в которой не находят ключей, зато подбираются замки, героиня идет на свидание, и подписываются некие бумаги
Осень — перемен восемь.
Русская поговорка
El que madruga coge la oruga.
(Ранняя пташка получает гусениц).
Испанская пословица
Комнатка оказалась крошечной, но очень уютной. А то, что предназначалась она для меня одной, несомненно, перевешивало все возможные ее недостатки. С декором сестры не усердствовали, отдав предпочтение простоте и удобству. Небольшая кровать с гобеленовым балдахином, толстая оплывшая свеча на прикроватном столике. Ни зеркал, ни картин. Умывальный таз с кувшином в углу; узкое стрельчатое окошко, похожее на бойницу, расчерченное квадратиками решетки, но не застекленное. Видимо, балдахин предполагалось плотно задергивать на ночь во избежание сквозняков.
Я легла животом на постель. Было очень плохо. Я тихонечко повыла, жалея себя, с каким-то нехорошим сладострастием мысленно перебирая все фразы, брошенные Владом. И выражение его глаз, и каким ледяным презрением он окатил меня, и мои нелепые ответы… Потом, покряхтывая, поднялась. Надо было отправляться к сестре Матильде за советом. Времени на бесполезные терзания не было, поэтому я пообещала себе при первой удобной возможности прореветься всласть. Если медичка ничем не сможет мне помочь, стребую у нее хотя бы зеркало. У Иравари наверняка уже есть пара-тройка идей по каждой интересующей меня теме.
В дверь тихонько постучали и, не дожидаясь ответа, толкнули створку. Я в этот момент стояла на четвереньках, пятясь к краю постели, и головы повернуть не могла.
— Лутеция? — осторожно донеслось от двери. — Тебе плохо?
— Какая нечеловеческая проницательность! Помогла бы лучше, чем глупые вопросы задавать.
Эмелина свалила в изголовье ворох какой-то одежды и попыталась подхватить меня за талию. Я взвыла.
— Мне больно! Ты чего вообще сюда явилась?
— Руками сильнее упрись! — совсем не обиделась моя бывшая соседка. — Давай на раз-два-три. Я потяну, а ты оттолкнешься. Раз… два…
И под мой истошный вопль нам удалось придать мне вертикальное положение.
— Да уж, врагу такого не пожелаю, — отдуваясь, сообщила Эмелина. — Меня мэтр Кляйнерманн к тебе отправил, велел платье занести и принадлежности туалетные. Я теперь с другой девушкой живу, с водяницей Агнешкой, меня в ее комнату переселили.
— Это которая из ляхов, княжеская дочь? — ревниво осведомилась я. — У нее еще родимое пятно на щеке?
— Та самая, Брошкешевич ее зовут. Я пока все эти «шчш» выговаривать научилась, чуть не поседела. А она, представь, спать мне не позволяла, пока я весь этот шипящий комплект правильно не произнесу. И, главное, заявила: «Я старше, значит, покорности и послушания от тебя жду». Заноза белобрысая! Думает, раз через неделю мэтрессой станет, ей надо мной издеваться позволено!
Мы немного помолчали.
— Я прощения попросить хотела, — наконец проговорила Эмелина. — Ну, за то, что в смерти Игоря тебя обвиняла.
Я пожала плечами и засеменила к двери. Без ежеминутного моциона мои мышцы расслаблялись и пояс врезался в тело.
— Чего молчишь?
Я крохотными шажочками отправилась к окну.
— Жду, когда ты извиняться примешься. Начинай!
Расставленные на манер коромысла руки придавали моей походке непередаваемое изящество.
Донья Гутьеррес возмущенно надула губки, гладкая кожа лба собралась складочками.
— А что я должна была подумать? Являешься вся такая… А он там, весь такой… А мы с ним, между прочим…
Соседка зарыдала, будто опустила какую-то внутреннюю заслонку, и достала из рукава шелковый платок. Я приблизилась и погладила ладонью ее блестящие волосы.
— Мне очень жаль бедного мальчика. И жаль, что у вас с ним ничего не получилось.
— Я тебя ненавидела, — всхлипнула Эмелина, схватив меня за руку. — За то, что он за тобой ухаживать принялся, а ты его будто не замечала. А он красивый был и умный очень и забавный.
— А помнишь, как он нас спасать явился? Глаза горят, сам весь такой благородный, — шмыгнула я носом. — А как мы с ним из окна сиганули, а ты в обморок брякнулась?
По щекам потекли слезы; те, которые я не смогла выплакать по своему прошедшему счастью, теперь лились из-за чужой оборванной жизни и были они горькими и очень искренними. А Эмелина продолжала бормотать:
— Кровавая пелена глаза застит, будто бычья ярость напала, в ушах только шум какой-то, ору, а слов своих не слышу. Прости меня, Лутеция! — Темпераментная соседка полезла обниматься. — На вот платочек, он еще с одной стороны сухой. Слезы утри.
— Ты с Иваном, что ли, дружишь? — удивленно шмыгнула я носом, разглядывая вышитых красных петушков на шелковом канте. — Просто один мой рутенский знакомый именно такими птицами носовички украшает.
Я припомнила, как удивилась, узнав, что Ванечка, в свободное от «холинья и лелеянья» дядюшки Колоба время, вышиванием увлекается. Представить в его огромных ручищах тоненькую иголку было делом нелегким.
Эмелина чуточку посвежела лицом, отвлекшись от скорбных дум. Тень улыбки тронула пухлые губки.
— Не знаю я никаких рутов, кроме тебя. Мало ли у нас платков этих? Даже ты, известная скряга, на прошлой неделе дюжину новых себе заказала.
— Ага. Только я всегда простые беру, без вышивки, они дешевле. И ничего я не скряга. Просто лишних трат не люблю.
— Ну, так, может, ты этот платок к нам и притащила, раз говоришь, твоего знакомого вещица, а потом прачки что-то напутали… Точно ты! Чудо бережливости — абсолютная прибыль! Не заплатил, значит, сэкономил!
Я не смогла терпеть эдакие поклепы и щелкнула Эмелину по лбу, она схватила меня за плечи и повалила на кровать. Я завыла от боли, прекращая потасовку.
— Ты не находишь, что мы слегка отклонились от темы разговора?
Запыхавшаяся соседка поправляла прическу.
— Мертвое к мертвому, живое к живому. Мы, люди моря, долго скорбеть не привыкли. Наши печали вода забирает.
Я на секундочку задумалась.
— А ведь мне узнать нужно, кто Игоря убил.
— Зачем? — недоуменно спросила уже совсем пришедшая в себя девушка. — Для разбирательства специально обученные люди есть, а мы студенты, у нас другие обязанности.
— Ты не понимаешь? Пока настоящий убийца не отыщется, надо мной подозрение висеть будет. Как меч над тем парнем из грецкого мифа.
— Понимаю, — задумчиво протянула Эмелина. — Думаешь, стоит знакомых о той ночи порасспрашивать?
— К Бланке дель Соль зайди, ее охранные заклинания по всему Квадрилиуму развешены.
— Хорошо… — Эмелина опять поправила локон извечным женским жестом. — Зеркала у тебя нет?
— А ты принести не могла, хоть ручное?
— Меня не предупредил никто. Мэтр Кляйнерманн велел одеждой подобающей тебя обеспечить. А свидание у тебя с кем? С милым другом, который тебя инициировал?
— Нет, с другим человеком, — покраснела я. — Только, кажется…
— Вот ведь шустрая какая! — то ли восхищенно, то ли осуждающе ахнула соседка. — Как ты умудрилась под арестом еще одного поклонника себе наколдовать? Научишь?
— Меньше интереса к подобным вещам демонстрировать надобно, — раздался от двери серебристый голосок. — Поскольку мужчины по природе своей ближе к диким животным и предпочитают азарт охоты безмятежному существованию.
Серьезный взгляд голубых глаз остановился на мне.
— Помнишь меня?
Я кивнула. Спутаешь ее с кем-нибудь, как же. Русалочьи волосы, разделенные прямым пробором, прозрачные глаза и звездочка родимого пятна на правой скуле. Ляшская княжна, которой мы с Эмелиной не так давно перемывали косточки, меж тем продолжала:
— Сеньор ди Сааведра попросил меня быть твоей компаньонкой на сегодня.
Я невольно улыбнулась; забота алькальда о моем добром имени была приятна. Дуэнью вон придумал для соблюдения приличий.
— Передай кабальеро, что я сегодня встретиться с ним не смогу, здоровье не позволяет…
— Страдает Лутеция, — пояснила Эмелина. — Слишком тесный пояс ей надели, то ли по ошибке, то ли в назидание. За те полчаса, что мы вместе, она раз пятнадцать лишиться чувств порывалась.
Агнешка призадумалась.
— А ну-ка, покажи! — Тонкопалая ручка пробежалась по шнуровке моего платья. — Лечебная магия во многом пересекается с силой воды, может быть, мой беспристрастный взгляд что-нибудь заметит.
— У тебя с алькальдом близкое знакомство? И давно?
Я послушно потянула за ворот, освобождаясь от плотной одежды.
— Сегодня познакомились, — серьезно отвечала девушка. — Просто, как у каждого стихийника, у меня есть некие обязательства перед домом.
— Гранды Акватико княжне нашей место при дворе предложили, — завистливо пояснила Эмелина. — Хорошо быть аристократкой, даже иноземной.
— Мои успехи в учебе мне в том помогли, — назидательно промолвила донья Брошкешевич. — А вовсе не родители. Может, и вас через несколько лет стихийный дом на службу призовет.
— Уж задрипаннее Виенто семья в Элории вряд ли сыщется. Так что у нас с Лутецией одна дорога… Ну, что скажешь?
Требовательный вопрос обращен был к Агнешке, которая уже бесцеремонно разглядывала мой закованный в железо живот.
— Работа неаккуратная, — протянула водяница. — Как будто наспех делали. Видите, как неравномерно нити силы собираются?
Мы с Эмелиной переглянулись.
— Нитей ветра там нет, — наконец сказала бывшая соседка. — Ни одной, будто ножом отсекли.
— А я вообще никаких теперь не вижу, — призналась я.
— Минуточку, — распрямилась Агнешка. — У меня кое-что при себе есть. Ну, где же он…
Из крошечной атласной сумочки девушка достала большие очки в толстой проволочной оправе, но совсем без дужек. Вместо них сбоку была приделана витая палочка, отчего устройство походило на чудной леденец.
— Лорнет! — с гордостью сообщила княжна. — Настроен на все четыре стихии одновременно. И если кто-нибудь из вас, драгоценные доньи, сообщит об этой вещице ректору…
И снова тяжелый взгляд плавно перешел с меня на Эмелину и вернулся обратно.
— …Я отомщу.
— Мы никому не скажем, — поспешно пообещала я и протянула руку. — Дай попробовать!
Я поднесла лорнет к глазам. Стеклышки были мутноватыми, но было видно, как в воздухе магия кишмя кишела. Голубые нити воды гроздьями свисали с балдахина, под потолком свивался клубком серебристый ветер, а красноватый огонь оплетал оконную решетку, спускаясь на янтарный мох, укрывающий весь пол. Я перевела взгляд на себя. Глухо. Железо будто отталкивало от себя любые частицы магии, только у самого замка кривоватой сосулькой застывали силы воды, изменившие свой цвет на мутно-серый. Что-то мне эта картина напоминала, только я не могла припомнить что.
— Понятно, — кивнула я, передавая вещицу пританцовывающей в нетерпении Эмелине. — Что скажешь, на что это похоже?
— На замочную скважину, — последовал неожиданный ответ. — Если вот здесь и здесь чуть дорисовать…
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Агнешка.
Для того чтобы видеть свою стихию, никаких магических стеклышек ей не требовалось. Я с мученическим сопением озирала два разномастных затылка, склонившихся друг к другу у моего живота. До слуха доносился бойкий разговор девушек, от участия в котором меня освободили.
— Вот здесь, видишь. Если ты еще пару-тройку нитей силы притянешь…
— Я тебе кто? Великий маг? Это не мой уровень, тут адепт первого круга нужен, гранд стихийный. Все, что я могу, — заклятие ржавчины наложить. Рано или поздно железо раскрошится.
— Как быстро?
— Лет через десять… Через пятнадцать точно.
— Это все твои успехи в учебе? — презрительно фыркнула Эмелина. — Да любая деревенская ведьма лучше тебя с железом работает. Якорь испортить или гарпун до полной негодности затупить.
— Я ведовством не занимаюсь, ибо это есть ересь и отклонение от основ магии. Даже говорить при мне об этом не смей!
И разгорелся безобразный скандал. Эмелина шипела рассерженной кошкой, Агнешка отбрехивалась визгливо и неуверенно. Надо было прекращать безобразие, пока они в волосы друг другу не вцепились.
— Накладывай! — скомандовала я деловито, отбирая лорнет. — Ржавчину накладывай. Море рядом, климат влажный, осень опять же скоро, а с ней дожди… Авось природа делу поможет, раз нашей аристократической магии недостаточно.
А когда водяница, нашептывая и поводя в воздухе растопыренной пятерней, начала волшбу, меня посетила одна весьма недурственная мысль.
— Донья Брошкешевич, — высказала я ее, когда девушка уже поправляла прическу, присев на краешек кровати, — чисто умозрительно… Ну так, для смеха… Если некто послужит для тебя источником, усилит твои силы, сможешь ли ты…
Агнешка искривила бледные губы.
— Вы, ветреники, уверены, что особое место в стихийной иерархии занимаете. Думаешь, любой из вас источником служить может?
— Неужели не каждый?
— Ты, наверное, могла, — кивнула княжна. — Сейчас-то это никак не проверишь, но слухи ходили разные. И знаю, что каждый из твоих однокашников хотел с тобой во время экзамена на башню идти, потому что существует мнение, что с сильной ветреницей маг может испытать настоящий полет, подобный птичьему парению. Сам испытать.
Голубые очи подернулись мечтательной поволокой. А я вспомнила, как прыгали мы с рыжим Игорем Стрэмэтурару из окна моей комнаты, не о свободе полета помышляя, а только чтоб о землю в лепешку не разбиться. Бедный мальчик-ведьма! Отчего гак все неладно получилось? Какая гадина жизнь твою оборвала? Но я узнаю, обязательно узнаю. И отомщу. Слышишь, ведьма?
И с моих губ сорвалось еще одно обещание:
— Агнешка, клянусь, если ты мне поможешь, как только мне удастся этот пояс проклятущий с себя снять…
— Тут ведь даже не в силе ветра дело, — не слушала меня девушка. — Бывало, что и маг сильный, и амулеты добротные, а все не то…
— Лутеция права, — вдруг подала голос Эмелина. — Я поделюсь с тобой ветром, девушка, сейчас — для дела, а потом — в благодарность. Полетаешь над волнами, чайка ты наша. Две ветреницы тебе в этом клянутся.
Потом мы еще некоторое время спорили об обряде передачи силы. Со мной это всегда случалось спонтанно, и более всего восприимчивы к неожиданным моим подаркам были маги земли. Агнешка считала, что для такого дела необходима была полная квадра — земля, вода, огонь и ветер, потому что на занятиях ее учили именно так. Эмелина своего мнения по вопросу не озвучивала. Только в какой-то момент, когда голубоглазая княжна остановилась перевести дух, донья Гутьеррес приблизилась к ней, властным жестом схватила за подбородок и одарила чувственным поцелуем. «Огонь страсти питает костер магии», — ошарашенно успела подумать я еще до того, как, сдавленно пискнув и резко оттолкнув от себя соседку, Агнешка подняла к потолку широко разведенные руки. В лорнет мне было видно, каким бурлящим потоком устремилась к ней сила.
Ах, как она была хороша, ляшская княжна донья Брошкешевич, каким безумным огнем полыхали ее очи! Золотистыми водорослями разметались волосы, и длинные тонкие пальчики одним движением подчиняли стихии. Не юная дева стояла сейчас перед нами, а небожительница — богиня.
Когда все закончилось, она без сил повалилась на постель.
— Если хоть кто-нибудь узнает… Хоть один человек…
— Ты отомстишь, мы поняли, — деловито кивнула я, рассматривая в лорнет результат водного колдовства. Теперь точно по центру висячего замка красовалась серебристая воронка, по форме напоминающая фигурную замочную скважину.
— А мне понравилось! — задумчиво протянула Эмелина, проводя по губам кончиками пальцев. — Такое ощущение было… необычное.
— Убью! — взвизгнула Агнешка.
— Я не поцелуй имела в виду, мономанка.
Мудреный грецкий термин я слышала впервые, но даже тяга к знаниям не могла заставить меня выпустить лорнет.
— Не ссорьтесь, барышни, — пропела я вполголоса. — Где бы теперь под этот замочек ключик раздобыть, такой хитренький — с зубцом и загогулиной по краю? Есть у кого предположения?
Девушки переглянулись и, отложив на время разногласия, набросились на меня.
— Ты, Лутеция, жадная, — сказала Эмелина.
— И неблагодарная, — поддержала ее донья Брошкешевич. — Мы тут ради тебя основы свои стихийные попрали, занимались всякими непристойностями…
Услыхав слово «непристойности», донья Гутьеррес фыркнула, демонстрируя полное презрение как к обывательским нормам морали, так и к мелким людишкам, этих норм придерживающихся. Для свободолюбивой дочери моря сегодняшний поцелуй был всего-навсего интересным опытом, или шагом на пути познания, или страстным подношением Источнику, но уж никак не бесчестным деянием. И краснела сейчас Эмелина вовсе не от жгучего стыда, а от не менее жгучей ярости.
— Спасибо, подруги, — присела я в шутовском книксене, — за помощь и поддержку, тем более приятные, что, кажется, каким-то образом вам удалось облегчить мои страдания.
Дышалось и вправду гораздо легче, и даже при ходьбе не приходилось морщиться от боли.
— Мне удалось твой пояс немного растянуть, — горделиво сообщила Агнешка. — Он у тебя на манер гарроты действует, только медленно очень.
— Гарротой же у нас казнят вроде? — переспросила я. — И на шею ее надевают, а вовсе не на талию.
— Точно. Варварский способ. Твой пояс тоже сжимается. Если регулярно не подколдовывать…
— Это за что меня медички наши невзлюбили? — ахнула я.
— Они тут ни при чем, — покачала головой княжна. — Им что выдали, в то они тебя и обрядили.
— Значит, ректор?
— Огневик? Вряд ли…
Тут в дверь опять постучали. Обе мои посетительницы вскочили с постели, лихорадочно поправляя одежду и растрепавшиеся прически.
Не дожидаясь моего тоненького «войдите!» в комнату просочилась незабвенная наставница Бланка дель Соль.
«Проходной двор какой-то», — раздраженно подумала я, лучезарно улыбаясь.
— Какими судьбами?
— Алькальд просил тебе напомнить…
Вот ведь оборотистый кабальеро господин ди Сааведра оказался. Уже пять раз сам мог бы за мной зайти. Нет, он посыльных одного за другим ко мне отправляет. Вот как разозлюсь сейчас, как вожжу под хвост поймаю…
— У меня на днях важная беседа, — донесся до меня шепот Агнешки. — В резиденции дома Акватико, в полдень.
— А мне-то что? — так же шепотом фыркнула Эмелина.
— За полчаса до этого чтоб в комнате была. Целоваться будем.
— Понравилось?
— Нет, но мне себя с самой лучшей стороны перед грандами показать надо.
— Признайся, что понравилось…
— Девушки могут быть свободны! — громко сообщила донья дель Соль, сверкнув очами.
Но ляшская княжна умела сверкать глазами ничуть не хуже.
— Я сопровождаю донью Ягг сегодня вечером! По приказу алькальда и с разрешения ректора.
— Тогда будьте любезны в данный момент отправиться… Где ты хранишь сферу воды? — обернулась ко мне ветреница.
Я довольно быстро сообразила, что толкует она о подвеске, которую давным-давно в Рутении нашла я на постоялом дворе. Наследство бедной перерожденной мэтрессы. Поэтому ответила не задумываясь:
— В шкатулке резной под кроватью.
Бланка кивнула.
— Вы слышали? Отправляйтесь туда вдвоем. Стражникам сообщите, что по моему поручению.
Эмелина зябко поежилась.
— Но ведь заклинания холода там наложены.
— Уже нет. Сегодня проводилось расследование и… Прекратите дрожать! Труп тоже убрали, так что пугаться нечего.
Мои подруги удалились, возбужденно перешептываясь.
— У нас четверть часа, — деловито проговорила Бланка, как только за ними закрылась дверь. — Пояс покажи!
Я выпятила живот и протянула наставнице лорнет.
— Понятно… Сама одеться сможешь?
— От помощи не откажусь.
Сильные руки доньи дель Соль ловко справились со шнуровкой.
— С подругами тебе повезло. Лучше Агнешки в Квадрилиуме мага воды нет.
— Я знаю.
— Про ключ я постараюсь разузнать. Ты на встречу ходила?
— На какую? У меня за последнюю неделю этих встреч было…
Я охнула, когда сообразила, что Бланка имеет в виду полуночное свидание с хозяином театра. «Вы познакомитесь с нужными людьми, очаруете короля…»
— Ваш протеже на меня впечатления не произвел, — ответила я нейтрально.
— А он старался?
— Чересчур. Необычное место и время. Пустой, но многозначительный разговор. Я на минуточку почувствовала себя актрисой на сцене, а не…
— Прожженной интриганкой? — иронично заполнила паузу донья дель Соль. — И чьи интересы, по-твоему, представляет этот человек?
— Маркиз? Рискну предположить, что занимается он шпионажем в пользу доксов, которые, в свою очередь, заинтересованы в «Матери четырех ветров».
Бланка с треском раскрыла веер, пустив по комнате прохладный, пахнущий фиалками ветерок.
— Надо же, как быстро распространяются слухи.
— Так это правда? Новый источник существует?
Наставница шаловливо пожала плечами:
— Разве тебя сейчас должны интересовать подобные вещи? Мне тут одна птичка напела, что ты собиралась покинуть нас. Оставить ради большого чувства. И если бы не досадная смерть студента…
— Я собиралась предупредить.
— Не важно. Сейчас это не важно. Наш покровитель встревожен сложившейся ситуацией и в ближайшее время посетит Квадрилиум, чтобы лично во всем разобраться.
— Когда?
— В день осеннего равноденствия, на праздник урожая.
— До того времени я хотела бы избавиться от пояса.
— Я постараюсь, девочка, — тепло улыбнулась Бланка. — Но ты тоже не опускай рук. Твоя удача такова, что полезные люди выныривают, как по волшебству.
— Донью Ягг ожидает портшез. — Покрытая белым платом голова сестры на мгновенье показалась из-за двери и сразу же исчезла.
Гонять медичек с мелкими поручениями считалось среди университетской публики дурным тоном, и я это мнение от всей души разделяла.
— Всем рассказывай о том, что хочешь снова почувствовать стихии, что тяжелый металл ранит кожу (это, я уверена, соответствует действительности), что заточение твоей силы несправедливо. Ведь это не наказание, тебя не за что наказывать, — размеренно поучала меня наставница.
Я послушно кивала, следуя за ней по коридору. Куда запропастилась Агнешка? На брусчатой подъездной аллее, освещенный факелами, стоял портшез, поблескивая глянцем лакированного дерева и посеребренным гербом дома Акватико. Четверо носильщиков переминались с ноги на ногу, а в тени развесистого масличного дерева мне удалось рассмотреть силуэты лошади и человека, видимо долженствующего сопровождать меня к дону ди Сааведра.
— Лутеция! — По ступеням цокотали каблучки туфелек. Запыхавшаяся водяница несла на вытянутых руках шкатулку, Эмелина семенила следом. — У меня не получилось ее открыть.
Я поблагодарила вежливым кивком и отщелкнула хитрый замочек. Заклинание было плевым, но не стихийным — предосторожность в наших пенатах отнюдь нелишняя. Стрекот цикад на мгновение смолк, когда я отбросила крышку. Сапфировая сфера воды лежала на самом дне, под ворохом бумаг и разной важной для любой девушки мелочовкой. Гребень, кинжал, пузатая баночка с притираниями, ароматические палочки, моток ниток, длинная костяная игла, вязальные спицы, клубок белой шерсти, полированная дубовая дощечка с вытравленным знаком…
На внутренней поверхности крышки поблескивало зеркальце. Я взглянула в него, встретив встревоженный взгляд Иравари. Демоница всплеснула когтистыми лапками и покачала головой. Недоумение мое при виде этой пантомимы длилось недолго. Зазеркальная подруга скрылась, явив мне мое отражение. Ох и страшна была донья Лутеция Ягг! Краше, наверное, в домовину кладут. Обветренные губы, лиловые синяки под опухшими от постоянного рева, потухшими глазами, бледная пергаментная кожа, которая, казалось, порвется от любого движения. Я ахнула.
— Кажется, вам следует как можно быстрее набросить морок, — интимно шепнули мне из тени масличного дерева. — Займитесь этим в портшезе, чтобы не привлекать внимания.
Я вздернула подбородок и кисло улыбнулась. Мой супруг ответил мне такой же равнодушной улыбкой.
— Дон ди Сааведра велел вам сопровождать меня?
— Истинная правда, — покладисто ответил Дракон, поглаживая лоснящийся круп лошади. — Вашей дуэнье я могу предложить отправиться верхом.
Если Агнешка и обиделась на «дуэнью», то вида не показала. С самым скромным видом приблизилась она к Владу, ожидая, видимо, что он поможет ей сесть в седло. Седло было мужским, глубоким, и я догадалась, что поедет в нем княжна отнюдь не в одиночестве. Я скрипнула зубами.
— Бери свою сферу и отправляйся, — поторопила Эмелина. — Я шкатулку у медичек оставлю, по возвращении заберешь.
Мне очень не хотелось отдавать зеркало, но держать на коленях набитую хламом коробищу тоже не улыбалось.
Я потянула за тоненькую цепочку и спрятала подвеску в рукаве, затем извлекла деревянную дощечку.
— Эмелина, не в службу, а в дружбу…
Уголком глаза я видела, как напряглась Иравари. Деревяшка, оказавшаяся сейчас в моих руках, была личным дворянским знаком, и именно за нее я отвалила кабальеро Изиидо немаленькую сумму. Потому что просто изменить внешность на мужскую было недостаточно, мне нужно было право договариваться, вести торговлю, брать в долг у ростовщиков. Женщина, даже мэтресса, всех этих возможностей была лишена. Мануэль, встреченный мною в портовом трактире во время вылазки в Нижний город, подходил для моих целей идеально. Он был холост, не обременен возлюбленной и близкими друзьями, родители его обитали в провинции и навещать отпрыска в столице не собирались. К тому же кабальеро был беден, как помойный кот, и почти так же жаден. Он, не задумавшись ни на мгновение, уступил свое имя на год, пообещав разыскать меня по истечении срока. Время пришло.
— Если будет меня спрашивать некий элорийский дворянин… — протянула я дощечку Эмелине.
— Изиидо? — по слогам прочла соседка травленую вязь. — Я с ним знакома, обязательно передам. А ты что, не собираешься в университет возвращаться?
Я не стала сообщать девушке, что знакома она с несколько другой ипостасью бесшабашного кавалера.
— Эмелина, я не знаю даже, что произойдет со мной через час. Если до моего возвращения Мануэль не объявится…
— Объявится, он уже давненько тебя разыскивает. И сегодня приходил. Только я тебе не сообщала, рассудив, что твоего внимания требуют дела более неотложные.
Мне стало невероятно стыдно. Ведь я собиралась бежать из Кордобы, не задумываясь об обязательствах.
— Отправляйтесь уже, — устало поторопила нас Бланка, все это время чинно ожидающая в отдалении. — Сколько можно?
— Еще минуточку, — пробормотала я, глядя в зеркало. Иравари махала руками, пытаясь привлечь мое внимание. Как мне сказать ей?
— А это кто, — повела подбородком Эмелина, — который с Агнешкой любезничает?
— Маг воды, — уверенно ответила за меня Бланка. — Причем…
Тут донья дель Соль взвизгнула абсолютно неприлично и одним длинным прыжком кинулась на шею вышеозначенному магу. Влад, слегка покачнувшийся под таким напором, все же заключил Бланку в объятия.
— Почему ты не предупредил?! — поскуливала радостная ветреница. — Я была уверена, что ты на континенте.
Дракон что-то отвечал, но я не слушала.
— Это валашский князь, — сообщила я Эмелине, уголком глаза кося в зеркало. — Мой бывший возлюбленный.
— Тот самый?! — ахнула соседка. — С которым ты… Инициация?
— Именно. Только главное слово здесь — бывший. Мы расстались.
— Он тебя бросил?
Демоница в зеркале очень четко проартикулировала: «Дура!»
Я кивнула, отвечая обеим. Да, он меня бросил. Да, я дура. Что еще скажешь? Как там у модного поэта говорится? «Ах, любовь, ты прошла, словно ветер! Ах, любовь, ты исчезла навеки!»
— Какой мужчина! — протянула мечтательно соседка. — Если ты не собираешься его возвращать, я, пожалуй, попробую атаковать.
— На здоровье, — разрешила я. — Только тебе придется разогнать окружающий его курятник.
Эмелина расправила плечи и лучезарно улыбнулась.
— Для начала необходимо разузнать, как долго в столице пробудет этот господин и где он остановился.
Соседка отправилась на штурм, а я юркнула в портшез и уставилась в зеркальце.
— Что произошло? — негромко спросила Иравари. — Ты обещала не влипать в неприятности.
— Не удалось. То есть выспалась я хорошо, а вот с неприятностями…
Я быстро сообщила демонице новости. В окошко портшеза мне было видно лошадь. Любезная беседа, отголоски коей доносились до моих ушей, настроения мне почему-то не улучшала.
— Значит, ты успела познакомиться с личным демоном князя, — загибала украшенные разнообразными колечками пальцы моя зазеркальная подруга. — Исполнить супружеский долг, как я подозреваю — неоднократно, сбежать от мужа, найти труп, подвергнуться аресту и развестись?
— Нет, развестись не успела, но за этим дело не станет. Князь всячески подталкивает меня к подписанию бумаг.
— Понятно, — протянула демоница. — Хотела бы я тебя утешить, но не могу. Ленинел очень встревожен вашим с Драконом разрывом.
И тут я поняла, что все действительно кончено. Где-то в глубине души я надеялась, что это просто недоразумение, ссора, которую можно разрешить долгим разговором, извинениями и объяснениями. Но если Иравари говорит…
— А ему какое дело? — шмыгнула я носом. — Ленинелу твоему?
Демоница пожала плечами:
— Говорит, ты забавная.
— Сам он забавный, поганка зеленоволосая.
— Значит, первым делом надо с тебя пояс снять, — не поддержала мою обличительную речь Иравари. — А то деформируется твоя сила, потом управлять ею не сможешь. Говоришь, вода запирает? Ну так попроси дона Акватико в счет приданого обряд провести.
— Какого приданого? — испугалась я.
— Ты что, не в курсе? Клан Терра в лице твоего незабвенного дедули отдает тебя замуж в дом Акватико.
— А моего мнения старый сморчок спросить не удосужился?
— У тебя день грибных ругательств сегодня? — разозлилась Иравари. — Сморчок, поганка… Давай сядем и над твоей нелегкой судьбой порыдаем. Времени же у нас хоть ложкой ешь!
Я хватала ртом воздух.
— Молчи уж, бестолочь, — продолжала бушевать Иравари. — Если хотела спокойной жизни, надо было в Рутении оставаться! Полезла своим пятачком в калашный ряд — будь добра соответствовать!
Портшез заходил ходуном. Видимо, милая беседа наконец закончилась, и носильщикам было велено отправляться. Интересно, Агнешка сидит сейчас в седле вместе с князем, обмирая от мужской близости? А шкатулку Эмелина у меня забрать забыла…
Я слегка отодвинула занавеску. Мимо степенно проплывали едва освещенные стены домов. До паляссо дель Акватико дорога была не близкой.
— Не реви! — приказала демоница, выхватывая из воздуха лист пергамента. — Сходишь замуж, тебе не привыкать. Супруга тебе подобрали на редкость безобидного, даже не мага.
Она взмахнула рукой, расправляя лист.
— Смотри!
Да уж, назвать дона ди Сааведра миленьким могла только моя зазеркальная подруга.
— Я на него скоро и так насмотрюсь, — фыркнула я. — Это же алькальд наш новый, к нему на встречу я и направляюсь. А дед все равно сморчок.
— Как скажешь, — забирая пергамент, заявила Иравари. — Жених наш, судя по слухам, кабальеро страстный и в любовной науке поднаторевший.
— Фехтовальщик он еще хороший, — кивнула я. — Только…
— Перестань! Утешать тебя не буду, и не надейся. За свои ошибки нужно отвечать. Если бы ты…
Она еще что-то говорила, но я уже думала о совершенно других вещах.
— Иравари! — прервала я страстную тираду. — Не могла бы ты отвлечься от моих любовных дел и бухгалтерию свести?
— Это так срочно?
— Да. Я собираюсь закрыть все элорийские аферы как можно быстрее. Будем новую жизнь начинать.
— Ну в принципе с твоими финансами это будет не сложно. А где? На континенте?
— Есть у меня одна задумка, я тебе потом сообщу, — деловито сказала я. — Закончим дела и можем отправляться.
— А как же университет? И что скажет твой покровитель?
— Как-нибудь без диплома проживу. Это ответ на первый вопрос. А по второму… Мне все надоело, я же не раба, в конце концов, могу свою жизнь по своему разумению обустраивать.
— Хорошо. Вот такой ты мне нравишься. Теперь огласи мне список оставшихся дел.
— Во-первых, я должна найти убийцу Игоря, а во-вторых…
Портшез покачнулся, шкатулка на коленях заходила ходуном.
— После договорим, кажется, мы прибыли.
— Удачи! — шепнула Иравари, прощаясь.
На разноцветную мозаику подъездной дорожки я ступила неуверенно. В дороге меня растрясло, как ту «лягушонку в коробчонке», да и громоздкая шкатулка, которую я с независимым видом держала под мышкой, ловкости мне не добавляла.
По двору сновала целая толпа слуг — помогающих, встречающих, принимающих лошадь, расстилающих ковер под ноги прибывших. Мои каблуки моментально увязли в длинном ворсе. Ночной ветерок играл листьями финиковых пальм и разносил по двору сладковатые мускусные ароматы. Почему-то невероятно захотелось есть.
Влад спешился первым и подал руку спутнице. Агнешка приняла услугу с притворной скромностью, не забыв бросить призывный взгляд из-под опущенных ресниц. Курица, ёжкин кот! Я перехватила шкатулку поудобнее и отвернулась. «Курочки бы сейчас или свининки копченой ломтик пожевать!» Неожиданно вернувшийся аппетит я расценила как предвестник абсолютного выздоровления. «В конце концов, дорогая донья Лутеция, вечной любви вам никто не обещал, так что в обмане винить некого. Время лечит и все такое… И плакать при нем не смей! Ты уже не деревенская колдунья, а дама во всех отношениях солидная». Уговаривая себя подобным образом, я рассеянно посматривала по сторонам.
Паляссо дель Акватико был, пожалуй, самым грандиозным сооружением Кордобы. Расположенный почти у черты города, он расползался своими толстыми стенами, высокими башенками и длинной извилистой галереей по поверхностям прибрежных скал. Донжон дворца возвышался подобно чудовищному маяку на фоне темно-фиолетового ночного неба.
Агнешка, вдруг вспомнившая о своих обязанностях, подошла ко мне:
— Ты не будешь возражать…
— Делайте все, что вам будет угодно, — раздраженно ответила я. — Любитесь, женитесь, размножайтесь! Совет да любовь!
— Я намеревалась помочь тебе со шкатулкой, — недоуменно пояснила водяница. — Князь думает, что в ней у тебя зеркало.
— Даже если так? Его сиятельство хочет поправить локоны?
Влад прислушивался к разговору, иронично приподняв бровь.
— Во дворец Акватико запрещено проносить зеркала, — терпеливо объясняла Агнешка, кажется, удивленная моим поведением. Я думала, ты об этом осведомлена. В конце концов, студентам читают ознакомительные лекции о других стихиях.
— Вы позволите? — Дракон, преодолев небольшое сопротивление, отобрал мою ношу. Зеркальце блеснуло в свете факелов, и мне показалось, что Иравари заполошно пытается набросить на себя какую-то завесу.
— Донья Брошкешевич, — медово проговорил князь, — не будете ли вы столь любезны показать нам дорогу? Мы с доньей Ягг последуем за вами в некотором отдалении. А зеркало… Что ж, мы у крыльца передадим его слугам.
Голубые глаза княжны затуманились, будто оконные стеклышки в мороз.
— Конечно, как вам будет угодно…
Наша небольшая процессия двинулась по ковровой дорожке.
— Почему именно вы сопровождаете нас? — светски спросила я, прикидывая, что никакого морока натянуть на себя уже не успею, так страхолюдиной и прохожу. — Неужели у Дракона нет других дел?
— О, это просто дань уважения сиятельному дону Акватико. — Влад нес шкатулку перед собой, будто позабыв захлопнуть крышку. — Являясь, как вы знаете, магом воды, я попросил убежища в своем стихийном доме. Так что, некоторым образом, вы, дорогая донья, находитесь в гостях и у меня.
Долгих десять шагов мы молчали, долгих десять ударов моего сердца.
— Я хотела попросить прощения.
— Не стоит, — прервал меня спутник. — Вы использовали меня. Не скрою, эта роль была для меня непривычна, но бесценный опыт, который я приобрел…
— Что значит — использовала? — шепотом воскликнула я. — Вы, человек, который всегда преследовал в наших отношениях только свои интересы, смеете меня в этом обвинять?
— Не обвинять, — блеснули зубы в злой усмешке. — Я смею выразить вам свое восхищение, Лутеция. На некоторое недолгое, но сладостное время я поверил в искренность ваших чувств и, представьте себе, действительно собирался похитить вас из Элории, презрев свои интересы. К счастью, мое ослепление не зашло далеко. Благодаря вам, любезная донья. Своим поведением вы недвусмысленно указали мне на мои заблуждения.
— Князь, вы дурак, — устало прошептала я.
— А вы интриганка.
— Один — один.
— Желаете отыграться?
К этому моменту мы уже подошли к колоннам крыльца. Агнешка беседовала с представительным мужчиной в серебристой ливрее.
— Игры кончились! — зашипела я. — Отдайте шкатулку!
Он попытался увести короб из-под моих рук; я сделала резкий шаг, крышка захлопнулась. Влад вскрикнул — кованый замочек прищемил подушечку пальца. Струйка крови потекла по полированному дереву.— Ну вот, теперь придется ее чистить, — раздраженно бросила я, передавая многострадальную шкатулку серебристоливрейному господину.
— Сохраните ее, уважаемый. Мне хотелось бы со временем получить ее назад.
Господин корректно пообещал проследить за сохранностью моих вещей. Дракон молчал, запеленывая палец в шелковый платок. Так тебе, злыдень, и надо!
Агнешка Брошкешевич, ляшская княжна, была кем угодно, только не дурочкой. И хотя ее голубые, как горные озера, очи и золотистые локоны ввели в заблуждение не одного благородного кабальеро, свои шаги стихийница умела рассчитывать с ювелирной точностью. Поэтому, когда во дворе Квадрилиума повстречала она таинственного незнакомца, бросающего страстные взгляды в сторону Лутеции Ягг, которая, кажется, вообще ничего вокруг себя не замечала, Агнешку осенило: вот он, шанс, как называют его галлы, — великолепная возможность быстро поправить свое положение. Еще в детстве, деля огромную сырую спальню Казимижского замка с шестью сестрами (ибо плодовитость князя Витольда уже вошла в народные предания наравне с его бедностью), Агнешка решила, что никогда не будет испытывать лишений. Ни за что, ни за какие коврижки. В славной блондинистой головке, в которую также с детства, наравне с точными науками, вбивались геральдические знания и генеалогия всех княжеских семей континента, за считаные секунды родился чудесный план. Инкогнито синеглазого кабальеро было раскрыто без труда. И Агнешка, приблизившись к мужчине, прошептала по-романски:
— Низкий поклон сиятельному Дракону.
Князь вздрогнул, на мгновение оторвав пылающий взор от бледной ветреницы, и приветливо улыбнулся.
— Мы знакомы?
— Не смею надеяться. — Знания романского ограничивались у Агнешки всего одной-двумя фразами, поэтому беседу она предпочла вести на элорийском. — Когда вы гостили в Казимижском замке, вряд ли обратили внимание на чумазую девчонку.
— Так вы одна из дочерей князя Витольда? — весело осведомился Дракон. Ноздри точеного носа дрогнули, как будто пытались уловить какой-то аромат. — Мэтресса воды? Не могу передать, как меня радует наша встреча, ваше высочество.
— Агнешка. Друзья называют меня так.
— Почту за честь, ваше высочество, — низко поклонился Дракон, но называть себя по имени не предложил.
Донья Брошкешевич облегченно вздохнула. Адюльтер в ее планы нисколько не входил, поэтому то, что валашский господарь несколько дистанцировался, ее обрадовало.
— Я не удержусь в седле без вашей помощи.
— Мы решим эту проблему, — улыбнулся князь.
Продолжить ему не дали — в разговор благоухающим вихрем ворвалась донья Бланка дель Соль.
— Почему ты не предупредил меня? Я была уверена, что ты на континенте! Влад! Как я рада нашей встрече!
Уголком глаза Агнешка заметила, как напряженно прислушивается к их разговору Лутеция. «Кажется, мне придется стать наперсницей влюбленных, — весело подумала княжна. — Любопытно, какая кошка между ними пробежала и почему они делают вид, что едва знакомы? Это какое-то представление для посторонних глаз? А остальные дамы? Ну, с Бланкой все как раз понятно — она была студенткой примерно в то же время, что и Влад Дракон, так что отношения их должны связывать самые дружеские. А вот интерес Эмелины надо пресечь в зародыше. Эта вершина ей не по силам».
Бланка вырвала у князя обещание скорейшего свидания и удалилась. Эмелина, взволнованно дыша, осталась у подъезда, провожая портшез и двух всадников завистливым взглядом. Агнешка, сидящая в седле перед Владом, рассеянно помахала ей рукой.
— Я приглашена ко двору Акватико в качестве одного из магов, — сделала первый ход ляшская княжна.
— Мои поздравления. Для юной девы это немалая удача. Большой шаг во взрослую жизнь.
— Вы действительно так думаете? — иронично переспросила Агнешка. — Девушка, да еще иностранка, среди элорийских аристократов может добиться большего?
Влад не ответил. Рассмотреть выражение его лица не представлялось возможным, поэтому княжна тоже замолчала.
Свою будущность, несмотря на браваду в разговорах с другими студентками, она прекрасно себе представляла. Донью Брошкешевич придержат до поры до времени, чтобы в удобный момент использовать в качестве разменной монеты в борьбе четырех домов. Родственной поддержки у нее в Элории нет, поэтому в самом лучшем случае ее выдадут замуж за представителя другого дома для укрепления межстихийных связей, а в худшем…
— До острова доходят слухи, что на континенте вы открываете новые учебные заведения, — не выдержала, наконец, девушка, ощутив затылком движение мужской груди. Всадник то ли засмеялся, то ли вздохнул. — Я бы хотела просить у вас место в одном из них.
— Вы хотите обучать студентов?
— Я хочу стать ректором лучшего в мире университета. Вы можете возразить мне, что я еще слишком молода, но надо же с чего-то начинать.
— Вы разумная девушка, — благосклонно отвечал князь. — Но я не могу вам сейчас ничего обещать. Мне нужно больше информации для принятия столь серьезного решения.
— Я понимаю и буду ждать столько, сколько понадобится. И пусть сиятельный Дракон будет уверен: я сумею доказать ему свою преданность.
Князь подобрал поводья и склонился к ушку прелестной доньи.
— Тогда начните доказывать ее прямо сейчас.
Агнешка замерла. Пока в ее воспаленном воображении проносились картины разной степени пристойности, на каком-то другом уровне сознания велась кропотливая, почти математическая работа. На записного сердцееда князь не походил, а походил он на осторожного игрока, шаг за шагом разыгрывающего сложную комбинацию. Он проверяет ее?
— В данный момент вы слегка растеряны, князь, не понимая, почему ваши стихийные силы не спешат восстанавливаться, — холодно проговорила княжна. — И можете не тревожиться, на ваше сердце я претендовать не намерена, как и на вашу руку.
Дракон облегченно засмеялся и отпустил повод. Лошадь замедлила шаг.
— Не могу передать, как приятно слышать мне ваши слова, любезная донья Брошкешевич. Причину моей тревоги вы определили точно. Я восхищен.
— Тогда, рискуя усилить ваш восторг, сообщу вам, что некто хитростью или по случайному стечению обстоятельств лишил вас силы воды.
— Каким образом?
— Если верить слухам, наша общая знакомая была инициирована неким могучим колдуном. Мы с вами знаем, что природа инициации такова, что в момент ее происходит обмен силами, когда более сильный маг отдает действу все свои силы без остатка…
Слова подбирались с трудом, Агнешка очень старалась не сбиться на простецкую площадную ругань.
— Затем, со временем, инициированный возвращает позаимствованную силу с процентами. Только наша с вами, князь, общая знакомая этой возможности лишена. По приказу ректора на нее надели магический пояс.
Восклицание Дракона относилось к тому самому виду площадной ругани, которую порядочной девушке понимать не полагалось. Поэтому покрасневшая Агнешка сделал вид, что она ничего не слышала.
— Благодарю вас, княжна. Сейчас вы на шаг ближе к ректорскому креслу, — наконец проговорил Влад.
— Значит, я могу считать договор между нами заключенным? Должность в обмен на преданность?
— О да, я могу вам это обещать.
— Но ваша теперешняя слабость, князь, видна любому магу воды, — настойчиво продолжала девушка. — Нити силы как будто избегают вас. Может быть, я могла бы каким-то образом…
Ей припомнились поцелуи Эмелины, которыми та усиливала ее магию, и Агнешка снова покраснела.
— О нет, моя дорогая сообщница. Люди обожают чужую слабость, особенно когда ей подвержен некто могучий и грозный. Роль жертвы мне даже нравится. Мы продолжим наш разговор в другое время и в более подходящем месте. Мы почти прибыли. И, донья Брошкешевич, отберите у вашей подопечной зеркало, в которое она так сосредоточенно любовалась всю дорогу. Дом Акватико не терпит зеркал. Да, да, оно в увесистой шкатулке, с которой донья Ягг не пожелала расстаться.
Агнешка изящно спешилась и отправилась исполнять поручение. Новый работодатель ей импонировал не в пример больше истеричного дона Акватико.
Когда танцы вокруг шкатулки, устроенные неугомонной Лутецией, завершились, ветреница стала подниматься по ступеням.
— Сохраните ее, уважаемый. Мне хотелось бы со временем получить ее назад.
Валашский Дракон оглянулся на мажордома.
— И не пытайтесь ее открыть. Заклинаю Источником, даже не пробуйте.
Бумаги я подписала, почти не вчитываясь. «Некие», ёжкин кот, бумаги. Алькальд так их именовал, как только появился на пороге крошечной приемной залы, в которой я рассеянно ощипывала лепестки роз. Ваза была большой, букет обширным, время… Его тоже было более чем достаточно. Влад, не прощаясь, исчез уже на первом лестничном пролете. Разговаривать с Агнешкой мне не хотелось, и она скромно сидела в уголке, излучая такое довольство жизнью, что вызывала только желание вцепиться ей в волосы. Поэтому я скрипела зубами и портила цветы в ожидании, когда мне поднесут на подпись документы.
— Не соблаговолите ли вы, Лутеция, подписать некие бумаги?
Я по-новому взглянула на своего, если верить Иравари (а не верить ей у меня причин не было), жениха. Ну, правда — нормальный мужик. Не красавец писаный, но и не урод. Что-то такое в нем было, что наверняка заставляет замирать сердечки элорийских чаровниц. Усы вот только… Я мысленно сбрила дону ди Сааведра растительность на лице и мысленно же полюбовалась делами рук своих. Но, увы — вместе с усами пропало некое разбойничье очарование, алькальду присущее. Ах, пусть ходит, как хочет — в конце концов, мне с ним не целоваться, так что и тревожить меня это не должно.
Я раздраженно прикусила кончик пера. Пера? Мамочки, мне же «некие» бумаги подписывать надо, а не мысленным мастерством цирюльника развлекаться.
«Донья Лутеция Ягг, с одной стороны, и маркиз де Карбабас, с другой стороны…»
— Это, извините, что такое? — Я обвинительно наставила перо в сторону алькальда. — О чем идет речь в документе, который я сейчас читаю?
— О владении театром, — добродушно улыбнулся кабальеро. — На днях меня посетил некто, представившийся доном Хуаном (его дальнейшее прозвание я, к сожалению, не запомнил), и принес на заверение купчую. Со стороны продавца уже все подписано и заверено печатью, расписка о получении договоренной суммы прилагается. Так что позвольте вас поздравить, моя дорогая. С этого момента вы полноправная владелица целой труппы лицедеев. Более того, помещение, которое снял оборотистый кабальеро Хуан…
— А дон Хуан — это такой светловолосый голубоглазый господин, который, чтобы войти в помещение, поворачивается боком и слегка пригибается? — перебила я алькальда. — Он у вас перед лицом платочком с вышитыми петушками не размахивал?
Ди Сааведра удивленно кивнул в ответ на первое предположение и решительно возразил на второе. Ну, хоть без петухов на этот раз обошлось. Я заскрипела пером. Ну, Ванечка, человечище ты… Честный-то какой! Денежки не прикарманил, а все в дело пустил, да еще и аристократической поддержкой доньи дель Терра, то есть моей, заручился. Ловкач! Надо было сумму поменьше ему давать, чтоб на выкуп целого театра не хватило, а только на двух страдальцев. Я потянула цепочку, вытаскивая из-за ворота личную печать, и приложила ее к пергаменту. Что ж мне с вами, лицедеями, теперь делать прикажете? Эх, недаром пословица народная говорит: «Во многих владениях много печалей». Вру, нет такой пословицы, это я ее сама только что сочинила. Но ведь к месту? И к тому же я тоже народ. Поэтому на сочинение пословиц, а также поговорок, потешек, считалок и пыхтелок право имею. Эх, попадись мне этот дон Хуан сейчас, на косую сажень в плечах не погляжу — таких оплеух надаю!
— Кабальеро еще передал вам письмо, — предупредительно посыпая мои каракули песком, сообщил алькальд. — Оно на рутенском, видимо, чтобы сообщенные в нем сведения не достигли посторонних глаз.
Я усмехнулась про себя. Судя по информированности дона ди Сааведра, предосторожность Ванечки лишней не была. Я рассеянно пробежала глазами убористые строчки. Ничего тайного, о прибыли мне сообщают. За неделю они умудрились провести четыре представления и получить вперед за спектакль в честь праздника Урожая. С ректора, заметьте, получить! С мэтра Пеньяте! Вперед! Мое уважение к Ванечкиным деловым качествам выросло по прочтении отчета безмерно.
Аккуратно свернутые бумаги опустились в мой рукав. В ближайшее время надо будет лицедеев посетить — разобраться, что к чему, да выяснить, не замыслил ли прежний хозяин каких темных делишек.
— Благодарю вас, любезный дон ди Сааведра.
— Пустое… Освидетельствование подобных договоров является одной из моих обязанностей.
Я поднялась со всем доступным изяществом, покряхтывая от усилий. Агнешка предупредительно поддержала меня под локоть.
— Желаете отдохнуть перед ужином?
Взгляд льдисто-серых глаз алькальда ощущался щекоткой на скулах, плечах, от подбородка до кончиков пальцев. Опасность! Какой, к лешему, отдых? Бежать надо, да так, чтоб только пятки…
— Желаем, — ответила за меня Агнешка и ойкнула, ощутив, как мой каблук наступает на ее ножку. — Лутеции нужен отдых.
Не знаю уж, какие великие планы на ближайшее время были у дона ди Сааведра, но Агнешка их пресекла на корню. Вежливо отказавшись предоставить меня заботам алькальда, отдала распоряжение слугам и под руку дотащила меня до какой-то полутемной спальни. Я без сил упала на застеленную атласным покрывалом кровать.
— В полночь, говорят, звездопад намечается?
— После ужина будем им на террасе любоваться, — ответила водяница, ослабляя шнуровку моего платья. — Тебе для полного счастья зрелищ недостает?
— Желание загадать хочу заветное, — серьезно ответила я. — Чтоб достопочтенный мэтр Пеньяте в таком же поясе, в который меня обрядить велел, сам пожил — недолго, седмицы две всего.
— А потом?
От прикосновений тонких пальцев девушки мне стало немного легче.
— А потом я на его могиле летку-енку сбацаю!
— Неужели все настолько плохо? — В серебристом голоске мне послышалась искренняя тревога. — Может, тебя обрадует, что Дракон осведомлен о твоих затруднениях?
— Рыдаю от счастья! — фыркнула я. — Валашский господарь мизинцем не пошевелит, если в том его выгоды не будет.
— Не плачь, ну не плачь, пожалуйста. Он что-нибудь обязательно придумает. В конце концов, его сила вместе с твоей заперта.
Я приподнялась на локте и грозно шмыгнула носом.
— Мне приятно твое сочувствие, только я князя давно знаю. У него этой силы — хоть ложкой ешь. Знаешь, какие он чудеса при мне вытворял?
— Какие?
Водяница сосредоточенно творила какую-то волшбу.
— Ты, Лутеция, подробно мне про его чародейства рассказывай. И не шевелись пока. Говори, только не дергайся. На спину ляг, вот так… Расслабь члены…
Я прикрыла глаза.
— Агнешка, ты единорогов когда-нибудь видела?
— Нет. А ты?
— А я видела, и князь наш мне в этом немало поспособствовал…
История моя выходила запутанной и многословной. Воспоминания о зеркальных лабиринтах, тысяче радуг, индриковом племени, которое вернулось в наш мир, духе серебряного озера и старой колдунье извергались из меня бурным потоком.
— И оказывается, вассальную клятву поцелуем скреплять требовалось. Вот тогда я первый раз увидела, как двое мужчин целуются.
Агнешка расхохоталась и прилегла рядышком.
— А сегодня твое образование пополнилось еще и зрелищем целующихся женщин. Что, донья Ягг, можешь теперь сказать, что все в этой жизни повидала?
— Не могу. В этом мире еще столько всего! И не только в этом мире — есть же и другие… У меня планов-то громадье.
— Я тоже многое успеть хочу, — кивнула княжна. — Только в Элории у меня это не получится…
Тихая дрема исподтишка утаскивала меня в далекие дали. Магичкой Агнешка была отменной — своей железной сбруи я почти уже не чувствовала. Скрыть протяжный зевок не получилось.
— Я тебе столько всего наговорила, кроме главного: не рассказала, какой Влад сильный колдун.
— Великий колдун Влад Дракон, — так же сладко зевнула девушка. — Пример для подражания… Ходят слухи, он женат?
— Ненадолго. Как только его случайная супруга соизволит с ним поговорить, будет твой эталон свободен как ветер.
— Ну, значит, ты эта «случайная супруга» и есть? Демон тебя раздери, Лутеция, я из-за твоих секретов кругленькую сумму товаркам проспорила!
— Никто ничего не знал! — обиженно возразила я. — И не узнал бы никто, если бы…
— Наивное дитя! Что значит — никто? На твои поиски лучшие боевые маги направлены были. Ты, что ли, с каждого клятву молчания стребовала?
— Нет, но…
— Кому надо было, тот осведомлен, уж будь уверена! Погоди… Ах, какая комбинация! Почему мне сразу это в голову не пришло?
Я села на постели и уставилась на раскрасневшуюся водяницу.
— Поделись мыслями! Ну, давай же, не томи! Что за комбинация?
Агнешка вскочила на ноги и взволнованно заходила по комнате. Каблучки туфель отбивали веселую дробь, как бы отмечая важность всего сказанного.
— Что у нас имеется? Один великий колдун и…
— Кто еще?
— А больше никого не надо. На нашем великом колдуне лежит печать запрета, поэтому, если хочешь его где-нибудь запереть, лучшего места, чем остров Элория, не сыщешь. Попасть он сюда попал с чьей-то помощью, но это сейчас не важно. Значит, цель номер один — заманить — достигнута. Цель номер два — лишить магических сил. Тоже исполнено. По удачному стечению обстоятельств на этом острове оказывается возлюбленная великого колдуна, и он не в силах сдерживать страсть… Лутеция, прекрати меня с мысли сбивать! Твои чувства мы сейчас не обсуждаем! Колдун инициирует свою… ну, хорошо, не возлюбленную — девушку, просто девушку, и на время теряет свои силы. И тут приходит черед цели номер три — сделать так, чтоб магические силы к нему не вернулись. На девушку надевают пояс, и сила воды надежно заперта!
Я следила за мыслью Агнешки с открытым ртом.
— Что скажешь? — горделиво спросила та, останавливаясь напротив. — Разве я не умница?
— И дальше что?
— А дальше я сделаю такую головокружительную карьеру на континенте, что все местные колдунишки лопнут от зависти!
— Я не о том. С Драконом что? Он здесь, он обессилен. Что дальше намеревается сотворить с ним этот «великий комбинатор», чьи планы ты сейчас так правдоподобно изложила?
— Не знаю, — пожала плечиками княжна. — Но обязательно выясню. Мне очень хочется с этим человеком поговорить, свое восхищение выразить.
Слыхала я, что любой мастер, который в своем деле поднаторел, становится странноватым. Сейчас передо мной стояло и притопывало в нетерпении живое тому подтверждение. Комбинаторша ляшская!
Вся дрема слетела с меня в мгновение ока. Какой сон, когда тут такие дела творятся!
— А ты, оказывается, не только в магии сильна, донья Брошкешевич! Выражаю тебе свое восхищение. Браво!
Довольная Агнешка ответила мне шутовским поклоном.
— Надо теперь Дракону об этом всем сообщить.
Я не возражала.
— Когда беседовать с ним будешь, разузнай, пожалуйста, зачем он в Кордобу явился, кто ему эту мысль подсказал.
— Непременно. Тогда мы сможем понять, кто за всем этим стоит. А ты…
— А я в уголке посижу, — усмешка получилась кривоватой, — с семечками. У меня, любезная донья, ворох других дел, никак с валашским господарем не связанных. Так что сами свои проблемы решайте, коллегиально, так сказать, внутристихийно.
— Об Игоре ты позабыла, что ли?
— А убийство-то здесь при чем? — раздраженно переспросила я и чуть не зашипела, осознав собственную глупость. Если бы не смерть романского ветреника, ничего бы не было — ни дознания, ни ареста. — Не отвечай! Я поняла. Только никто не знал, что я в Квадрилиум вернусь — ни единая живая душа. Это просто случайность.
— Ну, ну… — покачала головой собеседница. — А ведь если на мгновение допустить, что это ты за всем стоишь… — И движением руки заставив меня подавиться возражениями, продолжала: — Некая донья, движимая чувством мести, вызывает своего супруга, проводит с ним ночь, а затем виртуозно разыгрывает роль жертвы, запирая в себе всю отобранную у Дракона силу. Здорово, правда? А что же теперь? Убить мерзавца, пока он развода не добился, и самой на трон взойти. Вдовствующая императрица Лутеция. Звучит?
И тишина, тяжелая и душная, повисла между нами в этот момент. Потому что получалось, ёжкин кот, очень складно. Я и так и эдак вертела в голове известные мне факты, и при любых раскладах история, только что придуманная ляшской княжной, выглядела очень достоверной. Выглядела бы, если б я была не я, а некто более практичный и бессовестный.
— Тебе нужно аудиенции у его величества Карлоса Первого добиваться. Ему в литературных трудах такие трагические сюжеты очень бы пригодились.
— По крайней мере, так получается гораздо интересней, — не обиделась водяница. — А то мэтр Пеньяте в роли главного злодея смотрится несколько бледновато.
— Конечно, оскорбленная женщина и жажда мирового господства выглядят не в пример ярче.
Агнешка хихикнула. Кажется, моя новая подруга относилась к тому типу людей, для которых осознание собственного ума было самым большим жизненным удовольствием. Что ж, пока крошечное самолюбование не раздулось в отвратительное высокомерие, я готова относиться к этой черте характера с симпатией.
— Думаешь, мы достаточно отдохнули? — поднялась я с кровати. — Мне хотелось бы побеседовать с доном Акватико как можно быстрее.
— Не терпится познакомиться с будущим тестем?
Я промолчала. Надо же, все обо всем знают. Все, кроме меня. Чем вообще моя личная демоница занимается? Почему заранее не предупредила? Хотя, если припомнить, сколько непривычных обязанностей свалилось за последний год на бедную Иравари, ничего удивительного…
Агнешка сосредоточенно поправляла мои волосы. В отсутствие зеркал ее помощь была просто неоценимой. Сама донья Брошкешевич выглядела превосходно. Локоны, разделенные прямым пробором, обрамляли круглое личико и изящными волнами спускались на отложной плоеный воротник. На платье не было ни складочки, будто минуту назад прошлись по нему раскаленным валиком. А еще княжна была свежа, как утренний ветерок, и глаза ее сверкали, и алели губы, и когда она улыбалась, на щеках появлялись восхитительные пикантные ямочки.
— Чего смотришь? — Золотистые брови вопросительно приподнялись.
— Любуюсь, — не стала скрывать я. — Ты очень хорошенькая.
Ее взгляд стал внимательным, будто водяница пыталась разглядеть, не шучу ли я.
— Тогда понятна твоя привязанность к зеркалам.
— Поясни.
Я сделала несколько пробных шагов по комнате, огибая туалетный столик, и подошла к окну. Огромная луна нависала над зубчатой стеной замка.
— Раз ты такая поклонница красоты, на свое отражение ты должна смотреть ежесекундно. Не понимаешь? — Агнешка серебристо рассмеялась. — Мы в университете с девушками спорили, кто ты, донья Ягг, — задавака или дурочка. Не может ведь женщина не осознавать всей своей силы. Или может?
Я пожала плечами, не оборачиваясь. Силуэт стражника медленно двигался вдоль стены.
— Интересно, в паляссо дель Акватико подземные ходы есть? Не может не быть — песчаник порода ноздреватая, всяким изменениям подверженная. Вон за той стеной — в скалах — должен быть удобный проход к морю. Потому что где море, там и лодки. А где лодки — там контрабандисты, людишки морской удачи…
— Ты уходишь от разговора! Не хочешь говорить о своей красоте? Смущаешься?
Я провела рукой по слюдяным стеклышкам.
— Глупости все это, донья Брошкешевич, пустое…
— Ну почему же. Женская прелесть — это тоже оружие. Многие войны в древности происходили из-за женщин. Из-за красивых женщин.
— Нет, — горячо возразила я. — Это уже потом менестрели да сказители историю приукрасили. Потому что народу приятнее думать, что не на жажде власти да выгоде все держится.
Агнешка опять расхохоталась.
— Девушка с разбитым сердцем! Это обида в тебе говорит. Тебе сейчас кажется, что ты всю грязь жизни постигла. Представляешься себе эдакой пресыщенной дамой. А на самом деле…
— Прошу тебя, перестань. Я не хочу это обсуждать!
От продолжения неприятного разговора меня спас слуга. В дверь постучали, и ливрейный господинчик пригласил нас следовать за ним. Я рванула к выходу, как лошадь к водопою.
— А на самом деле из-за таких, как ты, Лутеция Ягг, войны и случаются! — оставила за собой последнее слово Агнешка. — И когда в следующий раз задашься вопросом, зачем Влад Дракон примчался в Элорию, просто посмотри в зеркало!
Как хорошо, что можно было сделать вид, что я ничего не слышала. С очень прямой спиной я неслась по коридору, поминутно оборачиваясь и подгоняя гневными взглядами запыхавшегося слугу.
Что там у нас по плану — короткая беседа с доном Акватико или ужин? Есть хотелось очень, но еще больше хотелось, чтобы разговор с грандом воды был уже позади.
— В какую залу вы ведете нас, уважаемый? — обернулась я, резко остановившись.
Слуга обогнул меня по малой дуге и прислонился к стенке.— Ох, и горазды вы, донья, бегать!
Я переждала, пока он восстановит дыхание, и повторила вопрос.
— Дон Акватико ждет вас в кабинете.
Я разочарованно поплелась дальше. Три корочки хлеба и водица, а лучше — сыр, виноград, бокал охлажденного вина.
— Донья дель Терра и донья Брош… — сообщил слуга в приоткрытую дверь.
Я оттерла его плечом, избавив тем самым от позора, — выговорить заковыристое прозвание ляшской водяницы не каждому было под силу, и юркнула в кабинет.
За дверью была квадратная небольшая комната, выдержанная в спокойных коричнево-золотистых тонах. Стены украшали тканые гобеленовые шпалеры в окантовке из полированного ореха, у окна — громадный письменный стол с креслом. В кресле восседал благородный дон самой разбойничьей наружности. Наверняка любезнейший ди Сааведра лет через сорок превратится в такого вот лихого старикашку — с хохолком снежно-белых волос, задорно торчащими усами и хитрым взглядом абсолютно желтых тигриных глаз. Одет благородный дон был вовсе не для официального приема. Ни плоеного воротника, ни бархатных буфов на костлявых плечах. Все просто и очень по-домашнему — атласный халат поверх белой сорочки.
— Добро пожаловать, красавицы.
Взгляд желтых глаз перебегал с меня на стоящую чуть позади Агнешку и ощутимо теплел. Слово «красавицы» их обладатель выговорил с таким придыханием, что заставил на секундочку усомниться в своем преклонном возрасте. А папаша-то у нашего алькальда тот еще шалунишка!
— Вы, наверное, голодны? Альфонсито конечно же не догадался вас угостить. Я отдам распоряжения.
И, игнорируя стоящий на письменном столе серебряный колокольчик для вызова прислуги, дон резвой гончей выскочил в коридор. Промедли он еще хоть мгновение, мы успели бы возразить, покраснеть, заверить, что ни капельки не голодны, и проделать еще десяток положенных в таких ситуациях глупостей. Но дверь захлопнулась, а мы с доньей Брошкешевич остались стоять соляными столбами в центре ворсистого охряного ковра.— Быстро! — скомандовала Агнешка. — Я на страже постою, а ты просмотри документы!
Точеный подбородок водяницы указывал в направлении письменного стола.
— Ты ополоумела, что ли?
— Он специально нас здесь оставил. Как по нотам все разыграл. Там что-то такое быть должно, что тебе обязательно увидеть надо.
— Не буду! Стыд-то какой!
— Стыдно, когда видно! Не хочешь — я сама. — Агнешка решительно отодвинула кресло и склонилась над какими-то бумагами. Я отвернулась, всем обликом демонстрируя неучастие, но на дверь все-таки посматривала. — Та-ак, — шуршала документами княжна. — Пока ничего необычного. Благословление на ваш с алькальдом брак от грандов земли, грандов воды, целая тетрадь непонятных закорючек…
— Дай посмотреть, — не выдержала я. — Это хинский. Язык то есть. А текст — что-то вроде предсказаний. У хинских мудрецов такие штуки в соответствии с движением небесных тел составляются.
— Ты понимаешь, что там написано? — восхитилась водяница.
— А то! Это же простецкий мандаринский диалект, на нем купцы дела свои ведут.
— Торгашка!
— Не надо завидовать. Меня этому языку еще бабуля в детстве обучала.
— Тогда ладно. А что предсказывают?
— Ничего особенного. Небо, оно свою волю очень обтекаемо формулирует, типа — «Сильная черта на втором месте. Появившийся дракон находится на поле. Благоприятна встреча с великим человеком»1 .
— И что бы это значило?
— Некто встретит важного в своей жизни человека. То есть, например, идешь ты на экзамен, а по дороге какая-нибудь служанка масло на лестнице разлила. Ты поскальзываешься…
— А потом у медичек, поломанные конечности баюкая, думаешь: какая важная служанка в моей жизни появилась, можно сказать — судьбоносная! — в голос заржала Агнешка.
— Тихо ты! — шикнула я, продолжая читать. — «Сильная черта на третьем месте. Благородный человек до конца дня непрерывно созидает. Вечером он бдителен. Опасность. Но хулы не будет».
— Записать бы для памяти, — прошептала водяница.
— Обойдешься, — строго возразила я. — «Сильная черта на четвертом месте. Точно прыжок в бездне. Хулы не будет».
— Сколько их всего, черт этих?
— Шесть. Погоди…
— Первая, пятая и шестая нужна. Быстрее! Не медли, Лутоня.
От напряжения испарина выступила у меня на лбу.
— «В начале сильная черта. Нырнувший дракон. Не действуй. Возгордившийся дракон. Будет раскаяние…»
— Дальше!
До нашего слуха уже доносился звук шагов.
— «При действии сильных черт смотри, чтобы драконы не главенствовали. Тогда будет счастье…» Все! Назад!
Мы успели отскочить от стола и даже поправить растрепавшиеся локоны, когда хозяин кабинета снова осчастливил нас своим присутствием.
— Главное, что хулы не будет, — прошептала водяница, встречая дона Акватико нежной улыбкой.
Я не успела ответить, только подумала про себя: «Хула — это как раз не самое страшное. Главное, чтоб дракон оказался символичным иносказанием, а не настоящим валашским господарем. Потому что иначе предрекаемое счастье ждет меня только с его поражением. А это мне совсем не нравится».
Гранд воды привел с собой аж четверку слуг, которые с муравьиной скоростью и трудолюбием сервировали для нас уголок письменного стола. Непорядок в бумагах от внимательного взгляда хозяина кабинета не укрылся.
— Как говорил великий хинский полководец Сун Цзи, — хищно улыбнулся дон Акватико, — «Война любит победу и не любит продолжительности».
Я разозлилась. Потому что на столе нас ожидали виноград и сыр и темные бутыли, покрытые тонкой изморозью, и миндальные порожные в шапках сахарной пудры, а мне предлагали какую-то бессмысленную беседу, сдобренную щепоткой интриг. Поэтому я прямо взглянула в желтые глаза и проговорила со значением:
— Также ему приписывают изречение: «Бывают дороги, по которым не идут, и бывают армии, на которые не нападают».
И цитатку я ввернула на том самом мандаринском диалекте, чтоб ни у кого из присутствующих никаких сомнений не оставалось. Да, грешна, да, в чужих бумагах рылась. Стыд мне и позор! Можно теперь чего-нибудь пожевать?
— Эксито! Точное попадание! — хлопнул в ладоши гранд воды. — Донья Лутеция, я сражен наповал вашим умом. Клянусь, будь я лет на двадцать моложе…
В ответ я склонила голову, решив скользкую тему ухаживаний не поддерживать, и достала из рукава синюю подвеску.