в которой происходит то, что давно должно было прои­зойти, раздаются долги и проливается кровь

Купил, нашел, едва ушел, хотел отдать — не мог догнать, оглянулся — а они уж далеко.

Русская присказка

Hochmut kommt vor dem Fall.

(Высокомерие приходит перед падением).

Немецкая пословица

Пансион госпожи Пинто, вдовы бакалейщика, был заве­дением во всех отношениях респектабельным. Никаких по­дозрительных личностей, хороший повар, оплата вперед. Ценящий комфорт Влад облюбовал это местечко еще в юности. Когда ему надоедало общество друзей-товарищей или накле­вывалась интрижка за стенами университета, он останавли­вался здесь. Кто мог ему в этом помешать? Преподаватели? Ректор? Ставить свои желания выше желаний окружающих было так естественно, что о чьих-либо запретах он даже не за­думывался. Госпожа Пинто ни в чем не отказывала молодому постояльцу, бледный синеглазый кабальеро будил в ней не только материнские чувства. Ведь тогда хозяйка была еще молода, пикантно округла в нужных местах и… Нет, нет! Между ними ничего никогда не было. Но обжигающие взгля­ды из-под веера, но трепет ресниц, но пышная грудь…

Влад насмешливо вздохнул. Хорошо, что память доньи Пинто оказалась короче, чем его. Новоприбывший на остров господин Ягг не вызвал никаких подозрений. Даже то, что понадобилась ему комната в северном крыле, выходящая ок­нами на улицу Аль-мар, даже то, что для удовлетворения это­го желания пришлось переселить в другой номер пожилого сасьедатского купца, никого не смутило. Когда, наконец, вся суета с обустройством улеглась, Дракон ободрал шпалеру с глухой стены комнаты и с удовлетворением обнаружил глу­бокие бороздки пентаграмм, оставшихся еще со времен сту­денчества. Тогда он увлекался пространственной магией, увлекался небезуспешно, и без ведома хозяйки «пристроил» к своим апартаментам еще несколько комнат.

— Поторопитесь, — бросил Влад через плечо.

— Как прикажете, господин.

Семенящий за ним слуга, нагруженный разномастными свертками, коробками и коробочками, едва поспевал за ши­рокими шагами князя.

Площадь называлась Серка-дель-Мар и была бойким тор­говым местом. Влад поморщился от запаха готовящейся здесь же рыбы и скользнул равнодушным взглядом по фрук­товым рядам. Подле мгновенно материализовался торго­вец — необъятный кряжистый дядька.

— Чего желает господин?

Господин желал яблок, винограда, желто-оранжевых ягод мушмулы. Слуга, в ожидании переступавший с ноги на ногу, мысленно взвыл, наблюдая, с какой скоростью наполняется плетеная корзина.

— Позвольте предложить вам свежайшую черимойю. Вы­зревает она зимой, но я сохранил ее с помощью охлаждаю­щих заклятий. Это чудесный фрукт. И пусть сердце вашей невесты станет таким же мягким, как его сладкая сердцевина.

Под ударом ножа сложный сегментированный плод рас­пался на две половинки, явив розоватую мякоть с блестящи­ми черными семенами. Черимойя действительно напомина­ла формой сердце.

Князь улыбнулся банальности символа и покачал голо­вой. Кому нужны замороженные «на потом» чувства?

Госпожа Пинто радушно пожелала вернувшемуся посто­яльцу доброго полдня.

— Ваш юный друг очень шумел, — скользя взглядом по во­щеной бумаге свертков, пожаловалась она. — Я уже намере­валась послать слуг на ваши поиски. Прикажете сервировать вам завтрак?

— Нет, благодарю, любезная донья. Нам предстоит серьез­ный разговор с юным кабальеро. Проследите, чтоб до заката нас никто не беспокоил.

Дракон учтиво поклонился хозяйке, наградил взмокшего от усилий слугу горстью монеток и, подхватив покупки, под­нялся к себе. Прежде чем отпереть дверь, внимательно осмотрел замок. Кажется, его добыча действительно пыта­лась вырваться из заточения, но, к счастью, ей это не удалось.

В комнате пахло полынью, бергамотом, морской солью и пряным виноградным вином. Кровать была пуста. Влад рез­ко захлопнул за собой дверь и безотчетно возобновил блоки­рующее заклинание. Птица-синица обнаружилась на полу. Закутавшись в простыню с головой, она спала, обняв подуш­ку. Рядом лежало серебряное блюдо. Смешная девчонка… Он перенес ее на постель, удивляясь тому, как приятно ощутить в руках тяжесть девичьего тела. От вида ее обнаженных ло­дыжек на мгновение перехватило дыхание. Замороженные чувства… Она пробормотала что-то по-рутенски и попыта­лась свернуться калачиком, будто прячась от нескромных взглядов. Он закрыл глаза, чтобы не разбудить, не потрево­жить, и широким пассом соткал над кроватью полог беззву­чия.

Блюдо было как будто липким и отчетливо пахло вином. Влад хмыкнул, накалывая палец острием трехгранного кин­жала. Ленинел появился минуты через две, всем своим ви­дом выражая неудовольствие.

— Кажется, кто-то решил, что я бочка бездонная? Даже крови иногда бывает слишком много.

Зеленые растрепанные волосы, воспаленные глаза, огромная исходящая паром кружка в четырехпалой руке. Хо­хот мешал Владу говорить.

— Ты пытался вырастить на голове куст каннабиса?

Демон смешался.

— Это? Ну… — Он дернул себя за торчащие пряди. — Это, скажем так, расплата за легкомыслие. Ну чего ты ржешь? Женщины тебе никогда не мстили? Романтические отноше­ния с личным парикмахером оказались очень опасной шту­кой, особенно на этапе их прекращения. Вот теперь придется еще и новую мастерицу искать. Перестань смеяться или я ра­зорву связь!

— Одну ты уже очень удачно разорвал!

Ленинел гневно раздул ноздри тонкого носа.

— Погоди, погоди, — всхлипывал Влад. — Ты сначала со­общил даме, что в ее обществе больше не нуждаешься, а по­том доверил ей свои волосы? Очень тонкий ход! Она, навер­ное, искала подвох в твоей покладистости все время, пока то­чила ножницы и смешивала краски. И сколько ты собирае­шься носить на голове свидетельство мужской глупости?

— Я бы обрился давно, если бы меня постоянно не отвле­кали, — желчно ответил демон. — Кстати, у твоей супруги оригинальный способ призыва.

— Я знаю, — ответил Дракон. — Год назад она прошла по спиральному лабиринту Трехликого и ее наградили способ­ностью работать с отражениями.

— Очень талантливая девочка, — кивнул Ленинел. — Странно, что смыслом ее жизни стало ожидание светлого мига, когда ты обратишь на нее свое внимание. Ты ее не сто­ишь.

— Предполагается, что такого неуклюжего хода достаточ­но для того, чтобы перестать обсуждать твои сердечные дела? Хочешь поговорить о моих?

Демон пожал плечами, всем своим видом демонстрируя нежелание развивать тему. Влад помассировал виски.

— На закате Кляйнерманн откроет портал, и мы с Лутоней уберемся отсюда.

— Ты уверен, что в Шегешваре ей будет безопасно? При­дется караулить день и ночь.

— Я спрячу ее в Араде. Твоя защита там работает безуко­ризненно, никто из темных тварей не посмеет сунуться.

— Неплохо, — одобрил Ленинел. — Усилить гарнизон от­рядом местных вовкудлаков, углубить ров и… ах, чуть не за­был! — заковать твою благоверную в кандалы, чтоб не отпра­вилась искать неприятностей на свою… гм… голову.

Влад рассеянно разглядывал серебряную вязь на рукояти кинжала.

— Мы хорошо вчера рассчитали вероятности, Ленинел. Все ниточки сошлись в одном месте самым причудливым об­разом.

— Лутоня мне рассказала, — кивнул демон. — Засада была на тебя?

— Кляйнерманн не смог отказать себе в удовольствии сде­лать мелкую пакость. Ну, знаешь — время идет, а люди оста­ются прежними. Раньше было толченое стекло в сапогах или дохлая крыса под кроватью, а теперь — бестолково организо­ванная засада. И место выбрал нелепое. Представь себе — разрушенный храм с остаточной магией. Хаос! Там даже ал­тарь где-то был, судя по запаху. Я боролся с искушением об­рушить все к драконам.

— Хаос? Перекрестки? Туда ведь должны по идее устрем­ляться все стихийные ходы. Неудивительно, что туда при­несло твою ветреницу.

— Что она тебе еще рассказала?

— Мне слышится ревность в твоем голосе? — поднял беле­сые брови демон. — Я в любом случае не смог бы наставить тебе рога, о великий Дракон. От подобного конфуза тебя на­дежно защищает граница наших миров.

— Сейчас эта граница защищает тебя от оплеухи.

Влад обернулся через плечо. Лутоня спала. Темные воло­сы разметались по постели.

— Она очень устала, — проговорил Ленин ел. — Последние пол года держится только на эликсирах, почти не спит…

— Кляйнерманн говорил, что учебой она себя не утруж­дала.

— Ею кто-то управляет, кто-то очень для нее важный, — ответил демон. — И для этого кого-то ее учеба не являлась приоритетом. А вот то, что она ведьма, умеющая изменять внешность, варить зелья… Она действительно умненькая де­вочка, но очень наивная в некоторых вещах. Чего стоит толь­ко ее привязанность к Зигфриду фон Кляйнерманну — луч­шему другу. Я уже не говорю о любви к тебе.

Влад молчал.

— А здесь, в Кордобе, ведется сложная многоходовая игра, — продолжал зеленоволосый, так и не дождавшись отве­та. — Все уже сообразили, что Источник скоро иссякнет, и ли­хорадочно принялись за поиски нового. Его называют «Мать четырех ветров», и гранды стихийных домов грызут друг дру­гу глотки за владение им. Не хочешь принять участие в гонке? Свой Источник тебе бы пригодился. Источник и весь мир.

— Плевать! Пусть пауки жрут друг друга без моего учас­тия. Я пришел за своей женщиной, больше меня в Элории ничего не интересует.

Тонкие губы демона растянулись в улыбке.

— Не буду вам мешать. Вызови меня в полночь, когда пу­тешествие будет уже позади. И пусть не встретятся вам тем­ные твари.

Дракон развеял зеркальную линзу и подошел к кровати. Его птица-синица смотрела свои важные птичьи сны, а он рассматривал высокие скулы, тонкую кожу щек, тень густых ресниц на них. Когда это произошло? Когда он понял, что эта девочка значит для него больше, чем просто забавный чело­вечек, случайно очутившийся в эпицентре вовсе не касаю­щихся его событий? Когда в заснеженной Рутении она от­крыла для него путь в мир единорогов? Или еще раньше, ког­да выскочила под копыта разгоряченной лошади Михая? Или… «Вы и есть мой суженый, дяденька?» Зря он отпустил ее в Элорию. В этот закрытый клановый мирок, цепляющий­ся за прошлое и не желающий понимать, что изменения неиз­бежны. Но у девочки была мечта: Кордоба, Квадрилиум, сти­хии… Валашский Дракон знал, что нет ничего горше, чем мечта, которой не позволили осуществиться. Бледные губы шевельнулись. Лутоня бормотала сквозь сон. Что она гово­рит? Лоскутки полога беззвучия разлетелись, как осенние листья.

— Раз, два, три, четыре, пять… Нет, бабуля… Я знаю, что слишком много… Что значит — зачем? Чтобы было! Нет, сей­час никак… Здесь дел невпроворот… Что за твари?.. Остере­гусь… Я сильная, я справлюсь…

Влад присел на краешек постели, вслушиваясь в обрывки разговора. Старуха все-таки нашла способ связаться с внуч­кой. Великая ведьма, рутенская баба Яга, земное воплощение богини судеб пыталась защитить свою кровинушку даже на расстоянии. «Прости, Варвара, но это теперь не твоя забота. Я заберу отсюда твою внучку, даже если для этого мне при­дется ее связать. Я утащу ее в свое логово, и она будет только моей. Потому что я так хочу, потому что это правильно. Я на­плюю на возражения и слезы, я буду жесток, если понадобит­ся». Лутоня всхлипнула и затихла. Влад следил, как успокаи­ваются напряженные черты лица, выравнивается дыхание и на бледные щеки возвращается румянец. «Спи, девочка, тебе нужно отдохнуть…»

А вот снов никаких мне нынче не показывали. Буро-серые разводы перед глазами и безостановочно повторяемый на разные голоса детский стишок:

Ритмичный, быстрый, непрерывный, надоедливый, но странно успокаивающий…

Когда водить выпало мне, я открыла глаза. Трехрожковая люстра на потолке с лепниной, гомон толпы за открытым ок­ном. Как я оказалась на кровати, в памяти не сохранилось.

Последнее воспоминание: я, закутавшись в простыню и под­ложив под спину подушку, обсуждаю с Ленинелом прибыль от продаж пятнадцати пудов иноземных благовоний. Слож­ная двухходовая сделка должна была сыграть на разнице цен и Кордобе и в провинции и теоретически могла принести почти тысячу дублонов. Теоретически, потому что с девицей, даже и магичкой, никто на сговор не пойдет. Я с тоской вспомнила Мануэля Изиидо и решила, что еще на один-то раз его можно вернуть. Эх, где бы сейчас принадлежностей писчих раздобыть? Всю аферу расписать надобно, пока не за­былось.

Мой пытливый взор наткнулся на лицо некоего господа­ря и воровато забегал, перескакивая с предмета на предмет. Я зажмурилась, чтоб не выдать охватившее смятение.

— У тебя в роду пьяниц не было? — буднично спросил Влад. — Страсть к вину могла передаться по наследству.

— Нет никакой страсти, — возразила я, покраснев. — Слу­чайность просто. Или примета такая: стоит мне к чарке при­ложиться — ты тут как тут.

Я мысленно взвыла, подсчитав, сколько раз по схожим поводам оказывалась в постели князя. В Рутении, потом в Араде, а еще был охотничий домик с драконьим флюгером на башне… Стыдобушка! Пока я страдала, Влад неторопливо разбирал какие-то свертки, сваленные прямо на полу.

— Здесь одежда, — сообщил он. — Твои лохмотья мне при­шлось уничтожить.

— Кто тебя просил? — разозлилась я. — Думаешь, так лег­ко в Кордобе найти мужской колет, который правильно по груди скроен? Я его на заказ шила! Пока портному объясни­ла, что мне нужно, чуть умом не тронулась. Лохмотья? Да он дорогой, как мантия горностаевая!

Влад раздраженно отбросил с лица волосы.

— Оденься! Нам нужно поговорить.

— И не подумаю! Ты решил, что достаточно меня запе­реть, чтоб добиться послушания? Говори так!

Кровать жалобно скрипнула, когда я вскочила, придер­живая простыню двумя руками и борясь с почти болезнен­ным ощущением собственной наготы. Влад оказался неожи­данно близко, я наткнулась на него и отступила.

— Общение с голыми женщинами обычно происходит в другой плоскости, — проговорил он, глядя почему-то на мои губы. — Не искушай меня, птица-синица.

Я фыркнула, глаза Дракона потемнели. Грудь его высоко вздымалась под тонким шелком сорочки, под очень тонким шелком… Я отвела взгляд.

— Глупости…

Влад протянул ко мне руку, на безымянном пальце блес­нул ободок венчального кольца. У меня закружилась голова. Это колечко я помнила — его двойник лежал в моей комнате под подушкой, его я доставала по двести раз на дню, чтоб провести кончиками пальцев по полированной поверхности, повздыхать и уронить две-три слезинки о том, чего не было, но могло бы случиться. Значит, Дракон помнил обо мне? Значит, наш понарошечный брак не был для него таким уж фальшивым? Во мне как будто лопнула ледяная перегород­ка — та, за которую я загнала воспоминания и чувства и меч­ты. Разлетелась, позвякивая, унеслась водоворотом. И стало тихо. От этой тишины что-то разгоралось у меня внутри, что-то грозное, неотвратимое, требующее немедленного вы­хода. Снизу вверх я рассматривала необычные синие глаза, в которых отражалось бушующее во мне пламя. Влад хрипло пробормотал «Лутоня» и обхватил мои плечи. Ненужная простыня отлетела в сторону белым парусом.

Слова были пустыми и лишними. Где кончается он, где начинаюсь я? Мы вместе, мы одно целое, мы здесь, сейчас, всегда… Рушатся и возрождаются миры… Здесь, сейчас… Время остановилось. Раскаленный диск луны, горячий пе­сок, соленый ветер… Бесконечность… Утесы, пенные велика­ны выступают из-за горизонта. Бурлящая темнота, рассекае­мая вспышками молний. Здесь, сейчас, всегда… Реальность искажается, мой крик изменяет ее, плавит, как железо в куз­нечном горниле. Солнце вспыхивает кристально чистой бо­лью. Алмазная донья… Всегда… У наслаждения самые синие глаза. У наслаждения есть имя. Еще чуть-чуть, еще мгнове­ние, и я его вспомню. Имя… Я люблю тебя, Влад.

За стеной капала вода. Размеренный монотонный звук вернул меня к жизни. Кап-кап-кап…

— Господин Ягг, у вас что-то случилось? — донеслось из коридора. — Я могу чем-то помочь?

— Благодарю вас, любезнейшая донья Пинто, но помощь мне не нужна, — спокойно ответили с соседней подушки. — Я сам справлюсь.

Я прыснула и зажала ладонью рвущийся наружу смех.

— Ваш гость опять буянит? Попросите его утихомирить­ся, другие постояльцы могут выражать недовольство.

Влад изогнул бровь и задумчиво уставился в потолок. Трех­рожковая аляповатая люстра висела там несколько криво.

— Обед сервируют в столовой. Если молодой человек го­лоден, он может разделить с вами трапезу.

Звук грузных шагов хозяйки стих. Влад притянул меня к себе.

— Ты голоден, молодой человек?

— Ага, — ответила я на поцелуй. — Если ты меня не покор­мишь, попытаюсь отгрызть кусочек от тебя.

— Я принес фрукты, но в этом бардаке найти их будет за­труднительно.

— Трудности меня не пугают.

— Левее, — развалившись на постели, направлял Дракон мой азарт. — Еще левее, наклонись!

Яства валялись на полу вперемешку с одеждой и дере­вяшками, некогда служившими предметами меблировки. Не пострадала только массивная зеркальная рама, если не счи­тать того, что теперь она была уголком прислонена к другой стене. Да уж, не повезло любезнейшей госпоже Пинто с гос­тями…

— Там еще посмотри!

— Передай мне сорочку, — попросила я, наконец догадав­шись, что вызываю в Драконе воодушевление несколько дру­гого рода, не связанное с едой. — Пожалуйста.

— Какая нечеловеческая жестокость! — Взгляд Дракона патетично поднялся к потолку. — Заставлять двигаться из­можденного, истощенного, потерявшего силу мужчину…

— Тебе плохо? — встревоженно приблизилась я к страда­льцу.

— Очень, — согласился тот, ухватив меня за щиколотку и забросив на постель. — И так как виновница моего бедствен­ного положения именно ты…

Через некоторое время, спустя еще одну яростную беско­нечность, нам удалось поесть. Фрукты на серебряном блюде смотрелись очень аппетитно, и излишними церемониями ни­кто себя утруждать не хотел. Мы лежали в той же многостра­дальной постели, и я была возмутительно счастлива.

— Ты говорил что-то о покинувшей тебя силе? — откусы­вая от сочного яблока, спросила я. — Ты имел в виду стихию воды? Это потому что…

Слов для выражения обуревавших меня мыслей не хвата­ло просто трагически. Я краснела, как маков цвет. Влада моя застенчивость, кажется, забавляла.

— А ты думала, легко провести инициацию? Вот так вот, с бухты-барахты, без предшествующего поста, без благословления ректора? Недели две нити силы будут мне неподвласт­ны.

— И что теперь?

— Ждать до вечера и надеяться, что за это время ты не раз­несешь Кордобу по камешку.

Я движением пальца запустила под потолком небольшой вихрь, мгновение подумала и добавила в него аромат цвету­щих магнолий. Этого показалось мало.

— Тебе нужно быть осторожнее, птица-синица. Фили­гранное колдовство требует многих усилий, направляй мощь в изящную магию, придумай что-нибудь посложнее.

Разделенный на три струи поток заплелся косицей. Воз­дух менял свою плотность, захватывая по пути крошечные капли воды. Радуга! Если еще вот эдак повернуть, да закру­тить, а потом сразу отпустить целый пучок нитей силы… Кра­сиво! Многоцветный мерцающий купол вращался над крова­тью, как ярмарочный навес. Магия давалась мне совсем без усилий. От этой простоты становилось даже немного страш­но.

— Значит, целых две недели гордый Дракон будет рассчи­тывать только на помощь своей супруги?

— Мы проведем это время в Араде, — кивнул Влад. — По­мнишь охотничий домик? Там нас никто не потревожит. Мы разгоним слуг, велим чете Димитру ждать нас в замке…

— Я соскучилась по Дарине и Михаю, — сказала я, отби­рая у мужа простыню, которую он уже почти успел с меня стащить. — Мы с Иравари пытались связаться с ними, но бе­зуспешно.

— Я закрыл замок от любого внешнего воздействия.

— Зачем?

Он пожал плечами и не ответил. Я не стала настаивать.

— Погоди, если мы разгоним слуг… Кормить нас кто бу­дет? Я мяса хочу и хлеба, и сыра, и сметанки, и ряженки, и ма­малыги. Знаешь, Дарина так вкусно умеет ее готовить.

— Не волнуйся, маленькая обжора, — рассмеялся Дра­кон. — В моих интересах поддерживать твои силы.

В купальне нашлась последняя бутылка вина, и мы отпи­вали из нее по очереди.

— Ленинел сказал, что это еще твои студенческие запасы?

— Я был очень домовитым юношей, — усмехнулся Влад. — Превыше прочих благ ценящим удобное ложе, чистую по­стель и хорошее вино.

Мне хотелось узнать про женщин, которые были здесь до меня, но я бы скорее умерла, чем показала, что меня это инте­ресует.

— Как же ты откроешь портал? — спросила я вместо это­го. — Или это предстоит сделать мне?

— Если бы это было так просто, Элория давно бы пала. Их полная изоляция является лучшей защитой и залогом побед. На мне запретная метка, местные порталы мне не подчиня­ются. На тебе вовсе никакого знака нет, студентам этого не положено. Так что воспользуемся порталом, любезно предо­ставленным правой рукой ректора, господином Кляйнерманном. Он возьмет на себя ответственность и временно бло­кирует смертельную магию.

Про запретную метку я читала в студенческом уставе и в одном древнем фолианте, в котором также почерпнула све­дения про тревожных птиц и обязательную лечебную магию. Метка эта была невидимой и неосязаемой до того момента, когда владелец ее по скудоумию или недомыслию не пытал­ся пройти элорийским порталом. Тогда она появлялась на теле, вспыхивала и сжигала нарушителя на месте. Только вот что нужно было натворить, какую каверзу, чтоб заслужить столь строгое наказание, мне даже в голову не приходило. Имена носителей метки (а было их, судя по слухам, не более двух десятков) вписывались в черную «Книгу запретов» и оставались в ней навсегда.

— И за что же мэтр Пеньяте тебя так облагодетельство­вал?

— Зигфрид тебе не рассказывал?

— Я его спрашивала. А он вместо ответа к скоморохам меня отвел. Как раз бродячий театр в Кордобе представление давал, не кукольный, обычный. У них даже актерки ни одной не было, только мужики.

— Что за представление было?

— «Про голого короля» называлось, только нам досмот­реть его не позволили. Стража лицедеев арестовала, а зрите­ли сами разошлись. Я еще тогда подумала, что нашему авгу­стейшему величеству неприятно, когда его голым представ­ляют.

— Скорее ректор своей досады показать не хотел, — возра­зил Влад. — Надо же, столько лет прошло, а пьесу до сих пор ставят… Не смотри на меня так. Это наша пьеса — моя и Зиг­фрида. Два юных вертопраха острым пером сатиры решили весь мир облагодетельствовать.

Я слушала внимательно. Дракон, обычно с неохотой что-то о себе рассказывающий, говорил сейчас свободно и с удовольствием.

— Для начала мне хотелось бы, чтоб ты поняла: история, которую я собираюсь поведать тебе, абсолютно детская. Я был молодым, непримиримым и считал, что искреннего желания достаточно для великих свершений. Учеба давалась мне легко, я даже подумывал сдать экзамены экстерном, что­бы стать самым молодым выпускником за всю историю Квадрилиума. Свободного времени тоже хватало, и развле­чения, предлагаемые Кордобой богатым мальчишкам, не оставались без моего внимания. — Влад мечтательно вздох­нул. — Дуэли, интрижки, гульба, театры и состязания поэ­тов… Мы хлебали жизнь большой ложкой и считали это пра­вильным. До момента появления нового ректора. Был он пришлый, в университете до своего назначения не препода­вал. И прислали его на замену милейшему мэтру Грабовски, пожилому магу земли, который чем-то насолил всесильным адептам первого круга — грандам четырех домов.

Я придвинулась поближе и положила голову на плечо своего супруга; от задумчивой грусти рассказчика мне самой стало не по себе.

— Первым делом Пеньяте переписал университетский устав, запретив свободное перемещение за стенами Квадри­лиума, а также посиделки, состязания. Исключил из распи­сания уроки поэзии и всемирной истории. У нас изъяли все книги, могущие отвлечь от учебников, предметы для рисова­ния и музыкальные инструменты. Обыски в наших комнатах устраивались по два раза в день, — усмехнулся Влад, крепко обнимая меня за плечи. — Наследники самых аристократи­ческих семей континента должны были в нижнем белье сто­ять в коридоре, пока университетская стража перетряхивала их пожитки. Ректор покровительствовал наушничеству и до­носительству, выделял любимчиков, мстил несогласным и в очень короткое время восстановил против себя всех студен­тов. О боги, как же я ненавидел его! Так могут ненавидеть то­лько в юности.

— И ты придумал ославить мерзавца на весь свет?

— Эту идею он невольно предложил мне сам. Я тогда гото­вил трудоемкую работу для занятий практической магией. Плащ-невидимку. Не смейся, это было очень эффектное сти­хийное колдовство. Единственной проблемой использова­ния было то, что одеяние следовало носить на голое тело.

Я все-таки не выдержала и расхохоталась, за что получила укоризненный взгляд и еще один поцелуй.

— Ректор изъял у меня магическую вещицу в день полевых испытаний, и мне только оставалось ждать, когда мэтр Пенья­те попадет в ловушку. Как ты знаешь, наши с ним стихии нахо­дятся в постоянном противодействии. Огонь и вода — что мо­жет быть антагонистичнее?

— Ты знал заранее? Кто был первой жертвой? Неужели Зигфрид?

Дракон кивнул.

— Зигфрид и еще двое огневиков с факультета две недели залечивали ожоги. Но с мэтром Пеньяте получилось гораздо забавнее. Однажды вечером в купальне девушек на втором этаже жилого крыла разразился громкий скандал. Когда наши будущие мэтрессы готовились ко сну, смывая с себя дневную усталость, в клубах пара перед ними материализо­вался визжащий от боли голый ректор.

— Именно за это тебя исключили?

— Никто не мог доказать злого умысла. Студенты-огневики молчали, а Пеньяте попытался всеми силами замять дело. Изгнали меня позднее, когда на празднике осеннего равно­денствия мы представили почтеннейшей публике шуточный спектакль — сказку «Про голого короля». Кляйнерманн, мой любезный соавтор, вышел сухим из воды, вовремя подмазав руководство.

— Так ты за это не любишь Зигфрида?

— Я к нему равнодушен. Это он лихорадочно ищет, чем меня уязвить.

— Почему?

— Это уже другая история, — хитро улыбнувшись, отве­тил Дракон. Его руки пришли в движение, и я поняла, что время для разговоров прошло. — Иди ко мне, птица-синица.

— Кто-то, кажется, на бессилие жаловался, — лукаво про­бормотала я.

Гомон толпы за окном стихал. В Кордобу пришла сиеста, жители спешили переждать самое жаркое время дня под на­весами, потягивая охлажденные напитки, лакомясь сорбетом или отдавшись сладкой послеобеденной дреме. Я смот­рела на своего уснувшего супруга и не могла насмотреться. Гордый Дракон. Даже не спросил меня, хочу ли я отправить­ся с ним. Зачем? Мой ответ и так был очевиден. Супруг явил­ся за мной, презрев опасность, преодолев трудности. Я пойду с ним, куда бы он меня ни вел. Кордоба? А нужна ли мне она без него?

Влад шевельнулся и вздохнул, закинув руку за голову. Венчальное колечко на безымянном пальце… На глаза навер­нулись счастливые слезы. Я свое кольцо носить не решалась, боясь показаться смешной. Какая глупость!

Я решительно поднялась с кровати. До заката еще много времени. Я пять раз успею вернуться в университет и отыс­кать под подушкой свою вещь. Если потороплюсь, Влад даже не заметит моего отсутствия.

Принесенная Драконом одежда очень пригодилась. Шел­ковое белье льнуло к телу, шнуровка платья находилась спе­реди, поэтому я смогла одеться без посторонней помощи. Во­лосы я скрутила жгутом и на ощупь воткнула гребень побли­же к затылку. Закутавшись в мантилью, мысленно сокруша­ясь из-за невозможности посмотреться в зеркало, я выскользнула в коридор. Запирающих заклятий на двери уже не было. Я набросила на ручку пучок нитей ветра, чтобы не оставлять комнату совсем без защиты, и осторожно спус­тилась по лестнице. В доме мне никто не встретился. Сиес­та… Улица тоже была пустынна. Вдали виднелись верхушки мачт, из чего следовало, что выбираться мне предстояло из портового квартала.

Ветер услужливо подхватил меня под локотки.

— Побеж-ж-жали?

Я щелкнула пальцами.

— Быстрее!

Это было похоже на катание на коньках. Так и представ­лялся заснеженный берег Смородины и гладкий лед под но­гами. Вжик… вжик… вжик… Эдак я самое большее за четверть часа до университета домчусь! Было очень весело. Ветер кру­жил меня, тормошил, играл волосами, и я знала, что окружа­ющим я представляюсь эдаким пустынным маревом, пыль­ной воронкой, на которой взгляд не останавливается, сколь­зя дальше. Колдовство было очень трудоемким, но мне тре­бовалось хоть на что-то потратить переполнявшую меня мощь. С силой ведь как — чем больше ее, тем разнообразнее соблазны. Мысли устроить гигантское цунами и затопить к лешему целый остров уже приходилось подавлять. Ах, какая бы получилась из меня темная властелинша! Ломать, кру­шить! Левой рученькой махну — улочка, правой — переуло­чек! Вжик… вжик… вжик…

Бум! Я упала на спину, выпустив нити силы. Ушиблен­ный лоб саднил.

— Смотреть надо, куда прешь!

— Прощения прошу, красавица, — ласково проговорил Ванечка. — Лутоня? Ты чего здесь делаешь? Студентов вроде днем за ворота не выпускают.

Я пожала плечами. Вот, казалось бы, такой большой го­род, столица элорийская, а без того, чтоб знакомцев встре­тить — никак. Студентов не выпускают! Пфф… Если б мы все распорядки блюли, так и состарились бы над фолианта­ми.

— Порядочным людям в сиесту отдых положен, — едко со­общила я. — Не слыхал о таких обычаях?

Ваня кивнул радостно, будто урок правильно ответил, и помог мне подняться.

— Мы уж с дядюшкой думали, совсем ты нас бросила, эпи­столу даже составили повинную.

Я слегка покраснела. А ведь прав недоросль. Если бы мы с ним сейчас случайно не встретились,, и не вспомнила бы ни разу. Эх, не ладно-то как, не по-людски.

— Слушай, — хлопнула я собеседника по необъятной гру­ди, — думала я о вашем горюшке, и так и эдак размышляла…

Голубые глаза смотрели на меня с благоговением.

— И чего? Прихлопнешь нашего супостата?

Я покачала головой:

— Сначала хотела на него донести, чтоб в каталажку упечь. Но арест-то делу не поможет, долговые расписки все равно действительны будут. Выкупить вас с дядюшкой надо по-простому — деньгами.

— Ты представляешь, какие для этого деньжищи надоб­ны?

— Более-менее… Значит, так. Сию минуту пойдешь через квартал шорников, на второй улице от рыночной площади отыщешь таверну «Три танцующих свиньи»…

Так… Пока все было просто.

— Хозяина зовут Плевок. Мутный человечишка, поосто­рожнее с ним будь — в откровения не пускайся. Скажешь, на постой к нему определиться хочешь, задаток дашь.

— Так у меня с наличностью совсем туго, — покачал лоба­стой головой собеседник.

Я мысленно взвыла. Часики тикают, а воз и ныне там! Нет у меня времени разговоры разговаривать! От расстройства даже дышать стало трудно, и я поднесла руку к горлу. Паль­цы царапнуло дорогое шитье. Я дернула себя за воротник, с мясом выдирая жемчужную прошивку.

— Вот, — протянула пластину Ванечке. — Здесь дублонов на десять камушков, как раз на первый взнос.

Он схватил подношение.

— И дальше чего?

— Комнату выберешь на втором этаже, сразу над лестни­цей. На другую не соглашайся. В ней зеркало стоит в медной кованой раме. Запрешь дверь изнутри, проверишь, чтоб ни­кто не подслушивал…

Недоросль слушал меня со вниманием, даже моргать за­бывал.

— Проведешь по зеркалу ладонью. Вот так. — Я показа­ла — как, растопырив пальцы и изогнув запястье под острым углом. — Появится личина страшная. Не пугайся, она ничего тебе сделать не может. Вежливо поздороваешься и скажешь: «Лутоня тебе обещала меня к зеркалу подвести. Вот я каков стал — Ванечка».

— Любопытственно-то как! А что мне личина на это отве­тит?

— Не знаю, — улыбнулась я. — Под настроение у нее бесе­ды происходят. Ты вели ей сундук с деньгами тебе выдать. Там сумма немаленькая.

Хитрый зазеркальный тайник был нашей с Иравари гор­достью. Для его создания мы использовали только магию от­ражений, не прибегая к стихиям. Хорошее, практичное, скрытое от всех колдовство. Одно тревожило: и прятать, и доставать припрятанное можно было только через это самое зеркало. Иногда я в холодном поту просыпалась от мысли, что кто-нибудь трактирное зерцало расколотит и все нажи­тое так и останется незнамо где.

— А потом от тебя все зависит, от твоего умения торгова­ться. Выкупи вас с дядюшкой у маркиза и… Будь счастлив, Ванечка.

Наскоро попрощавшись, я призвала ветер и за считаные минуты домчалась до северных ворот университета. Пыль­ный вихрь, не заметный взгляду. Эх, хорошо! А еще хорошо, что между делом удалось друзьям помочь. Ваня мужик осно­вательный, все у него получится. Не останавливаясь, пере­прыгнула стену, прошуршав шелком платья по шлемам стражников, и опустилась на брусчатку двора. А еще можно пустить над островом три — нет, четыре воздушных потока, закрутить их в небесах. Перед глазами пронеслось видение: в получившуюся воронку затягивает пришвартованные ко­рабли, дома, людей… Я тряхнула головой и отпустила ветер. Не хватало еще Квадрилиум порушить. Быстро найду коль­цо и вернусь к Владу, пусть он с моими планами по захвату мира разбирается.

Лестничный пролет, другой… Полутьма университетских коридоров была прохладной.

— Вот так встреча, — выпрыгнула на меня из-за угла Эме­лина. — Ты чего крадешься?

Соседка выглядела усталой, но довольной. Я вниматель­но рассмотрела ее припухшие губы, растрепанные волосы и небрежно зашнурованное платье. Она вернула мне столь же снисходительный взгляд.

— Кажется, наша скромница пустилась во все тяжкие?

Я покраснела, поправив разодранный ворот, и пожала плечами.

— От вас, донья Гутьеррес, мне не приходилось ждать осуждения.

Эмелина расхохоталась.

— Подробностей! Я требую подробностей!

— Тебе придется умереть в неведении, — пробормотала я, толкая дверь нашей комнаты. — Что здесь такое?

Застоявшийся воздух заставил поморщиться. Под ногами скрипели осколки зеркала, когда я подходила к своей крова­ти. На постели лицом вниз лежал мужчина. Широко раски­нутые руки, обнаженные плечи с разметавшимися по ним во­лосами. Рыжие кудри, бледная, очень бледная, какая бывает только у рыжих, кожа в россыпи золотистых веснушек. А во­круг головы — маковым цветочным нимбом пятна крови. Еще до того, как я перевернула тело, я знала, кто передо мной, и понимала, что Игорь Стрэмэтурару, мой незадачли­вый поклонник, смешной романский мальчик, абсолютно, необратимо мертв.

Я осторожно присела на краешек постели, пережидая ис­тошный крик моей соседки, игнорируя прибежавших на зов стражников, чьи-то расспросы. Отмерла я, только услышав голос Зигфрида.

— Лутоня, девочка, что произошло?

— Он был ведьмой, представляешь — мужчиной-ведьмой…

— Это ты его убила? — визжала Эмелина. — Ты! Признай­ся, ты!

За окнами бушевал ураган.

— Позовите лекарей, — отдавал приказы Зигфрид. — Бы­стрее! Учитель, что нам делать?

— Арестуйте ее для дальнейшего разбирательства, — гну­саво отвечал ректор. — И блокируйте стихию, даже если при­дется подключить к этому весь преподавательский корпус. Вы что, не видите? Она инициированный маг!

Холодные ладони медички доньи Матильды…

— Выпей это, девочка. Так надо. Тебе станет легче. Пей.

Горький вкус во рту. А там, за пыльными облаками, за штормящим морем, у самого горизонта опускается за край его раскаленный шарик солнца. Прости, Влад, кажется, я не смогу уйти с тобой. Мне очень жаль…