Фредди остановил грузовик за квартал до дома Кропстона. Джонатан зло вскинул на него глаза.

— Ты это чего, ковбой?

— К врагу шумно не подходят. Очнись, Джонни. Мы голые.

Джонатан стиснул зубы так, что заметно вздулись желваки. Фредди молча ждал. Наконец Джонатан выдохнул сквозь зубы и улыбнулся.

— Пошли, Фредди. Поговорим с Тушей.

Фредди кивнул и выключил мотор. Они вышли из кабины и неспешным ровным шагом отправились по проулку между увитыми плющом каменными оградами местных особняков к нужной, неотличимой от остальных, и двинулись вдоль неё, ещё больше удаляясь от центральных ворот. За оградой было тихо. Та же мёртвая тишина, что и во всём городе. Но… но что-то не то. Фредди невольно нахмурился. От Бобби можно ждать любой пакости. А Джонни готов лезть напролом.

Возле утопленной в стене маленькой калитки — входящему придётся нагибаться — они остановились. Джонатан нажал выкрашенную под стену и потому незаметную кнопку. Выждал ровно три секунды и снова нажал. Этим ходом они пользовались редко. Обычно после второго звонка и ещё пяти секунд калитка открывалась, но секунды шли, а щелчка выключенного запора не слышно. Джонатан выждал целую минуту, вполголоса, тщательно выговаривая слова, замысловато выругался и поднял голову, оглядывая гребень десятифутовой ограды.

— Джонни, — предостерегающе сказал Фредди.

— И тебя так же и туда же, — ответил Джонатан. — Подсади.

Не дожидаясь реакции Фредди, он легко встал на его плечи и ухватился за гребень, подтянулся и сел на ограду верхом.

— Ток отключён. Лезь спокойно.

Фредди, цепляясь за его ногу и руку, так же залез на забор. Перед ними открылась безмятежная пустынная лужайка, покрытая зелёной травой, и живописно расположенные разноцветные кусты и куртины. Столики, зонты и стулья уже убраны, но на краю пустого бассейна всё ещё стоял массивный шезлонг Бобби.

— Приготовился к зиме, стервец, — заметил Джонатан, спрыгивая вниз.

Фредди ещё раз обшарил взглядом лужайку, бассейн, пустынную террасу и последовал за Джонатаном. Да, Джонни теряет голову редко, но капитально и удержу уже не знает. Допёк его этот городишко. Ладно, голыми их никто никогда не видел, может, и сойдёт по старой памяти. Прислуги не видно, разбежались, что ли. Бобби и до заварухи шиковал, рабов, правда, не держал, разве только на уж самой чёрной работе. Если прислуги нет, то это даже неплохо.

Вдвоём они поднялись по пологим мраморным ступеням, пересекли террасу с заботливо укрытой на зиму и составленной в аккуратные пирамидки летней мебелью. Их никто не встречал.

Джонатан быстро обернулся к Фредди, зло улыбнулся и сильным ударом ноги открыл входную дверь так, что она стукнулась о стену. Внутри дома отозвалось эхо.

Они шли пустыми и какими-то неухоженными комнатами, как будто эту часть дома с прошлой зимы так и держали в забросе. Их шаги и стук распахиваемых Джонатаном дверей гулко отдавались по всему дому.

Фредди хмурился: за топотом Джонатана он никак не мог разобраться в еле слышимых или кажущихся шорохах. Что-то здесь не то. Неужели Джонни не чувствует? Но Джонатан уже пнул дверь, и Фредди, по-прежнему держась за его правым плечом, быстро оглядел кабинет.

Опущенные шторы, огонь в камине, канделябры… вполне рабочая обстановка, только Бобби почему-то не за своим столом, а в кресле у камина, но лицом к двери, ноги укрыты пледом, руки под пледом, рядом на маленьком столике бутылка коньяка и полупустая рюмка… Бобби что, с ума сошёл?

Кропстон медленно поднял свесившуюся на грудь голову, увидел их и… улыбнулся.

Фредди всё понял, но Джонатан уже заговорил:

— Ты мне какое число назвал, гнида?

С этими словами Джонатан шагнул вперёд, и Фредди, прикрывая его, так же переступил порог. Дверь кабинета мягко, почти беззвучно захлопнулась за их спинами. Всё ещё улыбаясь, Бобби ответил:

— Извини, Джонни, я думал, ты в курсе. Конечно, я понимаю, ты такое развлечение пропустил, да и Фредди бы отвёл душу, но видимо посыльный не нашёл тебя.

Джонатан как-то по-рыбьи беззвучно схватил ртом воздух, а Кропстон продолжал.

— Так уж получилось, Джонни, но я про твой заказ помню. Десяток отборных самцов для работ по имению и столько же самок на расплод. Ты же хотел сделать свой питомник, я помню.

Кружок дула с силой воткнулся в поясницу Фредди, и так, стволом, его отодвинули от Джонатана и поставили рядом с ним. Кропстон нарочито сокрушённо покачал головой, с еле заметной злорадной усмешкой вытащил из-под пледа руки и показал им наручники. Фредди покосился на застывшее бешеное лицо Джонатана и шагнул вперёд, резко бросив через плечо:

— Убери ствол, я голый.

Не обращая внимания на двух русских солдат у двери и появившегося в дальнем углу офицера, он подошёл ко второму креслу и пинком выдвинул его на середину кабинета. Кропстон следил за ним медленно расширявшимися глазами. Коротким незаметным жестом офицер отослал солдат, и они сразу исчезли. Офицер стоял в тени, и разглядеть его было трудно, но Фредди и не собирался его рассматривать. Он не хотел этого, игру всегда надо вести до последнего, но Бобби зарвался, подставляя Джонни, нужно осадить, и другого способа здесь и сейчас нет. Он сел в кресло, положил ногу на ногу щиколоткой на колено, и Джонатан, мгновенно поняв и подхватив игру, подошёл и встал за его правым плечом.

— Шестёрка, — тихо и очень чётко сказал Фредди. — Тебе кто разрешил колоду менять?

Кропстон растерянно заморгал. Фредди ждал, спокойно разглядывая его светлыми неподвижными глазами. Не дождавшись ответа, продолжил:

— Ансамбля не было. У кого спрашивался? Ну? Или, — Фредди раздвинул губы в улыбке, — сам решил?

— Фредди, — наконец прорезался из неразборчивого бульканья слабый голос Кропстона, — так ты… ты… ты и есть?

— Кто я? — ласково спросил Фредди.

— Ковбой, — потрясённо выдохнул Кропстон.

— Правильно, — кивнул Фредди. — Соображаешь ещё. Давно на Паука работаешь?

— С… с весны. Фредди, он… он заставил меня.

— Кого сдал Пауку?

— Нет, Фредди, нет, я обещал, но ничего не делал.

— Мне повторить? — осведомился Фредди.

— Он велел найти Армонти. И всё. Ещё… ещё в том году. Я не смог. И вот… отрабатывал.

— Что ещё?

— Фредди, я имел дело с Сынком. Я потом даже не видел Паука. Фредди, меня заставили. Он приставил ко мне… своего чёрного.

— Это твои проблемы, Бобби. Здесь были мои, — Фредди подчеркнул голосом последнее слово, — парни.

— Фредди, я ничего не мог сделать, командовал Сторм и эти, из… Фредди, Пит говорил, но я ничего не мог сделать, они сами нарывались, Фредди, на индейца были заявки, но я бы оставил, но он сбежал в Цветной, а белый, их всех назначили к финишу, я никого не мог послать за ними, Фредди, меня взяли за глотку, эти, из СБ никого не слушали…

Фредди со скучающим выражением лица, не перебивая, слушал сбивчивый захлёбывающийся крик. Наконец Кропстон остановился.

— Твои проблемы, Бобби, — спокойно сказал Фредди и встал. — Встретимся — договорим.

Снизу вверх Кропстон обречённо смотрел, как Фредди отворачивается от него и идёт в дальний угол к молча стоящему там русскому офицеру, а Джонатан, прикрывая его спину, как и положено телохранителю, синхронно идёт сзади. Русский открыл перед ними дверь, выпустил, вышел следом, и дверь закрылась.

Кропстон обессиленно поник в кресле. Это уже конец. Но кто мог подумать… Он их так ждал! И дождался. Чёрт бы побрал этого русского. "Ничего, подождём, может, ещё кто забежит". Будто знал, проклятый! Знал? И потому ждал? Но… но это тогда… Тогда есть шанс. Или нет? Как эти, эта парочка разыграла его! Сволочи, гады, и никто ни одна сволочь не предупредила. Найф наверняка знал, потому и смылся сразу, чтобы Фредди за своих парней с него шкуру не спустил. Фредди-Ковбой. Вот он, Ковбой и есть. И что теперь? Он прислушался, но звукоизоляция в доме была слишком надёжной. Чёрт, всё бы отдал, лишь бы услышать… Неужели Джонни-Счастливчик купил русского? Или… дьявол, ничего не слышно. Мёртвая тишина.

А там…

— Какого чёрта вы сюда впёрлись?! — Гольцев возмущённо оглядел стоящих перед ним Джонатана и Фредди. — Повылазило вам, засады не видели?!

— Алекс, — Фредди смущённо развёл руками, радостно улыбаясь. — Твои парни классно сидели. Пока меня не ткнули, я не чухнулся.

— Поври кому другому! — фыркнул Гольцев. — За каким чёртом вы вообще здесь оказались?

— Да парни наши здесь, пастухи, — стал объяснять Фредди. — Ну, ты же помнишь их.

— Помню, — кивнул Гольцев.

Джонатан, по-прежнему стоя за плечом Фредди, быстро оглядывал рослого, массивного и в то же время ловкого русского. Кажется, майор. Неужели тот самый? Алекс? Неужели есть шанс? Несколько раз он уже открывал рот, чтобы что-то сказать, и получал от Фредди удар локтем под дых.

— Ну, так что с парнями? — спросил Гольцев. — И кончай своего лендлорда дубасить, дыхалку ему отобьёшь.

— Хотели прикрыть парней, — ответил Джонатан, вставая рядом с Фредди. — Да опоздали.

Глаза Гольцева настороженно сощурились.

— Та-ак, и где они сейчас?

— Эндрю в морге, — ответил Фредди. — А Эркина арестовали и увезли.

— Ясно. А сюда вы чего пришли?

— Бобби обманул нас, — спокойно сказал Джонатан. — Он обещал поворот на Рождество.

Гольцев задумчиво покивал, что-то решая.

— Сейчас начнём большой обыск. Что ваше тут есть?

— Ничего, — сразу ответил Джонатан.

— Тогда вон отсюда. Оба.

— Мы тебя в баре подождём, — ухмыльнулся Фредди.

— Где-е? — подчёркнуто удивлённо переспросил Гольцев.

— Всё, — Фредди быстро вскинул раскрытые ладони на уровень лица. — Всё. Поняли.

— Отель "Континенталь", — улыбнулся Джонатан. — В люксе.

— Не раньше одиннадцати, — усмехнулся Гольцев.

— Ждём до упора, Алекс.

Гольцев кивнул и показал им на скрытую драпировкой дверь.

— Вас проведут.

Возникший неизвестно откуда солдат уже ждал их. Джонатан и Фредди попрощались кивками и пошли к двери. Уже Джонатан впереди, а Фредди за его правым плечом. Гольцев, прищурив в насмешливой улыбке глаза, смотрел им вслед. Ну… артисты! Ладно, сыграем и мы. Посмотрим, что получится.

В тюремный двор они въехали уже в темноте. Всю оставшуюся дорогу Эркин ехал, закрыв глаза, и временами действительно засыпал. Больше к нему не цеплялись.

— Вылезай, — это были первые слова Золотарёва после той остановки.

Эркин вылез из машины и быстро огляделся. Но, видно, все тюрьмы, как и распределители, одинаковы. С него сняли наручники, и уже тюремщик скомандовал:

— Руки за спину. Пошёл. Вперёд.

Проход по двору, переходы, лестницы, коридоры, глухие стены и двери с закрытыми окошками.

— Стой. Лицом к стене.

Лязг замка.

— Заходи.

Дверь захлопнулась за его спиной, и Эркин ошарашенно огляделся.

— Меченый! Вернулся!!

Его вернули в ту же камеру. И опять десятки рук обнимали его, шлёпали по плечам и шее.

— Ну, мы думали, всё…

— В Овраге встретимся…

— Куда это тебя дёргали?

— Слушай, чего это с тобой делали?

Эркин только мотал головой, не успевая ответить ни на один вопрос. Арч грозно цыкнул, заставив всех замолчать.

— Ну? Ошалел, что ли?

— Ошалеешь, — улыбнулся Эркин. — В больницу возили.

— Зачем?

— Ты ж того…

— Тобой стенку прошибёшь.

— Для страха, — коротко объяснил Эркин, и все понимающе закивали. — А там наших, ну, цветных много, вот они мне и жратвы достали, и… вообще.

— А чего они там?

— Работают.

— Врачам помогают? Цепняки?

— Там другие врачи, — Эркин по-прежнему старался не вдаваться в подробности. — А у вас как?

— Да так же.

— Не, не вызывали уже.

— Дрыхли весь день.

— И в щелбаны дулись.

— Твоё мы того… думали, уже не понадобится.

— Меня там накормили, — отмахнулся Эркин. — Вечерняя оправка была уже?

— Нет. Ложись, разбудим.

Эркин подошёл к своей койке, подтянулся на руках и сел. Быстро снял куртку и сапоги, привычно пристроил их и лёг, закинув руки за голову.

— Что? — с соседней койки улыбнулся ему Мартин. — Хлебнул страха?

— По уши, — серьёзно ответил ему Эркин, закрывая глаза.

Койка словно покачивалась под ним, от всего пережитого тошнило, но можно лечь, вытянуться, и главное — он опять один из многих, может затеряться в общей толпе. Плохо быть на виду. Эркин несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Тело ломило, как после работы, хотя парни постарались, промяли его, как следует, и промазки не пожалели.

— Эркин, — негромко позвали.

Он медленно открыл глаза и повернул голову.

— Чего тебе?

Мартин, полулёжа на боку, смотрел на него блестящими голубыми глазами.

— Ты там что, в парикмахерскую заодно сходил?

— Нет, — насторожился Эркин, сразу вспомнив, что в машине беляк об этом же шофёра спрашивал. — А что?

— Пахнет от тебя… люксово, — объяснил Мартин.

— Точно, — подал голос снизу Грошик. — У Скиссорса такого не было. Похоже, но не так.

Судорожно соображая, как лучше соврать, Эркин смущённо улыбнулся.

— Ну, я ж говорю, мне там парни, ну, когда в душ отвели, мыла дали, душистого. И вообще…

— Хорошо живут, — хмыкнул Мартин.

— Они как, на плате или за жратву? — поинтересовался Арч.

— И вааще? — подошёл Длинный.

"Уф, пронесло", — радостно подумал Эркин и стал рассказывать.

— Жильё у них при госпитале, столовая.

— Сами не готовят, значит?

— Нет, так только, кофе там, перекусить… Значит, платят им раз в месяц, и они сразу за месяц вперёд отдают за жильё, стирку, еду, а что осталось — это уж твоё.

— Это… — Арч подвигал бровями, соображая. — Это ж годовой контракт выходит.

— Выходит, — согласился Эркин.

— Это хорошо, — кивнул Арч. — Ловко устроились. А работа какая?

— Ну-у, двор убирают, дрова там, уголь, полы моют, за больными, ну, лежачими ходят…

— За беляком дерьмо выносить… тьфу! — сплюнул Длинный.

— Ты пойди, найди себе что почище, — засмеялся Грошик. — А в город выпускают их?

— Смену отработал и гуляй, — уверенно ответил Эркин.

— И у каждого своя койка?

— Комната, — поправил Эркин. — Ну, а кто хочет, те по двое или трое в одной, а так у каждого своя.

— Ни хрена себе! — ахнул кто-то из собравшихся слушателей.

— А с бабами как же?

— Ну да, когда трое в одной, так не приведёшь ведь.

— Они неженатые все, — ответил Эркин и, чтобы не объяснять дальше, а то и проговориться недолго, уточнил: — Говорят, им и так хорошо.

— Ну, если в город свободный выход, то конечно, — согласился Мартин.

Остальные закивали.

— Шикарня, — завистливо вздохнул кто-то.

— Госпиталь-то русский, — объяснил Эркин.

Дальнейшие расспросы были остановлены командой на оправку. Эркин натянул сапоги и спрыгнул вниз. Прошлый страх уже отпустил, а новый ещё не начался. Ночью редко что бывает, надзиратели тоже по ночам дрыхнут. Так что, надо думать, до утра его уже никуда не дёрнут.

Михаил Аркадьевич ещё раз просмотрел сводку за сегодняшний день и кивнул.

— Да, на сегодня, я думаю, достаточно. Что осталось?

— Майор Гольцев просит разрешения задержаться на ночь, — дежурный заглянул в папку, — в Джексонвилле. — Михаил Аркадьевич кивнул, и дежурный сделал пометку. — Майор Золотарёв выехал из Диртауна в Колумбию

— Пусть прибудет ко мне в госпиталь завтра в семь пятнадцать.

— Есть!

— Гольцева задержите здесь. Я приеду к одиннадцати.

— Есть, — дежурный закрыл папку, щёлкнул каблуками при развороте и вышел.

— Без меня допрос телохранителя Кропстона не начинайте. И, Олег Тихонович, подготовьте всё, что у вас по Кропстону, — Спиноза кивнул. — Гольцев обещал его разогреть, не давайте остыть.

— Понятно, Михаил Аркадьевич. Вы завтра один?

— Да. Пока буду ездить один.

Спиноза кивнул, собирая бумаги. Михаил Аркадьевич улыбнулся.

— Не переживайте так, Олег Тихонович. Не только нас застали врасплох. И несмотря на это обе главные задачи решены.

— Вы о…?

— Да. Вся недобитая и ранее незамеченная, м-м-м, как бы помягче выразиться, сволочь вылезла сама. Это во-вторых. А во-первых, и главных: ни один наш военнослужащий не пострадал.

— Да, — кивнул Спиноза. — Ни одного выстрела в нашу сторону. И оружие…

— Вот именно.

— Да, хотя ждали на Рождество. И дату мы сами подсказали. Но, Михаил Аркадьевич, мне непонятна причина этой спешки. Всё-таки разумнее было дождаться нашего ухода.

— Разумнее с чьей точки зрения? — улыбнулся Михаил Аркадьевич. — Хэмфри Говард подготовлен?

— Дозревает, Михаил Аркадьевич. Но он производит впечатление подставной фигуры.

— Впечатления бывают…

— Обманчивыми, — кивнул, заканчивая фразу, Спиноза.

— Вы поторопились, Олег Тихонович. Недостаточными. По Говардам материал подобрали?

Спиноза кивнул и уточнил:

— Но там много пробелов.

— Значит, продолжайте. И ещё… По Джексонвиллю проходит некий Рассел Годдард Шерман. Там что-то неясное и видимо, — Михаил Аркадьевич улыбнулся, — интересное. Распорядитесь о переводе Шермана и всех материалов, связанных с ним, сюда.

Спиноза понимающе улыбнулся, делая у себя пометки.

— По задержанным цветным юридическая часть готова? Вот пусть сразу с утра и начинают.

— Это же сколько пайков сэкономим, — чуть-чуть преувеличенно восхитился Спиноза.

Михаил Аркадьевич с удовольствием рассмеялся и встал из-за стола.

— И сможем расселить остающийся контингент. Чтобы не стали корректировать уже известные нам версии. Вот теперь действительно всё. До завтра, Олег Тихонович.

Они попрощались, и, когда за Михаилом Аркадьевичем закрылась дверь, Спиноза снова сел за работу. Генерал умеет работать, но и другим передышки не даёт. Тем более, что крыть нечем: готовились, готовились, а начало прошляпили.

Когда стемнело, Крис вышел на крыльцо. Сейчас тихо, его отсутствия не заметят. Ему и нужно-то всего несколько минут. Он огляделся и побежал, стараясь держаться в тени. Вот и его обычное место. Подъезд четвёртого корпуса отсюда как на ладони, а его самого не видно. А вот и она. Поверх халата куртка, такая же, как и у него, зелёная пятнистая с меховым воротником, халат белый, виден издалека. Свой он предусмотрительно снял перед выходом, чтоб не засветиться ненароком. Перебегая от дерева к дереву, он проводил её до входа в жилой корпус. В свободное время он сразу, как только за ней закрывалась дверь, бежал за угол и следил, как вспыхивает свет в её окне. Прежде, чем его включить, она задёргивала шторы. Не маскировочные, но тоже достаточно плотные, лампочка едва просвечивала сквозь них расплывчатым пятном, а её даже силуэтом не разглядишь, но он стоял и смотрел, пока не казалось, что его заметили, или пока не гасили свет. Но сегодня так нельзя. Надо бежать обратно на смену. Лю-ся. "Спокойной ночи, Люся", — беззвучно шевельнул он губами, убегая к лечебному корпусу.

Его отлучки не заметили. Или сделали вид, что не заметили. Сегодня дежурит Вера Ивановна, она очень редко, да, считай, никогда замечаний не делает. Только посмотрит и либо покачает головой, либо кивнёт. И всё.

Уже в халате Крис заглянул в ординаторскую. Вера Ивановна просматривала карту назначений.

— Заходите, Крис, — сказала она по-английски, не поднимая головы.

Крис вошёл и остановился в двух шагах.

— Мы вдвоем сегодня, и много назначений, — он осторожно кивнул, а Вера Ивановна продолжала: — Вам придётся работать за сестру, Крис. Вы уже освоили инъекции?

— Внутривенные плохо, мэм, — тихо ответил Крис.

Она кивнула.

— Хорошо. Внутривенных, кстати, немного. Но пятеро на капельницах. Стерилизаторы загружены. Давайте всё проверим и подготовим, — она наконец оторвалась от бумаг и подняла голову, встретилась с ним глазами и улыбнулась. — Я думаю, Крис, вы справитесь.

Он смущённо покраснел и отвёл глаза. Вера Ивановна учила его и остальных на курсах. Рассказывала она очень просто, понятно и как-то так, что её слова как сами по себе укладывались в памяти. Доктор Юра говорил о ней: "сильный клиницист". Клиницист — это который лечит… Вера Ивановна встала.

— Примемся за работу, Крис.

— Да, мэм, — пробормотал он, уступая ей дорогу.

Вера Ивановна работала методично, её руки двигались неспешно, но очень точно, и потому всё получалось быстро. Крис так старался ни в чём не ошибиться, что все мысли о Люсе, об этом удивительном индейце, вообще обо всём куда-то улетучились.

— Ну вот, когда мы уверены в своих тылах, — Вера Ивановна улыбнулась, и он ответил ей улыбкой, — обойдём палаты.

— Сначала тяжёлых, — объясняла она по дороге, — лёгкие, с хорошим самочувствием уже спят, в эти палаты лучше вообще не заглядывать, чтобы случайно не разбудить.

Крис кивнул и попробовал осторожно высказаться:

— Когда разбудишь, потом трудно засыпают, да?

— Правильно, Крис, — кивнула Вера Ивановна. — А вот сюда надо зайти.

Крис удивился. Этого номера не было в перечне назначений, но Вера Ивановна показала ему на выбивающуюся из-под двери световую полоску.

— Нарушение режима, — вырвалось у него по-русски.

— Совершенно верно, — с этими словами Вера Ивановна решительно открыла дверь палаты.

Двое мужчин повернулись к входящим.

— Так, — строго сказала Вера Ивановна по-русски. — Михаил Аркадьевич. Как следует охарактеризовать человека, нарушающего режим и понуждающего к аналогичному нарушению другого?

— Виновен, — Михаил Аркадьевич встал и, к крайнему изумлению Криса, поцеловал Вере Ивановне поочерёдно обе руки, но не ладони, а тыльную сторону. — Виновен, но заслуживаю снисхождения безоговорочным признанием. Не правда ли, Никлас?

Никлас приглушенно рассмеялся.

— Разумеется, Михаил Аркадьевич.

— Разумеется, Михаил Аркадьевич, — повторила чуть насмешливо Вера Ивановна. — Извольте пройти в свою палату, — и перешла на английский. — Крис, отведите больного.

— Слушаюсь, мэм, — кивнул Крис.

— Не смею спорить с превосходящими силами, — развёл руками Михаил Аркадьевич. — Спокойной ночи, Никлас.

— Спокойной ночи, Михаил Аркадьевич.

Крис посторонился в дверях, пропуская, и пошёл следом. Михаил Аркадьевич улыбчиво покосился на него.

— Вы так серьёзно относитесь ко всем поручениям, Крис?

— Да, сэр, — сразу ответил он.

— Похвально, — Михаил Аркадьевич сказал это так серьёзно, что Крис улыбнулся. — А что за суматоха была днём?

Крис сразу насторожился и неопределённо пожал плечами.

— Ничего особого не было, — сказал он осторожно, но Михаил Аркадьевич, остановившись у двери своей палаты, молча ждал, и Крис понял, что придётся отвечать. — Привезли одного парня, он… из наших, его посмотрели, и… его увезли.

— Краткость — сестра таланта, — улыбнулся Михаил Аркадьевич, — но только сестра.

— Я не понял, сэр, — твёрдо ответил Крис.

— Это очень интересно, — просто сказал Михаил Аркадьевич, — хотелось бы знать подробнее.

— Зачем это вам, сэр? — сдерживаясь, спросил Крис. — Вот ваша палата, сэр. Мне надо работать.

— А почему вы не хотите, чтобы я знал об этом… инциденте? — стал серьёзным Михаил Аркадьевич.

Крис пробурчал что-то неразборчивое. Михаил Аркадьевич терпеливо ждал. Крис тоскливо посмотрел на удалявшийся по коридору халат Веры Ивановны. Вот это влип! Ведь от него не отвертишься. Цепкий. Ну… ну так получай:

— Вы же одного не накажете, а другого не спасёте.

— Совсем интересно, — Михаил Аркадьевич распахнул дверь своей палаты. — Заходи, поговорим.

— Я должен работать, — упрямо повторил Крис.

— Хорошо, — кивнул Михаил Аркадьевич. — Когда сделаешь все назначения, придёшь, — и безжалостно добил: — Я буду ждать.

И вошёл в палату. Крис обречённо вздохнул и побежал догонять Веру Ивановну. А вдруг, пока он будет занят, этот заснёт? Вот было бы здорово.

Когда камера заполнилась сонным дыханием и похрапыванием, Эркин осторожно повернулся набок, натянул одеяло на голову и, наконец-то, остался один. Ну и денёк, всего нахлебался. Хорошо, закончилось всё. Но прижал его этот беляк крепко, думал: всё, не отбиться. Из последнего держался. Нет, Андрея он ему не сдаст. И никому. Парням, правда, в госпитале, сказал, но… Андрею это уже не повредит. Андрей… За что тебе это? Сегодня сорвался у парней и вдруг сам понял… За что? Из Оврага выбрался, голым в декабре, снег ведь лежал, выжил… А сейчас… Я виноват, я, надо было сразу, ты же мне, дураку, говорил, что рвать надо отсюда, нет, дотянул, досиделся, гирей на тебе повис, без меня ты бы уехал, успел, а я… Ох, Андрей, от того Оврага ушёл, так я тебя в этот загнал, прости меня, Андрей, что ещё я могу тебе сказать, придёшь если ко мне мертвяком, я ничего тебе не скажу, всё от тебя приму, и от Жени…

О Жене он и думать не мог: боль как ножом полосовала тело. Эркин закусил угол подушки, сдерживая рыдания, пересилил себя. Откинул одеяло с лица и лёг на спину. Тусклый свет не мешал ему. В Паласах и распределителях тоже свет в камерах не выключали. Надо спать. Мартин говорил: "Думай о дочери. Ты у неё один. Будешь жить, найдёшь". И этот… доктор Юра, Юрий Анатольевич о том же… Может, и впрямь… работы. Он отработает, найдёт Алису… Надо спать. Он потянулся, распуская мышцы. Однако ж промазали его… не жалеючи, тело гладкое, даже внутри рубашки скользит. И запах приятный. Отвык уже от этого всего, а хорошо… Спать. Как же он устал, а закроешь глаза, и койка дрожит и качается, будто он опять в машине… И он не стал бороться с этой качкой, пусть. Он будет спать. Как тогда. Но тогда машина качалась под ним кроватью…

…На этот выезд их повезли вдвоём. Могучий негр, года на два старше него, был ему незнаком — из другой смены. Они успели только переглянуться, а переговорить не удалось: совсем недолго ехали. Привезли, ввели в спальню. И началось. Такой гонки он не помнил. Ни раньше, ни потом не было такого. Сам не думал, что выдержит. Белокожая, рыжеволосая, она словно дорвалась до них. Спали по очереди, а потом она потребовала, чтобы они работали вдвоём. У него уже всё путалось в голове, иногда он натыкался взглядом на расширенные полубезумные глаза негра и с ужасом понимал, что сам такой же. А она всё требовала от них. Ещё, и ещё, и ещё, и каждый раз по-новому, и хрипела:

— Жёстче.

Спала ли она, он не понимал. Под конец у него закрывались глаза, он засыпал прямо на ней, продолжая работать во сне, и просыпаясь от её ногтей, втыкающихся в его лопатки. И когда открылась дверь и в спальню вошёл надзиратель, они обрадовались.

— Время истекло, миледи.

Прокуренный голос Хрипатого показался ему мягким и красивым. Они оба были в ней, и, чтобы ответить надзирателю, она выплюнула негра, а его придержала, накрываясь им.

— Я доплачу.

— Время истекло, — повторил Хрипатый. — Прошу прощения, миледи, но я их забираю. С этой минуты они мои, — и рявкнул: — А ну, встать, погань рабская!

Он осторожно вышел из неё и, шатаясь, встал.

— Одевайтесь, живо.

Где его одежда? Она рвала её с них, где она? Всё плавало в тумане, страшно хотелось есть. Спотыкаясь, он добрёл до валявшегося в углу вороха. Рубашка, штаны, ботинки. Рядом, тихо постанывая, одевался негр. Лёжа на кровати, она следила за ними хищно блестящими глазами.

— Моего отзыва не спрашиваете?

— Я не сомневаюсь в его благоприятном характере, — рычит Хрипатый. — Вы, оба, живо!

Как они добрели до машины, он не помнит. Хрипатый пинками забросил их в кузов, даже не сковав, и поехали. Они безвольно катались по днищу, понимая, что это конец. Такими они сортировку не пройдут. Машина остановилась. Хрипатый за шиворот вытащил их из машины и сильно толкнул, как бросил. Он пробежал несколько шагов и упал. И остался лежать. Сил уже не было, но всё-таки подобрал под себя руки и стал приподниматься. И тут рядом с ним так же упал негр, а Хрипатый приказал:

— Спите.

Он послушно опустился на землю, повернулся на спину и закинул руки за голову, закрыл глаза. Рядом так же лёг негр.

— Слушаюсь, сэр.

Кто это сказал? Он или негр? Неважно. Впервые он спал на земле, прямо на траве, колющей через рубашку, и не замечал ничего. Рядом звучат голоса, он слышит, не понимая.

— Штрафа за опоздание не боишься?

— Всего бояться, так в гроб ложись и сам крышкой накройся.

Кто говорит? Хрипатый, шофёр? Это не ему, он спит. И земля трясётся под ним пружинным матрасом.

— Уработала парней.

— Она хотела троих, да денег не хватило.

— Таких стерв сразу давить надо.

— Да, женишься на такой, и всю жизнь на её спальников горбатиться будешь.

Он лежит, закрыв глаза и вздрагивая вместе с колышущейся под ним землёй. Рядом громко со всхлипываниями дышит негр. И наконец земля перестаёт дрожать, рубашка липнет к мокрому от пота телу, голоса надзирателей глохнут и исчезают. Его разбудили лёгким пинком под рёбра.

— Жри.

— Да, сэр, — шевельнул он непослушными губами.

Кажется, это был кусок хлеба. А может, и нет. Он проглотил его, не почувствовал вкуса и уронил голову.

— Спи ещё.

И кажется, второму так же дали поесть. Им дали ещё поспать, потом подняли пинками, надели наручники и втолкнули в кузов. Приковали низко, лежать было легко, и до Паласа он спал. Врач осмотрел их полусонных, вяло дёргающихся, когда нажимали на точки, и отправил в душ. И в камеры. И к следующей смене он уже был в норме…

…Эркин поёрзал, не открывая глаз, с удовольствием чувствуя, как скользит кожа по рубашке. Теперь ещё пять лет можно не мазаться. Если, конечно, ему дадут столько прожить.

К комендантскому часу они вернулись в гостиницу. И оба сразу отправились в ванную. Фредди сосредоточенно выскоблил щёки, пока Джонатан мылся под душем, потом молча занял его место. Джонатан перешёл к зеркалу и стал бриться.

Когда они вышли в гостиную, стол был уже накрыт.

— Перекусим, — разжал губы Фредди.

— Резонно, — кивнул Джонатан. — После одиннадцати — понятие растяжимое.

Они ели без спешки, но не смакуя. Не до того. Наконец Фредди разлил по чашкам кофе и откинулся на спинку стула.

— Что успел, Джонни?

— Здесь были бои.

— Не ново. Пит?

— Спёкся. Русские взяли его на мародёрстве.

— Туда и дорога.

— Он болтун, Фредди.

— Вот пусть русские его болтовню и слушают. Найф точно здесь был?

— Да. Но смылся, как только заварилось.

— Смотри-ка, — хмыкнул Фредди, — и впрямь ещё соображает.

— Остальная мелочь…

— Не мараемся, — кивнул Фредди. — Теперь по делу. Я был у этого святого психа. Его команда уже ушла домой, и мы поговорили.

— Лом наперевес отвлекает, — понимающе заметил Джонатан. — Ну?

— Сиди крепче, Джонни. Парни были образцовыми прихожанами. Каждое воскресенье от "возрадуемся" до "аминь". И ртов не раскрывали.

— Ни хрена себе! Эндрю?!

— Во-во, Джонни. Я даже решил, что кто-то точно рехнулся.

— Ну и пресс тут был, — потрясённо сказал Джонатан.

— Верно, Джонни. Давить начали ещё с весны, так что нанимались парни не из-за денег.

Джонатан залпом допил свою чашку.

— Чёрт! Из рук эту гниду вынули! — он витиевато выругался по-ковбойски.

— Мы своё возьмём, Джонни, — успокаивающе заметил Фредди. И философски добавил: — Если русские нам что-то оставят.

— Да, ты не слишком раскрылся?

— Были другие варианты? Бобби, Алекс и два солдата. Не страшно.

Джонатан с сомнением покачал головой, но промолчал.

— Так, Джонни. Что ещё? Эркина взяли на горячем. Буквально оторвали, тот уже хрипел. На парне сильно за десяток висит.

— В общей суматохе могли и перепутать.

— За счёт других цветных не получится, Джонни. Русские сгребли всех. Город прочесали капитально. Но цветных брали, только кого застукали в схватке, а вот белых… Форма, оружие, свидетельские показания, своя информация.

— Понятно. Ещё?

— Девочка была в Цветном. Пришла ночью, вся в крови, перепуганная. Эндрю убили у неё на глазах.

— Сволочи. Это же…

— Не перебивай. Я сам загибать умею. Куда она делась, поп не знает. Были две белые девчонки, близнецы. Возможно, они увели её с собой. Рыжие, веснушчатые, зелёноглазые.

— Сколько им?

— Лет семнадцать. Ухаживали за ранеными.

— Больницу проверил?

Фредди кивнул, допивая кофе.

— Я сразу о ней подумал. Но там их с утра тридцать первого не видели. Ушли с доктором Рудерманом. Доктора свора размазала. Это его похороны обсуждали врачи. Единственная ниточка, что девчонки, возможно, из угнанных.

— Понятно. А у этих двух из конторы?

— Их душещипательные и душераздирающие рассказы заканчиваются Хэллоуином. Куда делась Джен, они молчат вмёртвую.

— И молодая? — удивился Джонатан.

— Джонни, одного обаяния, что я на неё потратил, мне хватило бы на обольщение трёх монастырей. Это девчонка с фермы, Джонни. И она спасает подругу.

— А старая?

— Без изменений.

Фредди посмотрел на часы и встал.

— Без четверти, Джонни. Ты как заказал?

— После одиннадцати в любое время. Убираем?

Фредди кивнул. Джонатан вызвал коридорного. А когда грязную посуду убрали, поставил на стол бутылку хорошего коньяка и три рюмки.

Потом они сели к столу и стали ждать. Фредди заново прокручивал в памяти сегодняшние события…

…Большие светло-голубые глаза смотрят на него с плохо скрываемым страхом.

— Что вам надо?

— Я хочу поговорить с вами, мисс.

Гордо вскинутая голова.

— А я не хочу говорить с вами, мистер.

Он мягко берёт её под руку.

— Зря, мисс. Я провожу вас, и мы отлично поболтаем дорогой. Согласна?

— Нет, — она резким рывком высвобождает руку.

— Зря, малышка. Я друг Эркина.

— Не знаю никого с таким именем, — и вызывающе сощурив глаза. — Отвали, понял? Скажи своему хозяину, что его власти надо мной нет.

— Не кипятись, крошка, — он снова, но чуть плотнее берёт её под руку и ведёт по улице. — Время лихое, девушке, да ещё такой милашке, одной ходить опасно, — она ещё раз дёргает руку, но он не даёт ей вырваться. — Ну-ну, я тебя не обижу. Я сам по себе, понятно? Эркин, и в самом деле, мой друг. Его ведь арестовали, правда?

Она упрямо молчит. И он понимающе кивает.

— Правильно, малышка. Об этом на улице не стоит. Это ты молодец, прости, не сообразил сразу.

Больше она не вырывалась. Молча шла рядом с ним, но, заметив, что он ведёт её к дому, остановилась.

— Нет.

— Зря, малышка. Мне и вправду надо с тобой поговорить.

Она молча отвернулась…

…Фредди закурил и бросил на стол пачку сигарет. Джонатан кивнул и взял себе сигарету, повертел в пальцах.

— В морг ты больше не ходил?

— Незачем, Джонни. Нам его не отдадут, ты же слышал. И как его опознать в головешках? Здесь мы ничего уже не можем. Надо искать Эркина.

— Что мы можем предложить Алексу на обмен?

Фредди задумчиво пыхнул дымом.

— Разве только Паука, Джонни.

— Согласен. Что ещё?

— Я не знаю, о чём он будет спрашивать. Но отдать придётся много.

— Парней?

— Эндрю уже ничего не опасно. А Эркина надо вытаскивать. Это главное.

— Да, вытащим Эркина, и уже тогда искать и женщину с девочкой, — Джонатан закурил. — Будем просить сделать Эркину необходимую оборону.

— Правильно, Джонни. Это шанс. И перевода на время следствия в обычную тюрьму. А там мы уж и сами.

— Да, обременять Алекса мелочами не стоит. Что он возьмёт, помимо информации?

Фредди пожал плечами. И Джонатан молча кивнул. Здесь главный — Фредди, он Алекса уже видел, у одного костра сидел, знает, о чём и как тогда говорили.

Крис работал, стараясь не думать о том, что его ожидало. Но всё равно думал.

— Не надо так из-за этого беспокоиться, — сказала ему Вера Ивановна, когда они уже закончили вечерние назначения и шли к ординаторской.

Крис с надеждой посмотрел на неё.

— Я могу не идти, мэм?

Она улыбнулась.

— Что он сказал?

— Что будет ждать меня, мэм.

— Значит, будет, — кивнула Вера Ивановна.

Крис обречённо вздохнул.

— А почему ты не хочешь поговорить с ним?

— Ну-у, — замялся Крис. — Я не знаю, как это объяснить, мэм, но… я не хочу об этом никому рассказывать.

— Я думаю, тебе нечего бояться, — серьёзно сказала Вера Ивановна. — Ему можно доверять.

Крис хотел промолчать, но не выдержал:

— А почему ему все всё рассказывают?

— Он умеет спрашивать, — рассмеялась Вера Ивановна. — Не бойся, Крис. А если ты сумеешь всё толково объяснить, то… то он сможет помочь. Он генерал. Ты знаешь, что это такое? — Крис осторожно кивнул. — Ну вот. А… этому майору он начальник.

— Я стукачом никогда не был, — угрюмо сказал Крис.

— Это совсем другое.

— Нет! — и тут же поправился: — Нет, мэм. Но… но за подставу знаете, что делают? Вот подловить его как-нибудь…

Вера Ивановна одновременно и рассмеялась, и укоризненно покачала головой. Крис сообразил, что именно он сказал, и постарался улыбкой свести к шутке, но тут же стал серьёзным.

— Мы… мы даже на надзирателей не стучали. Только начни стучать, мэм, ведь потом не остановишься.

Вера Ивановна задумчиво кивнула.

— Кажется, я понимаю. Но… но ведь можно просто рассказать, как всё было.

Они уже вошли в своё крыло. Дверь палаты Михаила Аркадьевича была приоткрыта. Очень мягко, очень осторожно Вера Ивановна коснулась плеча Криса.

— Тебя ждут.

Крис кивнул. Зря он надеялся. Придётся идти.

Вера Ивановна пошла дальше по коридору, а он осторожно стукнул костяшками в косяк двери.

— Конечно, заходите, — ответили по-английски.

Михаил Аркадьевич, уже в госпитальной пижаме, быстро собрал разложенные прямо на кровати исписанные листы и сложил их в папку на тумбочке. Крис вошёл и прикрыл за собой дверь ровно настолько, насколько она была приоткрыта до этого.

— Садитесь, — улыбнулся Михаил Аркадьевич, показывая на стул. — Спасибо, что не забыли о моей просьбе.

— Не за что, сэр, — тоскливо ответил Крис.

Михаил Аркадьевич понимающе кивнул.

— Я понимаю, вы устали, и всё же, расскажите мне. Как всё началось?

— Если всё, то началось не сегодня.

— Вот как? А когда?

— Ну-у, наверное когда Слайдеры приехали.

Михаил Аркадьевич заинтересованно подался вперёд.

— Это было давно?

— Д-да нет, не очень, сэр. В сентябре уже. Вот они и рассказали нам. О нём. Что есть парень, как мы, — Крис по привычке старался избегать слова "спальник". — Но перегорел пять лет назад, и что двадцать пять полных ему. Мы не поверили даже сначала. А сегодня его привезли. Из тюрьмы, в наручниках. На экспертизу.

— На экспертизу? — удивился Михаил Аркадьевич. — Зачем?

— Не знаю, сэр. Мы отвели его в душ, ну, там всё, что нужно, потом он поел, поспал, доктор Юра его посмотрел. Ну, и поговорили немного. И всё, время кончилось. На него надели наручники и увезли. Вот и всё, сэр.

— Вот и всё, — повторил Михаил Аркадьевич с какой-то странной, не очень понятной Крису интонацией. И вдруг неожиданный быстрый вопрос: — Его били?

— При нас нет, — от неожиданности так же быстро ответил Крис.

Михаил Аркадьевич твёрдо посмотрел на него.

— Почему вы не хотели, чтобы я знал это?

— Ну, — Крис почувствовал, что больше отступать и уворачиваться нельзя. — Ну, все беляки всё равно друг друга стоят. У них свои… игры. Простите, сэр, но это так.

— А доктор Аристов? А другие врачи? Вы же знаете, что это не так, Крис.

— И так, и не так, сэр, — запутавшись, Крис безнадёжно махнул рукой. — Я не буду вам больше ничего говорить, сэр. Я не знаю, кого я подставлю.

— Никого. Обещаю вам, — серьёзно сказал Михаил Аркадьевич.

Крис недоверчиво посмотрел на него, пожал плечами.

— А что вы хотите знать, сэр.

— Всё. Ну, хотя бы… слова Слайдеров о нём подтвердились?

— Да, сэр, всё так и есть. Он сам нам сказал, — Крис невольно оживился, забыл о своих страхах. — Мы ведь думали, год проживём, не больше. А он пять лет уже прожил, скоро шесть будет, и здоровый. Не болит у него ничего. И значит… значит, и мы жить будем. И после двадцати пяти будем.

— Понятно, — кивнул Михаил Аркадьевич. — Рад, правда, рад и за парня, и за вас. Значит, у него всё хорошо?

Крис возмущённо посмотрел на Михаила Аркадьевича.

— Как же! Жену убили, брата убили, дочку чужим людям отдал, всё, что имел, потерял, да ещё… Чего ж тут хорошего?

— Извините, Крис, я же не знал. Это в Хэллоуин, так?

— Да, — кивнул Крис. — Там, ну, где он жил, большие бои были.

— А город он не назвал?

Крис пожал плечами.

— Да нет, вроде.

Михаил Аркадьевич задумчиво покивал.

— Ну, что же, это, конечно… А зачем его привозили?

— Попугать наверное, — хмыкнул Крис. — Нас всегда врачами пугали.

— И вы боялись? — весело удивился Михаил Аркадьевич.

— Я хороших врачей только здесь и увидел, — угрюмо ответил Крис и вдруг решился: — Он хороший парень, сэр, может, можно…ну, спасти его? За что ему расстрел?

— А почему вы решили, что его расстреляют? — удивился Михаил Аркадьевич. — Есть такое понятие. Самооборона. Если установят, что он только защищался, то его отпустят.

Крис смотрел на него с такой надеждой, что Михаил Аркадьевич невольно улыбнулся.

— Да-да, это так. Можете мне верить.

— А… кто это будет устанавливать?

— Следователь.

— Ну, — сразу погас Крис. — Этот не отпустит. Он, если бы мы вокруг не стояли, так здесь же и шлёпнул его.

— За что?!

— Не знаю, сэр. Только он зло на парня держит. Увёз, а куда… в Овраг наверное.

— Ну, не думаю, — задумчиво сказал Михаил Аркадьевич. — Давайте ещё поговорим об этом парне. Чтобы ему помочь, мне надо знать о нём как можно больше. Иначе как я его найду?

— Понятно, — кивнул Крис. — Он индеец, с номером, как все мы, шрам на щеке, — нахмурился, припоминая, — на правой. Ещё что…

— А имя, фамилия… Есть они?

— Фамилия… это у доктора Юры наверное записано. Да, он говорил. Мороз.

— Мороз? — удивился Михаил Аркадьевич. — Это же русская фамилия.

— А у него и жена русская, — улыбнулся Крис. — И брат.

— Удивительно! Они, что же, из угнанных?

— Про жену не знаю, а про брата он говорил, что тот лагерник.

— Совсем интересно!

— Да, мы тоже не поверили, но он сказал, что видел его номер.

— Поподробнее можно?

Михаил Аркадьевич попросил так жалобно, что Крис невольно улыбнулся.

— Что знаю, расскажу.

Уже около полуночи дверь номера открылась. Гольцев с порога быстро одним взглядом охватил стандартный гостиничный люкс, бутылку коньяка и три рюмки на столе и двух приветливо улыбающихся ковбоев, встававших ему навстречу.

— Привет, — улыбнулся Гольцев, проходя к столу. Вытащил из кармана и поставил на стол бутылку водки.

Быстрый обмен рукопожатиями. Фредди подошёл к двери и открыл её. Коридорный вкатил в номер двухэтажный столик и стал накрывать. Гольцев не смог не оценить: минуту назад коридор был пустынен. Накрыв на стол, коридорный пожелал приятного аппетита и исчез. И, поглядев в настороженные глаза радушно улыбающегося Джонатана, Гольцев решил созорничать.

— Мы что, шить собрались?

Джонатан и Фредди быстро переглянулись, и Фредди осторожно, словно пробуя, угадает ли, в чём суть шутки, ответил:

— А в чём проблема?

— Да не пойму, напёрстки зачем на столе? — невинным тоном ответил Гольцев.

Джонатан облегчённо рассмеялся и подошёл к бару. Достал и поставил на стол высокие стаканы с толстым дном.

— Я с работы, — предупредил Гольцев. — Так что, кто как хочет.

— Без проблем, — кивнул Фредди.

Какое-то время ели молча. Джонатан разглядывал жёсткое замкнутое лицо русского. Хотя… это просто усталость. И огромное напряжение, в котором тот живёт. И рассматривая, натыкался на такой же внимательный, но без недоброжелательности взгляд. Потом несколько несущественных замечаний о еде, о выпивке… У русского помягчело лицо, улыбка стала естественной.

— Тяжело пришлось, — очень просто сказал, не спросил Фредди.

Гольцев усмехнулся.

— На войне легко не бывает. А это всё ещё война. Ещё что узнали о парнях?

— Да всё то же. Эндрю убит.

— Точно?

— К сожалению, да.

— Видели труп? Опознали?

— Шесть головешек и которая из них? Ты что, Алекс?

Гольцев кивнул.

— Понятно. А Эркин, значит, арестован, так?

— Да, — Джонатан почувствовал, что можно и надо говорить в открытую. — Что можно для него сделать?

— А чего вы хотите? — улыбнулся Гольцев.

— Ничего сверх, — быстро ответил Джонатан. — Перевода из военной тюрьмы в обычную.

— И применить статью о необходимой обороне, — сказал Фредди.

Гольцев кивнул.

— Понятно. Вытащить его из тюрьмы под любым предлогом. А потом?

— Не под любым, Алекс. Побега, — Джонатан усмехнулся, — мы ему устраивать не будем.

— Незачем?

— Да, — твёрдо ответил Фредди. — Жизнь нелегала слишком тяжела, парень не заслужил этого.

— Согласен, — кивнул Гольцев. — Ладно. Не играем, так? — они молча кивнули. — Пока ему ничего не грозит.

— Пока? — переспросил Джонатан.

— Пока он, как все. Здесь, в Джексонвилле, было задержано, — Гольцев выделил голосом последнее слово, Джонатан и Фредди одновременно понимающе кивнули, — свыше сорока человек цветных. Они защищали Цветной квартал от самообороны, или, как они её называют, своры. А по сути, это остатки СБ и Белой Смерти.

— Бобби связался с этим…?! — изумился Джонатан.

— Он что…? — Фредди забористо выругался по-ковбойски.

— Стоп! — остановил его Гольцев. — К этому вернёмся. Сначала Эркин. То, о чём вы просите, переведёт его в другую категорию. Ваши хлопоты автоматически включат выяснение, кто и почему хлопочет. Парня пристегнут к вашей… Системе, так? И начнут мотать.

— Достаточно, — кивнул Джонатан, — это понятно.

— Исчезнем, — кивнул и Фредди. — Но у него была семья. Жена и дочь. Он их сможет найти?

— Невозможного нет, — Гольцев усмехнулся. — И скорее всего, ему скажут то, что не сказали вам.

— Резонно, — кивнул Джонатан.

— Чем мы можем помочь, Алекс? — спросил Фредди.

Их глаза встретились, и Гольцев медленно кивнул.

— Спасибо. Расскажете мне кое-что?

— О кое-ком или кое-чём? — усмехнулся Фредди.

— И то, и другое, и третье.

— Три — хорошее число, — хмыкнул Фредди.

— Спрашивай, — согласился Джонатан.

— О парнях расскажете?

— А что о них говорить? — пожал плечами Фредди. — Хорошие парни, трудяги. Ни в чём, — он насмешливо хмыкнул: — предосудительном не замечены.

— Я их помню, — кивнул Гольцев. — И потом… слышал о них.

— Спрашивай, Алекс. Уговорились же. Хочешь знать, кто они?

— Кем они были, — поправил его Гольцев. — Ну, Эркин был рабом, я знаю, а второй?

— Эндрю? — у Фредди еле заметно дрогнули губы. — Он был лагерником, Алекс.

— В это трудно поверить.

Фредди пожал плечами.

— Эндрю уже всё равно, а чтоб Эркина за него не мотали… Могу рассказать, что знаю.

— Ты его номер видел? — тихо спросил Гольцев.

— Да, — твёрдо ответил Фредди, а Джонатан молча покачал головой.

— За что он попал в лагерь, не говорил?

— Нет. Понимаешь, Алекс, они специально ничего не рассказывали. Так, обмолвки. И, — Фредди задумчиво покатал в ладонях рюмку с коньяком. — Чего не сказано, того не знаешь. Догадываться я мог, но… догадки — не знание.

— Понятно, — кивнул Гольцев. — Как вы на них вышли?

— Случайно, — усмехнулся Джонатан. — Нужны были пастухи. Откормочная пастьба с перегоном. Здесь были случайно. Случайно наняли именно их.

— И такие хорошие пастухи оказались? — насмешливо сощурил глаза Гольцев.

Джонатан ответно улыбнулся.

— Они старались. Очень старались.

— Хорошо. Но за работу им заплатили, и хорошо заплатили, так? — Джонатан и Фредди кивнули. — И когда вы узнали, что начался поворот, то набиваете грузовик оружием и рвёте через весь штат спасать старательных пастухов. Нестыковка.

— Я привык платить долги, — твёрдо, даже резко ответил Фредди.

— Долги? Ротбус требовал с вас шестьсот восемьдесят тысяч, сколько у вас на самом деле, вы сами знаете, и пастухи у вас в кредиторах?

— Алекс! Есть долги и помимо денег. Я им должен жизнь. Понял?

— И я, — кивнул Джонатан.

— За жизнь надо платить, — задумчиво согласился Гольцев, явно вспомнив что-то своё. — А почему вы не оставили их в имении?

— Потому что они не хотели оставаться. Они — свободные люди, Алекс. У Эркина здесь была семья, — Фредди зло поставил свою рюмку на стол. — Он дни считал, из-за каждой задержки психовал. А Эндрю без него не остался бы.

— Эркин знает о его смерти?

— Это могут сказать цветные. А нам в Цветной хода нет. Ладно, Алекс. Да, а откуда ты знаешь, сколько с меня требовал Ротбус?

Фредди спрашивал, не рассчитывая на ответ, лишь бы сменить тему, но Гольцев, широко ухмыльнувшись, ответил:

— От "вышеупомянутой сволочи Седрика". Помнишь такого? Седрик Петерсен.

Фредди на секунду застыл с открытым ртом, но тут же сообразил и выругался.

— Ах ты… чтоб его…. Я думал, его от нас тогда просто увезли, чтобы шума не было. Так правильно Эндрю в нём охранюгу опознал? А он откуда знает?

— Верно, — кивнул Гольцев. — Охранюга и не в самых маленьких чинах. Ротбус с ним перед смертью поделился кое-чем. И этим тоже. А уж он нам всё рассказал.

Джонатан хотел что-то сказать, но передумал, а Гольцев быстро искоса посмотрел на него и продолжил:

— Ротбуса убили накануне ареста. Телохранитель его тогда исчез. Взял деньги, лошадей, а все вещи и самое ценное — карты Уорринга бросил. По словам Петерсена Ротбус должен был собрать всех выживших после Уорринга киллеров.

— Зачем? — спокойно спросил Фредди.

— Чтобы работали на него.

— По его заказам, — хмыкнул Фредди.

— По его приказам, — поправил его Гольцев.

— Так, а ему кто приказывал? — лениво спросил Джонатан.

Гольцев пожал плечами.

— С того света не допросишь. Но… О парнях был первый вопрос. Теперь второй.

— Давай, — заинтересованно сказал Фредди.

— Что сможем, — кивнул Джонатан.

— Кто такой Паук?

Джонатан и Фредди переглянулись.

— Алекс, — осторожно начал Джонатан, — мы его тебе назовём и даже расскажем, что знаем, но… но это недоказуемо. Ни документов, ни живых свидетелей вы не найдёте.

— Всё-таки.

— Спенсер Рей Говард, — ответил Джонатан.

Гольцев кивнул и уточнил:

— Старый Говард?

— Его и так называют, — кивнул Джонатан. — Член правления, хозяин… да много где член правления и много чего хозяин. Но напрямую мало, больше через подставных лиц.

— Бригадный генерал Говард…

— Его сын.

— Глава Службы Безопасности, — припоминающим тоном сказал Гольцев. — Убит перед самой капитуляцией какими-то бандитами. Убийц не нашли, так?

— И не найдут, — Джонатан порывисто встал, прошёлся по комнате и снова подошёл к столу. Не садясь, опёрся ладонями, подавшись к Гольцеву. — Никто ничего не докажет, но я уверен. Старый Говард причастен. Сам он, разумеется, не убивал, но убийц знает. Сам, скорее всего, и послал.

— Но зачем?

— Старик Говард не оставляет свидетелей, — ответил вместо Джонатана Фредди. — Связался с Пауком — всё, ты кончен. Он использует тебя и кончит.

— Странно, что он вам Хэмфри сдал, — усмехнулся Джонатан.

— Странно, — согласился Гольцев. — Хотя, возможно… Так с кем связался Кропстон? С Пауком, СБ или Белой Смертью?

Джонатан снова прошёлся по комнате, постоял у закрытого шторой окна, явно что-то решая. Потом вернулся к столу, сел, достал из внутреннего кармана ручку и блокнот и стал что-то рисовать. Гольцев терпеливо ждал. Наконец Джонатан закончил, вырвал листок и протянул его Гольцеву. Тот невольно присвистнул, увидев: "Белая Смерть = Старый Охотничий Клуб" и стрелки от этого равенства к СБ и СО.

— А армия где? — спросил Гольцев.

— А армию отправили воевать с вами, чтобы она не мешала, — спокойно ответил Джонатан. Мягко, но решительно отобрал у Гольцева листок, скомкал, бросил в пепельницу и поджёг. — Все Говарды там давние потомственные члены. И всё решалось на правлении Клуба. Или на охоте. Ни один член клуба никогда не пойдёт против Правления.

— Понятно, — кивнул Гольцев и в ответ на их взгляды снова кивнул. — Значит, все знают и никто не говорит, так?

— Все хотят жить, — усмехнулся Джонатан. — Там многое намешано. Но дальше я пас.

— Понятно, — повторил Гольцев, отметив про себя полную незаинтересованность Фредди в рисунке. — Так, третий вопрос совместился со вторым. Тогда вот ещё. Что такое раб-телохранитель?

Фредди покачал головой.

— Пас, слишком мало знаю. Джонни?

Джонатан кивнул.

— Немного, но знаю. Их делал такой… Грин. Жил он, кстати, здесь.

— Жил?

— Ещё до заварухи, даже, пожалуй, перед капитуляцией его собственные рабы кончили. А потом кончили их, из огнемётов выжигали. Так вот, он покупал уже взрослых, непокорных, в раскрутке, каким-то образом ломал, подчинял себе и учил. Грамоте, секретарской работе. Машину они водили, верхом ездили, даже дипломатический протокол знали. И все виды оружия. Понимаешь, Алекс, не прикрыть хозяина, а убить любого по его приказу. Любого. Я управляющим тогда работал, вот и познакомился с ним…

…В общем Грин ему понравился. Неброский внешне костюм от Лукаса, непроницаемо вежливое лицо, ни к чему не обязывающая улыбка.

— Вы управляющий?

— Да. Бредли. Мистер Грин?

— Можно и без мистеров.

Вежливое рукопожатие и неожиданно сильная ладонь.

— Где товар?

— Пройдёмте.

Он подвёл Грина к карцеру и отпер дверь.

— Джеймс, — бросил через плечо Грин, и рядом тут же возник мулат-шофёр в кожаной куртке. — Посвети.

Сильный, похожий на армейский фонарь с регулятором светового конуса выхватывает лежащего ничком индейца. Вытянутые вперёд руки притянуты за запястья к вделанному в стену у самого пола массивному кольцу, спина иссечена старыми и свежими рубцами, круглые пятна клейм над лопатками.

— Индеец? — вполголоса удивляется Грин. — Совсем интересно, — и кивает. — Беру. Займись им, Джеймс.

— Да, сэр.

Он тянется отдать Джеймсу ключ от наручников, но Грин качает головой.

— Джеймс справится. А мы займёмся формальностями…

…Джонатан закурил.

— Формальности — это купчая. Словом, мы поговорили, и он пригласил меня заглянуть к нему сюда. В Джексонвилль. А когда я уволился, то и заглянул. Посидели, поговорили.

— Та-ак, — задумчиво протянул Гольцев. — Он тебе показывал своё хозяйство?

— Нет. Мы сидели в холле. Обедать я не остался. Прислуживал один из его парней. О делах мы не говорили, Алекс, так… обмолвки. И ещё по сторонам набрал по крупицам. Его… товар стоил очень дорого. Очень. Но мне говорили, что и товар… соответствует цене. Запретов, тормозов у них не было. Пол, возраст, даже раса… Хозяин приказал и всё.

— Но это не телохранитель, — Гольцев закурил предложенную Джонатаном сигарету. — Это палач.

— Да, я слышал, что их и так использовали.

— Бывший телохранитель Ротбуса вырезал за сутки свыше тридцати человек, — Фредди невольно присвистнул. — Да. Как ты и говорил, невзирая на пол и возраст. Грудным пробивал головки кастетом.

— Кто его брал? — спросил Фредди.

— Я, — просто ответил Гольцев. — Кропстон мог купить такого раба у Грина?

— У Бобби был раб-телохранитель? — изумился Джонатан.

— Вы не знали об этом?

— Была… обмолвка, но я не поверил.

— Наша, — Фредди улыбнулся, — Система избегала иметь рабов. Кое-кто, я слышал, занимался перекупкой, но своих не держали.

— Почему? — заинтересовался Гольцев.

— Невыгодно, — ответил Джонатан. — Раб как друг ненадёжен.

— Да, — кивнул Фредди. — Защита по приказу — не защита. А если не прикажут? Бывали… инциденты. Кропстона, кстати, защитил его… раб?

— Кстати, нет, — кивнул Гольцев. — Но тоже… по приказу. А кто мог сдать такого раба Кропстону в аренду?

Джонатан пожал плечами.

— Впервые слышу, чтобы их арендовали. Я пас, Алекс.

Гольцев кивнул.

— Интересное кино. И почему Грин обосновался в таком захолустье, тоже не знаешь?

— Нет. Я знаю только, что у него было ещё имение, там он и сделал что-то вроде учебного центра, но где это? Пас.

— Пас, — развёл руками Фредди.

— Ладно, — встряхнул головой Гольцев. — И на этом спасибо. Вы сейчас куда?

— В Колумбию и Спрингфилд, — ответил Джонатан. — А оттуда уже домой.

— Не знаешь, как там? — спросил Фредди.

— А что у вас в Колумбии?

— Понимаешь, Алекс, — стал объяснять Джонатан, — у нас там точка. Мы дали деньги трём парням, чтобы они открыли своё дело. Массажное заведение. Если их разгромили…

— То плакали наши денежки, — закончил Фредди.

— Мг, — хмыкнул Гольцев. — Пустячок, но жалко. Насколько я знаю, кроме этого… палача и его художеств, там было тихо. А в Спрингфилде что?

— Там наш работник в госпитале.

— Госпиталь под охраной, — улыбнулся Гольцев. — Там-то уж точно ничего.

— Хорошо бы, — кивнул Джонатан. — Спасибо, Алекс.

Гольцев кивнул и посмотрел на часы.

— Сейчас выезжаем, — сказал Джонатан.

— До шести сидите. А то, — Гольцев усмехнулся, — по второму разу залетите.

— А это уже рецидив, — понимающе улыбнулся Фредди.

— Перебор, — кивнул Джонатан.

Гольцев встал.

— Хорошо посидели. Не будем портить.

Джонатан снова достал блокнот, быстро написал на листке, вырвал его, встал и протянул Гольцеву.

— Вот, Алекс. Будешь в наших краях, заезжай.

— Спасибо, — Гольцев спрятал листок в нагрудный карман, улыбнулся. — Меня найти сложнее, но… запоминайте. Часть 4712, майор Гольцев, — и строго повторил: — Запомните.

— Понятно, Алекс, — улыбнулся Фредди.

Обмен рукопожатиями, и Гольцев ушёл.

Фредди встал и устало потянулся, упираясь кулаками в поясницу.

— Сколько нам осталось, Джонни?

— Два часа. Почти.

— Ложимся, — решил Фредди. — Хоть час, да наш.

— Ага-а, — Джонатан протяжно зевнул. — Я думал, будет дороже.

— Он много знает, помимо нас, — Фредди прошёл в спальню и стал раздеваться.

— Да, ты прав, он уточнял и проверял. Как и мы, впрочем.

— Мы сделали, что могли, Джонни.

Чисто машинально, думая уже о другом, Джонатан закончил:

— И пусть другой попробует сделать больше.

* * *

Утро начиналось обычно. Подъём, оправка, уборка камеры, завтрак. Каша, хлеб, чай.

— Так сидеть можно, — высказал общее мнение Грошик.

Ему ответили дружным хохотом. Хотя некоторые смеялись не слишком охотно: тревога за семьи всё-таки давала себя знать. И поскольку расстрел явно не планировался, всё больше вспоминали о прошлом и думали. О будущем. Мартина второй день донимали расспросами о работах. Шахты — понятно, лесоповал — тоже в принципе ясно, а вот…

— А вот как о себе дать знать?

— А написать.

— А кто писать будет?

— Мартин и напишет.

— А если его в другое место пошлют?

— А с какого перепоя?!

— Да здесь с нами, и там вместе будем.

— А если…

— Заткните дурака, кто ближе.

— Меченый, как думаешь…?

Но выяснить, как и о чём он думает, не успели. Распахнулась дверь, и им велели выходить с вещами. Они быстро натягивали куртки, обувались и выходили, привычно заложив руки за спину и опустив глаза. Проход по коридорам и гудящим под сапогами лестницам.

Большая комната, чуть меньше сортировочного зала, а там… Ого! Всё наши, в других камерах, видно, были. Их поставили рядом, и Мартин опять в который раз удивился ловкости, с которой они, меняясь местами и перешёптываясь, быстро выяснили, что у тех всё было так же.

— Допросы…

— Да какие на хрен допросы, по морде ни разу не съездили.

— А спрашивали о чём?

— Да о том же.

— Ну, об этом и с небитой мордой говорить можно.

— Мартин, чего нас сюда?

— Отцепись, он с нами пришёл.

— Сам ты… Чего мы знаем, и чего он.

— А всё то же…

Появились русские офицеры, и все замолчали. Долго выкликали имена, фамилии и прозвища. Убедившись, что все на месте, офицер заговорил очень чётко, делая паузы, чтобы до них дошёл смысл сказанного.

Их действия признали необходимой самообороной.

Неясный гул пробежал по комнате. Непонятно и потому особенно страшно.

Их отпускают. Они свободны.

И опять недоверчивый, настороженный шёпот.

Сейчас им вернут их вещи. И они могут уйти. До Джексонвилля будет машина. В десять часов. Но кто хочет, может уйти сразу.

Эркин почувствовал, что он словно глохнет, как тогда в имении, когда им объявляли Свободу. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. В Джексонвилль? А зачем ему туда? Жени нет, Андрея тоже, Алису забрали Даша с Машей. А они где? Где их искать? А если… если они ещё не уехали?! Тогда надо в Джексонвилль. Чёрт, голова кругом.

А их уже вызывали по пятеро и уводили в другую дверь. Не в ту, через которую вводили.

— Меченый, ты на машине? — шепнули сзади.

— Да, — ответил он, не оборачиваясь.

Не из страха: русские не мешали им переговариваться, а… а не нужен ему никто сейчас. Да и чего там? Да, надо в Джексонвилль, а вдруг они там. Если в Цветном не знают, сходить к ним в больницу, они при больнице жили.

Уже его черёд. На этот раз он оказался в одной пятёрке с Мартином и Арчем. Все вместе вошли в комнату, которую он сразу узнал: здесь их записывали, когда привезли, и вещи отбирали. Эркин увидел на столе у стены груду пакетов и незаметно толкнул локтем Мартина. Тот кивнул.

— Подходите по одному и называйте полное имя, — распорядился русский за столом с бумагами.

Мартин пошёл первым.

— Мартин Корк.

— Корк фамилия?

— Да.

Эркин, напряжённо прищурившись, следил. Дают бумажку, справку наверное, расписаться… Второй русский у стола с пакетами находит нужный, вскрывает, отдаёт всё, и ещё раз расписаться.

— Будете ждать машину?

— Да.

— В эту дверь.

Мартин успел обернуться и успокаивающе подмигнуть им. Эркин быстро улыбнулся в ответ и подошёл к столу.

— Эркин Мороз.

— Мороз фамилия? — равнодушный вопрос.

— Да, сэр.

— Держи. Расписаться можешь?

— Да, сэр, — Эркин старательно нарисовал две известных ему буквы.

С треском вскрывается пакет. Бумажник, деньги, удостоверение — смотри-ка, и сигареты целы — обе справки, рукоятка ножа, пояс… Всё вернули, даже чудно! Он послушно расписался за вещи.

— Будешь ждать машину?

— Да, сэр.

— В эту дверь.

Он рассовал вещи по карманам и, на ходу заправляя пояс в джинсы, пошёл к указанной двери. На себя, от себя? Маленький тамбур, вторая дверь и… двор. Тот самый или другой… а вон и Мартин, и обе первые пятёрки, машут ему. Эркин подбежал к ним. И двух фраз друг другу сказать не успели, как подошёл Арч. А там и остальные. Осторожно закурили. Окрика не последовало, и сигареты пошли по кругу.

— Ты гляди, все, считай…

— Все и есть…

— Ну, не своим же ходом…

— Да ещё знай куда…

— Мартин, а чего…?

— Парни, живём…!

— Живи молча, трещотка…

— Повезти-то повезут, а вдруг в Овраге высадят?

— Обойдётся Овраг без нас.

Немудрёная шутка вызвала дружный смех. Смеялись тихо, привычно зажимая рты, чтобы не привлекать внимания надзирателей. Опять захлопала дверь, и во двор повалили негры, мулаты, трёхкровки, тоже в рабских куртках и сапогах, но незнакомые. Они собирались отдельно.

— Эй, — вылез на край Грошик. — Вы откудова?

— Из Мэриленда, — откликнулся высокий мулат с ссадиной на лбу.

— Это где?

— Далеко?

— А хрен его знает, — улыбнулся трёхкровка, зябко охвативший себя за плечи: он был в одной рваной рубашке. — Обещали отвезти.

— Во! — обрадовался Грошик. — Нас тоже. Мы из Джексонвилля.

Видя, что русские не мешают разговаривать, обе группы осторожно сблизились, а затем и смешались. Начались разговоры о Хэллоуине, где как прижимали, кого давили, рассказ джексонвилльцев о боях произвёл впечатление.

— А беляк чего тут? — заметил Мартина кто-то из мэрилендских.

— За беляка врежу, — спокойно сказал Эркин.

Загудели, заволновались остальные, и вопрос с Мартином был решён.

А к их толпе всё подваливали и подваливали новые. Оказывается, город этот — Диртаун и сюда свезли со всей округи.

— А беляки ещё сидят? Точно?

— Точно! Их судить будут.

— Так им, сволочам, и надо!

— Это ещё к чему присудят…

— А ни хрена, пусть посидят…

— В такой-то тюряге сидеть, да я бы…

— Ну, так иди, обратно попросись…

— Ага, к белякам в камеру…

— А пошли вы…

— Тебя ждёт кто?

— Моих всех положили, гады….

— А мои — не знаю…

— Баба и пискунов пятеро…

— Ты когда столько настругал?

— А зимой…

— Записанные, что ли?

— А не один чёрт?!

— С работой теперь как же…?

— А как было, так и будет…

Эркин слушал и не слышал. На работу ему теперь… накласть. Работа в Джексонвилле ему не нужна. Нет, хватит с него. Если Даша и Маша с Алисой там, заберёт их и в Гатрингс, в комендатуру, и просить, чтобы сразу отправили или дали где-то пересидеть, дождаться визы. Один раз лопухнулся, хватит.

Приглушенно урча моторами, во двор въехали и развернулись четыре машины, крытые грузовики, как и те, в которых их сюда привезли. Шофёры откинули задние борта и подошли к русскому офицеру. Эркин полез на край толпы послушать, но офицер уже зычно крикнул:

— Внимание!

Ему ответила мгновенная тишина.

— Эта машина на Джексонвилль. Эта — на Мэриленд, — он показывал на машины точными, не спутаешь, жестами. — Эта — Квинстаун, Соммервилль, Вудсток! Эта — все остальные, кто из имений. Поняли? Грузитесь.

И отошёл, чуть насмешливо наблюдая за их толкотнёй.

Щедро раздавая тычки и подзатыльники, Арч навёл порядок у их грузовика. У соседнего так же, но помогая себе ещё и виртуозной руганью, орудовал мулат с ссадиной. Не такие же они дураки, чтобы не понимать: быстрее рассядутся — быстрее уедут. Мартина на всякий случай — вдруг начнут придираться, что белый — опять запихнули в серёдку. Их грузовик уже заполнился, Арч мощным пинком подсадил Огрызка и взялся закрыть борт, когда к нему подбежали двое в потрёпанных рабских куртках.

— К-куда?! — шагнул к ним навстречу Арч.

— Да из имения мы, работы там ни хрена теперь, — зачастили они наперебой. — У вас-то говорят…

— Гони, Арч! — заорали из кузова. — Самим жрать нечего! Шакалы!

— Отваливайте, — сказал Арч, поднимая борт.

Они покосились на русского офицера и отошли. Арч перелез через борт в кузов к остальным.

— Готовы? — улыбнулся русский.

— Да, масса, — ответил Арч.

Русский махнул рукой, и их машина тронулась. И как только тюрьма осталась позади, загудели, заговорили. Надзирателей нет, так языки и отвязать можно.

— А заметил, у этих, на третьей машине, белых сколько?

— Ага, точно.

— Куртки синие когда, это угнанные.

— А у мэрилендских ни одного.

— Их проблемы.

— Меченый, не подслушал чего?

— Нет, они о своём говорили, я и половины не понял.

— Ну и ладно.

— Домой приеду… Завалюсь…

— Со своей, что ли?

— Могу и с твоей, коль самому нечем…

— Ага, его не убудет…

— Ща я т-тебя…

— А ну сядь, сам напросился!

Мартин усмехнулся и, поймав взгляд Эркина, сказал:

— Всё нормально. Мы из плена когда ехали, об этом же… мечтали. Гадали. Дождалась, не дождалась.

Эркин кивнул. Ему гадать не о ком, но… но это уже его проблема. И отгоняя ненужные сейчас мысли, спросил:

— Вернёмся, ты что делать будешь?

Мартин пожал плечами.

— Не знаю. Посмотрю, а так-то… Наверное уеду. Что мне здесь теперь?

— Бросишь всё?

— Что смогу, продам, — у Мартина зло дёрнулась щека. — Если осталось что.

— А ты что, один? — осторожно спросил Эркин.

Мартин угрюмо кивнул.

Как всегда в дороге Эркина стало клонить в сон — рабы всегда отсыпались при перевозках — он закрыл глаза и задремал. Рассыпался и затих разговор. Не спали только сидевшие у заднего борта и рассматривающие дорогу.

* * *

Золотарёв и раньше знал, что от генерала ничего не укроешь, но такого… И когда этот старый чёрт успел всё разнюхать? Ну, кто настучал, понятно. Аристов, больше некому, всего-то ничего от своего кабинета до генеральской палаты дойти. Чёрт, ведь никто не подставлял, сам вляпался, по уши, но от этого ещё обиднее. Вот так пойдёт невезуха полосой, и ни черта ты не сделаешь.

Вчера, закинув этого чёртова индейца в тюрьму, он узнал кучу неприятных новостей. Вот с этого момента и началось…

— Майор, тебя тут из Колумбии разыскивали. Телефон оборвали.

— Ага, спасибо. Слушай, кто со Стормом работает?

— Уже никто. Всю джексонвилльскую верхушку затребовали в Колумбию.

Он даже растерялся на минуту, не в силах сообразить, кто же это так рьяно взялся. Сразу распрощался и понёсся в Колумбию. Свиридов выжимал из машины всё возможное, но ему не нравились осторожные искоса взгляды шофёра. Если сержант видел его кулачные упражнения, то… хотя это не так уж важно, и покруче закидоны сходили с рук, если был результат. Вот в чём дело! Результата нет. Впопыхах он так и не посмотрел, что там накропал по индейцу желторотик. Хотя… да нет, ничего ценного индеец сказать не мог, если вообще что-то говорил. И рапорт желторотика… — обидно, но не смертельно. И опять… был бы результат, всё бы не только сошло, а в заслугу бы поставили, а теперь… В Колумбии он с ходу отправил Свиридова отдыхать и получил от дежурного, как кулаком… под дых или в лоб, хотя без разницы…

— Прибыть к генералу в госпиталь завтра в семь пятнадцать.

Он автоматически расписался в получении предписания и неофициально спросил:

— А что, Старик уже к выходу готовится?

И получил:

— А он здесь сегодня с утра разгон давал, — дежурный посмотрел на него красными от усталости глазами и улыбнулся. — Нагрянул с утра и… вкатил всем скипидару в одно место. Вот и вертимся.

— А сейчас он где?

— Уехал.

Он кивнул.

— Спасибо. Машину мне на четыре вызови.

Дежурный кивнул, делая пометку в путевом листе. А он побежал к Спинозе. Что Бешеного с командой куда-то отправили, он уже знал. А Спиноза должен быть на месте. Так и вышло. Спиноза сидел у себя в кабинете, обложившись папками и картотеками.

— Ага! — очки Спинозы насмешливо блеснули. — Тебя тут уже в розыск объявили.

— Проворачивал одно дело. Слушай, неужели Старик вышел? Ему же, говорили, ещё месяц на реабилитацию.

— А он уже. В полной боевой, — усмехнулся Спиноза. — Готовься к головомойке, Коля.

— У начальства этого добра на всех навалом, — улыбнулся он, подсаживаясь к столу. — Рвёт и мечет?

— Хуже. С улыбкой и на вы.

— Значит, как всегда, — он понимающе кивнул. — А я ему зачем?

— Завтра в семь пятнадцать получишь исчерпывающие инструкции, — хмыкнул Спиноза.

Он поглядел на часы.

— Уже сегодня. Что интересненького?

Спиноза устало потёр лицо ладонями.

— Сашка взял "колумбийского палача". Старик его сегодня потрошил.

— Ясно.

— "Палач" был личным телохранителем Ротбуса, — он присвистнул. — Во-во, Коля. Остатки Белой Смерти прибежали к нам в слезах и соплях спасаться от этого палача.

— Ни хрена себе…! Я думал, просто грабитель.

— Он ни в одном доме не то что нитки, крошки хлебной не взял, но, — Спиноза усмехнулся, — но и в живых никого не оставил. Включая грудных. Верхушка Белой Смерти, генералитет СБ и ещё… Ну, тут ещё надо отследить закономерность. Гулял парень, себя не жалея. Старик им сам занимается.

— Пусть занимается, — милостиво кивнул он. — Отличился, значит, Сашка. Рад за него.

— Я тоже. Старик отправил его в Джексонвилль.

— К-куда?! — его вдруг обдало холодной волной, хотя ничего ещё такого особенного не прозвучало.

— В Джексонвилль, — терпеливо повторил Спиноза. — Есть такой захолустный, но очень интересный, — Спиноза виртуозно скопировал интонацию генерала, — городишко. Вот так, Коля. Сашка оттуда уже целый обоз отправил, а сам на ночь остался.

— Ага, — он кивнул, быстро соображая. Индеец и лагерник жили в Джексонвилле, Сторм там же обретался. Ещё с лета, да, участвовал в приёме комиссии Горина. Ах, чёрт, та… переводчица! Спрашивала про имя Эркин. Ох, как на этом городишке всё завязано… Он не додумал.

— Коля, у тебя есть, что предъявить генералу? — Спиноза спрашивал с искренним участием, и он угрюмо пожал плечами. — Тогда иди, Коля, и готовься.

— Намёк понял, — он встал, — удачи тебе.

— Того же, — Спиноза снова уткнулся в свои бумаги…

…Золотарёв откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, будто так можно избавиться от воспоминаний. Надо же, чтоб так всё наворотилось и переплелось…

…— Я вас слушаю, Николай Алексеевич.

Генерал, как всегда свеж, подтянут и безукоризненно вежлив.

— Итак, Николай Алексеевич, двое последних суток чем вы были заняты?…

…И дальше… дальше его беспомощный лепет и вежливые до ужаса вопросы…

…— Что показали на допросе Бредли и Трейси?

— Они врали, нагло, в глаза.

— Интересно. И что именно?…

…— Почему индеец отказался давать показания?…

…— Как вы оформили экспертизу?…

…— Цель мероприятия?…

…— Полученный результат?…

…— Николай Алексеевич, итак, весь предпринятый вами комплекс имел своей целью обнаружение лагерника, — улыбка обманчиво смягчает казённые обороты, — не так ли?

— Да.

— И как, цель достигнута? — в голосе генерала искреннее, почти… детское любопытство.

Он опускает голову.

— По косвенным данным, Михаил Аркадьевич, он был в Джексонвилле.

— Был?

— Среди арестованных его нет. Затаился где-то.

— Так-так. Интересно. А что показал индеец? Ах да, он отказался говорить, простите, забыл. А Бредли и Трейси?

— Они… они отказались от всего.

— Простите, не понял.

— Отреклись. Вот, — он протягивает генералу листки, — собственноручные.

— Интересный документ, — генерал быстро пробегает глазами текст. — Очень интересный. Николай Алексеевич, но здесь нет ни одного имени, даже приметы не указаны. О каком спальнике и каком лагернике идёт речь? Это во-первых. А во-вторых, если принять ваше предположение, то ведь они действительно могли не знать, что их пастухи — спальник и лагерник.

— Это невозможно, Михаил Аркадьевич!

— Николай Алексеевич, что является основной приметой, если хотите, нательной уликой лагерника?

— Номер. Над левым запястьем, синяя татуировка, ну и шрамы, следы побоев, пыток…

— Совершенно верно. А спальника?

Он угрюмо молчит, но генерал смотрит с такой улыбкой, что приходится отвечать.

— Специфический… вид половых органов.

— И опять вы правы. И то, и другое легко определяется визуальным осмотром, не так ли? — он кивает. — Но для такого осмотра подозреваемых надо раздеть. Не думаю, что это входило в обязанности лендлорда и старшего ковбоя. Вряд ли они занимались выяснением особенностей телосложения пастухов.

— Михаил Аркадьевич, за три месяца они не могли… не догадаться. Не заподозрить наконец.

— Почему же? Это вполне возможно. И пока обратное не доказано… И потом. Даже докажем, что они знали. Что из этого?

Он молчит. Генерал смотрит на часы.

— Я должен ненадолго покинуть вас, Николай Алексеевич. Пожалуйста, располагайтесь и изложите подробно и последовательно весь проделанный вами комплекс. Бумага, ручка… У вас свои? Отлично. Устраивайтесь.

И ушёл. Завтракать. А он сидел и писал, писал, писал… А тут ещё припёрлись эти наглецы. Им, видите ли, другого времени для уборки нет. М-морды! Один из них точно тогда на крыльце… Шуганул их от души. Убрались. Писал и заново свой позор переживал. Как раз к возвращению генерала успел.

— Благодарю, Николай Алексеевич. С лагерями вы, надеюсь, закончили. Теперь я вас попрошу заняться документацией. Обобщите все материалы по Дню Империи.

А вот это уже под дых. Когда снимают с оперативной работы на бумажную… Он задохнулся, но промолчал. Чего уж там? Хорошо, если на этом Старик успокоится…

…Золотарёв досадливо вздохнул, не открывая глаз. На Аристова он попробовал… кивнуть. И получил. Вот когда стало страшно…

…— Полковник медицинской службы Аристов, разумеется, получит взыскание. За принятие к исполнению фальшивого предписания, — и видя его изумление, с улыбкой: — Вы ведь помните, Николай Алексеевич, что любой официальный документ, оформленный с нарушением инструкций, считается фальшивым. На предъявленном Аристову направлении на экспертизу отсутствовали все необходимые печати и штампы, а часть подписей выполнены одной рукой…

…Фальшивый документ — это очень серьёзно. Тут до трибунала меньше шага. Рукоприкладство без свидетелей и протокола медосвидетельствования доказать очень трудно, а документ… предписание осталось у Аристова, а заключение, заключение он сам отдал генералу. Чёрт, как же он так лопухнулся?! Спешил, бегать подписи собирать и печати шлёпать некогда, боялся упустить момент… Вспомнишь, и снова стыдом обдаёт…

…— Николай Алексеевич, вы настаиваете, что этот индеец спальник, допустим, это так, но почему тогда вы выписываете направление на общую экспертизу? Это же бланк запроса о состоянии здоровья. У запроса на спальника другой цвет и красная полоса по диагонали. Спутать розовый цвет с голубым трудно даже дальтонику.

И он опять молчит. А что тут скажешь? Профессиональная некомпетентность…

…Нет, этих слов, слава Богу, сказано не было. Ещё, можно сказать, легко отделался. Звание и прочее, само собой, мимо пролетели, хорошо хоть не сняли ничего. Но погано… Сволочи они все. Что Бредли, что Трейси, что этот индеец. И теперь даже счёты ни с одним не свести. Генерал ничего не забывает, что где пронюхал, так это уж навсегда. А лагерник… Да чёрт с ним. Ладно, переживём, могло быть и хуже.

* * *

Гольцев спал, лёжа ничком и спрятав голову под подушку, когда его потрясли за плечо и дёрнули за ногу. Он замычал, лягнул два раза пустоту и сел.

— Чего?!

— Того! Генерал приехал. Через пять минут к нему.

Выпалив это, дежурный исчез. Гольцев протёр кулаками глаза, вдохнул, выдохнул и сорвался с места. Пять минут у генерала — это и в самом деле пять минут. Не меньше, но ни в коем случае не больше. Так что в темпе всё, в темпе. Умыться, побриться, в форме, при полном полевом параде, чтоб как у свадебной кобылы: зад хоть в мыле, но голова в цветах и лентах. Хорошо ещё, что бумаги, как приехал, сразу свалил, целых… целых двадцать семь минут спал. Всё. Готов. Теперь бегом. Где он? У Спинозы? Клёво!

— Майор Гольцев прибыл!

— Здравствуйте, Александр Кириллович, проходите, садитесь. Я просмотрел ваше донесение, — Гольцев невольно оторопело моргнул. Когда успел? Ну, Старик, ну… — Довольно толково, хотя и не исчерпывающе. Я понимаю: спешка. Так что давайте устно то, что не легло на бумагу. Я вас слушаю, Александр Кириллович.

Что же не легло на бумагу?…

…Просторный по-нежилому гулкий дом. Они сразу оцепили его, хотя из-за размеров сада и особняка это оказалось непросто, но всё побоку… Дом пуст… Неужели скрылся, неужели как зимой, как на этот чёртов День чёртовой Империи, когда шелупонь зачерпнули, а матёрые залегли на дно, из-под носа ушли… Ну нет, на этот раз достану!..

…— Кропстон не оказал сопротивления?

— Нет. И телохранителю своему так приказал.

— Приказал не сопротивляться, или не приказал нападать на вас? Вы понимаете меня?

Гольцев кивнул, нахмурился, припоминая.

— Фактически… и то, и другое, Михаил Аркадьевич. Было так…

…Он ворвался в кабинет и сразу увидел сидящего за огромным, покрытым зелёным сукном, но пустым столом грузного белолицего мужчину. И стоящего за его правым плечом высокого негра в кожаной куртке. Такой же, как у того, колумбийского. Он ждал пули или броска, но негр остался неподвижным. Вошедшие следом автоматчики быстро заняли позиции, держа эту пару под перекрёстным прицелом. Белые холёные руки на зелёном сукне неподвижны, нужно очень приглядываться, чтобы увидеть даже не мелкую дрожь, а подёргивание кожи. Он шагнул вперёд.

— Роберт Кропстон? — и, не дожидаясь ответа, — Вы арестованы. Сдайте оружие.

И, к своему удивлению, увидел улыбку.

— Да, разумеется. Господин офицер, прошу отметить, что я не оказал сопротивления.

— Оружие! — повторил он, успев подумать: "Грамотный, чёрт!".

— Гэб, — сказал, не оборачиваясь, Кропстон. — Иди с этими джентльменами и выполняй все их приказы.

Лицо негра не изменилось, и голос прозвучал безжизненно равнодушно:

— Слушаюсь, сэр.

Он показал негру на второй стол перед камином.

— Оружие на стол.

— Да, сэр.

Негр подошёл к столу и стал выкладывать пистолеты, ножи, кастет, перчатки с накладками…

— Ещё пояс и ботинки, — напомнил он.

Негр послушно, с тем же безучастным выражением выдернул из штанов и положил на стол пояс с шипастой пряжкой, и нагнулся, чтобы снять ботинки. И тут он сообразил.

— Стоп! — негр замер, согнувшись. — У тебя сменные-то есть? — негр молчал. — Ну, отвечай.

— Нет, сэр, — глухо ответил негр, не поднимая головы.

— Ты что, в этих всё время и ходишь? — искренне удивился он.

И опять в ответ молчание. Но он уже начинал догадываться.

— Отвечай.

— Да, сэр.

— Ладно, — сразу решил он. — Оставайся пока в них. А сейчас иди.

Негр молча выпрямился и вышел в указанную дверь…

…— Даже не оглянулся, Михаил Аркадьевич. Будто и не было ничего.

— Интересно, — Михаил Аркадьевич задумчиво кивнул. — Потом вы его переобули?

— Да, нашли подходящие по размеру.

— Рабские?

Гольцев пожал плечами.

— Да нет, вроде, обычные туристские.

— И как он отреагировал?

— Да никак. Он выполняет приказы, отвечает на вопросы, но только после команды: "Отвечай". И всё. Остальное он будто не слышит.

— Вы не пробовали с ним просто поговорить?

— Пробовал, Михаил Аркадьевич. Односложные ответы и только после приказа отвечать. На "ситуацию" я его не проверял.

— Разумно, Александр Кириллович. В нашем автохозяйстве с прошлого декабря работает вольнонаёмным негр, бывший раб. Носит кожаную куртку, водит автомашину, — Михаил Аркадьевич улыбнулся, — как бог, и панически боится слова "ситуация". Зовут его Тимом.

Гольцев чуть не ахнул в голос.

— Так это же…!

— Похоже, что так. Сейчас допросим вместе Гэба, если понадобится, сделаем очную с Чаком, и вы отправитесь в автохозяйство. Побеседуете с Тимом. Основные вопросы у Олега Тихоновича, но скорректируете на месте. Задерживать его, я думаю, ни к чему, но побеседовать стоит.

— Понял, Михаил Аркадьевич.

— Отлично. Во время вашей ночной беседы проблемы рабов-телохранителей вы касались?

Гольцев посмотрел на Михаила Аркадьевича с каким-то уважительным страхом, еле задавив детский вопрос: "Дядя Миша, ну, откуда вы всё всегда знаете?!". Тот поймал его взгляд и улыбнулся.

— Никакой мистики, Александр Кириллович, чистая логика. Кстати, с кем вы беседовали?

— С Бредли и Трейси, — обречённо ответил Гольцев.

— Да-да, те самые, лендлорд и ковбой, — понимающе кивнул Михаил Аркадьевич. — Вы потом не забудьте изложить всю беседу и остальные нюансы.

Так, Старик что-то пронюхал и уцепился. Не иначе, как у Кольки прокол, тот аж свихнулся на этом тандеме. А Спиноза говорил, что Колька…

— Александр Кириллович, не отвлекайтесь. О ваших художествах, экзерсисах и перформансах поговорим после.

Уф, кажется, пронесло. Хорошо хоть есть, что писать. За результат Старик многое может простить.

— Вызывать Гэба, Михаил Аркадьевич?

— Ознакомьтесь с показаниями Чака, присовокупите на отдельном листе, что вы узнали от Бредли и Трейси, без казёнщины и беллетристики. Я как раз успею пройтись по кабинетам, и начнём.

— Есть!

Михаил Аркадьевич ободряюще улыбнулся и вышел. Гольцев сел к столу и положил перед собой чистый лист бумаги. Итак… Источник: Джонатан Бредли, лендлорд. Форма: приватная беседа. Содержание…

Вошёл Спиноза и положил на стол серую папку.

— Сейчас, — сказал Гольцев, не поднимая головы.

— Спокойно. Я читаю, — ответил Спиноза, стоя возле его левого плеча. — Интересно получается.

— Однако очень. Старик с какого бока вышел на Бредли?

— Колька зарвался. Два дня его искали, а вчера…

— Ну, понятно.

Они беседовали, не прерывая один — письма, а другой — чтения.