1. Физика. 1. Материализм. Физика стоиков выросла из убеждения, что мир имеет целостное строение, является материальным и, вместе с тем, живым и, в силу божественной меры, — совершенным. Благодаря этому убеждению стоики смогли создать монистическую систему в противоположность древним системам Платона и Аристотеля, которые были проникнуты дуализмом тела и духа, материи и жизни, Бога и мира.

В соответствии с энергетическим пониманием бытия, введенным Аристотелем и сохраненным стоиками, бытием является только то, что действует и подлежит воздействию; действовать и подвергаться воздействию могут только тела, и только они являются бытием. Следовательно, душа, если она существует, является телесной. Не только вещи, но и характеристики вещей являются телесными, телесными являются добродетели, боги. Стоики отрицали, что якобы существует нематериальное бытие, духовное или идеальное, — это означает, что они были материалистами. То, что нематериально — небытие: небытием является пустота; пространство и время стоики также признавали небытием. Они считали, что предметом общих понятий являются не материальные вещи, а отвлеченные обобщения, однако в то же время — в явном противопоставлении Аристотелю и даже Платону — отрицали, что объектом общих понятий было реальное бытие; эти понятия были для них результатами речевой деятельности, которые не имеют аналогов в реальности. Стоики занимали-в силу своего материализма — ту позицию, которую позже назвали номинализмом.

2. Динамизм. Тела, из которых состоит мир, не обладают простым бытием, а включают в себя два элемента, два фактора: пассивный и активный. Эти два элемента соответствовали аристотелевской материи и форме. Стоики материю понимали так же, как Аристотель, а форму, или действующий элемент, который свидетельствует о качестве каждого тела, они понимали иначе: материально. Такое понимание следовало из их исходной позиции. Форма по своей сути не была, по их мнению, отлична от материи, поскольку оба элемента были одной и той же природы. В учении стоиков состоялся процесс материализации аристотелевской формы, равнозначный тому процессу в самой перипатетической школе, который был начат Стратоном.

Форма была в понимании стоиков материей, но более тонкой, чем обычная: они представляли ее себе наподобие огня и ветра, сходной с теплым ветром, как дыхание, и называли ее «пневмой», или дыханием. Она пронизывает тела пассивной материи подобно тому, как огонь пронизывает расплавленное железо; проникая в материю, формирует ее, устанавливает «качества» неподвижных вещей, «природу» растений, «душу» зверей, «разум» человека. Поэтому неодушевленные объекты по своей сути не отличаются от одушевленных, как и одаренные разумом — от неразумных тел. Пневма везде и всегда одна и та же: нет различных видов тел, есть только различные уровни напряжения одной и той же пневмы. Кроме того, пневма активна и обычно присутствует во всех телах, что делает все тела действующими, а не инертными. Любая материя имеет в себе, а не вне себя источник движения и жизни. Где есть материя, там есть деятельные силы. Концепция мира носила у стоиков динамический характер. Их материализм был иного типа, чем материализм атомистов; он был динамическим, а не механистическим.

Для того чтобы доказать, что все есть материя, стоики вынуждены были принять существование ее неизвестного вида (пневмы), и опять-таки для того, чтобы показать, что везде действуют силы, они ввели неизвестный ранее вид движения: «тоническое» движение. Это движение отличается от того, которое мы обычно наблюдаем, и основывается на давлении (тонусе) материи, оно было представлено стоиками как внутреннее движение вещи. Оно было движением, которое присуще пневме, и, собственно говоря, от его интенсивности зависит состояние пневмы; там, где оно наименьшее, тела мертвы, а наибольшее — характеризует разумные существа.

Значит, стоики, разрушив платоновско-аристотелевские тонкие различения, касающиеся строения мира, обратились к первоначальному взгляду, к ионийскому гилозоизму: мир однороден, всегда и везде исключительно материален, кроме того, движение неотрывно от материи. Материя и движение принимают различные виды, но кроме материи и движения ничего не существует. У ионийцев материя и движение (а также тело и душа) еще не были понятийно выделены, здесь же, несмотря на то, что они уже были выделены, тем не менее, остались, как и прежде, слитыми воедино. После дуалистических систем Платона и Аристотеля стоики благодаря функции «пневмы» и «тонуса» смогли обратиться к. «монистическому» образу мира. «Вселенная едина, — писал Марк Аврелий, — и Бог един во всем, и субстанция едина, и закон един, разум общ у всех разумных существ, и истина одна, и одна цель для всех единородных существ, имеющих один разум».

3. Рационализм. Все находится в движении, ни одно движение невозможно без причины. Причина для того, чтобы действовать, должна быть телесной и действующей или должна быть пневмой. Пневма же везде едина, обладает единой причиной и одной и той же природой; события в мире связаны одной цепью причин и представляют собой целостный процесс.

В любом случае пневма является причиной, которая действует не слепо и механически, а целенаправленно. Она является в вещах тем зародышем, который осуществляет их развитие в определенном направлении. Стоицизм не отступил от платоновско-аристотелевского финализма, и в то же время по-своему материализовал его, трактуя целенаправленность не как действие духовных или надприродных сил, но как естественную характеристику материи. Стоицизм смог этого добиться благодаря универсализму тех качеств, которые он усматривал в пневме: она была материей, однако обладала всеми характеристиками платоновской и аристотелевской души. Рациональность формировала ее так же, как и материальность, поскольку наряду с «пневмой» ее можно было назвать и «логосом» (разумом). Она действовала необходимым образом, но, вместе с тем, и целенаправленно, являясь не только судьбой, но и провидением. С ее помощью мир сформирован целенаправленно.

Понимание пневмы как разумной имело бесконечно большое значение в стоическом взгляде на мир. Ничто лучше не характеризует этот взгляд, чем связь материализма и рационализма. У стоиков разум пронизывает мир и управляет им. В противовес платоновско-аристотелевской концепции, по которой разум — это надприродный демон, привносимый извне в природу, — для них разум был насквозь природным. Закон разума и закон природы в понимании стоиков был одним и тем же законом. Разум для них (как когда-то и для Гераклита) не был человеческой характеристикой, — это космическая сила; человеческое мышление подчиняется тем же законам, что и вся природа. Этот взгляд очень сильно отразился на этике стоиков и их теории познания.

4. Пантеизм. Мир составляет одну большую целостность, представляющую собой как бы огромное органическое тело. Он является живым, разумным, целенаправленным и при этом целостным, подчиняющимся единому закону, как и любое разумное существо. Это была организмическая концепция природы, которая противостояла атомизму, понимавшему мир как механическое объединение частей. Кроме того, мир неограничен, вечен и бесконечен, является единственным; кроме него ничто иное существовать не может. Эти характеристики указывали на то, что мир имеет божественную природу. Точнее говоря, божественной является пневма, которая выступает как источник жизни, единства мира, так как она пронизывает каждую вещь; следовательно, каждая вещь божественна. Можно сказать, что стоики признавали лишь природный мир, однако в нем подмечали действия сверхприродных сил. Они знали лишь материю, но наделяли ее характеристиками души, разума, Бога. В силу этого их материализм не был последовательным. Платоновского Бога творца они включили в мир. Божество, по их мнению, существует, но не в надприродном мире, а здесь, в окружающем нас мире, — этим выражался пантеизм стоиков. Для них, понимавших мир как божественный, легче было защищать совершенство мира.

5. Теория вечного обращения. Стоики пытались также объяснить становление и историю Вселенной. И здесь в ответах на эти вопросы их взгляды были также возвращением к древним ионическим философским космогониям. Божественная пневма, живая огненная материя, была для них началом мира, из которой как пассивный осадок восстают три оставшиеся стихии; огонь играл у них ту же роль, что и у Гераклита. Они различали два периода истории и полагали, что после периода формирования, во время которого праматерия становится все более разнообразной, следует период, когда эти образовавшиеся различия вновь исчезают в единой праматерии. Происходит это в период «мирового пожара»: что из огня возникло, то в огне и погибает. Затем все начинается сначала, и в течение длительного периода мир вновь развивается в соответствии с одними и теми же законами: появляются теже самые вещи и погибают в том же самом порядке.

Но Вселенная разумна и целенаправленна, управляема логосом, и поэтому должна существовать некая цель ее изменений. Эту цель устанавливают существа, в которых праматерия достигает своего наивысшего расцвета и совершенства, — разумные существа — боги и люди. Души людей на самом деле телесны, однако же являются пневматическими телами, тоническое движение в которых имеет высокое напряжение. Они не вечны, но более устойчивы, чем другие тела, и способны просуществовать в большем или меньшем временном интервале, в зависимости от уровня напряжения, полученного душой в период жизни; души мудрецов сохраняются дольше, вплоть до мирового пожара. Отсюда задача для человека: являясь частью разумной и божественной Вселенной, он должен жить в согласии с ней и следовать тому закону, которому подчиняется вся природа.

II. Этика. 1. Независимость от природы и соответствие с природой. Взгляды на мир в Греции были различны, но остался единым взгляд на жизнь, который восходил к Сократу: имеется в виду его убеждение во взаимосвязи счастья и добродетели.

Нельзя быть уверенным в счастье, пока есть зависимость от внешних обстоятельств. Есть только два пути, чтобы его себе обеспечить: либо овладеть внешними обстоятельствами, либо быть независимым от них. Овладеть внешними обстоятельствами не под силу человеку, остается лишь одно — стать независимым. Поскольку нельзя властвовать над миром, необходимо властвовать над собой. Из этой идеи исходит широкое объединение этиков эллинского периода: стремясь к счастью, они взывают к отречению. Для того чтобы все иметь, надо от всего отказаться. Тот мудр, кто этого достигает.

Мудрец будет беспокоиться о внутреннем благе, которое только от него зависит и поэтому является истинным. Таким внутренним благом является добродетель. Ценя добродетель и только добродетель, мудрец независим от любых обстоятельств, которые могут возникнуть; тем самым он обеспечивает себе счастье. Эта связь мудрости, добродетели, независимости и счастья была общей основой послесократовской этики в Греции; между тем, никто не занимался ею специально и не разработал ее так глубоко, как стоики. Полагая, что лишь добродетель — и только она одна — является достаточным для счастья условием, стоики отождествляли, в конечном итоге, добродетель со счастьем и усматривали в ней наивысшее благо, более того- единственно истинное благо.

Этот «морализм» был только лицевой стороной этики стоиков, той, которая была созвучна эпохе, а вторая же ее половина была собственно стоической: она основывалась н а культе природы, берущем начало в стоическом взгляде на мир. Первая половина теории возвышала добродетель, вторая объясняла, на чем она основывается. В соответствии со взглядами стоиков природа разумна, гармонична, божественна. Наивысшим благом для человека является его соотнесенность с этой всеохватывающей гармонией. Жизнь должна, прежде всего, соответствовать природе самого человека. Но ведь в этом случае она будет также соответствовать и общей жизни природы в целом, поскольку всем управляет единый закон, как природой, так и человеком. На этом жизненном соответствии основывается добродетель. Жить добродетельно и жить в соответствии с природой — это одно и то же. Стоики считали благо зависимым от природы, то, что должно быть, они определяли в зависимости от того, что есть в реальности. В добродетели, понимаемой таким образом, стоики видели наивысшее совершенство, которое личности может выпасть по своей судьбе (совершенство личности греки называли эвдемонией), которая также обладает чувством совершенства и которое мы называем «счастьем».

Добродетельная жизнь — это жизнь свободная. В действительности же во Вселенной везде господствует необходимость, однако (в соответствии со стоическим пониманием свободы, которое стало классическим в этике) необходимость не исключает свободы. Всякий, кто, предположим, действует в соответствии со своей природой, свободен. В целом же, добродетельная деятельность соответствует природе.

Жизнь в соответствии с природой является в то же время жизнью в соответствии с разумом. Не страсти, а разум лежит в основе природы человека. С этой точки зрения, разумность была для стоиков мерой поступков, а их натурализм был одновременно рационализмом. Добродетель они определяли чаще всего как разум. Разум же управляет не только человеком, но и всем космосом, является связью между человеком и космосом, между человеческой добродетелью и законом природы. Рационализм стоиков был как бы общим знаменателем их понимания добродетели и почитания природы. Они восприняли сократовский принцип зависимости блага от разума и дали ему обоснование в своей теории природы.

2. Добро, зло и нейтральные вещи. Жить в соответствии с природой и жить разумно, счастливо, добродетельно, свободно — это для стоиков было одно и то же. Их идеалом был «мудрец», человек разумный и добродетельный, который в силу этого счастлив, свободен, богат, ибо обладает тем, что наиболее ценно. Противоположность ему составляет безумец — злой и несчастливый человек, раб и бедняк.

Между мудрецом и безумцем нет ступеней перехода. Добродетель представляет собой способ действия, который не подлежит градации; тот, кто не достиг полной добродетели, не имеет ее вообще. Это был первый парадокс стоической этики, и таких парадоксов было достаточно много. Люди делятся на добрых и злых. Тот, кто идет путем добродетели, тот еще не достиг ее. Добродетель едина и неделима: не существует различий между справедливостью, мужеством и расторопностью: то же разумное поведение проявляется при выделении таких добродетелей, как справедливость в отношении страдания, мужество в разрешении своих проблем, расторопность. Добродетель едина для всех и на все случаи жизни, и ее нельзя понять с одной точки зрения и не понять — с другой. Все эти рассуждения были подготовлены учением Сократа и следовали у стоиков из их понимания добродетели, которая не имела никаких особенных черт, ничего того, что могло бы стать основанием для ее деления по уровням, дробления или деления на части.

Добродетель — единое благо. Все, что, помимо этого, люди называют благами, такими как божественность, слава, может быть дурно использовано, и может так оказаться, что они благом не являются. Добродетель же является благом, которое формирует самодостаточность. Для счастья и совершенства ничего, кроме добродетели, не нужно. За исключением добродетели и ее противоположности — зла — все остальное нейтрально: богатство, сила, красота, разнообразные стремления и даже здоровье и жизнь. Все эти неустойчивые, исчезающие вещи не столько нужны для счастья, сколько их отсутствие не может повлечь за собой несчастья; в этом смысле они нейтральны. Стоики стремились склонить людей к тому, чтобы они стали по отношению к ним (богатству и т. п.) индифферентными еще в другом значении, а именно, чтобы (богатство и т. п.) не возбуждали ни желаний, ни отвращения. Мудрец игнорирует их и поэтому на самом деле независим. Это был кинический мотив, который стоики включили в свою этику.

Однако эти нейтральные ценности являются поводом для наших поступков; в результате можно получить как доброе, так и дурное следствие. Между тем, нейтральные вещи вовсе не равнозначны друг другу; не будучи «благами», они обладают, тем не менее, большей или меньшей «ценностью»; разум осуществляет выбор между ними и вырабатывает правила обращения с ними в соответствии с природой уже не разумной, а телесной, животной природой человека. Оказывается, что одни из них «стоят выбора», а иные же «стоят отрицания». В этом пункте своей теории стоики вошли в противоречие с крайними позициями киников.

Вещи, стоящие выбора, делятся на: а) духовные, такие как талант, память, быстрота мышления, достижения в сфере знаний (они — наивысшие); б) телесные, такие как точность восприятия чувственных органов, даже сама жизнь, и в) внешние, такие как наличие детей, родственников, любовь, признание, знатное происхождение, большая власть. В противоположность благу, которое абсолютно, ценность всех этих характеристик относительна. Например, богатство, данное нам судьбой, имеет ценность, в то время как богатство, в котором судьба нам отказала, не имеет ее; какие-то государственные или военные должности нейтральны, однако их значение возрастает, когда они исполняются добросовестно. Блага достойны стремления к ним, поэтому их стоит принять. Действие, имеющее своей целью благо, является добродетельным; те же действия, целью которых является «выбор», добродетельны лишь «соответственно с выбором». Духовным ценностям принадлежит верховенство над телесными: поскольку душа, а не тело, обладает «собственной ценностью» для человека, подобно тому, как в прекрасном скульптурном изображении имеет «собственную ценность» искусство, а не стоимость статуи. Тело, в целом, не имеет цены, но его ценность зависит от ценности души.

3. Аффекты (страсти). Нейтральные вещи не благо, но и не зло. Злом является лишь жизнь, которая ведется вопреки добродетели, природе и разуму. Источником зла являются чувства, которые сильнее разума. Чувства (или страсти), согласно Зенону, это неразумные движения души, и в силу этого они противоречат человеческой природе. Есть четыре основных чувства, из них зависть и жадность пекутся о мнимом благе, а два других — скорбь и опасения — предохраняют от мнимого зла. Это те чувства, на основе которых формируются устойчивые состояния души, они являются для нее тем. чем болезнь является для тела, как, например, скупость будет стремлением к мнимому благу либо мизантропией, основывающейся на уклонении от мнимого зла.

Ни одно чувство не является естественным и ни одному благу не служит; следовательно, необходимо от них изба виться. Речь идет не об умеренности по отношению к ним. которую провозглашают перипатетики, а, вообще говоря, об освобождении от них, не о «метропатии», а об «апатии». Эта апатия, или беспристрастность, характеризует мудреца. Она и становится ближайшей задачей моральной жизни. Собственно говоря, самое худшее из чувств — скорбь — никогда не должна постигать душу мудреца, также и скорбь по поводу чужого страдания, т. е. сочувствие. По отношению к другим (людям) необходимо руководствоваться разумом, а не сочувствием; поступать иначе неразумно, подобно врачу, который избегает болезненной операции из-за сочувствия больному.

Эти усилия, предпринятые для того, чтобы овладеть чувствами и отрешиться от всех земных благ, связанные с радикальным порицанием всех тех, кто с этим не справился, вызывали ту суровость и решительность, которые были характерны для стоической теории и жизни, этики и морали.

Стоики понимали моральное значение намерения. Поступок является добрым, если имеется доброе намерение. Если оно имеется, то поступок, который внешне выглядит плохим, является хорошим. Они различали также действия, которые имеют внешнюю моральную окраску (черты), и такие действия, у которых внутреннее намерение является благим; первые действия являются «правильными», а вторые — «благородными». Это деление соответствовало впоследствии кантовскому различению законности и моральности. К какой категории можно отнести тот или иной поступок, не зная его внутренней интенции, решить сразу и однозначно нелегко.

4. Общественная этика. Этика стоиков, вопреки распространенным взглядам, носила общественный характер: их индифферентность к благу не была безразличием по отношению к людям. Страсти имеют эгоистический характер, однако разум, который управляет моральными поступками, преобладает над эгоистическими склонностями; те, кто руководствуются в жизни принципами разума, мудрости и добродетели, не впадают в противоречия между личными и общественными интересами.

В понимании общества так же, как и в понимании природы, стоики были одинаково далеки от атомизма, который трактовал части самостоятельными по отношению к целому; напротив, они трактовали общество так же, как органическое соединение. В создании такого соединения они усматривали желание общества. Каждый человек принадлежит к различным более узким или более широким группам общества, и он должен выполнять свои обязанности по отношению к ним. Эти обязанности окружают его наподобие концентрических кругов, всякий раз более широких, центром которых является он сам. Круги — это собственное тело, родственники, друзья, народ. Последний, наиболее широкий круг охватывает все человечество. Идеальным для человека будет сведение этих кругов к центру, в котором может быть достигнута близость взглядов всего человечества и собственных взглядов человека. Человечество было лозунгом стоиков, которые от киников восприняли космополитические идеалы. Они стремились к уничтожению границ между государствами для того, чтобы разрушить традиционное противопоставление полноправных эллинов и варваров. Римская империя реализовала эти идеи стоиков.

Этика стоиков формировала суровые правила, рассудочную трезвость, но также и оптимизм, веру в возможность и даже легкость достижения добра. Ибо добро находится не вне нас, а в нас самих и только от нас зависит. Кроме того, мир построен разумно, и человеческая природа по своей сущности также добра и разумна. Только добродетель легка, и легка радость. «Как же легко потерять и отбросить от себя беспокоящие нас ощущения и вместо этого добиться согласия духа», — писал властитель-стоик Марк Аврелий.

III. Логика. Стоики первыми употребили термин «логика». Они употребляли его в широком значении, охватывая им те предметы, которые древние философы называли диалектикой, аналитикой, топикой, а также и те, которые современные им школы называли каноникой, или наукой о критериях истины. Они понимали логику как науку о логосе в обоих значениях: как науку о разуме и как науку о языке. В качестве науки о языке логика охватывала также риторику и даже грамматику, составляя достаточно большой и не совсем целостный комплекс дисциплин. Однако в этом комплексе стоики видели общий предмет, на основании которого стало возможным дать целостное определение всего комплекса, а именно: они определили логику как науку о знаке и о том, что он обозначает. Из этого комплекса они выделили часть, трактующую об истинности того, что обозначается; эту наиболее важную часть они называли диалектикой. Стоики, ценившие лишь то, что служит добродетели, признавали, тем не менее, необходимость логики и собственно диалектики: добродетель должна опираться на знание, мудрец должен в совершенстве владеть диалектикой. И действительно, добродетельные мудрецыстоики оставили свой след в диалектике: создали новые и зрелые теории понимания понятий и суждений, истины и ее критериев и даже, вообще, новую теорию формальной логики.

1. Происхождение знания. В теории познания стоики так же отошли от платоновской традиции, как и в метафизике: в платоновской традиции они не признавали идеальных элементов бытия, а в метафизике — ее априорных элементов, — стоики не признавали до опытных элементов знания. Происхождение знания они понимали сенсуалистически: Клеанф признавал даже очень грубый сенсуализм, поскольку понимал восприятие как оттиск предметов в душе; Хрисипп сделал эту идею более утонченной, говоря уже не об оттисках, а об изменениях, которые происходят в душе, и считал, что мы воспринимаем не предмет и даже не состояние души, а лишь изменения, которые происходят в ее состоянии.

Из восприятий, которые являются первым основанием знания, возникают понятия. Понятия бывают разных видов: одни из них «натуральны», созданы как бы автоматически при помощи разума, другие же созданы сознательно путем рефлексии. Среди «натуральных» понятий есть такие, которые специально соответствуют человеческой природе и в силу этого являются общепринятыми, всеобщими, например, понятия добра и Бога. Они являются натуральными и общепринятыми, но не врожденными; эти понятия не становятся исключением в сенсуалистических устремлениях стоиков, так как и они вырастают на основе опыта. Разум был основным элементом стоической философии, но он не был властен над врожденными понятиями. Рационализм стоиков был связан с генетическим сенсуализмом.

2. Критерий истины. Исходным началом стоической логики было обоснование критерия и средства распознавания истины, ее отличия от фальши. Критерием могут служить лишь те истины, которые непосредственно и независимо проявляют свою истинность; сами они критериев не требуют, а по отношению к другим утверждениям выступают критериями.

Стоики полагали, что такие истины существуют и что мы их познаем при помощи чувств. Нечто подобное утверждали и эпикурейцы, но лишь в то время, когда считали, что любые ощущения независимы и могут служить поэтому критериями истины; стоики признавали такие возможности только для некоторых ощущений. На самом же деле не все, а лишь некоторые ощущения являются вполне ясными и убедительными и в силу этого гарантируют, что воспринимаемые вещи таковы, какими они являются на самом деле. Эти ощущения, которые мы имеем в нормальном состоянии, достаточно долго сохраняются и подтверждаются другими ощущениями. Такие ощущения стоики называл и каталептическими.

Самостоятельно классифицируя познавательные способности, стоики в качестве особой способности отдавали предпочтение суждению. Суждение — не только производное от ощущения, оно является генетическим действием, актом признания. Поэтому одни ощущения мы признаем, а другие — нет. Каталептические — это лишь те ощущения, которым нельзя отказать в признании. На их основе мы создаем соответствующие и очевидные познавательные или каталептические суждения.

Греки занимали в философии объективные позиции; их теория познания была анализом объекта познания, а не субъекта. Они не дали собственного названия для обозначения субъекта. Стоики были теми, кто частично освободился от этого ограничения. Собственно говоря, их склонность к этической рефлексии направила их внимание на субъект; достаточно того, что они дошли до создания таких понятий, как очевидность, сознание, и до противопоставления, уже довольно близкого противопоставлению «субъект» — «объект».

3. В формальной логике стоики были инициаторами создания одной из двух великих концепций, оставленных античностью: первая была заслугой Аристотеля, вторая — стоиков. Исходным пунктом для стоиков было убеждение, что каждая истина и ложь и, вместе с тем, каждое суждение составляют неразрывное целое, их нельзя трактовать как простое соединение терминов, как это делал Аристотель. Не термин, а суждение необходимо признать за логическую единицу. Таким образом, стоики начали развивать пропозициональную трактовку логики. Так, понимая суждение, они обнаружили определенные законы и различия, которые не были приняты во внимание Аристотелем, выделив среди сложных суждений копулятивные (обобщающие), гипотетические и дизъюнктивные суждения. В противовес Аристотелю, исходный пункт суждения стоики видели не в категоричном утверждении «S есть Р», а в гипотетическом — «если А, то В».

Сущность стоицизма состояла в связи рационализма с материализмом. Рационализм объединял стоиков с платоновско-аристотелевской философией, материализм их от нее отделял. Материальная природа является единственным реальным бытием, единой мерой блага в этике и истины в логике. Но природа рациональна и подчиняется законам разума. Картина мира, которая создавалась на этой основе, была материалистическим монизмом, но таким, который материю понимал как живую, разумную, целенаправленно развивающуюся и божественную, иными словами, материалистический монизм был проникнут идеями гилозоизма, финализма и пантеизма.

Между тем, стоицизм даже в том случае, когда он заимствовал принципы из древней философии, в их развитии и следовании им продемонстрировал много оригинального, особенно в этике (оригинальной была идея природных способностей, идеала мудреца, понимание свободы и моральных стремлений, теория страстей). Нечто подобное происходило и в логике: теория каталептических ощущений, естественных понятий, суждений как акта познания, языковой концепции логики, а также иная, отличная от Аристотеля классификация суждений.

Твердость, с которой стоики проводили свои идеи добродетели в жизнь, имела очень большой резонанс, получив ставшее широко популярным название стоицизма.

Стоическая школа прошла в своем развитии через три этапа: 1) старшая афинская школа, к которой относились творцы стоицизма; 2) средняя школа, достигшая наивысшего расцвета на рубеже II и I вв. до н. э., но не в Афинах, а на Родосе, и перешедшая от подлинно стоического учения к эклектике; 3) младшая школа, развивавшаяся в Риме и на территории империи, отчасти возвратившаяся к исходной стоической доктрине.

Средний период стоицизма начался, когда руководство школой принял в 129 г. Панеций с Родоса (180–100 гг. до н. э.). Наиболее выдающимся мыслителем того периода был Посидоний (135-50 гг. до н. э.). Он родился в сирийской Арамее и был немного старше Цицерона. Утрата его работ привела к тому, что его заслуги были забыты, и только самые последние исследования показали, что Посидоний был переходной фигурой в истории позднегреческой мысли. Утраченных работ, как мы теперь можем судить, было не меньше по количеству, и они были не менее разнообразны, чем в наследии Аристотеля. Существенным в его философии было то, что он опирался на достижения точных наук. Методы, которые были в них проверены, он использовал в теологии, истории культуры, педагогике. Как для объяснения материи, так и для духа он применял такие физические понятия, как природа, сила, причина, действие. В силу этого его картина мира была необычайно целостной. Душа интерпретировалась как сила природы, которая проявляет себя одновременно и как жизненная сила. Посидоний вдохнул в стоицизм новую жизнь, подняв его до уровня науки того времени. Он как синтетик (а не эклектик) завершает эллинистическую философию, так же как Аристотель завершает ее классический период.

Но со временем начался в философии стоиков довольно существенный поворот, который был естественным в тот период. Стоики приблизили свой способ мышления к идеалистическим и дуалистическим доктринам, прежде всего к доктрине Платона. Более того, они также приблизились к восточному способу мышления. Традиционный греческий интерес к внешнему миру начал уступать место интересу к внутреннему миру человека. В духе надвигающейся религиозной философской эры они ввели в философию стоиков теологические и мистические элементы.

В Младшей Стое взяло верх не это религиозное направление, а римско-моралистическое. Стоики ограничили свою философию исключительно этическими проблемами и жизненной мудростью. Наиболее известными среди них были Сенека (4 г. до н. э.- 67 г. н. э.), государственный деятель времен Нерона, автор множества популярных этических работ («О счастливой жизни», «О гневе» и т. д.); Эпиктет (ок. 50-130 гг. н. э.), раб, родом из Фригии, став вольноотпущенником, преподавал философию в Риме. Эпиктет был очень близок в своих взглядах к старостоической традиции. Его взгляды дошли до нас в пересказе Арриана Флавия, в сокращенном виде изданы его «Диатрибы» как учебник морали; наконец, стоиком был император Марк Аврелий (правивший в 161–160 гг.), автор «Размышлений». Эти стоики, особенно Сенека и Марк Аврелий, отошли от изначального стоического материализма; их взгляд на мир склонялся к дуализму и спиритуализму. Они занимались, как правило, исключительно этическими проблемами и в этой области были верны стоической традиции. В их трактовке философия становилась жизненно необходимой, поскольку приобретала статус советчицы и опоры в жизни. Их работы были адресованы широким массам людей и до сих пор представляют интерес.