Вы там держитесь…

Тасбулатова Диляра

Моя персональная Лениниана

 

 

Теплоход «Дзержинский»

Одна пожилая дама (старухой не назовешь, хотя ей сейчас уже 91), очень уважая Ленина, всю жизнь вместе со своей сестрой-близняшкой проработала в Музее революции.

Сестра недавно почила.

Но когда им было обеим по 90 (назовем их Ольга Иванна и Нин Иванна), они по очереди плавали на теплоходе по Волге.

Теплоход назывался «Феликс Дзержинский» (и до сих пор так называется), и сестры выбрали именно этот исключительно за его название. Хотя он был уже чуть ли не аварийный и кто его знает, что ожидало их на склоне лет, но сестры, преданные делу революции, решили, что этот проржавевший Феликс непотопляем ни в какую погоду, хоть бы и в сильный шторм.

Так вот, сестра моей знакомой Ольги Иванны, Нин Иванна, которая тоже любила Ленина и работала в том же Музее революции, попросила капитана теплохода собрать людей на лекцию (о вожде мирового пролетариата, но капитан не знал, о чем лекция, и сдуру согласился).

Нин Иванна рассказала собравшимся, что Ленин хотел мировой революции, но ничего не вышло, потому что народ оказался совершенно несознательный. Люди – точно такие же, видимо, несознательные, как те, по поводу которых сокрушалась Нин Иванна, – сначала ее слушали минут так 10, а потом начали зевать и переговариваться или уставились в свои гаджеты. Капитан был в ужасе, но робко предположил, что типа может хорошо, что этой мировой революции так и не произошло. И рассказал, что его прадеда, кронштадтского матроса, ни за что ни про что пустили в расход.

На что Нин Иванна высокомерно ответствовала, что типа прально прадеда укокошили, потому что его смерть стала основой всеобщего щастья всех людей.

Капитан даже и не обиделся, но спросил, почему этого самого щастья все нет и нет, и что пароходство продало корабли и теплоходы и другие плавсредства́ (он такое ударение поставил) черт знает кому и зарплата упала вдвое (он даже, как рассказала Нин Иванна, добавил неприличное слово на букву Б, но тут же извинился).

Нин Иванна опять возразила ему, что все это происходит не по вине Ленина, а из-за сильной несознательности пароходства, и что если тогда бы больше пустили в расход, то сейчас никто бы плавсредства́ не продавал бы каким-то бандитам или кому-то там.

И все бы шло по плану.

На что капитан ей возразил, что, мол, и так убили миллионов 30, а плавсредства́ все равно или распиливают на железо, или продают черт знают кому (он опять тихо выматерился, как свидетельствует Нин Иванна). И опять извинился.

Нин Иванна на секунду оторопела, но вновь пошла в атаку на капитана, сказав, что 30 миллионов – это все вранье, а кого в расход пустили, так это они как раз и мешали делу революции. И даже если не вранье, то, значит, эти 30 миллионов и мешали, вот их и пустили, не миндальничать же с врагами народа. Это все типа абстрактный гуманизм и другие буржуазные заблуждения.

Капитан перекрестился, вызвав тем самым недовольство атеистки Нин Иванны, и тут его позвали в рубку, а Нин Иванна величественно и в сознании своей рев. правоты удалилась в свою каюту читать «Материализм и эмпириокритицизм» (это ее настольная книга).

Ну вот.

Через пару месяцев этим же теплоходом, как я уже говорила, в круиз по Волге отправилась ее сестра, Ольга Иванна.

Ольга Иванна, как только ступила на палубу, сразу же нашла капитана и предложила ему прочитать лекцию о Ленине и его славных делах. Капитан побледнел, потом позеленел, потом как-то немужественно замахал руками и, заикаясь, произнес, что типа вы уже такую лекцию читали.

– А это не я (торжествующе сказала Ольга Иванна). Это моя сестра-близнец!

Капитан стал ловить ртом воздух и проскрипел, что, мол, наверно, лекция-то одна и та же: Ленин в Разливе, Ленин и пролетариат, Ленин и мировая революция?

– А вот и нет! – торжествующе произнесла Ольга Иванна. – За это время выявились новые факты ленинского подвижничества.

Капитан не знал, что и сказать. И решил как можно дольше увиливать: так и увиливал всю неделю, пока теплоход плыл до Валаама, где, как вы знаете, в свое время обретались «самовары», то есть обрубки без рук без ног, инвалиды второй мировой бойни, сосланные сюда, чтобы не портить вид наших лучезарных городов и хорошенько праздновать Победу без этих вот обрубков.

– Вот таких Ленин и расстреливал (сказала Ольга Иванна, имея в виду несознательного капитана, внука врага народа кронштадтского матроса). И ведь это правильно, правда?

Я развела руками.

 

Как Ленин

Продавщица мыла, дезодорантов и всякого такого, типа косметики и средств от комаров и клопов, как-то рассказала мне, что муж ее бросил и пошел к другой.

Продавщица эта – толстая и некрасивая, и выглядит лет на пятнадцать старше своих тридцати шести.

Я ей посочувствовала – безобразие, кобели, что им еще нужно, предатель, говнюк и пр. – и, грешным делом, подумала, что ушел, наверно, к молодой и стройной – хотя так думать нехорошо, толерантность и все такое.

Прошло какое-то время, и я его вижу с новой женой: точно такой же толстой, неряшливой, неуклюжей и пр.

Ругаю новую пассию, чтобы сделать приятное продавщице – что он в ней нашел, какой ужас, безобразие, что им всем нужно и так далее.

И вот как-то эта продавщица мыла, средств от клопов и тараканов и пр. мне говорит:

– Ха, он вторую свою тоже бросил!

Я, грешным делом, подумала, что наконец нашел стройную, молодую и так далее.

Продавщица говорит:

– Хочешь, фотку тебе покажу? Даже в магазине, где она работает, ее крокодилом называют.

Я чуть не проговорилась, что типа он что – все время ищет таких?

Но вовремя остановилась и сказала:

– Это он от отчаяния.

А продавщица эта говорит:

– Да нет. Он просто как Ленин.

– ?!

– Он мне еще когда женихался, говорил, что любит страшных баб. Говорил: я типа как Ленин – пока не найду свою Надежду Константиновну, не успокоюсь.

(Мой двор – как видите, неисчерпаемый кладезь сюжетов, один другого страшнее – как говорит моя мама.)

 

Кладбища и мавзолеи

Кстати, тут кто-то сказал, что Ленин не напрасно лежит в своем хрустальном гробу.

Типа ждет своего принца.

Я, кстати, его видела там, в мавзолее, в своем детстве.

В очереди мы простояли часа три-четыре.

Ездили в Москву из Алма-Аты – путевку такую нам дали.

Потом поехали зачем-то в Брест.

Там смотрели крепость эту.

Потом вернулись в Москву, и воспитательница говорит – с горящими глазами, – а давайте, дети, опять пойдем дедушку смотреть?

Все опустили глаза – неохота опять на жаре стоять и этого дедушку мертвого смотреть.

Положение спасла одна девочка: взяла и расплакалась.

– Жалко (говорит), он же мертвый.

Воспитательница сказала:

– Он всегда живой. Живее всех живых.

Мне надоело, и я говорю:

– А похож на мертвого.

Воспитательница на меня зыркнула глазом, а потом маме сказала, что я хулиганка и что больше меня никуда не возьмут.

На что мама, зная, в чем дело, сказала ей:

– Просто она мертвых всяких любит. И похороны. И оркестры. И кладбища. И мавзолеи. Я даже хочу ее к врачу отвести. Что-то с ней не то.

Ну, воспитательница рот и открыла.

 

Тоскевич

Опять снилось, что Ленин со мной заигрывает.

Причем дело было в мавзолее – подмигивает и отодвигается – типа рядом ложись.

Мама говорит:

– Ему одному скучно просто. И легла бы. Пришли бы всякие там иностранцы посмотреть, а ты им байки почитала бы. Все веселее, а то там какая-то атмосфера замогильная. Тоскевич, как ты выражаешься.