Это только у меня или у всех по понедельникам странное ощущение, что ты что-то пропустил. Вот пока каждый день ходишь на работу беспрерывно, ты в курсе всех событий, а когда пропустил два дня выходных – такое ощущение, что что-то где-то изменилось. И не важно, что не только ты была выходная, все отдыхали, и никаких событий внутри офиса просто не могло произойти, но все таки какое-то ощущения упущения чего-то важного было.

С некоторых пор я уже начала бояться понедельников. Не зря в народе говорят «тяжелый день».

Николай Петрович как всегда пришел ровно в восемь.

– Доброе утро Рита! Какие планы на сегодня?– Он явно интересовался не моим планами, да и слава Богу. Чем меньше вспоминает обо мне, тем легче жить. За свои, 15 минут плюс, я успела пересмотреть сегодняшний график, и никаких встреч до обеда не было о чем незамедлительно сообщила начальству.

– Хорошо, тогда жду тебя через двадцать минут в кабинете.

– Вам принести кофе?

– Нет, сегодня не надо.

Никаких подозрений приглашение в кабинет начальства, меня не вызвало. Скорее всего, какой-то новый проект нужно подготовить, или опять забросает кучей бумажной работы, чтобы не смогла выйти даже на обед. И где же была моя чуйка, когда она так нужна? Почему ничего ни тёхнуло внутри?

Я как всегда в назначенное время зашла с блокнотом и ручкой в кабинет шефа. Но его за столом не было. Откуда же прозвучало «Можно» при моем постукивании в дверь? Я оглядела кабинет и увидела Николая Петровича. Он сидел на том памятном кожаном кресле, сняв пиджак и расстегнув несколько пуговиц рубашки. В его руке был на половину выпит стакан коньяка, а на лице играла улыбка. И мне она показалась совсем не доброй. И вот только сейчас мое сердце пропустило несколько ударов, а мозг лихорадочно искал пути отступа. Я взглянула на дверь, которая находилась ближе к нему, чем ко мне.

– Не успеешь.– И заулыбался еще шире, показывая ряд ровных белых зубов. Это была улыбка хищника, который знает, что тебя съест, но хочет еще немножко поиграть.

Он что читает мои мысли, или у меня все написано на лице?

– Раздевайся Риточка, пора платить по старым счетам.– Он встал из кресла, приблизился к двери, отрезая мне пути отступа, я же зашла за его стол, оставляя хоть какие-то преграды между нами. – Хочешь поиграть в кошки мышки, что ж, я не против, учитывая, какой приз ждет победителя.

Я молчала, и лихорадочно следила за каждым его шагом. Он начал обходить стол, предварительно поставив на него уже пустой стакан, а я в уме рассчитывая свое и его расстояние до двери, кажется, он этого не замечал, слишком самоуверен и мне это было только на руку. И уже, когда, посчитав, что обязательно успею, я сорвалась с места. Я не бежала – летела, уже схватившись за ручку, и потянула дверь на себя, но она не поддавалась. Я дернула еще раз – такой же результат, а ведь точно видела, что он ее не запирал, что ж тогда? Казалось, мозги отказывались работать напрочь. Я подняла голову вверх и только тогда поняла причину, по которой дверь не поддавалась, ее держала рука мужчины, который склонился сзади надо мной. Я не слышала, как быстро он подбежал у меня в ушах барабанами бился мой пульс. А он, кажись, наслаждался, видя, как я дергаю дверь, а она не поддается.

– Ну что, добегалась мышка? – Он прошептал мне это в самое ухо, а у меня по телу прошел разряд, а когда прошелся нежными поцелуями от уха к основанию шеи, по всей коже пробежались тысячи мурашек. Я списала все ощущения на нервное напряжение и попыталась вырваться. Меня удержали на месте две крепких руки, опустившись на талию. Он поцелуями исследовал всю мою шею, и от каждого из них дрожь пробивала насквозь. В душе кипел гнев. Что он себе позволяет? Опять? Нет, я больше не дамся, буду биться, до последнего вздоха. Он не изнасилует меня больше.

И я была готова противостоять грубости и жестокости. Может, не хватило бы сил, но я бы попыталась, до последнего не сдалась бы. И лучше бы это была грубость, жестокость ярость, что угодно, только не ласка, которая просачивалась сквозь поцелуи в кровь и отравляла всю мою волю к сопротивлению. Я пыталась бороться с этими мурашками, рождающимися от его поцелуев и прикосновений, а потом бесстыдно ползущих по всему моему телу. Я хотела отстраниться и ничего не чувствовать, но знать бы где существует такая кнопка. Его поцелуи исследовали мое ушко и опустились к впадинке на шее, а волосы касались моей щеки, и я не удержалась, запустила пальцы в эту густую шевелюру.

Это было так приятно и так не правильно. Я ведь не хотела этого, точно не хотела. Еще пять минут назад я всего этого пыталась избежать, а вот сейчас хочу, чтобы все это продолжалось. Я откинула голову назад и просто плыла в тумане ощущений. Его руки жили своей жизнью. Он успевал все, и ласкать мою грудь уже через расстегнутую блузку, и гладить нежно бедра, поднимая юбку все выше и выше. Где-то глубоко внутри мне твердил здравый смысл, что я должна все это немедленно прекратить, но я уже его не слушала, я ловила и впитывала в себя ощущения, которых никогда не знала.

Когда он развернул меня к себе лицом и впился страстным поцелуем в мои губы, кажется, мир рядом вообще потух. Был только он, его мощный торс, прижимающийся к моей груди, его крепкие руки, ласкающие мои бедра, его горячие губы, не дающие мне даже вздохнуть, от страстного поцелуя. А мне и не нужен воздух, мне нужен он.

Я не заметила, когда на мне осталась только юбка, без белья, да и та скорее напоминала пояс, поскольку была скомкана на талии. Я сидела на его столе, широко разведя ноги, а он стоял между ними все так же страстно меня целовал. Его пальцы творили чудеса, поглаживая мои влажные складочки, играя с моим телом в какую-то мне неведомую игру, от чего я как заведенная двигала задом на столе, пытаясь, все больше и больше насадится на эти пальцы. Я уже стонала от недостатка удовольствия, от того что хотела продолжения этой бури накатывающей у меня внутри. Я впервые сама хотела секса, не потому, что мужчина этого требует, ему это нужно, а я чтобы не обидеть готова пойти на уступку. Я сама этого хотела, и всем своим телом требовала продолжения, не было не стыда ни скромности, было только безумное желание, чтобы он продолжал. И он меня не разочаровывал. Он дарил все новые и новые ощущения, своими поцелуями, поглаживаниями, тисканиями. Я не следила, где находятся его руки губы, я просто получала от его прикосновений огромное удовольствие и плыла в этом раю ласк. Уже сама гладила его руки плечи грудь, то нежно, а то скребла ногтями, требуя большего и побыстрее. И он дал мне большее. Я услышала, как щелкнул ремень, а потом звук растёгивающейся молнии, и эти звуки меня не пугали а будоражили, накаляя мое нетерпение. Он подвинул мою попу на самый край стола, закинул ноги себе на бедра и врезался в меня до основания.

Это как задохнутся, но не от боли, а от наслаждения, это как взлететь, без страха упасть и разбиться. Он задержался на мгновение, потом вышел и еще раз врезался. И я опять задыхалась. Я слышала стоны и догадывалась, что это мои, но не замечала, когда я их издаю.

В дверь тихонько постучали и со словами «можно» она распахнулась.

– Николай Петрович, вызывали?– Рома, только сказав это, понял, что как-то он здесь не в тему. Шефу было явно не до него. Он раньше не видел, чтобы Николай Петрович приводил девок, и трахал и прямо здесь, но все бывает в первый раз. Он уже покраснел и готов был ретироваться от сюда побыстрей, когда уловил что-то знакомое в девушке, которая была спрятана за грудью шефа. И тут Николай Петрович как будто специально отклонился в сторону, показывая ее лицо.

Затуманенные страстью глаза, слегка прикушенная нижняя губа, растрепаны волосы – богиня страсти. И это была его Рита. Первое, что он ощутил, были шок и недоверие, а когда осознание ситуации до него наконец-то дошло, он почувствовал, как сердце разрывается на части. Как больно когда рушатся мечты и падают идеалы. Он хотел ее такой видеть, но под собой, а не под другим мужчиной.

Я смотрела на него и не узнавала, и только через несколько секунд мозг, затуманен страстью прояснился. В его глазах полыхала ненависть и боль, и от этого хотелось провалиться сквозь землю. Эту сцену взглядов прервал голос шефа:

– Выйди, не видишь, я занят.

Дверь захлопнулась, а Николай продолжил меня таранить. Но это сейчас не приносило удовольствия. Все возбуждение ушло. Внутри разлился жуткий холод призрения к самой себе, а еще к мужчине, который так усердно сейчас меня имел. В мозг врезалось слово «Вызывали», и сразу вспомнилась не заперта дверь, а потом угроза недельной давности и предупреждение, чтобы к Роме я не подходила. И пришло осознание жуткой правды

– Ты специально это все подстроил.– Я начала вырываться, но куда мне с ним мерятся силой. И все мои попытки вырваться ему доставляли только большее удовольствие. Он сжимал меня все сильнее, врывался с бешеным темпом, и рычал как животное мне на ухо.

–Да кошечка, специально. Но я ведь предупреждал, не правда ли?– Он продолжал врезаться в меня, и уже просто рычал мне на ухо – С Ромой вчера так же трахалась?– Он сжал мои бедра, до боли впиваясь в них сильными пальцами. Синяки на пару недель мне обеспечены.

Откуда он узнал, что Ромка ко мне вчера заходил? Неужели следил? Скорее всего. Только так он мог узнать об этом. Не Ромка же ему рассказал, что приходил ко мне на кофе. Мне так хотелось сделать ему больнее, зацепить мужскую гордость, что я соврала без зазрения совести.

– Нет, с ним было лучше. У него хрен больше. – Я думала, что он меня сейчас разорвет, на столько сильно он впился в мои бедра.

–Тогда сука тебе не привыкать, терпи. – С этими словами он схватил меня за волосы, потянув их назад, запрокидывая мою голову, а сам впился, толи поцелуем, толи укусом в мою шею. Другая его рука блуждала по всему моему телу, то до боли сжимая груди и выкручивая соски, то сминая и щипая бедра, еще сильнее насаживая меня на себя. Какими все-таки разными могут быть прикосновения одного и того же мужчины. Еще несколько минут назад, я замирала от наслаждения в его объятиях, сейчас же ели выносила эту пытку.

Я не могла дождаться, когда это все закончится. Была противна сама себе, его прикосновения казались грязными, а наше дикое животное совокупление вызывало просто омерзение. Даже тогда когда он меня насиловал, в прошлый раз, мне не было так отвратительно. Было больно, противно, но я не чувствовала себя так плохо. Тогда он имел только мое тело, а сейчас и душу. Он заставил меня себя хотеть, возбудил желание, и для чего? Только чтобы унизить в газах Ромы.

Он кончил и отошел. А я, собрав свои вещи, пошла в уборную привести себя в порядок. Мне не хотелось от туда выходить. Не хотелось никого видеть. Он меня унизил, растоптал в глазах всех окружающих. Единственный человек в этом грёбаном офисе, с которым я могла поговорить и отвлечься, сейчас меня презирает больше всех. Как мне смотреть теперь в глаза людям, с которыми я работаю бок о бок? Как терпеть перешептывания за спиной и осуждения? Как жить? С кем поделиться, чтобы вылить боль и стало чуть легче вздохнуть? К Катьке я не пойду, для меня благополучие ее семьи дороже, чем мои внутриние «Как?» да «Почему?».

Я все же вышла из туалета и ушла работать, даже не взглянув на это «ЧМО». Мне надо как-то дожить до вечера. И я дожила, слушая перешептывания, смешки и даже несколько мужчин свистели мне в след, обвернусь ли. Я понимала, что это Ромка сказал о увиденном, и не важно одному или всем, в нашем офисе слухи распространяются со скоростью света. Я не винила Ромку, его предали, его можно понять. Я винила себя. Я ему ничего не обещала, но все же своим поведением давала надежду. Видела, что он надеется, строит планы, мечтает и не разрушала эти мечты, а подыгрывала, тем самым вселяя уверенность. Виной всему этому была только я. И я потеряла лучшего друга из-за какого-то придурка, который решил, что я ему принадлежу.

Не было смысла объяснятся с Ромкой. Да и что я ему скажу? Как рассказать о том, что один влиятельный псих, считает меня своей собственностью? Лучше пусть думает, что я полная дрянь, нежели узнает правду, будет пытаться помочь и сам вляпается в это дерьмо.

НИКОЛАЙ

Все было продумано до мелочей. Я приказал ей зайти, а Роме назначил встречу на двадцать минут позже. Я надеялся, конечно, что сумею ее соблазнить, но с такой как Рита, нельзя быть в чем-то слишком уверенным. Поэтому вариант силой наклонить ее и отиметь был как запасной. А она как всегда сумела меня удивить. И удивить не то слово. Ее отзывчивость меня поразила и завела. Я забыл о мести, о приходе Ромы, я наслаждался этой страстной бестией. Она плавилась в моих руках как воск, а чего стоило только взглянуть в ее лицо. Эти глаза с дымкой страсти, припухшие губы, которые хотелось сминать и сминать в страстном поцелуе. Она была неподражаема. Рассыпавшиеся из прически волосы, темными локонами струились по ее молочно-белым плечам. Груди набухшие, с темно-розовыми горошинами сосков, торчали призывно вверх, так и манили к ним коснуться, сжать и услышать стон удовольствия. И почему ее удовольствие разливалось во мне с удвоенной силой? Ее руки, ласкающие мою грудь, плечи, заводили еще больше. Когда ее ноготки впивались мне в кожу, оставляя красные следы, я готов был кончить только от одного этого. И почему меня раньше раздражали эти красные полосы на коже, сейчас же я наслаждался ими как трофеями.

Как не вовремя зашел Рома. Я пожалел в тот миг сотни раз, что это все затеял. Она сразу стала другой. Холодной стервой. Я головой понимал, что она своими словами пыталась меня уколоть, но эмоции разуму не поддаются. Я готов был ее растерзать, сделать больнее. И я делал, невзирая на все ее попытки освободится.