – все наши. А они все – тупые. Ни одного писателя нормального нету!

Я оторопела, и всё же говорю:

– Фолкнер, Сэлинджер, Капоте…

И тут врачиха выдает:

– Вот вы просто какие-то фамилии английские называете, а откуда я знаю – может, это просто фамилии? Не писателей?

– Вы правы (говорю). Это из телефонного справочника «Желтые страницы». Это я в Нью-Йорке когда была, стырила из телефонной будки.

– Зачем?

– Чтобы пропагандой ихнего образа жизни заниматься. Причем именно в магазинах медтехники. Но вы меня раскусили. Ваша взяла.

Она рассмеялась довольная и… поверила.

Тетке лет сорок пять. Москвичка, отец – генерал (видно, что не врет, вспоминает какие-то подробности и пр.), окончила Первый мед, жила в Европе.

Так-то вот.

 

Муза

…Кстати, как-то ехала с таксистом-китайцем.

Таксист-китаец спросил меня:

– У тебя муза есть?

Я прям зарделась: откуда он знает, что меня ночами посещает Муза?

О! (подумала я). Слава моя докатилась и до Китая!

– Иногда бывает (сказала я, скромно потупившись).

– Иногда – это когда? (спросил китаец).

– Ночью (сказала я, еще больше зардевшись).

– А днем? (спросил китаец).

– А днем – редко (сказала я).

– Давай днем к тибе приду. Бутылка возьму. Китайский водка. А муза придет ночью.

И только тут я поняла, что он имеет в виду мужа.

 

Чистая правда

Несла я из дому свои книжки на продажу

В открытой такой сумке: все видно, сумка была доверху набита книжками.

И в лифте один парень с ужасом смотрел то на меня, то на 10 книг, где на обложке: Тасбулатова, Тасбулатова, Тасбулатова – одинаковые книги в сумке и моя физиономия на них.

Наконец он не выдержал и спросил:

– Это вы написали?

– Ну, я…

– И про что вы написали? Кулинарное?

– Не совсем.

– Добрые советы?

– Советы, но не такие уж и добрые.

У него глаза на лоб:

– Недобрые советы? Типа – вредные? Такое уже вроде было.

– Ну да, что-то в этом духе. Недобрые советы для вредных троллей.

– Это книга, как троллить? (спрашивает уже в ужасе).

– Хотите почитать? (спрашиваю я и достаю из сумки одну книжку).

– Нет! (вдруг как закричит он). Начитался в соцсетях: там же одно и то же, сплошные провокации.

Тут мы выходим из лифта, но он почему-то все равно продолжает со мной беседовать, заинтересованный, видимо, пожилым возрастом тролля.

И вдруг говорит:

– Хорошо платят?

– Вот я как раз в своей книжке и учу, как побольше заработать.

– И как? (спрашивает заинтересованно).

– Говорить только правду. И ничего, кроме правды.

– Как?! Разве за правду платят?

– Представьте себе.

Он задумывается.

Потом говорит:

– Я уже привык, что у нас платят только за вранье.

– За правду под видом вранья (говорю я).

Он ушел, совершенно озадаченный.

 

Как стать писателем

Еще в США вот что было: читала я свои байки в одном супершикарном месте (то ли Рокфеллер-центр, то ли Линкольн-центр, все время путаю).

Нам дали половину зала, а в другой какие-то богачи ужинали.

Ну, ко мне тоже пришли всякие такие респект-товарищи.

И тут вдруг, к удивлению и даже некоторому ужасу мальчика-официанта, очаровательного, черного, как эбонитовая скульптура, и такого же изящного, и к ужасу этих богачей, какая-то тетка встала, взяла листки и на варварском, с их точки зрения, языке начала что-то читать.

А мои респекты покатываться.

На балконе, где можно было курить, один такой респектный, из ненаших, с часами на руке типа как у Пескова, спросил меня, что это было.

Я сказала, что это были скетчи.

Про кого, спросил он.

Про русскую алкашню, сказала я.

Он неожиданно пожал мне руку со словами, что женщине тяжело, наверно, находиться среди маргиналов и даже писать про них.

– Ниче, справляемся, – сказала я.

– А вы сами не пьете? – осторожно спросил он.

– В завязке, – сказала я (ну, по-английски сказала, что лечилась).

– Молодец! – отреагировал он на мой троллинг с восторгом. – Человек всегда может достичь своей цели, если хочет. Алкоголик может стать писателем.

– А писатель – алкоголиком (сказала я).

 

Анфан террибль

Вспомнила московско-питерскую историю.

Поехали мы в Питер с одним переводчиком-москвичом и суперинтеллектуалом.

На семинар переводчиков (какого хрена я там делала, непонятно).

Ну, начался этот семинар: в старинном здании, чуть ли не во дворце.

Вышла тетка и стала завывать чуть ли не на арамейском.

Или шумерском.

Питерские, хоть ни слова не понимали, «внимали музыке слова».

Этот переводчик-москвич громко захрапел.

Все стали оглядываться.

Я его – в бок.

А он проснулся и громко говорит:

– Ха! Делают вид, что понимают!

Все смутились.

Какой-то утонченный парень стал шипеть: откуда типа тут слесарь некультурный.

А ему говорят, что типа этот слесарь на самом деле переводчик Артюра Рембо.

Утонченный говорит:

– А! Анфан террибль! Понятно!

 

Маска

Всю жизнь мне говорили (бабушка, к примеру), что моя маска скоро прирастет к лицу.

Мама говорила:

– Да давно приросла.

Бабушка ей отвечала, глядя поверх очков:

– Может, это вовсе и не маска?

Теперь мама говорит:

– Кто бы мог подумать, что эту маску идиотскую можно… как у вас там выражаются?

– Монетизировать?

– Ну да.

 

Опять об Гоголя

Обидела я сегодня Бабыру.

Бабыра подошла к нам с мамой – мы прогуливались по двору.

И похвасталась, что теперь может читать, после операции на глазах: вынула книжку в мягкой обложке из сумки.

Я раскрыла наугад.

Там было такое:

«Михайлов был зол на себя, что не помнил, когда день рождения у Панфилова. Обычно Михайлов помнил все дни рождения, а тут вдруг забыл. Что же теперь делать? – подумал Михайлов».

И так далее.

Потом открыла на другой странице:

«Майя надела резиновые перчатки и начала протирать перила. Сначала перила, подумала Майя, а потом пол. А то начала в прошлый раз с пола и получилось не очень хорошо. Майя драила перила с остервенением, стирала с них застарелые пятна».

Посмотрела – тираж 8000.

То есть, подумала я, 8000 человек должны узнать про забывчивость некого Михайлова и про то, как некая Майя убирала подъезд.

Интересно.

О чем я и сообщила Бабыре: зачем типа после операции на глазах (у нее недавно была) читать такую фигню?

Бабыра сощурилась:

– А че читать?

– «Войну и мир»! (сказала мама).

– Да ну! (сказала Бабыра).

– Про Михайлова интереснее? (спросила я).

Бабыра обиделась.

– Раз издают, значит, кому-то нравится.

– Идиотам (сказала я). Да и то не факт.

– Мне эту книжку дала одна консьержка (сказала Бабыра опять с обидой). Ей понравилось.

– Ты бы лучше Гоголя перечитала (сказала мама).

– Да ну (сказала Бабыра). Ревизор оказался не ревизор, а какой-то кидала, черт знает что. Да и Вий этот страшный, и гробы всякие.

– Так Михайлов пострашнее Вия будет (сказала я).

– Какой Михайлов? (спросила Бабыра).

– Который забыл про ДР Панфилова (сказала я).

– Панфилова? Генерала? (спросила Бабыра). Который Москву защищал?

– Выяснилось, что никакой Панфилов Москву не защищал (сказала мама).

– А кто ее защищал? (спросила Бабыра).

– Наверно, Михайлов (сказала я).

И вот тут Бабыра закричала:

– Почему вы все время надо мной смеетесь?

Маме стало стыдно, и она обняла Бабыру.

– Приходи, Ирочка, чай пить (сказала мама).

– Только если вы больше не будете про Михайлова и Панфилова говорить (сурово сказала Бабыра).

– Не будем! (хором сказали мы).

Мама мне выговорила, когда мы домой пришли:

– Ну зачем ты ее троллишь? Она ведь добрая, Бабыра. И все-таки преподаватель.

– Ага, причем литературы (сказала я).

– Вообще ужас, конечно (сказала мама). Михайлов забыл про ДР Панфилова, 8 тыщ экземпляров. С ума сойти.

 

Рассказы про пьяниц

Вот что мне консьержка Рая рассказала – к ней приходил парень, сосед-киргиз, который со мной кошку спасал (летом дело было – спасала я одну сумасшедшую кошку, которая меня потом покусала сильно).

Оказывается, он в полном недоумении.

– Зачем ей кошка? (спросил он, тяжко вкалывающий на стройке и кормящий двух детей и жену, которая с ними сидит).

Консьержка, тоже киргизка, но уже привыкшая к нам, давно здесь работает, сказала:

– Жалеет она кошку. Правда, я тоже удивляюсь – зачем она ей?

– А что она делает? (спросил парень). Дома у нее – книги и цветы, и кот (сказал он осуждающе). И мужа нету…

– Она работает в Интернете (сказала Рая).

– Сетевой маркетинг? (спросил он).

– Нет! Она рассказы всякие пишет.

– Рассказы?! Ну, это вы загибаете: рассказы пишут писатели.

– Так она и есть вроде как писатель.

– Женщина и писатель? Странно (сказал он). Она вообще как мужчина – все время сбивается на разговоры о политике. Так и хочется ей пива предложить. Обычно с женщинами о политике не говорят: но она меня буквально заставила. А про что рассказы-то? Про любовь, что ли?

– В том-то и дело, что нет! Смешные рассказы. Я прочла два или три.

– Смешно было?

– Не очень: про каких-то пьяниц.

– Женщина, сидящая дома с котом, без мужа и с книгами, пишет рассказы про пьяниц?! Теть Рай, ты че, совсем, что ли? Че ты всякую ерунду слушаешь? Она просто с приветом, теть Рай. Хотя вроде неплохая баба. Но точно с приветом.

Вот такой разговор. Теть Рая даже за меня обиделась.

А мама говорит:

– Все правильно он говорит.