В 1920-х годах центр мира оказался в Париже. В 1950-х и 1960-х годах мир переместился в Соединенные Штаты. В 1980-х мир пришел к Токио. Моя первая (документальная) книга «Японцы» была написана в середине восьмидесятых годов. В ней я пытался представить свой личный взгляд на поразительно динамичные политические, экономические и социальные явления, развивавшиеся в Японии в то время. С тех пор произошли перемены. Во-первых, исследования иностранцев, касающиеся Японии и японцев, стали появляться редко — новая публикация попадает на книжный рынок едва ли раз в месяц. Во-вторых, перемены в Японии ускорились так, что суждения и выводы специалистов устаревают ко времени их обнародования.

Япония, которую критикуют ревизионисты, уже в прошлом. А нынешняя достаточно интересна для рассмотрения и анализа. Но и новые ее черты — по крайней мере некоторые из них — безусловно исчезнут, пока аналитики доберутся до них.

Япония меняется. Автор этой книги тоже меняется. Он не претендует на объективность своих позиций и взглядов. Полагаю, что многие читатели японского издания этой книги увидели здесь «Японию» совсем непохожую на их собственную «японскую Японию». В равной степени и «Америку», описанную в романе, вряд ли узнают многие американцы. Но обе версии имеют равные права на существование в сознании людей всего мира.

Токио с его отелями свиданий, барами-караокэ и «умными домами» — город сам по себе вымышленный.

Это продукт коллективного сознания десятков и сотен миллионов людей, протекающих через эту точку на карте. Англичанин девятнадцатого столетия, прибывший вдруг в современный Лондон, или американец начала века, прибывший в новый Нью-Йорк, нашли бы, чему удивиться, но все равно признали бы эти мегаполисы собственными. Пришелец же из Японии эпохи Мэйдзи воспринял бы Роппонги, Харадзюку и Синдзюку инопланетными поселениями на японской земле. Ощущения искусственности и непостоянства — особенно присущее эротической жизни города — существенно отличают Токио от других крупных городов всего мира. Немецкий кинорежиссер Вим Вендерс говорит: «Жить в Токио — означает обитать в чьем-то сне»…

В Токио рынок ценных бумаг представляет собой территорию, где неуместно искать границы правды и вымысла. В этой книге я попытался соединить услышанное от людей на протяжении нескольких лет и свои впечатления, но измененные, перемешанные и в преувеличенном виде. Прототипами многих персонажей являются люди, с которыми я был знаком — коллеги, друзья друзей… Действие в основном происходит в местах, которые я посещал. Как говаривали русские о своих исторических книгах «Все верно, кроме фактов».

В последние два десятилетия мировая финансово-экономическая система интернационализируется очень быстро. Решения, принимаемые в одной стране, часто серьезно влияют на поведение людей, живущих на другом континенте. К сожалению, однако, развитие политической культуры в отдельных странах подзадержалось. В частности, как показал кризис в регионе Персидского залива, японская политическая культура все еще одержима своей «исключительностью» и не в состоянии принимать серьезные решения без давления извне.

В 1990-х мировая экономика вряд ли будет столь же стабильной, как в 1980-х годах. Спады и замедления темпов роста будут давить на правительства, вынуждая политиков уступать отечественным «группам нажима». Экономический национализм на подъеме, хотя идея, что нация — экономическая единица, уже не обсуждается. В Соединенных Штатах и Европе Японию рассматривают и как противника и как пример для подражания, чей экономический успех показывает, что торговые барьеры, индустриальная политика, рыночная интервенция и так далее — не пустые слова. А исчезновение Советского Союза создало условия для воссоздания неидеологизированного понятия национальных интересов, какое существовало до начала двадцатого столетия.

Исторически систему свободной торговли всегда поддерживала страна, которой она была более выгодна: Британия в конце девятнадцатого века, Соединенные Штаты после Второй мировой войны. Соединенные Штаты и Британия демонстрировали примеры прибыльности. Их внутренние рынки становились мощными орудиями сделок, навязывая свободу торговли другим. Сегодняшняя Япония должна, очевидно, развивать политическую волю, чтобы сделать нечто подобное. Для этого требуется сильное и плодотворное политическое руководство.

На бирже говорят: «Чем выше гора, тем ниже долина». С начала 1990 года, когда я начал писать эту книгу, финансово-экономическая среда в Японии полностью изменилась. Нынешнее ослабление токийского рынка будет иметь такие же далеко идущие последствия, как «бычий рынок», который предшествовал этому.

Мне известно, что прототип Кэндзи, изображенного в романе «Молчаливый гром», ныне переживает трудности. Он устроился коммерческим директором на небольшую консалтинговую фирму, но рынок обернулся против него: почти все купленные акции обесценились на 10–15 процентов, и он еще не знает, как объяснить это новому боссу. Я сказал ему, что не надо было слушать советы своих прежних коллег. Лучше бы слушал меня. Зато его замах в гольфе стал значительно лучше, и кроме того он в начале будущего года намерен жениться на Норико.

Я как-то встретил Мори в небольшой закусочной, где продают жареное мясо якитори. Мы выпили полбутылки «Сантори уайт», поговорили о бейсболе и женщинах. Лиза, сказал он мне, уехала на Окинаву с двадцатилетним трубачом, исполняющим синтетическую музыку. Он, кажется, был не очень этим обеспокоен. Как обычно, в итоге счет оплатил я. Он поблагодарил меня и сказал, что расследует что-то поистине грандиозное — серию событий, решающих, вероятно, какой будет Япония в двадцать первом веке. Обещал рассказать подробности, как только все прояснится, а я уж распоряжусь ими как захочу.

Любезное предложение, но сначала стоит выяснить, интересны ли публике предыдущие похождения Мори.

…Эта книга написана по заказу издательства фирмы «Коданся». Я бы не смог ее завершить без активной поддержки ответственного редактора Мицуру Томиты.