Молодого пана несли шестеро. Несли на плечах, ногами вперед. Седьмой поддерживал его голову. Воины шли медленно, с понурыми лицами. Стоило пану Петру увидеть процессию, как он все понял... Боль и обида вдруг начали душить его. Особенно мучительно ему было видеть голову мальчика. Безжизненная, а потому непослушная, она порой вырывалась из рук неудачливого носильщика и начинала мотаться. Ее подхватывал кто-то другой, поднимал за рыжие волосы... и опять ронял.

Это шествие не оставляло надежды. Толпа, множившаяся за спиной старосты, притихла.

Дружинники пересекли предзамковую площадь и опустили тело на траву. Пан Петр, увидев лицо сына вблизи, пал на колени и безголосо зарыдал. Маленькая Ирия, прячась за его спину, вытаращила глаза. Кажется, она была последней, кто не верил в то, что ее братик мертв. Ей хотелось успокоить отца — но уверенность толпы, источаемая сначала молчанием, а потом и громкими воплями, отняла у нее силы...

Тело перенесли на замковый двор и положили на высокое место, застланное белым сукном. Кто-то подсунул под голову покойного ярко расшитую подушечку, а кто-то сложил ему руки на груди. Певчие затянули унылую песнь. На выставленных вокруг покойника камнях поставили и зажгли свечи...

Когда начало темнеть, в башенный зал пригласили руководителей общин и членов городского совета. Заседание начали с известия, которое должно было обрадовать. Прибывший в Крево гонец сообщил, что к городу движется большой конный отряд, возглавляемый самим виленским воеводой.

К этому времени осажденные уже свыклись с мыслью, что освобождение не за горами. Поэтому встретили известие без особых эмоций. Мысли их занимало другое... Как только на заседании завели разговор о несчастном пленнике, запоздавший воевода был забыт. Пан Кунцевич, главенствовавший на заседании, сказал:

— Похороним мальчика, как героя. Он принял мучения за всех нас. И умер, чтобы спасти нас. Предлагаю похоронить его на вершине Перун-горы, там, где душа его рассталась с телом.

Предложение одобрили. Настоящему герою, рассудили совещавшиеся, лежать в особой могиле, на виду у всех.

— Господь пожертвовал его жизнью не только ради спасения одноверцев, — добавил ксендз Лаврентий, — но ради спасения всех жителей Крево.

— Ради спасения соотечественников, — уточнил мудрый Фейба.

Матус поддержал его высказывание кивком.

А пан Загорнюк и толстяк пан Рыбский, переглянувшись, сняли со своих поясов по мешочку с золотом и положили их на середину стола.

— На восстановление костела, — объявил пан Рыбский. Надеемся, что новый храм будет просторнее и красивее...

Рано утром в Крево вошли воины пана воеводы. На площади их встретили, как и подобает встречать победителей — цветами и возгласами благодарности. Виленский воевода был доволен. Он тут же пообещал:

— Накажем наглецов! Воздадим им за кровавые дела! А пленных вернем по домам!..

В тот же день, в полдень, на Перун-горе состоялись похороны. Пана Юрия одели в белые одежды. На пояс ему подвязали дорогую саблю, а в гроб, по старому обычаю, положили сагайдак, арбалет и пару соколов. Чуть ниже, под горой, похоронили Жибинтея и всех, кто с ним погиб, в том числе и несчастного Прокшу. На каждой могиле поставили по высокому деревянному кресту.

Так древняя гора обрела новый вид. Крест на ее вершине стал не только символом событий, произошедших в Крево, но и знаком, вселявшим в каждого, кто обращал на него взор, уверенность и силу. С тех пор так и закрепилось за горой название — Юрова гора...

Минск, 1995, 1998 гг.